Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лунная бухта - Полночь

ModernLib.Net / Триллеры / Кунц Дин Рэй / Полночь - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Кунц Дин Рэй
Жанр: Триллеры
Серия: Лунная бухта

 

 


Такой же жуткий крик вновь прорезал ночь, когда Тесса собралась продолжить свою прогулку по пляжу. Он доносился — она была в этом уверена — с вершин скал, нависавших над пляжем, с той стороны, где уже почти не было домов. На сей раз крик закончился на протяжной гортанной ноте, похожей на лай огромной собаки, но лишь похожей, не более того. «Кто-то держит на холмах какое-то диковинное животное, возможно, волка или барса», — подумала она.

Это объяснение не удовлетворило ее, так как крик не был похож на крик дикого животного, в нем был еще какой-то непонятный, странный призвук. Она ждала, что вопль раздастся снова, но вокруг была тишина.

Мрак между тем становился все черней. Туман сгущался, а на половину луны наползла тяжелая туча.

Тесса решила вернуться на пляж утром и еще раз все осмотреть. Она поспешила туда, где Оушн-авеню проливала туманный свет своих фонарей. Она даже не отдавала себе отчета в том, что идет очень быстро — почти бежит, пока не покинула берег и не пересекла автостоянку. Позади уже остался целый квартал, и только тогда по своему учащенному дыханию Тесса сообразила, что всю дорогу с пляжа она преодолела бегом.

Глава 10

Томас Шаддэк погрузился в темноту, где не было ни холода, ни тепла, где он казался себе невесомым, где ничто не прикасалось к его коже, где он был бесплотным, без мускулатуры и костей, где он лишился малейшей физической сущности. Лишь тонкая нить мысли связывала его с собственной телесной оболочкой, но в глубине подсознания он все-таки ощущал себя человеком — сухопарым мужчиной шести футов двух дюймов роста, ста шестидесяти пяти фунтов веса, с вытянутымлицом, высокими бровями и карими глазами столь яркого оттенка, что они казались почти желтыми.

Он также краем сознания понимал, что он раздет и погружен в бассейн самой совершенной в мире сурдокамеры, которая снаружи выглядела как обычный больничный бокс, но была раза в четыре больше.

Единственная лампочка малой мощности была выключена, ни один луч света не проникал в помещение. Неглубокий, в несколько футов, бассейн был заполнен десятипроцентным раствором сульфата магния, сообщавшим воде максимум энергетического потенциала. Все параметры камеры регулировались компьютером, температура раствора поддерживалась в диапазоне от 93° по Фаренгейту — температура, при которой тело, погруженное в жидкость, минимально ощущает гравитацию, — до 98° по Фаренгейту, при которых достигается минимальный теплообмен между телом и окружающей средой.

Шаддэк не страдал клаустрофобией. Через пару минут пребывания в сурдокамере ощущение замкнутого пространства полностью улетучилось.

Теперь он был лишен всякого влияния извне — зрительного, слухового, почти полностью — вкусового; он не ощущал запаха, прикосновений, собственного веса, времени, пространства — теперь он мог позволить своей мысли преодолеть притяжение бренной плоти и устремиться к прежде недосягаемым вершинам творческих озарений, к рассмотрению идей, сложность которых не позволяла к ним подступиться в обычном состоянии.

Даже без подавления мешающих раздражителей он был гением. Гением называл его журнал «Тайм», и, значит, это должно быть правдой. Он создал компанию «Микротехнология новой волны», превратив ее из маленькой фирмы с двадцатью тысячами первоначального капитала в гиганта с трехсотмиллионным годовым оборотом, он разработал и внедрил суперсовременную микротехнологию.

Однако на этот раз Шаддэк вовсе не собирался концентрироваться на проблемах текущих исследований.

Он использовал эту камеру для отдыха, а также для погружения в призрачный мир видений, который всегда околдовывал и возбуждал его.

Вот что предстало перед его мысленным взором в этот вечер.

Он видел тонкую нить, связывающую его с действительностью, а кроме того, ощущал себя внутри гигантской работающей машины, по своим размерам сравнимой разве что со Вселенной. Видение казалось сном, но было бесконечно ярче и отчетливее любого сна. Он был подобен пылинке внутри освещенного странным светом огромного воображаемого механизма. Он двигался среди массивных перегородок, гигантских опор для вращающихся осей, приводных ремней; миллионы поршней двигались в клапанах и передавали движение гигантским кривошипно-шатунным механизмам, а те, в свою очередь, — маховикам различных размеров. Гудели сервомоторы, грохотали компрессоры, через искрящиеся переключатели и миллионы проводов электрический ток поступал в самые удаленные уголки машины. Но для Шаддэка самым возбуждающим в этой картине было удивительное соединение сложнейшей механики с органической тканью: среди цилиндров, поршней, ремней и алюминиевых патрубков были видны части живого существа, работающие в одном ритме с машиной. Незримый конструктор подключил к механизму человеческие сердца, неустанно пульсирующие, одни из них гнали кровь по артериям, другие — машинное масло. В других частях механизма работали тысячи легких, они служили фильтрами и воздушными насосами; сухожилия и живая плоть сочленяли сложные переплетения труб и шлангов, обеспечивая гибкость и надежность, недоступные для механических соединений.

Все самое лучшее от природы и от машины было собрано в единую, совершенную структуру. Очарованный этим совершенством, Томас Шаддэк путешествовал по бесконечным коридорам своей мечты и не понимал — или ему было безразлично, — какая функция у этой машины, что она производит. Он был в возбуждении от эффективности конструкции, продуманности соединений органического и неорганического, и неважно, зачем все это.

Всю свою жизнь, сорок один год сознательного существования, Шаддэк боролся против ограниченности человеческих возможностей, используя свою волю и свой ум для того, чтобы подняться над жалким уделом человеческого рода. Он хотел быть выше людей. Он хотел обладать всемогуществом Бога и управлять не только своим будущим, но и будущим всего человечества. Здесь, в сурдокамере, увлеченный зрелищем кибернетического совершенства, он был ближе к желанным метаморфозам, чем когда-либо в реальной жизни, и это придавало ему силы.

Однако видения были для него не только интеллектуальным стимулятором и эмоциональной поддержкой, он находил в них и мощный эротический заряд. Плавая в недрах полуорганического существа, видя его толчки и пульсации, он сдавался оргазму, который ощущал не в своих гениталиях, а во всем теле, в каждой его клеточке; он не осознавал, что от оргазма содрогается его тело, он находил удовольствие лишь в ощущениях своего раскрепощенного духа. Темную воду бассейна прорезали несколько беловатых нитей его спермы.

Несколько минут спустя таймер сурдокамеры включил внутренний свет, затем раздался приглушенный сигнал срочного вызова. Шаддэка вызывали из его мечты в реальную жизнь Мунлайт-Кова.

Глава 11

Глаза Крисси привыкли к темноте, и теперь она могла легче ориентироваться в незнакомой местности.

Выбравшись из ущелья, она отправилась через лес на юг, миновав два огромных кипариса, которые возвышались над обрывом. В отличие от своих прибрежных собратьев эти гиганты были прямыми и стройными, морские ветры не искорежили их стволы, не скрутили ветви. Крисси даже прикинула, не спрятаться ли ей в этих ветвях от своих преследователей, но не решилась, так как они могли учуять ее или обнаружить каким-то иным образом, и тогда ей конец — с дерева не убежишь.

Вскоре она бегом добралась до лесной поляны, тропа шла под уклон, сюда прорывался ветер с моря и трепал ее волосы. Сквозь туман еще пробивался лунный свет, невысокая сухая трава блестела под ним, будто схваченная заморозками.

Отсюда, с этой поляны, она заметила вдалеке, на автомагистрали, фары грузовика, он весь сверкал огнями, как рождественская елка. Но от мысли выйти на шоссе она отказалась сразу — там могли попасться только водители дальних рейсов, которые вообще не знают ее и не поверят ей. Кроме того, по телевидению и из газет она все время узнавала о зверских убийствах на таких дорогах, и в уме сразу же возник заголовок из газеты:

ЮНАЯ ОСОБА УБИТА И СЪЕДЕНА КАННИБАЛАМИ В ГРУЗОВИКЕ МАРКИ «ДОДЖ»; ЕЕ СЪЕЛИ С ГАРНИРОМ ИЗ БРОККОЛИ И ПЕТРУШКИ; КОСТИ ИСПОЛЬЗОВАЛИ ДЛЯ СУПА.

Местное шоссе было гораздо ближе, но на нем не было видно ни одной машины. Туда тоже не стоит соваться, наверняка наткнешься на Такера с его «Хондой».

Опять эти странные крики сзади, и вроде бы воют все три существа. Значит, и Такер с ними. Попробовать все-таки выйти на шоссе?

Эти мысли бились у нее в голове, когда она пересекала поляну. Она еще не решила, куда сворачивать, а жуткие крики уже раздались совсем близко. Словно свора гончих псов гналась за ней по следу. Внезапно Крисси споткнулась и поняла, что падает. Показалось, что в бездну. Однако это была всего лишь дренажная канава восьми футов шириной и шести футов глубиной. Слава Богу, она ничего себе не сломала. Злобные завывания становились все громче, теперь в них появился оттенок бешенства и была нота жалости, голода.

Крисси попыталась выбраться из ямы и тут заметила слева от себя широкую трубу, которая являлась продолжением канавы. Труба уходила под землю, Крисси размышляла, не воспользоваться ли ей этим ходом?

Лунный свет заглядывал в бетонное жерло трубы. По этой трубе, наверное, скатывается дождевая вода с дороги, сообразила Крисси. Надо быстрее решать. Очень мало шансов добраться невредимой до деревьев на другой стороне поляны. В то же время опасно прятаться в трубе — она может загнать себя в тупик, и ей некуда будет деваться. То же самое, что прятаться на дереве. Однако делать нечего — придется рисковать.

До входа в трубу было рукой подать. Труба была широкой, фута четыре в диаметре, приходилось лишь слегка пригибать голову. Однако через несколько шагов ей пришлось остановиться: ужасающий смрад перехватил ей горло тошнотой.

В тоннеле разлагался чей-то труп. В темноте его не было видно, да это и к лучшему, так как вид вполне мог быть пострашнее запаха. Видимо, какое-то больное животное забрело сюда и погибло.

Устремившись обратно, Крисси жадно ловила глотки свежего воздуха.

С северной стороны она услышала завывания, от которых буквально волосы вставали дыбом.

Они уже совсем близко, в двух шагах от нее.

Выбора нет, надо скорее снова бежать в трубу. Одна надежда, что этот смрад собьет их с толку и они не обнаружат ее.

Десять ярдов по покатому полу трубы. Вдруг нога попадает во что-то мягкое и липкое. Так и есть, она вляпалась в это месиво, тошнотворный запах ударил прямо в лицо.

— О черт!

К горлу подступила тошнота, но Крисси пересилила себя. Пройдя дальше по трубе, она долго очищала туфли о бетонный пол.

Теперь вперед, и как можно быстрее. Продвигаясь на полусогнутых ногах, пригнувшись, она представила себе, что выглядит как тролль, пробирающийся своим подземным ходом.

Через шестьдесят футов она остановилась, присела и взглянула назад, откуда пришла. Круглый вход в трубу светился бледным светом, ночь отсюда казалась не такой темной, как снаружи.

Было тихо.

Через дренажные решетки, которые находились на поверхности земли, в трубу проникал легкий ветерок, он отгонял смрад к выходу. Воздух там, где она стояла, был пропитан лишь сыростью и плесенью.

Тишина охватила ночь.

Крисси, затаив дыхание, прислушивалась.

Ничего.

Она проползла еще несколько футов.

Тишина.

Стоит ли дальше углубляться в трубу? Может быть, здесь есть змеи? Для них место лучше не придумаешь — тепло, не то что на сыром холодном воздухе.

Тишина.

Где ее родители? Такер? Ведь всего минуту назад они были совсем рядом, пугающе близко.

Безмолвие.

Здесь, на прибрежных холмах, водились гремучие змеи, правда, в это время года они уже впадали в зимнюю спячку. Что, если у них здесь гнездо?

Зловещая тишина так действовала на нервы, что Крисси захотелось закричать, разорвать это странное молчание ночи.

Но пронзительный крик раздался снаружи и прокатился эхом по трубе, отражаясь от стен со всех сторон, словно ее преследователи появлялись одновременно отовсюду, даже из-под земли.

Призрачные фигуры нырнули в канаву совсем рядом с трубой.

Глава 12

Сэм обнаружил мексиканский ресторан на Серра-стрит, в двух кварталах от мотеля. Судя по аромату, доносящемуся с кухни, готовили здесь неплохо. Смесь запахов служила живой иллюстрацией к книге кулинарных рецептов Хозе Фелициано: мексиканский красный перец, бурлящий, горячий chorizo, сладкое благоухание лепешек, выпеченных из masa harina, сладкий перец, острый режущий запах jalapeno chiles, лука…

Семейный ресторан Пересов был столь же непритязателен, сколь и его название. Это было обычное прямоугольное помещение с синими виниловыми кабинками вдоль стен, со столами посередине и кухней в глубине. В отличие от заведения Берта Пекема, бара «Рыцарский мост», здесь не жаловались на недостаток клиентов. Ресторан был заполнен до отказа, пустовал лишь один столик на две персоны, к нему и подвела Сэма девочка-официантка.

Официанты и официантки носили джинсы и свитера, правда, на всех еще были белые передники. Сэм не стал спрашивать «Гиннес»: в мексиканских ресторанах его обычно не держали, но зато здесь имелось пиво «Корона», которое вполне подходило к хорошей еде.

Еда была очень хорошей. Конечно, не высший класс, но очень недурно для приморского городка в три тысячи жителей. Кукурузные чипсы они готовили сами, сальса была жирной и толстой, а суп из альбондигас был наварист и наперчен так, что Сэма бросило в жар. Когда же подали крабов энчиладас в томатном соусе, он был уже наполовину убежден, что ему стоит переехать на жительство в Мунлайт-Ков, и как можно быстрее, даже если для получения средств на пенсию придется ограбить банк.

Когда восхищение от кухни улеглось, он начал обращать внимание на своих соседей по ресторану, а не только на то, что находится у него в тарелке. Не сразу, но он заметил кое-какие странности в посетителях.

В зале было на удивление тихо, хотя здесь сидело не менее восьмидесяти-девяноста человек. Хорошие мексиканские рестораны с их изысканной кухней, обилием пива и крепких спиртных напитков всегда были местом для раскрепощения общения.

В ресторане Переса, однако, оживление царило лишь за несколькими столиками. Остальные клиенты поглощали пищу молча.

Опорожнив бокал и наполнив его снова пивом из принесенной бутылки, Сэм принялся изучать молчаливых едоков. В правой части комнаты, в кабине у стены, сидели трое мужчин средних лет, поглощая такое, энчиладас и гиминчагас, поглядывая на еду, на соседей, в пространство, но храня при этом полное молчание. По другую сторону в кабинке сидели две молодые парочки и уничтожали двойные порции аппетитной снеди с приправами, ни разу не прервавшись для того, чтобы обменяться шуткой или посмеяться. Их увлеченность едой казалась Сэму очень странной, и чем больше он смотрел на них, тем больше в этом убеждался.

Люди всех возрастов, сидевшие группами или поодиночке, сконцентрировались на еде. Они ели приправы, супы, салаты, десерт; покончив с этим, они требовали «еще парочку такое», «еще бурито», не забывая заказать мороженое и пирог. Они беспрерывно жевали, по щекам ходили желваки, мощные челюсти не останавливались ни на минуту. Некоторые вообще не закрывали рта. Сэм даже явственно расслышал эту мощную работу челюстей. Люди раскраснелись от перченого соуса, но ни один из них не обронил: «Ух, печет, как огнем!» или «Пальчики оближешь!»; никто не перебросился ни одним словом со своими сотрапезниками.

Самое интересное, что на фоне немногочисленных, мирно болтающих друг с другом за едой посетителей ненасытные молчуны совсем не привлекали к себе постороннего внимания. Очень многие не умели вести себя за столом, примерно четвертая часть посетителей ресторанов вызовет шок у преподавателя хороших манер, но маниакальное обжорство у такого множества людей поразило Сэма до глубины души. Вероятно, подумал он, люди наблюдают такую картину каждый деньи поэтому из вежливости не обращают на обжор никакого внимания.

Может быть, прохладный морской воздух способствует такому зверскому аппетиту? Может быть, какие-то неизвестные ему страницы из истории Мунлайт-Кова могли бы пролить свет на этот странный феномен поведения за столом?

Для социолога ответ на подобный вопрос представлял бы несомненный интерес, но у Сэма от вида этих прожорливых существ лишь пропадал аппетит, и он решил не обращать больше на них никакого внимания.

Только закончив ужин и положив деньги на стол в уплату счета, он решил еще раз взглянуть в зал, и еще одна деталь поразила его — никто из обжор не пил ни пива, ни крепких спиртных напитков. На их столах стояла только вода со льдом или кока-кола, некоторые пили молоко стакан за стаканом, хотя по их виду никак нельзя было сказать, что они трезвенники. Не будь он полицейским, он не стал бы делать таких категорических выводов, но Сэм-то в этом разбирался, его научили определять наклонности человека.

Тут он вспомнил пустовавшую таверну «Рыцарский мост».

Что это за религиозная секта, которая учит своих последователей воздерживаться от спиртного и быть невоздержанными в еде?

Сэм не припоминал ничего подобного.

Он уговаривал себя не обращать внимания на эти странности. Это вполне могла быть простая эмоциональная реакция на необычное поведение нескольких людей. Вот и все. Просто они сидели перед ним, и он принял их обжорство за общую черту всех местных жителей. Он ведь не ходил по ресторану, не заглядывал каждому в лицо. Однако, пробираясь к выходу, он все-таки обратил внимание на столик, за которым сидели три привлекательные, хорошо одетые женщины. Все три были поглощены едой, не разговаривали, уперлись взглядом в свои тарелки; у двух висели кусочки пищи на подбородке, но они не обращали на это никакого внимания; третья ела столь же неопрятно, и кукурузные чипсы усеяли весь ее голубой свитер. Она как будто вскармливала себя, чтобы затем отправиться на кухню, залечь в печь и самой превратиться в пищу.

Сэм был счастлив, что выбрался наконец на свежий воздух.

Разгоряченный едой и духотой в ресторане, он был бы рад снять с себя куртку, но не мог, так как под ней была спрятана кобура с револьвером. Зато он наслаждался туманом и освежающим ночной воздух ветром, дующим с запада.

Глава 13

Крисси увидела, как они спускаются в дренажную канаву, и на мгновение ее посетила надежда — они просто переберутся через препятствие и уйдут дальше к лесу. Но одна из фигур повернула ко входу в трубу. Быстрые, волчьи прыжки. В темноте мелькали лишь тени, Крисси с трудом осознавала, что эти существа — ее отец, мать и Такер. Но кто еще мог за ней гнаться?

Проникнув в бетонный туннель, хищник начал вглядываться во мрак. Янтарно-желтые глаза источали сияние.

Как далеко может видеть он в темноте? Наверное, видит ее, сидящую в восьмидесяти-ста футах. Для того чтобы различить что-нибудь на таком расстоянии, надо обладать сверхъестественным зрением.

Существо смотрело прямо на нее.

Но кто сказал, что это не сверхъестественные создания? Может быть, ее родители превратились в оборотней?

От этой мысли пот выступил на лбу. Одна надежда, что смрад от трупа собьет их с толку.

Хищник осторожно приближался, его туловище закрыло почти весь просвет тоннеля.

Он тяжело дышал, звук усиливало эхо. Крисси же старалась почти совсем не дышать, чтобы не обнаружить себя. Неожиданно в тоннеле раздался голос, причитающий, шепчущий; поток слов сливался в одно целое:

— Крисси, ты здесь? Ты здесь? Иди, Крисси, ко мне, иди, иди. Ты нужна мне, Крисси, нужна, нужна. Крисси, моя Крисси.

Кто может так странно причитать, так выть? Крисси представила себе нечто среднее между волком, ящером, человеком. Наверное, это даже страшнее, чем можно себе вообразить.

— Помочь, тебе надо помочь, помочь, иди, иди ко мне, иди. Ты здесь? Здесь?

Хуже всего было то, что этот животный, шепчущий голос, несмотря на всю свою странность, кого-то напоминал ей. Да, это был голос ее матери. Он страшно изменился, но это был ее голос.

К ужасу Крисси примешивалась боль, которой она сначала не могла понять. Да, это была боль от потери, она потеряла мать и молила, чтобы все вернулось, чтобы рядом с ней была ее прежняя мать. Будь у нее серебряное распятие — такие показывают в фильмах ужасов, — она не побоялась бы, подошла к этому существу и потребовала бы от темных сил покинуть ее мать. Может, распятие и не помогло бы — в жизни все не так просто, как в фильмах, к тому же перемены в ее родителях выглядят гораздо более невероятными, чем все эти чудеса с вампирами, оборотнями и демонами из ада; Но, будь у нее распятие, она попыталась бы.

— Смерть, смерть, запах смерти, смрад, смерть.

Та, кто недавно была ее матерью, приближалась к месту, где лежал труп животного. Тускло блестящие глаза разглядывали падаль.

В тоннель спускался кто-то еще.

Звук шагов, такой же жуткий голос.

— Она здесь? Она здесь? Что нашла, что?

— …енот…

— Что, что?

— Мертвый енот. Падаль.

Крисси вдруг вспомнила, что на том месте могли остаться следы ее ног.

— Крисси? — Это второй голос.

Голос Такера. Значит, отец ищет ее в другом месте.

Оба существа не стояли на месте и странно подергивались. Время от времени раздавалось какое-то странное скрежетание о бетонные стены тоннеля. У них когти?

В их голосах была паника. Нет, не паника, они явно ничего не боялись. Звучало бешенство, сумасшествие. Будто какой-то механизм, работающий внутри их на огромных оборотах, вышел из-под контроля.

— Крисси здесь? Она здесь? — спрашивал Такер. Его спутница вновь начала вглядываться в темноту тоннеля.

«Ты не видишь меня, — думала, умоляла Крисси. — Я невидима».

Сверкающие глаза словно потеряли свой блеск, светились теперь тусклым серебром.

Крисси задержала дыхание.

— Надо найти еду, еду. — Это голос Такера.

— Сначала найди девчонку, сначала найди. — Голос его спутницы.

Они разговаривали, словно животные, наделенные подобием человеческой речи.

— Сейчас, сейчас, жжет, жжет, еда, сейчас. — Такер не унимался.

Крисси всю трясло.

— Еда, на лугу еда, грызуны, чувствую их, найдем, еда, сейчас, сейчас. — Это опять Такер.

Крисси почти не дышала.

— Ничего, только падаль, иди, ешь, потом искать, иди.

Оба существа покинули тоннель и скрылись.

Крисси вздохнула с облегчением.

Подождав еще немного, она углубилась дальше в тоннель в поисках бокового ответвления. Ей пришлось пройти двести ярдов, прежде чем она нашла его — это была труба вдвое меньшего диаметра. Она забралась туда ногами вперед, перевернулась на живот. Здесь она проведет ночь. Если они вернутся и попытаются что-нибудь разнюхать, она будет в безопасности, так как сквозняк втлавном тоннеле не донесет до них ее запаха.

На сердце у Крисси стало спокойнее. Они не могли обнаружить ее в тоннеле, значит, в них нет ничего сверхъестественного, они не могут все видеть и обо всем знать. Да, они страшно сильные и быстрые, они загадочны и опасны, но они тоже совершают ошибки. Скоро рассвет, и у нее есть шансы выбраться и найти помощь, не попав к ним в лапы.

Глава 14

В дверях семейного ресторана Пересов Сэм Букер взглянул на часы. Было 19:10.

Он шел по Оушн-авеню и готовил себя к разговору со Скоттом. Мысли об этом оттеснили на задний план все впечатления от ресторана, в котором посетители имели странную склонность к обжорству.

На углу Юнипер-лейн и Оушн-авеню рядом с заправочной станцией «Шелл» он нашел телефон-автомат. Часы показывали 19.30. Сэм вставил в аппарат кредитную карточку и набрал номер своего домашнего телефона в Шерман-Оаксе.

В шестнадцать лет Скотт решил, что он уже взрослый и будет во время командировок отца оставаться дома один. Сэм был другого мнения и начал приглашать в свое отсутствие Эдну, сестру своей жены. Скотт выиграл поединок — устроил для Эдны сущий ад. Сэм вынужден был отступить, чтобы не подвергать свою родственницу тяжким испытаниям.

Тогда он обучил сына способам выживания — двери и окна держать закрытыми, иметь под рукой огнетушитель, уметь спастись из любой комнаты в случае пожара или землетрясения; научил даже стрелять из пистолета. И все-таки Сэм видел в Скотте ребенка. Одна надежда на то, что его уроки не пропали даром.

Девятый гудок. Сэм уже собирался повесить трубку (вот и оправдание — не дозвонился), когда на другом конце линии раздался голос Скотта:

— Алло.

— Это я, Скотт, отец.

В трубке гремел тяжелый рок. Когда Скотт включал свою музыку, в окнах дрожали стекла.

— Может, сделаешь потише? — попросил Сэм.

— Я тебя хорошо слышу, — промямлил Скотт.

— А я тебя — нет.

— О чем говорить-то, у меня все нормально.

— Пожалуйста, сделай потише. — Сэм сделал ударение на «пожалуйста».

Раздался грохот — Скотт бросил трубку на стол. Звук уменьшил совсем ненамного, снова подошел к телефону.

— Ну?

— Как дела?

— О'кей.

— У тебя все нормально?

— Конечно, а как еще может быть?

— Я просто спросил.

— Если звонишь проверить, не устроил ли я вечеринку, можешь не беспокоиться. Не устроил.

Сэм стал считать до трех, чтобы не сорваться на крик. Вокруг телефонной будки закручивался густеющий туман.

— В школе все нормально?

— Думаешь, я туда не ходил?

— Думаю, что ходил.

— Ты мне не веришь.

— Нет, я тебе верю. — Сэм солгал.

— Ты думаешь, что я не был в школе.

— Так был или нет?

— Был.

— Ну и как там дела?

— Черт знает что. Дерьмо эта школа.

— Скотт, пожалуйста, я же просил тебя не употреблять этих слов в разговорах со мной. — Сэм почувствовал, что помимо своей воли начинает препираться с сыном.

— Извини. Сплошное занудство. — Скотт сказал это так, что трудно было понять, относится это к школе или к Сэму.

— Знаешь, здесь очень приятные места, — сказал Сэм.

Скотт промолчал.

— Лес, холмы спускаются прямо к океану.

— Ну?

Помня о советах семейного врача, с которым он и Скотт встречались вместе и по отдельности, Сэм стиснул зубы, сосчитал до трех и сделал еще одну попытку:

— Уже поужинал?

— Да.

— В школе что-нибудь задавали?

— Ничего.

Сэм, поколебавшись, решил не реагировать. Доктор Адамски мог быть доволен им — полный самоконтроль и терпимость.

На заправочной станции зажглись фонари, в густеющем тумане отблески от них множились и переливались. После паузы Сэм проговорил:

— Что сейчас делаешь?

— Я слушаю музыку.

Парень отбился от рук не в последнюю очередь из-за этой проклятой музыки. Сэму не раз приходила в голову эта мысль. Тяжелый металлический рок с его грохотом, бешенством и какофонией звуков, с его монотонностью был настолько лишен души и тела, что вполне мог сойти за музыку какой-нибудь цивилизации автоматов, перелетевших на покинутую человеком землю. На какое-то время Скотт, правда, переключился на «Ю-ту», но его не устроила в этой группе их тяга к социальным проблемам. Он снова стал слушать «тяжелый металл», причем теперь отдал предпочтение его «черной» разновидности. Эти ансамбли использовали как приманку сатанизм, и вскоре Скотт совсем ушел в себя, замкнулся и ходил мрачнее тучи. Сэм не раз набрасывался на коллекцию пластинок и разбивал их вдребезги, но потом всегда сокрушался, что не сдержал себя. В конце концов, он сам в свои шестнадцать лет увлекался «Битлз» и «Роллинг стоунз», а его родители ругали эту музыку на чем свет стоит и предрекали Сэму и его поколению плохое будущее. Но все обошлось, хотя он и слушал Джона, Пола, Джорджа, Ринго и «Роллингов». Надо быть терпимым. Сэм вовсе не хотел затыкать уши и закрывать глаза, подобно своим родителям.

— Ладно, я, пожалуй, пойду, — вздохнул Сэм. Скотт опять промолчал.

— Если будут какие-нибудь проблемы, звони тете Эдне.

— Нет таких проблем, в которых она могла бы помочь.

— Но она любит тебя, Скотт.

— Да, я понимаю.

— Она — сестра твоей матери и любит тебя как собственного сына. Ты не можешь запретить ей это. — После паузы Сэм набрал побольше воздуха и сказал: — Я тоже люблю тебя, Скотт.

— Да? И что мне делать? Умереть от восхищения?

— Нет.

— Потому что все это — ерунда.

— Я говорю как есть.

По-видимому, вспомнив одну из своих любимых песен, Скотт пропел:

Все продается,

Даже любовь.

Вечна лишь смерть.

Бога более нет.

Щелк.

Сэм подождал, слушая короткие гудки. «Превосходно». Он повесил трубку.

Отчаяние. И бешенство. Расколотил бы сейчас что угодно, избил бы кого-нибудь. Ему хотелось отомстить за украденного у него сына.

Саднящая боль под лопаткой. Он потерял сына. Невыносимо.

Он не сможет пойти сейчас в гостиницу. Для сна слишком рано, а провести два часа перед ящиком для идиотов, смотреть глупейшую комедию или драму — это уж слишком. Сэм открыл дверь кабины, в нее вполз туман и, казалось, вытащил его в ночь. Примерно час он слонялся по улицам Мунлайт-Кова, побывал и на окраинах города, где уже не было фонарей и дома с деревьями парили над туманом, словно воздушные корабли, стоящие на якоре.

Сэм шел быстро, смывая движением и холодным ночным воздухом злость, охватившую после разговора с сыном. В четырех кварталах к северу от Оушн-авеню, на Айсберри-уэй, он услышал за собой чьи-то торопливые шаги. Кто-то бежал по улице, возможно, их было трое или четверо. Звук был приглушенный, непохожий на бодрый топот ног любителей джоггинга.

Сэм обернулся, оглядел темную улицу.

Шаги смолкли.

Луна скрылась за тучами. Улицу освещал лишь свет из окон домов. Дома здесь были самых различных стилей, они выстроились между сосен и можжевельника. Место было обжитое, со вкусом обустроенное, но современных строений с большими окнами почти не было, и это усугубляло уличный мрак. Два здания были полностью скрыты во мгле, а редкие уличные фонари у домов окутал туман. Сэм, как видно, был единственным прохожим в этот час на Айсберри-уэй.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6