Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хичи - За синим горизонтом событий

ModernLib.Net / Научная фантастика / Пол Фредерик / За синим горизонтом событий - Чтение (стр. 4)
Автор: Пол Фредерик
Жанр: Научная фантастика
Серия: Хичи

 

 


      — Нет, Крошечный Джим. Пожалуйста, говори о чертовых числах, — попросил Вэн.
      — Хорошо, Вэн. Я дам тебе перечень простейших чертовых чисел. Полградуса. Минус сорок градусов. Одна целая и тридцать семь сотых. Две тысячи двести пять. Десять в тридцать девятой степени. А теперь, пожалуйста, по поводу каждого чертова числа напиши один параграф, покажи в нем, какие характеристики делают это число чертовым, и...
      —  Замолчи, замолчи! — неожиданно закричал Вэн. Голос его звучал необычно высоко, ему было больно. — Мы не в классе!
      —  Ну ладно, — мрачно ответил Мертвец, — хорошо. Полградуса — это угловой диаметр Солнца и Луны относительно Земли. Черт возьми! Странно, что они совпадают, но это очень полезно — именно из-за этого совпадения на Земле случаются затмения. Минус сорок градусов — это температура, одинаковая и по шкале Цельсия, и по Фаренгейту. Черт возьми! Две тысячи двести пять — это сумма кубов целых чисел: один в кубе плюс два в кубе плюс три в кубе и так далее до плюс девять в кубе. Но это также и квадрат их суммы. Черт возьми! Десять в тридцать девятой степени — во столько раз гравитационная энергия слабее электромагнитной. Но также это возраст Вселенной. А еще — квадратный корень из числа элементарных частиц в наблюдаемой Вселенной, то есть во Вселенной относительно Земли, где постоянная Хаббла меньше ноля целых пяти десятых. А также... Ну, не важно. Так что повторяю: черт возьми! Черт возьми, черт возьми, черт возьми. Из этих «черт возьми» П.А.М. Дирак вывел свою теорию Больших чисел, в соответствии с которой сила тяготения слабеет с увеличением возраста Вселенной. Вот это действительно черт возьми!
      —  Ты забыл одну целую и тридцать семь сотых, — напомнил ему Вэн.
      Мертвец захихикал.
      — Хорошо, парень. Я просто проверял, слушаешь ты или нет. Одна целая и тридцать семь сотых — это, конечно, постоянная тонкой структуры материи Эддингтона. Она часто встречается в физике элементарных частиц. Но больше того. Представим себе число, обратное одной целой и тридцати семи сотым. Выразим его как десятичную дробь. Первые три цифры — 0.07, это обозначение известного шпиона-убийцы Джеймса Бонда. Вот тебе и смертность Вселенной! Первые восемь цифр после запятой — палиндром Кларка: 07299270. Это не что иное, как симметрия. Смертоносная, с двумя противоположными лицами — такова тонкая структура Вселенной. А может, следовало бы сказать, такова вся Вселенная, — продолжал Мертвец. — Что означало бы, что Вселенная сама обратна себе. Помоги мне, Вэн. Я не уверен, как правильно нужно интерпретировать этот символ.
      —  О, замолчи, замолчи! — гневно воскликнул Вэн. Он чувствовал раздражение, его била дрожь. Мальчику было плохо, гораздо хуже, чем когда Мертвецы делали ему уколы. — Крошечный Джим всегда так заканчивает, — извинился Вэн перед пришельцами. — Поэтому я не люблю разговаривать с ним отсюда.
      — Он плохо выглядит, — забеспокоилась Ларви, а потом обратилась к Вэну: — Как ты себя чувствуешь?
      Не зная, что ответить, он покачал головой.
      — Ты должен отдохнуть, — сказал ему Пол. — Только ответь, что значит — «отсюда»? Где он, этот Крошечный Джим?
      — О, он на главной станции, — слабым голосом ответил Вэн и чихнул.
      —  То есть... — начал Пол. — Но ведь ты говорил, что провел в пути сорок два дня. Значит, главная станция очень далеко.
      —  Радио?! — неожиданно вскрикнул старик Пейтер. — Ты говорил с ним по радио? Радио-быстрее-света?
      Вэн пожал плечами.
      Пол был прав — ему нужно отдохнуть, а вот и кушетка. После нее он всегда чувствует себя здоровым и бодрым.
      —  Говори, мальчик! — продолжал кричать старик. — У тебя работает РБС — радио-быстрее-света... Премия...
      — Я очень устал, — едва слышным голосом, хрипло проговорил Вэн. — Мне нужно поспать. — Он почувствовал, что валится с ног. Вэн избежал услужливо подставленных ему рук, нырнул между ними и улегся на кушетку. Металлическая сеть тут же сомкнулась над ним.

4. «Робин Броудхед, Инк.»

      Мы с Эсси катались на водных лыжах по Таппанову морю, когда радио у меня на шее сообщило, что на Пищевой фабрике появился незнакомец. Я приказал лодке немедленно повернуть и доставить нас к берегу, на широкий пляж, принадлежащий компании «Робин Броудхед, Инк.». Только потом я объяснил Эсси, в чем дело.
      —  Какой мальчик, Робин? — крикнула она, пытаясь перекрыть рев водородного мотора и шум ветра. — Откуда на Пищевой фабрике взяться мальчику?
      —  Это мы и должны узнать! — крикнул я в ответ.
      Лодка искусно подрулила по мелкой воде к берегу и подождала, пока мы вышли и побежали по траве. Определив, что пассажиры вышли, она повернула и ушла.
      Мокрые, мы вбежали прямо в помещение компьютеров. Уже пришли оптические изображения, и на экране появился тощий жилистый юноша в раздвоенной набедренной повязке и грязной рубашке. Он не казался опасным, но не имел никакого права там находиться.
      —  Голос, — приказал я, и движущиеся губы вдруг стали издавать странные, высокие, какие-то писклявые звуки. Правда, это был вполне понятный английский.
      —  ...с главной станции, да. Примерно семь-семь дней... недель, я хочу сказать. Я часто прилетаю сюда.
      —  Ради Бога, как? — Говорящего я не видел, но голос был мужской и без акцента, стало быть, Пол Холл.
      —  В корабле, конечно. А разве у вас нет корабля? Мертвецы говорили только о полетах в кораблях, другого способа я не знаю.
      — Невероятно, — выдохнула Эсси у меня за плечом. Она попятилась, не отводя взгляда от экрана, и вернулась с бархатными халатами — один для меня. — Что может означать эта «главная станция»?
      —  Хотел бы я знать. Харриет?
      Голос стал тише, заговорила моя секретарша:
      — Да, мистер Броудхед?
      —  Когда он там появился?
      —  Примерно семнадцать и четыре десятые минуты назад, мистер Броудхед. Плюс время передачи с Пищевой фабрики, конечно. Его обнаружила Джанин Хертер. У нее с собой, кажется, не было камеры, поэтому мы получали только голос, пока не пришли другие члены группы с камерой.
      Как только она смолкла, голос на экране снова стал громче, и я похвалил секретаршу:
      —  Харриет — хорошая программа, одна из лучших программ Эсси.
      —  ...простите, если я вел себя неправильно, — продолжал говорить мальчик. Затем последовала пауза.
      —  Это не важно, — вступил в разговор старый Питер Хертер. — Есть на главной станции другие люди?
      Мальчик поджал губы.
      —  Смотря что понимать под людьми, — философски ответил он. — Это зависит от того, как определять человека. Если в смысле живого организма, представителя нашего вида, то таких здесь нет. Ближе всего подходят Мертвецы.
      Раздался женский голос. Это была Дорема Хертер-Холл.
      —  Есть хочешь? Тебе нужно что-нибудь?
      —  Нет, зачем?
      —  Харриет? — позвал я секретаршу. — Что это за замечание о неправильном поведении?
      Секретарша ответила неуверенно:
      —  Он... гм... он довел себя до оргазма прямо перед Джанин Хертер.
      Я не смог сдержаться и расхохотался.
      — Эсси, — обратился я к жене, — мне кажется, ты сделала Харриет слишком целомудренной.
      Но смеялся я не по этому поводу. Я ожидал увидеть кого угодно: хичи, космических пиратов, марсиан, но только не сексуально озабоченного одичавшего подростка. Его появление на Пищевой фабрике выглядело более чем неуместно.
      За нами послышался скрежет стальных коготков, и вслед за этим что-то прыгнуло мне на плечо.
      — Убирайся, Сниффи! — рявкнул я.
      — Дай ему только коснуться шеи, и он уйдет, — посоветовала Эсси.
      — Он себя неприлично ведет, — ответил я. — Нельзя ли от него избавиться?
      —  На, на, голубка , — успокоительно проговорила Эсси и, встав, погладила меня по голове. — Тебе нужно пройти полный курс медицинского обследования. А Сниффи — ее обязательная часть. — Она поцеловала меня и вышла из комнаты, а я остался и подумал о том неприятном ощущении, которое зашевелилось где-то внутри.
      «Увидеть хичи! — подумал я. — Ну, не увидели... а что, если бы увидели?»
      Когда первые исследователи Венеры обнаружили следы хичи — пустые сверкающие голубые туннели, веретенообразные пещеры, — все испытали настоящий шок. Несколько найденных артефактов заставили пересмотреть все наши представления о разумной жизни во Вселенной. Что это такое? Металлические свитки, которые кто-то назвал «молитвенными веерами», — но молились ли хичи, и если молились, то кому? Светящиеся бусинки, названные «огненными жемчужинами», хотя жемчужинами они не были и уж тем более не горели. Потом обнаружили астероид Врата — это была самая большая сенсация, потому что на нем оказалось несколько сотен космических кораблей в рабочем состоянии. Правда, управлять ими было невозможно. Зато можно было сесть в такой корабль, и он уносил тебя черт знает куда. И там на месте посадки снова — шок, шок, шок, шок.
      Я знаю. Сам испытал это потрясение во время своих трех глупых полетов... Нет. Двух глупых полетов. И одного ужасно неглупого. Он сделал меня богатым, но лишил человека, которого я любил. Так что же глупого в том и другом?
      И с тех самых пор хичи, вот уже полмиллиона лет как исчезнувшие, проникли во все уголки нашего мира, хотя не оставили о себе ни единого текста, из которого можно было бы узнать, какими они были и куда делись. Подобных вопросов было очень много, зато ответов на них просто не существовало. Мы даже не знаем самоназвания этого народа — понятно, что эти богоподобные существа называли себя не хичи, потому что это слово выдумали первые исследователи. Но мы не представляем, и как именует себя Бог. Иегова, Юпитер, Ваал, Аллах — это все имена, придуманные людьми. Кто знает, каким именем наградили Его родители и как Его зовут друзья?
      Я пытался представить, что почувствовал бы, если бы незнакомец на Пищевой фабрике действительно оказался хичи, но в этот момент Эсси вышла из туалета и Сниффи устремился к унитазу. Полное медицинское обследование связано с некоторыми неудобствами и даже унижениями, и передвижной биологический анализатор — одно из них.
      — Ты зря тратишь время моей программы, — упрекнула меня Эсси, и я понял, что Харриет терпеливо сидит на экране, ожидая, когда я обращу на нее внимание.
      Сообщение с Пищевой фабрики было полностью записано, поэтому Эсси отправилась заниматься своими делами, а я велел Харриет готовить ленч и позволил ей приступить к ее секретарским обязанностям.
      — На восемь утра завтрашнего дня у вас назначено выступление перед Постоянным бюджетным комитетом палаты представителей, мистер Броудхед.
      —  Знаю. Я там буду.
      —  В этот уик-энд очередной осмотр. Подтвердить ваше согласие?
      Это одно из наказаний Полного медицинского обследования, и Эсси настаивает, чтобы я не отлынивал — она на двадцать лет моложе меня и постоянно напоминает мне об этом.
      — Хорошо, покончим с этим.
      —  Вам предъявлено обвинение Хансоном Боувером, и Мортон желает об этом поговорить с вами. Сводный квартальный отчет у вас на столе, за исключением пищевых шахт — этот отчет будет готов завтра к утру. Есть некоторое количество менее важных сообщений, по ним я уже приняла меры. Вы должны их просмотреть в удобное время.
      — Спасибо. Пока все. — Экран потемнел, и я откинулся в кресле, чтобы подумать.
      Сводный отчет мне не нужен — я и так знаю, что в нем. Основные вложения в недвижимость в хорошем состоянии. Небольшая инвестиция в рыбные фермы дает в этом году рекордную прибыль. Все работает как часы, кроме пищевых шахт. Последний приступ этой подлой стотридцатидневной лихорадки обошелся нам слишком дорого. Не могу винить парней в Коди — они не больше меня отвечают за лихорадку. Но тем не менее термальное сверло вышло из-под контроля, и теперь под землей горят пять тысяч акров сланца. Потребуется три месяца, чтобы шахта снова вошла в строй, а сколько это будет стоить, сказать никто не может. Неудивительно, что квартальный отчет задерживается.
      Но это только неприятность, а не катастрофа. Я вложил средства слишком во многие предприятия, чтобы плохое положение на одном из них серьезно вывело меня из строя. Я не стал бы связываться с пищевыми шахтами, если бы не совет Мортона — налоговые льготы делают это вложение выгодным. Правда, чтобы купить их, я продал большинство своих морских акций. Но тут Мортон рассудил, что мне нужна более надежная защита от налогов, и мы основали Институт Броудхеда для космических исследований за пределами Солнечной системы. Институту принадлежат все мои капиталы, а я в нем владею решающим голосом, и он вынужден делать то, что я хочу.
      Совместно с Корпорацией «Врата» мы финансировали экспедиции к четырем объектам в нашей Солнечной системе и за ее пределами, где был обнаружен металл хичи. Одним из таких объектов оказалась Пищевая фабрика. Как только стал возможен контакт, мы организовали отдельную исследовательскую фирму, и теперь дела обстоят совсем интересно.
      — Харриет? Дай мне еще раз передачу с Пищевой фабрики, — сказал я.
      На экране снова появилось голографическое изображение, мальчик по-прежнему что-то возбужденно говорил своим высоким писклявым голосом. Я старался понять, о чем он рассказывает. Что-то о мертвецах, и имя мертвеца — Генриетта. Она разговаривает с ним? Значит, она на самом деле не мертва? Мальчишка рассказывает о своем полете с Врат? Когда? Почему я ничего об этом не слышал? Все очень запутано, поэтому у меня появилась лучшая идея.
      — Альберта Эйнштейна, пожалуйста, — потребовал я. Голограмма тут же свернулась, и вместо нее на экране образовалось знакомое приятное лицо.
      — Да, Робин? — вопросительно произнесла моя научная программа, сунув руку в карман за трубкой и табаком. Альберт почти всегда так делает, когда мы разговариваем.
      — Я хотел бы послушать твою оценку Пищевой фабрики и мальчика, оказавшегося там.
      —  Конечно, Робин, — ответил он, неторопливо уплотняя большим пальцем табак в трубке. — Мальчика зовут Вэн. Ему от четырнадцати до девятнадцати лет, но, вероятно, ближе к нижнему пределу этого промежутка. Я полагаю, что генетически он во всех отношениях человек.
      —  Откуда он появился?
      —  Я могу только предполагать, Робин, — ответил Альберт. — Он говорит о какой-то «главной станции». Вероятно, это еще один артефакт хичи, чем-то напоминающий Врата, Врата-2 или саму Пищевую фабрику, но без самоочевидных функций. Кажется, на ней других людей нет. Еще мальчишка говорит о Мертвецах — скорее всего это компьютерные программы, подобные мне самому, хотя неясно их происхождение. Он также упоминает о живых существах, которых называет «Древними» или «жабомордыми». У него с ними почти нет контакта, он их избегает, и их происхождение также неясно. Я перевел дыхание.
      — Хичи?
      —  Не знаю, Робин. Не могу даже строить догадки. Из всего этого можно заключить следующее: единственные живые существа, обитающие в артефакте хичи, это сами хичи. Но прямого доказательства этому нет. Вы знаете, мы не представляем себе, как выглядели хичи.
      Это я знал. И мысль, что мы, возможно, скоро сможем познакомиться с ними поближе, действовала отрезвляюще.
      —  Что еще? Что с попытками отбуксировать фабрику к Земле?
      —  Вопрос понятен, Робин, — с тем же неторопливым достоинством ответил Альберт, поднося спичку к трубке. — Но, боюсь, тут хороших новостей нет. Объект, похоже, сам программирует свой курс и сохраняет полный контроль над ним.
      Нужно было заранее решать, оставить ли фабрику в облаке Оорта и привозить пищу на Землю кораблями или перетащить ее к Земле. Теперь, кажется, у нас выбора не оставалось.
      —  Ты считаешь, ее контролируют хичи?
      —  В этом пока нельзя быть уверенным. Я бы скорее предположил отрицательный ответ. Фабрика как будто действует автоматически. Однако, — продолжал он, аппетитно попыхивая трубкой, — во всей этой истории есть кое-что обнадеживающее. Позвольте продемонстрировать вам кое-какие изображения с фабрики.
      —  Пожалуйста, — ответил я, но он и не ждал моего разрешения. Альберт не только вежливая, но и умная программа.
      Альберт Эйнштейн уже исчез, и я увидел сцену на фабрике. Мальчик, Вэн, показывал Питеру Хертеру, как открывается что-то вроде крышки люка в стене коридора. Он доставал оттуда какие-то пакеты в ярко-красной упаковке.
      —  Похоже, наше предположение о природе артефакта подтверждается, Робин. Это съедобно и, если верить Вэну, постоянно возобновляется. Он прожил на этой пище большую часть жизни и, как видите, здоров. В принципе здоров — боюсь, что как раз сейчас у него насморк.
      Я посмотрел на часы за его плечом — Альберт всегда показывает мне время.
      —  Пока все. Если придешь к каким-то новым выводам, сообщи мне.
      —  Конечно, Робин, — ответил Альберт и исчез.
      Я поднялся. Разговор о пище напомнил мне, что ленч должен быть уже готов, а я не только страшно голоден, но у меня есть определенные планы на перерыв после ленча.
      Я плотнее запахнул халат и тут вспомнил новость о судебном иске. В жизни богатого человека судебные иски не такое уж редкое дело, но об этом хотел поговорить со мной Мортон, и, вероятно, мне следовало его выслушать.
      Мортон ответил немедленно. Сидя за своим столом, он живо нагнулся в мою сторону.
      — На нас подали в суд, — сообщил Мортон. — На Корпорацию по исследованию Пищевой фабрики, на Корпорацию «Врата», а также на Пола Холла, Дорему Хертер-Холл и Питера Хертера как на опекунов несовершеннолетней Джанин Хертер — одновременно и propria persona . В числе ответчиков ваш институт и вы лично.
      —  Ну, по крайней мере я в большой компании. Мне нужно беспокоиться?
      —  Я думаю, пошевелиться следует, — после непродолжительной паузы задумчиво ответил он. — Иск подал Хан-сон Боувер. Муж Триш или вдовец, в зависимости от того, как на это дело посмотреть. — Изображение Мортона чуть мерцало. Сказывался дефект его программы. Эсси все время собирается его отрегулировать, но на его способности юриста это никак не влияет, а мне даже нравится. — Он объявил себя хранителем прав Триш Боувер и на основании того, что она открыла Пищевую фабрику, требует доли всех доходов.
      Это совсем не забавно. Даже если мы не сумеем передвинуть эту проклятую штуку к Земле, со всеми новыми достижениями сумма доходов должна быть колоссальной.
      —  Как он может этого добиться? Она ведь подписала стандартный контракт. Значит, нам нужно только предъявить этот контракт. Триш не вернулась и, следовательно, никакой доли не получает.
      —  Да, так мы и должны действовать, если дело дойдет до суда, Робин. Но существуют один или два сомнительных прецедента. Ну, может, даже не сомнительных — адвокат истца считает их перспективными, хотя они довольно старые. Самый важный из них: когда-то один сумасшедший парень подписал контракт о том, что пройдет по натянутой веревке над Ниагарским водопадом. Если нет представления, нет и оплаты. Он упал на полпути. Суд решил, что представление все же состоялось и сумма должна быть выплачена.
      —  Это безумие, Мортон!
      —  Нет, всего лишь судебный прецедент, Робин. Но я сказал, что беспокоиться следует немного. Я считаю, что, вероятно, все будет в порядке. Хотя на сто процентов не Уверен в этом. Предварительное рассмотрение дела в суде через два дня. Там посмотрим, что получится.
      —  Хорошо. Погасни, Мортон, — сказал я, потому что теперь был уже абсолютно уверен, что пришло время ленча. Как раз в этот момент появилась Эсси, к моему великому разочарованию, совершенно одетая.
      Эсси прекрасная женщина, и одна из радостей брака с ней состоит в том, что каждый год она выглядит лучше, чем в предыдущий.
      Эсси обняла меня, и мы вместе пошли в столовую. Она посмотрела мне в лицо и спросила:
      — Что случилось, Робин?
      — Ничего особенного, дорогая, — ответил я. — Только я планировал пригласить тебя в душ сразу после ленча.
      —  Ты старый сексуальный маньяк и вдобавок козел, — сердито ответила она. — Почему мы не можем пойти в душ вечером, а после душа отправиться в постель?
      —  Вечером я должен быть в Вашингтоне. А ты завтра утром в Таксоне на твоей конференции. И уик-энд у меня будет занят медицинским осмотром. Впрочем, это не имеет значения.
      Эсси села за стол.
      —  К тому же ты жалкий лжец, — сказала она. — Ешь быстрее, старик. В конце концов нельзя только и делать, что принимать душ.
      — Эсси, ты очень разумная женщина, — задушевно проговорил я. — Это одно из лучших твоих достоинств.
      Квартальный отчет пищевых шахт еще до завтрака ждал меня на столе кабинета в Вашингтоне. Дела обстояли еще хуже, чем я предполагал — по крайней мере два миллиона долларов сгорели под холмами Вайоминга, и ежедневно продолжали сгорать по пятьдесят тысяч. И так будет, пока не погасят пожар. Если пожарным вообще удастся с ним справиться. Это не означает, конечно, что у меня сверхсерьезные неприятности. Просто некоторая часть легко достававшихся кредитов теперь будет доставаться менее легко. И не только я знал об этом. К тому времени, как я явился на сенатские слушания, весь Вашингтон уже обсуждал мои финансовые потери.
      Я быстро принес присягу и дал показания. Когда я закончил, сенатор Прагглер объявил перерыв и отвел меня в сторону.
      —  Не могу вас понять, Робин, — сказал он. — Разве пожар не изменил ваши планы?
      —  Нет. Мы ведь говорим о долговременных планах. Он покачал головой:
      — Удивительно. Человек, владеющий значительной частью пищевых шахт, требует повышения налогов на них! Я считаю, что это не имеет смысла.
      Я снова принялся объяснять ему, что в целом пищевые шахты вполне способны потратить, скажем, десять процентов своих доходов на восстановление Скалистых гор, после того как весь сланец будет извлечен. Но никакая компания в отдельности не может позволить себе это сделать. Если этим буду заниматься только я, то меня ожидает потеря позиции в конкуренции, и тогда меня быстро разорят.
      — Так что, если поправка пройдет, Тим, — продолжал я, — мы все вынуждены будем заниматься реставрацией Скалистых гор. Цена на пищу, конечно, поднимется, но ненамного. Мои специалисты говорят, что не больше, чем на восемь-девять долларов в год на человека. А местность станет почти неиспорченной!
      Он рассмеялся.
      —  Вы странный человек, Робин. Со всей вашей благотворительностью, не говоря уже об этих штуках... — Прагглер кивком указал на мои браслеты: три браслета на руке означали три вылета с Врат — сколько я при этом испытал страха, будучи старателем! — Почему вы не пытаетесь баллотироваться в сенат?
      — Не желаю, Тим. К тому же, баллотируясь от Нью-Йорка, я стану соперником — вашим или Шейлы, а я этого не хочу. Я слишком много времени провожу на Гавайях, и у меня нет никакого желания переселяться в Вайоминг.
      Прагглер похлопал меня по плечу.
      — Ну хорошо, — с наигранной обреченностью проговорил он. — Я постараюсь провести эту вашу поправку, хотя бог знает, какие уловки используют ваши конкуренты, чтобы не допустить этого.
      Расставшись с Прагглером, я вернулся в отель. Эсси находилась на пути к Таксону, и у меня не было особой необходимости спешно возвращаться в Нью-Йорк. Поэтому я решил остаток дня провести в Вашингтоне. Позже оказалось, что мое решение было неправильным, но тогда я еще этого не знал; Я размышлял о том, нравится мне или нет, когда меня называют «филантропом». Мой старый психоаналитик когда-то здорово помог мне — я научился не возражать, если меня за что-то заслуженно хвалят, но здесь был другой случай. В этом деле я действовал ради себя. Поправка о восстановлении местности мне ничего не будет стоить: как я уже объяснил, все расходы покроет повышение цен на пищу. Деньги, которые я трачу на космические исследования, должны принести прибыль и, вероятно, принесут. Впрочем, все равно я буду тратить деньги только там, где их получил. К тому же у меня есть незаконченное дело. Где-то там.
      Я сидел в своем номере на сорок пятом этаже, смотрел на Капитолий с монументом и думал: живо ли еще мое незавершенное дело? Я надеялся, что она жива. Даже если ненавидит меня за это.
      Мысль об оставленных делах заставила меня вспомнить об Эсси, которая уже должна была прибыть в Таксон, и я почувствовал легкое беспокойство. Приближался очередной приступ стотридцатидневной лихорадки. Я об этом как-то не подумал. Мне не нравилось, что Эсси от меня в тысячах километров, особенно если приступ будет тяжелым. Я не ревнив, но с каждым разом приступы становятся все более и более эротическими и оргиастическими. И мне хотелось, чтобы Эсси была эротической и оргиастической рядом со мной.
      А почему бы и нет? Я вызвал Харриет и приказал ей заказать мне место на дневной рейс в Таксон. Дела можно вести и оттуда, хотя это и не так удобно. Затем я вернулся к событиям на фабрике.
      Вначале Альберт. Он сообщил, что никаких особенных изменений на Пищевой фабрике не произошло, только у мальчика сильный насморк.
      — Мы предложили группе Хертер-Холл применить обычные антибиотики и иммунодепрессанты, — сказал он мне. — Но, конечно, инструкцию они получат только через несколько недель.
      —  Насколько это серьезно?
      Альберт нахмурился, попыхтел трубкой и выпустил несколько сизых клубов дыма.
      —  Вэн никогда не подвергался воздействию вирусов и бактерий, — ответил он, — поэтому ничего определенного сказать не могу. Но надеюсь, ничего серьезного нет. Во всяком случае, экспедиция Хертер-Холл располагает самым современным медицинским оборудованием, чтобы справиться с большинством болезней.
      — Что-нибудь новое о нем известно?
      —  Новостей достаточно, но ничего такого, что изменило бы мои прежние оценки, Робин. — Пуф, пуф, пуф. — Мать его была испанкой, отец американцем, оба старатели с Врат. Так по крайней мере кажется. Таковы же и многие личности, которых он называет «Мертвецами», хотя окончательно это пока неясно.
      — Альберт, — сказал я, — просмотри все данные о полетах с Врат за последние десять лет. Может, там отыщется не вернувшийся корабль с испанкой и американцем.
      — Конечно, Боб. — Когда-нибудь я прикажу ему перейти к более энергичному словарю, но он и так действует хорошо. Почти немедленно Альберт ответил: — Такого рейса Не зафиксировано. Но есть рейс, в котором находилась бе-Ременная испанка. Корабль не вернулся. Показать изображения?
      —  Будь добр, Альберт, — ответил я, но он не запрограммирован понимать такие чисто человеческие вещи, как ирония или сарказм.
      Изображения мало что дали. Женщина оказалась незнакомой — она улетела к Вратам до меня. Выжила в полете на пятиместном корабле, в нем погибли ее муж и еще три члена экипажа. После этого она улетела на одноместном. И с тех пор о ней ничего не было известно. Кстати сказать, полет был простой: вылететь и посмотреть, что получится. Похоже, единственное, что получилось, — это ребенок, который родился и вырос в неизвестном месте.
      —  Но это не объясняет, кто отец Вэна, — сказал я.
      —  Да, возможно, он из другой экспедиции. Если мы предполагаем, что Мертвецы — это не вернувшиеся старатели, их должно быть немало.
      —  Ты полагаешь, что Мертвецы — настоящие старатели? — удивился я.
      —  Конечно, Робин.
      —  Но каким образом? Их мозг сохранен?
      —  Сомневаюсь, Робин, — снова зажигая трубку, задумчиво ответил Альберт. — Данных недостаточно, но я бы сказал,  что  сохранено лишь ноль целых одна десятая от первоначального объема мозга.
      — А что остальные девять десятых?
      —  Возможно, три десятые — это запись памяти на химическом уровне. Хотя вероятность не очень высока. Но все же самая высокая из всех имеющихся. Сознательная передача — допустим, они наговаривали свои воспоминания на ленту, — почти ничтожная вероятность. Высший предел — одна тысячная. Прямая умственная связь — в определенном смысле ее можно назвать телепатией — вероятность примерно того же уровня. Неизвестные средства — пять десятых. Конечно, Робин, — торопливо добавил он, — вы понимаете, что эти оценки сделаны при недостатке данных и отсутствии правдоподобной гипотезы?
      — Наверное, тебе было бы легче определить, если бы ты поговорил непосредственно с Мертвецами.
      — Конечно, Боб. И я собираюсь затребовать такую связь через бортовой компьютер группы Хертер-Холл. Но для этого потребуется тщательное предварительное программирование. Там не очень хороший компьютер, Робин. — Он немного помолчал, а затем, будто вспомнив, продолжил: — Да, Робин. Есть одно интересное обстоятельство.
      —  Какое? — заинтересовался я.
      — Как вы знаете, на Пищевой фабрике, когда она была открыта, находилось несколько различных кораблей. Фабрика с тех пор находится под постоянным наблюдением, количество кораблей остается прежним, не считая корабля Хертеров-Холлов и того, на котором два дня назад прибыл Вэн. Но у меня нет уверенности, что это те же самые корабли.
      -Что?
      —  Это всего лишь предположение, Робин, — поспешил пояснить он. — Корабли хичи абсолютно одинаковы. Но детальный анализ фотографий свидетельствует, что местоположение одного из них относительно других кораблей изменилось. У большого. А может, у всех трех больших. Как будто остававшиеся корабли улетели, а их место заняли новые.
      У меня по спине пробежал неприятный холодок.
      — Альберт, — с трудом проговорил я, — ты понимаешь, что это для меня значит?
      —  Конечно, Робин, — серьезно ответил он, — это означает, что Пищевая фабрика по-прежнему действует. Она превращает газ кометы в СНОN-пищу. И куда-то ее отправляет.
      Я с трудом проглотил слюну, а Альберт продолжал говорить:
      — К тому же окрестности полны ионизированным излучением. Вынужден признать, что не знаю его источника.
      —  Это опасно для Хертеров-Холлов?
      — Нет, Робин, я бы этого не сказал. Не больше, скажем, чем для вас пьезовидение. Это не опасно, просто меня интересует его источник.
      —  Нельзя ли попросить Хертеров-Холлов проверить? — сказал я.
      —  Конечно, Робин. Я уже запросил. Но пройдет целых пятьдесят дней, прежде чем мы получим ответ.
      Я отключил Альберта и откинулся в кресле, размышляя о хичи и их странных обычаях...
      И тут меня словно ударило.
      Мое кресло очень удобно и устойчиво, но на этот раз я чуть не выпал из него. Меня мгновенно охватила боль. Но не просто привычная тупая или острая боль: у меня вдруг закружилась голова, я утратил ориентировку, и даже начались галлюцинации. Казалось, голова вот-вот взорвется, легкие жгло огнем. Я никогда не чувствовал себя так паршиво, умственно и физически, и в то же время у меня возникали фантастические сексуальные видения.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21