Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В защиту богословия

ModernLib.Net / Кураев Андрей / В защиту богословия - Чтение (Весь текст)
Автор: Кураев Андрей
Жанр:

 

 


Диакон Андей Кураев
 
 
В защиту богословия
 
(Глава из книги «Оккультизм в Православии»)

 
      Богословие — «это догматика, оковы мысли, сухая и скучная схоластика, нетерпимость к чужому мнению». — Таков привычный ассоциативный ряд, возникающий в светском сознании при слове «богословие». Это верно, что богословие бывает порой скучным и формальным. Это потому, что богословие требует отчетливости, ясных формул, мыслей, а потому проводит отчетливые разграничения там, где прежде все сливалось воедино в сероватой «духовности».
      Но какова же альтернатива? Ведь теология — это, прежде всего, логика. Это разум. Богословие — это модус присутствия рациональности в иррациональном мире религии. Если из религиозной жизни мы устраняем богословие (за «догматизм», «нетерпимость» и вообще «плохое поведение»), то по выдворении смутьяна за дверь в классе остаются отнюдь не паиньки. Остаются чувства и страсти, уже не контролируемые рассудком и не поддающиеся логической рефлексии.
      Разум ищет отчетливости, а значит, ищет различений и оттенков. Он ищет ясных определений. Там, где есть определения, там есть осознание предела и есть понимание границ, которые проходят между религиозными, философскими и жизненными убеждениями людей. Там, где есть разум, там есть осознанное разнообразие. Если разум, проводящий границы, убрать из религиозной сферы, то границы останутся — но проводиться они будут уже по чисто вкусовым параметрам: «А я чувствую, что это враг», «А я ощущаю, что это ложь», «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Терпимости будет не больше. А мысли станет меньше. И контролируемости в поведении станет меньше.
      И еще больше станет обычного варварства. Ведь в людях есть религиозный инстинкт. А есть религиозная культура. Задача любой культуры — сублимировать инстинкты, сдерживать их и преображать. То, что из жизни нашей страны на десятилетия была устранена высокая культура религиозной мысли, привело к тому, что сегодня раскрепощенный религиозный инстинкт вышел из под контроля не только «госидеологии», но и из под контроля обычной разумности.
      Ныне самые примитивные формы религиозности правят бал: тотемизм и магия, шаманизм и астрология, оккультизм и колдовство…
      Одичавшее религиозное чувство, отвыкшее от дисциплины строгой мысли, убежденное в том, что веровать надо именно потому, что предмет веры абсурден (ибо именно так в советских ВУЗах объяснялся феномен веры), и с радостью бросается в любые абсурды.
      К моему величайшему сожалению, из нашей жизни ушло словечко, столь пугавшее меня в студенческие годы. Представляете, выступает студент-второкурсник на семинаре. При подготовке к докладу он прочитал полторы статьи на заданную тему, дополнил их всем неимоверным запасом своей эрудиции — и, заливаясь соловьем, открывает новые закономерности вселенной и истории и выдвигает столь ошеломляюще новые идеи, что даже Нильс Бор (с его афоризмом «Эта идея недостаточно безумна, чтобы быть истинной») не усомнился бы в их «двухсотпроцентной истинности». Если бы студенту предоставили еще две минутки — он бы, несомненно, открыл «всеобщую теорию всего». И тут этот лысый доцент скучно смотрит на тебя поверх очков и унылым голосом говорит: «Обоснуйте, коллега!»
      Какое там «обоснуйте!» — «А я так ощущаю!». «А мне вчера был голос!» — «Да ведь так сказал сам Учитель!»
      Ушли в прошлое те времена, когда христианину надо было с опаской всматриваться в научные сферы. Сегодня и церковь, и науку теснит общий недуг нашего национального бытия: воинствующий оккультизм. Так мы оказались объединены неприязнью популярного оккультного проповедника В. Налимова: «Итак, наша задача — открыть путь Космическому сознанию. Этому мешает наша культура, в частности, такие ее составляющие, как устаревшая догматизированность религии, излишняя логизированность (а потому и механистичность) науки… В других работах я уже писал об ожидании космического вмешательства в земные дела: В нынешней планетарной ситуации можно надеяться на вмешательство космических сил… Марксистско-ленинское православие не изменит социальную ситуацию».
      Символом того, что произошло с нами, для меня стал район Страстной площади. Когда-то здесь стоял Страстной монастырь. Его как «цитадель мракобесия и невежества» взорвали. Религию заменили Культурой. Площадь вместо Страстной стала Пушкинской. Вместо монастыря поставили кинотеатр «Россия». Напротив него открыли крупнейший магазин научной литературы в Москве — «Академкнигу».
      Но начались демократические 90-е годы. Поскольку Культура элитарна — она была изгнана с этих площадей. Привокзальная (по сути своей) забегаловка «Макдональдс» стала главной точкой притяжения всего района. Кинотеатр стал ночным клубом со стрип-шоу. У памятника Пушкину встала равновеликая ему рекламная пивная бутылка. А еще раньше книжный магазин закрылся на перестройку.
      Когда же я зашел в него по окончании ремонта, то был сражен запахом, встретившим меня у дверей. Нет, это не был запах свежей краски. Это был запах горящего коровьего помета (из которого делаются «ароматические палочки» индийских культов). «Академкнига» превратилась в центр торговли амулетами, книжками по магии, колдовству и «эзотерике»...
      Не «свободомыслие» приходит в массовом сознании на смену христианской догматике, а банальнейшее безмыслие. Если оставить свой религиозный инстинкт беспризорным, если кормить его чем попало и позволять ему питаться обрывками мод, сплетен и «эзотерик», то вырастет он в нечто странное, бессвязное и языческое. Эстетический вкус в человеке — воспитывают. К логически-последовательному и взвешенному мышлению — приучают. Навыкам научного мышления — обучают. Так почему же религиозное чувство современные интеллигенты оставляют без присмотра, без систематического образования и воспитания? Тот, кто не прилагает усилий к изучению православной мысли (мне, мол, не нужны догмы), оказывается в плену у безмыслия. Он подчиняет себя неуловимо-туманным и логически бессвязным собственным «ощущениям» и общепринятым «мнениям». Отказавшись от изучения многовековой традиции христианской мысли, он со своими хилыми познаниями из области «научного атеизма» оказывается один против легионов неоязыческих и сектантских проповедников.
      Так что даже нерелигиозные люди должны уважать богословие как представителя разумного начала в чужом для них мире религиозных верований.
      Но и в самой Церкви должно быть уважительное отношение к богословскому систематическому образованию, к богословской мысли, к богословскому рационализму. Почему-то уже многие столетия в России труд богослова воспринимается как нечто ненужное и опасное. Уже многие века в российской церковной среде принято хвалиться собственной необразованностью: «Эллинских борзостей не текох…».Зачем думать — надо «стоять и хранить». Как горько заметил проф. Н. Глубоковский, еще в прошлом столетии: «Всякий мнил себя богословом по самому праву воспринятой им христианской веры и не только не давал труда строгой систематической подготовки, но пренебрегал ею, унижал богословскую науку и немногих ее адептов и взывал о принижении до своего примитивного уровня».
      Пока в обществе, в церковном народе и в церковной иерархии не будет уважения к богословию и к богословам, пока не будет кафедр православного богословия в университетах России — общество будет метаться от одной мифологии к другой. Россия была единственной страной в Европе, где богословие было отделено от университетов. И вместо теологических факультетов в них пришли кафедры научного атеизма, а теперь и «духовного целительства» и валеологии.
      Не надо бояться рациональности. Многие церковные люди, воспитанные на репринтных книгах прошлого столетия, усвоили от них убеждение в том, что рационализм есть отец ересей. Это правда, что рационализм может выступать в таком качестве. Правда, что безблагодатный разум может противоречить благодатному сердечному опыту, отторгаться от него и порождать конфликты и ошибки. Но ведь безблагодатным может быть и сердце. Безблагодатной может быть и вера (становящаяся тогда суеверием). Всегда ли благодатны сердцацерковных проповедников и служителей? Всегда ли именно евангельский дух любви живет в них? Кто дерзнет о себе самом сказать: «Да, у меня чистое сердце, и потому я верю всему, что Бог мне на сердце положит!»? Но если нет гарантий чистоты сердца — тогда стоит особое внимание уделить проверке своих сердечных влечений и рефлексов с помощью разума, особенно того разума, который просветлен и очищен церковным преданием и святоотеческим учением.
      У нас же сегодня слишком часто благочестивому рефлексу отдаются без всякой попытки предварительно подумать: «А с Евангелием-то совместимо то, что мне показалось, и то, что я испускаю из своих уст?» Вот, например, неизвестный мне архимандрит Сергий (Стуров) объясняет «Аргументам и фактам», почему в декабре 1997 г. совпали несколько катастроф: «И священнослужители, и верующие предупреждали телевидение, что показывать фильм «Последнее искушение Христа» нельзя, что Бог поругаем не бывает. Увы, нашему голосу никто не внял, и мы видим, как после показа фильма на Россию обрушились страшные катастрофы на шахте под Новокузнецком, в Иркутске, в Нарьян-Маре».
      Звучит благочестиво. Архимандрит Сергий постарался выглядеть в глазах читателей глубоко верующим человеком. Но — в кого? В какого бога верит он? В евангельского Бога любви и человеколюбия или в сумасбродного олимпийского божка? Не выглядит ли Господь в его изображении безумным садистом? НТВ действительно совершило кощунство, показав этот фильм. Но на каком основании можно полагать, будто за грех московских телеполитиков Бог карает новокузнецких шахтеров? Как связана с этим фильмом беременная женщина, сгоревшая в вертолете под Нарьян-Маром? Неужели Промысл не умеет действовать точно — воздавая конкретным виновникам зла, но слепо крушит все направо и налево, не разбирая лиц? Если Бог любовью Своею терпит непосредственных инициаторов греха, не посещая их ни болезнью, ни даже печалью — то зачем же полагать, будто так решительно и страшно за их грех Он карает посторонних людей?
      С точки зрения богословски-теоретической — опасное это дело так поспешно (и вдобавок с такой короткой исторической дистанции) оценивать пути Промысла. С точки зрения богословски-практической прежде всего действительно необходимо признать, что нравственное достоинство человека определяется тем, насколько он готов находить смысл в своих собственных страданиях. Как говорил свт. Иоанн Златоуст, тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, недалек от святости. О себе человек может думать словами больного из пастернаковского стихотворения «В больнице»: «О, Господи, как совершенны дела Твои, — думал больной… Кончаясь в больничной постели, я чувствую рук Твоих жар…».Но отнюдь не благочестием, а просто нравственным идиотизмом было бы зайти к соседке и авторитетно объявить ей смысл ее бед: «Ты, Марья, потому вчера ногу сломала, что позавчера со мною в церкву не пошла!»...
      А с точки зрения просто нравственной — нехорошо боль других людей использовать в качестве повода для того, чтобы продекларировать: «Ну я же предупреждал! Вы поняли теперь, насколько я был прав?!»
      Так что не все ереси и не все ошибки рождаются рационализмом. Рационалистические ереси были наиболее активны в прошлом веке, и вполне разумно выступали против них ученики Хомякова и Якоби, указуя на рационалистическое усечение полноты человеческого опыта как на источник еретических заблуждений. Но сегодня погода на улице совсем другая. Солнце разума скрылось за оккультными тучами. Повторять сегодня расхожие аргументы прошлого столетия — все равно что рекламировать средства от загара в середине дождливого сезона. Рационализм и академическая наука сегодня очевиднейшие союзники Церкви. Ибо не от обилия мысли и учености рождаются сегодня секты и ереси, а от вполне обыденного невежества и неумения мыслить логически и ответственно.
      Сегодня рационализм никак не может быть отцом ересей. Сегодня это средство защиты православия. Важнейшая христианская добродетель прп. Антонием Великим была определена как трезвость. Ясность убеждений, их аргументированность и осознанность — необходимое условие для того, чтобы быть православным в век расплывчатого и туманно-удушливого «плюрализма».
      И если Церковь не разъясняет людям свое богословие, то есть свой опыт Богообщения, то в обществе распространяются иные, ложные образы христианства. Почему моден сатанизм у молодежи? Рок-музыка виновата? — Нет. Просто если не проповедуется Евангелие, то постепенно весть о Боге, Который есть любовь, вытесняется ветхозаветным образом карающего Бога, а то и чисто языческим «кармизмом». У сатанистов есть свое представление о Боге христиан. И православные мало что делают для того, чтобы этот образ заменить евангельским. И вот один парень говорит другому: «Слушай, ты знаешь, что Бог есть? А ты знаешь, что Он будет судить нас после смерти? А ты знаешь, что Он будет судить по Своим заповедям? А ты уверен, что сможешь прожить жизнь, не нарушив ни одной из них? А ты понимаешь, что нарушитель будет осужден? А ты понимаешь, что если ты будешь осужден, то отправишься к сатане в ад? Так если мы по христианскому закону все равно окажемся в аду, то давай хоть заранее найдем там себе покровителя. И здесь поживем в свое удовольствие, и там, глядишь, сатана нас на теплое (точнее, прохладное) местечко устроит».
      Известно, что сатана до греха рисует Бога милосердным («ну, разок-то можно, Он простит»), а после греха — справедливо-неумолимо-воздающим («ну все, парень, тебе теперь ничего не поможет, твой грех сам знаешь, как будет наказан, так что брось ты свои потуги христианской жизни»). И вот человек, наслушавшись такого шепотка, возьмет в руки книжицу, в которой православный святой обещает уморить голодом миллионный город лишь за то, что его могилу потревожили, и скажет: «Да, тут и в самом деле мне с моими грешками надеяться не на что». И молодой человек уходит в сатанизм, а люди постарше — в оккультизм.
      А тут еще некий христианский проповедник, нетвердо знающий основы православного богословия, ради красного словца похвалит что-нибудь модно-оккультное. И человек уж с совсем спокойной совестью уйдет подальше в мир язычества, будучи твердо убежден, что обновленно-просвещенное православие его поддерживает в этом его паломничестве к Шамбале.
      Богословие, которое было чем-то отвлеченно-дидактическим и неактуальным в прошлом веке, сегодня оказалось жизненно необходимым. Вдвойне презрительно-снисходительное отношение к богословию (со стороны светской интеллигенции, и со стороны немалого числа монашествующих) сегодня слишком устарело и слишком рискованно. В спокойные века богословие необходимо для того, чтобы не забыть накопленное прежде. Пока все спокойно — пассажирам нет дела до того, как устроен их корабль и какие силы обеспечивают его движение. В бурю подробности об устройстве корабля и его жизнеобеспечивающих систем полезно знать всем. В век начинающейся войны возрожденного неоязычества против Евангелия знание богословия становится не излишеством, но самым необходимым, ибо богословие — боевое оружие. Когда на христианство идет наступление, то все христиане должны четко представлять — что они защищают и во имя чего.
      И потому ясна уловка наших недругов, понятно, почему столь настойчиво твердят нам нецерковные «гуманисты»: «Да оставьте вы ваше богословие, ваши старые догмы, перестаньте спорить, займитесь экологией, благотворительностью, активной социальной работой… Но только не думайте над источниками вашей ортодоксии, только не изучайте вы своих древних отцов!» Когда нас призывают быть «открытыми», на самом деле имеют в виду именно закрытость: «Закройте вы этих старых учителей вашей Церкви. Заслоните себя от фундаменталистского влияния вашей традиции. Откройтесь новому, современному, общечеловеческому». Открытым нужно быть ко всему чужому — чтобы закрыться от своего. Изучай модерновое и иностранное — чтобы ты вдруг не принялся за восстановление своего почти разрушенного, почти украденного и от начала до конца оболганного…
      Так вот, протест против пошлости масс-медиа — и в изучении серьезной мысли. Протестовать против пошленьких «общечеловеческих ценностей» «новых русских» можно не только с наркотиками и не только в контр-культуре. Самый радикальный протест против нынешней пошлости — это возврат к Традиции. Не отчасти быть русским — а полностью. Не отчасти быть православным — а всецело. Когда всё вокруг навязывает оккультизм — протестом будет не материализм, а богословский рационализм Православия. Пресса норовит отобрать у тебя право на собственное мнение (уверяя, что, мол, все мнения равны и настаивать на своей правоте нехорошо)? — Что ж, проявить самостоятельность и остаться в самом немодном, самом обвиняемом лагере — в христианстве — будет достойным и вопиющим непослушанием. Когда всё полно призывов «голосуй сердцем» — самое время спокойно и трезво подумать. В том числе — на богословские темы.