Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Долина Виш-Тон-Виш

ModernLib.Net / Приключения: Индейцы / Купер Джеймс Фенимор / Долина Виш-Тон-Виш - Чтение (стр. 31)
Автор: Купер Джеймс Фенимор
Жанр: Приключения: Индейцы

 

 


Потом меня спросили, какой выкуп, по моему мнению, заплатит за меня муж. Я была в большом затруднении: все наше имущество разорено индейцами, но, если я назову малую сумму, индейцы не проявят интереса, и это лишь вызовет задержку, если же назову большую сумму… Я не знала, где мы сможем достать деньги. Я сказала наугад: «Двадцать фунтов», но тут же высказала пожелание, чтобы взяли меньше. Они не стали меня слушать и послали сообщение в Бостон, что я буду освобождена за выкуп в двадцать фунтов. Письмо написал для них молящийся индеец.

Был там и другой молящийся. Он рассказал мне, что у него есть брат, который не ест конину — такой он жалостливый и мягкосердечный (хотя сущий дьявол, когда дело касается уничтожения бедных христиан). Этот индеец прочитал своему брату строки из Священного Писания, где говорится: «И был большой голод в Самарии, когда они осадили ее, так что ослиная голова продавалась по восьмидесяти сиклей серебра и четвертая часть каба голубиного помета — по пяти сиклей серебра»204. Молящийся индеец растолковал своему брату, что во время голода дозволено есть все то, что не едят в обычное время, и теперь его брат ест конину, как и все индейцы.

Был и еще один молящийся индеец, который натворил много безобразного, а потом, чтобы спастись самому, выдал в руки англичан своего отца.

Какой-то молящийся индеец участвовал в нападении на Садбери205, и в конце концов, как он того и заслуживал, его повесили. Был и такой молящийся индеец, жестокий и свирепый, который носил на шее шнурок с нанизанными на нем отрубленными пальцами христиан.

Когда индейцы напали на Садбери, один из молящихся индейцев отправился вместе с ними и взял с собой жену с ребенком, которого она привязала за своей спиной. Перед этим по-ходом индейцы собрались на nay-bay206. Все происходило следующим образом: один индеец стоял на коленях на оленьей шкуре; все остальные собрались кольцом вокруг него, ударяли по земле ладонями или палками и что-то бормотали. Рядом с тем, кто был на коленях, стоял индеец с ружьем в руках. Тот, кто стоял на коленях, произносил речь, и все выражали одобрение. Так повторялось много раз. Потом они приказали человеку с ружьем выйти из круга. Он так и сделал. Но как только он вышел, его позвали опять, а он как будто отказывался. Его начали убеждать, пока он опять не вернулся. Все сразу стали петь и дали ему еще ружье: по ружью в каждую руку. Тот, кто был на оленьей шкуре, опять произнес речь, и в конце каждой фразы все громко выражали одобрение. При этом они что-то бормотали и били руками по земле. Затем человеку с двумя ружьями опять приказали выйти из круга. Он вышел и остановился. Его позвали опять, на этот раз очень настойчиво, но он стоял, покачиваясь, будто не знал, что ему делать и куда идти. Его звали все настойчивее и требовательнее. Постояв какое-то время, он повернулся и, шатаясь, пошел, вытянув руки и держа в каждой руке по ружью. Как только он вошел в круг, все очень обрадовались и опять стали петь, а потом тот, кто был на оленьей шкуре, произнес речь, и снова все криками выразили одобрение. Так закончилась эта церемония, после которой они отправились на битву в Садбери.

Я полагаю, индейцы нисколько не сомневались в том, что вернутся с великой победой. Они хвастали, что убили двух капитанов и около ста солдат. Одного англичанина привели с собой, и он подтвердил, что индейцы натворили достаточно бед в Садбери, так что все оказалось правдой. Но индейцы вернулись без своего обычного шумного торжества, которое всегда проявляли, а скорее (по их собственному выражению) как «собаки, потерявшие уши». Я не думаю, что причиной тому были их собственные потери. По их словам, они потеряли пять-шесть человек. Я не заметила, чтобы кого-нибудь среди них не хватало. Когда они отправлялись в поход, казалось, сам дьявол заверил их в победе, а теперь они вели себя так, будто он предсказывал им поражение. Так оно было на самом деле или нет, этого я не могу сказать, но вскоре дела их пошли хуже. Так продолжалось в течение всего лета и закончилось полным поражением.

Боевой отряд вернулся из Садбери в воскресенье, и тот индеец, который стоял на оленьей шкуре, был чернее самого дьявола (я нисколько не преувеличиваю). Мой хозяин, вернувшись, попросил меня сшить рубашку для его малыша из наволочки с голландскими кружевами. Приблизительно в это же время один индеец пригласил меня в свой вигвам и угостил свининой с земляными орехами. Когда я ела, другой индеец сказал, что, похоже, этот индеец мой добрый друг, но в Садбери он убил двух англичан, и за моей спиной лежит их одежда. Я оглянулась и увидела окровавленную одежду, пробитую пулями. Господь, однако, не допустил, чтобы этот негодяй причинил мне боль. Напротив, и он, и его скво много раз (пять или шесть) кормили меня, поддерживая мое бренное тело. Стоило мне в любое время зайти в их вигвам, и они всегда давали мне что-нибудь поесть, хотя это были совершенно чужие мне люди.

Однажды какая-то скво дала мне кусок свежей свинины, немного соли и свою сковородку, чтобы поджарить мясо. До сих пор не могу забыть, каким восхитительным показалось мне это блюдо! Как мало мы ценим повседневные радости, когда они окружают нас постоянно.

Переход двадцатый207

Натворив бед и не желая, чтобы их обнаружили, индейцы, по своему обыкновению, переходили сразу на другое место. Так они поступили и на этот раз. Когда мы прошли около трех-четырех миль, индейцы остановились и стали сооружать огромный вигвам, который мог бы вместить не менее ста человек. Они готовились ко дню великой пляски. Между собой они говорили, что губернатор так разозлится из-за потерь в Садбери, что не пришлет больше вестей о пленных. Это меня взволновало и очень опечалило.

Недалеко от того места, где я теперь находилась, была и моя сестра. Узнав, что я здесь, она попросила, чтобы ее хозяин разрешил ей повидать меня. Он согласился и хотел пойти вместе с ней, но она быстро собралась и ушла раньше. Она уже прошла больше мили, когда хозяин нагнал ее, стал бранить как ненормальный и заставил вернуться под дождем назад, так что я не видела сестру до нашей встречи уже в Чарлзтауне. Однако Господь воздал им за многие из совершенных ими зол, и этого индейца (хозяина моей сестры) потом повесили в Бостоне.

Вскоре индейцы стали собираться со всех сторон в ожидании дня обрядовых плясок. Вместе с ними появилась и миссис Кеттл. Я пожаловалась, что у меня очень тяжело на сердце. «И у меня тоже, — сказала миссис Кеттл и тут же добавила: — Надеюсь, скоро мы услышим добрые вести».

Я знала, как хотела меня видеть моя сестра, и мне самой очень хотелось повидаться с ней, но не представилось возможности. Моя дочь тоже находилась недалеко от меня, не дальше мили, и я не виделась с ней уже девять или десять недель, а свою сестру не видела с того дня, как нас взяли в плен. Я просила, чтобы мне разрешили повидать их обеих; да, я уговаривала, умоляла, но индейцы были так жестоки, что не дали мне этого сделать. Они использовали всю свою деспотическую силу, пока это было в их власти, но благодаря милости Божьей их время подходило к концу.

В воскресенье после полудня прибыл мистер Джон Хоур, который предпринял эту поездку по своей доброй воле и с разрешения Совета. С ним приехали Том и Питер, о которых я уже говорила раньше. Они доставили третье письмо от имени Совета208. Меня в это время не было, и я их не видела, но как только я пришла, индейцы позвали меня в вигвам, велели сесть и не двигаться. Потом они схватили свои ружья и выбежали так поспешно, словно поблизости были враги. Послышались выстрелы. Я решила, что случилась большая беда. Увидев мое беспокойство, индейцы поинтересовались, в чем дело. Я ответила, что, по-моему, они убили англичанина (мне уже сообщили о его приезде), но они сказали, что с англичанином ничего не случилось: стреляли поверх его лошади, под ней и перед ее мордой, заставляя кидаться из стороны в сторону, просто чтобы показать свою силу и ловкость. Потом они дали англичанину приблизиться к вигвамам. Я попросила, чтобы разрешили мне встретиться с ним, но они отказали, и я вынуждена была повиноваться. Когда индейцы поговорили с англичанином сколько им хотелось, они разрешили мне пойти к нему. Мы стали расспрашивать друг друга обо всем, что нас интересовало, я спросила о своем муже и друзьях. Мистер Хоур сказал, что все здоровы и будут рады меня видеть. Среди вещей, присланных моим мужем, был фунт табаку, который я продала за 9 шиллингов, потому что многие индейцы, не имея табака, курили тсугу или будру плющевидную. Жестоко ошибаются те, кто может подумать, что я сама просила прислать табак. С Божьей помощью этот соблазн я преодолела.

Я спросила индейцев, можно ли мне вернуться домой вместе с мистером Хоуром. Они ответили: «Нет!» Мы легли спать, так и не дождавшись иного ответа. Наутро мистер Хоур пригласил сагаморов на обед, но, когда мы собрались приготовить угощение, оказалось, что индейцы украли из мешков мистера Хоура большую часть продуктов. Даже в этом одном случае видно проявление божественной силы Господа: нас окружало множество индейцев, жадных до хорошей еды, в то время как англичан было только двое — мистер Хоур и я. Индейцы легко могли проломить нам головы и взять все, что было в мешках: не только продукты, но и ткань, которая являлась частью двадцати фунтов, назначенных для выкупа. Вместо этого они сами, казалось, были смущены случившимся и сказали, что все это сделал какой-то плохой индеец. О, можно ли даже предположить, будто есть что-то невозможное для Господа! Он явил свое могущество, подобно тому, как явил его Даниилу, брошенному в ров с голодными львами209.

Мистер Хоур немедля позвал индейцев на обед, но они ели очень мало, потому что были заняты подготовкой и переодеванием к обрядовым пляскам. Их должны были исполнять восемь человек: четверо мужчин и четыре женщины. Мой хозяин с хозяйкой тоже участвовали в плясках. Хозяин надел льняную рубашку с великолепными кружевами, нашитыми внизу; на нем были белые чулки, серебряные пуговицы; его подвязки были унизаны шиллингами; на голове и плечах — низки вампума210. Наряд хозяйки был сшит из кёрзи211 и украшен низками вампума до самой поясницы; руки от локтей до запястий унизаны браслетами, на шее несколько рядов бус, а в ушах разнообразные украшения. Тонкие красные чулки и белые туфли завершали наряд. Волосы ее были напудрены, а лицо покрыто красной краской. Так были одеты все, кто участвовал в плясках. Двое индейцев пели и стучали по котелку — это была их музыка. Танцоры все время подпрыгивали один за другим; посередине на угольях подогревался котелок с водой, чтобы они могли время от времени утолять жажду. Так продолжалось почти до самой ночи. Танцуя, они бросали вампум в стоявших вокруг зрителей. Когда совсем стемнело, я опять спросила, можно ли мне отправиться домой, и мне опять ответили: «Нет! » Я смогу уйти только в том случае, если за мной приедет муж.

Мы уже легли спать, когда мой хозяин вышел из вигвама и через некоторое время прислал индейца по имени Джеймс-Печатник212, который сказал, что мой хозяин обещает разрешить мне завтра уйти домой, если мистер Хоур даст бутылку спиртного. Тогда мистер Хоур позвал своих индейцев, Тома и Питера, и попросил их вместе с Джеймсом-Печатником пойти к моему хозяину. Он хотел, чтобы тот повторил свое обещание перед этими тремя людьми. Если он это сделает, то получит виски. Мой хозяин обещал, и мистер Хоур передал для него бутылку спиртного. Тогда Филип213, почуяв, что тут можно поживиться, подозвал меня и спросил, чем я заплачу ему за добрую весть и как отблагодарю, если он замолвит за меня словечко. Я спросила, что он хочет. Филип быстро ответил: «Две куртки, двадцать шиллингов, полбушеля кукурузы и табак». Поблагодарив его за такую заботу обо мне, я сказала, что добрая весть известна не только хитрому лису, но и мне самой.

Мой хозяин неожиданно с шумом ворвался в вигвам и потребовал мистера Хоура, заявив, что хочет выпить за его здоровье. Он был уже изрядно пьян и вел себя очень странно: то пил за здоровье мистера Хоура, говоря, что тот хороший человек, то твердил, что его надо повесить. Потом он позвал меня. Я боялась услышать, что он скажет, но вынуждена была повиноваться. Он выпил и за мое здоровье, не проявив никакой грубости. Вообще это был первый индеец, которого я видела пьяным за все время моего пребывания среди них. Наконец его скво выскочила из вигвама, и он бросился за ней; они обежали вокруг жилища — монеты на одежде звенели и били его по коленям. Жена все-таки ускользнула от него; тогда он отправился к своей старой скво, так что, слава Богу, нас в ту ночь больше никто не беспокоил.

Я никак не могла уснуть, хотя, можно сказать, не спала три ночи подряд. Накануне того дня, когда пришло письмо от Совета, меня переполняли страх и беспокойство. Господь часто оставляет нас в неведении, когда освобождение уже близко. Да, в то время я не находила покоя ни днем, ни ночью. На следующую ночь меня охватила безмерная радость: мистер Хоур прибыл с такими добрыми вестями! На третью ночь я была совершенно поглощена мыслями о возможном возвращении домой и о том, что, уезжая, оставляю в этих диких краях своих детей. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз.

Во вторник утром индейцы собрали свой, как они называют, Высший Совет, чтобы решить, могу ли я вернуться домой. Все, как один, дали согласие, кроме Филипа, который не соизволил явиться.

Прежде чем продолжить свой рассказ, я хотела бы отметить несколько знаменательных случаев проявления Божественного Провидения, на которые я обратила особое внимание за время моих бедствий в плену.

1. Мне хотелось бы сказать о благоприятной возможности, упущенной англичанами во время длительного перехода вскоре после сражения за форт, когда наша армия была так многочисленна и, преследуя неприятеля, могла бы захватить и уничтожить многих врагов. Индейцы так нуждались в провизии, что наши люди легко могли бы обнаружить их по следам, оставленным в земле, когда они вынуждены были задерживаться, чтобы выкапывать земляные орехи. Я считаю, что наша армия, тоже нуждаясь в провианте, должна была прекратить преследование и вернуться, ибо уже на следующей неделе враги напали на наш город, подобно медведям, лишившимся своих детенышей, или стае голодных волков, раздиравших нас и наших детей, словно ягнят. Но что тут скажешь?! Как видно, Господь, явив Свою святую волю, предоставил Своему народу самому справляться с бедой. «Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?»214 Они «… не болезнуют о бедствии Иосифа. За то ныне пойдут они в плен во главе пленных… »215. На то воля Господа, и для нас она священна.

2. Не могу не вспомнить, как индейцы высмеивали медлительность и нерасторопность английской армии. После разрушения Ланкастера и Медфилда я, уже пленницей, отправилась в путь вместе с индейцами, и они спрашивали меня, как я думаю, когда английская армия начнет их преследовать? Я ответила, что не знаю. «Может, в мае! » — сказали они. Так индейцы издевались над нами, намекая на то, что англичанам потребуется несколько месяцев, чтобы подготовить наступление.

3. Я уже упоминала раньше о том, что английская армия, пополнив провиант, была послана преследовать врага. Индейцы, зная это, отступали, пока не подошли к Бакуог-Ривер. Они благополучно переправились через реку, тогда как для англичан это оказалось невозможным. Я не могу не восхищаться чудесным Провидением Господним, сохранившим язычников и обрекшим нашу бедную страну на дальнейшие бедствия. Множество индейцев смогло переправиться на другой берег, но англичане вынуждены были остановиться. И в этом была воля Господа.

4. Считалось, что лишить индейцев их урожая кукурузы — значит обречь на голодную смерть. Поэтому вся кукуруза, которую удавалось найти, уничтожалась, а сами индейцы изгонялись из тех мест, где у них были небольшие запасы. Индейцев вытесняли в глушь, в леса, но даже посреди зимы Господь чудом сохранил их для своих божественных предначертаний и ради уничтожения еще многих англичан! Господь удивительным образом оберегал их! За все время моей жизни среди индейцев я не видела ни одного мужчины, ни одной женщины или ребенка, которые умерли бы от голода. Хотя им не однажды приходилось есть то, к чему не притронулись бы ни свинья, ни пес, тем не менее этим Господь укрепил их, и они стали бичом для Его же народа.

Основную пищу индейцев составляют земляные орехи. Едят они и лесные орехи, желуди, клубни и коренья различных сорняков и других растений, названий которых я не знаю.

В случае нужды они разыскивают старые кости, разделяют их в суставах и, если там полно червей и личинок, держат их над огнем, пока все паразиты не вылезут, потом варят и пьют этот отвар, а суставы дробят в ступе и едят. Едят они также конские уши и кишки; всяких диких птиц, каких только смогут поймать, а также медведей, оленей, черепах, лягушек, белок, собак, скунсов, гремучих змей и даже древесную кору, а кроме того, разумеется, все, что им удастся украсть у англичан. Я могу только восхищаться могуществом Господа, который обеспечивает существование такого множества наших врагов в этих диких краях, где они обречены на полуголодную жизнь. Не раз мне приходилось видеть, как утром они съедали все, что у них было, и все-таки, когда возникала необходимость, еда находилась. «О, если бы народ мой слушал Меня, и Израиль ходил Моими путями! Я скоро смирил бы врагов их и обратил бы руку Мою на притеснителей их!»216 Однако порочным поведением и упрямством в своей неправоте мы погрешили против Бога и так Его разгневали, что Он, вместо того чтобы обратить Свою руку против врагов, оберегает и питает их, и они становятся бичом страны.

5. Я хотела бы отметить еще и другую необычность в Провидении Господнем: внезапный поворот событий, когда индейцы были на высоте положения, а англичане в самом низу. Я пробыла среди врагов одиннадцать недель и пять дней, и ни одной недели не прошло без того, чтобы ярость врага не выливалась в нападениях и разрушениях огнем и мечом того или другого места. Они оплакивают свои потери (покрыв лица черной краской) и в то же время торжествуют и радуются своей бесчеловечной, а порой прямо-таки дьявольской жестокости по отношению к англичанам. Они хвастают своими победами, заявляя, что за два дня уничтожили такого-то капитана с его отрядом в таком-то месте, другого капитана и его отряд — в другом месте, а третьего капитана с его солдатами — в третьем месте; хвастают тем, что разрушили много городов, и тут же с издевкой замечают, что сделали доброе дело, так быстро отправив англичан на небеса. Они говорят, что летом проломят всем негодяям головы, прогонят их в море или заставят бежать из страны, полагая при этом, конечно, подобно Агату, что для них «горечь смерти миновала»217. Язычники вообразили, что все принадлежит им, а бедные христиане в это время совсем потеряли надежду и стали все чаще обращаться к Богу, глаза их направлены к небесам и слова искренни: «Помоги, Господи, а не то мы погибнем!» Когда по воле Господа люди дошли до такого состояния, что не видят нигде ни помощи, ни спасения, кроме как в Нем самом, тогда Господь берет решение спора в свои руки. И хотя индейцы воображают, что в то лето приготовили для англичан яму, глубокую, как преисподняя, Господь низверг в эту яму их самих. И не было у Господа столько путей, чтобы сохранить их, сколько у Него есть теперь, чтобы их уничтожить.

Но вернусь к рассказу о моем возвращении домой. В этом тоже проявилось чудесное вмешательство Провидения. Вначале все индейцы были против и говорили, что отпустят меня только в том случае, если за мной приедет муж. Но потом, когда все согласились отпустить меня, казалось, даже обрадовались; кто просил прислать ему муки, кто — табаку, кто пожимал мне руку, предлагая капюшон или шарф в дорогу. Никто не возражал и не пытался остановить. Так Господь ответил на мои мольбы и на мольбы тех, кто просил Его за меня.

Однажды во время моих странствий ко мне подошел индеец и предложил бежать вместе с ним и его женой. «Нет! — сказала я. — Бежать я не хочу. Я дождусь часа, назначенного Господом, когда спокойно, без страха смогу вернуться домой». И вот теперь Господь исполнил мое желание. О, чудесное могущество Господа, которое мне довелось увидеть и испытать на себе! Что пришлось мне пережить… Я была среди ревущих львов и свирепых медведей, которые не боятся ни Бога, ни человека, ни дьявола; была среди них и днем и ночью; один на один, и в толпе, и даже когда все спали где придется, но никто из них ни разу не сказал и не сделал ничего такого, что оскорбило бы мое целомудрие. Кто-нибудь может подумать, что я ставлю это себе в заслугу. Но я говорю, как перед Господом и во славу Его. Могущество Господа так же велико теперь, как и в те времена, когда Он сохранил Даниила во рву со львами или спас жизнь трех мужей в печи огненной218. Я сказала бы словами псалма: «Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его!»219 Мне, кого Господь спас из рук врагов, следует вознести хвалу Ему и особенно за то, что ухожу я из этого скопища сотен врагов мирно и спокойно, и ни один пес не подаст голос.

Итак, я покинула их, но сердце мое обливалось кровью больше, чем в то время, когда я жила среди них и меня одолевал страх, смогу ли я когда-нибудь вернуться домой.

Солнце уже начало садиться, когда мистер Хоур, я и два индейца приблизились к Ланкастеру. Печальное это было зрелище. Здесь прожила я много благополучных лет среди родных и близких, но теперь не видно было ни одного христианина, ни одного уцелевшего дома. Мы направились к сохранившейся фермерской постройке и, хотя там не было ничего, кроме соломы, провели ночь благополучно. Господь хранил нас. Мы проснулись рано, отправились в путь и еще до полудня с Божьей помощью достигли Конкорда. Меня переполняли и радость и печаль. Радость от того, что я вижу так много христиан и среди них даже своих соседей. Я встретила брата и зятя (мужа моей сестры). Он спросил меня, не знаю ли я, где его жена. Бедняга! Он и не знал, что сам помогал хоронить ее. Мою сестру застрелили у самого дома, но в огне пожара тело сильно обгорело и поэтому те, кто был в Бостоне во время нападения на наш город, а потом вернулся и участвовал в захоронении мертвых, не могли ее узнать.

Печаль же не покидала меня постоянно, особенно когда я думала о том, сколько людей надеялись и мечтали (как и мои дети!) об освобождении, и я не знала, увижу ли я их когда-нибудь.

Мы запаслись продуктами, необходимой одеждой и в тот же день отправились в Бостон, где я встретилась со своим дорогим мужем. Однако мысли о наших детях, одна из которых умерла, а двое других находились неизвестно где, омрачали нашу встречу.

Еще недавно я была окружена безжалостными и жестокими дикарями, а теперь меня окружали добросердечные и сострадательные христиане. Несмотря на мое нищенское положение, меня встретили очень сердечно, и я была принята во многих домах. Симпатию и доброжелательность выказывало мне столько людей (знакомых и тех, кого я совсем не знала), что назвать их невозможно. Но Господь знает их всех и воздаст стократ за их доброту. Двадцать фунтов — цена моего освобождения — были собраны несколькими джентльменами из Бостона и миссис Ашер, чью доброту и милосердие я не могу не упомянуть.

Мистер Томас Шепард из Чарлзтауна пригласил нас в свой дом, где мы прожили одиннадцать недель. Эта семья по-отечески заботилась о нас. Там мы встретили много добросердечных друзей. Нас окружали вниманием и любовью, но тяжесть часто давила сердце: мы не могли не думать о наших детях и родственниках, которые все еще оставались в плену. Спустя неделю после моего возвращения губернатор и Совет опять послали своих людей к индейцам, и не безрезультатно: на этот раз привезли мою сестру и миссис Кеттл. То, что ни одна из них ничего не могла сказать о наших детях, было для нас тяжелым испытанием, но мы все-таки втайне надеялись снова их увидеть. Мысль об умершей дочери тяжестью лежала на моей душе, мне было больнее за нее, чем за тех, кто остался среди дикарей. Я вспоминала, как страдала девочка от ран, а я ничем не могла ей помочь, да и похоронена она среди язычников, в диком краю, далеко от христиан.

Мы не знали, что и думать; до нас доходили разные слухи: то говорили, будто они двигались в одном направлении, то в другом, то как будто прибыли в одно место, то в другое. Мы продолжали наводить справки, прислушиваться, расспрашивать, но ничего определенного не было.

Приблизительно в это время Совет объявил о всеобщем праздновании Дня благодарения. Хотя у меня оставалось немало причин для траура и у нас с мужем не было определенного плана, мы все-таки решили отправиться на восток и попытаться разузнать что-нибудь о наших детях. В пути (Господь мудро ставит все на свои места!) между Ипсуичем и Роули мы встретили мистера Уильяма Хаббарда, который сообщил, что наш сын Джозеф и сын моей сестры находятся сейчас у майора Уодрона. Я спросила у Хаббарда, откуда ему это известно. Он ответил, что ему сказал об этом сам майор.

Мы отправились дальше и достигли Ньюбери. Тамошний священник отсутствовал, и моего мужа попросили отслужить службу по случаю Дня благодарения. Муж не хотел оставаться на ночь в Ньюбери, так как намеревался сразу отправиться в Солсбери, чтобы еще что-нибудь разузнать о наших детях, но обещал вернуться утром и отслужить службу в церкви. Он сделал как обещал, а когда служба кончилась, к нему подошел какой-то человек и сказал, что наша дочь находится в Провиденсе. Поистине, милости посыпались на нас с двух сторон! Теперь с Божьей помощью исполнились драгоценные слова Священного Писания, которые так утешали меня в тяжелые минуты. Когда сердце мое готово было погрузиться в бездну, колени подгибались от слабости и я брела в долине смерти, тогда Господь подсказал мне слова утешения, а теперь их исполнил: «Так говорит Господь: „Удержи голос твой от рыдания и глаза твои от слез, ибо есть награда за труд твой, говорит Господь, и возвратятся они из земли неприятельской“»220.

Теперь мы находились между сыном и дочерью: один был на востоке, другая на западе. Расстояние до сына было ближе, и мы направились прежде к нему, в Портсмут, где встретились и с сыном, и с майором. Майор сказал нам, что сделал все возможное, но не смог добиться выкупа меньше семи фунтов, которые охотно собрали жители. Да вознаградит Господь майора и всех незнакомых мне людей за их доброту! Сына моей сестры выкупили за четыре фунта. Совет распорядился выплатить эти деньги.

Теперь, когда сын был с нами, мы поспешили к дочери. Возвращаясь через Ньюбери, мой муж прочитал в церкви воскресную проповедь, за что его щедро отблагодарили.

В Чарлзтаун мы прибыли в понедельник и там узнали, что губернатор Род-Айленда послал за нашей дочерью, чтобы позаботиться о ней, так как теперь это было в его юрисдикции. Мы приняли эту весть с большой благодарностью, но так как наша дочь находилась ближе к Рихоботу, чем к Род-Айленду, то за ней отправился мистер Ньюмен и привез ее к себе домой. В нашем бедственном положении милосердие Божье было поистине замечательно: со всех сторон призвал Он к нам на помощь друзей, хотя мы ничем не могли отблагодарить их за доброту.

Индейцы двигались в нашем направлении, поэтому ехать за дочерью было небезопасно. Однако случилось так, что опасную территорию она проехала с обозом, который доставлял провиант английской армии и хорошо охранялся, так что наша дочь благополучно прибыла в Дорчестер, и там мы ее встретили. Да будет благословен Господь, ибо могущество Его велико и Он творит то, что есть благо!

Возвращение нашей дочери из плена произошло следующим образом. Однажды она с корзиной за спиной совершала вместе с индейцами очередной переход. Индейцы шли впереди и скоро исчезли из виду — все, кроме одной скво. Она шла за этой скво до темноты, а потом обе улеглись под открытым небом прямо на голой земле. Так они шли три дня. Дочь не знала, куда идет, и не было у них ничего, кроме воды и незрелых лесных ягод. Наконец они пришли в Провиденс, где ее тепло приняли во многих домах. Индейцы часто говорили мне, что не отпустят мою дочь меньше чем за двадцать фунтов. Но вот Господь вернул ее без всякого выкупа и вручил мне второй раз. Это было благословением Божьим! Теперь исполнились и другие слова Священного Писания: «Хотя бы ты был рассеян до края неба, и оттуда соберет тебя Господь, Бог твой, и оттуда возьмет тебя… Тогда Господь, Бог твой, все проклятия сии обратит на врагов твоих и ненавидящих тебя, которые гнали тебя»221.

Так Господь вывел меня и моих родных из ужасной преисподней и снова поселил среди добрых и отзывчивых христиан. Я искренне хочу, чтобы мы оказались достойными тех благодеяний, которые нам оказали и продолжают оказывать.

Теперь, когда вся наша семья (те, кто остался в живых) собралась вместе, бостонская Южная церковь сняла для нас дом. Мы покинули семью Шепардов, которые стали нашими сердечными друзьями, и отправились в Бостон, где прожили девять месяцев. Господь не покидал нас своею милостью. Мне казалось странным поселиться в доме, где нет ничего, кроме голых стен, но, как сказал Соломон: «За все отвечает серебро»222. С помощью наших друзей-христиан в Бостоне, других городах и даже в Англии наш дом за короткое время был меблирован. Господь был так милостив к нам в беде нашей, что, не имея ни дома, ни крыши над головой, ни самого необходимого, мы ни в чем не нуждались, ибо Господь склонил к нам сердца многих людей. Как сказано: «И бывает друг, более привязанный, нежели брат»223. Сколько же таких друзей мы обрели и живем теперь среди них! Такого друга нашли мы в лице мистера Джеймса Уайткома, в доме которого жили. Истинного друга и в большом, и в малом.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37