– Не обманешь? – сощурился Риман. – Ты не хотеть захватить транспорт и бежать с остров?

– Нет, – через силу усмехнулся я. После разговора с Наташей сил шутить попросту не было.

– Пропуск быть с тобой? – снова попытался развеселить меня Риман.

Где ж еще быть моему пропуску, как не вшитым в шею внутри датчика?

Створки ворот с шелестом раздвинулись, и мы с малышом вошли на территорию станции.

– Ладно, бывай! – обернувшись, крикнул я Риману.

– Подожди! Твой фамилия Краснов? – неожиданно сменив интонацию, спросил охранник.

Я кивнул, ощущая важность вопроса.

– Хорошо. Я плохо помнить фамилия, – Риман что-то заговорил во вживленный сотовый, а потом бросил мне: – Жди здесь!

Несколько растерянный, я остался стоять на месте, ожидая, чем все это закончится.

Ко мне подошли двое незнакомых солдат. По нашивкам на форме было видно, что они из охраны начальника тюрьмы.

– Идем, – сухо сказал один из них. – Удачно ты тут нарисовался.

Андрюша пошел было за нами, но второй солдат остановил его:

– Будешь под присмотром охранника, – он махнул рукой на Римана. Тот раздумывал, спускаться ему со стены или нет.

Андрюша, чуть не плача, долго еще провожал меня взглядом. Мы прошли мимо построек, где обучают людей, мимо бараков, где я долгое время жил, и подошли ко второй высокой стене. Конвоиры перебросились парой слов с местной охраной, и створки ворот быстро скользнули в стороны.

Мы сделали несколько шагов, и ворота сомкнулись у нас за спиной. На территории Ведомства я оказался впервые.

– Пошли, Краснов! – поторопили меня.

И мы двинулись к одному из приземистых зданий темно-зеленого цвета. Дорожное покрытие под ногами было тщательно выметено, стены домов тоже сияли чистотой. Я заметил робота-уборщика, мигающего красным огоньком невдалеке.

Да, сюда не допускали заключенных. Здесь сидит начальство – вот роботы и убирают улицы. Интересно, это старый механизм, довоенный или нет? Легально ли он находится здесь, или это мои товарищи выкопали робота из-под земли?

Мы прошли внутрь здания, и конвоиры оставили меня рядом с тоннелем антиграва.

– Веди себя хорошо, – сказал один из них напоследок и толкнул меня в широкий зев антигравитационного лифта.

Я кувырнулся в воздухе, громко матюкнулся и, сжав зубы, замолчал. Неужели меня доставляют к начальнику?

Поле плавно затормозило падение, и вскоре я оказался на нужном этаже. Меня ожидали здесь два человека.

Тот, что повыше, представился:

– Лосев. Я здесь за главного, – он протянул руку, и я не без трепета пожал ее.

О новом начальнике тюрьмы много говорили в последнее время. И по большей части плохое. Он ужесточил охрану, уменьшил пайки и увеличил смены рабочим. Был более резким, чем его предшественник.

Говорят, что он стал подсылать шпионов в наиболее сильные кланы, и когда те решали учинить какой-то разбой в отношении станции и Ведомства, то попросту уничтожал группировки. Хотя в легенду про шпионов мне верилось с трудом – скорее всего, это подкожные датчики выступали, помимо маячков и взрывных устройств, еще и передатчиками. Операторы просто сидели и прослушивали ведущиеся между заключенными разговоры. А в экстренном случае нажималась кнопочка – и на острове одним трупом становилось больше.

Коммунизм ЗЕФ в Забвении превратился в феодализм и рабовладельческий строй. Жуткая смердящая язва на теле Земли. Выгребная яма, куда сбрасывали весь мусор и смотрели, что из этого получится.

Иногда я думал, что будет, если мир продолжит развиваться по нынешнему пути. Если в геометрической прогрессии начнет расти эта огромная тюрьма. До того как попасть сюда, я представлял себе, что когда-нибудь вся Земля превратится в кладбище, потому что каждый день люди всё умирают и умирают, рождаются новые, а потом и они умирают, кладбища ширятся, сливаются вместе… Брр…

Но по прибытии на остров я начал думать, что однажды мир станет выглядеть так: останется один город – Воронеж, а вокруг за оградой будет тюрьма, занимающая всю планету. И станет непонятно, что отгораживает забор и где эта самая тюрьма – снаружи или внутри.

Зоопарк – это место, где люди смотрят на зверей или где звери смотрят и обсуждают нас?

– Пройдем в кабинет, – Лосев показал мне на вход.

Мы зашли в помещение, и дверь автоматически закрылась сзади. В комнате находился широкий стол, несколько кресел, диван и пара горшков с цветами, а также, дополняя предметы мебели, у стены замерли два телохранителя.

Я молчал, ожидая, пока заговорит начальник. Лосев указал мне на кресло, сам сел по другую сторону стола, прокашлялся и начал:

– Сергей! Я хочу сказать тебе нечто важное. Извини, что на «ты», но мне так удобнее. К тому же ты так молодо выглядишь.

Лосев явно нервничал. Сейчас он скажет мне… Господи, неужели?

– Утром АС напал на нас. Началась война, Сергей. И теперь каждый человек даже в Забвении на счету. Сам должен понимать, что ты не совсем обычный заключенный. Мало того что у тебя есть две специальности – астронавигатора и механика, так ты еще обладаешь некоторыми… хм… способностями. Все это сейчас на вес золота. Тебя освобождают из тюрьмы и направляют на передовую. Все остальные инструкции получишь позднее.

Я переваривал услышанное. Началась война. Все как и говорил мне Кед. Теперь в Солнечной системе, в мирах Фронтира и всей Экспансии идут бои. Что же стряслось?

– Почему? – спросил я.

– Что «почему»? Потому, что я не знаю всех деталей, я же начальник тюрьмы, а не военный!

– Нет, – я поморщился. – Не то. Я хотел спросить, почему АС напал на нас?

– Откуда мне знать? – всплеснул руками Лосев. – Политика! Они не поделили территории, выставили ультиматум, потом произошел взрыв на космодроме мыса Канаверал. И понеслось!

Взорвали старейший космодром. Понятно. Во всем обвинили коммунистов, это и послужило поводом к войне. Наверняка ведь сами подорвали бомбу. Или из Восточного Альянса кто-нибудь.

Хотя что-то во всей этой истории было странным. Что-то еще предстоит мне выяснить.

– А что будет с остальными заключенными? – спросил я.

– Пока война идет только в космосе. До Земли бои еще не докатились, правительство поддерживает шаткое подобие мирного диалога. В основном сражения идут на Фронтире – там наиболее лакомые кусочки: планеты Рай, Ника, Заря. Еще есть Полушка, но туда пока рыночники не сунулись. Заключенных будут постепенно вывозить отсюда, по крайней мере лучших из них. Психов и маньяков воевать, конечно, никто не отправит. Ты – первый. Насчет тебя особые указания.

– Кому я обязан такой честью? – иронично спросил я.

– Кто-то сверху, – туманно ответил Лосев. – Ты сам должен понимать, что все пляшут вокруг тебя не просто так. Приходит время отдавать долги, да?

Я кивнул. Похоже, что он прав.

– Еще мне поручено передать тебе, что три дня назад Павел Корнев погиб во время проведения научного эксперимента. Когда вскрыли его завещание, то выяснилось, что все свое имущество и звания покойный оставляет тебе. Но это не столь важно. Пока что готовься – вечером, после прохождения обычных формальностей, тебя доставят в Воронеж.

Я смотрел на Лосева округлившимися глазами. Вот это новости…

Война, смерть Пашки. Господи!

Я чувствовал себя виноватым. Пусть меня убьют через неделю, но вырваться из заключения только потому, что началась война? Это нечестно!

– Все хорошо, – улыбаясь, сказал Лосев.

Улыбка была натянутой, а слова эти он скорее произносил для себя. В этот момент я и почувствовал, что начальник ведет какую-то свою, двойную игру.

Врешь ты все!

Теперь я вижу.

В транспорте, что повезет меня, заложена взрывчатка. Под углом сиденья, в самом неприметном месте… Тебе так хотелось, чтобы я не догадался!

Но самое страшное не это. Черт с ним, со мной и бомбой! Черт с ним, с Пашкой и Наташей! Да и со всей этой войной! Я четко увидел перед собой куда более страшную картину, и меня бросило в дрожь.

– Все понятно, спасибо! – сказал я. – Можно мне выйти, побродить немного по лесу перед отправкой? Я прожил здесь более шести лет, мне хотелось бы попрощаться с этими местами.

Лосев задумался.

– Времени в обрез! Война началась, а ты хочешь гулять?

– Транспорт все равно прибудет только вечером, – напомнил я.

– Хорошо, – подумав пару секунд, сказал начальник. – Я приставлю к тебе охранника.

Ладно. Не стану я поддевать тебя и спрашивать, зачем мне охранник. Я все равно знаю, что ты мне ответишь, как знаю и то, что это будет неправдой. Скажешь – хотел оградить меня от завистливых соседей, а на самом деле боишься, что я проговорюсь кому-нибудь.

Урод!

Хочешь отправить меня втихую, в обход требований властей, прямиком на тот свет. А сейчас еще кто-то из твоих людей начал подготавливать почву для последующей за моей гибелью легенды!

Я кивнул начальнику, показывая, что согласен с его решением. Затем встал и позволил второму человеку в штатском, стоявшему все это время рядом с дверью, проводить меня к выходу. Мучительно долго тянулись секунды в антиграве и по пути до ворот.

– Вас будет сопровождать Риман, – сказал мне мой спутник, прежде чем удалиться.

Ворота передо мной открылись, и я бросился в проем. Я знал, что опоздаю, понимал, что прозрение пришло ко мне слишком поздно.

Растерянный Риман стоял на коленях рядом с телом Андрюши. Руки охранника были в крови.

Риман молча повернул ко мне голову, в глазах его застыло непонимание и ужас. Охранник развел руками, желая показать, что он тут ни при чем. Я и так знал это. Стреляли с наблюдательной вышки. Андрюша ничего не успел понять…

Почему?!!

Андрюша, Пашка!

Мои друзья гибнут! Все гибнут!!!

Это замкнутый круг. Люди, которых я встречаю в жизни, либо умирают, либо теряют человеческий облик… Я сам делаю из них уродов и предателей! Если кто и виноват – то я! Если кто и лишний – так это тоже я!

Жизнь ведь все равно бессмысленна. Здесь нечего искать. Нечего добиваться. Это дорога без цели, путь в никуда.

Мы убиваем время, пока оно не убьет нас…

И зачем играть в чьи-то игры, выполнять чьи-то задания? Друзей уже не вернуть, мир не переделать! Скорее всего, пройдет немного времени, и мне промоют мозги, я перестану задавать такие вопросы. Меня затянет, засосет в трясину. Я стану полезной шестерней в не менее полезном механизме.

Если девиация поразила всех вокруг, то она становится нормой.

И выползти из трясины можно лишь одним способом. Умереть побежденным, но свободным и не смешанным с грязью. Я подыграю лишь одной стороне в этой затянувшейся партии. Разве не этого ты добивался, Лосев?

Не разбирая дороги, я бросился в лес. Сзади что-то кричал Риман. Завыла сирена. Ну и что? Все равно меня найдут по вживленному в тело маячку. Все равно, если пересеку охраняемый периметр, меня расстреляет равнодушная автоматика!

Но и в пределах периметра есть много высоких берегов…

Почему люди не летают так, как птицы? Только потому, что взлететь дано не многим. И я не из их числа. Поэтому, прыгнув со скалы, я упаду.

Неожиданно ко мне пришли сквозь время и пространство Пашкины стихи. Я знал, что это именно он написал их там, на Полушке. Начиркал на тонком пластиковом листочке корявым почерком. Руки у него замерзали, глаза болели от слабого света. Это было последнее, что он поведал миру…

Не знаю, сколько прошло времени.

Вечерело. Небо покрылось сыпью из ярких звезд Зачем вы мне, маленькие холодные точки? Ради вас уже погибло столько народа. А в эти часы погибает все больше…

Я закричал и подпрыгнул, напрягая все мышцы и выпуская из горла скопившуюся внутри ярость.

– Вонючая жизнь!!!

Выдохнув оставшийся в легких воздух, я посмотрел себе под ноги.

Далеко внизу простирался сосновый лес, за ним, насколько хватало глаз, лениво шевелилась вода.

Я представил себе, как это выглядело со стороны. Очень ясно увидел, как взлетаю с открытым ртом и разведенными в стороны руками. Сотня метров по воздуху за какие-то пять секунд…

Несколько запоздало накатил ужас, что неведомая сила, поднявшая меня за мгновение на такую высоту, вдруг возьмет и исчезнет. Но нет, сила таяла постепенно, и я без какого-либо вреда для себя плавно опустился на землю.

Тотчас же из зарослей на меня уставились две круглые фары. Послышался низкий гул, затем тонкое пение антиграва и щелчок, после которого ко мне, периодически заслоняя собой густой яркий свет, побежал человек. Ослепленный фарами, я узнал Римана, только когда он закричал.

– Не делай такое еще! Я видеть все, что здесь происходить! Я не верить, не понимать! Ты супа-мэн! Хау?.. Пожалуйста, скажи…

– Отстань, Риман, – устало отмахнулся я. – Я и сам уже ничего не понимаю…

– Я ехать за тобой. Следить за маяк, чтобы ты не выходить за зона. Я… Они говорил, что я не возвращать тебя назад. Они говорил – пусть он убиться. Это для них есть лучше. Они говорить, ты такой… другой… Я видеть это своими два глаза! И я хотеть тебе помогать!.. Времени мало! Вы лучше торопиться! Скоро вы должен быть на транспорте!

Риман волновался и путался в русских словах, но из его эмоционального монолога одно я для себя уяснил. Улетать надо было сейчас. К черту эти самоубийства! Я сильнее этого! Теперь, с помощью Римана, у меня будет шанс избавиться от бомбы на борту транспорта. А значит, я выберусь-таки отсюда.

– Летим, Риман! Быстрее!

Я побежал к машине. Охранник обогнал меня и учтиво открыл дверцу, не переставая что-то тараторить на смеси русского и английского. Мы поднялись над лесом и понеслись к станции. Риман выжимал из авиетки все, будто сама смерть сидела у нас на хвосте. Я попытался успокоить охранника, но он был слишком возбужден и не слушал. Тогда я прервал его словесные излияния громким криком:

– Риман!!!

Он заткнулся и в страхе посмотрел на меня. Я начал говорить уже нормальным голосом:

– В транспорте, где я полечу, заложена бомба. Она примитивна, и ее можно снять и спрятать в лесу. Я отдам ее тебе, а ты ее спрячешь. Пусть по сигналу Лосева она взорвется в лесу. Понял?

Риман часто закивал:

– Да. Я понял.

Все прошло на удивление легко. Когда меня запихивали в транспорт со слезящимися от сканирования сетчатки глазами, Риман был рядом и, проследив за пальцем моей правой руки, без проблем нашарил бомбу под обивкой сиденья. Сделав вид, что оступился, он накрыл ее своим телом и засунул под ремень. Остальные охранники так ничего и не заметили.

Уже поднимаясь вверх на транспорте, я неожиданно подумал: «Каким образом я научился летать? Всегда ли я был на это способен, но просто не умел данное свойство использовать, или талант передался мне после смерти Пашки? Не этого ли ждали те, кто засунул меня сюда?» Вопросы, вопросы… Их с каждым днем становится все больше. Надо поменьше спрашивать и побольше верить.

Я посмотрел в окно. Довольно быстро удалялся от меня огромный остров Забвения. Еще несколько секунд – и он совсем исчезнет в этой темноте из виду. Но я чувствовал, что все-таки успею увидеть желаемое. И действительно над островом появилось пламя взрыва. К моему удивлению, за первой, слабой вспышкой, последовала цепочка очень ярких. Складывалось ощущение, что помимо той взрывчатки, что спрятал в лесу Риман, на острове рвануло несколько других, более мощных бомб.

Узнаю ли я когда-нибудь, что там произошло?

Впрочем, теперь не время оглядываться. Я отвернулся от огненного зарева, разраставшегося над островом.

Сейчас нужно думать о том, что будет дальше. Как закончится эта война?

Я был уверен лишь в том, что Полушка сыграет в конфликте, да и вообще в истории не последнюю роль. Ведь настоящий Край – грань между человеком и космосом – проходит именно там. Только вот как преодолеть эту грань, я еще не знал.

Но я узнаю. Непременно узнаю, если меня не убьют в бою, если не случится или, наоборот, случится множество разных смешных и страшных вещей.

Я знаю, что мой путь начался. Он не будет легким, но я клянусь, что пройду его.

И если мне предстоит сражаться, то я пойду вперед не за ЗЕФ, Землю или человечество.

Я буду драться за Пашку, за Дитриха, за неразумного Грега, за Веру и за всех, кто мечтал и мечтает. Потому что свобода – это не пространство вокруг. Свобода – это то, что находится в твоем сердце, то, что уже никогда и никто не отнимет. И ради того, чтобы добыть свободу для всех людей, неважно, живут они в ЗЕФ или за ее пределами, я и буду сражаться.

Нужно победить и раскрыть тайны инопланетян. Нужно выяснить, в конце концов, для чего меня создали.

В небе ожили далекие всполохи. Я не слышал грома, но знал, что это начало грозы. И упругие струи скоро смоют с моей души накипь боли и страха.

Я знал, верил, что справлюсь.