Современная электронная библиотека ModernLib.Net

По следам легенды

ModernLib.Net / Детективы / Корнешов Лев / По следам легенды - Чтение (стр. 1)
Автор: Корнешов Лев
Жанр: Детективы

 

 


Корнешов Лев
По следам легенды

      Лев КОРНЕШОВ
      ПО СЛЕДАМ ЛЕГЕНДЫ
      Повесть
      Герою Советского Союза
      Алексею Алексеевичу Борканюку
      посвящается
      От автора
      Позвольте рассказать о человеке, которому посвящена эта повесть. Его биография была простой и очень сложной. Родился он на заре нашего века в небольшом закарпатском селе, что расположилось в центре Европы. Да-да, я и сам с удивлением узнал, что географический центр Европейского континента расположен возле Рахова в Закарпатье, обозначен он специальным знаком.
      Его родной край не раз за свою длинную историю испытал на себе и чужеземные нашествия, и безжалостный гнет магнатов самых разных национальностей. Оторванный империалистическими хищниками от своей родины - Украины, он и в нашем уже столетии служил разменной монетой в разбойничьем торге колонизаторов разных мастей.
      Все это видел Олекса Борканюк - ибо его судьба слилась с судьбой народа. Он стал комсомольцем, а вскоре и коммунистом. Партия направила его на учебу в СССР, он выехал из Закарпатья нелегально, по чужим документам, через несколько границ добрался до нашей страны, получил здесь образование и профессию журналиста, ибо считал, что публицистика должна быть боевым оружием партии в предстоящих классовых битвах.
      Многие страницы жизни О. Борканюка, думаю, гораздо увлекательнее иных приключенческих романов, хотя он и был далек от "приключений" - ему приходилось работать в условиях подполья, а с началом Великой Отечественной войны взять в руки оружие.
      Каким он был?
      Всматриваюсь в его лицо: высокий лоб, тонкие черты, задумчивые глаза, изломанная, словно в удивлении миром, бровь.
      Читаю строки, написанные им: "Всю жизнь я был честным, преданным народу, и никогда у меня в мыслях не было личной выгоды. И таким иду на смерть".
      Он написал это ночью 3 октября 1942 года, когда ему сообщили о приговоре хортистского военного суда. Представляете, какое мужество и какая сила воли, уверенность в правоте своего дела и всей своей жизни должны быть у человека, чтобы письмо-завещание сестре и брату начать сообщением о смертном приговоре: "Сегодня меня повесят". В этом письме есть слова, которые объясняют, нет, не его спокойствие перед казнью мужественное самообладание: "Верю также, что народ меня не забудет, когда настанут лучшие времена".
      Народ не забыл и никогда не забудет своего верного сына - пламенного партийного публициста, замечательного партийного работника Алексея Алексеевича Борканюка, товарища Олексу.
      Он прожил короткую жизнь - всего сорок один год. Все сознательные годы отдал, как писал сам, борьбе "за лучшее будущее бедного народа". Сын лесоруба-гуцула, Олекса Борканюк стал видным политическим и общественным деятелем, депутатом от КПЧ в парламенте буржуазной Чехословакии и не раз выступал с его трибуны с беспощадно резкими разоблачениями внутренней и внешней политики ее правительства. Неизменно и твердо защищал он интересы людей труда. Интерпелляции - запросы в парламент О. Борканюка и его товарищей-коммунистов служат образцом того, как, используя легальные возможности, можно защищать исконные права трудящихся на работу, хлеб, мирную жизнь. Работая какое-то время в легальных условиях, О. Борканюк специально изучил законодательство буржуазной Чехословакии, чтобы успешно вести борьбу против беззакония и произвола, насаждаемого в те годы в Закарпатье "отечественной" и зарубежной буржуазией.
      Олекса Борканюк был партийным работником подлинно большевистского типа, он много сделал для превращения краевой партийной организации Закарпатья в боевую организацию коммунистов, выражавшую интересы не только рабочих и крестьян, но и всех честных людей, желающих своему краю лучшего будущего. Борканюк резко выступал против сектантства и оппортунизма, национальной ограниченности.
      Однажды почти случайно во время работы в Исторической библиотеке мне попала в руки книга "Чем является для нас Советский Союз". Это был сборник статей, выступлений, интерпелляций секретаря Закарпатского крайкома Коммунистической партии Чехословакии Алексея Алексеевича Борканюка. Они были написаны и произнесены в тридцатые годы, когда Закарпатье, оторванное от родной Украины империалистическими договорами после окончания первой мировой войны, входило в состав буржуазной Чехословакии.
      Я начал читать книгу и уже не смог оторваться от нее. Будто ветер жестоких классовых битв ворвался из прошлого в наше нынешнее время.
      Статьи О. Борканюка поражают талантом, страстностью, умением говорить о самом сложном просто и понятно для тех читателей - зачастую полуграмотных, - которым они предназначались. После учебы в СССР О. Борканюк был редактором молодежной газеты "Трудящаяся молодежь", потом редактировал орган Закарпатского крайкома КПЧ "Карпатскую правду", как уже говорилось, возглавлял краевую партийную организацию.
      О. Борканюк был среди тех, кто одним из первых почувствовал страшную угрозу, которую нес человечеству гитлеровский фашизм, и вступил в борьбу с ним. Выступления О. Борканюка за единство рядов в отражении фашистской угрозы, за труд, хлеб и мир для трудящихся - эти выступления являют собой образец действий коммуниста-трибуна.
      В конце 1941 года О. Борканюк и группа его товарищей были заброшены в оккупированное хортистами Закарпатье. Товарищ Олекса в тяжелейших условиях сделал все, что мог. До своей последней минуты он вел себя мужественно и смерть свою встретил достойно.
      Значит, повесть "По следам легенды" - об Алексее Алексеевиче Борканюке?
      Утверждать это со стороны ее автора было бы и самонадеянно и неточно. Мотивы этой повести, образы главного героя и его товарищей действительно навеяны, подсказаны мужественной жизнью товарища Олексы. Реальны многие события, в ней происходящие.
      В Закарпатье в эти годы активную политическую деятельность вела целая плеяда замечательных партийных деятелей. О. Борканюк был одним из них...
      Изучая письма и статьи О. Борканюка, воспоминания современников, исторические документы, я видел перед собой людей не просто особой судьбы. Это были коммунисты, не знавшие страха и сомнений, люди кристальной честности, готовые жертвовать собой во имя счастья народа. Это повесть о них, о друзьях-соратниках О. Борканюка по совместной борьбе.
      Однажды у меня появилось сомнение: следует ли давать главному герою повести имя Олексы, не станет ли это поводом полностью отождествить его с Борканюком? Ведь мой рассказ - это всего лишь попытка пересказать легенду жизни замечательного человека, он не претендует на строгость биографических исследований и вобрал в себя эпизоды из жизни других людей, и то, что увиделось автору сквозь глубь минувших времен. Ведь спутником героизма всегда становилась легенда, а легенды рождались как дань мужеству...
      Сомнения эти исчезли: ведь легенды - из области творчества, а не протокольных записей.
      Когда повесть уже была написана, венгерские друзья сказали мне, что проспект в Будапеште, на котором в печальные времена Хорти и Гитлера находилась зловещая тюрьма Маргит-Керут, ныне носит название проспект Жертв. Так он назван венгерским народом в память о тех, кто стал жертвами фашистского террора, в память и об Олексе Борканюке, о людях его судьбы.
      Остается только еще раз сказать: какие замечательные были это люди! И все, что связано с их жизнью, трудом и борьбой, для нас свято.
      "...Никогда не теряйте надежду в нашу победу и никогда
      не теряйте надежду, что я к вам возвращусь"*
      22 июня 1941 года в четыре часа утра Олекса проснулся внезапно, словно от того, что кто-то резко и грубо царапнул сердце чем-то острым. Над Москвой уже занялся ранний рассвет, в комнате было светло.
      _______________
      * Здесь и далее в заголовки глав вынесены строки из статей и
      писем А. Борканюка.
      - Что с тобой? - спросила сонным голосом Сирена.
      Олекса ответил:
      - Не знаю...
      Стараясь не тревожить жену, он тихо встал, подошел к кроватке Оленьки. Дочка спокойно и уютно причмокивала, посапывала во сне. Олекса долго смотрел на нее, а тревога не проходила...
      Он узнал, что фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз, на страну, приютившую его после оккупации хортистами родного Закарпатья, утром. Позвонил старый товарищ по работе в Коминтерне и сказал только одно слово, тяжелое и мрачное:
      - Война...
      Он вышел на улицы Москвы, долго ходил по ним, вроде бы бесцельно, а сам жадно, пристально всматривался в лица встреченных им людей. О том, что гитлеровская авиация бомбила на рассвете Минск, Киев и другие крупнейшие центры СССР, что фашистские дивизии перешли границу, многие уже знали.
      Но в утренних газетах об этом еще ничего не было - не успели...
      Олекса всматривался в лица людей - уже шла война, и сегодня-завтра многие из них возьмутся за оружие. От них, их мужества и стойкости отныне зависела судьба всей планеты...
      Дома Олекса взял на руки Оленьку, прижал к себе, словно хотел защитить, укрыть ее собою, сказал Сирене:
      - Первый год прошел для нее в мире... А какими будут другие?
      - Советский Союз быстро разгромит фашистов, - уверенно, горячо сказала Сирена. - Нет силы в мире, которая одолела бы эту страну.
      - Такой силы нет, - подтвердил Олекса, - но война будет жестокой. Как в старину говорили: не на жизнь, а на смерть... Я видел фашистов вблизи, встречался с ними лицом к лицу... Бешеные собаки кусают, пока их не убивают. Ты их тоже видела, Цико... А когда их стая, огромная, в несколько миллионов...
      - Не все там одинаковые, Олекса.
      - В бою стреляют, Цико, а не присматриваются к врагам... И ты меня поймешь...
      Сирена кивнула согласно:
      - На фронт?
      - Добьюсь любой ценой разрешения партии уйти на фронт. Мое место там... Место каждого коммуниста, какой бы национальности он ни был, сегодня на фронте...
      - А я? - с отчаянием спросила Сирена и бросила взгляд на дочку.
      - Тебе работа найдется в тылу... И береги доченьку - она должна выжить в этом страшном урагане, потому что без детей мы как сосны без корней...
      "Я знаю, какие трудности стоят передо мной, но знаю и
      то, какое... задание доверено мне и моим товарищам".
      Свою группу Олекса формировал, готовил тщательно, обращая особое внимание на отработку действий в боевой обстановке, в тылу у фашистов. Там хоть и родные места, но засели в них враги.
      Перед отъездом из Москвы Олексу принял Клемент Готвальд. Готвальд много работал в эти напряженные дни, очень устал, но Олексу встретил приветливо, с тем радушием, на которое был щедр к полюбившимся ему людям.
      - Как настроение группы? - прежде всего спросил он.
      - Боевое, товарищ Готвальд.
      - Надежные люди?
      - Верю, как в себя.
      - Это хорошо, - сказал Готвальд, - без веры в таком деле нельзя... С кем пойдешь в огонь?
      - Михаил Мажорович - вы слышали о нем, инструктор Закарпатского крайкома... На партийной работе в Мукачеве был Самуил Габерман. Третий наш товарищ - венгр из Комарово Дьюла Кеваго, токарь, Хорти бросил его за решетку... Выбрался, в эмиграции в СССР, с первых дней войны добровольцем в Красной Армии. Есть боевой опыт и у Иожефа Деканя - бывший боец Интернациональной бригады в Испании, дважды был ранен. Радистом у нас будет хороший паренек, инженер из Москвы Виталий Розовский.
      - Действительно, интернациональная группа... Хорошо подготовились? Времени ведь было в обрез...
      - Всему обучились - стрелять, взрывать, прыгать с парашютом...
      - Все это пригодится. Но задача твоя важнее. Интернациональный состав группы - не случайность. Центральные Комитеты компартий Чехословакии и Венгрии приняли решение о создании на Закарпатье одного из руководящих оперативных центров для координации действий партизанских групп и подпольных организаций. Ты возглавишь его... Желаю успеха, товарищ Олекса.
      Помолчал, совсем просто добавил:
      - Пусть тебе повезет...
      И вот настала та минута, которая должна была настать... Первой из Москвы уезжала Сирена в город, который еще был тыловым, а завтра там ляжет линия фронта. Олекса прощался с женой у теплушки. На руках у Сирены дочь, у ног - тощая сумочка. Вагоны, весь вокзал забиты красноармейцами их ждал фронт - и стариками, женщинами, детьми, уезжающими в эвакуацию.
      - Сколько раз мы с тобой прощались, Олекса? - грустно спросила Сирена.
      - И всегда встречались! - нарочито бодро ответил Олекса.
      Медленно уходил эшелон, Олекса бежал рядом с теплушкой, будто старался задержать печальный состав.
      - Я напишу тебе! Мы снова встретимся!
      Он написал Сирене еще из Москвы:
      "Моя любимая Путю!
      Завтра мы едем на работу. На этот раз уже наверняка. Наша отправка очень затянулась, и это достаточно усложнит нашу работу в самом начале. Но что поделаешь. Война есть война. Все же я надеюсь, что наша работа увенчается успехом. Мы все от нас зависящее будем делать, чтобы так и случилось.
      Пришло то время, о котором мы говорили на протяжении многих лет. Такой войны, которую мы переживаем сейчас, не знала история. Будет это тяжелая и длительная война. Вырвет она немало жизней и принесет большое опустошение. Трудно сказать, какими формами и путями пройдет эта война, но одно можно сказать с уверенностью: в конце концов победа будет нашей. И мое самое большое желание - дожить до той минуты, когда мы будем победителями. И я твердо верю, что доживу до этой счастливой минуты..."
      Когда он писал эти строки, война уже бушевала на огромных пространствах. Фашистские армии рвались к Москве, пали Минск, Киев, многие другие города.
      Страна, давшая приют Олексе Борканюку, была в огне. На его родной земле над Мукачевом, Ужгородом, Хустом развевались знамена хортистской Венгрии.
      Карпаты стояли в осеннем золоте, молчаливые, грозные. На дальних полонинах, на горных тропах появились первые партизаны. Он рвался к ним всем сердцем, торопил подготовку группы. И путь его к Карпатам лежал через Геленджик. Туда Олекса и его товарищи отправились воинским эшелоном. Он медленно пробирался на юг мимо других эшелонов - с красноармейцами, орудиями, мимо санитарных поездов, мимо забитых беженцами вокзалов. Этому составу уступали дорогу...
      В Геленджике, где еще было спокойно и море тихо катило волны у самой кромки небольшого аэродрома, Олекса и его товарищи расположились в маленьком домике. В один из вечеров, когда нетерпение уже достигло предела, они слушали сводку от Советского Информбюро.
      Левитан с горечью сообщал:
      - В истекшие сутки шли тяжелые, кровопролитные бои на всех фронтах... После упорного сопротивления наши войска оставили города...
      Над Карпатами свирепствовали необычные для зимней поры грозы. Порывистые ветры схватывались в единоборстве на верховине и полонинах, раскачивали вековые сосны, гнули к земле буки и ясени.
      Под снегопадами стыли в молчании редкие села, искали спасения от бурь овечьи отары, вышли из берегов и стремительными потоками ринулись в долины горные реки, разбивая в щепки плоты.
      Молнии били огненными стрелами по вершинам.
      Вылет в связи с непогодой откладывали несколько раз. Олекса и его товарищи нервничали, ожидание угнетало сильнее предстоящих опасностей. Здесь, над южным маленьким аэродромом, небо было чистым и голубым, как-то даже не верилось, что где-то его рвут на части грозы.
      Олекса настаивал на вылете в любых условиях. Его убеждали, что это верная гибель... Он и сам понимал, что с грозой не поспоришь, однако уплывало драгоценное время и рушился так тщательно отработанный план заброски его группы в тыл врага.
      Наконец синоптики сообщили, что грозы уходят от Карпат в сторону, однако ветер не стихает... Но ждать уже больше было нельзя, и группа получила "добро" на вылет.
      Самолет набрал высоту и взял курс на северо-запад. Он скользил в ночной январской мгле почти бесшумно, без бортовых огней. Сильный встречный ветер раскачивал его, переваливал с крыла на крыло.
      В слабо освещенном салоне с наглухо закрытыми шторками иллюминаторами на металлических скамейках расположилась группа десантников из шести человек. Это были люди разного возраста: самому старшему около сорока пяти, самому молодому чуть перевалило за двадцать, остальные - на рубеже четырех десятков. И у всех - оружие, снаряжение, рюкзаки...
      Олекса выбрал место ближе к пилотской кабине на откидной скамейке. На нем была армейская форма без знаков отличия, автомат он закрепил ремнями к рюкзаку.
      - К нему и обратился командир экипажа, вышедший из пилотской кабины:
      - Товарищ Первый, через несколько минут будем у цели... Приготовьтесь.
      Десантники догадались, что он сказал, задвигались, проверяя снаряжение.
      - Где мы сейчас? - Командир группы открыл планшет с картой.
      - Вот здесь. - Летчик узким лучом фонарика высветил точку на карте. "Ясиня" - было написано название населенного пункта.
      Командир группы сквозь ночную мглу ясно увидел Ясиня - село лесорубов и чабанов, бедняцкие хаты и дома-крепости кулаков. Он родился в этом селе, это была его родная земля.
      Ясиня со всех сторон окружены горами, будто каменным поясом. Такие села называли издавна сердцем Карпат. На севере виднеются Горланы. На западе - вершины Близлецов, на юго-востоке - Черные горы с Петросом и горою Поп-Иван. Но над всеми вершинами поднялась красавица Говерла.
      Горы и леса долго были для него и жизнью, и всем миром. И даже солнце он встречал, когда оно поднималось из-за гор, и провожал его ночевать тоже за каменную гряду.
      Командир группы десантников вдруг так ясно увидел восходящее солнце, что зажмурился, будто лучи его нестерпимо брызнули в глаза. Он пришел в себя оттого, что летчик тряс его за плечо:
      - Погода опасная, товарищ Первый. Разбросает вас по всем Карпатам...
      - Можно ниже? - спросил Первый.
      - Нет! - прокричал летчик. - И так чуть макушки гор не цепляем. Может, возвратимся? Не будем рисковать?
      Первый отрицательно покачал головой, поправил лямки своего парашюта.
      - Будем выбрасываться.
      Летчик взглянул на часы, отбросил массивные защелки на двери, открыл ее. За бортом была мгла, ветер играл в прятки с ночью.
      Десантники встали.
      - Удачи вам, хлопцы! - крикнул летчик, поднял и резко опустил руку.
      Один за другим десантники исчезали в проеме двери. Первый подождал, пока выбросились во тьму его товарищи, улыбнулся летчику - свет сигнального фонаря над дверью к экипажу выхватил из полутьмы его лицо - и шагнул в пропасть.
      Он приземлился на склоне горы, среди высоких сосен, черневших в темноте. Здесь, на земле, было тише, и только раскачивавшиеся вершины деревьев говорили о том, что ветер не стих.
      Олекса сложил и спрятал в снег под приметным деревом парашют, проверил оружие, сверился по карте, где находится.
      Вскинул за плечи вещмешок и побрел по глубокому снегу к месту сбора группы. Там никого не было, и следов к этой поляне он тоже не заметил. Олекса решил дождаться своих, долго сидел у потайного костра. Шли часы, издали доносился лай собак, хлопнуло несколько выстрелов.
      Олекса ждал свою группу, еще не зная, что остался один. И, когда ждать стало бесполезно, он побрел по снегу к Ясиням.
      ...Командир 8-го венгерского королевского корпуса снял трубку глухо заворчавшего телефона.
      - Да, их должно быть шесть... Нашли погибшего? Отправьте тело в ближайший населенный пункт и продолжайте поиски...
      Хортистские солдаты, растянувшись узенькой цепочкой, прочесывали лес. Идти по снегу были трудно, солдаты зло переругивались. Впереди шли офицеры.
      Вот один из солдат заметил следы, показал их товарищу. Тот предостерегающе поднял руку, глянул, заметили ли следы офицеры. Те, проваливаясь в снег, ушли вперед.
      Солдаты пошли прямо по чужим следам, разрушая их.
      Послышалась частая стрельба, и все заторопились вперед. Это Михаил Мажорович лежал за сваленной сосной, стрелял скупо, экономя патроны. Он знал, что погибнет - никто не мог ему помочь. Мажорович отстреливался, давая время уйти своим товарищам.
      Снайпер поймал его в перекрестье прицела...
      Каратели провели по улицам села к управлению Виталия Розовского и Иосифа Деканя. Они были сильно избиты, лица в кровоподтеках. На телеге у управления лежал труп. Розовский всмотрелся и отвернулся - это был Дьюла Кеваго...
      - Ваш? - спросил его офицер.
      Виталий отрицательно покачал головой.
      - Зачем врешь? - разозлился офицер. - Он разбился во время прыжка упал на скалы...
      Неожиданно офицер смягчился:
      - Если хотите - попрощайтесь...
      А в это время еще два человека уходили по склонам гор в противоположные стороны. Самуил Габерман, решив, что вся группа погибла, попытался оторваться от преследователей, выйти за кольцо облавы. Это ему удалось, и еще несколько месяцев он продолжал борьбу, пока не пал в бою с карателями, отстреливаясь до последнего патрона.
      Олекса знал, что находится неподалеку от родного села, карта помогла ему сориентироваться. Он побрел по глубокому снегу в ночь. Иногда до него доносились голоса, лай овчарок, выстрелы. Он кружил по снежной целине горы не отпускали его, он в третий и четвертый раз пересек свои же полузаваленные снегом следы и только тогда нашел укромное убежище под широкой елью, решил ждать рассвета. Невыносимо тяжелой была мысль о том, что его товарищи погибли. Как так могло случиться, что их ждали солдаты и жандармы? Неужели предательство? Тогда кто их выдал?
      Олекса гнал прочь от себя такие мысли. Предательства быть не могло группа готовилась в условиях строжайшей конспирации, считанные люди знали о том, куда и когда ее будут забрасывать. Здесь, в Карпатах, сроки и место десантирования были известны только секретарю подпольного райкома партии, человеку проверенному, давнему его другу.
      Тогда что же случилось?
      Он терялся в догадках, и эта неизвестность угнетала его сейчас больше всего. Неужели остался один, совсем один?
      Только гораздо позже Олекса узнает, что все его товарищи выполнили свой долг, что измены не было, а произошла одна из тех нелепых случайностей, которых так много случается на войне. Из лагеря, который находился неподалеку, бежала группа советских военнопленных, и облава проводилась именно поэтому. Но когда каратели услышали неясный гул самолета, увидели парашютистов, они сразу сообразили, в чем дело...
      Это станет известно ему потом, а пока он обессиленно сидел под сосной, привалившись спиной к ее стволу, и поземка постепенно заметала его сухим снегом. Теперь он слышал лишь неясный шум деревьев, которые сплетались где-то там, в близкой вышине, своими вершинами. Да, их всех, кроме него, расстреляли почти в упор... Но задание должно быть выполнено он ведь пока жив? И Олекса прикидывал, кто из его давних друзей мог уцелеть в лихие дни оккупации, вспоминал старые партийные явки - вдруг их не обнаружили жандармские ищейки?
      Нет, он не сложит оружие...
      Сидеть в снежном укрытии было хорошо, однако все настойчивее думалось о том, что с рассветом каратели могут возобновить поиски. Тогда ему из этой западни не уйти. Он встал, сделал несколько шагов и вдруг понял, что не в состоянии оставить свое укрытие... И тогда, чтобы превозмочь себя, упал на снег и покатился вниз, по склону. Так он всегда делал в детстве, когда спускался с гор, с лесных делянок в родные Ясиня, и уставал так, что хотелось только одного - сидеть и не двигаться...
      Где они сейчас, Ясиня? Небо было низким и темным, даже на десяток шагов впереди не было ничего видно. "Встань и иди!" - резко приказал себе Олекса. Куда угодно надо идти, только подальше от места выброски. Пусть ему поможет чутье горца, пусть помогут ему горы - ведь они свои, родные, не выдадут ворогу...
      Лишь перед рассветом небо чуть прояснилось и робко выглянули неяркие звезды. Он достал карту: в Ясиня путь лежал строго на север. Теперь он шел уверенно - туда, где прошла его юность, где начиналась та его жизнь, под которой война резко и безжалостно провела черту. А когда придет время подводить итоги и этим дням, и всему, что было и прошло, он напишет:
      "Прожил я 41 год, из них посвятил 20 лет делу бедного народа. Всю жизнь был честным, преданным, неутомимым борцом без личных выгод. Никогда не кривил душой. И таким умираю..."
      Эти строки он написал в письме-завещании жене и дочери. Палачи явили неожиданную милость - разрешили письмом попрощаться с женой и маленькой дочуркой. Он догадался, что это игра в милосердие, как могли они отослать письмо отсюда, из хортистского Будапешта, в СССР? Что же, надо было перехитрить тюремщиков, и Олекса написал еще одно письмо, когда ему дали бумагу и чернила... И когда его вели на казнь, чьи-то руки незаметно взяли из его рук этот сложенный в квадратик листик, и письмо по нелегальным каналам выпорхнуло на волю, преодолело поля сражений, пришло к нам...
      Ночь перед казнью тянулась невыносимо долго. Сквозь густо заплетенное в решетку окно виделся только черный траурный квадрат ночного неба, но память была сильнее оков решетки, она уводила Олексу на волю, перенесла в Карпаты, в совсем недавнее прошлое.
      Это святая правда, что перед смертью и бессмертием человек видит всю свою жизнь. Увидел ее и Олекса - годы борьбы, свою любимую Сирену, своих верных друзей...
      "Всю жизнь я был честным, преданным народу, и никогда
      у меня не было мыслей о личной выгоде".
      Узкая дорога петляла у гор. Чуть дальше она стремительно уходила по их склонам вверх, туда, где неясно плыли в дымке вершины. А пока извивалась на склонах, пробивалась сквозь ущелья, старательно обходила убогие нивки - земля здесь была на вес золота. Порой казалось, что дорога исчезла, провалилась в пропасть, а это она просто играла в свои игры с путниками, неожиданно и грациозно пряталась в тени ясеней, буков, кленов.
      По дороге катилась легкая бричка-пролетка. Парой лошадей правил пожилой гуцул. Его пассажирами были молодые люди, один из них явно из здешних мест, другой приезжий, городской.
      Бричка остановилась у перекрестка, где две дороги образовали крест. Давным-давно поставили здесь каменную капличку. Под щитком из белой жести - иконка с увядшими цветами.
      У каплички на траве разложили на холстине скудную еду слепой старик скрипач и девочка-поводырь.
      Путешественники подошли к деду.
      - Здравствуйте, отец!
      - Слава Йсу!
      - И ты, дивчинка, здравствуй! Как тебя зовут?
      - Маричка, - несмело ответила девочка.
      - Какое красивое имя! - сказал один из приехавших.
      - Имя красное, да доля тяжкая, - откликнулся старик. - Внучка моя, отца с ненькой недород да голод доконали. Чех? - спросил он молодого человека.
      - Да, отец, из Праги.
      - А чего занесло в наши края? По голосу слышу, не из купцов-банкиров ты, из других...
      Незрячие глаза старика, казалось, видели собеседника, прощупывали его взглядом.
      - К другу приехал... - ответил пражанин.
      - Ко мне, - подтвердил невысокий, с резко очерченным лицом, быстрый, но несуетливый его спутник. - Я Олекса, из Ясияей...
      Дед помолчал, взял скрипку в руки, тронул струну, поплыли в прозрачном воздухе печальные звуки.
      - Жив твой отец, Олекса? - спросил он.
      - Прощен будет, дедусь, - ответил Олекса так, как велит обычай.
      - А старший брат, Василь? - снова спросил слепец.
      - Знаете его?
      - Помню, в восемнадцатом, когда Советы у нас ненадолго установились, он землей бедноту наделял. Славный опришок* был.
      _______________
      * О п р и ш к и - участники народно-освободительной борьбы в XVI
      - первой половине XIX века в Галичине, Буковине, Закарпатье. Боролись
      против феодально-крепостнического гнета.
      - Почему "был"? Живет и сейчас, только не из опришков он - коммунист, - поправил его Олекса.
      - Не перечь, - строго ответил слепец, - опришки - то гордость народа нашего, сыны Карпат. И у тебя имя, как у Довбуша, - Олекса...
      Снова тронул он струну, и показалось, это не скрипка, это горы зазвенели, затосковали...
      - Предскажи нам судьбу, дедусь, - попросил пражанин.
      - Я не цыганка-гадалка, - строго ответил слепой старик, - они, цыгане, во-он там таборятся, - указал вдаль. На берегу быстрой речки и в самом деле расположился цыганский табор. - Куда путь держите? поинтересовался слепец.
      - К центру Европы! - ответил Олекса.
      - А-а, это туда, где камень со знаками стоит. Возле Рахова... Всю Европу не увидите, хоть и высокое место, но долю свою, говорят в народе, можно там угадать...
      - Возьмите нас с собой, - тихо попросила Маричка.
      - Подрасти и сама к нам приходи, - ответил ей Олекса, - вместе будем искать лучшую жизнь...
      - Не просись с ними, Маричка, - сказал слепец, - неизвестно еще, у кого путь легче, у нас, убогих, или у них.
      - Вйо-о! - взмахнул батожком гуцул.
      Старик и девочка долго стояли у каплички. И снова показалось, что видит слепец, как по извилистой дороге катит вдаль легкая бричка.
      Когда поднялись выше, все Карпаты - их полонины, леса, вершины, поддерживающие небосвод, - раскинулись у ног молодых людей. Они стояли у крутой пропасти - внизу стремительно перекатывала воду через камни горная речка. Неподалеку от них возвышался гранитный обелиск с надписями на нескольких языках.
      Карпаты открывались им во всей своей первозданной красоте: бескрайние, могучие, спокойные. Они всматривались в даль и видели небольшие села, отары овец, крутые дороги, исчезающие в зеленом море лесов.
      Неподалеку присел на камень-валун возница-гуцул, не хотел мешать молодым в разговоре.
      - Хорошо, что ты привез меня сюда, Олекса, - сказал Юлиус. - Я видел Карпаты у нас в Чехословакии, они там тоже прекрасны, но здесь...
      Он охватил взглядом бескрайние просторы.
      - ...Здесь они совсем другие... Даже горы как-то отражают характер живущего в них народа.
      - Напиши о наших Карпатах в своей "Творбе", товарищ Фучик.
      - И напишу! - горячо пообещал Юлиус. - Только напишу не о том, какие они удивительные, эти горы. Я буду писать, как жандармы расстреляли мирную демонстрацию в самом центре Иршавы, как бастовали рабочие Хуста, как на обочинах горных дорог богатейшего края умирают от голода дети и старики...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5