Еще я видел солнечные, но совершенно пустые улицы незнакомого города. А еще - внутренность круглых крепостных башен. По вогнутым стенам вились полуразбитые каменные лестницы. В узкие окна били пыльные полуденные лучи. Из поржавевших железных скоб срывались и падали погасшие факелы.
      ...Тех двоих я ни разу больше не видел. Но на берегу на пустых улицах, на стертых ступенях лестниц я чувствовал: они только что были здесь. Я даже пытался найти, догнать их. И знал, что еще чуть-чуть - и догоню. Но не мог. И было очень горько. Я в этих снах был мальчишкой и не стеснялся плакать...
      Нелепо тосковать по людям, которых никогда не было, которые однажды просто приснились. Но я тосковал по Валерке и Братику.
      И ведь никому не расскажешь! Разве что Володьке. Но Володька - он разный. Иногда ласковый, тихий и все понимает. А иногда вдруг станет вредным таким и насмешливым. И не поймешь отчего...
      И все же Володька был единственным человеком, который меня мог бы понять.
      2
      Мы с ним познакомились три года назад.
      Я перепечатывал на машинке статью для журнала "Театральная жизнь". Печатал я тогда плохо, работа надоела, я лениво давил на клавиши. В это время постучали.
      Я неласково сказал: "Войдите".
      На пороге возникло лохматое, но симпатичное существо ростом чуть повыше спинки стула. С тонкой шеей, оттопыренными ушами и глазищами цвета густого чая. Одето оно было в мальчишечью школьную форму, крайне для него большую.
      - Это вы все время тюкаете? - строго спросил гость.
      - Что значит "тюкаете"? - слегка обиделся я.
      Не отводя внимательного взгляда, мальчишка объяснил:
      - Я внизу живу. А наверху каждый день: тюк да тюк, тюк да тюк. Будто клюет кто-то...
      - Это машинка стучит, - объяснил я. - Печатаю. Работа такая. А что, мешаю?
      - Да нет, тюкайте, - великодушно разрешил гость и добавил: - Просто интересно. А вы кем работаете?
      - Я зав литературной частью. Проще говоря, литературный директор.
      Что-то вроде уважения мелькнуло у мальчишки в глазах. Он попытался незаметно подтянуть штаны и спросил:
      - В какой школе?
      - Почему в школе?..
      - В нашей школе исторический директор, - объяснил гость. - Он пятиклассников истории учит. У Витьки - ботаническая директорша. А вы в какой школе? Вы литературу преподаете?
      Слово "преподаете" он произнес с солидностью человека, уже посвященного в премудрости школьной жизни.
      Я сообщил, что работаю не в школе, а в Театре юного зрителя, отвечаю за то, как написаны пьесы.
      - У-у... - сказал он. - А я думал, что в театре все люди артисты.
      Я терпеливо объяснил, что в театрах много работников с разными профессиями.
      - Но артисты все же самые главные? - спросил он. - Или вы главнее?
      Набравшись нахальства, я сказал, что главнее: артистов много, а я один.
      Он кивнул, помолчал и задал новый вопрос:
      - А вы были артистом? Или сразу стали директором?
      - Был.
      - А кто главнее: литературный директор или знаменитый народный артист?
      "Вот зануда", - подумал я и ответил, что народный, пожалуй, главнее.
      - А вы почему не стали народным? - поинтересовался он, глядя ясными янтарными глазами.
      "Иди ты знаешь куда..." - чуть не сказал я и мрачно признался:
      - Не получилось.
      - Бывает, - посочувствовал он.
      - Просто мне расхотелось играть, - заступился я за себя. - Я решил сам писать пьесы.
      - Получается? - серьезно спросил мальчишка.
      - Получается, - соврал я.
      Он вежливо сделал вид, что поверил. Опять кивнул и посмотрел на машинку.
      - А как вы печатаете?
      - Проходи, - сказал я. - Что за разговор у порога... Тебя как зовут?
      Он сообщил, что зовут его Володькой, скинул у дверей полуботинки и, бултыхаясь в своей форме, как одинокая горошина в кульке, подошел к столу. Забрался с ногами в мое кресло. Оглянулся на меня:
      - Можно, я потюкаю?
      Я с тайной радостью (есть причина не работать) вытащил недопечатанный лист и вставил чистый.
      - Смотри, я покажу, как надо...
      - Знаешь, я все привык делать сам, - доверительно сообщил Володька. - Я разберусь.
      И он в самом деле быстро разобрался (правда, потом пришлось менять клавишу с буквой "ы").
      На другой день Володьку заинтересовала моя спортивная шпага (он выволок ее из-за шкафа).
      - Это настоящая? - спросил он, и глаза у него сделались светлыми, золотистыми.
      - Вполне, - сказал я.
      - И ты умеешь сражаться?
      - Конечно, - гордо ответил я. И объяснил, что в театральном училище нам преподавали фехтование, а кроме того, я занимался в спортивной секции. Один раз даже занял третье место на областной олимпиаде.
      - Врешь! - восторженно сказал он.
      Конечно, он просто не сдержался. И все же я решил поставить юного гостя на место.
      - Во-первых, не вру. У меня диплом есть! А во-вторых, с чего это вы, сударь, начали говорить мне "ты"? Я взрослый человек.
      Этот тип уселся на диван, поставил клинок между колен, прижался щекой к рукояти и задумчиво уставился на меня.
      - Какой же ты взрослый? Взрослые не такие.
      - А какие?
      - Ну... они важные. У них жены, дети.
      - Подумаешь... У меня тоже скоро будет жена. У меня невеста есть.
      - А где она? - подозрительно спросил Володька.
      - В Москве, в аспирантуре, - сказал я и вздохнул, вспомнив Галку.
      Володька подумал и сообщил, что невеста - это не считается.
      - У меня было две невесты. Одна в детском саду в меня влюбилась, а одна недавно, в сентябре. Записки писала. Печатными буквами.
      - Ну ты даешь... - только и сказал я.
      - Можно, я потренируюсь шпагой?
      - Тренируйся, но не шуми. Я хотя, по-твоему, не взрослый, а должен работать.
      Мы подружились. Володька подрастал, перешел во второй класс, в третий, в четвертый... И почти каждый день приходил ко мне в гости. А если уезжал в лагерь или к дедушке, я скучал.
      Иногда Володька печатал на моей машинке странные слова и говорил, что это названия планет, про которые он придумывает сказки. Иногда притыкался рядом и шепотом рассказывал, какую картину нарисует, когда совсем вырастет. Это будет грустная картина: кругом море, посередине маленький остров, а на острове одинокая, брошенная собака. Чтобы все поняли, что нельзя бросать собак. А еще будет картина "Девочка на дельтаплане". Это та девочка, которая в первом классе писала ему печатными буквами записки. ("Только ты никому не говори, ладно?")
      А иногда в милого Володеньку, словно бес залазил. Он начинал язвить. Чаще всего этот субъект потешался, что я считаю себя взрослым. Он заявлял, что взрослые не собирают картинки с парусными кораблями и не читают детских книжек. Взрослые не бегают с мальчишками на рыбалку и не строят игрушечные пароходы (сам подбивает меня на такие дела, а потом ехидничает!). Кроме того, взрослые умеют завязывать галстуки и не ужинают консервами из морской капусты.
      Я злился и не знал, что возразить. Тем более, что Галка не вернулась из Москвы, она вышла там замуж за солидного кандидата наук.
      Но ссорились мы с Володькой редко. Зимой мы вместе катались на лыжах, а летом ходили купаться на большой пруд недалеко от дома.
      Купались мы и в те дни, с которых я начал рассказ. Только мне было невесело и неспокойно. Володька смотрел на меня, и глаза его темнели.
      - Ну, ты чего? - спрашивал он. - Чего ты такой?
      - Устал, - говорил я.
      - Ты же в отпуске.
      - Пьесу переделываю. Не получается. Вот и устал.
      - У тебя и раньше не получалось, а ты был веселый...
      Я страдал из-за себя, а он из-за меня. Разве он виноват? "Расскажу", решил я наконец. И, решив так, немного успокоился.
      Но раз я повеселел, повеселел и Володька. В то утро мы опять пошли купаться, и он прыгал вокруг меня, как танцующий аистенок. И уже пару раз высказался в том смысле, что небритый подбородок - не доказательство взрослости, а всего только признак неаккуратности. Лишь когда повстречалась некая Женя Девяткина десяти с половиной лет, Володька слегка присмирел, порозовел и глянул на меня опасливо.
      3
      День начинался солнечный, но не жаркий. Купающихся было немного. Володька, однако, быстро скинул штаны и футболку и требовательно посмотрел на меня. Я, кряхтя, разделся. Но, поболтав ногой в воде, я твердо заявил, что купаться сейчас могут только явные психи. После этого пошел на приткнувшийся к берегу плотик и с удовольствием вытянулся на сухих теплых досках.
      - Пусть вода нагреется...
      - Ты прямо как пенсионер, - досадливо сказал Володька.
      - А ты не забывай, что я уже почти старик. У меня поясница...
      - Опять ты за свое, - хмыкнул Володька.
      - Конечно. Ты забыл, сколько мне лет?
      - Двенадцать, - уверенно сказал он.
      - Иди ты... - отмахнулся я и закрыл глаза.
      ...Почти сразу утих плеск воды, и смолкли крики мальчишек на недалеком островке. И шорох листьев. И откуда-то из темной дали донеслись пять ясных тактов трубы, пять ясных нот. Я узнал их сразу.
      Это был сигнал Далеких Горнистов.
      Я внутренне вздрогнул и стал ждать. Но сигнал не повторился. Это был просто толчок памяти.
      "Нет, хватит. Хватит пока думать об этом", - сказал я себе. И разомкнул ресницы. Сразу вернулось летнее утро с его привычным шумом и редкими облаками над головой.
      Растущий у самой воды тополь протянул над плотиком длинную могучую ветвь. Ухватившись за ветвь, надо мной висел Володька. И хитро поглядывал. Его пятки угрожающе шевелились в полуметре от моего живота.
      - Без шуточек, - предупредил я.
      Володька засмеялся и заболтал тощими ногами. Кожа на его груди сильно натянулась, и сквозь нее отчетливо проступили тоненькие ребра. Казалось, проведи по ним костяшками пальцев - и Володька зазвучит как ксилофон.
      - Не дитя, а шведская стенка, - сказал я. - Не кормят тебя дома, что ли?
      - А-га... - неопределенно отозвался Володька. По-обезьяньи перебирая руками, он добрался почти до конца ветви и разжал пальцы.
      Все брызги, которые поднял этот пират, хлопнувшись о воду рядом с плотиком, посыпались на меня! Я заорал и ползком перебрался на другой край.
      - Не будешь обзываться дитем, - сказал Володька.
      - Хулиган, - заявил я.
      "Хулиган" радостно захихикал, потом примирительно сказал:
      - Ладно, грейся. Я пока на остров к ребятам сплаваю.
      - Валяй, - согласился я.
      Глубина на пути до острова была Володьке не больше чем по плечи, и я за него не боялся.
      Я опять вытянулся и закрыл глаза. Солнце стояло уже высоко и грело ощутимо. Я подумал, что буду долго-долго лежать так и не стану шевелиться. И, кажется, задремал.
      ...Кто-то ступил на плотик. Он качнулся, захлюпала вода. Кто-то легко подошел ко мне и стал рядом. Я лениво повернул голову. Я был уверен, что увижу мокрые коричневые Володькины ноги с прилипшими нитками водорослей. Но на плотике был не Володька. Я увидел ноги, обтянутые не то черной кожей, не то клеенкой. К одной был пристегнут ремнями широкий нож - в плоском, тоже черном чехле и с костяной узорной рукоятью.
      Кто это? Аквалангист? В нашем-то мелководном пруду?
      Я поднял глаза.
      Надо мной, одетый в странный кожаный костюм, с рыцарским налокотником на левой руке, стоял Валерка.
      4
      Я сразу понял, что это он. Не кто-то очень похожий на него, а именно он Валерка, которого не было на свете. Которого я лишь однажды видел в странном сне про сказку в городе Северо-Подольске (которого тоже не было).
      До сих пор я очень смутно помнил его лицо, но сейчас узнал моментально: его темную косую челку над беспокойными бровями, его зеленовато-карие глаза внимательные и почему-то слегка виноватые - и коричневую родинку на остром подбородке.
      - Это ты... - шепотом сказал я.
      Он склонил голову и ответил медленно, вполголоса:
      - Мне больше не к кому было прийти. Не сердись, что я помешал.
      "Помешал"! Боже мой... Радость и тревога поднялись во мне одной крутой волной. Радость - что он здесь. Тревога - что этот сон может оказаться коротким, мимолетным. Я торопливо оглянулся. Все было как прежде. Та же ветка над плотиком, то же клочковатое облако в вышине, тот же синий заколоченный киоск на берегу. Вон Володькина одежда на траве, а вон, на острове, среди мальчишек сам Володька - словно оранжевая бабочка мелькают в кустах его плавки.
      Это, кажется, прочный сон, очень похожий на явь. Наверное, сказка будет долгой. Я потрогал подбородок и глянул на свои ноги: может быть, я опять стал мальчишкой, как в первом сне?
      Нет, я по-прежнему длинный небритый дядька... А Валерка здесь!
      Я посмотрел на Валерку. Я понимал, что он пришел не просто так.
      Глядя все так же - внимательно и чуть виновато, - он проговорил:
      - Только ты можешь помочь.
      - Я готов, - быстро сказал я и вскочил. Плотик закачался, Валерка переступил, чтобы не упасть, улыбнулся и взглянул на меня снизу вверх.
      Раньше мы были одного роста, а сейчас Валерка не доставал мне до плеча. Но я вовсе не чувствовал себя старшим. Наоборот, мне было неловко за свой рост и возраст. Но наплевать, не это главное. Главное, что он пришел!
      Пять высоких нот сигнала опять прозвучали во мне.
      - Как помочь тебе? Что случилось?
      Он вздохнул, пошевелил ногой, поправил пристегнутый нож и снова вскинул на меня глаза:
      - Ты хорошо владеешь шпагой?
      У меня холодок пробежал по спине.
      - Ну... владею... Средне. Почему ты решил, что хорошо?
      - Я же помню Железного Змея. Как ты его одним ударом...
      Я улыбнулся:
      - Но это же была сказка. Сон... Хотя сейчас тоже сон, - не без грусти добавил я.
      Он сказал серьезно:
      - Это не сон. Это переход... А у нас ты будешь мастером клинка. Я знаю, в этом искусстве вы опередили наших вояк.
      Я не понял. Да не все ли равно? Главное, что мы опять встретились.
      - Нужна шпага? - спросил я.
      Валерка кивнул.
      - Придется зайти домой, - озабоченно сказал я.
      Он опять улыбнулся, и снова это была виноватая улыбка.
      - Да нет, шпага найдется. Нужен ты.
      Я прыгнул на берег и стал торопливо одеваться. Потом окликнул через пруд Володьку. Он помахал рукой. Я крикнул, что скоро вернусь. Спохватился и посмотрел на Валерку.
      Он кивнул:
      - Скоро... Если ничего не случится.
      - А что может случиться? - спросил я без боязни, а просто с любопытством.
      - Скорее всего, ничего не может. Ты же мастер. Но все-таки... Шпаги - не игрушки. Ты не боишься?
      Я не боялся. Во мне вырастало напряженное ожидание загадочных событий, в которых мы будем вместе с Валеркой - плечом к плечу. Жаль только, что плечи у нас теперь на разной высоте...
      - Идем? - спросил я у Валерки.
      - Идем.
      Я еще раз помахал Володьке, и мы ушли с берега.
      5
      Улицы были пусты. Ни людей, ни машин. Стояла тишина. Только наши шаги нарушали ее, да один раз желтый лист - предвестник недалекой осени - упал с тополя и зашуршал по асфальту. Валерка проводил его внимательными глазами.
      Солнце грело уже крепко. У Валерки на лбу выступили маленькие капельки. От его тугой куртки пахло горячей кожей.
      - Для чего ты в таком костюме? - спросил я.
      - Это под доспехи, - сказал Валерка.
      - У вас война?
      - Смута, - ответил он и вздохнул. Потом он доверчиво глянул на меня и сказал: - Я бы не позвал тебя, но я очень боюсь за Василька.
      - За кого? - удивился я.
      - За брата. Ты не помнишь?
      "Не помнишь"! Надо же сказать такое!
      - Помню конечно. Просто... я не знал, что его так зовут.
      - Это я его так зову, - тихонько сказал Валерка и смутился.
      Мне очень хотелось спросить про Братика, но я не решался. Опасение, что все может исчезнуть, не оставляло меня. Исчезнуть от неосторожного шага, от лишнего слова...
      Несколько минут мы шли молча. По солнцу и тишине. От центра на окраину, мимо деревянных домов, по улицам, на которых прошло мое детство. И вдруг я понял, куда ведет меня Валерка: к старой трехэтажной школе, где я когда-то учился.
      Перед школой тоже было пусто. Блестели стекла, тень от кленов лежала на красных кирпичных стенах. Странно! Ведь говорили, что школу недавно оштукатурили... На квадратном кирпичном столбике, у самых ступеней, я заметил сделанную мелом надпись: "Машка - ведьма". Я сам это когда-то написал. Надо же, не стерлось до сих пор!
      - Сколько сейчас тебе лет? - вдруг спросил Валерка.
      Я остановился от неожиданности. Потом вспомнил Володьку. И, сам не зная почему, с мрачноватым юмором сказал:
      - Двенадцать.
      - Вот и хорошо, - серьезно откликнулся Валерка.
      Мы вошли. По коридору гулко разнесся звук наших шагов - в пустых школах летом шаги всегда очень гулкие. Никого не встретив, мы подошли к спортивному залу. Валерка медленно отвел скрипучую дверь. В зале было пыльно и не прибрано. В беспорядке стояли и валялись, задрав "копыта", спортивные кони и козлы. В затянутые сеткой высокие окна падали широкие лучи.
      Мы пересекли зал и оказались у дверцы - она вела в комнатку, где хранились мячи, стойки для прыжков, кольца, спортивные маты. В эту же каморку наш физрук Василий Антонович отправлял иногда наиболее расходившихся на уроке мальчишек "подумать и успокоить нервы". Нам нравилось сидеть в полумраке и развлекаться потихоньку случайно найденными интересными штуками: ракетками, гантелями, деревянными гранатами и плетеными мячиками для хоккея.
      Однажды за старыми матами я отыскал заржавленную рапиру...
      Сейчас за дверцей была не каморка, а длинный, освещенный пыльной лампочкой коридор. Маты сплошными штабелями лежали у кирпичных стен, их хватило бы на тысячу школ. Между ними оставался лишь узкий проход, да и то не совсем свободный: кое-где почти до пола свешивались с потолка толстые канаты и рваные волейбольные сетки. Конец коридора терялся в сумраке.
      - Надо пробираться, - сказал Валерка.
      - Давай.
      Он скользнул вперед. Я прикрыл за собой дверь и двинулся следом...
      Мы шли удивительно долго. В пыли и полутьме. Редкие лампочки лишь едва светились в паутине. Веревки и обрывки сеток цеплялись за руки и за ноги, а особенно за Валеркин налокотник. Один раз оказалось, что тяжелые кожаные маты почти завалили проход, и пришлось пробираться под ними ползком.
      Когда мне стало казаться, что мы провели в этом коридоре полжизни, он уперся в стену из очень крупных и неровных кирпичей. Здесь было попросторнее, и горела лампочка поярче.
      В стене был узкий неровный пролом.
      - Пришли, - прошептал Валерка. - Сейчас пролезем - и все.
      - Мне не пролезть, - уверенно сказал я.
      Дыра выглядела слишком маленькой.
      Валерка улыбнулся:
      - Пролезешь.
      И вдруг я понял, что он прав. Лаз в стене был в самую пору для моих мальчишечьих плеч!
      Я снова стал мальчишкой! Словно и не кончался тот странный сон про лунный дом в Северо-Подольске и про часы с деревянными рыцарями.
      Снова были на мне легонькие разношенные кеды, выцветшие до белизны шортики, слегка распоротые у кармана, и рубашка в серо-зеленую клетку. Старенькая мальчишечья рубашка с висящей на нитке пуговкой у ворота и закатанными по локоть рукавами.
      Я рассказываю об этом долго, а радостное сознание, что мне в самом деле двенадцать лет, пришло тогда в одну секунду. Я глубоко вздохнул и засмеялся. Во всем теле была упругая легкость.
      Валерка нетерпеливо смотрел на меня - уже не снизу вверх: мы теперь опять были одного роста.
      - Лезь за мной, - сказал он. Это был не приказ, а торопливая просьба.
      Он легко нырнул в пролом, звякнув о кирпичи налокотником. Я сразу сунулся за ним. В нос ударил едкий запах влажной извести, щербатый кирпичный край оцарапал ногу.
      Я увидел, что Валерка прыгнул глубоко вниз: пол в комнате, куда он попал, был гораздо ниже, чем пол в коридоре.
      Это была круглая комната без окон. На ржавом крюке висел большой железный фонарь с тремя свечами, довольно яркий. Его лучи высвечивали на полу щербатые каменные плиты. Валерка стоял внизу и протягивал ладони:
      - Спускайся!
      Он подхватил меня, не дал упасть на камни, когда я вывалился из лаза.
      Я отряхнул с коленей и живота кирпичные крошки и осмотрелся.
      - Где мы?
      - В башне...
      Потолок с могучими балками терялся в сумраке. Стены я разглядел лучше. Они были сложены из крупных старинных кирпичей вперемежку с каменными брусьями. У стен в беспорядке валялись медные и стальные нагрудники, наколенники, наплечники, глухие каски с широкими полями и прорезями для глаз. Старые, с пятнами ржавчины. А среди них лежали узкие мечи, сабли, шпаги.
      - Выбирай, - сказал Валерка.
      Я перебрал несколько клинков и взял четырехгранную рапиру с простой костяной рукоятью. Рукоять удобно легла в пальцы, а большой круглый щиток с ободком и мелкими ямками хорошо закрывал руку. Светлый клинок был похож на громадную иглу. Однако на конце он был плоским, и оказалось, что края отточены. В случае чего можно не только нанести колющий удар, но и рубануть.
      - Я готов, - сказал я и удивился звонкости своего голоса.
      - А это? - Валерка кивнул на панцири и наколенники. - Ничего не возьмешь?
      Таким легким, таким подвижным было мое мальчишечье тело! А это железо, наверное, тяжелое и холодное. Я передернул плечами:
      - Обязательно?
      Валерка улыбнулся:
      - Да нет. Тебе, пожалуй, не обязательно... А вот это нужно. - Он вытащил из-под железной рухляди кожаную перевязь с большой пряжкой и медными клепками по краям. Надел мне через плечо, ловко подогнал пряжку. Потом в кольцо на ремне сунул рапиру. Ее рукоять закачалась у моего бедра. - Вот и все, - сказал Валерка.
      Я увидел себя как бы со стороны: обыкновенный пацан, и с мушкетерским оружием на боку.
      - А ничего, что я... такой? Не будут на меня обращать внимание?
      - Ты такой, как надо, - откликнулся Валерка. - Слушай... Ты не передумал?
      - Что?
      - Идти со мной.
      - Ну что ты говоришь! - упрекнул я.
      Он взял меня за руку.
      6
      Я понимал, что могу оказаться в совсем незнакомом месте: может быть, удивительном и сказочном. И только про одно я знал точно: сейчас на улице день, светит солнце, и мы выйдем под это солнце из какого-нибудь подвала или погреба. Ведь спортзал и коридор были на первом этаже, а пол в башне - еще ниже.
      Валерка уперся в тяжелую дверь ладонями. Навстречу нам хлынули теплый запах незнакомых трав и лунный свет.
      Я замер на секунду и засмеялся. Мы оказались на железном балконе - он опоясывал башню высоко над землей. Вернее, над травой. Свет луны был ослепительно яркий, и в его лучах до самого горизонта колыхалась под мягким ветром, катила пологие волны серебристо-голубая трава. Я вцепился в ржавые перила. Вот она, Валеркина страна! Его мир, его планета.
      А может быть, это и правда другая планета?
      Ночь была похожа на день, если смотришь сквозь голубое стекло. Я взглянул на луну. Наша ли это луна с привычным, почти человеческим лицом? Но хотя чистым было небо, яркий диск оказался слегка размытым, словно окутанным светящимся туманом. Я не различил на нем знакомых пятен.
      Тогда я стал смотреть на землю. У самого ее края стояла белая крепость. Она казалась крошечной, но видна была до последнего зубчика на стенах. Словно кто-то собрал в горсть игрушечные башни, крыши, бастионы и аккуратно положил их на краю большого круглого стола.
      - Там наш Город, - тихо сказал Валерка.
      - А здесь?
      - Здесь? Просто башня, сторожевая. Теперь она не нужна.
      Башня была одинокая, полуразбитая. Она стояла как бы в центре выпуклого круга, по которому неторопливо бежали мерцающие волны. И ее черная тень колыхалась на этих волнах.
      А ветер был очень теплый.
      Валерка тронул меня за плечо:
      - Пошли?
      По шаткой железной лестнице мы сбежали в траву и двинулись к Городу.
      Трава была высокая, по пояс нам, а кое-где и по плечи. Ее листья походили на листья осоки, но были пошире и не режущие, а очень мягкие, покрытые шелковистыми волосками. Эти серебристые волоски и блестели под луной. Идти нам трава не мешала. Мы без труда подминали и раздвигали ее, и она с бесшумным колыханием опять вставала за нами.
      Шагать было легко. Может быть, я еще не привык, что стал мальчишкой, и тело мое весит совсем немного. А может быть, Валеркина планета была меньше, чем Земля, и сила тяжести здесь оказалась слабее. Возможно, что и так. По крайней мере, мне казалось, что иду я не по ровному полю, а по громадному шару, который поворачивается мне навстречу.
      Шар поворачивался, и светлая крепость вырастала на глазах. Острые башни, черные флюгера, неровные зубчатые стены...
      Крепость была совсем не похожа на ту, что в Северо-Подольске. Я сразу это заметил, но не удивился.
      ...Я пытаюсь поточнее вспомнить, что думал и чувствовал тогда. Ну конечно, радость, что мой друг Валерка опять рядом. Еще интерес: какие события ждут впереди? И еще... трудно передать словами... Запах сказки, что ли? Но не обычной сказки, а моей. Той, которую я открыл и полюбил. Сказки, где самое главное - не приключения, а два человека: Валерка и Братик.
      Но... Вот в этом "но" все дело. Не было в этих чувствах той остроты и беспокойства, как в первый раз. Там, в Северо-Подольске, сказка захватывала меня, и я жил в ней как наяву, все переживал по-настоящему: и радость, и страх, и тоску, когда друзья уходили... А в этот раз я понимал, что вижу сон. Порой забывал об этом, но не до конца.
      Я был уверен, что ничего плохого не случится. Вторая сказка как положено, раскручивает свои пружины, и всему придет свой черед. Когда нужно, я встречу опасность и сделаю, что полагается. И потому даже Валеркины слова, будто Братику что-то грозит, не вызвали у меня тревоги. Я только обрадовался, что увижу его...
      Но это я сейчас копаюсь в себе и все раскладываю по полочкам. А тогда... Что же, тогда я шел рядом с Валеркой, радостный и спокойный. И даже мысль, что придет время и мы расстанемся опять, не грызла меня. Встретились во второй раз - встретимся и в третий. К тому же сказка только начиналась...
      7
      Мы подошли довольно близко к стенам. Я спросил:
      - А почему не видно часовых? Разве Город не охраняют?
      - От кого? - сказал Валерка. - Снаружи никто не ждет опасности. Она в самом Городе.
      - А всадники Данаты? - нерешительно спросил я. - Они больше не нападают?
      Валерка быстро взглянул на меня и грустно усмехнулся:
      - Всадники Данаты... Под курганами давно и храбрый Даната, и все его воины. И кони...
      Я удивленно молчал. Валерка смущенно сказал:
      - Я забыл объяснить... думаешь, когда мы улетели, мы вернулись к себе, в наше прежнее время? Если бы... Даната и все, что было тогда, сейчас уже легенда. Триста лет прошло или больше...
      - Но... как же? - озадаченно заговорил я. - Вы вернулись... И как вас встретили?
      Вы сказали, кто вы такие? Вам поверили? Удивились?
      - Удивились... Но поверили. Понимаешь, у нас другой мир... Вы придумали порох, машины, ракеты, а у нас не то. У нас ученые разгадывают тайны: как далекое сделать близким и дотянуться рукой до звезд; что такое мысль; в чем хитрость времени...
      Я подумал, что и у нас люди бьются над такими загадками, но промолчал. Валерка продолжал:
      - Не могу я объяснить... Но говорят, что время - это вроде струн, которые звучат то вместе, то вразнобой. А иногда - как бусы, которые могут рассыпаться. Или как запутанная петля - бежит то вперед, то обратно, только мы не замечаем. Петлю, говорят, можно рассечь и пробиться через сотни лет... У нас еще в старину случались разные загадки.
      - Какие?
      Валерка улыбнулся:
      - Всякие... Была даже такая поговорка... На старом языке это всего пять слов, но ты не разберешь. А смысл такой: "Когда конь несет тебя все вперед, не думай, что не наткнешься на его следы; когда ложишься спать, не будь уверен, что проснешься завтра, а не вчера..."
      Что ж, Валеркин мир и в самом деле был другим, я это видел. Пока мы говорили, крепость словно сама по себе приблизилась вплотную и нависла над нами.
      К стене боком прижималась крутая лестница, сложенная из светлых кирпичей: просто ступенчатый выступ, который тянулся от земли до верха. Очень узкий. Валерка двинулся вперед, я, чиркая локтем о стену, стал подниматься за ним. Конец моей рапиры цеплялся за камни, и клинок тонко звенел.
      Мы поднялись на гребень и снова пошли рядом, мимо высоких зубцов.
      - Значит, как же... - нерешительно сказал я. - Вы вернулись... и опять оказались одни, среди незнакомых людей?
      Он кивнул:
      - Да... Но это наша земля. И встретили нас хорошо... Правда, скоро всем стало не до нас.
      - И вы живете вдвоем?
      Валерка улыбнулся, хорошо так, - видимо, подумал о маленьком брате.
      - Да, живем... Только мы давно уже не виделись. Два дня...
      - А где сейчас Братик? - нетерпеливо спросил я. Впервые назвал я так вслух Валеркиного братишку. Но Валерка ни капельки не удивился. Он сказал:
      - У барабанщиков.
      Скоро я увидел круглый люк. В полной темноте, по лесенке, выложенной в толще крепостной стены, мы осторожно пошли вниз. Заскрипели петли: это Валерка отодвинул тяжелую дверь. Опять хлынул навстречу лунный свет, и мы оказались на маленькой выпуклой площади.
      Площадь окружали светлые дома с каменными узорами на карнизах дверей и окон, с крутыми чешуйчатыми крышами. Почти все здания были связаны между собой: внизу - галереями с полукруглыми арками, вверху, у крыш, - висячими мостиками. Я мельком подумал, что, наверное, весь город можно обойти, не ступая на землю. Даже между тонкими легкими башенками чернело кружево мостиков. Было удивительно тихо. В степи хоть трава шелестела, а здесь - ни звука. Я слышал только, как рядом дышит Валерка.