- Может, останешься?
      - Что вы говорите, дарлинг! Мы же давно с вами договорились: в дела друг друга не вмешиваться.
      Алехин промолчал.
      - Потом, вам нужно работать, - продолжала Грейс, - готовиться к матчу. Послезавтра я приеду. Ну, не нужно, милый!
      Грейс подошла к мужу и, обняв его аа шею обнаженной рукой, коснулась губами виска.
      Теперь ее терзала одна забота: как сделать, чтобы Алехин не пошел ее провожать? Гарольд приедет один, никакой невесты с ним не будет. «Ничего, - быстро нашел выход ее натренированный на уловки мозг. - В крайнем случае, скажу, что мы заезжаем за ней. Гарольд поймет и не выдаст меня».
      Грейс ушла. Алехин пересел в кресло и бегло просмотрел утренние газеты. Ничего нового, никаких ошеломляющих известий. Партия Гитлера укрепилась у власти и яростно борется с врагами внутри страны, требуя в то же время нового пространства для Германии. Большевики кончили пятилетку и планируют новую. В Лиге Наций, как всегда, идут схватки ораторов: каждая страна признает правоту только своего представителя.
      Отложив газеты, Алехин поднялся с кресла и вышел из дому. Погожее летнее утро показалось Алехину жарким, хотя на нем был всего лишь легкий пиджак. Солнце ярко освещало зеленые лужайки и деревья в углу садика. Лениво потягиваясь под теплыми лучами солнца, Алехин прошелся по саду. «Хорошо! Прекрасная погода», - подумал он. Дорожки, выложенные ровными обтесанными камнями, резали большую лужайку на ровные квадраты и прямоугольники. Между утонувшими в земле камнями робко пробивалась зеленая травка. Алехин вскоре поймал себя на том, что шагает через один квадрат, ставя ногу на квадрат соседней линии камней. «Ходом коня», - усмехнулся Алехин, и тут же вспомнил: какой шахматист в задумчивости не расхаживал по паркету именно этими зигзагообразными прыжками - буквой «Г»!
      «Хорошо гулять в собственном саду, жить в своем доме, - мысленно произнес Алехин и тут же спохватился:- Выговариваешь слова «собственный», «свой», а звучит странно, не доходит до сердца. Да полно, свой ли это дом? Свой - это родной, близкий сердцу; свой - это когда тебя тянет сюда, когда ты находишь в нем успокоение от самых тяжких забот и волнений».
      У Алехина не вызывал подобных чувств ни холодный, неуютный дом, ни сад, красивый бездушной красивостью. Скептическим взглядом осматривал он гладко подстриженную ярко-зеленую лужайку. Из плодоносной почвы бурно лезли на свет маленькие кустики полевых цветов, продолговатые листики травы. Но им не суждено было расти: садовник специальной машинкой безжалостно стриг траву и цветы. Традиция предписывает, чтобы растительность в саду была гладко подстрижена - «под гребенку». Вот и получалось, что ни клумбы кругом, ни единого ласкающего взор пятна. Только зелень, однообразная, утомительная зелень. Все было холодно и строго в этом старинном жилище англичан, по какому-то капризу утвердившемся на севере Франции. Бездушная традиция убивала жизнь.
      Алехин приблизился к выходу. По обе стороны железных ворот тянулись низкие загородки из дикого виноградника. Густые кустики были срезаны с боков и сверху плоскостями под прямым углом. Будто кто-то гигантской машиной смял, сдавил раскидистые, пышные кусты и выбросил их из жерла безжизненными, спрессованными плитами.
      Пора было заниматься, и Алехин повернул к дому. Темно-серый фасад двухэтажного строения недружелюбно глядел на него широкими окнами. Тяжелые двери неохотно впустили чужого пришельца в это хранилище древних традиций, построенное несколько веков назад. Потемневшие бронзовые львы на круглых ручках-кольцах кровожадно разинули пасти. С нелегким сердцем входил человек в такое жилище!
      В гостиной горничная сметала пыль с ваз, картин, бесконечного множества дорогих безделушек. Здесь древняя роскошь смешалась с современной. У лестницы, ведущей на второй этаж, Алехина встретил огромный черный дог Форчун. Голова почти до груди человека, гибкие сильные ноги, всегда готовые к прыжку. Мутными голубовато-серыми глазами глядел он на Алехина. В первый день приезда мужа в Дьеп Грейс подвела Форчуна к этому незнакомому человеку и сказала:
      - Фу, Форчун! Это свой! Свой. Фу!
      Дог понял: рычать на незнакомца не надо. Но дальше этого холодного признания дело не пошло. Вот уже два месяца этот человек живет в доме, гуляет в саду, обнимает хозяйку и ест с ней за одним столом, но Форчун все еще не решил: друг это или враг? Каждый раз встречает он пришельца вопросительным взглядом: кто ты такой? Зачем ты здесь?
      Алехин всю жизнь был осторожен с собаками, хотя животных очень любил. В детстве он получил наглядный урок: укус ласкового на вид пса повлек за собой десятки уколов против бешенства. Позже он предпочитал держаться на расстоянии от самой привлекательной и безобидной на вид собачонки. Когда друзья упрекали его в трусости, он отвечал заранее придуманной шуткой:
      - У нас с собакой неравные шансы: она меня может укусить, а я ее нет. Шахматист не любит ситуаций с неравными шалсами.
      С опаской обойдя Форчуна, Алехин поднялся к себе в кабинет. Небольшая комната с широким светлым окном, письменный стол, кушетка, кресло. Полки до потолка, наполовину заставленные книгами. В углу пачки еще не разобранных бандеролей: Надя прислала из Парижа все его шахматные книги, все записи до последнего листочка. Алехин еще не успел все распаковать: оставалось мало времени для подготовки к матчу, и нужно было спешить. Предстояла гигантская работа: изучить партии претендента на шахматный престол, найти в его игре уязвимые места, которые можно будет использовать в предстоящем сражении.
 

9

 
      Великие шахматисты - чемпионы мира - наряду с выдающимися победами в турнирах и матчах всегда вносили в шахматное искусство что-нибудь свое, новое. Один открывал еще неизвестный закон стратегии или тактики, другой по-особому трактовал уже известные правила, третий до предела совершенствовал ту или иную область шахматного искусства.
      Вильгельм Стейниц создал теорию позиционной борьбы, Эммануил Ласкер внес в шахматы элемент психологии. Хосе Капабланка до высшего предела довел техническое искусство маневров и упрощений. Вклад Алехина в теорию шахмат огромен и разносторовен. Русский чемпион изобрел много новых вариантов и систем в дебютах, в сыгранных партиях провел не виданные ранее головоломные комбинации. Но, пожалуй, самым важным был его вклад в философское учение о сущности шахматного боя, о законах шахматной борьбы.
      Что обеспечивает успех в шахматах? Если человек решил достичь вершин этого трудного искусства, он должен ответить на такой вопрос уже в самом начале пути. Алехин давно уже определил главные условия успеха; практика подтвердила правильность его выводов. Его учение о факторах победы выходит за рамки шахмат, пусть мудрой, но вое же только игры. Оно перекликается с другими видами борьбы, с самой жизнью.
      Итак, что нужно знать, что необходимо иметь для высших взлетов, для создания подлинных шедевров? Алехин никогда не отделял спортивные итоги от качества партий, ибо победы и творчество неотделимы в шахматах. Достичь высших результатов в турнирах и матчах можно только сочетая качества спортсмена с необходимыми данными художника-творца: фантазией, изобретательностью, оригинальностью мышления. Так уж созданы шахматы, и в этом их прелесть.
      Три условия обеспечивают гроссмейстеру успех. Во-первых, доскональный анализ слабых и сильных сторон своего противника. Нужно узнать, что он любит, чего терпеть не может; какие позиции ему по душе, какие он играет с неохотой. Узнав это, можно навязывать самый неприятный ему бой, создавать такие положения на доске, где он всегда будет находиться в состоянии неуверенности. А отсюда один шаг и до ошибок.
      Очень важно изучить также самого себя, и это нужно делать не только один раз в начале шахматного пути. Жизнь человека порой идет зигзагами, меняется характер, слабеют физические силы, расстраиваются нервы. Шахматист обязан в любой момент ясно представлять себе, в какой он находится форме, каковы сейчас его главные положительные стороны и слабости. Значит, изучать нужно не только плюсы и минусы противников, но, что, пожалуй, еще важнее, в совершенстве познать и самого себя.
      И всо еще этих двух факторов недостаточно для победы. Необходимо выполнить еще третье условие, оно едва ли не важнейшее: в шахматах, как и в жизни, только тот добивается успехов, кто имеет перед собой светлую, высокую цель, которая зовет вперед и ведет за собой на трудном пути. Эту цель Алехин видел не только в одном удовлетворении собственного тщеславия. Его вдохновляло сознание, что сыгранные им партии явятся настоящими художественными произведениями, что долгие годы они будут радовать ценителей шахматного искусства.
      Алехину предстояло в четвертый раз начать борьбу за шахматную корону. На этот раз противник его - тридцатичетырехлетний голландец Макс Эйве. Кто он такой? Каковы его сильные стороны как шахматиста, в чем его слабость? Как бороться против него, к каким позициям нужно стремиться уже с первых ходов? Это должен был решить Алежин в первую очередь, чтобы затем заняться конкретной дебютной подготовкой. Когда будут ясны плюсы и минусы Эйве, можно будет готовить системы и варианты, изобретать новые ходы, неизвестные еще в шахматной теории.
      Прежде чем сесть за письменный стол, Алехин подошел к книжной полке, отодвинул в сторону несколько томов и вытащил бутылку коньяка и рюмку. Налив одну рюмку и залпом выпив ее, он с горечью посмотрел на бутылку. «Осталось на донышке», - с сожалением подумал Алехин и, махнув рукой, чтобы не тянуть, тут же выпил остальное. Затем он тщательно спрятал за книги пустую бутылку и рюмку.
      В последние дни у него стало привычкой выпивать перед занятиями.
      Алкоголь мне помогает, - отвечал он обычно на осуждающие замечания Грейс.
      - Итак, Эйве, - вслух произнес Алехин, садясь за письменный стол и принимаясь разбирать одну из последних партий голландца. Передвигая по доске шахматные фигурки, он вспомнил, что сам писал недавно о будущем противнике по заказу одного агентства. Алехин впервые встретил вежливого и корректного голландского математика на турнире в Будапеште в 1921 году. В дальнейшем огромная работа по освоению
      шахмат позволила ему выдвинуться в ряды сильнейших шахматистов мира.
      Эйве обладает редкостным талантом оценить любую свежую идею, найти в ней рациональное зерно и понять практическую ценность. Голландец в совершенстве изучил теорию дебютов, он знает все, что сыграно за последние годы, в его шахматной картотеке занесены и обобщены все новые идеи, ходы и варианты, открытые самыми изобретательными аналитиками всего мира.
      Огромный теоретический багаж в сочетании с природными способностями позволили Эйве постепенно улучшать свои спортивные результаты. Особенно силен он оказался в индивидуальных матчах. В турнирах нужно обязательно выигрывать, доказывать превосходство над многими гроссмейстерами, а значит, смело и изобретательно атаковать. В матчах более важно сохранять присутствие духа, подавлять противника спокойствием и выдержкой. Здесь своевременная ничья может сослужить большую службу.
      Эйве блестяще проводит матчи. Самообладание, уверенность в себе, спокойствие и крепкие нервы принесли голландскому математику отличные результаты в матчах с выдающимися шахматистами двадцатых-тридцатых годов. «Сам» Капабланка с трудом выиграл матч у Эйве; Алехину и Боголюбову победа над голландцем в тренировочных матчах давалась с большим трудом.
      Теоретик, отличный тактик, блестящий знаток шахматных начал - вот кто будет противником Алехина в предстоящей битве. Человек железных нервов, выдержки и спокойствия. Он будет отлично подготовлен к матчу: до Алехина уже дошли сведения о том, что голландцы пригласили виднейших теоретиков мира помочь Эйве в дебютной подготовке. Грюнфельд, Кмох, Маро'ци, Флор - очень опасный будет штаб у Эйве! Алехину нужно обратить внимание на дебюты, иначе окажешься беспомощным.
      Таков Эйве. А что сам Алехин? Какова его форма, насколько готов он к предстоящему сражению? Дойдя до оценки собственных слабостей, Алехин поморщился и невольно потянулся к полке. Но тут же вспомнил, что бутылка пуста.
      Открыв дверь и подойдя к лестнице, он позвал Мадлен.
      - Что вы хотите? - спросила горничная, появившись внизу лестницы.
      - Принесите мне, пожалуйста, виски.
      Горничная смутилась, на миг отвела глаза от Алехина, затем, собравшись с духом, ответила:
      - Виски подается только к обеду. Так распорядилась мадам. Алехин с трудом сдержал порыв бешенства. Как она смеет!
      Безобразие! Ну и жизнь ему создали! Но не устраивать же сцену прислуге. Алехин промолчал и, буркнув: «Хорошо!», - отправился обратно в кабинет.
      Руки Алехина дрожали от волнения и негодования, фигурки трясллсь в его руках, когда он вновь принялся за партию. Но постепенно он успокоился и мысли его вернулись к предстоящему матчу. «Так не пойдет, - осуждал он сам себя. - Нужно заняться нервами, отдохнуть». Когда он говорил Грейс, что матч с Эйве - труднейшее испытание в его карьере, он имел в виду не только то, что сражаться придется против целой страны.
      События последнего времени подорвали здоровье Алехина, расшатали нервы. Необходимость гнаться за каждым франком заставляла его играть во всех турнирах, не упускать ни одного сеанса. А что было делать? Как иначе жить? У него же нет специальных «комитетов помощи», как у Эйве, за его спиной не стоят миллионы любителей, правительство, готовое прийти на помощь.
      Говорят, человек к сорока годам подводит первый итог прожитой жизни, суммирует достижения, вскрывает допущенные ошибки. В последнее время мысли Алехина все чаще обращались к собственной судьбе. «Что принесли мне шахматы? - спрашивал сам себя Алехин. - Что дали изнурительные ночные анализы, бесконечные сражения в турнирах, утомительные гастроли по всему свету с сеансами одновременной игры? Двадцать лет стремился к шахматной короне, затем пять лет утверждал свой беспрекословный авторитет сильнейшего шахматиста в мире. Добился всеобщего признания, стали именовать гением комбинаций. Казалось, все достигнуто, идти дальше некуда. О каком еще счастье ты мечтаешь?! Шахматный король, властелин мира!»
      После триумфа Алехина в Буэнос- Айресе люди скоро привыкли к регулярным его победам. Имя победителя - Алехина примелькалось в газетных отчетах, постепенно стало надоедать. Наоборот, каждое его поражение становилось долгожданной сенсацией. В то же время что дали ему шахматные успехи? Все та же неуверенность в завтрашнем дне, осточертевшая необходимость драться за каждые пол-очка в турнире. Слава, почет, похвала - что принесли они утомленному чемпиону? Все оказалось мифом! Как в старинной сказке, шахматный король-то оказался голым!
      «Сам говоришь, что для успеха нужен стимул, - рассуждал Алехин, механически передвигая фигурки по доске. Раздумье не мешало Алехину понимать ход партии - раздвоенность, выработанная долгой практикой. - Нужна высокая цель, способная вдохновить, вселить новые силы. А какой стимул у тебя? В чем у тебя эта высокая цель, что вдохновляет на творческие подвиги? Красивая шахматная партия дает людям наслаждение, радость. Это правда. Но ты уже давно начал опрашивать сам себя: кому ты даешь радость? Где эти люди, восторгающиеся твоим творчеством? Кому ты доставляешь наслаждение своими эффектными шахматными комбинациями? Французам? Хм! В этой стране внешнего блеска и чувственности не нужен ни ты сам, ни твои шахматные комбинации. Разве что единицам отверженных, убежавших в шахматы от тягот жизни».
      И еще одно волновало Алехина, заставляло злиться, нервничать. Неотвязные мысли терзали его последнее время и сейчас, за письменным столом, где-то на севере Франции, он вновь вернулся к этим привязчивым мыслям. Оказывается, имеется место, где его партии нужны, где жадно ловят каждое слово Алехина, досконально анализируют любую его новинку. И делают это не единицы, не отдельные знатоки, а сотни тысяч, миллионы, ценящие шахматы, как народное искусство. Вся страна признала там шахматы, окружила их вниманием, заботой наравне со скрипкой, палитрой художника, палочкой дирижера. Какие удивительные картины рисовали ему Эйве, Флор, побывавшие в этом шахматном Эльдорадо. Какой подлинной популярностью и почетом пользуются там корифеи шахматного искусства! И это в его родной стране, в стране, которую он оставил. Все сильнейшие гроссмейстеры рвутся туда, а ему - увы! - дорога закрыта.
      Алехин опять посмотрел на полку и недовольно поморщился. «Пойду в кафе», - решил он, закончив смотреть партию Эйве. Он спустился вниз, Мадлен все еще убирала в столовой. Вдруг Алехин заметил на креденсе пузырек и рядом с ним зеленый огурец.
      - Это что? - спросил он горничную.
      - Спирт, - ответила Мадлен.
      - Спирт? Зачем?
      Мадам делает лосьон, - ответила Мадлен.
      - А это что такое?
      - Спирт настаивается огурцом, получается лосьон. Женская красота, косметика.
      Мадлен, улыбаясь, потерла пальцем щеку у себя под глазами, показывая, как употребляют лосьон. Хитрые огоньки загорелись в глазах Алехина.
      - Да…- протянул он. - Значит, виски только к обеду. А воду можно сейчас?
      - Воду можно.
      - Тогда принесите мне стакан воды.
      Горничная вышла, Алехин с улыбкой ждал ее возвращения. Веселья его отнюдь не разделял предок Грейс, важно и высокомерно взиравший из черной рамы. Строгий портрет строгого человека: величавая надменность, благообразие на лице, презрение ко всему окружающему.
      Через минуту Мадлен вернулась с полным стаканом воды. Дождавшись, когда горничная ушла, Алехин вылил часть воды в какую-то вазу, открыл пузырек и опрокинул все его содержимое в стакан. Разом выпив обжегшую горло смесь, он содрогнулся и в два приема отправил в рот огурец.
      Крепкий напиток вскоре вызвал опьянение. В таком состоянии работать было невозможно. Алехин вышел в сад. Теплое солнышко приятно согревало, слабый ветерок ласкал лицо, разгоряченное алкоголем. Алехин прошелся по дорожкам, потом в самом углу сада лег на шину, подложив под голову руки. «Как когда-то в Подмосковье, среди берез», - мелькнуло на миг воспоминание. Странный, перевернутый мир слегка покачивался над ним. Деревья, устремившиеся далеко-далеко в небо, бездонная голубая пропасть и легкие белесые облачка, плывущие но вогнутому своду. Все это временами уходило в сторону, Алехин в эти мгновения будто терял точку опоры, почва ускользала из-под его ног.
      «Виски только к обеду. Так приказала мадам», - вспомнил Алехин слова Мадлен. Мадам! Вот уже два месяца живет он в доме Грейс. Что шшнесли они? Счастье, огорчения, обиды? Алехин сам не мог разобраться в этом. Близость с красивой женщиной дала ему не испытанное прежде блаженство. Он и сейчас вспоминал Грейс, видел ее глаза, обладавшие притягательной силой, губы, способные выразить презрение и сразу же вслед искренний восторг. Много радости дали ему месяцы совместной жизни с Грейс!
      Но вот что интересно: иногда, даже в самые счастливые минуты, у Алехина вдруг возникала твердая уверенность в том, что все это не настоящее, не искреннее, что он чужой для этой красивой женщины. Страстная и пылкая Грейс вдруг становилась далекой для него и совсем чужой. Незначительное замечание, неосторожный жест, невзначай сказанное слово в самые блаженные минуты вдруг открывало Алехину всю глубину пропасти, лежащей между ними. И Алехину становилось жутко. «Любит ли тебя Грейс?» - задавал он тогда вопрос себе и отвечал: если любит, то по-особому, как может любить капризная, избалованная женщина, привыкшая к комфорту и удобствам, окруженная всеобщим поклонением. В любви Грейс искала одних наслаждений, только наслаждения являлись целью ее жизни.
      «Мы договорились не вмешиваться в дела друг друга» - какую удобную формулу придумала Грейс! Хороша договоренность! Грейс с радостью уходила от всего, что касалось шахмат. Какая ирония: они начали знакомство с шахмат, с тех пор Грейс скорее презирала их, чем любила. Нет, она, конечно, не прочь была покрасоваться рядом с чемпионом мира на фотографиях или блистать нарядами и красотой на банкетах. Это ей нравилось. Но проявлять заботу об Алехине, создавать ему условия для занятий, ограждать от неприятностей - это было просто скучно.
      Пусть он занимается, Грейс не против. Она даже согласна не мешать ему, уехать на несколько дней из дома. Какие могут быть к ней претензии? Она точно выполняет договоренность - не вмешивается в дела Алехина.
      «В браке все происходит, как в шахматной партии, - с усмешкой подумал Алехин. - Положение и права партнеров во многом зависят от первых ходов и поступков, короче, от дебюта. Если удастся провести начальную стадию игры энергично и решительно, можно обеспечить себе много преимуществ в дальнейшем. Если ты захватишь центральные рубежи, укрепишься на ключевых пунктах, тебе будет легко жить, и только тебе будет принадлежать инициатива. Не страшны будут тогда ни острые тактические выпады, ни загадочные комбинации, ни хитрейшие ловушки, которые будет ставить противная сторона. Можно даже позволить себе снисходительность к партнеру, простить ему прегрешения, ибо снисходительность безопасна для человека сильного, имеющего власть. Но все-таки и в этом случае уступки не должны вести к потере главных позиционных преимуществ».
      «Брак - это скучный обед с десертом на первое», - вспомнил Алехин Сомерсета Моэма. Он признавался сам себе, что его жизненная «партия» с Грейс, начавшись праздником, теперь тоже стала скучной. Чемпион мира в шахматах, несравненный знаток стратегии и тактики шахматного боя, в «игре» с Грейс Алехин уже вначале допустил много неточностей и просто грубых ошибок. Ослепленный любовью, он не заметил, как попал под власть ее чар, а затем вынужден был целиком подчиниться ее воле. В чужом доме, в чужой для себя обстановке он полностью лишился инициативы, его поступками управляла капризная, властная и не всегда рассудительная женщина. Когда-то Алехина радовала мысль, что он будет жить с красивой любимой женщиной в большом удобном доме, но вскоре он убедился, что не получил ни уюта родного угла, ни счастья жизни с любящей женой.
      Властная, сильная натура Алехина пробовала протестовать. Зачем, в конце концов, нужен ему этот дом, если он не стал родным и приветливым; зачем нужна эта жизнь с безучастной к нему женщиной? Стремился к любви, а получил лишь снисхождение, мечтал о собственном доме, семье, а стал бесправным сожителем своенравной управительницы. Когда-то грезилось безоблачное светлое счастье, на самом деле попал в плен, мрачный, безрадостный плен.
      «Бежать отсюда! - решил Алехин. - Подальше от этого холодного дома, бесстрастного сада, скучного уклада жизни! Прочь от этих леденящих душу традиций, однообразных и изнуряющих привычек. Уйти от этой капризной женщины, властно овладевшей моим сердцем, подчинившей себе мою волю. Не видеть улыбок снисхождения и презрения на чувственных, подвижных губах, не замечать колких, изучающих взглядов. Прочь из плена, освободиться от всего, облегченно вздохнуть. Быть снова вольным в своих поступках, привычках, действиях. Как хороша ты, свобода!»
      Но уже в следующее мгновение Алехин вновь вспомнил Грейс во всей ее обворожительной власти. Как не видеть больше женщины, которую любишь так горячо и страстно, женщины, дающей тебе блаженные минуты счастья? Не смотреть близко-близко в ее зеленые глаза, не касаться губами ее трепещущих губ. Не гладить больше мягких, нежных волос, не обнимать волнующее тело. Добровольно убежать, не быть больше рядом с ней?
      Нет! Он не в силах покинуть Грейс, готов переносить невзгоды, обиды, унижения, лишь бы оставаться рядом с ней, упиваться ее пусть мимолетными, но восхитительными милостями.
      Терзаемый тяжелыми мыслями, лежал русский скиталец на ровно подстриженной траве маленького французского сада со строгими английскими традициями. Его умные голубые глаза неподвижно смотрели в небо. Там, высоко-высоко, в бескрайнем синем просторе, куда-то неслась прозрачное белое облачко. Куда летит оно: навстречу счастью или собственной гибели? Где оно будет через час, вечером, завтра? Может быть, вольется в черную тучу над океаном или, светлое и жизнерадостное, пронесется над Москвой? Может, ему суждено увидеть Плотников переулок, дом Алехиных, уютный садик? Может, промчится оно над Волхонкой, где сотни москвичей ждут выхода шахматных корифеев из Музея изящных искусств? Свободно и легко летит облачко, купаясь в лучах солнца, в бескрайнем синем просторе. Счастливого тебе пути!
      Вдруг что-то черное, страшное нависло над лицом Алехина, закрыло солнце. От неожиданности он на мгновение зажмурился, а когда раскрыл глаза, то увидел прямо над собой что-то мокрое и волосатое. Приглядевшись, он различил мощный подбородок дога, лилово-красные губы, белые клыки. Дальше гладкая, сверкающая на солнце шея, черная волосатая грудь, сильные ноги. Голова дога слегка склонилась набок, его мутный, серо-голубой глаз внимательно изучал непонятного человека, улегшегося прямо на траве, куда ему было запрещено даже ступать. Форчун искренне удивился столь грубому нарушению традиций.
 

10

 
      Скрипач играл так не в лад с остальными, что это стало заметно даже Алехину, хотя он и не имел специально музыкального образования.
      «Врет же, врет! - чуть не крикнул Алехин. - И чего это люди лезут заниматься тем, о чем понятия не имеют! «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник», - вспомнилась ему басня Крылова. На минуту звуки внизу прекратились- видимо/ играющие совещались, потам вновь послышался высокий звук скрипки. Его сопровождали ворчливое завывание виолончели и ритмичные аккорды рояля. Первые ноты незадачливого трио прозвучали верно и слаженно, затем скрипач вновь пошел своей дорогой, далеко в сторону и от нот Генделя и от своих компаньонов.
      - Идиот! - обругал скрипача Алехин. Как будто именно от этого ругательства звуки внизу сразу вдруг прекратились.
      Но вскоре тот же мотив сыграли на рояле: очевидно, Грейс показывала, как нужно играть. Скрипач несколько раз повторил неподдающуюся мелодию, на этот раз один. В конце концов, он осилил мотив, и вскоре подхваченная остальными инструментами музыка зазвучала сыграннее.
      «Как можно заниматься в такой обстановке?! - возмутился Алехин. - Сколько раз говорил ей: мешают работать. Разве она слушает! Это мои друзья, говорит, я должна принимать их, как полагается. Полагается! Ну и сидели бы молча. Неужто нельзя провести хоть один вечер без пиликания?! Хотя бы играли как следует. Бедные Гендель и Бах, что они из них делают!»
      Алехин несколько раз передвинул фигурки по шахматной доске и задумался. Уже несколько дней его занимала новая идея в славянской защите. Очень интересная мысль! Весь вариант изучен вдоль и поперек, все учебники пишут: у черных равная игра. А тут неожиданная жертва центральной пешки и опаснейшая атака на неприятельского короля. Блестящая идея, только бы она оказалась верной!
      Чемпион мира уже разобрал все возможности защиты, самые лучшие ответы. Во всех случаях дело кончалось разгромом черных. И вот сегодня совсем неожиданно выяснилось, что в варианте с выпадом коня на е-четыре черные могут успешно защищаться. Как же все-таки найти выигрыш? Неужели придется отказаться от заманчивой жертвы? Опыт подсказывал Алехину: нужно искать. Только многочасовой анализ решает судьбу варианта. Такая идея заслуживает затраты времени, сил; в матче это верное очко. Эйве любит славянскую, всегда играет эту защиту черными. Вот будет для него сюрприз! Алехин глубоко задумался, отыскивая решение трудной проблемы.
      Вдруг рояль издал отрывистый, мощный аккорд; вслед ему взвизгнула скрипка, сердито проворчала виолончель. «Крещендо, - подумал Алехин, - а мне, наоборот, нужно пианиссимо. Так больше невозможно! - Алехин откинулся от стола. - Шахматист не может сосредоточиться при шуме. Кстати, как играют в Москве? У нас здесь мало зрителей, десяток, полсотни, сотня! А там полторы тысячи! Зрители разговаривают между собой в зале, делятся впечатлениями. Понятно: кто может просидеть пять часов молча? Недаром Ботвинник проводил специальную тренировку. Включал на полную мощность радиоприемник, его тренер Рагозин курил самые крепкие, самые вонючие сигареты.
      Целый матч сыграл таким образом, теперь ему не страшен шум, а кстати, и папиросный дым. Может, и мне тренироваться под радио?»
      Прерванная, было, музыка возобновилась вновь. Проклятье, хоть прекращай заниматься! Вдруг смешная мысль озарила чемпиона. Взяв две белые пешки, он вставил их полированными головками в уши. Плотно войдя в ушные отверстия, пешки надежно изолировали его от всех внешних шумов. Ни звука: тишина, блаженная тишина! Алехин посмотрелся в зеркало. Пешки забавно торчали в ушах. Не слышно ни музыки, ни шорохов, даже собственного голоса. Благодать! Как он раньше не догадался? Плевать теперь на их пиликание!
      Алехин вновь уткнулся в шахматную доску. Задача простая - опровергнуть ход конем на е-четыре, найти выигрыш за белых. Опыт, интуиция подсказывали ему, что позиция и в этом случае выгодна белым, но этого было далеко не достаточно. Острый дебютный вариант, да еще с жертвой пешки, нужно решать до конца, до мата или очевидного решающего преимущества. Иначе один незаметный ответ неприятеля, одна непредвиденная тонкость может привести за доской к немедленной катастрофе.
      Но как выиграть? Ничего конкретного не видно. Нужно искать, искать, подстегивал сам себя упорный аналитик. Это очень важный вариант. Найдешь выигрыш, - сделаешь большой шаг в дебютной подготовке к матчу. Эйве обязательно применит славянскую защиту, он всю жизнь ее играет. А тут его и ждет сюрприз! Там, где десятки гроссмейстеров играли, не задумываясь, ладьей на дэ-один, Алехин вдруг пожертвует пешку. И… черным капут! Только бы найти выигрыш!
      Глаза пытливого шахматного исследователя перебегали с одной фигурки на другую. В его мозгу, заполненном идеями, вариантами, планами, зрели новые мысли, способные восхитить и поразить шахматный мир. Изредка он передвигал на доске ту или иную фигуру. А нужна ли ему была доска? Нет, конечно! Доска была для него лишь небольшим облегчением, своеобразным контролем. Тренированный мозг чемпиона ясно видел все шахматное поле битвы, мог по памяти решить любую задачу или рассчитать самый запутанный вариант. Сложнейший механизм мозга гроссмейстера работал на полную мощность: вспоминал партии, игранные двадцать лет назад, отыскивал новые пути, проводил аналогии, обобщал выводы. Шла работа высшего творческого накала, лишь слегка прищуренные глаза да сдвинутые брови выдавали напряжение шахматного гиганта.