- Как закончились деньги? Мы Леле дали триста долларов. В рублях, конечно. Куда же она их дела? - негодуя спросила Евгения Викторовна.
      - Все ушло на пропитание. У нас очень скудная диета в столовой, приходится регулярно подкармливаться за свой счет.
      - Что же вы, в вашей местной лавке деликатесы покупаете? - включился в беседу Алексей Эдуардович. - На эту сумму можно было бы ежедневно в ресторане столоваться.
      - Ну, что ты, Алеша, - всплеснула руками Евгения Викторовна. - Сейчас кругом такая дороговизна, разве жалко денег, чтоб девочка хорошо питалась.
      - Максим, скажите, где в вашей глуши можно купить сапоги?
      - Это прямо рядом с лагерем. У нас там небольшой супермаркет местного дизайна. Он как раз в четыре открывается после обеденного перерыва. Сейчас без двадцати. Вы меня высадите около лагеря, я вам покажу, где магазин. Как раз успеете.
      Макс влетел в палату, задыхаясь от быстрого бега. Как он и предвидел, в палате был полный балаган. На Никином ложе сидели Леха, сосущий из бутылки пиво "Балтика", Ника, щурившаяся от едкого дымка, испускаемого её сигаретой, торчавшей из уголка губ, и Соня, матерившаяся от избытка эмоций. Они играли в дурака на раздевание. Видимо, игра вступала в решающую стадию, потому что на Нике остались только трусы и футболка, а Соня как раз в этот момент стягивала с себя бюстгальтер. Юля и Леля сидели на балконе и учились курить. Макс только на мгновение представил себе Лелиных родителей в этом вертепе, и от ужаса нарисованной картины болезненно скривился.
      - Леля, - позвал он внятно. - Твоя мама говорила тебе, что курить вредно?
      - Ой, Макс, ты ж за жратвой поехал, - откликнулся Леха. - Привез рожки с тушенкой?
      - Леля, я тебя спрашиваю, - не обращая внимания на Леху, продолжал Макс.
      - А что случилось? - наконец откликнулась с балкона Леля.
      - Случится через двадцать минут, когда твои мама и папа доберутся, наконец, до нашего корпуса. Они сейчас по моей просьбе покупают тебе резиновые сапоги в магазине. На это у них уйдет минут десять. Плюс ещё десять, чтоб сапоги сюда донести.
      - Ты что, шутишь? - с ужасом откликнулось несколько человек.
      - Шутит Жванецкий, а я излагаю факты. Обожающие тебя предки довезли меня из Можайска. Это твой папа владеет БМВ серебристого цвета МЮ 455?
      - Да... - в оцепенении пролепетала Леля.
      - Значит я не ошибся, и именно твоя мама сейчас скажет тебе то, что забыла сказать в детстве: "Леля, курить вредно".
      Что тут началось.
      Все немедленно пришло в движение. Только Леля, превратившись как Лотова жена в соляной столб, стояла не двигаясь. Мимо неё сновали вихрем ребята, задевая и толкая её.
      - Леля, что ты встала, как пень? - взорвалась Ника. - Пошла бы хоть "Дирол" пожевала. От тебя табаком воняет.
      Леля медленно, как сомнамбула, направилась в сторону Никиной тумбочки, с которой сейчас стряхивали пепел и крошки от крекеров, за пачкой жвачки. Леха, крякнув, лихо разделил свое брачное ложе на две составляющие - Никина кровать стала выглядеть осиротевшей. Пустые бутылки было решено задвинуть под Сонину кровать, но в дальнейшем постараться обменять на полные в местном сельпо. Макс старательно упаковывал свои вещи в чемодан, который задвинул по кровать. Леха залез в Никину тумбочку, достал оттуда флакон духов и начал распылять их по палате, потому что в комнате стоял недельный дух, состоявший из смеси угарных газов, алкогольных паров, сигаретного дыма и ещё какой-то трудно уловимой примеси взопревшей человеческой плоти.
      Ника увидев это, бросилась к нему на перерез:
      - Идиот, что ты делаешь?! Это же "Pleasures"! Кретин, ты знаешь, сколько это стоит?!
      - Да, ладно, я тебе ящик таких куплю. Надо же духан убрать...
      Макс в это время осматривал балкон взглядом ревизора из столицы, по доносу приехавшего в уездный город N. Перевесившись через перила, он увидел Лелиных родителей, разговаривающих со Збарским. Тот неуклюже тыкал пальцем в силуэт корпуса, объясняя при этом, очевидно, внутренние подробности. Потом Збраский суетливо ухватился за сумки, которые держал Алексей Эдуардович, желая помочь. Тот отмахнулся, но Збарский изловчился и завладел все-таки одной из сумок. Потом все трое двинулись в направлении корпуса.
      - Леля, - позвал Макс. - Твой отец часом не регент российского престола? Збарский оказывает ему такие знаки внимания, что даже неловко за пожилого человека.
      - Папа работает в администрации президента, не знаю, как об этом Збарскому стало известно, - откликнулась Леля, которая в это время решала, что делать с консервной банкой, служившей пепельницей, и поэтому наполненной до краев бычками и пеплом. Не думая долго, она вытряхнула все это с балкона.
      - Рискованно было, - отметил Макс, - твои родители как раз прошли тут минуту назад.
      - Правда? - Леля посмотрела вниз.
      - Кривда? - сказала подошедшая Юля. - Они в дверь стучатся, иди открывай.
      Дверь в палату распахнулась, и на пороге появились Лелины родители. Евгения Викторовна на вытянутой руке держала резиновые сапоги, представляющие из себя каучуковый монолит, с глянцевой поверхностью, переливающейся цветными бликами от падающего на неё света.
      - Лелечка, доченька, - пропела Евгения Викторовна. Потом, немного сморщившись, понюхала воздух. - Странно у вас тут как-то пахнет. Вы бы комнату проветрили.
      Лелина мама, как всякая настоящая женщина обладала обонянием бладхаунда. Она могла, понюхав мужнин галстук, точно определить марку духов, которые использовала его любовница, когда они неделю назад ходили в сауну. Так что без мучительных усилий она определила все составляющие воздуха в палате. Обычные семьдесят восемь процентов азота здесь были вытеснены никотиновыми парами.
      - А кто это у вас здесь так накурил? - начала допрос Евгения Викторовна.
      - Это Алеша Хромов, - не моргнув ответила Ника. - Он у нас один курящий.
      - Алеша должен курить на улице, - наставительно произнесла Евгения Викторовна. - Ну, да ладно. Смотрите лучше, сколько всего вкусного мы вам привезли. Максим сказал, что вы здесь голодаете.
      Все шумно окружили Лелину маму, которая начала извлекать из бездонной брюшины сумки всякие баночки, пакетики, пачки. А потом, понизив голос, сказала:
      - Мы решили привезти бутылочку шампанского. Может тихонечко разопьем, втайне от вашего начальства. Все-таки Леле исполняется восемнадцать лет.
      - Лель, ты что день рождения зажать хотела, - загомонили ребята.
      - Ой, сегодня же двенадцатое, - удивилась Леля. - Я в этой глуши совсем потеряла ощущение времени.
      Евгения Викторовна, никогда не терявшая чувство прекрасного, продолжала красиво раскладывать продукты. Затем она извлекла пластиковую посуду, быстро пересчитала присутствующих и спросила Лелю:
      - Лелек, наверное надо и других девочек позвать?
      - Каких других, - не поняла Леля.
      - Что значит, каких? Тех, кто тут с вами ещё живет. У вас тут шесть кроватей? - она ещё раз для надежности осмотрела комнату. - Ну, где они?
      - А ...А их нет, - покраснела Леля, исподлобья оглядывая друзей и призывая их на подмогу.
      - А они уехали на выходные в Москву, - бросился на выручку Макс.
      - А разве вы можете ездить на выходные в Москву? - уже подозрительно допытывалась Евгения Викторовна.
      - Нет, конечно, - продолжал импровизировать Макс. - Но у них исключительные обстоятельства - они заболели.
      - Господи, у вас тут одни неприятности, - Евгению Викторовну уже начал утомлять этот разговор. - Хоть бы уже скорее вернулись. Еще две недели мучиться. Я говорила Алексею Эдуардовичу, что мне не нравится эта затея с "картошкой", но он был непреклонен. Все едут и Леля должна ехать. Хотя всегда можно что-нибудь придумать.
      - Мама, ну зачем ты это говоришь? Кому это интересно, - Леля обняла мать за плечи. - Давай, открывай свое шампанское. Есть хочется. Мы уже забыли запах хорошей еды.
      - Как это так? - удивилась Евгения Викторовна. - А Максим сказал, что вы все деньги потратили на еду.
      Макс сделался пунцовым. Он делал знаки Леле, напоминая куклу из "Папет шоу", но ещё больше сбивал её с толку.
      - Евгения Викторовна, - сказал он, отодвигая Лелю, - ну что вы называете хорошей едой? Вы же были в этом магазине, у Вас не должно быть иллюзий. Это, конечно, не протухшая капуста с гуляшем, которым нас потчуют в столовой, но и до стандартов домашней кухни тоже не дотягивает. Мы покупаем, что продается. Там, знаете ли, не распределитель на Грановского.
      - Ох, Максим, - вздохнула Евгения Викторовна. - Что вашему поколению известно о распределителях? Вы их уже не застали, это социальный антиквариат.
      - Женя, - не выдержал молчавший до этого Алексей Эдуардович, - ну хватит болтать, давайте же, наконец, выпьем за Лельку.
      Ребята шумно поддержали его. Началась легкая суматоха, все тянулись к еде, что-то роняли, кого-то толкали. Наконец, все расселись, устроив на коленях тарелки с закуской, а Максу, как самому красноречивому велели сказать тост.
      - Только короче, - предупредил Леха. - Жрать...то есть кушать очень хочется.
      - Я буду немногословен, - пошел на встречу другу Макс. - Однажды Гельвеций обронил: "Познай женщину и ты познаешь мир". - Тут Макс остановился, чтобы поймать реакцию Лелиных родителей на столь элегантное вступление. Евгения Викторовна благосклонно закивала, Алексей Эдуардович напряженно замер, приоткрыв рот. - Мы, - продолжал Макс, ободренный произведенным впечатлением, - познали Лелю как нежного, обаятельного, доброго и сострадающего человека. Для нас она стала тем пресловутым лучом, освещающим темное царство скуки, банальности и бессердечия. Я хочу поднять этот бокал за эталон человеческих добродетелей, высшую степень душевной красоты, за нашу милую, очаровательную и любимую всеми без исключения Лелю.
      - Как всегда херню сказал, - наклонившись к Никеному уху, буркнул Леха.
      Все зааплодировали, начали шумно чокаться, наклоняясь через стол, потом, выпив, стали теребить Лелю, целуя и обнимая её, а она, розовая от счастья, невпопад отвечала друзьям на поздравления. С шампанским покончили мгновенно. Евгения Викторовна, как всякая малопьющая женщина, заметно оживилась. Взгляд её приобрел феерическую веселость, а движения стали порывистыми. Она стала многословной и живой, как третьеклассник, выпущенный на перемену после урока математики. Подсев к Нике, она завела с ней разговор на женскую тему.
      Леха, подлизав капли шампанского, оставшиеся на дне бокала, сделал Максу условный жест, щелкнув указательным и большим пальцами по шее. Макс одобрительно кивнул. Тогда Леха залез под свою кровать, и, не боясь быть разоблаченным, достал оттуда пару бутылок вина и бутылку водки.
      - К хорошей закуске надо бы и хорошие напитки, - пояснил он свои действия. - А то сидим, как гоблины, детский сад какой-то.
      Стало заметно, как воспрял духом Алексей Эдуардович при виде качественного спиртного. До этого он сидел тихо, молчаливо, а тут вдруг выхватил у Лехи бутылки и начал суетливо помогать.
      "Алкаш, - подумал про себя Макс. - Ну, что ж, тем лучше".
      - Алеша, не увлекайся, - маскируя угрозу в голосе, - произнесла Евгения Викторовна, оторвавшись от Ники. Затем, подумав, - А откуда у вас тут столько спиртного?
      - Это, уважаемая Евгения Викторовна, - ответствовал Макс, вонзив штопор в пробку бутылки немецкого вина "Молоко любимой женщины", - наш стратегический медицинский запас на случай разных недугов. Вот, давеча, Юля ноги промочила. Пришлось растирать водкой. Или, скажем, вино. Так спасаемся от малокровия. Давно известно, что горцы, регулярно потребляющие молодое вино, отличаются самой высокой продолжительностью жизни.
      - Ладно философствовать, - вмешался Алексей Эдуардович, глаза которого следили за бутылкой водки, как радар за стратегическим бомбардировщиком, разливай.
      Разлили, выпили. Потом опять разлили, выпили. На этот раз за Лелиных родителей - "давших миру сокровище, блистающее среди шлаков человеческих пороков и лживых страстей" - уже заплетающимся языком продолжал свою сагу Макс. Леха включил музыку и в палате сразу стало пьяно и весело. Разливали уже не стесняясь. Потом на свет извлекли ещё пару бутылок. В разгар веселья в палату поскребся Збарский - вестник приближающегося отбоя, но увидев в комнате сановную фигуру Алексея Эдуардовича, стушевался, извиняясь за беспокойство. Уже изрядно набравшийся Лелин родитель, до этого предпринимавший неуклюжую попытку пригласить Нику на танец, узрел голову куратора в проеме двери, и, подобно загулявшему барину, решившему облагодетельствовать попавшего под руку холопа, сгреб в охапку тщедушное тело Сергея Матвеича и потащил его к столу. В комнате ещё долго стоял жужжащий гомон, стало душно от сигаретного дыма.
      К полуночи веселье постепенно стало стихать. Макс подобрался поближе к Лелиному отцу и пытался пить с ним на равных. На восьмом стакане он сошел с дистанции, упав на сложенные на столе руки.
      - Еще один скопытился, - зафиксировал Леха.
      Леля с матерью уже давно забрались с ногами на кровать, где, наболтавшись о последних новостях, уснули, устав от дневного напряжения. К ним подошла Юля, и, увидев, что они спят, тоже улеглась на свою кровать, не раздеваясь. Соня вот уже полчаса назад ушла в туалет и все не возвращалась от туда. Ника, единственная из всей компании сохранившая ясность сознания пошла в туалет проверить Соню. Она нашла подругу лежащую на лавке в предбаннике с бутылкой водки в обнимку. На её лице застыла счастливая улыбка. Ника не стала её будить, лишь вытащила из её рук бутылку, переложила Соню в более удобное положение и, сняв с себя свитер и скрутив из него валик, положила ей под голову.
      - Спи спокойно, подруга, - пожелала Ника Соне.
      Уже перевалило за полночь, когда Леха, сильно сблизившийся с Алексеем Эдуардовичем на почве выпивки и любви к горным лыжам, достал последнюю бутылку.
      - Последняя, Эдуардыч, - с сожалением сказал он, откупоривая бутылку.
      - Слушай, Лех, может сгоняем в Можайск, ещё возьмем, - предложил пьяный Лелин родитель.
      - Нее, - не поддержал собутыльника Леха, - могут по репе надавать. Пойдем по палатам пошманаем, может братки чего дадут.
      - Какие братки?! - пьяно испугался Лелин папа.
      - Свои, не боись, - успокоил его Леха. - Студенты, е-мое.
      Обнявшись и захватив пьяного Збарского, который все ещё не спал, хотя уже и не бодрствовал, они пошли к выходу, столкнувшись на пороге с Никой.
      - Макс в дрова пьяный, - совершенно трезво прошептал ей Леха, поймав её за руку. - Я сейчас Лелькиного отца к Збарскому в комнату пристрою, потом мы Макса оттащим в его палату, пускай там дрыхнет.
      - Хорошо, Леш. А ты где будешь спать? - заботливо спросила Ника.
      - Я у Макса перекантуюсь. Там куча кроватей свободных. Мужики все по бабам разошлись. Можно хоть роту разместить, - сказал Леха и потащил пьяных старших товарищей на ночлег.
      Ника зашла в комнату, поморщилась при виде грязной комнаты с опрокинутым стулом - неудачная попытка Збарского встать самостоятельно, раскиданными тут и там пластиковыми стаканчиками и тарелками с остатками пищи, банкой из под красной икры с тлеющими в ней окурками. Посередине всего этого дремал Макс, уложив голову на сложенные руки.
      - Кто же весь этот срач убирать будет? - обращаясь к самой себе спросила Ника.
      - Завтра уберем, - ответили из Юлиного угла.
      - Шурупчик, ты не спишь что ли? - удивилась Ника. - Пойдем, курнем на балконе, пока Леха не пришел.
      Юля нехотя встала и пошла вслед за Никой на балкон. Только они затянулись, как в палату зашел Леха. Прошагав до балконной двери, подтянувшись на косяке, он мощным рывком выбросил свое тело к перилам.
      - Ну, кто тут следующий на транспортировку? - сказал он и, выхватив у Ники сигарету, затянулся.
      - Макса надо отнести, - зевнув, сказала Ника. - Надо же как набрался.
      - Макса, так Макса, - согласился Леха. В его голосе прозвучали безразличные нотки кладбищенского могилокапателя, давно потерявшего счет трупам.
      Он вошел в комнату, подошел к Максу, ухватил его со спины за подмышки и, зафиксировав того в вертикальном положении, подлез под левую руку обмякшего друга, обняв его за талию.
      - Эй, женщины, подсобите, - крикнул он, обнаружив, что несмотря на стройный стан, Макс был неожиданно тяжел.
      Тут Юля подошла к Максу с другого бока и попыталась сделать тоже самое, что Леха, со своей стороны. Втроем они начали напоминать остатки партизанского отряда, выходящего из окружения. Волоча бесчувственное тело, по коридору, они направились на первый этаж в мужскую половину корпуса. Дотащив пьяного друга до кровати, они осторожно, уложили его.
      - Слушай, Юлька, ты накрой его чем-нибудь, а я пойду отолью, а то сейчас обоссусь, - распорядился Леха.
      Он вернулся только через пятнадцать минут, забежав ещё на пару минут к Нике, чтобы убедиться, что она в порядке. Зайдя в палату он не стал включать свет, а пошарив в темноте рукой, нашел свободную койку и улегся. Из угла, где покоилось тело Макса, доносилась какая-то возня. Леха прислушался к беспокойному сну товарища, пока не понял, что Макс был не один. Второе открытие его удивило ещё больше, потому что он услышал порывистый шепот Юли Шкарупиной.
      - Макс, мне так хорошо... - все что смог разобрать Леха.
      "Ну, и дела", - подумал он про себя.
      Студенческий этикет приписывал в таких случаях делать вид, что ничего не происходит. Сексуальная жизнь студентов была их личным неприкосновенным завоеванием. Каждый мог её вести с кем хотел, когда хотел и где хотел. Однако, что-то Лехе на давало покоя. Он понимал, что сейчас не тот распространенный случай любви по обоюдному согласию. Прожив с девочками две недели, он узнал про них многое, а уж кто из них был девственницей, он мог определить с точностью подросткового гинеколога. Он точно знал, что у Юли не было до этого мужчин. Еще он точно знал, что произойдет сейчас. Пьяный в стельку Макс, даже не соображающий, кто с ним, отзовется на позывы похотливой мужской плоти и трахнет эту наивную девочку. С таким же успехом он может трахнуть и Леху Максу сейчас все равно. Лехе стало жалко Юлю. Он сам помог стать женщиной полудюжине девиц, но, понимая, как важен первый сексуальный опыт, он всегда обставлял это так, чтобы оставить у женщины яркое незабываемое ощущение пьянящего счастья. Не всегда он потом считал нужным это счастье закрепить дальнейшими встречами, но в памяти всех его партнерш он навсегда застревал как нежный и опытный любовник.
      Лехе относился к наивным Юле и Леле, как если бы они были его провинциальными кузинами, приехавшими из Вышнего Волочка в Москву посмотреть на Красную площадь. У него была естественная потребность их защищать.
      Он встал, подошел к любовникам, дотронулся до плеча Юли, но вдруг его остановил вполне трезвый голос Макса:
      - Отвали, бодибилдер, не видишь, я с дамой.
      Юля, стесняясь Лехи, но не в силах справиться с собой, добавила:
      - Леш, я ОК, не волнуйся...
      Леха выругался про себя. Зачем он поперся спасать Юлю? Знает ведь она, на что идет. Как будто на неё в парке в Люберцах ночью студенты ПТУ напали.
      "Пошли, вы все!" - обращаясь собирательно, бросил Леха и улегся на кровать, зарывшись с головой под одеяло.
      Юля действительно знала, на что шла. Она ждала этого момента уже давно. Она не знала, случится ли это сегодня, завтра, через год, но она хотела этого и не собиралась отступать. Ее наивность убеждала её в том, что переспав с Максом, она наконец получит его целиком. Он станет "ее парнем" и они будут вместе. Она была сильно влюблена в него, очень сильно, до потери бдительности.
      Она ощутила в себе легкую дрожь и какую-то сырость между ног, когда опытные руки Макса по хозяйски стали шарить по её телу. Он задрал свитер, расстегнул бюстгальтер и впился в её грудь. "Ой, не пахнет ли от меня потом?" - мелькнуло в голове у Юли. Но Макс грудь не опускал, значит его это не волновало. Потом он взял её руку и направил себе в пах, делая поглаживающие движения. Леля ухватилась за что-то скользкое и упругое, вибрирующее в её руках. "Это" было ещё к тому же густо засеяно волосами у основания. И тут её озарило, ЧТО же она держала в руках и терла пальцами, как будто поглаживала морскую свинку. Ей стало гадко. Однако, Макс, почувствовав, что ритм её ослаб, спросил задыхающимся шепотом:
      - Ты что, девочка что ли?
      - Нет, - ответила она, - но женщиной я ещё стать не успела.
      Юля удивилась вопросу Макса, ей казалось, что "девочка" относится к периоду жизни до начала менструаций. Она вспомнила невзрачный продукт отечественной полиграфии "Девочка. Девушка. Женщина", который им, девятиклассникам, на уроках этики и эстетики семейной жизни раздавала стыдливая биологичка, сохраняя при этом на лице выражение монашки встретившей в рыбной лавке куртизанку.
      Все таки, по Юлиным оценкам и, следуя классификации брошюры, она ещё в школе стала девушкой. Странный какой-то вопрос.
      Макс, осмыслив глубины Юлиной неопытности, решил действовать иначе. Он попросил её расслабиться, лечь и подумать о чем-нибудь приятном. Сам, освободив её от джинсов, оказавшихся под ними колготок и трусов, продолжал ласкать её грудь. Но делал это нежнее, слаще и через пару минут Юля начала постанывать.
      - Макс, мне так хорошо, - выдавила она хрипло.
      Тут и появился Леха. Юля надеялась, что он останется у Ники, но нет, пришел мешать. Она же им с Никой никогда не мешала. Когда он улегся в кровать, она почувствовала себя лучше, и вдруг она ощутила, как Макс ловким движением распростал ей ноги и, несколько раз прицелившись, больно вошел в нее. Она судорожно дернулась, захотела высвободиться из под него, но он, приковав её запястья к кровати своими руками, прохрипел:
      - Лежи спокойно, я скоро кончу.
      - Что кончишь? - судорожно дергаясь, не поняла Юля.
      - Все, что начал, - последовал ответ Макса.
      Утро представляло из себя лаконичную интерпретацию картины "Последний день Помпеи". В комнате царил смердящий хаос. Пробуждение было тяжелым и стыдливым. Всяк, проснувшийся в своей постели, был рад, что вчера хватило интуиции её найти. А те, что как Соня провели ночь в душе, тоже были рады, что не в кустах на улице, где по утрам уже были устойчивые заморозки на почве. Впрочем, это было обычное утро "картошки".
      Евгения Викторовна и Леля проснулись раньше всех. Не сдавая своих привычек, Лелина мама приняла контрастный душ (в душевой она изрядно испугалась лежащей на полу Сони. Евгения Викторовна желая помочь ей перелечь на лавку вдоль стены, принялась тормошить Соню, но вместо благодарности она услышала: "Ника, пошла на хер, спать охота!"). Затем Евгения Викторовна сделала утреннюю гимнастику у распахнутого окна и засела за сорокаминутный утренний макияж. Аккуратная Леля, увидев последствия вчерашней вакханалии, немедленно взялась за уборку.
      - Лелечка, - прошептала Евгения Викторовна, боясь разбудить Нику, - мы, наверное, вчера страшно шумели, даже неудобно как-то.
      - Ничего, мама, мы не одни шумели. У нас по субботам все шумят, - ответила Леля, сгребая со стола мусор в объемный пластиковый пакет. - У тебя голова не болит? У меня раскалывается и тошнит ужасно.
      - Это Леля алкогольное отравление. Тебе не нужно было пить вино. Ты же не любишь спиртное.
      - Ну, как-то за компанию хотелось. Как говорит Макс "не пьянства окаянного ради, а токмо пользы для.."
      - Максим на меня произвел очень хорошее впечатление. Воспитанный, эрудированный мальчик, такие сейчас редкость. Остальные ребята не очень...
      - Мама, - оборвала её Леля, - тут Ника. Может потом всех обсудишь?
      - Ты права. Однако, - оглядевшись произнесла Евгения Викторовна, - где же остальные участники банкета? Соня, я уже знаю, отдыхает в душе. Но больше меня интересует, где твой отец. Нам уже пора ехать - ему завтра на работу.
      Ответом ей послужило явление Алексея Эдуардовича на пороге комнаты. Вид у него был слегка помятый, но, в целом, обычный для российского чиновника. Он, войдя, не снижая голоса, начал распоряжаться от отъезде. Ника сонно заерзала у себя в кровати, и только тогда Алексей Эдуардович заметил её.
      - Женя, - понизил голос он. - Меня уже из приемной разыскали. Надо срочно ехать.
      - Я готова, - ответила Евгения Викторовна, - доштриховывая губы умелыми движениями. - Лелечку бы хорошо забрать из этого трудового лагеря. Нечего ей здесь делать.
      - Оставь Лельку в покое, пускай жизнь понюхает, а то все как в инкубаторе.
      - О ком вы спорите? - вмешалась Леля. - Уж не обо мне ли? Тогда спросите меня, что я хочу делать.
      - Тебя мы спросим, когда ты выйдешь удачно замуж и заведешь собственных детей, - назидательно сказала мать, упаковывая сумки.
      - Этого может не и произойти, - примирительно пошутила Леля, обнимая мать за плечи. - Я провожу вас, все равно здесь все проснутся только к полднику.
      В палате, где ночевали Леха, Макс и Юля, тоже постепенно пробуждались. Первым проснулся Леха. Только открыв глаза, он привычным армейским движением, не позволяя себе дополнительной неги, резко уселся на кровати, свесив босые ноги. Прикосновение холодного, грязного пола не вызвало рефлекса в организме. Мотнув головой, чтобы окончательно проснуться, он почувствовал, как лавинообразно возвращается память, заполняя пробелы, образовавшиеся во время сна. Четкими действиями отлаженного кинопроектора память последовательно воссоздавала на экране сознания кадры событий вчерашнего вечера. Леха посмотрел в угол комнаты. Там он увидел Юлю, которая спала, по-детски разбросав руки, и Макса, отвернувшегося к стене. В лице Юли Леха опытным глазом увидел незаметное для других внутреннее перерождение. Ее сонная улыбка говорила о начале новой жизни. Ей снилось что-то взрослое.
      Леха быстро оделся и вышел из комнаты. Он знал, что когда Юля проснется, ей будет стыдно, неловко, не по себе, - все, что угодно, только ей будет немного лучше, если она при этом будет одна. В этом смысле Леха, несмотря на маскирующую его грубость и простоту, был где-то в глубинах души настоящим интеллигентом. Он шестым чувством ощущал отзвуки человеческих чувств. Его невысказанным жизненным кредо было жить так, чтобы другим было рядом с ним уютно.
      Идя по коридору, в котором из-за висевшей утренней тишины его шаги отдавали особенно гулко, он размышлял, почему все то, что происходит вечером, с утра видится как через искажающую размеры и пропорции магическую лупу. Вот вечером, для примера, под действием сумерек и бокала вина на человека нападает бравада. Он без стеснения купается голый в реке в окружении малознакомых людей, может заняться любовью в зарослях орешника с девушкой его друга, горланит песни, даже если у него нет слуха, и, не стесняясь, ходит при всех в туалет. С утра все приобретает багровый от стыда налет. Появляется много безответных вопросов, начиная от технических, связанных с элементарным восстановлением в памяти последовательности событий, и заканчивая обобщающим вопросом, за чем я это все сделал. Где-то в левом желудочке, или в правом предплечье, или в селезенке, или на дне мочевого пузыря начинает разгораться огненный как лава комок стыда и сожаления, потом он растет, двигается по нервным каналам, сжигая все на своем пути, и вот достигает головного мозга. После этого человек ещё несколько дней избегает прямо смотреть в глаза тем, с кем ещё накануне веселился без всякого стеснения.
      Леха хотел ещё обдумать эту мысль в проекции Юлиной ситуации, но не успел, так как лицом к лицу столкнулся с Лелиными родителями, степенно спускающимися по лестнице со второго "женского" этажа. "Вот и Эдуардыч, наверное, - подумал Леха, - сейчас вспомнит про вчерашнее, и здороваться не захочет".
      Однако, Алексей Эдуадрдович повел себя не по науке. Увидев Леху, он заметно обрадовался. Поставил на пол чемоданы, схватил Лехину руку и начал трясти.
      - Вы, Леша - отличный парень, и я буду рад видеть Вас частым гостем у нас дома.
      - Спасибо, Алексей Эдуардович, - смутился Леха. - Дайте Ваши сумки, я Вам подсоблю.
      Он схватил сумки и, не дожидаясь дальнейших изъявлений любви и дружбы, зашагал к выходу.
      7
      Только к обеду все наконец проснулись. В столовой произошел краткий обмен новостями и воспоминаниями о вчерашнем вечере. Ника, понюхав, отодвинула тарелку с гороховым супом. Наблюдая, как другие его едят, она неожиданно спросила:
      - Шурупчик, а ты где ночью застряла? До дома так и не дошла. Уж не с Лехой ли в постели? Он юноша пылкий, кого угодно на сеновал затащит.
      Юля, захлебнувшись гороховым супом, беспомощно посмотрела на Леху.
      - Ника, она с нами спала. В вашей палате надымили сильно, у неё голова болела, - вступился за Юлю Леха
      - Да...? - удивилась Ника. - Смотрите, какие мы нежные.
      - А ты, Максимка, что такой задумчивый сегодня, как будто ужа проглотил? Ты помнишь, как вчера налился? - взялась за Макса Ника
      - Ника, отстань, дай горохового супа поесть. С детства не пробовал таких деликатесов, - устало отозвался Макс.
      - Да, - поддержала Макса Ника, - гороховый суп для тебя обладает живительным действием рассола.
      Только Леля молчала. Она старалась не глядеть на Юлю. Когда она утром увидела, что Юлина кровать пуста, в ней стало расти нехорошее подозрение. Когда девочки столкнулись в туалете, где Юля чистила зубы, Леля не пыталась расспрашивать подругу, надеясь, что та ей расскажет все сама. Юлино натужное молчание было красноречивее всяких слов. С той минуты между ними установилось незаметное отчуждение. Косвенным подтверждением Лелиных подозрений был Макс, который тоже с утра полностью ушел в себя и сохранял состояние сосредоточенной молчаливости. О том, что между Юлей и Максом ЭТО произошло точно знал Леха, подозревала Леля, догадывалась Ника. Одна Соня не обращала ни на кого внимания.
      Она, проспавшись на деревянной решетке в душевой, с утра заявила, "что её загнобило здесь работать, и она хочет слинять в Москву". Формальным поводом для Збарского был выдуманный телефонный звонок от бабушки, якобы полученный Лелиными родителями. Бабушка, по словам Сони, переживала гипертонический крис и нуждалась в уходе. Збарский легко себя обмануть не дал, потому что ему надоели постоянные проблемы с хроническим дефицитом рабочей силы.