- Это, знаешь ли, может иметь потрясающие последствия для нас, - говорит Папочка, когда фургон заворачивает в наши ворота, - невероятно важные.
      Я одергиваю свитер, чтобы он потуже облегал меня. Холодный весенний воздух нахально забирается мне в рукав, где была здоровущая дырка. Фургон, покрытый грязью сверху донизу в результате прогулки в горы, плюхается в колдобину на подъездной дороге, а затем с трудом вылезает из нее. У водилы за ветровым стеклом морда такая, будто он клянет все на свете предпоследними словами, хоть мне их и не слышно. Зато прекрасно слышно, как вопит в доме Драгоценная. У нас вышла вся овсянка, да и молоко почти кончилось. Так что ив самом деле нам не помешало бы нечто, имеющее потрясающие последствия.
      - Подавай вперед! Еще вперед!.. Стой! - орет Папочка. Но водила на него ноль внимания. Остановился где хотел, и задняя дверь фургона тут же открылась. Я обошла машину, сунулась к двери и заглянула внутрь.
      Внутри смотреть было не на что, кроме здоровенной железной клетки, которыми пользуются для перевозки собак.
      А в клетке на боку лежит сука. Не больно-то породистая, впрочем, по виду, может, даже и лабрадор, только неясно, где она обзавелась таким облезлым хвостом - разве что у немецкой овчарки. Глаза карие - совсем как у Драгоценной. И еще очень даже беременная.
      - Не трогай ее, Кэрол Энн! Немедленно отойди от машины! Кто ее знает, какой у нее нрав! - кричит Донна и отталкивает меня в сторону. Потом лезет в фургон, даром что только что меня от него отпихивала, сует руку в клетку и начинает гладить суку, ласково причитая: - Ах ты, моя лапочка… ах ты, старушка моя… тебе у нас понравится, собаченька моя…
      Донна ведь верит всему, что ей всучивает Папочка.
      А я иду к кабине водилы фургона, туда, где большими оранжевыми буквами написано «Стенли Экспресс», и прибываю туда как раз вовремя, чтобы увидеть» как из нее вылезает научник из «Арроугена». Это я так решила, что он научник, - разве в водилы такого возьмут? Этакого коротышку мне еще видеть не доводилось - футов пять, да еще тощий-претощий. Одет в деловой костюм с манишкой и булавкой для галстука. Видок его мне не по душе, тем более что он на Папочку пялится, будто тот какой деревенский олух. И все же мне любопытно. Надо полагать, ученые-генетики могли бы своих ребятишек и подлиньше делать. А может, он в своей семье первый научник, так что его родители - самые обыкновенные люди вроде нас? Этим можно объяснить, почему он так хамит Папочке.
      - …понять, что тебе никак не удастся связаться с нами и получить техническую помощь. Так что задавай вопросы, если они у тебя есть, сейчас.
      - Нет у меня вопросов, - отвечает Папочка, и так оно и есть. У него вообще никогда вопросов не бывает, он вечно приступает к делу и плывет, будто облачко в вышине в солнечный мартовский денек, пока на него не обрушится нежданный шторм. И Донна у нас тоже такая.
      - Ты уверен, что нет вопросов? - спрашивает научник, и его голосишко чуть ли не вибрирует от негодования.
      - Нет, сэр, - отвечает Папочка.
      - У меня они зато есть, - вмешиваюсь я.
      Научник из «Арроугена» смотрит на меня так, будто думал, что я вообще не умею еще разговаривать, хоть ростом я и повыше его. Мне семнадцать, только выгляжу я куда моложе.
      Тут Папочка говорит:
      - Кэрол Энн, кажись, Драгоценная плачет. Не могла бы ты…
      - Сейчас очередь Донны, - говорю я, хотя это и чистый смех, так как Донна никогда не нянчит Драгоценную, даром что на два года старше меня и работать должна больше. Дело тут не в том, что она Драгоценную не любит. Просто она детского плача слышать не может. Донна вообще не слышит того, чего слышать не хочет. В этом отношении она - копия Папочки.
      И я говорю:
      - А что, если помет суки, который у нее будет, окажется вовсе не той генетической обработки, которую вы нам наобещали? Раз уж мы не сможем вас отыскать, чтобы, значит, получить техническую помощь, так и для того, чтобы денежки назад выручить, не найдем тем более. Так?
      А он смеется, черт бы его побрал.
      - Это верно, юная леди. Но ваш родитель и я все это уже обговорили. И я вас заверяю, что щенята будут иметь то самое генетическое изменение, которое вы заказали.
      - Большие? Сильные? И все кобели?
      - Точно.
      - И не будут спать? Никогда?
      - Не больше, чем Лейша Кемден, Дженнифер Шарифи или Тони Индивидо.
      Это он называет мне имена трех самых знаменитых Бодрствующих: двух богатейших девиц и одного политического краснобая. Репортеры из Новостей гоняются за ними, прямо проходу не дают. Все они всего на несколько лет старше Донны, но по виду - совсем взрослые. Обе женщины очень красивы и битком набиты деньгами. А парень - Тони Индивидо - называет себя активистом и треплется насчет «дискриминации, порожденной завистью и страхом», а также о «необходимости содействия эволюции человеческой расы». Мне он кажется противным, а там кто его знает, может, он и прав. Мне-то какое дело. По правде говоря, я о Бодрствующих не больно-то голову ломала до тех пор, пока Папочка не выдумал эту идею, которая может иметь для нас величайшие последствия.
      И я говорю научнику из «Арроугена»:
      - Эта сука, которой вы имплантировали яйцеклетки, она ведь беспородная? А как насчет зародышей?
      - Тоже нет.
      - А почему? Ведь породистые щенки стоят куда дороже?
      - Зато куда легче проследить, откуда они. А твой папаша добивается наивысшей степени секретности. - Научник оскалился. Ему явно не по душе, когда его допрашивают.
      - Но если животные, которые не спят, могут приносить такую прибыль, то почему никто не додумался их выводить и продавать?
      Он, вероятно, мне бы и вообще не ответил - я для него всего лишь деревенская дуреха, кабы в эту минуту из-за фургона не вышла Донна, ведя суку на одном из наших старых поводков. Донна очень похожа на Мамочку, только, пожалуй, еще прелестней. А я помню каждую черточку Мамочкиного лица. Еще бы не помнить, когда после ее смерти прошло так мало времени. Драгоценной-то еще и двух годиков нет. Донна встряхивает своей рыжей гривой, улыбается и идет к нам. И эта зараза - карманный научник - тут же начинает сиять.
      - Нет, юная леди, это, конечно, верно, что не знающие сна животные еще не произвели на рынке фурора. Да и с какой стати? Зачем вам корова или курица, которая не спит, а только ест больше благодаря повышенному обмену веществ, но без сопутствующего увеличения выхода мяса или молока? Конечно, есть исследователи, которые делали попытки в этом направлении, рассчитывая выяснить, даст ли полная ликвидация вызывающих сон медиаторов

те же побочные явления, что и у людей. Такими последствиями являются…
      Он продолжает свой треп, обращаясь теперь уже исключительно к Донне, которая улыбается ему так, будто он самый завлекательный мужик в мире. А сама ни словечка не понимает. Папочка, естественно, тоже не слушает, а покачивается с носка на каблук, как делает всегда, когда его захватывает новая деловая идея. Он-то уверен, что это последнее предприятие сделает нас богачами. Он уже изобрел рекламный слоган - тайный, разумеется, так как подобные дела, пока их не одобрит Федеральное Агентство, считаются незаконными. «Бенсоновские генетически улучшенные псы. Не спят никогда, так что дрыхните на здоровье». В доме вопит Драгоценная, а два пса в загородке, оставшиеся от последнего вполне легального предприятия (БЕНСОНОВСКИЕ ГЕНЕТИЧЕСКИ УЛУЧШЕННЫЕ ПУШИСТЫЕ ПЕСИКИ ЧЕРТОВСКИ ХОРОШИ), лают как безумные. Это они новую суку почуяли.
      И я отправляюсь к Драгоценной. Наш дом рушится: отваливается пластами старая краска, половицы покороблены, вода льет сквозь дырявую крышу, которую Папочка никак не удосужится починить. Но все же внутри тепло. Игрек-энергетические конусы стоят куда дешевле продуктов питания. Драгоценная стоит в своей колыбельке и вопит. Но в ту минуту, когда она замечает меня, вой прекращается, а она весело смеется, хотя я и знаю, что ребенок голоден. Я хватаю Драгоценную на руки, прижимаю к себе, она визжит от восторга и тоже жмется ко мне. Она такая же веселая, как Папочка и Донна, и такая же красивая. В семействе только я одна дурнушка. Я чувствую, как пахнут детством волосы у нее на затылке, и думаю, а осталась ли у нас какая-нибудь еда, чтобы хоть чем-то утолить ее голод. Было ведь что-то, чего Папочка не дал собакам, так как он их очень жалеет. Генетически улучшенные голубые большеглазые колли, которых ни один разумный человек в свою комнату ни за какие деньги не впустит. Они и на собак-то не похожи.
      В глубинах буфета я нахожу чуточку риса, который тушу с сушеными яблоками. И когда я кормлю Драгоценную, то в окошко вижу, как фургон «Стенли Экспресс» выезжает из ворот и исчезает в горах.
      Донна назвала суку Лейша по имени Бодрствующей с броскими золотыми волосами и зелеными глазами. Смысла в этом маловато, но вскоре мы все привыкли звать суку Лейшей. Она начала щениться ночью прямо у меня в постели. Я тут же разбудила Папочку и Донну. Папочка перенес Лейшу на кухню, а Донна притащила собственное одеяло, чтобы подложить под тяжело дышащую суку.
      - Вот и второй… Наконец-то!.. Смотрите, вон головка… еще один кобелек…
      Папочка пыхтит тяжелее Лейши. Он счастлив, таким я его еще никогда не видела. Видно, я тут одна, которая вспоминает о Мамочке, умершей как раз от родов. Появилось еще два щенка, тоже кобельки.
      Во всяком случае, пока научник из «Арроугена» нас не обманул. Все щенки крупные, может, частично доберманы, а может, и доги. Пока такие маленькие, по ним не скажешь.
      Еще один щен выдавливается наружу. Выходит послед. Лейша слишком измучена, чтобы его съесть. Два щенка коричневых с черным, два черных, а один вроде бы серый - цвета испорченного йогурта. Глаза у всех закрыты.
      - Какие милашки, - взвизгивает Донна.
      - Вылитые утоплые крысы, - говорю я. Она смотрит на меня с укором. Лейша повизгивает и ерзает по безнадежно испорченному одеялу.
      - А Драгоценная-то как обрадуется, когда их увидит, - говорит Донна.
      - Слушай, принцесса, - вмешивается Папочка. - Мы не можем позволить Драгоценной привязаться к этим щенкам. Они ведь у нас не останутся. - Он глядит на нас, склонив голову набок, будто принимает сверхважное решение. А глаза просто сияют.
      - В них наше будущее.
      У нас нет компьютера. Был когда-то, но после смерти Мамочки Папочка его продал. Он тогда сделал кучу вещей, в которых было маловато смысла. Его горе было глубоким, но длилось недолго. Вскоре в нем опять вспыхнул интерес к жизни. Но я все равно не хочу, чтоб он был другим. Во всяком случае, как правило, не хочу.
      В библиотеке Колсвилла есть терминал общего пользования. Раз в месяц приятель нашего Папочки Дэнни Паттерсон отвозит одну из нас с гор в город за покупками. В кабине фургончика Дэнни помещаются только два человека. В этом месяце очередь моя.
      «СОБСТВЕННОСТЬ ШТАТА ПЕНСИЛЬВАНИЯ, -высвечивается на экране, когда я вхожу в Сеть, - ВАШ ЗАПРОС, ПОЖАЛУЙСТА». Такое бедное графство не может позволить себе иметь терминал, работающий с голоса и голосом.
      Я умею пользоваться Сетью. В пятнадцать я окончила компьютерный класс средней школы по компьютерному обеспечению, так что у меня есть права, и это важно, так как должен же кто-то ухаживать за Драгоценной. Донна к этому плохо приспособлена. Я печатаю запрос в единственном формате, который доступен общественному терминалу:
 
      * Персональный поиск.
      * Нужны: основные сведения. Последние разработки.
      * Уровень: первый курс колледжа.
      * Тема: отсутствие сна у собак.
 
      Ответы я считываю прямо с экрана - распечатки стоят слишком дорого. Не так-то уж много я извлекаю из сообщения. Говорится, что исследования по отсутствию сна у собак занимают второе место после работ по постоянному бодрствованию у людей, так как обезьяны используются и как лабораторные животные, и как основные объекты бета-тестов. То, что известно об отсутствии сна у собак, указывает, что механизм сходен с механизмом, наблюдаемым у людей. Отмечаются те же побочные эффекты, что и при отсутствии сна у людей. Не знающие сна собаки психически более спокойны, едят, больше, никогда не спят и имеют повышенную сопротивляемость к заболеваниям. Собаки, использованные в исследовательской работе, принадлежали к разным породам, главным образом мелким, так как те более удобны для содержания и выгула. Все подверглись уничтожению. Федеральное Агентство (ФДА) не выдавало разрешений на содержание собак с генетически вызванной бессонницей, а потому их изъятие из лабораторий для личных нужд является противозаконным деянием. Никаких заявлений о легализации торговли собаками с генетически вызванной бессонницей не поступало, так как наличие рыночного спроса на них не установлено.
      Все это я и без них знала. Тогда я печатаю новый запрос:
 
      * Персональный поиск.
      * Нужно: основные сведения. Новейшие данные.
      * Объем: 2000 слов.
      * Тема: рыночный спрос на сторожевых собак в Пенсильвании.
 
      На этот раз поиск длится дольше. Ответ: информации по данному вопросу не имеется. Роскошно. Толку чуть.
      Продовольственные кредитные талоны я получаю в правительственном офисе. В лавке трачу много времени, выбирая нужное. Если я правильно распоряжусь талонами, то у меня останутся еще талоны, на них я хочу купить Драгоценной комбинезон из синтетической ткани, которая отталкивает грязь и не рвется. И еще я выбираю еду, чтобы она хорошо хранилась и не слишком быстро расходовалась: рис, овсянку, сою, синтетическое мясо. Беда в том, что собаки все это тоже любят.
      Те же побочные явления, что и у Бодрствующих: собаки психически более спокойны, едят больше, никогда не спят и обладают более высокой сопротивляемостью к болезням. Едят больше - вот в чем проблема! Я обдумываю, куда бы спрятать продукты так, чтобы их хватило нам до конца месяца. Меня не интересует^ что там думают Папочка и Донна, но для меня на первом месте стоит Драгоценная. Во всяком случае, перед Лейшей и ее щенками. Все-таки собаки - они не люди!
      А вообще-то они милашки, надо признаться. Звать их - во всяком случае, до продажи - Тони, Кевин, Ричард, Джек и Билл. Так их прозвала Донна в честь Бодрствующих, которых часто показывают по телику. Тони Индивидо - краснобай, считающий, что Бодрствующие должны жить в своем собственном охраняемом городе отдельно от «нормальных». Кевин Бейкер - первый генетически не знающий сна. Ричард Келлер - дружок Лейши Кемден. Джек Беллигхэм - богатый инвестор, а Уильям Тейн - хитроумнейший гарвардский адвокат. Воображаю их чувства, узнай они, что какие-то дворняги названы их именами.
      К тому времени, когда август перешел в жаркий сентябрь, щенки стали огромными. День и ночь они жевали все, что было в доме. Папочка наконец-то стал выгонять их днем из комнат в открытый загон. Донна принялась за их обучение. Она у нас здорово разбирается в животных. Однако щенки ничему учиться не желали.
      - Не понимаю, - говорит она мне. - Они же умные. Погляди, как они здорово отыскивают еду, когда я ее прячу. И их вовсе не так легко отвлечь от поиска, во всяком случае, труднее, чем большинство обычных щенят, которых я тренировала.
      - Ну так в чем дело? - спрашиваю я, хотя, если по правде, так меня это не очень интересует. Я уже почти потеряла веру в то, что «Бенсоновские геномодифицированные сторожевые псы» и в самом деле радикально изменят наше положение. Конец месяца не близок, а у нас осталась лишь чуточка риса и консервированных бобов, а у Драгоценной растут зубки. И она все время капризничает. Ей нужны лекарства, чтобы класть на десны, ей необходима настоящая кроватка, так как из колыбели она выросла, ей нужна новая одежда. Я сижу во дворе в тени сахарного клена и чувствую, что вот-вот взорвусь. Воздух жарок и тяжел. Ощущается приближение грозы, но она не сулит ни снижения температуры, ни повышения влажности. Звенят москиты. Я держу Драгоценную на коленях, а она изо всех сил пытается вырваться, чтобы добраться до зарослей сумаха, который вызывает у нее аллергию. Я чувствую, что мне глубоко плевать, если Тони, Кевин, Ричард, Джек и Билл так никогда и не научатся что-то там охранять.
      А Донна все говорит:
      - Просто не понимаю, что такое с этими щенками! Они достаточно умны, чтобы учиться.
      - Это ты так говоришь. - А Драгоценная трется головкой о мое плечо, слюнявит его и хнычет.
      Они просто не слушаются. Они ведут себя не так, как вели собаки, которых я тренировала. Они… больше похожи на кошек…
      - Донна, ты несешь чушь!
      - Знаю. Но может, тот маленький научник заложил в них кошачьи гены?
      - Это невозможно. Нельзя смешать… Драгоценная, перестань… - Она вцепилась в мои волосы и очень больно. Поднимаю руку и пытаюсь вытащить из ее крошечного кулачка прядь волос. Драгоценная издает вопль и кусает меня в плечо.
      Я освобождаюсь и начинаю свирепо ее трясти. Теперь она вопит уже по-настоящему, закатывает глаза и багровеет. Только минут через пять мне удается ее успокоить. И тогда я поворачиваюсь к Донне.
      - Плевать мне, что щенки ведут себя как кошки или даже слоны! Меня заботит лишь то, что они денег в дом не несут! Нам столько всего необходимо для одной-единственной цели - выжить, что просто для удовольствия мы их держать не можем. Крыша в ванной протекает еще сильнее! Дом полон собачьего дерьма, а Папочка не желает выпускать их ночью во двор, боясь, что кто-нибудь обнаружит, что щенки не спят. А кто такой этот кто-то, мать его… Кроме Дэнни и его новой девки, мы уже месяц, как лица человеческого не видали! Донна глядит на меня выпученными глазами.
      - Что на тебя нашло, 'Кэрол Энн? Ты всегда такая спокойная и услужливая…
      - А я по горло сыта и спокойствием, и услужливостью! Я по горло сыта собаками, которые гадят, лают и грызут наши вещи по двадцать четыре часа в сутки!
      - …с тех пор как тебе стукнуло восемнадцать, ты превратилась в какую-то трижды трахнутую суку!
      Восемнадцать. День рождения был еще на прошлой неделе. Я забыла о нем и была уверена до последней минуты, что другие - тоже. А они вспомнили, да еще только затем, чтобы сообщить, что этот день превратил меня в суку!
      Я отшвыриваю Драгоценную к Донне, да с такой силой, что та опять ревет. Донна смотрит на меня расширенными глазами, невинными, точно цветочки. Я ненавижу ее. Я ненавижу все: собак, нищету, собственный день рождения, а заодно и все прочее тоже. Все идет наперекосяк, и мне хочется одного - чтоб глаза мои на это все не глядели. Я плетусь по двору, я настолько вымотана, что даже не вижу, как во двор садится аэрокар. Я даже не подозреваю, что он уже сел, пока Донна молитвенным шепотом не говорит:
      - …ах ты, трижды трахнутый японский бог!..
      Я в натуре никогда аэрокаров не видела - только по телику. Этот маленький - на двух человек. Игрек-энергетические конусы нарисованы на нем тоже серой краской, но другого оттенка. В нашем дворе он смотрится как пуля на разорванном и гниющем трупе. Из кара выходит мужик, и у Донны захватывает дух:
      - Тони Индивидо!
      Так оно и есть. Даже я узнаю его лицо благодаря телику. Он среднего роста, чуть полноват, не слишком красив. Его семья не имела средств, чтобы купить ему какие-либо другие достоинства, кроме бодрствования. Во всяком случае, так по телику говорили. Он вышагивает по двору к нам, а мы с Донной стоим вроде как столбы. Она толкает Драгоценную ко мне и начинает разглаживать юбку. Драгоценная во все глаза таращится на кар, вдруг свалившийся с неба, и тут же перестает капризничать. Значит, вот что нам нужно: посадка аэрокаров каждые пять минут, чтобы отвлекать ее от зубной боли!
      - Хелло… Не могу ли я поговорить с мистером Дэвидом Бенсоном?
      Донна лучится улыбкой, и я вижу ответную реакцию в его глазах, хоть реагировать он явно не хочет. Бодрствующий мужчина - он все равно мужик.
      - Дэвид Бенсон в данный момент отсутствует. Я его дочь, Донна. Чем могу быть полезна, мистер Индивидо?
      - Вы тут из-за собак? - вмешиваюсь я.
      - Кэрол Энн! - вскрикивает Донна. - Где твои манеры! Тони Индивидо колеблется, но только одно мгновение.
      - Верно. Я хочу поговорить с вашим отцом о собаках.
      - Вы хотите купить собаку? - гну я свое.
      Он глядит на меня, но теперь уже внимательнее. Глаза у него серые, с мелким коричневым крапом. И я продолжаю, чтобы не допустить никаких осечек:
      - Вы хотите купить собаку. Мой отец не будет ни с кем разговаривать о собаках, кроме как по этой причине.
      Теперь улыбается Тони, ему, видно, такой разговор по душе.
      - О'кей. Верно. Я хочу купить. Одну. Тут Донна вопит:
      - Но они же еще не обучены!
      А он на нее и не смотрит. Тони Индивидо нужен обученный сторожевой пес, как третья нога. Бодрствующие имеют уйму всяких там игрек-полей, телохранителей, секретного оружия, чтобы защищать себя; Да и кто захочет причинить вред Тони Индивидо? Ему нужна эта собака, чтобы его умные друзья разобрали ее на части в какой-нибудь лаборатории и увидели, чем она отличается от других собак. Меня интересует одно: сколько он готов за нее заплатить. Я, может, из него косую вытяну. Сам он из «нищих» Бодрствующих (ага, есть и такие), но его подружка, кажись, сама Дженнифер Шарифи. Дочь арабского нефтяного принца и американская голографическая звезда. Богатейшая женщина во всем мире.
      А может, пару косых? Кровать для Драгоценной, компьютер, новая одежда…
      А Донна опять свое:
      - Может, вы собачку сейчас купите, а заберете ее позже, когда я тренировку закончу? - Ей эта идея больше по душе.
      - А как идут тренировки? - спрашивает Индивидо.
      - Отлично, - вмешиваюсь я. Не хочу я давать ему повод снизить цену. Смотрю на Донну в упор, и она наконец кивает.
      - Вот как? - говорит Индивидо.
      - А почему им и не идти хорошо? - спрашивает Донна.
      Голос Индивидо становится серьезным:
      - Никакие особые причины мне не известны. Но именно об этом я и хотел поговорить с вашим отцом.
      - Можете поговорить со мной, Папочка уехал охотиться в горы дня на два-три. - Я вру. - Но я передам ему любую информацию, которую вы захотите оставить.
      Он не колебался ни минуты. Видно, Бодрствующие уже привыкли к юным девицам, готовым принять на себя ответственность куда большую, чем это делают окружающие их взрослые. Ведь самому старому Бодрствующему всего двадцать семь.
      - То, что я хотел сказать вашему отцу, не является твердо установленным фактом. Скорее это общий, очень важный принцип. Вот он: высшие биологические системы невероятно сложны. Они перешли ту критическую черту, за которой поведение особи сложно, но предсказуемо. Они перешли в область, где поведение становится хаотичным и более чувствительным даже к ничтожным изменениям окружающей среды или других условий. Вы понимаете, что это означает?
      - Ни слова, - говорит Донна и улыбается.
      - Вроде бы, - говорю я, так как нечто в этом духе я слышала в курсе компьютерного обеспечения.
      И тогда Индивидо сообщает нам то же, что говорил, но в упрощенном варианте:
      - Это значит, что генетические изменения, которые работали в человеке одним образом, могут сработать в собаке совершенно иначе. .Или они могут так же сработать в большинстве собак, а в ваших сработать иначе. Или в одних ваших собаках из одного и того же помета они сработают так, а в других - иначе. У них могут быть отклонения в генетическом плане, а может, оказались чуть другие условия in vitro

или другие условия среды.
      - Но наши собаки не знают сна так же, как и вы - Бодрствующие, мистер Индивидо. Пойдемте посмотрим, - говорит Донна.
      Но он смотрит на меня, и я говорю:
      - Это означает, что нам надо быть очень осторожными.
      - Да, - отвечает он. - Беда в том, что проблема собачьей бессонницы плохо исследована, и вам нечем руководствоваться.
      Никаких просьб легализовать торговлю не знающими сна животными в ФДА не поступало, так как наличие рыночного спроса на них не установлено. Хотелось бы знать в таком случае, откуда Тони Индивидо узнал о нашем предприятии? Папочка никаких объявлений не давал. Да и не мог дать, поскольку денег на них у него нет, компьютера - тоже. Я ощущаю, что по спине у меня бегут холодные мурашки, а тут еще Драгоценная рвется из рук. Я ставлю ее на землю, и она, спотыкаясь, ковыляет к аэрокару.
      - Вам нужно выбрать себе собачку, мистер Индивидо. Вот увидите, какие они очаровашки, и… - нудит Донна.
      - А как вы о нас узнали? - требую я. - Кто вам сказал? Он молчит.
      - Вы намерены сообщить о Папочке властям? - Самое удивительное, что такая возможность мне только сейчас приходит в голову. Бодрствующие очень законопослушны. Может, потому что с них самих глаз не спускают.
      - Нет, я не собираюсь выдавать его властям. Я прилетел только для того, чтобы посоветовать вам соблюдать осторожность.
      - Но почему? Вам же дела нет, если наше предприятие пойдет прахом? - Я чуть было не сказала «как и все прочие», но удержалась. Не хочу я, чтобы он нас жалел!
      - Ваш бизнес меня не волнует, - холодно отвечает Индивидо. - Но Бодрствующие хотят знать о генетических исследованиях все. И думаю, вам понятно почему. Даже о тех, которые ведутся подпольно. А как мы этого добиваемся, вас не касается. Я здесь для того, о чем вам сказал. Ну, и немного из любопытства.
      Тут игриво вмешивается Донна:
      -  Значит, вам будет любопытно взглянуть на собачек и выбрать какую-нибудь.
      Она берет его под руку и уводит в дом. Драгоценная пытается влезть по гладкой округлой стенке аэрокара, чего, разумеется, сделать не может. Еще минута, и она плюхается на свой задик прямо в грязь. Я бегу к ней, оставляя Тони Индивидо Донне и ее щенкам. Какая мне разница, какого щенка он выберет и приедет ли он за ним снова, чтобы забрать домой. Важно одно: заплатит ли он нам до отлета?
      Что он и делает. Две с половиной косых, причем прямо оплаченными кредитными карточками, а не чеком. Я сжимаю карточки в руке, Донна пляшет и поет в кухне, а Драгоценная взобралась на свой высокий стульчик и громко гукает. Сумасшедший дом какой-то. Но сейчас это меня не колышет. Деньги действительно для нас имеют колоссальное значение.
 
      А еще через две недели все кончается.
      - Пойди-ка глянь на это, - кричит Папочка из кухни. Он сидит за кухонным столом перед нашим новеньким терминалом, отыскивая то, что он величает «объявлениями о будущем» в Теневой сети. Это Папочку его приятель Дэнни научил, тот самый, что с фургоном. Показал ему, что и как надо делать. Папочка мне не сказал, откуда Дэнни это все знает иди что именно он продает и покупает по подпольным объявлениям. Мне известно, что с Теневой сетью возиться нелегко. Войти в нее нетрудно, но после входа она зависает, ежели ты не знаешь кодовых слов и процедур, которые все время меняются. «Теневая экономика» зовут ее в видеоновостях, а иногда еще «Призрачный рынок». Считается, что по Тенесети можно получить все, ежели знать как.
      - Кэрол Энн! - кричит Папочка еще громче. - Подойди сюда!
      - Я занята! - ору я со двора, где присматриваю за Драгоценной, которая с помощью столовой вилки копает ямку в земле. Она сидит в косых лучах осеннего солнца, потная и счастливая, как сам этот солнечный денек. Слышно, как совсем рядом, в лесочке, Донна отдает приказы собакам. Обучение идет плохо. Ей приходится тратить на них уйму времени.
      - Я сказал иди сюда, Кэрол Энн, и требую, чтоб ты пришла! - кричит Папочка. Я встаю и иду в дом.
      Как странно, когда в доме есть денежки, хоть и маленькие. Всю зиму и весну, когда я экономила чуть ли не каждую рисинку и фасолину, а Папочка просиживал штаны, пытаясь добыть денег на покупку зародышей для имплантации их в Лейшу, а у Донны было одно-единственное платье, так вот, всю эту долгую зиму мы все были в отличнейшем настроении. Веселы и исполнены надежд. Мы были добры и ласковы друг с другом. С тех же пор, как мы получили кредитные карточки Тони Индивидо, мы сделались нервными и напряженными. Может, я и была такая всегда, но Папочка и Донна - никогда. Ни тот, ни другая.
      Теперь наши аппетиты выросли. Папочке приходится соображать, где разместить рекламу. Тенесеть рекомендует, как сделать это выгоднее и как получше обойти закон. Мы не можем допустить ошибок. Ведь Новости полны сообщений о том, как федеральные власти громят подпольные генетические лаборатории. Щенки не слушаются Донну, если она не дает им мяса (именно это она имела в виду, говоря о кошках). Они делают то, чего ты от них добиваешься, только если ты стоишь перед ними с плеткой или с куском мяса. Все мы на пределе.
      Дело в том, что нам есть что терять.
      - Скажи мне, что это значит! - рычит Папочка. Я наклоняюсь к экрану. Это рекомендация ФДА Конгрессу насчет производства геномодных животных. Фразы длинные и запутанные, напичканные множеством ученых слов. Ничего я в них не понимаю.
      - Что-то о том, что новый закон должен разрешать или запрещать в генной инженерии, - объясняю я. - В резюме говорится: «Никакие геномоды, изменяющие внешность или главные функции организма, делающие это животное резко отличающимся от других животных этого рода, вида или даже породы…»
      - Читать я и сам мастак, - сердито обрывает меня Папочка. - Извини, Кэрол Энн, мне просто нужен смысл этих слов. Вот ты мне и объясни. Предложение за предложением.
      - Папочка, я не могу…
      - Еще как можешь! Ты самая умная из нас и не думай, что я не знаю, что это тебе хорошо известно.
      - Но…
      - Пожалуйста, девочка. Помоги мне разобраться.
      Что я и начинаю делать. Каждое предложение отдельно, ища значение слов, пытаясь извлечь смысл из их сочетаний. Это требует времени. Много времени, вплоть до того мгновения, когда раздается неописуемый вопль Драгоценной.
      Полсекунды, и вот мы уже за дверью. Но Драгоценной нет. И тут же смолкают и ее крики.
      Донна выбегает из леса, крича: «Ричард! Ричард!» - и мне требуется чуть ли не минута, чтобы сообразить - это она кличет пса. У нее совершенно безумные глаза. Мы стоим, будто застряли в вязкой воздушной стене, и только наши лица поворачиваются из стороны в сторону. Я не вижу Драгоценной. Не могу найти ее. И вдруг Донна, слух у которой не хуже, чем у собак, кидается в лес, что слева от дома.