Глава 12

У него получилось. Было не так-то просто – если предложенные Петром кинофильмы Арсению удалось просмотреть без особенных проблем (под хороший косячок ему это даже нравилось), то с книгами вышла беда. Арсений упрямо читал, а думал в это время о чем-то своем. И, захлопнув последнюю страницу, вдруг осознавал, что вообще не помнит, в чем суть. Потом он, конечно, сориентировался и купил в «Педкниге» гениальную энциклопедию «Мировая классика в кратком изложении» – по ней сдавали экзамены целые поколения гуманитарных лентяев. А что касается газет… Как ни странно, он быстро втянулся. Каждое утро он читал за завтраком «Коммерсантъ» и через некоторое время стал находить в этом некоторую приятную буржуазность в лучшем понимании этого слова.

В итоге Петр нашел, что он неплохо подкован.

А потом его познакомили со стилистом – это был не один из тех бритых наголо, бряцающих многочисленными сережками в самых неожиданных частях тела, претенциозных юношей. Стилист был похож на партийного активиста старой закалки – он был высок, широкоплеч, усат и носил отлично скроенные дорогие костюмы.

– Манекенщик должен быть немного никаким, – объяснил он, рассматривая фотографии Арсения. – Недорисованный образ, из которого можно сделать что угодно. А нам надо сделать из тебя личность.

Арсений даже обиделся немного, когда впервые это услышал. Да что он о себе возомнил, таракан усатый? Обозвал его, Арсения, одного из самых успешных манекенщиков агентства «КАСТ», безликим. Но потом понял – прав был стилист, прав на все сто.

Арсения подстригли покороче, высветлили несколько прядей надо лбом (все это под активное сопротивление и неубедительные ультиматумы: «Что я вам, Пенкин, что ли, чтобы волосы красить?!»). Волосы ему подкрасили под седину – и сразу в его лице появилась некоторая искушенность зрелости. Молодое смуглое лицо, улыбающиеся карие глаза и две яркие седые пряди. Демонический получился образ, нечего сказать.

Стилист настоял на том, чтобы Арсений показал ему свою повседневную одежду. Не без гордости «таракану усатому» была продемонстрирована лучшая часть гардероба – дорогие стильные шмотки, купленные им на деньги Марка Коннорса и мистера Коньо. Со спокойной улыбкой опытного родителя, отбирающего у ребенка вредную, но вожделенную шоколадку, стилист сгреб вешалки в охапку и упаковал их в неряшливый пластиковый пакет.

– Что вы делаете? – опешил хозяин эксклюзивных нарядов от «Унгаро», «Кельвина Кляйна» и «Миу-Миу».

– Такое ты носить не можешь, – охотно объяснил стилист. – Не волнуйся, я помогу тебе продать эти вещи в хороший секонд-хенд. Ты, конечно, немного потеряешь в цене, но…

– Да вы с ума сошли! Это же классные вещи, очень дорогие.

– Я понимаю. Но это одежда для легкомысленного бездельника, а ты теперь должен выглядеть как настоящий денди.

– Что мне теперь, одни костюмы носить, что ли?

– Совсем не обязательно. Но и прозрачные драные лохмотья ты носить не будешь. Если хочешь, конечно, работать с нами.

Было в этом «если хочешь, конечно, работать с нами» нечто угрожающее – снисходительное предупреждение заставило Арсения умолкнуть. Беззвучно матерясь, он смотрел, как усатый брезгливо заталкивает в пакеты лучшую его одежду. Он чувствовал себя Золушкой, которую опытная фея собирает на первый бал. Только вот на балу том он едва ли встретит кого-то, кроме похотливых принцев да престарелых принцесс.

Стилист был только первым из многочисленных пренеприятнейших персонажей, вторгшихся в незамысловато праздную жизнь Арсения. Бойко нанял для него преподавателей по английскому языку, этикету и технике речи. Последнего Арсений ненавидел больше других – тот заставлял его бесконечное количество раз повторять скороговорки. Дрова на траве, проклятая шоссейная Саша с сушкой и «выколоколенные» колокола долго потом ему снились.

Только через несколько месяцев Петр наконец решил, что Арсений вполне готов.

– Ну вот, ты справился, – сказал он, рассматривая преобразившегося Арсения. – Честно говоря, я сомневался. Но ты не подкачал.

– Значит, мои мучения позади?

– Только впереди.

Ох уж эта многообещающая улыбка чеширского кота! Как не шла она Петру Бойко и его гнилым желтым зубам. Может быть, ненавязчиво предложить ему телефончик дантиста, к которому Арсений раз в сезон ходит отбеливать зубы? Преподаватель этикета убьет его за этот пассаж.

– Только впереди, милый. Газеты и книги тебе теперь придется читать всегда. Фильмы смотреть – тоже. Как только появляется стоящая новинка, ты тут как тут… Ладно, не буду читать тебе мораль. У меня для тебя приятная новость.

– Вот как?

– Есть у нас клиентка, Роза Карманова, из древнего дворянского рода. Правда, ей уже под шестьдесят, но зажигает, как пятнадцатилетняя. Так вот, она от тебя в восторге…

Для обеда с Кариной Дрозд он выбрал малоизвестное марокканское кафе «Сулима». Зеленый чай в больших глиняных кружках, россыпь экзотических сладостей (только бы зубы об эти орехи в патоке не переломать), интимный полумрак бархатной ниши – что еще нужно для свидания с той, чье лицо знает вся страна? С одной стороны, место не из дешевых, с другой – народу мало, стало быть, в планы его не входит засветиться со знаменитостью.

Карина пришла принарядившись. Опять в мини – издалека может сойти и за модель. Светло-бежевое шелковое платье подчеркивает загар. Вокруг щиколотки – тонкая золотая змейка.

– Привет!

Веселый чмок в уголок губ. А глаза-то, глаза-то как светятся!

– Выглядишь волшебно, – не покривил душой Арсений.

– Потому что влюблена, – сказала она.

Он проглотил чуть больший кусочек рахат-лукума, чем было задумано, и подавился. Что она говорит? Разве такое можно говорить мужчине? Мужчина должен чувствовать себя охотником, а не жертвой.

– Не пугайся. – Она погладила его по руке. – Знаешь, в чем разница между понятиями любовь и влюбленность?

– В чем же?

– Любовь спокойная. Она молчит и думает о чем-то. Она счастливая и тихая. А влюбленность – это болезнь. Носится по квартире, переставляя вещи с места на место. Именно этим я вчера и занималась вместо того, чтобы отдыхать. Влюбленности есть о чем поговорить, любви есть о чем помолчать.

– Хорошо, что нам есть о чем поговорить… А ты была влюблена в своего мужа? – бестактно поинтересовался он.

– Его я как раз любила.– Карина перестала улыбаться. – Знаешь, странно все так. Я думала, что мы на всю жизнь вместе. У меня с юности была такая установка, и я привыкла к этой мысли, как привыкаешь к какой-то данности. К своим родинкам, к цвету своих глаз.

– Можно линзы цветные носить, – невпопад вставил он. Арсению не нравилось, что она начала философствовать. Гораздо с большим удовольствием он вернулся бы к ней домой и…

– Можно, – мягко улыбнулась она. – Только утром в зеркале ты все равно на минуту встретишься со своими глазами. И это будет правда. Так вот, мне казалось, что я его по-настоящему люблю. А вот теперь выясняется, что не любовь это была, а привычка. Он ушел, я возмутилась, поплакала и – забыла. И теперь без него мне, пожалуй, даже лучше.

Вообще-то он таких скользких разговоров не любил. Его настораживало, когда женщины начинали недвусмысленно намекать, что место благоверного вакантно. Не так давно Марк Коннорс намекнул, что если Арсению захочется, то он вполне может оставить работу в эскорт-агентстве. «Я почти влюблен в тебя, дарлинг, – небрежно сказал он, но за небрежностью этой стояла неуверенность в себе. Марк волновался. – Ты мог бы жить в одном из моих домов, дарлинг. Там, где тебе больше нравится. Хочешь – в Москве, хочешь – в Париже, хочешь – в Лос-Анджелесе. Если ты мечтаешь жить где-то еще, только скажи, я куплю там домик и даже оформлю его на тебя. Мне только хочется иметь возможность видеть тебя всегда, когда захочу».

Еще чего, старый хрен, подумал тогда Арсений. Захотел купить меня в личное пользование, как надувную куклу из секс-шопа? Ничего не выйдет. Я продаюсь только на время. А на жизнь в целом у меня свои планы, никак с тобой не связанные.

Но в данном случае он почему-то обрадовался. Хотя вряд ли в его голову приходила когда-нибудь шальная мысль жениться на Карине Дрозд. Но ее внимание было приятно – кто его знает почему.

– Наверное, я тебя и правда напугала, – рассмеялась Карина. – Что ты, это я так, полушутя. Давай лучше поговорим о более приятном.

– Мне приятно все, о чем ты говоришь, – на автомате сказал он.

– Знаешь, мне предложили сыграть проститутку.

– Что?

– В кино. Представляешь? Проститутку. Какой-то новый нераскрученный режиссер, жутко талантливый. Он хочет привлечь к фильму внимание, ломая амплуа известных актеров.

– А ты?

– Я склоняюсь к тому, чтобы согласиться. – Она хихикнула, прикрыв ладошкой накрашенный рот. – Все просто упадут. К тому же это эпизод, съемки не займут много времени.

– Молодец. Я всегда знал, что ты смелая.

– Хочешь, приходи на съемочную площадку? Посмотришь на меня в гриме уличной девки.

– Можно будет только посмотреть? Или все остальное, что делают с уличными девками, тоже? – интимно понизил, он голос.

– Там разберемся.

Она рассказывала что-то еще. Арсений постепенно расслабился. Карина в основном говорила о своей работе. О том, какие смешные накладки иногда случаются в кино.

– В съемках сериала, ну, на премьере которого мы были, участвовала одна актриса. Из сильно пьющих. До середины фильма она как-то додержалась, а потом сорвалась. Представляешь, сценаристу пришлось срочно все переписывать. Но получилось даже лучше.

– Ее героиню убили? Я читал, что так делают.

– Нет, ее героиня по сценарию тоже спилась. Ее даже не гримировали. В итоге получилась самая яркая роль. Ей, наверное, премию дадут какую-нибудь. Просто за то, что пила не просыхая. А еще одну актрису, совсем молоденькую, арестовали. Ее пришлось заменить.

– За что арестовали?

– Наркотики. Курила кокаин прямо в туалете «Мосфильма». Совсем обнаглела.

– Разве кокаин курят?

– И курят тоже. Ты, я надеюсь, не употребляешь?

– Конечно, нет, – бодро соврал Арсений. Что там говорить, кокаин, как джинсы «Левис», никогда не выходит из моды. Наркотик избранных, один грамм стоит не меньше ста долларов.

– Вот и умница. Ты умный мальчик. – Она протянула руку и взъерошила ему волосы. От ее ладони пахло детским кремом.

Арсений смотрел на нее и думал – красивая. Влюблена, чего уж там. Сразу видно, как кошка, влюблена. Или путает настоящую привязанность с просто хорошим сексом. Все женщины путают любовь и качественный секс.

Обычно он сразу же терял интерес к тем женщинам, которые в него влюблялись. Почему это происходило? Черствым, что ли, он стал? Кто сделал его таким – работа, Москва, Вероника?

– О чем ты думаешь? – спросила Карина.

– О тебе, – соврал он.

– Нет.

– Ты самая волнующая женщина из всех, кого я в последнее время встречал.

– Правда? – по-детски обрадовалась она. – Скажи, Арсений, а ты был когда-нибудь влюблен?

– Нет, – не задумываясь, ответил он.

…Был ли он влюблен? Да он и сам не смог бы ответить наверняка.

Вероника…

А Вероника все же его бросила. Кинула.

Ушла по-английски, загадочно улыбаясь своими обновленными толстыми губами.

Губастая Вероника, кстати, совсем ему не понравилась. Она вернулась из клиники в разгар его интеллектуальных упражнений – Арсений целыми днями смотрел Тарковского, одновременно читая Сартра. Он ей обрадовался, за месяц он успел забыть ее запах, такой родной. Ее лицо стало грубым и незнакомым, словно не сама Вероника вернулась в дом, а отдаленно похожая на нее родственница. Но все же это была она. И сама она была довольна. Постоянно подбегала то к зеркалу – ртом своим полюбоваться, то к Арсению – потормошить его, демонстрируя, как она соскучилась.

Она не сразу обратила внимание на то, что у него появились новые привычки. Читать газеты по утрам и подолгу таращиться в раскрытую книгу, пытаясь понять смысл.

Первые несколько дней все шло замечательно. Она почти не выходила из дома, ее привычное легкомысленное щебетание успокаивало. Он не вслушивался в ее слова, ему достаточно было слышать ее голос. Вероника готовила. Вероника даже взялась постирать его вещи, при этом дорогой свитер из британского кашемира сел до размеров кукольной одежки, но все равно порыв показался ему трогательным. Плевать на свитер, кому вообще свитер нужен, когда совсем рядом есть она, ее пахнущая молоком и сахаром кожа, ее длинные волосы и гладкие ноги.

А потом она заскучала сидеть подле уткнувшегося в очередной литературный шедевр Арсения. Она возжелала вернуться в агентство – в конце концов, эпопея с губами и затевалась для того, чтобы Вероника могла продолжить модельную карьеру.

Арсения такой поворот событий немного испугал. Он-то видел, что лицо ее стало хуже. Она была очаровательная, пусть немного нестандартная, но все же такая красивая. А стала какая-то неживая – как кукла из порномагазина. Белые волосы, толстые губы, глупые глаза. Бойко и его окружение – люди циничные, они не будут с Вероникой нежности разводить. Так прямо и скажут ей, чтобы убиралась, что ей больше нет места среди девушек с обложки. Она расстроится, и начнется все по-новому – истерики, обвинения, рыдания.

Но, как ни странно, на этот раз она пришлась ко двору. Ее пригласили на кастинг, который она с блеском выиграла. Вероника появилась в рекламе зубной пасты, которую показывали по телевизору каждые пятнадцать минут, во всех рекламных блоках. И каждый раз она с визгом неслась к телеэкрану:

– Милый! Посмотри! Это же я, я! Какая же я хорошенькая, правда?

Сначала его это умиляло, и он, смеясь, говорил: «Правда хорошенькая». Так продолжалось неделями. Один и тот же рекламный ролик, один и тот же пронзительный визг – посмотри, это же я, я! И вот однажды он имел неосторожность сказать:

– Вероника, а мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Почему обязательно обсуждать твою внешность и этот дебильный ролик?

Конечно, она надулась, расплакалась. Он ее совершенно не понимает. Он сидит над своими дурацкими книжками, а ею не интересуется. У самого него работы нет. А она пошла в гору, и вот он ей завидует.

Это не было правдой даже отчасти, поэтому он только плечами пожал и вернулся к Кастанеде.

А Вероника действительно пошла в гору. Ее приглашали на заметные показы. Она позировала для журналов – сначала для иллюстраций и фэшн-стори, потом для обложек. Она бывала дома все реже и реже.

И вот в один прекрасный день ушла навсегда, а он это понял не сразу. Она иногда не ночевала дома, поэтому ничего странного он поначалу не заметил. И только потом, когда Вероника не появилась и на третий день, он начал подозревать – что-то не так. Он позвонил ей на мобильный и услышал ненавистную фразу о временной недоступности некоторых абонентов.

Только потом он догадался заглянуть в ее шкаф. Заглянул и обомлел – а полки-то пусты! Она пропала вместе со всеми своими вещами и даже «до свидания» сказать поленилась. Или не хотела нарываться на скандал, он ведь обязательно устроил бы ей скандал.

Когда Арсений понял, что она не вернется, он напился. Он вообще мало пил, следил за внешностью. Наркоши и алкоголики на подиуме надолго не задерживаются. Но вот тут не выдержал – купил в ларьке две бутылки водки, о закуске забыл. Холодильник был пуст, но в кухонном шкафчике нашелся пакетик гречки. Арсений сварил кашу готовить он не умел, поэтому гречка получилась твердой и хрусткой. Ему было все равно: он заедал кашей водку. Стопка обжигающей водки – ложка безвкусной каши. Водка – гречка, водка – гречка.

Начал пить в полночь, опомнился, когда уже светало, и ему показалось, что он трезв. Арсений встал из-за стола и, держась за стены, добрел до кровати. Там его и вырвало – прямо на пахнущие телом Вероники простыни.

В тот вечер он понял, что все-таки это была любовь. Почему он не знал об этом раньше? Раньше – когда он мог запросто подойти и растрепать ей волосы, когда он по первой ее просьбе несся в магазин за крабовым мясом (она обожала морепродукты), когда он читал ей вслух Кортасара, потому что Вероника хотела казаться начитанной и модной, но сама читать ленилась. Когда он обмерял ее талию стареньким сантиметром, когда он слушал, как она мило и глупо о чем-то щебечет, когда он покупал для нее фруктовый лед и отправлял на ее телефон дурацкие SMS-ки – тогда Арсений был уверен, что он влюблен. И только сейчас, когда он увидел пустые полки в шкафах, он понял, что не влюблен он, а любит. А это разные вещи.

Утром он проснулся похмельный и злой. Выпил крепкого кофе и три таблетки растворимого аспирина. Принял холодный душ. И тоскливо уселся за Гомера. А что ему оставалось делать? Список литературы длинный, а времени в обрез.

Впереди его ждала новая жизнь.

Он действительно пришел к ней на съемочную площадку. Не узнал ее в гриме, а когда узнал, был потрясен. Грим проститутки, как ни странно, очень ей шел. Яркий макияж, взбитые волосы, искусственные колтуны, сетчатые колготки, сапоги на шпильках и кожаная мини-юбка.

– Ты сенсационна, – шепнул он, осторожно отодвинув от ее уха жесткую от лака прядь. – Всегда так одевайся.

– Боюсь, меня неправильно поймут. Арсений дождался, когда пожилая гримерша покинет комнату, и прижал ее прямо к столику, по которому была раскидана косметика.

– Что ты делаешь? А если кто-нибудь войдет?

– Наплевать. – Его руки смяли подол кожаной юбки.

– Ты съешь мою помаду! Меня тетя Рая, гримерша, убьет.

– Я тебя защищу.

По вечерам они обедали в уютных загородных ресторанчиках. Карине, с одной стороны, хотелось бывать с ним на людях, хотелось, чтобы все видели, как красив ее любимый, как он ее обожает, какие идеальные у них отношения. С другой – она все же заботилась о репутации. Ничего не поделаешь – классическое воспитание.

Арсений любил бывать в ее доме. Ему нравилось, что Карина заботится о нем, как родная мать. Готовит для него, а если он остается на ночь, гладит ему футболку. Вероника никогда его не опекала. Готовила она отвратительно и гладить не умела, да он бы ей и не доверил столь ответственное занятие – обязательно прожгла бы черную дыру на самом видном месте! Вероника вообще была специалистом по прожиганию черных дыр – и в прямом, и в переносном смысле. Ушла, бросила его, выжгла напоследок кусочек Арсения, а он до сих пор реабилитироваться не может.

Вроде бы так хорошо ему с Кариной, так сладко и спокойно, но все же это не то. Он постоянно оглядывается назад, он боится запутаться, он хочет подпустить ее еще ближе и в то же время никогда не может окончательно расслабиться в ее присутствии.

Он старался, честное слово, старался. Ни к кому другому не относился он так тепло, как к Карине Дрозд. И все же это странное чувство, это постоянное ожидание подвоха… С этим он ничего поделать не мог.

«Я одинока. Я всегда была одинокой и навсегда останусь таковою. Потому что я одинокой родилась» – так сказала ему Анна, одна из тех клиенток, ради которых он когда-то с таким энтузиазмом продирался сквозь тексты Гессе и Сарамаго.

Она была грустной тридцатилетней красавицей, эта Анна. Филолог по образованию, бесперспективно читающая лекции в каком-то платном не слишком известном вузе, несколько лет назад она выгодно вышла замуж за владельца фирмочки, фасующей крабовые палочки. Через год крабовый делец от нее ушел. Потому что Анна казалась ему женщиной из прошлого, прекрасной в своей недоступной строгости. Он мечтал растопить Снегурочку, ему хотелось, чтобы холодновато-сдержанная Анна выла от страсти в его объятиях. Но на поверку симпатичная филологиня оказалась пресноватой и скучной. Вот он и ушел от нее к девочке из кордебалета известного попсового певца.

Анна переживала, но со временем смирилась. Тем более что кработорговец оказался нежадным, оставил ей шикарную квартиру в центре Москвы и ежемесячно выплачивал бывшей супруге приличное пособие. Почему-то он чувствовал себя виноватым перед Снегурочкой, которая давно стала ему чужой.

– Он говорил, что я похожа на пушкинскую Татьяну, – грустно рассказывала она. – А я и правда похожа, да, Арсений?

И Арсений кивал: похожа, да. Аня была одной из немногих клиенток, которые ему действительно нравились. Она была красивой, ухоженной, интеллигентной и совсем не требовательной в постели. Они занимались любовью при выключенном свете. Аня тихо дышала и иногда кончиком языка касалась его щеки – с ее стороны это была интимнейшая ласка.

– Татьяна – единственная героиня русской классики, которая мне импонирует. – Когда Анна говорила о литературе, то становилась невозможно хорошенькой. – Все остальные истерички, бляди или нервозные дуры. Только в Татьяне есть благородное спокойствие и жесткий внутренний стержень.

– В вас тоже все это есть, Анечка. К тому же вы невероятно сексуальны.

– Глупости. Я не люблю секс. Иногда мне кажется, что я фригидна, – с некоторым вызовом ответила она.

Арсений вспомнил, что в постели она тихо поскуливает, точно больной котенок. Нет, фригидной Аня не была. Несколько раз в месяц (но никогда не больше двух-трех) Анна желала мужчину. Вот тогда она и вызывала Арсения.

Это казалось ему удивительным. Анечка не была ни стареющей потаскухой, ни уродливым извращенцем, она могла бы и бесплатно получать мужскую любовь. От нее так сладко пахло ванилью и мылом, у нее были такие красивые бедра и такая трогательно-тонкая длинная шея.

Однажды Арсений намекнул, что мог бы при случае заглянуть к Анюте и совершенно бесплатно. Он-то думал, что она с радостным визгом кинется ему на шею. Он знал, что в глубине души многие из женщин-клиенток мечтали, что в один прекрасный день он в них влюбится. Да, они были богатыми и властными, но в первую очередь они все были просто женщинами, которые платили за то, о чем мечтали. Арсений предложил Анне свое бесплатное общество, но получил решительный отлуп.

– Я люблю оплаченный секс, – немного смутившись, призналась Аня.

– Почему? – опешил он.

– Так проще. И честнее. Я точно знаю, что от вас ждать и на что не надо рассчитывать. Знаете, когда муж ушел от меня, я ведь пробовала знакомиться с мужчинами. Первым был капитан дальнего плавания. Во всяком случае, так он представился. – Анечка невесело хмыкнула. Она была слишком молодой для нарочитого цинизма. – Он ухаживал за мной несколько недель. И вот однажды я оставила его на ночь. Он прожил здесь четыре дня.

Арсений подавил ухмылку. Четыре дня горячего секса с бравым капитаном – совсем неплохо для возвышенной утонченной филологини, а она еще имеет наглость называть себя фригидной.

– После того как он ушел, я заметила, что пропали некоторые вещи. Мои серьги с рубинами, свадебный подарок мужа. Мой антикварный портсигар. Когда-то я курила.

– Его не нашли?

– Его и не искали. Я не стала обращаться в милицию. Не хотелось позориться. После капитана было еще несколько историй, одна другой краше. Понимаете, Арсений, всем им что-то было от меня нужно. Не я сама. Может быть, мне просто не везло… Но кто-то хотел место в аспирантуре. Да, не смейтесь, когда-то у меня был роман со студентом.

А кому-то нужны были просто деньги. Ведь прекрасно видно, что я богата. А вот я сама – никому. Ты никогда об этом не думал?

– А я-то что? Что с меня возьмешь?

– С тебя? Сексапильность. Мужественность. Прекрасную фигуру. Стильную стрижку. Хороший костюм.

– И разве это плохо?

– Но если ты сломаешь ногу, то никто из них тебе даже не позвонит. И если оденешься на вещевом рынке, на тебя никто из них не посмотрит. Им нужен антураж, а не ты сам.

– Есть один человек, кому нужен я сам, – улыбнулся Арсений. Он и сам не понимал, зачем завел об этом разговор. Но ему хотелось рассказывать о Карине всем. А тут – такой удобный случай.

Но Анна не стала расспрашивать подробнее.

– Ладно, – сказала она. – Пойдем-ка в спальню. Что-то мы сегодня заговорились.

Возбуждение схлынуло с него, словно его окатили ледяной водой из ведра. Он-то уже приготовился распустить хвост и рассказать Ане о своих необычных и удивительных отношениях с кинозвездой Кариной. Аня, естественно, ему бы не поверила. И он не стал бы ничего доказывать.

Но она была обычной эгоисткой, как и все. Ей-то как раз и нужен был, как она сама выразилась, антураж.

Арсений вздохнул и наклонился к ее пахнущей мылом шее. Анечка закрыла глаза и тихо вздохнула. «Идиотка», – беззлобно подумал он.

Анатолий объявился недели через две. Она совсем ничего не испытала, когда его увидела. А раньше думала, что будет нервничать, – вот дура!

Он открыл дверь своим ключом (она походя подумала, что надо бы заменить замки, раз уж так получилось). Карина вернулась со съемочной площадки и застала его на кухне. Толя пил кофе и ел бутерброды с грудкой индейки. Он вообще индейку терпеть не мог, но ничего другого в ее холодильнике не нашлось.