Алексей Яковлевич Корепанов

Стрелы в полете

1

«Опять мне снится сон…»

Февральский вечер наполз на город – с неприятным сыроватым ветерком, с назойливым полуснегом-полудождем, так и норовящим залепить глаза пешеходам, стекла автомобилей и окна домов. Пешеходы осторожно семенили по бугристым тротуарам, покрытым не сколотым еще с декабря льдом, автомобили заносило на поворотах, а в окнах домов горел свет, бросая вызов сгущающейся темноте, и таких светящихся прямоугольников с каждой минутой становилось все больше и больше – люди, как обычно, с наступлением сумерек возвращались после трудов праведных в свои жилища.

Сергей Соколов тоже возвращался домой, в свой дальний микрорайон на городской окраине, возведенный на месте полей, прозрачных рощиц и пыльных проселочных дорог. Правда, день он провел не то чтобы в трудах праведных, но и не слонялся праздно по заснеженным улицам, ловя взгляды симпатичных девчонок: он побывал в нескольких местах в поисках работы по специальности, действуя не наобум, а по предварительной телефонной договоренности. – но ничего особенно обнадеживающего эти сегодняшние визиты не принесли. Беседы велись весьма неопределенные, заканчивались какими-то малообещающими многоточиями, и завтрашний день нужно было посвятить новым странствиям и визитам. Объявления на дверях бюро по трудоустройству населения приглашали на работу охранников на частные фирмы (рост от ста восьмидесяти плюс соответствующие навыки), водителей (со своими автомобилями), продавцов в коммерческие киоски (девушки до двадцати пяти лет), специалистов по компьютерам со стажем, высококвалифицированных токарей и электриков. Сергею ничего из этого списка не подходило. Или же он не подходил для таких работ.

Распрощавшись с хозяином очередного дорого и со вкусом обставленного офиса в центре города с непременным кофе и длинноногой секретаршей с кукольным и слегка блядским личиком, Сергей побрел к троллейбусной остановке, хмуро глядя себе под ноги. И внезапно услышал удивленно-радостный возглас: «Сокол? Ты? Ё-мое, сколько лет!..»

Он поднял голову – и не сразу узнал в преградившем ему дорогу круглолицем парне, добротно упакованном в норково-замшево-твидовое, Валерку Мартынова – давнего школьного друга и соратника по всяким отроческим похождениям-приключениям. Валерка раздался вширь, обрел лоск, весь его сияющий вид говорил о достатке и благополучии, и трудно было представить, что этот в высшей степени благообразный молодой человек десять лет назад со стоном блевал на кроссовки и поношенные джинсы, хватив вместе с дружком Серегой водки перед дискотекой в парке культуры; Сергею тогда тоже было не совсем хорошо, а точнее, совсем нехорошо, но он таки довел Мартына до речки, и они долго смачивали свои хмельные головы пахнущей тиной водой, а потом лежали в темноте на камнях, отдуваясь и потихоньку приходя в себя. Давно это было, в развеселые школьные годы…

Не прошло и четверти часа с момента их неожиданной встречи у троллейбусной остановки, а они уже сидели в роскошном, но уютном кафе и поднимали за встречу стопки с коньяком, заказанным состоятельным Мартыном.

Да, Валерка неплохо устроился в жизни. Он попал в удачную струю, и эта струя вынесла его в Большую Европу, где он в ранге представителя отечественной фирмы заключал контракты на закупку легковых автомобилей. Покупателей в отечестве, слава Богу, хватало, а Мартын получал солидные проценты от каждой сделки и жил вполне безбедно, не тревожась о завтрашнем дне; пища не только на день завтрашний, но и на послезавтрашний была ему обеспечена. Он заехал в родной город из столицы, в перерыве между своими гастролями по Европе, проведать родителей («подкинуть родокам на пропитание», – так он выразился) и немножко расслабиться, отдохнуть от холеных европ и тамошних мастеров большого бизнеса.

Повезло Мартыну, думал Сергей, попивая коньяк под лимончик и бутербродики с красной икрой и слушая путевые очерки школьного друга. Ухватил Валерка удачу за хвост, вцепился накрепко и не думал отпускать даже и в необозримом будущем. Было Мартыну чем похвастаться, а вот чем же мог похвастаться он, Сергей Соколов, чего добился он за четверть века своего земного существования?

Ну, школа, конечно же, не в счет, школа – это обязательная для всех глава в Книге Жизни, общая взлетная полоса… или же путь к обрыву. А после школы? Поступать в вуз в тот год так и не собрался, потому что никак не мог определиться с призванием, выяснить, к чему душа лежит – а она, собственно, ни к чему особенно и не лежала. Разве что к морским странствиям – открывать неведомые земли, бродить по чужим берегам… только где тот вуз, в котором учат на таких землепроходцев? И с неведомыми землями напряженка. Да и полученный накануне школьного выпускного вечера удар по голове в драке после дискотеки в парке отнюдь не способствовал подготовке к вступительным экзаменам. В общем, перекантовался до армии рекламным агентом по договору в не шибко крутой фирме, коих с десяток чуть ли не в каждой подворотне каждого квартала, ну, а потом вручили повестку – и приняли его с распростертыми объятиями славные Вооруженные Силы. Хорошо хоть, недалеко от дома служил. Вкушая все прелести службы в пехоте, всё чаще задумывался о дальнейшей жизни, и после дембеля поступил в университет на юридический. Спасибо маме, а еще более – дяде Паше, ее брату: платили за обучение – и он старался, дурака не валял, вгрызался в гранит науки, ваял из этого гранита образ собственного светлого будущего…

А что же получилось на деле? Оказалось, что его, в общем-то, никто нигде не ждет с цветами и шампанским, и свой кусок хлеба с маслом надо выцарапывать, вырывать из чужих рук, не слишком стесняясь в средствах… Постойте, а как же моральные принципы? А учение Сына Божьего? Да и много их было, свежеиспеченных юристов, слишком много для не такого уж и большого, вполне провинциального города, в котором безработных хватало. Пробовал крутить дела – и в компании таких же, как и он сам, вчерашних студентов, и самостоятельно, – а вышло так, что остался у разбитого корыта, и если бы не денежный дядя Паша из Твери…

Крепко расстроил Сергея размякший благодушный Мартын своими разговорами об удачном житье-бытье. Мартын с аппетитом хлебал коньяк, дымил дорогущими сигаретами, обещал замолвить за Сергея слово в своей конторе, но Сергей понимал, что все это не более чем «ля-ля», и никому он в столице не нужен – там и своих при желании найдется с избытком, с тем же юридическим образованием. И ничем-то он, Сергей, не лучше других, разве что умеет по стенам лазить – со школьных лет увлекался! – как тот странноватый профессор у братьев Стругацких; но вряд ли на фирме Мартына может востребоваться такое несколько экстравагантное умение.

И все-таки посидели они с Валеркой хорошо, вспомнили прелестные годы, и девчонок вспомнили, и разные совместные похождения, и еще много всякого интересного. После коньяка перешли на кофе, а потом запищал у Валерки в кармане пейджер и Валерка, прочитав сообщение, хлопнул себя по лбу и стал прощаться, записав домашний телефон Сергея и пообещав непременно позвонить.

Выйдя из кафе, Мартын погрузился в такси, предложив подбросить и Сергея, но Сергей отказался: гораздо полезнее было пройтись по воздуху, проветриться, поскольку завтра предстоял еще один визит к потенциальному работодателю и нужно было выглядеть бодрым, свежим и вполне респектабельным, то бишь мужем, внушающим уважение.

Они распрощались, и Сергей неторопливо направился через весь город на свою окраину, усердно вдыхая кислород, чтобы разогнать коньячный туман в голове. Пьяным он не был, но выпившим – несомненно, и длительная прогулка представлялась ему отменным средством для восстановления статус кво.

Размышляя о везунчике Мартыне, брел он по улицам, не очень уверенно ступая по ледяным наростам, лишь кое-где посыпанным песком, и в сумерках добрел до своих выселок – россыпи серых многоэтажек, расположенных вкривь и вкось, без намека на хоть какую-нибудь планировку, словно проектировал застройку некто с оч-чень хорошего бодуна. Оставалось пройти вдоль длинного забора автобусного парка и свернуть на тропинку, ведущую в дебри микрорайона. На месте тротуара тянулась здесь вырытая в незапамятные времена для каких-то надобностей канава, засыпанная снегом, и Сергею пришлось идти по обочине, все внимание сосредоточив на сохранении равновесия. Тротуар отсутствовал и по другую сторону дороги, где раскинулся обширный пустырь, по каким-то причинам не приглянувшийся славным градостроителям. Фонари, как всегда, не горели, светящиеся окна находились в отдалении, и единственными непостоянными источниками света на этом отрезке пути были только фары редких автомобилей. Прохожих вокруг не наблюдалось, потому что сюда, как правило, не добирались пешком, а приезжали на троллейбусах и маршрутных такси. Или на собственных авто.

Выпитый в компании Мартына коньяк, несмотря на хорошую закуску и кофе, все еще давал о себе знать, и Сергей все-таки наконец серьезно поскользнулся в своих «вездеходах» на толстой подошве, к сожалению, не снабженной шипами. Уже падая, он внезапно услышал за спиной быстро приближающийся шум мотора, возникший словно ниоткуда (просто не обращал он до этого внимания на всякие окружающие звуки), и почти инстинктивно, не раздумывая – сказалась армейская закваска! – откатился влево, от дороги, и съехал в канаву, в общество смятых пластиковых бутылок, легких одноразовых стаканчиков, старых автопокрышек и прочего хлама. Автомобиль, обдав Сергея шквалом мокрого снега, с грозным ревом пронесся мимо, в каком-нибудь полуметре от его головы, и, прибавив ходу, умчался прочь с такой прытью, словно перепутал дорогу на городской окраине с трассой гонок «Формулы 1».

Ошеломленный Сергей выбрался из канавы и посмотрел вслед лихачу. Неслись над дорогой, быстро удаляясь, две красные точки – и вот уже растворились в темноте…

В голове как-то сразу прояснилось. Сергей, машинально вытерев лицо рукавом, засунул руки в карманы куртки и, забыв отряхнуться, уставился на обочину. И тут его начал бить озноб. По влажному снегу, перекрыв следы его «вездеходов», тянулась дугообразная размытая колея – след умчавшегося обезумевшего пилота «Формулы 1». Не поскользнись он на этом месте, не откатись в канаву – его бы наверняка сбили и он все равно оказался бы в канаве, только с переломами, а то и…

Сергей передернул плечами и попятился подальше от дороги, увидев приближающуюся встречную машину. Когда легковушка проехала мимо, он присел на корточки над канавой и задумался.

Конечно, размышлял он, дорога скользкая и все такое, кто-то куда-то страшно торопился – может, не хотел пропускать начало какого-нибудь нового телесериала, – машину занесло, чуть не сбил человека, вот и поспешил удрать, не извинившись за доставленные переживания и первую прядь седых волос. Могло так быть? Могло… только все-таки никак не могло. Ведь он, Сергей, как человек бывалый и знакомый с правилами дорожного движения – не раз садился в Твери за руль дядиного «порше», – шел вдоль полосы ВСТРЕЧНОГО транспорта! Значит, нагнавший его автомобиль должен был выскочить на эту встречную полосу – а дорога здесь была широкой, – и значит, тот, кто управлял им, вполне умышленно метил в спину пешеходу, идущему по противоположной стороне улицы. По пьяни? Из каких-то хулиганских побуждений? – дай, мол, поддам под зад этому козлу, пусть не шляется где попало… А что, жизнь-то человеческая нынче ничего не стоит. Наглотавшись «колес»? Или перепутали с кем-то – и такое бывает, и не только в кино; на лекциях в универе примеры приводили. Взяли заказ, получили аванс – тогда спасибо, что не открыли на ходу беглый огонь из пистолета или какого-нибудь другого солидного оружия. И место выбрали удобное, безлюдное… Вот только кто мог «заказать» его, Сергея Соколова, свежеиспеченного нигде не работающего юриста? Не было у него врагов, никому он не успел насолить… разве что на третьем курсе набил морду одному гаду. Так ведь когда это было! «Во сне наяву»…

В общем, о мотивах этой неожиданной автомобильной атаки оставалось только гадать – и еще благодарить Бога за то, что все обошлось без больничной палаты или и того хуже.

Сергей посмотрел на темное слепое небо и перекрестился. В кои-то веки поперся домой пешком – и вот на тебе! Воистину, не знаешь, что тебя ждет за углом… «Может, это некий знак судьбы? – подумалось ему. – Предупреждение?»

Он поднялся, бросил последний взгляд на следы лихих колес и осторожно направился дальше, то и дело оглядываясь при звуке мотора за спиной. Хотелось верить, что второй попытки не будет.

Все еще испытывая потрясение от случившегося, он, теперь уже без приключений, проделал извилистый путь между домов и добрался до своего подъезда. Лампочка на площадке первого этажа как всегда не горела, лифт не работал – и Сергей привычно устремился вверх по лестнице на свой шестой этаж, перешагивая сразу через две ступени. Злоумышленников в подъезде не наблюдалось и здесь уже можно было не опасаться шальных автомобилей. Хотя кто его знает…

Даже после горячего душа и горячего чая его нет-нет да и пробирала дрожь. «Случись что – и так бы никто меня и не хватился, – думал он, с ногами забравшись в кресло перед телевизором и отрешенно глядя на экран. – Так и валялся бы среди невостребованных… до возвращения мамульки…»

Мама работала медсестрой в областной больнице, хотя и была по образованию химиком. Неделю назад ее отправили в отпуск – не сезон? зато на Гавайях в самый раз! – и она уехала погостить к брату Паше в Тверь. Звала с собой и сына, но сыну нужно было искать работу. Деньги-то имелись, спасибо тому же дяде Паше – не последнему человеку в тамошнем тверском бизнесе, – но нельзя же век ходить с протянутой рукой! А ведь и место предлагал дядя Паша, только не то это было место; не лежала у Сергея душа ко всем этим делам, не было то ли жилки необходимой, то ли хватки. Видать, наследственность досталась не та или же родители не так воспитали… Да и не занимались никогда его родители коммерцией – мама после окончания вуза два десятка лет отпахала в НИИ химволокна, пока не уволили по сокращению штатов, отец преподавал в педагогическом, читал географию, защитил диссертацию по малым рекам региона… и умер девять лет назад. Сердце. Прямо в троллейбусе.

А ведь неладно что-то было уже давненько, Сергей это помнил; помнил, как мама укоряла отца, просила лечь на обследование, а тот только слабо отмахивался, распростершись на диване, улыбался бледной улыбкой и поминал Нострадамуса: предсказал, мол, великий пророк конец света в девяносто девятом – так стоит ли дергаться, бегать по врачам? Все равно скоро все покинут этот мир, да и сам этот мир провалится в преисподнюю.

Трех лет не дожил отец до «конца света». И наступило лето девяносто девятого, и Сергей вместе с другими солдатиками, высыпавшими на плац, смотрел сквозь закопченное стеклышко на изменившийся солнечный диск – выедала его черная тень – и вспоминал отца… И если и наступил тогда конец света и мир очутился по другую сторону, за чертой, то никто, наверное, этого и не заметил.

Так и жил он уже девять лет без отца, вдвоем с мамой, и мама как-то раз – к слову пришлось – вроде как в шутку сказала, что не прочь бы уже и внучку понянчить; мол, когда-то мечтала о дочке, а получился сын – так хоть внучку… Он тоже ответил шуткой: жена нужна в старости, чтобы ухаживала за немощным, а сейчас не жена нужна, а девчонки, и чем больше, тем лучше. А сам подумал: какая там жена! Он и себя-то прокормить пока не может, не то что семью…

А девчонки были. Разные. Кое-кого и домой приводил, чаевничали вместе с мамой. Но девчонки приплывали и уплывали; или он приплывал и уплывал – это как посмотреть. Сейчас он дрейфовал в гордом одиночестве; мачты последней встреченной им каравеллы едва виднелись на горизонте рядом с мачтами увлекшего ее за собой брига, трюмы которого были полны чужеземными зелеными бумажками – главной ценностью в океане теперешней жизни. И отец, и мама говорили, что раньше было не так, но он, Сергей Соколов, родившийся в восьмидесятом, почти не жил в тех, других временах.

Да, много всякого было в его двадцатипятилетней жизни: и тонуть ему доводилось, и ломать ногу, и получить по затылку в той драке накануне выпускного увесистой металлической пряжкой ремня… но ни разу еще его не пытались сбить автомобилем.

Сергей тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли, и переключил телевизор на другой канал. Там шла информационная программа новостей.

Новости были вполне привычные. Беспрерывно кровоточил Кавказ. Заевшаяся Европа продолжала обсуждать высосанные из пальца проблемы типа того, с какого конца разбивать яйца и стоит ли их вообще разбивать или заглатывать целиком. Как каша на медленном огне, лениво пыхтел Ближний Восток; впрочем, эта каша в любой момент готова была превратиться в емкость с бензином или пластиковую взрывчатку. Падкая на сенсации Америка, оправившись от сентябрьской трагедии две тысячи первого и заставив притихнуть террористов (временно?), за неимением ничего лучшего жила очередным политическим скандалом. У марокканских берегов дал течь греческий танкер. Потеряна связь с еще одной автоматической станцией, направленной к Марсу, – ее, наверное, сожрали все те же космические Сцилла и Харибда или сдали на металлолом марсиане. «Милан» вколотил «Интеру» пять «сухих» мячей…

Сергей было задремал, но тут же, вздрогнув, очнулся с колотящимся сердцем. Самым правильным, пожалуй, было бы сейчас раздеться, открыть пошире форточку и лечь спать, а не пялиться в телевизор, где новости сменились давно набившим оскомину рекламным блоком. Только вот спалось ему уже несколько ночей подряд не совсем спокойно. Обрывки каких-то странных снов то и дело заставляли его ворочаться с боку на бок, сбрасывать одеяло, вздрагивать и стонать; он просыпался от собственного стона, переворачивал мокрую от пота подушку – и вновь проваливался в пропасть, со дна которой всплывали какие-то видения. Сны при пробуждении почти мгновенно улетучивались из памяти, оставляя едва различимые следы, скорее даже – следы следов. Они вовсе не были кошмарными или тревожными, от них не исходило никакой угрозы… просто у него наутро возникало ощущение какой-то необычности… немотивированности… неожиданности образов, порождаемых погруженной в сон частью его сознания. Сидя по утрам в туалете, он пытался сформулировать свое впечатление от этих ускользающих теней дневного бытия – и сформулировал таки, хотя подобная формулировка была для него самого не совсем вразумительной, если не сказать больше: его ночные видения вроде бы походили на клочки воспоминаний о раннем детстве, воспоминаний, которых не могло существовать, потому что его детство было совсем иным. И тем не менее…

В общем-то, он об этом особенно и не размышлял – днем хватало других забот, – но стоило только вечером погасить свет и устроиться на диване, как сердце начинало учащенно биться, и никак не удавалось заснуть… а потом все уплывало в темноту – и вновь и вновь низвергался словно ниоткуда водопад неуловимых, странно знакомых образов, которые никак не могли быть ему знакомы…

Так продолжалось уже пять или шесть ночей подряд.

«Может быть, тебе просто вредно спать одному? – спросил он себя. – Может быть, нужно спать с кем-то?..»

Он покосился на телефон, задумчиво побарабанил пальцами по подлокотникам кресла. Потом вяло мотнул головой – не до того ему было сейчас, – встал и направился на кухню глотнуть киселя, который мама наварила перед отъездом – целых две кастрюли!

На этот раз сердце быстро успокоилось, хотя, казалось бы, после коньяка, кофе и кувырков в канаву из-под колес механического зверя должна была наблюдаться совсем иная картина. Наверное, помог мамин кисель. Сергей подоткнул под себя одеяло, подтянул колени к животу и закрыл глаза. Не думать ни о чем – спать. «Я расслабляюсь, я погружаюсь в теплую воду… ухожу в тишину… забываю обо всем… Мне хорошо и спокойно… Мир прекрасен…»

Ему не снилось ничего необычного. Он просто шел по городу, даже не шел, а внезапно оказывался то на одной, то сразу же на другой улице и постоянно чувствовал, что его кто-то зовет. Он устремлялся навстречу этому зову, расталкивая безликих прохожих, преодолевая сопротивление вязкого воздуха – и вновь одна улица неуловимо быстро сменялась другой, и зов становился все отчетливее и громче. И в то же время он знал во сне, что зов совершенно беззвучен и не слышен никому, кроме него. И вот он уже стоит у подъезда. Там, за дверью, в одной из квартир, находится тот, кто непрерывно зовет его, Сергея Соколова. Невозможно не повиноваться этому зову! Отталкиваясь ладонями от воздуха и легко взмывая над ступенями, он подплывает к массивной железной серой двери с кругляшом «глазка». Это здесь, зов идет именно отсюда. Дверь медленно и беззвучно открывается. За дверью виднеется чья-то расплывчатая фигура.

Сергей проснулся словно от какого-то толчка. Подняв руку, провел по стене над головой в поисках шнура от закрепленной на полке шарнирной лампы, щелкнул выключателем. В комнате было довольно прохладно из-за распахнутой форточки, настенные часы показывали начало второго.

В отличие от предыдущих беспокойных ночей, этот сон был отчетливым и хорошо запомнился. Прокручивая его в памяти, Сергей понял, что ему приснился существующий в действительности дом в центре города, на улице Гоголя – обыкновенная пятиэтажка из красного кирпича, занимающая целый квартал. Помнил он и номер квартиры с серой дверью, начищенные до блеска цифры над «глазком» – «пять» и «три». Пятьдесят три. А вот человека, открывшего дверь, он разглядеть так и не успел. Фигура была какой-то размытой, нечеткой, и что-то там было еще, какая-то странность…

Сергей лежал, глядя в потолок и припоминая детали сна, и вдруг понял, что постоянно ощущает некоторое неудобство, непонятный дискомфорт, нечто сродни зуду или слабой, но неутихащей зубной боли. Он затаил дыхание, прислушиваясь к себе, пытаясь определить источник этого дискомфорта – и осознал, что точно такое же ощущение испытывал и в только что приснившемся сне. Это был все тот же неведомый зов.

«Пора идти к невропатологу, – расстроенно подумал он. – А то и к психиатру».

Он встал и, завернувшись в одеяло, подошел к окну. Захлопнул форточку и замер, глядя на небо. Плотный облачный покров исчез, словно стертый чьей-то гигантской рукой, и в небе холодным светом горели зимние звезды. А над крышей соседней многоэтажки круглым небесным глазом висел сияющий диск полной луны. Было в этом беззвучном ночном сиянии нечто таинственное и грозное, изливалась с черных небес сила гораздо более могущественная, чем сила человеческая, и невозможно было отвести взгляд от этого мощного потока, от этого распахнутого немигающего глаза, проникающего в самые глубины души. Сергею казалось, будто чьи-то бесплотные, но цепкие пальцы уверенно и быстро роются в его голове, что-то ловко делают там, перебирают какие-то струны, настраивают на нужный лад – и неведомый зов из зуда, из ноющей зубной боли превратился в тихий звенящий звук; этот звук нельзя было заглушить, от него нельзя было отмахнуться, он настойчиво звал к своему источнику, не оставляя места для раздумий и сомнений. Не подчиниться ему было просто невозможно, как невозможно не подчиниться желанию дышать.

«Полнолуние… – отрешенно подумал Сергей, как зачарованный глядя на торжественно сияющую пленницу земного притяжения (вот только кто у кого находился в плену?) – Лунный свет… Он действует, как катализатор…»

О врачах он больше не думал. Он знал, что утром отправится в тот дом на улице Гоголя, в квартиру номер пятьдесят три, – и почему-то ничуть не удивлялся такому своему решению.

2

Глаза в глаза

Сергея разбудил звонок телефона. Он, не соображая, где находится, встал с дивана и пошел на звук, в прихожую, по пути наткнувшись на дверной косяк.

– Слушаю, – хрипло сказал он в трубку.

– Наташа дома? – вкрадчиво осведомился незнакомый мужской голос.

– Наверное, – буркнул он и положил трубку. Затем вернулся в комнату и посмотрел на часы: было уже двадцать минут одиннадцатого. Он сел на диван и только сейчас окончательно пришел в себя – так крепко он не спал уже давненько. Телефон больше не звонил.

Вместе с осознанием окружащей реальности вернулась и память о прошедшей ночи. Сон не забылся, и что-то зудело внутри, в глубине, постоянно напоминая о себе, словно сигнал вызова, на который нельзя не откликнуться. Временами зуд сменялся тем самым тихим звенящим чистым звуком – внутренним звуком, – который возник ночью, когда Сергей стоял у окна. Сейчас за окном вновь было облачно и серо, как и вчера, но – удивительное дело! – Сергей явственно ощущал незримое присутствие луны, притаившейся на обратной стороне небес и продолжавшей влиять на него, подталкивая к действиям. Он ничего не знал, ни в чем не был уверен, но не мог отделаться от мысли, что приснившийся ему сон – не просто порождение его сознания, не отпечаток случившихся когда-то событий, не отражение его потаенных подавляемых желаний или страхов; нет, этот сон был сродни подсказке или компасу, показывающему направление движения. И нельзя было избавиться от непрерывного зова – Сергей не сомневался в том, что звали именно его.

На секунду он все-таки предположил, что у него просто что-то неладно с головой, но тут же отверг это предположение, уж слишком оно казалось неправдоподобным. «Псих ведь тоже не знает, что он псих, – попытался защититься он от самого себя, но в следующий момент резко поднялся с дивана, решив: – Будь что будет – надо идти! А то действительно свихнусь…»

По-армейски быстро умывшись и побрившись, Сергей натянул джинсы и свитер, выпил чашку киселя и, надев куртку, решительно вышел из квартиры. Занозой сидело в памяти вчерашнее уличное происшествие, и он призвал себя к предельной осторожности, хотя все-таки был склонен отнести это странное событие к разряду случайностей.

Но насколько случайна любая случайность? – вот в чем вопрос… Почему-то вспомнились рассуждения из какой-то давным-давно читанной книжки: можно ли десять раз подряд угодить точно в муху, стреляя по очень удаленной, почти невидимой мишени, на которой она сидит, греясь на солнышке? Скорее всего, нет – так подсказывал здравый смысл. А если огонь непрерывно ведут десять тысяч стрелков, не целясь специально, а просто наобум паля в сторону мишени? В таком случае попаданий в несчастную муху может быть и не десять, а гораздо больше. Не угодил ли и он, Сергей Соколов, под такой непрерывный шквальный огонь? Если это действительно так – бесполезно искать виновника. Правда, остается открытым вопрос о причинах этой стрельбы…

Подобные размышления могли завести Бог весть куда, и Сергей, отмахнувшись от них, быстрым шагом направился к троллейбусной остановке, поглядывая на всякий случай на пробирающиеся между многоэтажками редкие автомобили.

Всю дорогу до центральной части города, стоя у окна на задней площадке троллейбуса, который нехотя полз сквозь серое утро, он прислушивался к себе, вернее, к поселившемуся в нем неведомому зову. Зов не усиливался и не ослабевал, не то что во сне – там он постоянно нарастал и нарастал, – и Сергей вновь засомневался в том, что источник этого зова находится где-то извне, а не является порождением его собственной психики. Однако менять свое принятое еще ночью решение он не собирался; он знал, что не успокоится, пока не проверит, не убедится… да и холодный пристальный взгляд невидимой луны, взгляд, который он постоянно ощущал, не позволял ему свернуть с выбранного пути. «Кто выбрал для меня этот путь? – подумал он, и неприятный холодок пополз у него по спине. – Кто мне его подсказал?..»

Оставалось надеяться, что ответ на эти вопросы найдется там, на улице Гоголя, в квартире за серой железной дверью.

И еще он подумал о том, что не люди выбирают пути, а пути выбирают людей, и вспомнил древнюю идею насчет ограниченности свободы деяний человеческих: тому то ли греческому, то ли римскому мудрецу представлялось, что человек подобен собаке, привязанной к повозке и бегущей за ней. Главное – не сопротивляться, не бросаться в другую сторону, а неуклонно следовать за повозкой; она знает, куда ехать, где повернуть и когда остановиться.

Сергей рассчитывал и вовсе забраться в повозку, чтобы оттуда увидеть лежащий впереди путь…

Он вышел в центре, пересек сквер и, преодолев поступью канатоходца два квартала по скользкому тротуару, оказался на улице Гоголя. Наискосок от него, на другой стороне дороги, за голыми долговязыми тополями, стоял дом из его сновидения, с аптекой и почтой на первом этаже. Сергей вновь прислушался к себе – зов звучал на одной и той же непрерывной уверенной ноте – и, перейдя дорогу, с бьющимся неровно сердцем вошел в обычный двор с перекладинами для выбивания ковров, бельевыми веревками, мусорными контейнерами, покосившимися железными детскими горками и крышками погребов, почему-то всегда вызывающими у него неприятную ассоциацию со старыми надгробными плитами. Прикинув, в каком из подъездов должна находиться пятьдесят третья квартира, он направился к двери с криво выведенной белой краской цифрой «четыре». Худая рыжая кошка при его приближении испуганно метнулась с крыльца и юркнула в подвальное оконце – и во всем дворе не осталось больше никого. Это безлюдье вдруг встревожило Сергея и он резко остановился от внезапной догадки, вспыхнувшей в голове подобно осветительной ракете: вечерний лихач и странный зов как-то связаны между собой, это звенья одной цепи! Угрожающей цепи, готовой захлестнуть его горло и задушить…

Ему стало жарко, а ноги превратились в две оплывающих на солнце свечи. «Ловушка! Ловушка!» – торопливо застучало в мозгу.

Шум вползающего во двор мусоровоза привел его в чувство. Сергей в сердцах плюнул, выругал себя и решительно открыл заскрипевшую пружиной дверь подъезда.

В подъезде было тихо. Поднявшись на третий этаж, он сглотнул и привалился спиной к перилам. Серая железная дверь существовала не только в его сне. Серая одноглазая дверь с блестящими «пятеркой» и «тройкой», которые вдруг показались ему зловещими кабалистическими знаками.

Зов не умолкал.

Зачем-то оглянувшись, Сергей неуверенно подошел к двери, сделал глубокий вдох-выдох и нажал на кнопку звонка. Он не мог этого видеть, но знал, что холодный взгляд незримой луны на мгновение стал одобрительным – он поступил именно так, как и обязан был поступить.

За дверью довольно долго было тихо и Сергей поднял руку, чтобы позвонить еще раз, но так и не позвонил. Какое-то новое, прорезавшееся вдруг чутье подсказало ему, что его разглядывают в «глазок». В тот же момент щелкнул замок – раз, и еще раз – и дверь медленно приоткрылась. Сергея прошибла испарина и он отступил на шаг, приготовившись к любым неожиданностям.