Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Оперативный псевдоним (№2) - Подставная фигура

ModernLib.Net / Боевики / Корецкий Данил Аркадьевич / Подставная фигура - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Корецкий Данил Аркадьевич
Жанр: Боевики
Серия: Оперативный псевдоним

 

 


Съежился один микротромб, второй, третий... Опасный сгусток распался на сотни и тысячи кровяных шаров, которые продолжили свой путь по бесконечным лабиринтам кровеносной системы.

Готовый закупориться сердечный сосуд очистился, кровь вновь побежала свободно и упруго. Через некоторое время последствия действия тропина были нейтрализованы полностью.

* * *

Следующий день Макс посвятил поискам работы. Положив перед собой газету объявлений, он обзванивал охранные фирмы, предлагая свои услуги. Ответы были разнообразными, но одинаковой направленности.

– Сколько вам лет? Нет, мы берем только до тридцати.

– Лицензия имеется? Нет? Тогда ничего не получится.

– Где вы работали до этого? В спецслужбах? Как нет документов? Это, знаете, несерьезно...

– Какие у вас рекомендации? Нет, просто так мы на испытательный срок не берем.

В двух местах ему предложили охранять девочек по вызову и еще в одном – сторожить строящуюся дачу под Истрой.

В конце концов Макс отложил газету и раздосадованно откинулся на спинку кресла. Жизнь поворачивалась незнакомой стороной. Его навыки и умения настолько специфичны, что предполагают очень узкую область использования. К тому же они не подтверждены документами... Нормальной гражданской профессии у него нет, работы нет, счета в банке нет... Как жить в стране, где стакан сока в ресторане стоит пять долларов? Устроиться регулировщиком радиоаппаратуры на военный завод в Зеленограде? И жить на зарплату по программе прожиточного минимума...

Пара колготок на три месяца, сапоги на пять лет, пальто на десять... Макс попытался представить Машу в выношенном дерюжном пальто, стоптанных сапогах и драных колготках. Ни косметики, ни парфюмерии, ни даже прокладок с крылышками... Нет. Это будет другая женщина. Другая кожа, другие глаза, другой запах. И другое поведение, другое мышление, другие привычки.

Прожиточный минимум рассчитан не на людей. На люмпенов. Трущобы с водой и сортирами на улице, очереди на биржу труда и в магазины, постоянные унижения, изнурительный труд, пьянки, драки, кражи, убийства, совокупления и смерть, такая же гнусная и убогая, как жизнь.

Нет, надо что-то придумать, найти способ обеспечить достойную жизнь... И вдруг в голову пришла мысль, от которой Карданов подскочил в кресле. Если в его чемодане оказалась бомба, то где-то должен находиться тот, настоящий чемодан с огромными деньгами! И его надо отыскать!

Макс вскочил и возбужденно заходил по комнате. Но как это сделать? Тут нужны официальные возможности и неофициальные связи, верные люди и специальное снаряжение, да мало ли что еще! А у него ничего нет, и сам он на сегодняшний день никому не нужен.

В этом последнем Макс здорово ошибался.

Глава 4

КОМУ НУЖЕН МАКС КАРДАНОВ?

После повышения Иван Золотарев еще не успел перебраться в уютный двухэтажный коттедж на территории Ясенева, да и по правде сказать – чем родная Басманка хуже?.. Надо держаться корней. Каждое утро ровно в шесть тридцать под окнами его квартиры появляется служебная «Волга», только что намытая до черного блеска в министерских гаражах. Валентин и Сергей – шофер и охранник (а точнее – оба охранники и оба, если надо, шоферы), аккуратнейшие и крепкие ребята, выходят из машины, первый с рацией в руках контролирует обстановку вокруг, второй проверяет подъезд.

После этого телефон на золотаревской кухне издает деликатный писк: все нормально, Иван Федорович, можно выходить.

Золотарев к этому времени всегда наготове, ему остается только взять свой «дипломат». Сергей ждет у двери и идет впереди, страхуя. В левой руке рация, – правая в кармане, на взведенном пистолете. Вытащить и выстрелить – секунда, но Сергей умеет стрелять и через карман. У киллеров в данном случае нет ни малейшего шанса. Впрочем, убивать начальника нелегальной разведки нет никакого смысла: другое дело – похитить, выдоить данные о зарубежной агентуре. Хотя... В сильном государстве такое немыслимо, а разведчики слабого никому особенно и не нужны. Разве что похитить для выкупа. Сейчас это – самая вероятная опасность.

Выйдя из подъезда, генерал осматривается, глубоко вздыхает и садится назад. Сергей плюхается рядом с шофером.

Воздух сегодня с утра мутноватый, будто каплю теплого молока добавили, – и в то же время светящийся, чистый, праздничный, как на средневековых фресках. Гемоглобин, адреналин – что-то такое растворено в утреннем московском пространстве, что-то здоровое, бодрящее, еще не испорченное, не переработанное чужими легкими. Приятно.

Если Золотарев и переберется в Ясенево, так только затем, чтобы сэкономить полчаса на утреннюю пробежку.

Секретарша Ирочка уже на рабочем месте и ставит мировой рекорд по скорописи.

– Доброе утро, Иван Федорович. Только что принесли из аналитического отдела.

Она передала Золотареву пакет. Иван Федорович быстро взглянул на бумаги, сказал:

– Очень хорошо. Через полчаса свяжитесь с Яскевичем, пусть зайдет ко мне.

Быстрые Ирочкины пальцы уже набрали нужную строчку в электронном «Органайзере» – можно не сомневаться, что ровно через тысячу восемьсот секунд Яскевич получит соответствующую информацию.

– Вам кофе или чай, Иван Федорович?

– Кофе. – Золотарев тепло улыбнулся. – Можно без пенки.

Ирочка улыбнулась в ответ – наверное, это был какой-то словесный код, значение которого не понять никому, кроме обладательницы самых стройных ног в аппарате СВР и ее непосредственного начальника.

Золотарев открыл свой кабинет, прошел внутрь, повесил пальто в шкаф.

Бросил на стол пакет, достал из ящика пачку «Мальборо», закурил, сел в кресло и с головой ушел в изучение бумаг. Смолил он, как правило, только на работе – дома почему-то не хотелось.

Перед ним лежал отчет аналитического отдела «Деятельность агента Бена после ареста связников в 1969 году». Отчет помещался всего на четырех страницах, и суть его была предельно ясна. Иван Федорович выпил кофе, выкурил еще сигарету.

Да, все это может вылиться в грандиозный скандал.

– Подполковник Яскевич в приемной, Иван Федорович, – почтительно доложила Ирочка.

– Пусть зайдет.

Почти сразу распахнулась дверь.

– Разрешите?

У вошедшего – лицо интеллигента в пятом поколении, большие, широко расставленные глаза, безукоризненные манеры. Яскевич заведовал Западно-Европейским сектором с 1994-го и был одним из приближенных людей бывшего Директора. Тот сам относился к «высоколобым» и не боялся окружать себя такими же.

– Садитесь, Станислав Владимирович, – пригласил Золотарев. – Что вы думаете о последнем сообщении Артура?

Яскевич отличался тем, что помнил все шифровки, проходящие по его сектору.

– Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже двадцать восемь лет. И еще им осталось два года.

– А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной. Явно довольного жизнью.

– Явная ошибка. Другого объяснения быть не может. Золотарев кивнул, будто соглашаясь.

– Ну а если все же не ошибка?

– Перевербовка? – Яскевич пожал плечами. – Столько лет прошло. Бен давно умер. Какое все это сейчас имеет значение?

– Лорд Колдуэлл давно умер, – снова согласился Золотарев. – Но в силу ряда причин, о которых речь пойдет позднее, нам крайне необходимо знать, какой ориентации он придерживался в последние годы жизни.

– После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался поддерживать с нами какие-либо контакты.

– И это все, что вам известно?

– Все. – Подполковник кивнул.

– А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело обстоит не так просто.

Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки.

– Итак, агент Бен – серый кардинал Лейбористской партии, очень влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971 года лоббировал нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось...

Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного.

– В 1978-м он возглавил комитет ООН по Африке, а год спустя Борсхана расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на шлифовку крупной партии алмазов и подписал его с «Де Бирс». Страна понесла огромные убытки. Позднее Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя распаду Советского Союза.

Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки.

– Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести? Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или – или. И мы должны совершенно точно знать – в каком «или» тут дело.

– Колдуэлл умер, – сказал Яскевич. – Но Птицы живы. Он все понял.

– Верно, – кивнул Золотарев. – Кто у нас в Лондоне – Худой? Пусть пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз <Уормвуд-Скрабз – лондонская тюрьма строгого режима>.

Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать начальству, но генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы.

– Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную тюрьму... Золотарев набычился.

– Вряд ли! – уже твердо повторил Яскевич. – Наши позиции здорово ослабли. И в Лондоне, и во всей Западной Европе. Агентурная сеть расползлась в клочья, новых приобретений практически нет. Да вы сами знаете. Столько перебежчиков, столько провалившейся агентуры... От наших офицеров шарахаются, как от чумы. Сейчас с большей охотой станут сотрудничать с сальвадорской разведкой, чем с русскими... К тому же тюремный персонал... Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой пива. С Худым никто не станет работать.

Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат прямой связи с Директором СВР, генерал подхватил трубку с молодцеватой лихостью лейтенанта:

– Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие вопросы? Ну да, обычные, сейчас все сводится к финансированию экономики... Я все подготовлю. Есть!

Многозначительно посмотрев на подчиненного, Золотарев нахмурил брови, вспоминая, о чем шел разговор.

– Итак, с Худым никто не станет работать. И возможностей заглянуть в Уормвуд-Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали?

Яскевичу стало неуютно. У генерала была фраза: «Человек, пропащий для разведки». Услышав ее в свой адрес, можно было тут же собираться на пенсию. А сейчас, похоже, она уже вертелась у начальника на языке.

Заработал факс на приставном столике. Белый язык плотной финской бумаги полез наружу, загибаясь и словно дразня. Золотарев подошел к аппарату, рассеянно прочитал сообщение, отложил в сторону.

– Очевидно, я не совсем точно выразился, товарищ генерал, – промямлил Яскевич голосом, который был противен ему самому. – Просто обстановка очень сложная, мы испытываем немалые трудности... И я надеюсь на ваш совет и подсказку...

Начальник управления многозначительно покивал. Ему нравилось, когда перед ним склоняли голову. Неторопливо потянувшись к сейфу, Золотарев открыл тяжелую дверцу, извлек красную пластиковую папку. В таких обычно хранились личные дела нелегалов.

– Вы забыли, что у Птиц был сын! – Он резко повернулся к Яскевичу. – Когда они сгорели, его вывезли в Союз! Это было в июне семьдесят первого, операцию проводил капитан Веретнев, псевдоним Слон!

Яскевич опустил голову и покраснел. Он чувствовал себя школьником, не выучившим урок.

– Парень вырос, поступил в ПГУ <ПГУ – Первое главное управление бывшего КГБ СССР – внешняя разведка>, прошел все мыслимые проверки и очень хорошую подготовку, работал в Международной экспедиции ЦК КПСС, в девяносто втором следы его затерялись! А он, между прочим, родился в Лондоне и по английским законам является гражданином Великобритании! Вот метрика!

Генерал извлек из папки официальную бумагу с водяными знаками и четким английским текстом, потряс ею перед носом окончательно раздавленного Яскевича.

– И ему сам Бог велел официально прийти в администрацию тюрьмы и поинтересоваться судьбой своих родителей!

– Вряд ли МИ-5 поверит в чистоту и невинность этого визита, – глухо произнес Яскевич, чтобы хоть что-то сказать.

Золотарев улыбнулся. Это была улыбка превосходства, причем не того примитивного должностного превосходства, которое признавал в нем Яскевич, а превосходства профессионального, интеллектуального, наконец, в котором начальник сектора напрочь ему отказывал.

– Наплевать. Даже если в Лондон заявится Иисус Христос собственной персоной, контрразведка в него не поверит. Контрразведка и не должна никому верить! Но интерес сына к родителям – достаточно обоснованный повод, чтобы на нем можно было строить легенду. Разве не так?

Теперь он показательно драл Яскевича на его поле.

– Так...

– К тому же, если Макс... Кстати, вы знаете, что его оперативный псевдоним Макс?

Яскевич, конечно же, не знал, но кивнул.

– Так вот, если Макс проявит хорошие способности и подтвердит свои прежние характеристики, то мы можем вернуть его на службу! Высококвалифицированные специалисты нам не помешают, верно ведь?

Яскевич кивнул еще раз.

– Вопрос только один: где он сейчас? И сопутствующий, но немаловажный: где он был и что делал все эти годы?

Яскевич распрямился, лихорадочно вспоминая доклады подчиненных.

– Сейчас он в Москве, Иван Федорович. И мои люди имели с ним контрольный контакт.

Генерал откинулся на спинку кресла, аккуратно вложил свидетельство о рождении обратно в папку, тщательно закрепил зажим. Пауза затягивалась. У Яскевича вспотели ладони.

– Ну что ж, подполковник, – наконец Золотарев поднял глаза. – Надеюсь, что вы еще не пропащий для разведки человек. Держите!

И, как спасательный круг, протянул подчиненному личное дело Макса Карданова.

* * *

Гигантский, из темного стекла, тетраэдр «Консорциума» был подобен вулкану накануне извержения. Лава еще не выплеснулась наружу, она кипела внутри – в обитых кожей и дорогими дубовыми панелями кабинетах, в Мраморном зале, где проходило прощание с Куракиным и Бачуриным.

То, что осталось от них – куски обгоревшего мяса, черные остовы тел, – все это лежало в массивных ореховых гробах, укрытое от взоров близких и друзей тяжелыми полированными крышками, в которых отражался яркий свет хрустальных люстр. При жизни они хорошо делали свою работу, они обеспечивали безопасность фирмы, они кусались и хватали, вовремя нажимали на нужные рычаги, они привыкли жить под давлением, как хищные глубоководные рыбы... И само их предназначение сводилось к тому, чтобы умереть первыми, спасая членов Совета управляющих или Директорат. И они свое предназначение выполнили. Поэтому их и хоронят в гробах по десять тысяч долларов, поэтому устроена торжественная церемония, на которую прибыли не только рядовые сотрудники, но и высшее руководство. Ибо похороны – это завершающая оценка всей жизни, назидание другим сотрудникам, подсказка, как надо себя вести, чтобы со славой и почетом отправиться в мир иной.

Прощание началось сразу после полудня. Струнный квартет на галерее играл «Реквием» Верди. На противоположной стороне за колонной стоял Фокин и, незамеченный, смотрел вниз. Две вдовы в черных туалетах неподвижно застыли на стульях рядом с закрытыми гробами. Рядом стоял юноша с вытянутым бледным лицом – шестнадцатилетний сын Бачурина. Для семей погибших заканчивалась привычная – устроенная и обеспеченная жизнь и начиналась другая, неизвестная.

Фокин подумал, что «Консорциуму» смерть квалифицированных специалистов по большому счету безразлична. Неудобство – да, досадная потеря, но отнюдь не невосполнимая. Не на них опиралась жизнедеятельность огромного организма. Они были лишь видимой частью айсберга, исполнителями, движущимися фигурками на фоне могущественных молчаливых теней. И их место обязательно займет другая марионетка.

Контрразведчик внимательно наблюдал за развитием событий у гроба. Смерть, подобно чувствительному химическому реактиву, проявляет негатив жизни, обнажает истинную суть вещей, демаскирует тайные связи и отношения. Именно на похоронах приобретают видимость скрываемые дружба, заинтересованность, симпатии, появляются из тени неизвестные друзья и покровители, а зачастую и хозяева... Недаром коллеги из криминальной милиции тщательно фиксируют проводы в последний путь застреленных и взорванных «братков»... Но в «Консорциум» милиции путь закрыт, да и присутствующие здесь люди им явно не по зубам...

Зенчук, вице-спикер Госдумы, отстояв рядом с гробами положенные минуты, подошел к вдовам, произнес несколько ободряющих слов. Молча потрепал по щеке Бачурина-младшего.

Пигарев, начальник тыла Министерства обороны, – высокий пожилой человек в черном, – положил сухую руку на плечо Куракиной, сказал негромко что-то типа: «Фирма позаботится о вас».

За ним подошел Локтионов, замминистра топлива и энергетики, – грузный, вельможный, с пронзительными серыми глазами.

Макарин, председатель Комитета по госресурсам. Налютин, председатель одного из думских комитетов... Все они упоминались в оперативных материалах как истинные хозяева «Консорциума». Сейчас сообщения источников получали наглядное подтверждение.

Черные костюмы, размеренное бесшумное движение, известные по телеэкрану и газетам лица, властные манеры. В одном фантастическом боевике так выглядели замаскированные инопланетяне, задумавшие уничтожить человеческую цивилизацию и заселить Землю своими соплеменниками. Когда неустрашимый герой направил на респектабельных джентльменов факел огнемета, маски слетели и отвратительные черные фигуры наглядно подтвердили факт существования чудовищного заговора, в который не хотели верить ни полицейские, ни политики, ни газетчики, ни даже Президент страны...

Внизу появился Закатовский – лидер самой опереточной партии и одноименной думской фракции, его сопровождали два депутата, известные первобытным примитивизмом суждений и склонностью к кулуарным дракам. О его причастности к Совету учредителей Фокин ничего не знал. Скорей всего он просто трется сбоку, реагируя на запах силы и огромных денег – о любви и к тому и к другому он неоднократно заявлял публично, с той же истовостью, с которой когда-то клялся в любви к родине и демократическим идеалам...

А вот вице-премьер Фандоренко, этот не может быть сбоку припека, он наверняка в руководстве... Ведь на многих документах, предоставляющих «Консорциуму» право приобретения основных активов России, стоит именно его подпись...

Строгие черные костюмы и благочинные лица медленно кружились в скорбном хороводе. Они не насыщали углекислотой земную атмосферу, не уничтожали озоновый слой, не облучали младенцев гамма-лучами... Но они уже выкупили контрольные пакеты акций Российской энергетической сети, Газнефтепрома, Желдортранса, основных телевизионных каналов, журналов и газет. Они прибрали к рукам крупнейшие заводы и комбинаты, алмазные карьеры, золотодобывающие шахты, угольные разрезы. «Консорциум» успешно скупал Россию.

На взгляд Фокина, это был не менее чудовищный заговор, но если вдруг сюда ворвется Шварценеггер с огнеметом и пожжет всех подряд, то все равно ничего не докажет: потому что это свои, тутошные монстры и пламя не выявит в человеческих оболочках чужеземную начинку... Да если бы даже и выявило, все равно никто не поверит. Точнее, не захочет поверить. К тому же в жизни неустрашимые герои встречаются куда реже, чем в кино. А если вдруг объявится такой мудак, то его жену изнасилуют в темном подвале и пригрозят тем же самым ему самому...

Майор скрипнул зубами и сунул в рот сигарету.

Но тут они, суки, ошиблись! Их время заканчивается. И этот «мудак» запихнет их в душные камеры крытой тюрьмы... А если аргументов для приговора не окажется, то огнемет тоже аргумент! Или заряд взрывчатки... Тем более что он, кажется, не одинок. Безопасность всего проекта обеспечивал Куракин. Значит, человек, который его взорвал, был противником скупки России. А значит – союзником ему, Фокину.

Теперь место Куракина займет Атаманов. А с Атамановым у него свои счеты...

– У нас курить нельзя! – раздался строгий голос сзади.

– А я что, курю? – спросил майор, не выпуская сигареты изо рта, и обернулся.

Два молодых человека в официальных костюмах и с табличками секьюрити на лацканах старательно удерживали на лицах вежливое выражение. Но это им плохо удавалось, ибо изначально мимические мышцы квадратных физиономий были настроены на изображение презрения и угрозы.

– Кто вы такой и что здесь делаете? – Охранники придвинулись ближе. Внушительные габариты Фокина их явно не смущали.

– Гостям не разрешается покидать зал!

– Я не гость. – Майор извлек удостоверение, раскрыл и поочередно поднес к лицам, на которых уже отчетливо проступило природное выражение.

– Я расследую дело о взрыве, и мне нужно допросить ряд свидетелей...

Но и могущественная некогда «ксива» не смутила охранников.

– Все, кроме сотрудников «Консорциума», являются гостями и должны иметь пропуск, – заученно произнес один, очевидно старший. – Просьба пройти к дежурному.

– Пошли, – пожал плечами Фокин. Он и так собирался это сделать.

Через два часа, допросив нескольких сотрудников Куракина и Бачурина, которые, как и следовало ожидать, «ничего не знали», майор вышел на улицу. Похоронный кортеж давно уехал, рассосалась толпа в вестибюле, разъехались со стоянки многочисленные лимузины. Отойдя на квартал, Фокин оглянулся.

Заходящее солнце отражалось в дымчатых стеклах тетраэдра, казалось, что угловатая искусственная гора накалилась изнутри. Там шли интенсивные глубинные процессы, которые грозили или разорвать это чудо архитектурной мысли, или... Или выплеснуть наружу всю неукротимую энергию, скопившуюся под непрозрачной блестящей оболочкой.

За организацию похорон и их безопасность отвечал Илья Сергеевич Атаманов. Процедура прошла на должном уровне, без сбоев и непредвиденных ситуаций. А они могли быть самыми неприятными: от взрыва под катафалком до обстрела траурного кортежа. Не говоря уже о фото– или видеосъемке участников.

Вернувшись с кладбища, Атаманов прошел доложиться Горемыкину. Председатель Совета учредителей только закончил совещание и все еще пребывал в состоянии возбуждения. Правда, определить это мог только тот человек, который его хорошо знал. Если обычно Петр Георгиевич монументальностью форм и малоподвижностью напоминал не полностью ожившую статую, то сейчас статуя ожила полностью, хотя и недотягивала до человеческой мимики и подвижности.

– Поплавский со всем своим банковским холдингом ушел под кремлевскую крышу, – прогудел он. – Кредиты МВФ шли через него, теперь нам до них не добраться! Какой негодяй! Теперь он бросит эти деньги на скупку якутских приисков и тем самым поднимет цену...

Атаманов дипломатично молчал. Поплавский – не та фигура, в отношении которого можно предлагать «острые» мероприятия. Во всяком случае, по своей инициативе.

Горемыкин встал и прошелся по кабинету, размеры которого позволяли даже проехаться на велосипеде, но высокий и толстый Петр Георгиевич вряд ли смог бы на него взгромоздиться.

– У меня есть подозрения, что еще кто-то из наших смотрит в сторону Поплавского, – значительно, с расстановкой, проговорил он. – Поэтому служба безопасности должна быть настороже...

Горемыкин величаво одернул пиджак. По въевшейся в плоть и кровь привычке, он всегда ходил в одном и том же наряде: строгий однотонный костюм неброских цветов, белая сорочка, скромный галстук – униформе ответственных партработников прошлых лет.

Бывший управляющий делами ЦК КПСС имел колоссальные связи и возможности, хотя его личный капитал и уступал состояниям многих нынешних нуворишей. Потому что в отличие от современных финансовых партийные олигархи старой школы еще помнили персональные дела, исключения из партии, инфаркты и показательные суды... Сейчас он медленно шел от стола к двери, потом обратно, к двухметровой пальме в большой деревянной кадке.

Атаманов почтительно стоял и поворачивался в ту сторону, куда двигался босс. Сейчас он испытывал неловкость за свой модный, в мелкую зеленую клеточку пиджак, мягкие, свободного покроя брюки, складкой спадающие на дорогие зимние полуботинки, альпийский загар на мужественном лице. Круглые, близко посаженные глаза, большой, резко спускающийся к губам боксерский нос, массивный выступающий вперед подбородок выдавали основные черты характера – целеустремленность, решительность и твердую волю. Многие женщины находили, что он похож на французского киноактера Лино Вентуру.

Обычно он подавлял людей, с которыми приходилось общаться. Но по сравнению с шефом чувствовал себя песчинкой. В этой большой яйцеобразной лысой голове помещалось столько информации, сколько он сам никогда не сумел бы переварить. Узкие затемненные очки придавали шестидесятипятилетнему дедушке экстравагантный вид, маскировали возраст и скрывали глаза.

Несмотря на, казалось бы, мирное прошлое, Петр Георгиевич был отличным конспиратором и постоянно маскировался и что-то скрывал. Никогда не подписывал официальные бумаги, приезжая в «Консорциум», не появлялся у входа и в вестибюле, поднимаясь на пятый этаж специальным лифтом прямо из подземного гаража, да и вообще очень редко приезжал в свой кабинет, предпочитая принимать руководящий состав концерна в безликих гостиничных офисах, оформленных на подставных лиц. Не участвовал в торжественных мероприятиях, не общался со средним и низшим персоналом. Многие вообще не знали, кто такой Горемыкин и какое отношение он имеет к концерну.

– Похороны прошли нормально, без осложнений, – как мальчишка похвастался Атаманов, но Горемыкин тут же охладил его пыл.

– Ничего нормального в похоронах отличных сотрудников нет! Это уже само по себе осложнение, причем крайнего порядка! Кто их убил?

– Пока не знаем...

– Плохо! Мне известно, что Куракин в последнее время кого-то интенсивно разыскивал. Это было не связано с его работой и даже мешало ей! Кого и зачем он искал?

Атаманов опустил голову.

– Я только третий день в новой должности, Петр Георгиевич. Пока не могу ничего сказать.

– Плохо. – Ожившая статуя наконец успокоилась и вернулась в кресло, опять превращаясь наполовину в камень. – Вы должны их достать из-под земли!

– Я все сделаю, – заверил Атаманов и вышел, хотя с трудом представлял, что тут можно сделать.

В его собственной приемной дожидались четыре руководителя подразделений. Трое неуловимо напоминали друг друга: крупные неброско одетые грубоватые мужики средних лет, с властными повадками и уверенными взглядами внимательных глаз. Сдержанные манеры и офицерская выправка выдавали в них отставников силовых структур.

Четвертый был заметно моложе, раскрепощенное, он любил и умел одеваться, следил за модой, всегда благоухал тонким одеколоном. Сейчас на нем был длиннополый плащ из мягкой, хитро выделанной кожи, между распахнутыми полами выглядывал безукоризненно сшитый серо-стальной костюм. Черные, аккуратно зачесанные на пробор волосы и влажно поблескивающие черные глаза делали его похожим на итальянца.

Пожав всем руки, Атаманов пригласил их в кабинет. Ладонь «итальянца» оказалась не менее крепкой, чем у отставников. Атаманов знал, что он не уступает им и ни в чем другом. А в одном, несомненно, превосходит: этот парень совершенно не признает запретов и ограничений.

Наверное, поэтому, несмотря на интеллигентную внешность, Ринат Шалибов командовал специальной боевой бригадой службы безопасности «Консорциума». Он решал самые острые вопросы и развязывал наиболее запутанные узлы.

– Как обстановка? – спросил Атаманов, обводя взглядом всех четверых.

– Нормально, – ответил Каймаченко, бывший десантник, командир разведдиверсионной группы. – Они просто не знали, что это наша точка. Объяснили – сразу отъехали.

– У нас не обошлось без стрельбы, – вздохнул Степан Деревянкин, в прошлом разведчик внутренних войск. – Нашего парня ранило, и мы одного завалили. Но груз забрали.

– У меня все нормально, – кивнул отставной капитан КГБ Силков. – Встретились, разобрались, будут платить.

– У меня тоже порядок, – с улыбкой ответил «итальянец». На самом деле Ринат Шалибов был башкир, но свои родовые корни почему-то скрывал, предпочитая имидж иностранца. – Мы забили «стрелку» их «крыше» и договорились по-хорошему: весь долг отдадут по сегодняшнему курсу. Правда, в течение двух недель...

– Две недели потерпим, – улыбнулся Атаманов. – Раненому выдать премию. И еще... Кто знает, кого искал Куракин в последние дни?

Отставники переглянулись и пожали плечами. «Итальянец» едва заметно прикрыл глаза.

– Все свободны. Ринат, останься, – сказал Атаманов.

– Какого-то парня, Карданов его фамилия, – ответил Шалибов, когда дверь за отставниками закрылась. – Раньше они с Куракиным работали вместе. А с год назад шеф начал его усиленно искать по всей России... Я отрабатывал московские адреса, но без толку. А тот на прошлой неделе сам объявился в Москве. Подробностей я не знаю, шеф занимался с Бачуриным и со своей личной группой. Они все вместе и взлетели на воздух...

– Еще что? – заинтересованно спросил Атаманов.

– Больше ничего. Наступила долгая пауза.

– Ладно... А что там по этой бабенке? «Итальянец» потупился.

– Там небольшой прокол вышел... Ребята ее... Ну это самое...

– Что?! – не своим голосом заорал Атаманов. – Да кто вам разрешал?! Совсем охуели?!

– Старший на улице был, он ни при чем... Ну а те двое... Свое дело сделали, потом проболтались по пьянке...

– Да я их кастрирую, мудаков! – дико ревел Атаманов. – Человека припугнуть надо было! А его разъярили, смертельно оскорбили, теперь он – навсегда кровный враг и никаких договоренностей и компромиссов быть не может! А все из-за того, что твои урки решили попарить болты! Они испортили все дело!

– Скажете наказать – накажем. – Шалибов продемонстрировал покорность. – Деньгами, или битьем, или... Только в землю их нежелательно – зачем людей терять... Дела-то не поправишь...

– В больницу сук, месяца на два! На инвалидность! И всем рассказать, чтобы знали, что такое нарушать приказ!

– Сделаем! – Шалибов встал. – Я лично прослежу. Да и сам приложу руку. У всех отобьем охоту...

Атаманов тяжело вздохнул. Демонстративная покорность «итальянца», признание ошибок и очевидное желание их исправить смирили его гнев. Тем более... Работать приходится со специфическим человеческим материалом. Если люди охотно берутся затащить женщину в подвал и избить, то какой смысл взывать к их совести за то, что они еще и стащили с нее трусы...

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5