ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В доме отставного хорунжего Егора Корнилова в изголовье ребячьей кроватки всегда висела тусклая семейная иконка, рядом – громадная карта Российской Империи. Мальчиком Лавр Георгиевич научился находить на карте голубенькую жилку родного Иртыша… В свои восемь лет подраставший Лаврик получил из рук отца «Полтаву» Пушкина, «Бородино» Лермонтова и «Ивана Сусанина» Рылеева. На отцовской заветной полочке оберегалось несколько почитаемых книг, – как семейные реликвии. Одна из них – старинная, изданная более двух веков назад – «Учение и хитрость строения пехотных людей». Помнилась еще: «Русский офицерский корпус». А собирая сына на учебу в Омский кадетский корпус, отставной хорунжий положил ему в сундучок «Собрание писем старого офицера своему сыну». На титульном листе книги отец четко надписал – почерк был прямой, старательный, так пишут люди, с трудом освоившие грамоту: «Кому деньги дороже чести – тот оставь службу. Петр Великий».

Так казачий ребенок учился постигать величие России и своего долга.

В конце прошлого столетия, когда начиналась военная служба Корнилова, знойный Туркестан представлял собою обширнейший край, в котором еще сохранились варварские обычаи рабовладельчества. Значительная часть населения вела кочевой образ жизни. Постоянная вражда деспотичных ханов, беков и эмиров несла степной бедноте разорение колодцев и арыков, кишлаков и аулов. Кровавая междоусобица безжалостно истребляла население, многих обращала в рабство.

Кочевые казахи первыми из степняков запросились под державную руку белого царя. Хан Абулхаир из Малого жуза еще в 1730 году отправил к Анне Иоанновне послов. Делегация съездила удачно и, вернувшись в ханскую ставку на реке Иргиз, привезла царскую охранную грамоту. В следующем году в далекий Петербург отправился владетель Среднего жуза хан Семеке… На решение оставшейся части степного края, Большого жуза, просить заступничества русских повлияло нашествие свирепых джунгар в 1739 году. После этого все три казахских жуза, обитавших от Урала до Иртыша, соединились вместе под защитой белого царя.

И все же хищные хивинцы и кокандцы не унимались. Степной край с административным центром в Оренбурге представлялся им заказником для охоты за людьми и скотом. Всякий раз они уводили громаднейший полон. С невольничьего рынка в Хиве пленники продавались в Персию и Турцию. На выкуп захваченных в неволю российское правительство ежегодно отпускало по три тысячи рублей.

Для обуздания этого традиционного разбоя решительные меры принимал еще Петр Великий. Русский царь уверенно рубил окно не только в Европу, но и в Азию. Проникновение России осуществлялось по рекам: величавой, но чрезмерно глинистой Сырдарье и стремительному голубому Иртышу. Крепость Кушка и укрепления на озере Зайсан были конечными южными пунктами, где выцветал на солнцепеке трехцветный русский флаг.

Материнские родичи в казачьем доме появлялись редко. Они были из богатых и хмуро посматривали на простого служилого казака. Стали улыбаться, когда на его плечах появились офицерские погоны. Этого им Егор Корнилов не мог простить.

Мать каждое лето возила Лаврика в аул. Ребенок слушал жалобы бедняков. За трех баранов мужчины нанимались на всю зиму пасти огромную отару. Если нападали волки и задирали овцу, хозяин вычитал ее из платы пастуха. «Почему волк должен жрать моего барана, а не твоего?» Повседневной пищей бедноты служила горсточка поджаренного проса и пиала воды.

Белоснежную поместительную юрту бая окружали черные юрты безродных и вечно голодных джатаков. Невыносимый голод заставлял бедных отдавать своих детишек в рабство, – их увозили в Бухару, в Хиву. Внезапно в степь пришел указ белого царя: принимать казахских ребятишек в казачьи учебные батальоны. И степная беднота отхлынула от своих баев, стала прижиматься к русским поселениям. Нужда сроднила голубоглазых с черноглазыми, сломала вековые национальные перегородки.

В Омском кадетском корпусе Корнилову необычайно легко давались восточные языки, и это определило его дальнейшую судьбу. Как и земляк Чокан Валиханов, тоже воспитанник Омского корпуса, Лавр Георгиевич посвятил себя службе на южных рубежах Отечества. Чокан был внуком всесильного хана Аблая. Став офицером русского Генерального штаба, Чокан Валиханов прославился дерзкими экспедициями в загадочную Кашгарию. В крепости Верной снарядив небольшой караван и переодевшись купцом, он через перевал Туругарт проник в Кашгар, в китайскую провинцию Наньлу. Благополучно возвратившись, Чокан напечатал с помощью академика Семенова-Тян-Шанского интереснейшие «Очерки Джунгарии»… Чокан скончался молодым, в 31 год, и был похоронен в Семиречье, недалеко от Верного.

Другим кумиром омских кадетов был «белый генерал» М.Д. Скобелев. Вся боевая жизнь этого выдающегося военного деятеля также связана с Азией. Совершив лютой зимой переход через Балканы, Скобелев превзошел подвиг Суворова в зимних Альпах. Протащив на руках пушки, солдаты Скобелева вышли к самим стенам Константинополя, исторического Царьграда, к вратам которого в давние времена был приколочен щит легендарного русского князя Олега. Судьба Константинополя, а с ним и проливов Босфор и Дарданеллы казалась решенной, однако поспешили вмешаться Англия и Франция, и войскам Скобелева не позволили войти в открытые ворота обреченного города… Впоследствии размышления об этом историческом казусе, непостижимом на первый взгляд, сильно сказались на политическом кругозоре Корнилова и многое определили в его судьбе.

После кадетского корпуса Лавр Георгиевич избрал для себя Михайловское артиллерийское училище. В августе 1892 года он окончил его и в чине подпоручика получил назначение в Туркестанскую артиллерийскую бригаду.

Это назначение в отдаленный край совпало в желанием молодого офицера. Средняя Азия, вообще Восток стали душевным пристрастием Корнилова еще в стенах кадетского корпуса. Его нисколько не страшили ни азиатская жара, ни безводные пески. Туркестан был его родиной. «Где родился, там и пригодился!»

Край этот издавна привлекал аппетит хищных англичан. Оберегая безопасность своих южных рубежей, Россия была принуждена принять решительные действия за Тянь-Шанем, в Ферганской долине.

Английские войска, вернувшись из-под разрушенного Севастополя, внезапно вторглись в Афганистан. Русский форт Кушка становился таким образом прифронтовым укреплением.

По обе стороны поднебесных, вечно белых хребтов Гиндукуша с новой силой закипела тайная, непримиримая война.

Крымская война, несмотря на унизительное поражение России, все же показала, что сражаться с русскими в открытом поле англичанам не по силам. Англия избрала для войны иное поле – дипломатическое, закулисное, то есть область, где она была сильна, как никто другой. Здесь она добилась выдающихся успехов (устранение Павла I, направление Наполеона в погибельную для него Москву, восстание декабристов).

Давнее соперничество двух великих держав на какое-то время разрешилось заключением совместной разграничительной комиссии. На Памире был вкопан пограничный столб с двуглавым российским орлом. России отходил правый берег Пянджа и Амударьи. На левой стороне проворные англичане, применив скорострельные пушки против диких, примитивно вооруженных афганских племен, принялись нахально возводить крепость Дейдани. Поэтому левый берег обеих пограничных рек чрезвычайно интересовал русский Генеральный штаб.

Лавр Георгиевич впервые отважился пробраться южнее Кушки осенью 1899 года. Капитан Корнилов снял мундир и облачился в зловонное тряпье бродяги. Отпустив бороду, он стал неотличим от вечных странников унылых караванных дорог. Почерневший под свирепым солнцем, покрытый пылью, он как бы растворился в океане человеческих песчинок, гонимых постоянным ветром с гималайских круч.

К своему опаснейшему путешествию Лавр Георгиевич готовился тщательно. Штаб Туркестанского округа командировал его в город Керки (урочище Термез) для руководства кавалерийскими учениями с офицерами тамошнего гарнизона. Затем он по казенной надобности съездил в Асхабад и лишь1 после этого таинственно исчез. Как цветисто выразился бы восточный поэт: «Препоручил отпущенную ему во временное владение душу принимающему души ангелу».

Ангел-хранитель сберег жизнь отчаянного русского офицера.

Со своим надежным спутником Эсеном молоденький капитан одолел труднейший перевал Сары-Могук и ступил на кашгарскую землю, загадочную и страшноватую.

Север необозримого Китая, район за Пянджем и Амударьей, был издавна тронут мусульманством. Из песков Аравии ислам сумел проникнуть и сюда. На этих землях обитали древние уйгуры, кровные ненавистники китайцев, а также молчаливые, обходительные дунгане, немногочисленная разновидность китайцев, принявших наступательный ислам.

Глазам разведчиков открылся благодатный край. По этим местам пролегал Великий шелковый путь. Здесь видели и русских воинов: они сопровождали князя Ярослава, отца Александра Невского, направлявшегося в ставку монгольского хана.

…Обыкновенно жестокие войны как бы встряхивают нацию, исчезает сонливая вялость, всплеск энергии укрепляет национальные мускулы и дух. На этот раз все было иначе. Неудачливая война с японцами на далеких рубежах лишь угнетала нацию. В довершение пришли известия о расстреле в Петербурге многотысячной рабочей манифестации. Затем, словно в отместку за это бессмысленное кровопролитие, террористы бросили бомбу в великого князя Сергея Александровича, дядю царя. Причем убийца великого князя Иван Каляев заявил при аресте: «Я счастлив, что исполнил долг, который лежал на всей России!»

Становилось ясно, что войну следовало заканчивать. И вот в Америку, в Портсмут, на переговоры с японцами отправился глава русского правительства Витте.Условия Портсмутского мира были унизительными для России. Великая держава, раскинувшаяся от Вислы до берегов Тихого океана, впервые стала сокращаться, терять свои территории: Витте добродушно подмахнул документ, по которому Россия теряла половину Сахалина и все острова Курильской гряды, обеспечивающие русскому флоту выход на просторы Мирового океана. Для Корнилова, как специалиста по Востоку, этот позорный договор явился лишним подтверждением, что настоящие национальные потрясения вызывают в России вторжения восточных хищников. Так было с хазарами, так было и с монголами… Древний Восток оставался громадным материком, малоисследованным и грозно-загадочным.

Оба разведчика, одетые в драные халаты, в дорожной пыли и обожженные солнцем, сумели пробраться в самые запретные районы, где еще не ступала нога немусульманина, неверного, гяура. Корнилову помогала внешность, а также знание языков и обычаев, умение приспосабливаться к самым невероятным условиям. Через шесть недель они вернулись. Лавр Георгиевич выложил начальству искусно выполненные «кроки» всех кашгарских приграничных укреплений. Особое внимание он уделил планам крепости Дейдани. В объяснительной записке он указал, что англичане, без всякого сомнения, готовятся поразить Россию в областях, жизненно важных, однако покуда еще недостаточно освоенных и укрепленных. В этом отношении исключительное значение приобретал Афганистан. По сути дела, территория этой дикой страны послужит плацдармом для нападения. Корнилов предупреждал, что первой целью захватчиков будет достижение линии: Дон– Царицын—Астрахань. Чрезвычайно важное значение при этом обретает такой стратегический пункт, как городишко Мерв с его железнодорожным мостом через Амударью… В случае же утраты инициативы противник скорей всего построит свою оборону севернее Кабула и станет перемалывать русские войска в той последовательности, с какой они будут вводиться в бой из-за гористой местности, поэтому он предостерегал от втягивания в глубокие и узкие ущелья Гиндукуша.

Через год Корнилов повторил свою опасную затею: он вновь отправился в Кашгар. Затем он таким же образом побывал в Персии и сделал попытку проникнуть в северные районы Индии. С каждым разом он убеждался в том, что Великобритания не оставляет намерений повторить в Туркестане свой опыт войны в Крыму, под Севастополем.

Так вторично был попран великий завет императора Николая I: «Где однажды поднят русский флаг, там он уже никогда не опускается!»

Первое разбазаривание российской территории было допущено Александром II – за сущие гроши (7 миллионов долларов) он отдал американцам богатейшую Аляску.

Британское противодействие заставляло Корнилова снисходительно усмехаться. Всякий раз при этом он долго и задумчиво смотрел на старинный перстень, надетый на мизинец. Этот массивный и как будто бы золотой перстень настойчиво разыскивал в кашгарских грязных лавчонках корниловский спутник туркмен Эсен. Он уверял, что перстень принадлежал отважному Гельды Гелю и потерялся при штурме русскими крепости Геок-Тепе. Поговаривали, что перстень видели на руке генерала Скобелева. После таинственной смерти ак-паши в московской гостинице перстень снова пропал и, по слухам, вдруг появился в Туркестане. Его-то, этот талисман, и стремился отыскать настойчивый Эсен… Сам Лавр Георгиевич не очень-то верил слухам о таинственном талисмане. История загадочного перстня слишком отдавала пряной восточной экзотикой. Но в Забайкалье, уже собираясь уезжать по вызову в Петербург, он вдруг получил небольшую коробочку, завернутую в грязную бумагу. Дежурный чин поведал, что этот сверточек принес какой-то человек из местных, просил передать и сразу же исчез. В коробочке находился массивный, слишком неизящный перстень, тусклый от старости и многих рук. Сознание Корнилова мгновенно прострелила едкая догадка, что коварные англичане как засекли его в Кашгаре, так до сих пор не спускают с него своих холодных, недремлющих глаз. Свидетельством тому была эта внезапная посылочка – как напоминание о том, что у секретных служб свои обычаи и нравы…

В дипломатии существует золотое правило: «Если не в состоянии чем-либо помочь, то хотя бы не навреди!» К сожалению, царские дипломаты сплошь и рядом действовали совершенно наоборот, и Лавр Георгиевич, впервые соприкоснувшись с этой сферой, не уставал поражаться, как привилегированная, замкнутая каста чиновников, куда не было доступа никому из посторонних, как они, находясь за рубежом, защищали интересы своей страны.

Перечень поразительных провалов царской дипломатии, случившихся на глазах Корнилова, был нескончаем: отказ от права построить железную дорогу в Персии, плохо объяснимое бездействие в годы затянувшейся бурской войны, странное попустительство иностранным рыбакам, буквально опустошавшим прибрежные российские воды… Задумываясь над причинами подобных поражений, Лавр Георгиевич задал себе традиционный вопрос любого расследователя: «А кому это выгодно?» – и получил исчерпывающий ответ: все выгоды от поразительных провалов русской дипломатии собирала и складывала в свой бездонный карман Великобритания.

Она прибрала к рукам сооружение важнейшей межконтинентальной магистрали в Персии, она понемногу справилась с воинственными бурами, она доставила своим рыбакам возможность забрасывать свои сети возле Мурманска, что увеличило уловы ажв десять раз! И все это за счет России… После всего этого Лавр Георгиевич нисколько не удивился, узнав, что ловкие англичане вдруг получили в полное и безраздельное свое владение огромную золотоносную провинцию в глубине Сибири – на реках Лене и Витиме. Как будто у самой России исчезла всякая потребность в собственном золоте!

Россия – уникальная страна с двумя официальными фасадами. Одним она развернута к Европе, другим – к загадочным глубинам древней Азии. Именно по телу России, где-то в районе Уральских гор, проходит рубеж этих двух величайших частей света. Уникальное географическое положение диктует и политику.

С исторической точки зрения бурливая, неистовая Европа – всего лишь небольшой полуостров великого Азиатского материка, состарившегося и оцепеневшего в своем усталом молчании. Восток умудренно, из-под приспущенных морщинистых век, снисходительно посматривал на кипение европейских страстей. Все это им было уже пережито, все осталось позади…

Назначение военным агентом в Китай Лавр Георгиевич принял с воодушевлением. Там, куда он проникал с опасностью для жизни, проникал потаенно, переодетым, изменившим свою внешность до неузнаваемости, – теперь он там обоснуется совершенно открыто, с официальным статусом и дипломатическим иммунитетом.

Попав в Пекин, Лавр Георгиевич поразился тому, насколько необозримый Китай напоминал гигантскую Россию. Те же просторы, то же изобилие природных богатств, столь же работоспособное и неприхотливое население. И совершенно та же самая ожиревшая, одрябшая бюрократия, утратившая даже предчувствие надвигающейся катастрофы…

Хмурая отстраненность Корнилова, полное отсутствие в нем светскости поставили его среди посольских в положение белой вороны. Попытки русского военного агента добросовестно исполнять свои обязанности наталкивались на откровенное удивление, а затем и на раздраженное негодование. «К чему так лезть из кожи? Посольство – не плац пехотного батальона». Старательный полковник, герой недавней войны, выглядел строевым бурбоном, бесхитростный ум которого занят одной службой.

Настойчивые попытки Корнилова получить разрешение на поездку в приграничные районы вызывали нежелательные толки в придворных кругах. В дипломатическом мирке принялись насмешливо шептаться. Посол Гире попытался мягко, как бы отечески, осадить старательного полковника. «Зачем будить кошку, когда она спит?» – привел он изящную французскую пословицу. Не отзываясь на душевный порыв посла, полковникслушал его букой. Отношения посла и военного агента портились день ото дня.

Прежде, увлекаясь Кашгаром, Лавр Георгиевич смотрел на Китай как на спокойный океан, дремлющий в своем историческом величии. Как и всякого разведчика, Корнилова захватывала злоба дня. Здесь, в Пекине, он взглянул на этот материк, отгородившийся от мира Великой Китайской стеной, совершенно новыми глазами. Мало-помалу древняя Срединная империя стала терять свои загадочные покровы, и в душу русского военного агента вселилась настоящая тревога. Следовало поскорей отринуть привычное благодушие, – соседний Китай был вовсе не так безопасен, каким он привык казаться уму ленивому и вялому. Сонливым и безмускульным Китай выглядел лишь с поверхности. Таким видится океан под ясным, теплым солнышком, в безветрии, однако грозные признаки грядущих бурь ощущаются вполне явно. Для этого следовало позорче всматриваться и без предвзятости анализировать.

Книжные магазины были давней страстью Корнилова. Постепенно у него подобралась библиотечка по истории Востока. Уже здесь, в Пекине, в первый же заход в полутемную лавчонку ему на глаза попался толстенный том под названием «Китайские евреи». Изумление Корнилова было неподдельным – прежде он был убежден, что на Востоке никакого «еврейского вопроса» попросту не существует. Но – вот же!

Книга издана совсем недавно, в 1900 году. Написал ее некий У. Уайт, ровесник Корнилова, однако проживший в Китае больше половины своей жизни. Жил он все эти годы в городе Кай-фын, своеобразной столице китайского иудаизма… Изучение труда У. Уайта позволило Корнилову найти ответ на многие недоуменные вопросы. В частности, он долго не мог понять, с какой стати китайцы вдруг принялись бурно радоваться неудачам русской армии в войне с японцами. Потом, роясь в книжных развалах, он сумел разыскать еще несколько книг на эту же тему: Дж. Финна, А. Каца и даже русского А. Виноградова, иеромонаха Киево-Печорской лавры, работавшего в Пекине в составе русской духовной миссии.

Китай, как выяснил Корнилов, не избежал «еврейского вопроса». Оказывается, еще библейский царь Соломон посылал торговые суда и караваны в богатую Индию. На их путях селились ловкие евреи из Йемена. Так они проникли и в Китай. Из истории Срединной империи известно, что первая резня евреев случилась в городе Кантоне в 878 году. Крестьянский предводитель Бай Ху устроил ужасающее побоище (позже точно такой же погром устроили и жители древнего Киева, заставив князя Владимира изгнать евреев из города). Осваивая Китай, евреи благоразумно маскировали свою веру. Одно время их называли мусульма-нами в голубых шапочках. Постепенно они сосредоточились в городе Кайфын, там в 1163 году была построена первая синагога.

Принужденные жениться на китаянках, евреи с годами обрели облик коренных жителей. Некоторые даже носили косы.

Еврейское засилье вызывало частые восстания. В 1642 году город Кайфын подвергся длительной осаде. Во главе защитников находился еврей Ли Гуаньтянь. Когда штурмующие полезли на стены города, он приказал разрушить дамбы на реке. В потопе погибло более миллиона человек, повстанцев и защитников. Город был все же захвачен, синагога разрушена, евреи изгнаны. Впрочем, ненадолго. Через несколько лет офицер императорской гвардии еврей Чжао Ченьжи добился рескрипта богдыхана на возвращение евреев, восстановил синагогу и в память об этом событии воздвиг мраморную стелу.

В настоящее время, как узнал Корнилов, в Китае насчитывается более 40 миллионов иудеев. Они отличаются от коренных китайцев тем, что совершают обрезание, не едят свинины и соблюдают субботу.

Верные своему отвращению к труду земледельца, евреи в Китае прибрали к рукам всю торговлю. Многие из них проникли в государственный аппарат и служили в армии.

Прежде, сталкиваясь с постоянным противодействием британской разведки, Лавр Георгиевич считал именно Англию главной виновницей грязных «опиумных» войн в Китае (в 1840 и 1860 гг.). Верно, воевали и гибли английские солдаты, но торговлю опиумом держали в своих руках исключительно евреи. Богатейший торговец Сассун построил в Шанхае роскошную синагогу, а в 1904 году стал издавать «Еврейскую газету» на английском языке.

Отсюда, из Пекина, куда отчетливей, чем из России, просматривался «еврейский след» во всех начинаниях СЮ. Витте, председателя Совета министров России. В частности, сооружение КВЖД велось с помощью таких финансовых воротил, как Ротшильд и Мендельсон. Крупные банкиры уже давно облюбовали Россию как промежуточный пункт для распространения своего влияния на Восток. С этой целью были созданы сначала Русско-Китайский банк, а затем и Русско-Азиатский.