- Есть три наряда!
      - Товарищ капитан!.. - выступил вперед Каштанов.
      - Нет-нет, Каштанов, не просите. Один, понимаешь, при свежем ветерке растерялся, чуть шлюпку не перевернул. Другой подначивал. Третий разнимал. А четвертый из дому удрал. Не просите. Это уж моя ошибка. Я ее и исправлю. А вы, Каштанов, больше всех за Маленького хлопотали - проследите, чтобы письмо матери написал. Ясно?..
      Капитан скребет небритый подбородок и еще раз говорит, но уже не сердито, а задумчиво:
      - Вот ты какой человек...
      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
      И чайки смеются надо мной
      Сидит Маленький Петров на пристани и грызет карандаш. Рядом мальчишка из местных лег животом на помост, опустил в щель между досками жилку и дергает - авось клюнет... Давно уже так лежит. Поболтает ногой, посвистит и опять уставится в щель. А что ему - писем сочинять не надо. Дорого бы дал Маленький Петров, чтобы вот так же поваляться на горячих чистых досках, глядя в зеленоватую дымчатую воду. Солнце просачивается в просветы между досками, и вода вся разлинована в желтую полоску...
      Подошел капитан, постоял рядом. Маленькому показалось: он что-то спросить хочет. И уже слышал: "Вот ты какой человек..." Но капитан молча ушел.
      Писем Маленький Петров в жизни еще не писал, просто потому, что дело до этого не доходило. А если никогда писем не писал, то и не знаешь, как начать. Да и вообще, тоска смертная - бумагу марать. Кто любит письма писать, так это соседка его по парте - Вика Дымицкая. Ее бы сюда. Она живо... Как-то раз Маленький прочел письмо, которое Вика оставила на парте. Оно начиналось так: "Дорогой незнакомый друг!" Три слова и все непонятные: если дорогой - почему незнакомый? Если незнакомый - почему дорогой?..
      "Море! Больше всего на свете я люблю море! - писала Вика. - Вся моя жизнь вмещается в это слово! Море. Его нельзя описать словами! Восклицательные знаки Вика прямо-таки рисовала. Красивые - не оторвешься. - Прибой обнимает мои ноги! - читал Маленький дальше. - Он летит на меня тысячами бриллиантовых брызг! Мне кажется, что чайки смеются надо мной!" "Здорово завернула про чаек", - подумал он тогда.
      Маленький Петров хорошо запомнил это письмо, даже бумагу запомнил, гладкую, блестящую, и почерк - с наклоном в запретную сторону. Все запомнил. Странное это было письмо, вроде как из книжки списано, неизвестно к кому, о чем... "Море! - прогнусавил он тихо, когда начался следующий урок. - Море! Как прекрасно оно! Чайки смеются надо мной!"
      Да, Вика бы сейчас в два счета сочинила это проклятое письмо.
      - Ну как, Маленький, написал? Давай посмотрю!..
      Это Каштанов. Третий раз прибегает на пристань. Он уже успел в деревню сбегать, конфет купить, искупаться. Стоит перед Маленьким загорелый, поджарый, ребра после бега так и ходят ходуном. Наклонился, а с мокрых волос - кап, кап - на бумагу.
      - Ну ты даешь! Письма написать не может! Пиши, диктовать буду: "Дорогая мамаша..." Ладно, мама, все одно. Восклицательный знак. С новой строки. Отступи маленько. С большой буквы. "Пишет твой сын... Прости меня..." запятая "...что я уехал, не спросившись..." Точка. "Море властно зовет меня..." Что смотришь? Пиши: "Море властно зовет меня..."
      - И чайки смеются надо мной, - сказал Маленький. - А что, Каштанов, оставит меня капитан или домой отправит?
      - Оставит! - небрежно бросил Каштанов. - Ну, пиши скорей. Надоело мне с тобой возиться. Море... властно... зовет...
      - Иди ты, - сказал Маленький Петров. - Сам напишу.
      - Давно бы так! - обрадовался Каштанов. - Бегу купаться. Водичка во!..
      Маленький решительно склонился над блокнотом:
      "...что я уехал, не спросившись. Я думал, ты меня ни за что не пустишь. Больше я так никогда не буду. Только бате не говори. Живем помаленьку, заработал три наряда. До свидания. Кольке привет. Я научился грести..."
      Маленький еще подумал-подумал, погрыз карандаш и, тяжело вздохнув, приписал: "Целую тебя".
      И все. И ни слова о главном. Про капитаново решение, про отправку домой. А вдруг и в самом деле оставит.
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Хобби Кривого Томпа. Рассказ Каштанова
      - А во смешно, - сказал Кошельков, - мы один раз в столовой весь хлеб съели.
      - Как это - весь?
      - А вот так - весь!
      - А зачем? - спросил Маленький Петров.
      - Обед долго не приносили. Во смешно, да?
      - Это что, - сказал Степа. - А мы с Петуховым - помните Петухова? мы с Петуховым раз в Эрмитаже заблудились, в Зимнем дворце...
      "Где они только не были, - с завистью подумал Маленький Петров, - и в Ленинграде, и в Москве..."
      - Здорово заблудились! - повторил Степа. - На построение опоздали, втык получили...
      - А во смешно, - сказал Кошельков и сам первый засмеялся. - Во смешно: мы раз шлюпку на берег вытаскиваем, а канат гнилой...
      - Ну? - сказал Маленький Петров.
      - Что ну? Что ну? - рассердился Кошельков. - Канат гнилой, вот тебе и ну!
      - Это все ерунда, - сказал Каштанов, подбрасывая в костер смоленую доску. Смола оплавилась, закипела мелкими блестящими пузырьками, треск пошел кругом. - Это все ерунда. А слыхали, что с нашим капитаном в Рыбецке было? Про Кривого Томпа слыхали? Нет? Ну, вы еще салаги...
      ...Сколько раз в прежние времена, когда шлюпки уходили в плаванье, а Маленький Петров оставался на берегу и махал, махал им рукой, или когда торопился по звонким плитам Ратушной и ждал: вот сейчас из-за угла покажется красная черепичная крыша Дворца пионеров, потом - калитка, потом - дверь и в тихом сумраке клубной комнаты подымется навстречу сутуловатая фигура в потертом кителе... Сколько раз тогда мечтал он о такой ночи, о таком сильном костре, который вот-вот оторвется от земли и полетит по небу гудящей многокрылой птицей... И вот - есть ночь, есть костер, а он сам здесь уже чужой. Его все равно что нет. Спишут на берег, и никто о нем не пожалеет...
      А Каштанов уже рассказывал:
      - Наш капитан раньше в Рыбецке работал, в порту, начальником охраны вроде. И там начали суда пропадать. Вначале шлюпки, байдарки, моторки пропадали - мелочь всякая. Потом спасательный катер пропал у ДОСААФа, новенький совсем. Потом глиссер. А после морской буксир.
      Шум поднялся - на весь город! Милиция целый день шурует, ищет воров, а ночью снова пропажа - землечерпалка исчезла! Утром работяги пришли, а землечерпалки нет... Вызывает капитана начальство: "Чего ж вы, это самое, товарищ Колодкин, плохо порт охраняете? У вас из-под носу корабли тащат! Наводите порядок, а то..."
      Капитан охрану усилил, домой не ходит, у себя в кабинете ночует, каждую ночь сам посты проверяет.
      А в это время приходит в Рыбецк трансатлантический лайнер "Виктория", порт приписки Нью-Йорк. Пришел, пришвартовался, как положено.
      А в двадцать четыре ноль-ноль капитан, как всегда, выходит из кабинета - проверять посты. Идет по пристани - что такое?.. Часовой спит! Прислонился к фонарному столбу и храпит. "Ах ты пьяница! - думает капитан. - Разгильдяй!" Подошел и часового - за плечо. Тот спит. Капитан понюхал - спиртным не пахнет. Интересно, думает, в чем же дело?.. Расталкивал, расталкивал, никакого толку. Пошел дальше. Елки-палки, второй тоже спит! Третий! Четвертый! Все часовые спят! Капитан думает: "Тут что-то не так..." Ступил на причал, идет на цыпочках, в тени... Впереди "Виктория"... Огней мало. Тихо. Вдруг видит: какой-то человек приближается к трапу. Капитан следом. Человек подходит к вахтенному, кладет ему руку на плечо... Вахтенный зашатался, зевнул, голову на грудь уронил и захрапел. Тут человек оборачивается, и капитан видит: Кривой Томп! Кассир из портовой бухгалтерии! Одноглазый Томп!..
      Капитан кричит: "Томп!" - и к трапу. Подбежал, протягивает руку, хочет схватить Кривого Томпа - удар! - капитан падает. Вскочил, бросился на Кривого Томпа, схватил его, тащит на причал, а тот приемчиком - раз! раз! - капитан снова падает, с трудом подымается, в голове туман, видит: Кривой Томп взбегает по трапу, трап исчезает на борту "Виктории", Кривой Томп глядит на него с борта, зловещая улыбка играет на его бледных губах, бесшумно ползут из воды якорные цепи... Не зажигая огней, "Виктория" отваливает от причала и скрывается в ночной мгле...
      Утром капитан проснулся у себя в кабинете, за столом.
      Открыл глаза: в кулаке у него зажата черная повязка одноглазого Томпа! Бархатная такая повязка с кругляшом для глаза.
      Капитан к окну - "Виктории" у причала нет! Выбежал в коридор, распахнул дверь в бухгалтерию, а там Кривой Томп сидит. Крутит свой арифмометр, а левый глаз - которого нет - лейкопластырем заклеен... "Здравствуйте, говорит, товарищ Колодкин, доброе утро, хорошая погодка, желаю успеха, будьте здоровы..." Всяко издевается, а капитану - что? За руку не схватишь. Повязку предъявить? Скажет: "Не моя".
      А в городе уже целый скандал - международный конфликт! Лайнер пропал, со всей командой! Шутка ли? Радио, печать - на весь мир! Ноты правительству, порт оцеплен, самолеты-разведчики над морем кружат, водолазы по дну бухты ползают, начальство понаехало!..
      Вызывают часовых - часовые ничего не помнят. Вызвали капитана. "Ничего не видел, ничего не знаю..." "Ну, как, думает, я скажу про этого Томпа, никто ж не поверит. Скажут, рехнулся Колодкин. Начитался детективов и рехнулся".
      Совсем капитан расстроился, пошел в кафе. Сел за столик, а его кто-то за плечо трогает. Обернулся - Кривой Томп!.. "Можно, говорит, я рядом сяду? У вас свободно?.." Садится. И начинает разговор. "Вы, говорит, извините меня, ради бога, я вас, кажется, задел давеча. Я не хотел, так получилось. Но вы, говорит, тоже крепкий мужик. Здорово меня держали, даже повязочку сорвали... Пришлось вот залепить временно пластырем..."
      Капитан думает: "Может, сон?" Ущипнул себя: "Нет". Официант подходит, заказ берет. "Нет, не сон". "А я, - говорит Кривой Томп, - хочу вам приятное сделать. У меня есть прекрасная коллекция древнеримских монет, а вы нумизмат, я знаю и вот хочу вам эти монеты подарить..."
      Капитан думает: "Заболел я, что ли? К врачу надо сходить завтра..." "Вы мне повязочку-то отдайте, - говорит Кривой Томп, - вам она на что? Бросите, и все. А мне память - матушка-покойница шила. И ходить мне с пластырем неприлично. У вас она с собой ведь, повязочка? В брюках небось? В левом кармане?.."
      "Ну и ну, - думает капитан, - все точно. Откуда он знает?.."
      "Угадал? - смеется Кривой Томп. - То-то же... Вы насчет монет не сомневайтесь, вот, пожалуйста..." Достает из кармана мешочек, высыпает на стол монеты, подвигает капитану. Капитан смотрит. Императоры... Цезари всякие... "Берите, - говорит Кривой Томп, - ваши..." Капитан молчит. Кривой Томп спрашивает: "Считаете, мало за тряпочку? Хорошо, добавлю землечерпалку. Интересный, конечно, экземпляр и единственный в моей коллекции, да ладно, черт с ним..." А капитан думает: "Неужто я заболел? Или мы оба с приветом?.."
      "Опасный вы человек, - говорит Кривой Томп, - вижу, не продешевите. Ладно, даю в придачу байдарочку".
      Капитан молчит.
      "Несговорчивый вы, упрямый человек, - говорит Кривой Томп, - ну, хорошо. Даю в придачу эту чертову посудину - "Викторию". Содержать мне ее все равно ужасно трудно, одна приборка чего стоит... Берите "Викторию", Колодкин, и не думайте, что я жмот. Только, знаете, одно условие: достаньте мне ледокол. Подержанный, старенький, какой угодно. Достанете, Колодкин? Да что вы молчите!.."
      Капитан думает: "Ну чем я рискую? Абсолютно ничем. Поставлю и я свои условия..." "Нет, говорит, я на это не согласен". - "А какие ваши условия?" - спрашивает Кривой Томп.
      "А вот какие, - говорит капитан, - все суда вернуть в порт. До единого. И крупные. И мелочь".
      Кривой Томп аж пятнами покрылся. "Вы, говорит, жестокий человек, пользуетесь моей слабостью. И что память матери-старушки для меня превыше всего. Ладно, говорит, я согласен. Только уж извините, без тряпочки никак нельзя..."
      Капитан думает: "Хитер ты, братец, но и я дурак..." И качает головой: нет, мол, я не согласен. "Понимаете, - говорит тогда Кривой Томп, - тут технология такая, тряпочка мне обязательно требуется. Дайте хотя бы подержаться..."
      "Подержаться, это другое дело", - думает капитан, наматывает один конец тряпочки на указательный палец, а другой конец через стол подает Кривому Томпу. Кривой Томп за конец ухватился, что-то бормочет, на тряпочку дует... Корочку хлеба посолил, пожевал, запил водой из графина и говорит: "Порядок. Корабли на месте". - "Поехали в порт, - говорит капитан, - проверим". - "Нет, - говорит Кривой Томп, - мне на все это обидно смотреть. Одно расстройство. Вы лучше позвоните по телефону".
      Капитан набирает номер, зовет своего заместителя, а тот как заорет в трубку: "Чудеса, товарищ Колодкин! Все корабли на месте! Все до одного! Чудеса в решете! Чудо морское..."
      Капитан поглядел на Кривого Томпа, а тот вежливо так улыбается и руку протягивает за повязкой. "Спасибо", - говорит - и за дверь. Больше капитан его никогда не видел...
      - Эх! Зря повязку отдал! - сказал Кошельков. - Фиг получишь!
      - Большой пробел в твоем образовании, Кошельков! - сказал Каштанов. Наш капитан - человек морской чести. Сказал - все. После этой истории капитан уволился и уехал из Рыбецка. К нам.
      - Почему? - спросил Маленький Петров.
      - А скучно ему там стало.
      - Как это - скучно? - не понял Маленький.
      - Без нас скучно, - сказал Каштанов. - Ладно, кончай травлю. Спать пора. Маленький, ты первым вахтишь. За шлюпками присматривай. Кошелек тебя сменит.
      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
      Ценная инициатива
      На чужом берегу ночью все тревожно: светы, звуки, запахи. Чавкает вода под берегом. Скрипят, точно утки, лягухи. Тянет откуда-то сладковатым запахом гнилой рыбы. А ко всему этому еще и темнота - давит на плечи, густится за спиной. И человек жмется к костру и подбрасывает в костер хворосту, чтобы трещало громче, распугивало темноту. А темноту населяет всякая чертовщина. Там яростно скрежещут якорные цепи, тяжело дышат в схватке люди, и, куда ни повернись, - отовсюду наплывает огромное, в целую ночь, бледное лицо с черной повязкой наискосок...
      Маленький Петров отрабатывает сегодня первый свой наряд - стережет шлюпки. Рядом, около низкого кустарника, стоит палатка. Там спят сменщики - Кошельков, Степа, Каштанов. Остальные ночуют в поселковой школе.
      ...Мимо - от поселка к пристани - прошагали во тьме люди. Заговорили, засмеялись. Слышно было: катили что-то, тачку или тележку. А дойдя до пристани, разом вдруг зашумели, заругались.
      По шагам Маленький понял: идут к костру. Хотел ребят крикнуть языком не повернуть. Хотел в кусты - ног не поднять.
      В свет костра вступил бородатый рыбак в ватнике и сапогах с отворотами. Сапоги хлюпали, задевая друг о дружку.
      - Малый, шлюпки чьи?
      - Наши...
      - Куда идете-то?
      - На Старгород.
      - Поветерь долго вам ждать придется. Теперь южак задул. Почитай, неделю дуть будет.
      - На веслах пойдем, - сказал Маленький.
      - Не сгресть, - засмеялся рыбак, - и килей у вас, считай, что нету. Забьет волна. К теплоходу цепляться надо. Тут подойдет сейчас один, швартоваться будет, шлюпки отведи, слышь...
      Повернулся и ушел...
      "Что делать, - подумал Маленький, - надо будить Каштанова. - Он поглядел в сторону палатки. Тихо. Спят. - А что, если самому привести шлюпки сюда, прямо на свет костра?" Тут где-то видел он днем сосновый пень с узловатыми корневищами. У самого берега видел. Вот бы и привязать шлюпки. И грести недалеко - метров тридцать, не больше.
      Маленький подбросил хворосту и побежал к пристани.
      Рыбаки курили, повернувшись в сторону канала. На помосте рядом с ними стояла двухколесная тележка. Маленький прыгнул в шлюпку, нащупал носовой конец. Вот железная скоба, вбитая в сваю. А вот и узел. Маленький стал дергать его, щупать со всех сторон, искать секрет. Ленц вязал, его работа... Руки быстро устали тянуться вверх. Маленький чертыхнулся и подумал: "Рубануть бы топором!"
      Сверху с помоста, донеслось:
      - Чего копошишься-то?
      Маленький смолчал и снова взялся за узел.
      - Егор, посвети...
      Вспыхнул фонарик. Бородатый лег на помост, вытянул руки.
      - Дай-кось я. Узел-то простой беседочный... И всех делов.
      Рыбак бросил Маленькому конец. Маленький взялся за весла и стал медленно грести, держа на огонь костра. В нескольких шагах от берега ему пришлось спрыгнуть в воду - шлюпка дальше не шла. Дрожа от холода, он вышел на берег и стал шарить руками по земле, искать сосновый пень. Долго ползал, в яму с водой угодил, ударился больно и, совсем уж было отчаявшись, наткнулся на корневище. Завязал конец как попало и - бегом обратно.
      Вбежав на помост, он посмотрел в сторону озера и увидел огни. Зеленый и красный - бортовые, белый - на мачте. По расстоянию Маленький определил, что теплоход еще не вошел в канал.
      - Быстрей, малый! - встретили его рыбаки.
      Теперь дело пошло веселей: Егор светил, бородатый развязывал, Маленький вставлял весла в уключины.
      - Пошел!..
      Маленький отгреб от пристани и снова поглядел в сторону канала. Огни приближались. Они дрожали в ночном воздухе, за ними угадывался плотный корпус корабля. На дороге снова затарахтели колеса, послышались голоса.
      - Иваныч, весь буфет скупить хочешь?
      - Тебе оставлю...
      - Мне много не надо...
      Тут теплоход дал осторожный гудок, и Маленький голосов больше не услышал. Он гребанул посильней раз, другой... Привязав вторую шлюпку, Маленький подошел к угасающему костру и тут только почувствовал, как дрожат у него руки.
      ...А ночи будто и нет. По дороге идут и идут люди с тележками, с тачками. На рыбачьих баркасах, что стоят плотной стайкой в глубине бухты, засветились огни. Там живут пришлые рыбаки. Они пришли сюда с другого берега, где рыба нынче не ловится, пришли план выполнять. План у них свой, отдельный, и живут они отдельно, на старых баркасах, в плавучих домах, которые пригнали с собой. Днем по палубам бегают голозадые ребятишки, бьется на ветру белье, вялится рыба, у очагов кухарят женщины... Сейчас оттуда слышны голоса и гуськом тянутся к теплоходу люди. А теплоход уже навис смутной громадой над берегом. Маленький поглядел на толстые капитановы часы: пора! Пора будить Кошелькова. Да что там - всех будить! Всех!..
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      Утром сверкал белыми надстройками красавец "Очаков". Пела на гортанном языке пластинка на верхней палубе: "Бес-са-ме, бес-са-ме-муч-ча!.." По дороге в поселок тянулись рыбаки. Впереди хозяин, в сапогах с отворотами, с торжественным неподвижным лицом, толкает тележку, в ящиках звякают бутылки. За хозяином - жена, в новеньких резиновых сапожках, в цветастом платке. За женой - гости с материка, тесной шумной толпой. Прошли, проехали, прогремели посудой... А следом другая семья, в том же порядке. Около теплохода суета, суматоха, буфетчик кричит с борта: "Граждане, макарон уже нет! Пива нет! Пшенка есть! Лимонад есть..."
      Каштанов тискает Маленького: "Ай да Маленький! Достойный товарищ! И узлы развязал?" Степа хлопает по плечу: "Молоток!" Айна молча улыбается. Капитан придирчиво оглядывает шлюпки, трогает узлы, хмыкает: "Два наряда отработал". - "Как два? Почему два? Один!.." - "Нет, Маленький, как ты не понимаешь, тебе один за два засчитали, радуйся, редкий случай!.."
      Дневальные приносят из поселка ящик горячих лещей - только из коптильни. Острый дымок щекочет ноздри. Капитан долго водит щепотью над ящиком, шевелит пальцами, выбирает... Вот! Подал Маленькому - ПЕРВОМУ! Ай да лещ! Это вещь! Темные бока блестят, как поливная глина. Игрушка - не лещ. Тронь, и развалится пополам, сверкая белым душистым мясом... "На, Маленький Петров. Проявил ценную инициативу - получай самого красивого!"
      Маленький переступает с ноги на ногу - горяч лещ, обжигает! Маленький улыбается. Капитанская щека перед ним - свежевыбритая, крепкая розовая щека, без единого пореза, воротничок кителя впаян в коричневую шею. Маленький улыбается капитанской щеке и верит, верит: после этой ночи, после ее страхов, после ее работы, после награды за нее - оставит, оставит его капитан!..
      А капитан из-под ладони глядит на "Очаков" и говорит:
      - Вот на "Очакове" и пойдешь домой.
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      Наряд третий. Пучок луку
      Чубчик - сачок. От рождения. Сачок удивительный. Идут они, например, с Маленьким в школу. Болтают о том о сем. У самой школы Чубчик говорит: "Ладно, давай мой портфель". Вот так штука! Маленький и не заметил, как всю дорогу нес оба портфеля - свой и Чубчика. А ведь Маленький тоже не простак.
      Чубчику обертывают тетради, приносят пирожки из буфета, бегают за него в магазин... Чубчик - сачок от природы, а сачки от природы - артисты. Разыграют - и не заметишь, как остался в дураках.
      Разные есть работы. На одних легче сачковать, на других труднее. Например, шлюпку тащить. Тут просто. Главное, кричи громче всех: "Раз-два, взяли! Навались!" И пыхти посильней... Народу много - сойдешь за работягу.
      Увильнуть от камбуза, от ночной вахты - нет большего мастера, чем этот Чубчик.
      Но уж если капитан прямо в него пальцем ткнет, Чубчик вскочит, вытянется в струнку, ест капитана глазами...
      Вот и теперь - капитан остановил на нем свой палец.
      - Чубарев! С Петровым пойдете в поселок. Купите луку. Вот деньги.
      Маленький и Чубчик одновременно руки за деньгами протянули, только Чубчик на секунду быстрей. Он свое дело знает.
      Первый дом в поселке - сельпо. Около магазина бревна ошкуренные лежат. На бревнах сидят старики. На стариках - твердые кепки с картонными лентами внутри. Старики в валенках. Курят, молчат. А в сельпо галдят бабы.
      Чубчик говорит:
      - Слушай, Маленький. Я в избу зайду и начну спрашивать: "Лук есть? Почем?" Торговаться стану. А ты в это время шуруй на огород. Луку нарвешь... Ясно? А деньги мы с тобой... - Он кивнул на сельпо. - Конфет купим!..
      Маленький не против конфет. Если луку добудут, почему не купить конфет. Одно только ему не нравится...
      - Почему это я на огород?
      - Потому что ты не главный, - отвечает Чубчик.
      - Ты, что ли, главный?
      - А деньги у кого? У меня.
      - Схватил первый и радуется...
      - Ты бы и хватал, если прыткий.
      - Капитан сказал вдвоем, значит, все вдвоем...
      - Слушай, Маленький! - закричал тогда Чубчик. - Тебе нарядов мало? Еще хочешь? Будет!..
      Нарядов Маленькому хватало. Промолчал. И пошел вслед за Чубчиком вдоль широкой поселковой улицы.
      В первой избе никого. Замок висит, изгородь колючей проволокой опутана.
      Во второй, наоборот, - народу слишком много. Как муравьи: бегают, бегают...
      Из третьей - баба с ухватом: "Пошли отседова!"
      - Несознательная, - вздохнул Чубчик и поправил мичманку.
      Зато в четвертой избе порядок. На крыльце хозяин. Глаза голубые, борода светлая, шея медная. Вроде бы видал его Маленький где-то. Знакомое лицо... Рядом хозяйка. Молодая, длинные сережки звенят в ушах. Укладывают в ящики лук.
      Ящики длинные, чисто-белые, из свежей пахучей доски.
      А луку такого Маленький сроду не видал. Перья долгие, толстые, щедро зеленые. Хозяин берет двумя руками луковый куст, бережно кладет в одну сторону ряд, в другую...
      - Здравствуйте, - говорит Чубчик. - Вот это лук!
      Хозяин смеется, показывает крепкие зубы, кивает Маленькому:
      - Здорово, малый...
      Да ведь это тот самый рыбак, что помогал ночью узлы развязывать!
      - Луковая трава что надо. В Старгород повезем, на праздник...
      - На, попробуй! - Хозяйка протягивает Чубчику пучок перьев. - Хлеба дать?
      - Не, мы так...
      Чубчик отделил перьев Маленькому, а тот уже издали вдыхал луковый аромат и уже слюну сглотнул. Откусил с хрупом - полный рот соку... Хорошо!
      - Давай купим, - шепнул Чубчику. А Чубчик: "Чш-ш..." И громко:
      - Спасибо за угощение!
      Стали уходить, завернули за угол, Чубчик и говорит:
      - Заходи направо, там грядка...
      Маленький головой замотал. Да что он, Чубчик, с ума сошел? У кого воровать? Этот бородатый все равно что свой! Нет, так нельзя...
      - Чего стоишь?
      - Не буду я...
      - Не будешь? Трубу стырил, а лук стесняешься? Дурак! Лук - это и воровством не считается, все равно что яблоки! А за трубу знаешь что будет?.. Притянут!
      Маленький задохнулся. Вот как если бы он бежал во весь дух и знал, что дорога впереди свободная, а на ней вдруг, внезапно выросла стена.
      - Точно, притянут! - Чубчик сложил пальцы крест-накрест. - Что, думаешь, нет? Это же государственное имущество! Они все на учете, трубы эти, по особому списку, понял! А список в Москве лежит, в сейфе...
      Чубчик глаза сощурил, губы вытянул - пугает. Маленький, конечно, не дурак, чтобы всему верить, но одно он соображает: "За лук дадут по шее пару раз, и все. А за трубу - мало не будет. Собрание устроят - раз. Отца с матерью вызовут - два. Объясняться заставят - три..."
      - Ну, давай-давай, по-быстрому... - торопит Чубчик.
      Маленький вырвал у Чубчика мешок.
      ...Красиво лук стоит. Перья высокие, острые. Только мешок разинул, схватился за перо - сзади цап! Рванулся - не тут-то было. Рядом Чубчик кричит: "Ай, больно!" А хозяйка: "Ворюга несчастная, вот тебе, вот! Кирилл, сажай маричманов в сарай, я за ихним начальником побегу!"
      Пинок - Маленький летит в распахнутую дверь носом в сено. Чубчик вслед за ним, туда же. Гремит засов, щелкает замок. Чубчик вскакивает, бегает по сараю, щупает стенку, глядит в просвет между досками. "Эх, попались!.." "Ну, все, - думает Маленький безразлично, - теперь уж точно отправит домой капитан".
      В безоконном сарае сумрачно, свет попадает скудно, через дырявую крышу. Что-то в противоположном углу шумно вздохнуло, зашевелилось, коротко мекнуло... А потом забилось в угол, грохоча пустой посудиной.
      На улице послышались крики, громкие, резкие. Топот, неразборчивые причитанья, дробный поскок... Ближе, ближе. А потом - сильный удар в стену сарая - один, другой! Треск тонкой доски, сноп света с улицы, и вместе с ним и столбом золотой пыли в прореху ввинчивается - господи, да что же это? - рогатое, глаза сверкают, ноздри раздуты, борода трясется, седая, грязная...
      - А-а!.. - Маленький закрыл глаза руками, а когда отнял руки, страшное видение исчезло. Чубчик протискивался в пролом, доски трещали и скрипели. Чубчик повторял: "Бежим, бежим скорей!"
      ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
      Григорий Иваныч. Рассказ сержанта Осадчего Семена
      Они бежали и видели, как зловеще пустеет улица. Хлопали двери в избах, перекликались голоса: "Венька! Домой, шалапут! Григорий Иваныч заберет!..". "Пелагея, вилы припаси, не дай бог, Григорий Иваныч сунется!..". "Дедушка, Григорья Иваныча не видал?.." - "Побег куда-то..."
      Около сельпо толпа. Окружили милиционера, крик стоит - толку не разобрать. Одно слышно: "Григорий Иваныч!.. Григорий Иваныч..."
      Маленький видит: дело для них теперь безопасное, что-то случилось в поселке поважней пучка зеленого лука. Решил послушать, что говорят. Видит, к милиционеру пробился давешний хозяин, голубоглазый, дергает за пуговицу и кричит:
      - Семен, а Семен! Он у меня в сарае доску выломал! Я думал, мальчишки, гляжу - Григорий Иваныч! Я его колом вдоль спины, он бежать...
      Маленький и Чубчик переглянулись: Григорий Иваныч?..
      Милиционер снимает фуражку, вытирает пот с высокого в залысинах, лба.
      - Сейчас, граждане, сейчас... Ты, Кирилл, - говорит он бородатому, бери людей, улицу прочеши... А ты, Кузьма, рощу... Здравствуйте, вовремя подошли...
      Маленький обернулся и увидел капитана. Милиционер протягивал ему через головы рыбаков длинную руку.
      - Сержант Осадчий Семен, блюститель порядка, - щеголевато отрекомендовался он. - А вы, значит, в походе? Хорошее дело, ин-тэ-рэс-ное... - Он так и сказал - "ин-тэ-рэс-ное" - по слогам, в нос и тоже щеголевато. Как шпорами звякнул. - Ребят постарше не дадите мне в помощь? Хулигана ловим, - он подмигнул, - козла, между прочим...
      Теперь пришло время описать сержанта Осадчего Семена, потому что внешность у него была примечательная. Он имел продолговатое румяное лицо, полные, очень красные губы, длинный, но в меру лица нос; карие глаза, а впереди них - модные толстые очки, единственные на весь Рыбачий, а может быть, и на все побережье от Усть-Вереи до Старгорода. Над верхней губой его помещались черные, прямые, как стрелочки, усы.
      Осадчий Семен смотрел, как голубь, - сбоку, без поворота головы, и от этого имел значительный, несколько загадочный вид, и вся его подтянутая фигура, вся ухватка и манера, казалось, говорили: "Я про тебя, дорогой, все знаю. И глядеть мне на тебя скучно. Так что, будь добренек, включайся в беседу".
      Таким образом, взгляд у Осадчего Семена был профессиональный. А выражение лица, если присмотреться внимательно, - философское и добродушное.
      - Вы, Петрович, не представляете ситуацию моего положения, - сказал он капитану, когда они познакомились. - Один я, как перст, один. Вот прошлый год я отдохнул так отдохнул! Сдавал на исторический, в Старгороде. Приняли на заочное. Учиться вот только некогда... - Осадчий Семен вздохнул. - Много еще, Петрович, всяких пережитков... Тормозят очень...
      - Тормозят, - согласился капитан. - А что это за Григорий Иваныч?
      - Григорий Иваныч? Уникум. Язва здешних мест. Если хотите, парадокс. Козел, одним словом. Помимо всего, разжигает религиозную фантазию некоторой части населения.
      - А чего прозвали так?
      - Тут целая история...
      И сержант Осадчий Семен по дороге к пристани принялся рассказывать капитану историю Григория Иваныча. Маленький и Чубчик слушали, шагая сзади.
      - Был у нас на острове человек один. По фамилии Квашнин. Рыбак никудышный, вечно прогуливал по причине алкоголя. Я его и на десять суток сажал, и на пятнадцать, и трудом лечил - все напрасно. До того дошел жена на материк уехала, корову увезла, дочки обе в Старгород на стройку подались... Общежитие там получили, конечно. А Квашнин один остался. Ну и козел с ним. Надо сказать, этот козел лучше всякой собаки: рога нацелит в дом не войдешь.