Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Провинциальный детектив - Аниськин и шантажист

ModernLib.Net / Курочкин Максим / Аниськин и шантажист - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Курочкин Максим
Жанр:
Серия: Провинциальный детектив

 

 


* * *

      Приближалось время обеда, и Костя отправился по направлению к своему дому. Обедал он на квартире. Во-первых, от отделения милиции до дома было всего ничего ходьбы. Во-вторых, его квартирная хозяйка, Анна Васильевна, с удовольствием готовила для постояльца за вполне уверенную плату, в-третьих, если бы Костя обедал вне дома, то и Печной дед оставался бы голодным, так как Анна Васильевна и не догадывалась о том, где скрывается от нее непокорный свекор и что он уминает ее борщи наравне с постояльцем. В-четвертых, рабочий график Комарова был свободный, если бы он сутками сидел в кабинете и ждал поступления жалоб, то быстро бы обленился, растолстел и стал бы походить на равнодушного ко всему, кроме сала Ведерко. В-пятых, сегодня приехал Кирилл, и Косте не терпелось продолжить вчерашний спор.
      Уже подходя к забору, Комаров услышал голос брата.
      – Пропустишь ты меня, или нет, скотина безмозглая.
      Кирилл был явно раздражен. Вслед за словами послышался топот, звук падающего тела и легкий стон.
      – Пошел вон! Весь кобчик из-за тебя отбил. Выпустишь ты меня, или нет? Ну нет у меня сена, или что вы там любите, нет. Хочешь конфетку? Не хочешь? Пропусти! Брысь, фу, тпру, кыш, вон отсюда! Как вас там еще прогоняют?
      Костя подошел к самому забору, встал на цыпочки и заглянул во двор. На скользком, заледеневшем пятачке лежал, приподнявшись на локтях, Кирилл. На расстоянии вытянутой ноги от него стоял Мухтар. Козел наклонил голову с загнутыми рогами и строго взирал на брата хозяина.
      – Ко мне, Мухтар, – тихо сказал Костя, не заходя во двор.
      Кирилл и козел одновременно повернули голову в направлении голоса. Взгляд козла несколько подобрел, хвостик-капелька радостно задергался при виде хозяина. Но от жертвы своей он не отошел ни на шаг.
      – Это свой, Мухтар, вольно, – скомандовал Костя.
      Мухтар внимательно наклонил голову, пристально посмотрел Кириллу в глаза и снова перевел взгляд на хозяина.
      – Свой, свой, брат это мой, Кирилл, – терпеливо объяснял ему Костя.
      Только после десятикратного повторения команды «свой» Мухтар соблаговолил отойти от поверженной жертвы. Костя зашел во двор, потрепал верного козла по холке и показал на Кирилла:
      – Запомни, Мухтар, это – друг. Слушайся его, как меня. Или хотя бы как Калерию. Понял? Как меня или Калерию!
      Козел немного подумал и резко дернул головой. Костя принял это дерганье за кивок, оставил напарника в покое и подошел к брату.
      – Не больно он тебя?
      – Ты что, думаешь, что я позволю какому-то козлу положить меня на обе лопатки? – обиделся Кирилл, – просто я поскользнулся. А ты что, серьезно с ним разговаривал?
      – Конечно, серьезно!
      – И ты думаешь, он тебя понял?
      – Это очень умный козел, – попытался втолковать брату Костя, – он не только команды многие знает, но и слова понимает. Вот ты думаешь, почему он на тебя напал?
      – Думаю, – глубокомысленно потер Кирилл лоб пальцем, – что напал он на меня по причине склочности характера и злобности натуры.
      – А вот и нет! Он видел, что ты вышел из моего дома в мое отсутствие и попытался задержать тебя. Задержать, как хорошо обученная овчарка.
      – Здрасти! – развел руками Кирилл, – ты еще скажи, что используешь эту скотину в качестве служебной собаки!
      Ответить Костя не успел, потому что Мухтар неожиданно резво подскочил к Кириллу и попытался ударить его в живот копытом.
      – Вот видишь? – воскликнул Кирилл, прячась от неожиданности за Костю, – а чего он сейчас на меня наезжает? Хозяин же дома!
      – Он не наезжает, – едва сдерживал смех Костя, – он тебе лапу подает, как своему. Ты же сам сказал «здрасти». А воспитанные существа отвечают на приветствие, даже если они облечены в шкуру козла.
      – Лапу? – озадаченно переспросил Кирилл, – скажешь тоже.
      – Попробуй еще раз.
      – Здрасти, – с неверием в голосе попробовал Кирилл.
      Мухтар так же резво взбрыкнул копытцем, пытаясь попасть в руку Кирилла. Кирилл неуверено покачал козлиную лапу и с недоумением посмотрел в глаза брата:
      – Ты меня разыгрываешь?
      – Отчего ты взял?
      – Такого просто не может быть. Здесь какой-то фокус, мистификация.
      – Мухтар, лежать, – вместо ответа скомандовал Костя.
      Козел послушно лег, поджав под себя передние лапы и равнодушно отвернув в сторону голову с тяжелыми рогами.
      – Мухтар, встать!
      Козел глубоко вздохнул, с укором взглянул на хозяина и неохотно встал.
      – Ко мне, Мухтар.
      Козел подошел к хозяину и ткнулся ему в ладонь влажным прохладным носом.
      – Мухтар, след, – совсем зарвался Костя.
      Козел поднял на него свои полные вековой мудрости глаза, немного погипнотизировал хозяина взглядом, потом повернулся спиной и отошел в дальний угол забора.
      – След, Мухтар, – топнул ногой Комаров.
      – Оставь животное в покое, – получил неожиданную поддержку Кирилла Мухтар, – лучше научись конкретнее выражать свои требования. Какой след? Ты даже на запах его не сориентировал.
      Кирилл аплодировал. Костя торжествовал. И только Мухтар был недоволен. Одно дело – когда приходится изображать из себя собачку ради дела. Совсем другое – когда ради удовлетворения самолюбия хозяина. Совсем другое. Мухтар – не пустоголовая дрессированная собачка. Он – напарник. Чтобы хозяин не забывал об этом, козел лениво, но с достоинством подошел к почтовому ящику, подцепил рогами крышку и достал мягкими послушными губами районную газету «Труженика мирный труд» и белый, немного помятый конверт. Медленно, с достоинством приблизился Мухтар к хозяину, и нарочито равнодушно глядя вбок, протянул ему почту.
      – Кажется, тебе письмо, – констатировал Кирилл.
      «Плоха работаете, товарищи милицанеры», – начиналось письмо уже известной Косте фразой.
      – Опять! – поморщился Комаров.
      – Что такое? – подошел поближе Кирилл.
      – Понимаешь, в чем-то ты прав. Я имею в виду те минусы, которые мешают работе участкового инспектора. Вот например, анонимки. С одной стороны, я имею право не реагировать на анонимные заявления. С другой, чисто по-человечески, не могу не обращать на них внимания. Девяносто процентов анонимок – просто мелкая месть подруге или плод зависти к более удачливому соседу. Девять – бред воспаленного воображения. И только один процент может содержать в себе действительно ценную информацию.
      – К какому разряду ты относишь эту?
      – К полному бреду. И, кстати, очень назойливому бреду. Точно такую анонимку, слово в слово, я получил перед самым твоим приездом.
      – Посмотреть можно? Как иллюстрацию полного бреда?
      Вместо ответа Костя молча протянул Кириллу письмо.
      – Первый класс, вторая четверть, – мгновенно прокомментировал Кирилл.
      – В каком смысле?
      – В смысле грамотности.
      Костя наблюдал за реакцией брата. Сначала на лице его лежало выражение сарказма, свойственное школьным отличникам при виде вопиющей безграмотности. Потом в глазах появился оттенок недоумения, сменившийся искрой острого интереса. Кирилл поднял глаза на брата:
      – Ты действительно не знаешь этого анонимщика?
      – Что я его, вычислять должен? Других дел у меня мало.
      – Забавно, – проговорил Кирилл и немного помолчал, словно взвешивая свои мысли на чаше весов. – Видишь ли брат, дело в том, что в этой анонимке будто грубо зашифрованы названия банков, ограбленных неуловимым московским хакером. И названы они в той очередности, в какой подали заявления.
      – Чушь собачья, – протянул Костя руку за листом бумаги с каракулями, – что тут может быть зашифровано? Здесь указаны так называемые жертвы, и все они живут в нашем совхозе. Я сам обходил «пострадавших», все они подтвердили факт краж, но от подачи заявлений отказались, так как не считают эти кражи существенными потерями для семейного бюджета. Вот смотри сам – у местного электрика, а он у нас один на весь совхоз, на прошлой неделе из частокола пять кольев выдернули.
      – «Электроника», – тихо, словно про себя произнес Кирилл.
      – У бабки Онежской шлагбаум из коровника пропал. Я проверял, шлагбаум изъяли таможенники. И правильно сделали, до того, как он попал в коровник, он стоял на одной из дорог, на пересечении границ России и Казахстана. И это, кстати, не в первый раз. Наши сельчане больно уж охочи до шлагбаумов, они вместо дрына в коровниках хорошо идут. Одно дело корову выпускать с дрыном – сними его, потом опять положи, а другое – со шлагбаумом. И аккуратно, и красиво, и престижно.
      – «Онежск-инвест», – не уловил иронии в голосе брата Кирилл.
      – Может, ты еще скажешь, что исчезновение кошки у Помировых как-то связано с международной мафией?
      – «Памир», – победно взглянул на брата Кирилл.
      Костя взял из рук брата письмо и еще раз внимательно прочел его.
      – Черт! А ведь действительно. Слишком много совпадений.
      – Ты хочешь сказать, что московский хакер на самом деле скрывается в Но-Пасаране? – «озвучил» Кирилл свою сумасбродную идею.
      – Это нереально. Скорее всего, либо произошла утечка информации из прокуратулы, либо из самой банды. ты представь: в Но-Пасаране может жить какой-нибудь родственник бандита или оперативника. Тот, расчитывая на удаленность села от центра, может смалодушничать и похвастать – в письме или как – перед деревенскими родственниками, как ты передо мной, например. А какой-нибудь старый дед, типа нашего Печного, услышать и переиначить все по-своему.
      – В любом случае – анонимщика надо изловить и опросить. Если информация исходит из прокуратуры – это одно, а если от одного из членов банды – другое. Ты можешь его вычислить?
      – Трудно, но я попробую. У меня уже был опыт. Одного анонимщика я нашел за пару дней.
      – Как? – заинтересовался Кирилл.
      – И не надейся. Никакого сверххитрого приема я тебе не открою. Рутина, рутина и еще раз рутина. Просмотрел личные дела работников мелькрупкомбината, в каждом из них есть заявление о приеме на работу, написанное рукой служащего. Сходил на ферму, в колонию, то есть во все места, где работают но-пасаранцы и где можно раздобыть образцы их почерков. Побывал даже на почте и в школе!
      – И нашел?
      – А как же! Почерк был характерный, даже графологической экспертизы не понадобилось. Тем более искал я кляузника, а не преступника.
      – Может такое быть, чтобы анонимки писал один человек?
      – Нет. Старые писала Анфиса Афанасьевна Белокурова, ее руку я хорошо знаю. И дама она вполне грамотная, ошибок почти не делает. Если только…
      – Что?
      – Если только она не заставила написать анонимку одного из своих многочисленных потомков. Правда, есть одно «но». Все предыдущие кляузы были направлены против меня, а эта – против каких-то электриков, гор и кошек. И идти, если честно, мне к ней не хочется.
      – Что, сложный характер у дамы?
      – Еще какой!
      Костя вкратце поведал брату историю своей конфронтации с Белокуровой. Мадам Белокурова служила на мелькрупкомбинате главбухом и держала в ежовых рукавицах всю свою бесчисленную семью, начиная с мужа – милого, кроткого и хрупкого водителя Ивана Федоровича – и заканчивая годовалой Бритни Белокуровой. Детей своих, в порядке аристократизации породы, называла не по-деревенски звучно и вычурно, фамилию при замужестве оставила свою, и не просто отставила, но и заставила мужа, робкого своего Ваню, отказаться от своей родовой незвучной фамилии Крузенштерн и взять фамилию супруги. Единственный, кто мог противостоять злобной семейной тирании Белокуровой, была старшая дочь ее Калерия. Силищей Калерия обладала непомерной, поэтому ни ремень, ни скалку против нее мамаша поднимать не рисковала, кто ее знает, эту Калерию, отмахнется ненароком, зашибет.
      Именно для Калерии-то и присмотрела заботливая мать нового участкового – некрупного, миловидного, незлобливого, интеллигентного, почти как ее Ваня в молодости. Единственный минус, которое обнаружила в нем несостоявшаяся теща, так это стойкое сопротивление своему счастью. Ваня-то капитулировал без боя, а этот не просто отбил первую атаку, но и посмел решительно и навсегда растоптать планы Белокуровой.
      Анфиса Афанасьевна возненавидела Костю так, как могут ненавидеть только женщины, которым сломали их планы, и поклялась извести его на корню. Правда, клятву свою исполняла она довольно вяло – довольствовалась только анонимками и сплетнями, в щедром количестве распускаемыми по Но-Пасарану. Но анонимки ее были столь злобны и надуманы, что начальство только делало Косте устное замечание и отпускало на свободу. А сплетни к Косте прилипали плохо, жили недолго, и вскоре почивали с миром или находили себе более достойных хозяев.
      Впрочем, нельзя было упрекать милейшую Анфису Белокурову в столь робких боевых выпадах против своего врага. Не стоит забывать, что на шее ее сидела огромная семья, муж-недотепа, прожорливая вредная бабка и старая дева Калерия. Всех надо было накормить, у всех проверить дневники и карманы, всех направить на путь истинный.
      Правда, Костю и Калерию часто видели вместе. Калерия испытывала к юноше непонятное ей самой теплое, требующее активных действий чувство. Ей хотелось защитить жаром своего тела Комарова от зимних беспощадных холодов, прикрыть своей грудью от жалящих бестолковых пуль, вынести его из пылающего строения и вернуть к жизни с помощью приемов первой медицинской помощи, создать ему тень своим телом во время летнего испепеляющего зноя.
      Комаров же сам не мог понять своего отношения к Калерии. С одной стороны, ему постоянно требовалось ее присутствие. Когда Калерия была рядом, он чувствовал себя чем-то вроде цыпленка под крылом курицы. Тепло, сытно, безопасно. Костя еще помнил: такое чувство он испытывал рядом с матерью в далеких, смутных картинках детства. В этих картинках мама была чем-то вроде прекрасной, доброй богини. Она была огромна, она с нежной улыбкой на лице могла поднять Комарова на руки, и голос ее при этом даже не дрогнул бы, а на лице не появилось бы и тени физического напряжения. С высоты своего гигантского роста наклонялась мама к Костику и говорила что-то очень хорошее, умное и значительное, например, отправляла мыть руки или есть кашу. И Комаров послушно шел в темную ванную и мылил руки ромашковым мылом, потому что ему и в голову не приходило, что приказания богинь могут повергнуться сомнениям.
      С годами картинки из детства становились уже не такими размазанными, голос мамы начинал походить на голос обычного человека и звучал уже не гулко, а вполне чисто и звонко. А сама мама становилась все ниже, все человечнее. Пока не стала обыкновенной, доброй, умной, любящей мамой, а не богиней.
      А вот Калерия… Костя часто ловил себя на мысли, что она очень напоминает ему богиню из детства. Когда Комаров ловил себя на этих мыслях, он злился, негодовал, пытался с помощью самовнушения избавиться от навязчивого ощущения. Ему было неприятно, что он, взрослый, самостоятельный мужчина ощущает себя желтым цыпленком рядом с обыкновенной сельской медсестрой. Но чем больше он общался с Калерией, тем больше попадал под обаяние этой девушки-спрута, как однажды назвал ее Костя.
      Народное же мнение Но-Пасарана быстренько «просватало» Комарова и Калерию в своих лавочных разговорах, посплетничал, пословоблудил и успокоился. А чего беспокоиться, если в отношениях молоденького участкового и зрелой медсестры не предвидится никакой динамики? Пусть уж живут, как им нравится. Если и мелькнет в этой дружбе что-то новенькое и душераздирающее, село узнает об этом чуть ли не раньше их самих.
      Но даже вездесущий Но-Пасаран не догадывался, что то место в сердце Комарова, которое было отведено под нежные чувства к противоположному полу, было занято почти с первого дня работы Кости в Но-Пасаране. И занято оно было отнюдь не образом Калерии.
      Впрочем, в своем рассказе о Анфисе Белокуровой Костя ни словом не упомянул о дочери ее Калерии. Попади эти сведения Кириллу на язычок – засмеет. Не запутанный узел этого треугольника волновал сейчас Комарова. Его волновала встреча с Анфисой Белокуровой, как с предполагаемым автором анонимного письма. Конечно, маловероятно было бы, если бы неуловимый хакер оказался бы жителем Но-Пасарана. И не просто маловероятно, а забавно, как заметил Кирилл. Маловероятно так же, чтобы в затерянное в российской глубинке село просочились сведения о ограбляемых столичных банках. И все же, все же, все же…
      Костя уже совсем было собрался к Анфисе Афанасьевне, как мимо окон его дома с лязгом и грохотом протащился трактор грешного Толика. Голова и рука несчастного белели стерильными повязками, сделанными еще Калерией, выражение лица было напряженное и несколько испуганное. Рядом с трактором, немного левее, семенила Людмила. И не просто бездейственно семенила. В правой руке ее воинственно расположилась скалка-наголо, древнее и безотказное оружие против сильного пола, выдержавшее даже конкуренцию бейсбольной биты. Биту, конечно, удобнее держать в руке, но зато она несравненно дороже и не всегда бывает в сельпо. Откуда, скажите на милость, может взяться бейсбольная бита в совхозе имени Но-Пасарана, скромно приютившемся на границе России и Казахстана? И последний, главный аргумент в защиту скалки тот, что не существует женщины, в доме которой не было бы скалки. А тех, на кухне которых не наблюдается биты, сколько угодно. Пальцев на руках не хватит.
      Скалкой Людмила пыталась разбить стекло кабины трактора, но дальше бесполезных смешных подскоков дело не шло. Один из редких минусов скалки против биты – ее неудобно бросать. Да и жалко. Не в каждом доме есть несколько скалок! Попадет под колеса трактора – и нет ее. А без скалки в доме никак нельзя, в отличии от биты.
      Свои подскоки Людмила сопровождала нелестными комментариями в адрес супруга. В чем заключались эти комментарии, Костя не слышал по причине закрытых окон, но то, что они были нелестными, понял, применив дедуктивный метод. На этот факт указывали действия скалкой и выражение лица. В отличии от напряженного и испуганного лица мужа, лицо Тамары было расслабленным и храбрым. С таким лицом обычно комплименты не говорят.
      – Начинайте обедать без меня, – на ходу скомандовал Костя, – вернусь через пару минут.
      Через пару минут он не вернулся. Оказалось, что Толик признался жене в покупке компьютера. На признание последовала адекватная реакция, Толик, зная невоздержанный нрав любимой, попытался скрыться на своем стальном мустанге, а Людмила требовала выдать ей конспиративную квартиру, на которой скрывалось яблоко семейного раздора, хорошенький, серенький, умненький, но не умеющий стирать белье «Пентиум -3».
      Предотвращал смертоубийство Костя до вечера. Сошлись на том, что жена не будет пытать мужа на предмет местонахождения компьютера, а Толик за это сдаст машину обратно. После того, как окончательно выздоровеет конечно. Естественно, обещание избавиться от желанной покупки не было дано Толиком в трезвом уме и твердой памяти. Скорее это был небольшой стратегический маневр, шаг назад – два шага вперед, как сказал бы классик марксизма-ленинизма. Мужчины не отличаются быстрым реагированием в семейных разборках, в отличии от женщин, слывущими мастерами высшего пилотажа в этом деле, но дайте только им время! Они обведут вокруг пальца даже самую проницательную супругу. И даже могут сделать так, что она почувствует себя виноватой. Хотя и не признается.
      Так что вернулся Костя уже к вечеру. Дома он застал прелюбопытнейшую картину: за столом, красиво уставленным всякой всячиной, сидели напротив друг-друга Кирилл и Печной. Оба они молчали, лишь звучно тянули из блюдец чай цвета темного янтаря и уминали пирожки размером с добрый лапоть.
      Колоритный дед в валенках, довольный Кирилл, самовар на столе – все это смахивало на ярко размалеванную лубочную картинку. Завершением сюжета послужило копыто, выглядывающее из-за длинной скатерти.
      – А это еще что?
      – Козлик замерз, вот я и пустил его погреться, – объяснил Кирилл, – никогда не думал, что козлы так пироги любят!
      – Да ты что? Кто же это козлов в дом пускает?
      – Да ведь это не обычный козел, а разумный! – не согласился Кирилл, – ему должно быть унизительно стоять в стойле. Тем более, что стойла я у тебя во дворе так и не нашел.
      – Он в сарае ночует, – ответил Костя. – И все равно не дело: приучишь, так и будет в дом проситься. А он, все-таки, не моется.
      – Да брось ты, – отмахнулся Кирилл, – садись лучше чай пить. Так и не обедал сегодня.
      Костя вспомнил, что благодаря семейным дрязгам Но-Пасаранцев действительно сегодня не пообедал и громко сглотнул слюну.
      – Откуда пироги? – спросил он после того, как затолкал в себя по меньшей мере шесть таких лаптей.
      – Дед говорит, что какая-то Калерия принесла. Меня как раз не было, я прогуляться выходил. Прихожу – а на столе целый тазик с этими монстрами. Я сначала испугался, а как попробовал, так и оторваться не смог. Даже мама таких не печет.
      – Калерия еще и не так может! – прихвастнул Костя, – ты еще ее борща не ел.
      – Так, – постучал по столу пальцем Кирилл, – на авансцене появилась некая Калерия. Судя по тому, что дед называет ее девушкой, а ты не зовешь по отчеству, данная леди не так уж и стара.
      – Тридцать лет, – краснея, выдал Костя.
      – Судя по тому, как вы, братец, покраснели, с этой Калерией вас связывают не только любовь к пирожкам. А судя по необыкновенному вкусу пирожков, она должна быть страшна, как смерть. Красивая женщина не будет тратить жизнь на постижение кухонного мастерства. Кстати, она не замужем?
      Нет. Значит, еще и старая дева. Да-а-а, не думал, не думал.
      А как же Аленка?
      Такие словесные перепалки не были редкостью между братьями. Как только научились они говорить, так и пошло. Костя скажет «нет», Кирилл – «да». Костя позовет «мама», Кирилл верещит «папа». Костя предлагает брату сушку «на», Кирилл отрицательно качает головой и протягивает брату точно такую же сушку.
      А об Аленке разговор особый. Еще в четыре года маленький Костя влюбился в девочку из книжки – некую Аленку, совершенно и безукоризненно идеальную девочку, которая сочетала в себе неземной красоты сарафан горохами, огромные голубые глазищи и необычайную домовитость. Костя растил, холил, лелеял в себе это чувство, и ближе к пяти годам поведал он нем брату. Кирилл пристально рассмотрел картинку, фыркнул и обозвал идеал Кости длинно и презрительно: «фу-ты-ну-ту-ножки-гнуты». Костя вырвал у него книжку, с трепетом посмотрел на ноги Аленки и со всей силы двинул кулаком в конопатый нос брата.
      Так, кровью, смыл он оскорбление, нанесенное любимой. Но и эта драка была не последняя. И до сих пор Кирилл не упускал момента, чтобы не поддразнить брата несуществующей возлюбленной. Что бы он сказал, если бы узнал, что именно в Но-Пасаране Костя встретил девочку, как две капли воды похожую на Аленку и внешне, и по характеру? И что учится эта девочка в одиннадцатом классе средней но-пасаранской школы и прозывается даже лучше, чем в книжке – Василиса Куркулева. Но об этом Костя не говорил никому. Даже себе. Вслух, конечно. В уме он часто рисовал картины прогулок по Млечному Пути с этой необыкновенной девушкой, длинные, задушевные диспуты по поводу воспитания собак и детей.

* * *

      – Киса-киса-киса, – ласковым голоском взывала полная тетка в синем халате.
      На зов ее сначала неуверено, а потом все смелее стекались кошки: толстый, пушистый мышиной масти кот, полосатый поленообразный подросток-котенок, трехцветная, с торчащими мослами кошка. В ногах тетки стояла гнутая алюминиевая миска, больше напоминающая маленький тазик.
      – Да уж идите, чего там, – махнула рукой тетка.
      От ее резкого движения кошки было отпрянули, но содержимое миски, слегка парящее на морозе, было столь соблазнительно, что противостоять голоду больше не было сил. Кошки припали к еде, оглушительно урча от удовольствия. Время от времени они искоса поглядывали на тетку.
      – Жрите, жрите, – вздохнула она, – чего уж там, виновата.
      Пару недель назад тетка отравила соседскую кошку – просто так отравила, из вредности. Повздорила с соседкой, вот и отомстила таким незатейливым способом. Через два дня, правда, женщины помирились – хозяйка кошки зашла к отравительнице узнать, не видала ли она ее Мурку. Зашла, и к досаде своей расплакалась, любила она кошку, ласковая Мурка была, всегда понимала, когда хозяйке плохо, понимала и по-своему, по-кошачьи, жалела. Та, что отравила ее кошку, пожалела соседку, но признаваться не стала – еще чего!
      Никто ж не узнает.
      А спустя еще день нашла отравительница на своем крыльце белый конверт, адресованный ей. С тех пор и кормит кошек ежедневно. Всех кормит, независимо от их кошачьей прописки и характера хозяев.

Глава 4
Гадость трофейная

      Нет ничего загадочнее, чем сердце русской пенсионерки. Чего стоят перед этим сердцем сердца коварных красоток, жестоких ловеласов, избалованных звезд? В этом сердце сочетается мудрость склепов с совершенно младенческой потребностью к шалостям. Царственная снисходительность и мелочные поиски соринки в чужом глазу. Суетливое желание все успеть в этой жизни и уверенная леноватость заслужившего на нее право человека.
      Интуиция не подвела Беса. В момент, когда он попал в «Улыбку», старушки как раз находились под впечатлением только что прочслушанной на стареньком проигрывателе пластинки с записью сказки Андерсена «Гадкий утенок». Сердца в их иссохшей груди сжимальсь от страха, когда жизни лебеденка угрожала опасность, обливались горючими слезами, когда его вышвыривали из коллектива в непогоду, расправлялись и бились ритмично и молодо, когда лебединая стая приняла отверженного. Уставший, вывалянный в снегу Бес, возникший на пороге их скромной обители поздней ночью, привиделся им тем самым утенком. И деятельные сердца бабулек забились в унисон, движимые одним желанием: приголубить, накормить, обогреть.
      Может быть мотив, толкнувший их на этот поступок, и не был столь благороден: например, они мелочно расчитывали на то, что жалкий замерзший Бес, подобно Гадкому Утенку, когда-нибудь превратиться в Ангела, а какому дому престарелых помешает лишний ангел? В общем, нет смысла копаться в мотивах, толкнувших бабусь на этот безумно-благородный поступок. Для нас важно лишь то, что они умолили заведующую оставить бесприютного странника на жительство в «Улыбке» на ставке дворника и даже поставить его на довольствие.

* * *

      – Я говорю, что это у тебя? – прервал мысли Кости о Аленке-Василисе Кирилл, – третий раз кричу, не докричусь.
      – Он такой, только с третьего разу понимает, – совершил маленькое предательство Печной.
      – Вы о чем? – очнулся Костя.
      – О роскошных горошках на твоей физиономии, – пояснил Кирилл, – ты в зеркало сегодня смотрелся?
      Костя подошел к стене, на которой висело старое, все в ржавых точках зеркалу, и пристально посмотрел себе в глаза. С глазами было все в порядке, но вот со всем остальным намечались явные проблемы. Нос, щеки, подбородок – все было усеяно ровными, розовыми кружочками.
      – Мама, что это? – испугался Костя.
      – Сыпь, – вынес приговор Кирилл.
      – Или оспа, – порадовался за постояльца Печной. – Говорил я тебе: не обижай старца, Рыбий Глаз – он все видит. Вот и покарал. Ишо и материально надо – купишь мне кило зефиру, как есть все пройдет.
      – И что, я такой некрасивый с утра народ пугаю? – не обиделся на шутку деда Костик.
      – Кажется, ни утром, ни в обед еще ничего не было, – не очень уверенно ответил Кирилл.
      – И надолго это?
      – Так или иначе, до завтра это безобразие не пройдет, – пообещал Кирилл.
      – И как же я на работу ходить буду? – приуныл Костя, – участковому не положено с сыпью ходить.
      – А ты их, гаденышей, зеленкой, – посоветовал Печной, – как зеленка смоется, так и прыщи пройдут. Если это не оспа, конечно.
      – И скоро они пройдут с зеленкой? – недоверчиво поинтересовался Костя.
      – Если зеленку не обновлять, то через неделю, – пообещал Печной, – а если обновлять, то не скоро ишо. Пока зеленка, в общем, не кончится. И то при условии, если в аптеку за новой не бегать. А лучше всего, не зеленкой, а зефиру купить.
      – И как я теперь работать буду? – с унынием в голосе поинтересовался Комаров.
      – Не дрейфь, братишка, – пожалел его Кирилл, – может еще к утру побледнеют.
      К утру горошки не побледнели.
      Первая мысль, посетившая Костину голову при пробуждении, была о том, что вчера случилось нечто плохое.
      «Кирилл приехал? – перебирал в уме Костя, не открывая глаз, – это хорошее. Виктр Августинович не приехал? Это плохое, но не очень, приедет позже. Маркеловы передрались? Это тоже ничего, ранений, несовместимых с жизнью нет, и то ладно. К Белокуровой надо сходить? Тоже справимся, не впервой. Что же? А! Прыщи! Может, приснилось?»
      Костя скатился с кровати, и подбежал к зеркалу, протер еще слипающиеся спросонья глаза и попытался рассмотреть в зеркало свою физиономию. Он не хотел будить Кирилла, но в темноте рассмотреть себя было совершенно невозможно, поэтому Косте пришлось включить свет. Костя глянул в зеркало и отшатнулся.
      – Нет, не может быть, – пробормотал он и предпринял вторую попытку.
      Из зеркала на него смотрело совершенно постороннее чудовище с Костиными вихрами и его же глазами. Все остальное было совсем не Костино, а какого-то Шварценегера в боевом раскрасе. Еще не веря во все происшедшее, Комаров коснулся пальцами щеки, провел по подбородку, несколько раз открыл и закрыл глаза. Ему не показалось. Все лицо его было беспорядочно вымазано зеленкой, сквозь изумрудного цвета пятна и полосы алели вчерашние пятна.
      – Кирилл! – не своим голосом взревел Костя, – я убью тебя, Кирилл!
      Кирилл, не открывая глаз, спустил босые ноги с кровати.
      – Опять за старое? – лютовал Костя, – в детстве – пастой, лаком маминым для ногтей, теперь на зеленку перешел?
      Кирилл, наконец-то открыл глаза, с удивлением посмотрел на брата и зашелся в мелком, дробном смехе.
      – Ой, не могу, краса и гордость нашего зоопарка – крокодил в пятнышко. Как это тебя угораздило?
      – Лучше честно признайся, – чуть не плакал Костя. – Ну как я в таком виде на работу покажусь? Я же авторитет в совхозе, мне нельзя смешным быть!
      Кирилл не отвечал. Он просто не мог ответить, на него напал жесточайший приступ икоты, перемежающийся всхлипываниями и постанываниями.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4