Девушка прошла мимо, опустив глаза, и только тогда Гэльд, опомнившись, ринулся вслед. Он схватил ее за локоть, заставил остановиться:
      - Это вы! Я знал, что увижу вас!!
      Девушка быстро прикрыла лицо накидкой и попыталась вырвать руку.
      - Но это же я, - сказал Гэльд, не выпуская ее. - Я, Гэльд Эрнарский, помните? Хатан, карета...
      Девушка помотала головой.
      - Что же вы молчите? - с отчаяньем спросил он. - Ведь это вы, не может быть, чтоб я ошибся!
      Гэльд попытался сдернуть накидку, но девушка держала ее крепко. Тогда он рванул так, что затрещала ткань.
      - Саент! - крикнула вдруг девушка, отталкивая Гэльда. - Саент, сюда!
      Гэльд жадно вглядывался в ее лицо, и тут его крепко схватили за плечо. Он обернулся в ярости и увидел рослого чернобородого торговца.
      - Какого лешего ты привязался к моей жене? - рявкнул тот басом.
      - Что? - Гэльд от неожиданности едва не выпустил добычу.
      - Вот именно, жене, - подтвердила она, сверкая глазами.
      - Ежели барон, так можешь к чужим женам липнуть? - басил торговец. - Здесь город вольный, за себя постоять сумеем! А ну пусти! - и замахнулся увесистым кулаком. Гэльд схватился за меч.
      - Стойте, вы! - громко и зло прошептала вдруг причина спора. - Герои! Игрище для стражников устраивать? Пошли отсюда!
      Она схватила за руки Гэльда и Саента и потащила их за собой. Гэльд в растерянности подчинился. На бегу он оглянулся и увидел, что стражники, взявшиеся было за оружие, разочарованно возвращаются на пост.
      Они завернули в боковую улочку и остановились.
      - Я хочу знать, - переводя дыхание, сказал Гэльд, - что все его значит?
      - Он еще спрашивает! - пробормотал Саент.
      - Вы, барон, - со сдержанной яростью проговорила девушка, - вас когда-нибудь учили вежливости? Учили вас, что нельзя приставать к девушкам на улице?
      - Так вы замужем или нет? - уточнил Гэльд, пропуская мимо ушей все остальное.
      - Да, замужем! Для настырных нахалов.
      - Спасибо, - пробормотал Гэльд.
      - Он думал, что ты бросишься ему на шею, Хель, - хмыкнул Саент.
      - Хель?! - воскликнул Гэльд, не веря своим ушам. Девушка поморщилась, как от сильной горечи:
      - Ох, Саент, длинный язык доведет тебя до Пустоши...
      Саент покраснел, оглянулся:
      - Так ведь нет никого...
      - Ну конечно, - вздохнула она, - барона ты уже считаешь своим.
      - А у барона теперь два пути: либо с нами, либо в канаву, - Саент погладил рукоять кинжала.
      Рука Гэльда невольно вновь потянулась к мечу. Хель заметила его движение.
      - Не стоит, Гэльд Эрнарский, - с отчужденной усмешкой сказала она. - Саент быстрее. Придется вам идти с нами.
      Гэльд вздохнул почти облегченно:
      - Хорошо. Главное, что я узнал, кто вы.
      - Вы действительно слишком много узнали, - проговорила Хель с сожалением. - Ну что ж, Саент, пойдем.
      И они пошли - впереди Хель, за ней Гэльд, следом Саент. У Гэльда вертелись на языке кое-какие вопросы, но те двое шли молча, и он решил не заговаривать первым.
      Они шли по кварталу стеклодувов. Улочка становилась все уже и наконец уперлась в невысокий зеленый дом с галереями, обвитыми алыми вьюнцами. Перед дверью покачивалось на цепях овальное медное зеркало. У зеркала сидел взлохмаченный мальчишка в синей рубахе и подкидывал на ладони деревянную чашку с монетами.
      - Здравствуй, Лин, - Хель потрепала мальчишку по космам, бросила в чашку монетку. - Что мастер?
      - Ожидает, - весело сказал мальчишка и тут увидел Гэльда. - Э, а это что такое? Наш?
      - Теперь наш, - коротко ответила Хель и обернулась к Гэльду:
      - Проходите.
      Дверь затворилась за ними. Гэльд очутился в кромешной тьме и остановился, не зная, куда идти дальше. Хель и Саент стояли за его спиной. Потом наверху замигал огонек, приближаясь к ним, и по лестнице спустился со свечой высокий худой человек в длинном фартуке.
      - Рад видеть, - сказал он, подойдя. - Идите за мной. Все давно собрались и ждут вас.
      "Кто это все? Кого ждут? - подумал Гэльд. - Заговор - в Ландейле, в квартале стеклодувов? Смешно".
      Они прошли под лестницей и спустились в большую комнату без окон с низким потолком, похожую на трапезную. Два масляных светильника скупо освещали ее и людей, сидевших вокруг стола. Увидев Хель, они встали.
      - Наконец-то, - сказал плечистый рыжебородый воин. - Мы уже тревожились.
      - Напрасно, - ответила Хель. Оглянулась на Гэльда:
      - Это Гэльд, барон Эрнарский.
      Кто-то присвистнул. Все смотрели на Гэльда, и ему стало неуютно.
      - Он с нами? - недоверчиво спросил темноволосый юноша.
      - Теперь с нами, Клэр, - ответила Хель почти так же, как недавно мальчишке.
      - Барона нам только не хватало! - поморщился невысокий узкоглазый крепыш, по выговору южанин. - И без того с лесу по ветке.
      Гэльд стиснул зубы, чтобы не сказать что-нибудь оскорбительное. Он понимал, что надо сдерживаться. Хотя бы ради Хели. А она стремительно повернулась к южанину:
      - Не веришь баронам, Данель?
      - Не верю, - буркнул тот.
      - А мне? - и, не дожидаясь ответа, продолжила: - Я за него ручаюсь.
      Наступило молчание. Потом кто-то из угла сказал:
      - А, пусть сидит. Жалко, что ли?
      Гэльд сел у стены - подальше от светильников. Оттуда лучше было видно Хель и всех остальных, а сам он оставался в тени. Собралось человек десять, не считая вновь пришедших, и были они все разные - действительно, с лесу по ветке. Торговцы, мастеровые, воины. А один был в кольчуге с гербом Тинтажеля и в черной маске.
      - Начинайте, мастер Райс, - сказала Хель, и человек в фартуке, встречавший их, неспешно заговорил:
      - Новость на чужой взгляд небольшая, но тяжелая. Из Рисанты пришел вестник. В степях объявилась конная нежить.
      - Не может быть! - воскликнул Данель. - Век их там не бывало!
      - Десять лет назад их и на Севере не было, - заметил его сосед, ремесленник с широким, изъеденным медной пылью лицом. - А что, вести верные?
      - Вернее некуда, Тиль, - сурово ответил мастер. - Два селения выбили.
      - Расползается нечисть.
      - Разве в этом дело? - громко спросила Хель. - На Юге они впервые, на Севере уже привычны, скоро и дальше пойдут. А было у них - одна Пустошь да Замок-за-Рекой. Останавливать их пора.
      - Пополнять отряды Стрелков? - спросил Тиль. Остальные мрачно покосились на него. Мастер пробормотал:
      - Не к утру будь помянуты.
      - Я отрядов не пополню, Тиль, - спокойно сказала Хель, - ты знаешь. А найти у них слабое место - надо. Не может быть, чтобы они были неуязвимы!
      - Пойти да спросить, - хмыкнул Данель.
      - Не спрашивать надо! - крикнул вдруг Клэр. - Драться!
      - Вот именно, - кивнула девушка.
      - Да ведь мы же о них ничего не знаем!
      - Узнаем. Для того и собрались. Книга у вас, мастер?
      Мастер встал, обошел сидящих и из ниши над головой Гэльда вынул книгу, завернутую в полотно. Он нес ее бережно и осторожно, без стука положил на стол под свечу. Развернул полотно, расправил плотные шуршащие листы, провел по ним ладонью.
      - Вот, - проговорил он изменившимся голосом.
      - Прочтите вы, мастер, -попросила Хель мягко.
      Мастер сел, отодвинул свечу, чтобы воск не накапал на страницы, и, низко склонясь над книгой, глуховатым голосом начал читать:
      "Покончено было с Замятней, и люди, отерев кровавый пот, мечтали о мире. Но, видно, дух войны не упился еще кровью. И пришли из-за Кены, из проклятых людьми и небом развалин Замка-за-Рекой безликие воины. И прежде, чем успели узнать их и ужаснуться, навье воинство захватило Пустошь, бывшую издревле полем битв - видно, мертвая кровь манит нежить. А потом о них услышали все...
      Они приходили на рассвете, когда у милосердного солнца не было еще сил рассеять их и испепелить. От топота их коней дрожала земля. Капюшоны плащей их скрывали пустоту, но стрелы - били без промаха. Одно спасение было - бежать, но кони нагоняли бежавших... Так погибли первые. А те, кто спасся, на рассвете следующего дня снова увидели навьих всадников, но теперь у них были лица. И радостно бросились люди к отцам своим, сынам и братьям, и тогда безжалостные стрелы поразили их на бегу, и нежить обрела новые лица, и ужасные вести потрясли Двуречье. И все новые селения погибали под стрелами нежити. Лица детей и жен не нужны были нави, и они, теряя плоть и речь, бродили призраками в опустевших домах, взывая обликом своим к состраданию... И все больше на нашей земле призрачных селений, которых сторонятся люди, и все громче звучат на наших дорогах копыта конной нежити..."
      Голос мастера сорвался, он умолк. Хель, стоявшая за спиной мастера, осторожно коснулась его плеча и продолжила звенящим голосом:
      "...Нежить отбирает у мужчин лица их, но не души. И стрелы ее разят правого и виноватого, ибо безликость - печать, отметившая Врага, и по ней можно было бы узнать навье воинство, а они не желают быть узнанными и жаждут власти. И стоны возносятся к небу, но что им наши стоны. И несется по земле конная нежить, навье воинство, прозванное Стрелками, и нет им предела, и отпора нет, и не берет их оружье, и не спасают от них ненависть и доброта..."
      - Вот и все, - сказала она, поднимая голову. - Дальше он не успел написать.
      Мастер закрыл книгу, тяжело поднялся.
      - Это хроника Рубийского Ухрона Светлой Матери, - проговорил он, сдерживая горечь. - Писал ее брат мой, хроникарь Лирайс. Все, что от ухрона осталось... подорожный принес. Нежить выбила всех...
      Гэльд шевельнулся в своем углу. Сдавленный голос мастера царапнул по сердцу. В комнате стояло тяжелое молчание. Прервала его Хель:
      - Кто у очага, дайте уголек.
      Она склонилась над столом, и все придвинулись ближе. И Гэльд, не выдержав, встал.
      - Вот Кена, - Хель уверенно чертила, - вот Замок-за-Рекой, здесь они появились два года назад. Вот Пустошь. Они захватили ее почти сразу, после Замятни. Через месяц о них пошли слухи в Тинтажеле, и тогда же они выбили первое селение.
      - И обрели лица, - сквозь зубы добавил Тиль.
      - Потом в обход Болота они двинулись на Север. Через три месяца первые жертвы в Цитадели. Потом они почему-то свернули и пошли вдоль Сабрины на Юг.
      - Брали в кольцо, - неожиданно для себя вставил Гэльд. Все резко обернулись к нему, но ничего не сказали.
      - Правильно, - согласилась Хель. - У Синналя они свернули на восток, зацепили краем земли Ландейла и замкнули кольцо в Листвянке. С тех пор они из этого кольца не выходили.
      - Это все нам давно известно, - бросил Данель.
      - Иногда полезно взглянуть сызнова, - ответила Хель. - У меня два вопроса. Первый: почему они не выходят за пределы кольца?
      - Сейчас вышли, - кашлянув, сказал мастер.
      - Им понадобился год, чтобы замкнуть кольцо. Еще год - чтобы за него выйти. Значит, их силы не безграничны, - Хель выпрямилась, оглядела всех. - И второе: почему их нет в землях Эрнара? Гэльд, их хоть раз видели там?
      Гэльд не сразу понял, что она обращается к нему. Хель смотрела выжидающе.
      - Ни разу, - ответил он наконец, - У Корда, у Резны были, а у нас - Предок сохранил.
      - Место, что ли, заколдованное? - рассмеялся носатый быстроглазый подмастерье, стоявший рядом с Клэром.
      - Тем лучше, Вербен, - заключила Хель, - пригодится.
      У Гэльда голова шла кругом: заговор, беседа о Стрелках, о которых и в стенах замка помянуть боялись, а главное - такое уверенное обращение Хели... Можно подумать, что ей все заранее известно. Даже не спросила, согласен ли он...
      Он спохватился, что разговор перешел уже на другое. Снова все сидели и говорили об обычаях Стрелков, причем говорили спокойно и со смешком, как о неприятных, но хорошо знакомых и обычных людях. Лысоватый толстяк в красной куртке удивлялся, почему Стрелки приходят под утро, ведь нечисть испокон веков по ночам шлялась. Клэр робко предположил, что им на свету лучше целиться. Все засмеялись, но Хель вдруг сказала:
      - А что, это мысль. Значит, еще одна слабость. Дальше.
      - Откуда они вообще взялись? - спросил рыжебородый Лонк.
      - Известно, откуда, - со злостью выдохнул Данель. - От злобы баронской. Недаром после Замятни...
      - Бабьи сказки, - оборвал его Тиль.
      - Пусть сказки, - вмешался давешний толстяк, - а все же бароны нежити этой сродни, нутром чую...
      - Береги свое нутро, Базен, оно у тебя чуткое, - прозвучал вдруг глухой тяжелый голос человека в маске.
      - А что, Добош? - быстро обернулась к нему Хель.
      - А то, что я своими глазами в Тинтажеле двух Стрелков видел.
      - Так они же в крепости не заходят!
      - Зашли. И не тронули никого. На Консульском дворе торчали. А из нижних казематов, - он помедлил, - подземный ход к Пустоши роют.
      - Снюхались, - мрачно сказал Данель.
      - Давно пора, - отозвался Саент. - Я все дивился, как это наши славные бароны такую возможность упускают.
      - Нечисть к нечисти, - бросил Тиль. Гэльд подумал, что надо бы оборвать их, но ведь они, леший их побери, правы! Припомнить кое-кого из знакомых и родичей, даже того самого Консула - Предка продадут, лишь бы дали пограбить и нажиться. А этот, в маске, видимо, прислужник из Тинтажеля. Добош? Такого имени он не слышал... Впрочем, оно наверняка подменное... Гэльд с любопытством вглядывался в него.
      - А барон слушает и на ус мотает... - заметил вдруг Данель.
      Гэльд даже вздрогнул от неожиданности.
      - Пусть слушает, - усмехнулся мастер, - разговор полезный.
      По губам Хели скользнула улыбка, она посмотрела на Гэльда, но ничего не сказала.
      - Леший с ними с баронами! - воскликнул Клэр. - Лучше о призрачных селениях подумайте.
      - А чего думать? - повернулся к нему Лонк. - Заклятое место. Обходить надо.
      - Вот именно, обходить! - Клэр даже подскочил от возбуждения. - Стрелки туда не возвращаются, наемники не суются. Только там и прятаться.
      - А призраков ты не боишься, сынок? - добродушно спросил Саент.
      Клэр вспыхнул до ушей, но все-таки ответил:
      - Не боюсь!
      - Все верно, - сказала Хель, - можно там прятаться. Но зачем? Мы здесь для другого собрались. Как вообще людей от Стрелков избавить?
      - Несбыточно это, - вздохнул Базен.
      - Несбыточно, пока не возьмешься.
      - Мы, что ли, возьмемся?
      - Кто-то же должен...
      Наступило молчание. И в этом молчании Холь сказала, отчеканивая слова:
      - Надо научиться их бить. А для этого надо дать им бой. И он будет. На Пустоши.
      И вдруг, заглушая ее голос, совсем близко загремел, нарастая, стук копыт. Все вскочили. Грохот, казалось, заполнил комнату и еще долго звучал, отдаляясь. Побледнев, они смотрели друг на друга.
      - Конная стража! - воскликнул вдруг мастер. - Тьфу ты, доболтались!
      Все рассмеялись с облегчением.
      - Напугали они нас, - сквозь смех проговорила Хель.
      И только сейчас Гэльд почувствовал страх. Не за себя - за нее. А если бы это и впрямь были Стрелки? Или воины Консула - ведь он до сих пор ищет Хель из Торкилсена. Девочка... ей бы танцевать, наряжаться, мужа себе искать на турнирах, а она вызывает на бой Стрелков.
      - Я не расслышал последних слов, Хель, - сказал Тиль, - ты что-то говорила о Пустоши?
      - Да, - кивнула Хель, - мы должны дать там бой.
      - На верную смерть? - вскинулся Базен.
      - Боишься?
      - Зазря погибать не хочется.
      - Зазря - это сейчас гибнут, - жестко возразила она. - Без сопротивления. С ними же еще никто драться не пытался! Не выйдет у нас - пойдут другие.
      - Найдутся ли другие-то? - горько усмехнулся мастер.
      - Найдутся.
      - А почему именно на Пустоши? - подал голос Добош.
      - С Пустоши все началось. Они нас в кольцо замкнули, а мы поверх - свое кольцо. Только вначале проверим их в открытом бою.
      - Верная смерть, - упрямо повторил Базен.
      - Да что ты все к смерти готовишься! - воскликнула Хель с досадой. Пойдет небольшой отряд, наметим пути отступления...
      - В призрачные селения, - подхватил Клэр.
      - От неугомонный, - проворчал Саент.
      - Можно и в Эрнар отступить, - сказал Гэльд. - Недалеко ведь.
      На него посмотрели озадаченно.
      - И примешь? - от души удивился Саент.
      - Почему бы не принять, - пожал плечами Гэльд.
      Он вдруг почувствовал себя задетым. Торговцы и простолюдины сговариваются идти на смерть, а он будет стоять в стороне? Он поймал одобрительный взгляд Хели и обрадовался.
      - Кто еще хочет сказать? - спросила Хель.
      - Я думаю, не меньше ста человек нужно, - сощурился Лонк. - И небольшая засада перед Тинтажелем, чтобы упредить, если пойдут на подмогу.
      - Вызнаю, где подземный ход, - отозвался Добош, - там и поставим.
      Данель еще сомневался, откуда взять людей, но ему объяснили, что если каждый из них соберет по десятку, то этого будет достаточно. И сами поведут их, кроме мастера Райса и Клэра. Мастер - доверенный человек в Ландейле, такие после боя будут нужны, а Клэр - чересчур молод.
      - Сама ты больно стара! - возмутился Клэр.
      - Останешься посыльным, - успокоила его Хель. - Без тебя не обойдемся.
      - Тебе бы тоже не следовало идти, Хель, - сказал мастер, и остальные дружно закивали.
      - Сама решу, - отрезала Хель и улыбнулась светло, почти беспомощно. - Ну, куда мне еще идти, подумайте...
      Они помолчали, потом Тиль негромко спросил:
      - Так, стало быть, решено?
      - Решено и сговорено, - Хель положила на стол ладонь, и на нее одна за другой легли их ладони - широкие, тяжелые, мужские. Последним положил свою ладонь Гэльд.
      - Ну что ж, - произнесла Хель обычным голосом, - расходимся. Встретимся через месяц, где - договоримся особо.
      - А ты, Хель, пойдешь одна? - нахмурился Данель.
      - Что я ей, не муж, что ли? - мрачно пробасил Саент, и все рассмеялись. Я ее не брошу.
      - Саент и Мэй, - улыбнулась Хель, - надежнее не придумаешь. Ну, до встречи.
      Люди тихо расходились. Наконец в комнате остались только Хель, Саент и Гэльд. Хель взглянула искоса на Гэльда и сказала Саенту:
      - Сходи, возьми у мастера еды на дорогу.
      - А этот?
      - Са-ент...
      Саент проворчал что-то и ушел. Хель опустилась на лавку, Гэльд сел напротив. Ему хотелось задать столько вопросов, что он не сразу выбрал нужный, а когда выбрал, Хель опередила его:
      - На вас ныне заключенное условие не распространяется, барон. Можете в бою не участвовать. Достаточно, если предоставите нам убежище.
      Голос у нее был утомленный, тихий, равнодушный. Гэльд, кусая губы, спросил с подступившей яростью:
      - Неужели вы считаете меня трусом после того, как я сбежал с поединка?
      Хель покачала головой.
      - Просто не хочу, чтобы вы гибли за то, что вам чуждо, Гэльд. Вы же случайно здесь.
      У Гэльда заколотилось сердце. Она назвала его по имени не при всех, а сейчас, наедине! Не в силах сдержать улыбку, он проговорил:
      - Счастливый случай привел меня к вам. Неужели я буду ему перечить? И неужели, - он понизил голос, - буду сидеть в безопасном месте, когда вы пойдете вперед?
      - Что вы знаете обо мне... - грустно улыбнулась Хель. - Я - совсем другое дело.
      - Но почему же, Хель? - растерянно спросил он. - И что вас связывает с этими людьми? Отчего они слушают вас? Вы так юны еще...
      - Я считаю жизнь не по годам, - вздохнула она.
      И Гэльд вспомнил, что рассказывали о ней, наследнице Торкилсена, хозяйке Ландейла, последней из древнего бунтарского рода. Нелепые он задал вопросы! Если она в четырнадцать лет с небольшим отрядом воинов обороняла Торкилсен от войск Консула, если в пятнадцать дала вольность Ландейлу, восстановив против себя всех родичей... Он ведь и сам мимолетно возмущался этим. Но тогда, значит, сейчас ей всего шестнадцать?! Девочка... Его вдруг охватила жалость к ней, лишенной всего: рода, богатства, дома. Но, когда Гэльд взглянул на нее понял, что высказать эту жалость не посмеет. У нее было лицо воина, уверенного в своей силе.
      - Я пойду с вами, - глухо сказал он. - Я пойду с вами, что бы ни было.
      И во внезапном порыве опустился перед ней на одно колено, будто принося клятву.
      - Встаньте, - тихо сказала Хель, коснувшись ладонью его плеча. С лестницы уже доносились шаги Саента.
      Я обшарила весь дом, разыскивая хоть какое-нибудь подтверждение дядиным словам. Хотя бы запись того предания. Ничего я не нашла, конечно. Пятьсот лет и четыре войны, пронесшиеся над Ильденом... странно, что сам дом уцелел.
      И все же я немало времени провела на чердаке. Слежавшиеся груды бумаг, испещренные позеленевшими от времени чернилами, пахли пылью и сухо шуршали, рассыпаясь в пальцах. В луче света, проникавшего сквозь восьмиугольное окошко, плясали пылинки, вспыхивали радужными искрами россыпи битого стекла, солнечный блик играл на медном боку пузатой и узкогорлой чаеварки. Чего там только не было! Сломанные веера, обтянутые пожелтевшими кружевами, помутневшие зеркальца в бронзовых оправах, выщербленные ножи, лампы с треснувшим стеклом, записные книжки с датами полустолетней давности, тяжелые кованые чемоданы времен Последней войны... Всего этого хватило бы на три музея, если б только в каком-нибудь музее нужны были эти вещи. Я рылась в них, как скупой в своих сундуках, извлекая на свет то соломенную корзинку с искусственными цветами, то погнутые латунные браслеты, которые были в моде лет тридцать назад, то двухцветный плоский карандаш. А однажды вытащила узкий кожаный пояс, шитый серебряной нитью. Нить поистерлась, но выглядела еще празднично. Я сложила пояс вдвое и приложила к вискам. Заглянула в треснувшее зеркало. Серебристо-черная полоска перечеркнула лоб. Вот так носили тогда баронские обручи...
      Я перенесла кое-какие безделушки вниз, в комнаты, и на этом исследование дома кончилось. Правда, по вечерам я приносила с чердака кипы старых бумаг и разбирала их. Здесь были счета, письма, какие-то списки, памятные записи. Бумага пахла сухими грибами. Было и любопытно, и неловко от заглядывания в чужую жизнь, и странно - вот записано: "Ильс, не забудь, послезавтра идем в театр!", и кто узнает теперь, не забыл ли Ильс и хороша ли была пьеса...
      И тогда мне пришла мысль записать свои сны. Странно, что я не додумалась до этого раньше. Только не сразу пошло легко. Как будто простое дело: записать то, что увиделось и услышалось, а вот не выходило. Но я не отступалась, и стопка листов на столе, исписанных от края до края, все росла.
      В эти дни пришло письмо от Маэры. Я несказанно удивилась: Маэра терпеть не мог тратить время на переписку. И от кого он узнал адрес?
      Маэра писал, что взъярился, узнав о моем затворничестве в Ильдене (я невольно улыбнулась, представив эту ярость). Что в лаборатории дел непочатый край, а новая сотрудница только испуганно смотрит на него и роняет ценные приборы (я опять улыбнулась - под строгим взглядом Маэры еще и не то сотворишь). Что он близок к завершению темы, а совсем недавно ему в голову пришла замечательная идея... Дальше шло изложение идеи.
      Прочитав письмо, я долго смотрела в окно. Шел дождь, капли хлестали по листьям вяза, раскачивались ветки... Письмо крепко зацепило меня. И я подумала со страхом - а вдруг то, что я делаю, никому не нужно. Вдруг это все - только неудачная выдумка моего болезненного воображения. И людей, что снятся мне, никогда не существовало, а возможно, они были другими. И чем воскрешать давно забытое, не заняться ли мне знакомым, простым и верным делом...
      Я засунула письмо в ящик стола и пошла на чердак за очередной порцией вечерних бумаг.
      Спускаясь по винтовой лестнице, я ухитрилась споткнуться и потерять равновесие. Я не упала, но стопка бумаг полетела в пролет. Прыгая через три ступеньки, я помчалась вдогонку. Бумаги разлетелись по всей нижней площадке. А у самой ступеньки лежал сверток, перетянутый витым красным шнуром.
      Я собрала бумаги и тут же забыла о них. Сверток притягивал меня. Теряя терпение, я сбежала вниз, бросилась в кресло, помогая себе ногтями и зубами, распутала шнур...
      Это были четыре тетради в твердых гранатовых обложках. Я наугад раскрыла лежавшую сверху. Не сразу я поняла, что это дневник. Размашистые, по-мальчишески торопливые строчки лихо заворачивались кверху. Записи перемежались какими-то расчетами, кусочками затейливых узоров, набросками чьих-то лиц. Через одну страницу прыгающими крупными буквами было наискось написано: "Никогда! Никогда больше!" В чем он клялся, от чего отрекался, хозяин дневника? Я отогнула первую страницу - вот и имя. Выписано старательно: Биллен Шедд Роуэн. Стало быть, этому дневнику лет немного, обычай добавлять к имени отца имя матери вошел в жизнь недавно, перед последней войной...
      Дневник пятнадцатилетнего мальчишки: в первой же записи он объявлял с гордостью, что ему исполнялось пятнадцать и он уже совсем взрослый. Крупный, небрежный, ломающийся почерк. Школьные дела, которые в эти годы кажутся самым важным. Ссора с каким-то Дилси, у которого "масло в голове кончилось", так и написано. Передвижной зверинец, заехавший в Ильден (я удивилась, но потом вспомнила, что Ильден до войны был большим городом, не чета нынешнему), грустные глаза пленных зверей. "Может, зверопарки - это и полезно, но, по-моему, гадость". Споры с матерью, которая вечно его опекает. "Ну почему она такая непонятливая, почему?!"
      Я читала чужой дневник, не испытывая на этот раз никакой неловкости. Будто обрушилась стена времени, разделявшая нас. Будто мальчишка по имени Биллен Шедд Роуэн был моим младшим братом. Я видела его, как наяву: рыжая челка, серые глаза с коричнево-золотыми точками, рот, испачканный травяным соком и чернилами - он любил грызть что попало, травинку ли, кончик ручки... Я листала страницы, и мальчишка взрослел у меня на глазах, в третьей тетради ему уже было семнадцать, и на страницах дневника часто мелькала уже девичья головка с южными раскосыми глазами , с косами, по тогдашней моде заплетенными у висков. Я даже почувствовала легкую ревность - ревность старшей сестры к подрастающему брату. И вдруг среди признаний Ей и размышлений о жизни прочла: "Вчера мне снился сон..."
      Фраза остановила меня. Я перевела дыхание и медленно прочла запись еще раз от начала до конца:
      "Вчера мне снился сон. Я ехал верхом на коне по большому пустырю. У меня в руке был меч, как в книге "Последний замок". Тяжелый. Навстречу ехали всадники в серых плащах, похожие на тени. Один из них выстрелил в меня. Стрела попала мне в плечо, но было совсем не больно. А потом настали сумерки, и стрела растаяла".
      Все. Я не верила своим глазам. Стрелки, ему снились Стрелки! Растаявшая стрела... О Пресветлая Матерь! Я лихорадочно листала дневник. Ему тоже снилось Восстание, тоже! Не впервые пробуждалась память в нашем роду...
      Я нашла еще два сна, один о каком-то бое, другой - о дороге через лес. Оба были описаны короткими фразами, обычными для Биллена. Должно быть, это было только начало, ничего знакомого в снах, похожего на мое я еще не увидела.
      В четвертой тетради было совсем мало исписанных листов, я просмотрела их внимательно и обнаружила в верхнем левом углу одного листа полустершуюся грифельную запись: "Гэльд, Улрик, Матэ (или Мати). Больше не помню".
      Гэльд!.. О боги, откуда это имя у него? Я торопливо перевернула страницу в поисках ответа... и обмерла, Там был почти чистый лист.
      Почти - потому что вверху было написано: "'Некогда. Война. Сегодня объявили. Мне разрешили... Только б мать не узнала!"
      И все. Что же дальше? Я едва не выкрикнула это вслух, так досадно мне стало. Неужели он не вернулся?.. Кто же тогда спрятал эти дневники?
      И, будто отвечая на мой вопрос, из тетради выскользнул и закружился тоненький желтый листок. Я поймала его на лету и прочла. Почерк был иной, меленький, со старомодными завитушками: "Сегодня мне сообщили о гибели сына моего Биллена. Прощай, Биль".
      Я готова была к этому, и все равно стало пусто и тяжело. Казалось бы, что мне за дело до мальчика, погибшего столько лет назад? Но он был из моего рода, он еще жил в строчках дневника, он видел сны, наконец! Только он не смог досмотреть их до конца.
      Прощай, Биль... Я сложила тетради в стопку, наугад сунула меж страниц пожелтевший листок. Как твоя мать собирала эти тетради, перечитывала, прятала подальше, чтоб сохранились... Что ж, они сохранились. Но Биллен Шедд Роуэн уже не вернется в Ильден.
      Назавтра я отправила письмо в службу путешествий. А через неделю оттуда прислали туристическую путевку "Легенды Двуречья". Две недели. Я прочла проспект, пожала плечами: почему бы и нет? С чего-то же надо начать. И на следующий день выехала автобусом в Сатру, а оттуда поездом в Варенгу, где собиралась группа.
      Все слышат музыку смычка,
      и все светлей свеча горит...
      Меня разбудил звук трубы. Раннее солнце светило в узкое окно, причудливые тени оконных переплетов лежали на полу. Голос трубы повторился, и, заглушая его, донесся нарастающий топот копыт.
      Я вскочила с постели, не глядя, нашарила платье, натянула его... А грохот копыт все близился. Одна из соседок по номеру заворочалась под простынями. Не тратя время на поиски туфель, я выбежала в коридор.
      Гостиница была тиха в этот ранний час. За стойкой, положив голову на книгу, дремала дежурная, на цыпочках я прошла мимо нее, толкнула дверь и ступила с крыльца на прохладный булыжник мостовой.
      Солнце стояло еще над самыми крышами, было тихо, так тихо, что я не поверила своим ушам. Неужели все это приснилось мне - и стук копыт, и пение трубы? И, как будто отвечая моим мыслям, снова зазвучала труба - справа, где улица так резко уходила вниз, что над самой мостовой стояло небо. Я пошла туда - я хотела бежать, но не могла, и навстречу мне поднялись в небо вначале сверкающие наконечники копий, потом ряды шлемов, и вот выехали по три в ряд всадники в кольчугах, с огромными красными щитами. А сбоку ехал трубач, закинув голову и не отрывая от губ мундштука трубы... Как будто сон мой ожил и продолжался здесь, на древней улочке Ландейла.
      Оглушающий вопль перекрыл голос трубы. Всадники остановились, их ряды смешались. Трубач растерянно опустил руки. Вопль не утихал, и я наконец разобрала, что это человеческий многократно усиленный голос кричит: "Назад, все назад!" Я вертела головой, пытаясь разобрать, откуда доносится этот призыв. Всадники поворачивали коней.