— Хватит, Регги! Ты же меня знаешь.
      — Уходи, приятель. Мне не нужны неприятности.
      Не говоря ни слова, Эмблер повернулся и зашагал дальше по тротуару к большому многоквартирному дому в неоготическом стиле, в котором жил последние десять лет. Построенное в двадцатые годы минувшего столетия, из красного кирпича и украшенное светло-серыми колоннами и бетонными пилястрами, оно стояло чуть в глубине улицы. Жалюзи в окнах напоминали полуопущенные веки.
      Баскертон-Тауэрс. Что-то вроде дома для человека, у которого никогда не было настоящего жилья. Человек, посвятивший себя карьере оперативника высшего уровня доступа, обречен жить под чужими именами. В Отделе консульских операций нет подразделения более секретного, чем ППС, Подразделение политической стабилизации, и члены его знают друг друга только по кодовым именам. Жизнь агента не располагает к тесным социальным узам: работа отнимает практически все время, связь, находясь за границей, поддерживать трудно, а то и просто невозможно, и никто не может сказать, закончится ли неделя выходными или очередной командировкой. Были у Эмблера настоящие друзья? Наверное, нет. А потому случайные, уличные знакомства, заведенные в те редкие периоды, когда он жил здесь, приобретали особое значение. Да и квартира в Баскертон-Тауэрс, как ни мало времени Эмблер проводил в ней, ассоциировалась с обычным человеческим существованием, с той нормальностью, к которой ему хотелось вернуться. Не святая святых, не «мой дом — моя крепость», не домик у озера, но все же доказательство его реальности, подлинности, аутентичности. Место, где можно бросить якорь.
      К дому, почти к самому вестибюлю, вела подъездная дорожка. Оглядевшись по сторонам и не заметив никого, кто проявлял бы к нему повышенный интерес, Эмблер подошел к двери. Должен же кто-то узнать его — портье, менеджер, управляющий — и позволить подняться к себе.
      Он посмотрел на табличку у входа — черные пластмассовые буквы на белом фоне, список жильцов в алфавитном порядке.
      Странно, но никакого Эмблера в списке не значилось. Сразу после Элстона шел Энуэйр.
      Неужели его квартиру уже сдали другому? Неприятность, конечно, но, пожалуй, не сюрприз.
      — Я могу вам чем-то помочь, сэр? — Из теплого вестибюля появился один из швейцаров.
      Грэг Денович. На решительно выдвинутом подбородке, как обычно, лежала тень не поддающейся бритве щетины.
      — Грэг, — обрадовался Эмблер. Денович приехал в Америку из бывшей Югославии, и Грэг было, наверное, сокращением от Грегора. — Давно не виделись, верно?
      Любопытное повторение ситуации с Регги — на лице швейцара появилось то выражение смущения и легкой растерянности, которое бывает у человека, когда к нему вот так, запросто и по-приятельски, обращается совершенный незнакомец.
      Эмблер стянул с головы бейсболку и улыбнулся.
      — Не спеши, Грэг. Присмотрись получше. Квартира ЗС, вспомнил?
      — Я вас знаю? — спросил после паузы Денович, облекая в вежливую вопросительную форму утверждение. Отрицательное утверждение.
      — Похоже, что нет, — тихо ответил Эмблер. И уже в следующий момент досада и недоумение сменились паникой.
      За спиной у него заскрипели шины резко затормозившего на мокром асфальте автомобиля. Эмблер повернулся и увидел остановившуюся на противоположной стороне улицы машину. Дверцы открылись и захлопнулись. Из машины вышли трое мужчин в форме охранников. Один из них держал в руках карабин, двое других на ходу вытаскивали пистолеты. И все трое спешили к Баскертон-Тауэрс.
      Фургон. Эмблер сразу все понял. Группа из так называемой «службы доставки», к услугам которой прибегали самые разные правительственные ведомства для выполнения щекотливых операций внутри страны. Когда речь шла о задержании агента-предателя или действующего на территории США иностранного оперативника, арест поручали произвести «службе доставки». Главным условием было то, что официальная система правосудия оставалась при этом в стороне. В этот холодный, промозглый январский день «посылкой», за которой примчались трое парней, был он, Харрисон Эмблер. Никто и не собирался вызывать местную полицию, никто не собирался ничего объяснять, никакой открытой конфронтации не планировалось — изъятие «объекта» должно было пройти быстро и незаметно.
      Только теперь Эмблер понял, что совершил непростительную ошибку, когда явился сюда. Он позволил себе выдать желаемое за действительное. Больше таких просчетов быть не должно.
       Думай.
      А еще лучше — прочувствуй ситуацию.
      Эмблер отдал оперативной работе два десятка лет и знал множество способов скрыться от преследователей. Однако при выборе средства в каждой конкретной ситуации он никогда не пользовался теми приемами, которые порой навязывают начинающим: «деревом альтернатив», логической решеткой и другими. Эмблер предпочитал не столько просчитывать ситуацию, сколько прочувствовать ее. Без импровизации агент неизбежно попадает в колею рутины, и тогда каждый его шаг становится для противника легко предсказуемым.
      Он пробежал взглядом Коннектикут-авеню. Пути отхода были стандартно заблокированы с трех сторон: две группы перекрывали улицу справа и слева и одна заняла позицию перед Баскертон-Тауэрс еще до прибытия фургона. С двух сторон к зданию уже шли вооруженные люди в форме и в штатском. И что теперь? Можно попытаться прорваться в дом и найти запасной выход. Но такой шаг логичен, то есть предсказуем, а значит, необходимые меры уже приняты. Можно смешаться с толпой пешеходов и попробовать уйти в дальний конец улицы в расчете на неповоротливость агентов. Но и в этом случае шансы на успех слишком малы.
      Хватит думать, приказал себе Эмблер. Единственный выход вырваться из ловушки — перехитрить противника.
      Он внимательно посмотрел на шедшего впереди мужчину с карабином, лицо которого едва проступало из-за пелены дождя. И решение пришло: из всех возможных вариантов нужно выбрать самый опасный.
      Эмблер сорвался с места и побежал к нему, к человеку с карабином.
      — Почему так долго? Пошевеливайтесь, черт бы вас побрал! Он уже уходит! — Эмблер повернулся и ткнул пальцем в сторону вестибюля Баскертон-Тауэрс.
      — Мы и так спешили, — огрызнулся мужчина с карабином. Двое других, как успел заметить Эмблер, были вооружены двенадцатизарядными пистолетами сорок пятого калибра. Не слишком ли, чтобы поймать одного беглеца? Впрочем, они ведь могли иметь и другой приказ. Не взять живым, а уничтожить.
      Сутулясь и устало волоча ноги, Эмблер перешел через улицу к стоящему у тротуара фургону. В его распоряжении несколько секунд, пока вошедшие в вестибюль агенты не поймут, что их одурачили.
      Он подошел к машине и помахал раскрытым бумажником, который принадлежал коротышке с Пэрриш-Айленда, словно демонстрируя удостоверение. Водитель вряд ли мог что-то рассмотреть, и успех в этом случае зависел от того, насколько убедительным получится жест. Стекло опустилось, и Эмблер увидел того, кто сидел за рулем: жесткий, настороженный взгляд, короткая мускулистая шея тяжелоатлета.
      — Вы получили новые инструкции? — начальственным тоном спросил Эмблер и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Живым не брать. И почему так долго? Успели бы на минуту раньше, и все бы уже закончилось.
      Секунду или две водитель молчал, потом глаза его сузились.
      — Что вы мне показали? Я не рассмотрел. И вас не знаю.
      В следующее мгновение Эмблер почувствовал, что его запястье словно попало в тиски.
      — Я сказал, что не рассмотрел твое удостоверение, — злобно прохрипел водитель. — Покажи-ка мне его еще раз.
      Эмблер сунул руку под куртку, где лежал отобранный у охранника на лодке пистолет, но верзила за рулем отличался не только силой и молниеносной реакцией, но и был отменно подготовлен. Не разжимая пальцы, он ударил по «П7» тыльной стороной кисти, и оружие полетело на землю. В ответ Эмблер вывернул запястье, рванул руку к себе и, используя предплечье в качестве рычага, нажал сверху.
      Водитель вскрикнул от боли, однако хватку не ослабил. Эмблер заметил, что его правая рука исчезла под приборной панелью, где, очевидно, лежало какое-то оружие.
      На мгновение он расслабился и, позволив наполовину втянуть себя в кабину, свободной левой рукой нанес точно рассчитанный, короткий удар в горло.
      Человек за рулем отпустил его и подался вперед, вцепившись обеими руками в воротник. Глаза полезли из орбит, изо рта вырвался хрип — поврежденный хрящ не давал дышать. Эмблер распахнул дверцу и стащил верзилу с сиденья. Тот сделал несколько неуверенных шагов в сторону от фургона и свалился на землю.
      Запрыгнув в кабину, Эмблер повернул ключ и тут же выжал газ. Отъезжая, он слышал крики агентов второй группы. Стрелять они, однако, не стали.
      Кому сейчас не позавидуешь, подумал Эмблер, так это старшему группы: бедняге придется не только объяснить, как «объект» улизнул из-под носа, но еще и воспользовался для этого машиной группы. При всем том собственные действия Эмблера вовсе не строились на расчете или предвидении. Анализируя их сейчас, он понял, что все решило выражение лица агента с карабином — настороженное, напряженное и... нерешительное. Охотник еще не был уверен, что обнаружил дичь. Группу отправили на задание так быстро, что даже не успели снабдить фотографией. Предполагалось, вероятно, что Эмблер поступит как типичный беглец: побежит и обнаружит себя сам. Он же вместо того, чтобы драпать подобно зайцу, присоединился к гончим и тем спутал преследователям все карты.
      Как ни хорош был фургон, Эмблер понимал, что через несколько минут автомобиль станет маяком, притягивающим к себе его врагов. Промчавшись несколько миль по Коннектикут-авеню, он свернул в переулок, где и оставил машину с работающим двигателем и ключом в замке. Если повезет, если приманка сработает, то ее кто-нибудь угонит.
      Самыми безопасными для Эмблера были наиболее многолюдные места, такие, где жилые кварталы соседствуют с деловыми и торговыми, где есть посольства и художественные музеи, церкви, магазины и жилые дома. Где сильное пешеходное движение. Что-то вроде Дюпон-серкл. Расположенный на пересечении трех главных улиц города, этот район столицы всегда отличался повышенной человеческой активностью. Эмблер сел в такси, доехал до перекрестка Нью-Гэмпшир-авеню и Двадцатой улицы, вышел и быстро затерялся в заполнившей тротуары толпе. Он уже знал, куда направляется, но не спешил, стараясь не выделяться на общем фоне беззаботности.
      Растворившись в гуще пешеходов, Эмблер не забывал об опасности. Взгляд его скользил по окружающим, выискивая малейшие, не заметные для других признаки слежки. В какой-то момент к нему вернулось прежнее чувство, всегда особенно обострявшееся в состоянии повышенной тревоги: стоило остановить взгляд на прохожем, как перед ним будто открывалась страница чужого дневника.
      Женщина лет шестидесяти с выкрашенными в персиковый цвет волосами, в темно-синей гофрированной юбке, выглядывающей из-под распахнутого клетчатого пальто; в ушах большие золотые сережки; помеченная возрастом рука крепко сжимает пластиковый пакет. Прежде чем выйти из дому, она пару часов провела у зеркала. Каждый такой выход для нее событие. Каждый такой выход — поход по магазинам. На лице — недовольная гримаска одиночества; капли на щеках в равной степени могут быть и следами дождя, и слезами. Детей у нее нет, и это, возможно, одна из причин печали и сожаления о впустую растраченной жизни. Когда-то у нее был муж, и с ним она связывала надежды на счастье и благополучие, но потом — лет десять или даже больше назад — он устал от нее и нашел кого-то помоложе и посвежее, кого-то, на кого возложил свои собственные надежды на счастье и благополучие. И ей осталось только ходить по магазинам, не позволяя себе ничего лишнего, приглашать знакомых на чай и играть в бридж, хотя и не так часто, как хотелось бы. Эмблер чувствовал ее разочарование в людях. Возможно, подсознательно она догадывалась, что их отпугивает ее печаль, ее неудовлетворенность; для нее они слишком заняты собственными делами, одиночество усугубляет печаль, и ее общество становится все менее приятным для них. Вот почему она ходит по магазинам, одеваясь не по годам, откликаясь на объявления о «скидках» и «распродажах».
      Соответствовала ли нарисованная им картина действительности? Неважно. Эмблер знал, что может ошибаться в деталях, но не в сути.
      На глаза Эмблеру попался сутулый чернокожий парень в едва держащихся на бедрах джинсах и натянутой поверх банданы кепочке с козырьком; в левом ухе бриллиантовая сережка, под нижней губой узкая бородка. От парня несло одеколоном «Арамис». Взгляд его остановился на другом молодце — прилепившемся к стене магазина кичливом атлете с рельефными бедрами и длинными светлыми волосами, — задержался с очевидным интересом и неохотно ушел в сторону. Полногрудая девушка на высоких тонких каблучках, с кожей цвета какао и слегка вывернутыми, полными и блестящими губками — наверное, ей стоило немалых трудов выпрямить вьющиеся от природы волосы, — едва поспевала за чернокожим молодым человеком, которого — вероятно, с его молчаливого согласия — считала своим бойфрендом. Рано или поздно она задастся вопросом, почему ее парень, такой самодовольный, дерзкий и петушистый на улице, робеет и смущается, когда они остаются наедине. Почему их свидания заканчиваются так рано, и куда он уходит потом? Но вопросы, Эмблер это видел, появятся позже, а пока ей и в голову не приходило, что по-настоящему самим собой он может быть только с себе подобными.
      Интернет-кафе осталось на прежнем месте, там, куда Эмблер и шел, на углу Семнадцатой и Черч, в трех кварталах от Дюпон-серкл. Он выбрал удобное место у окна, из которого открывался хороший вид на прилегающую улицу — больше им не удастся застать его врасплох, — сел за компьютер и отыскал «Уочлист», базу данных министерства юстиции, которой пользовались многочисленные федеральные правоохранительные ведомства. Скоро выяснилось, что сохранившиеся в памяти пароли все еще действовали. Он ввел в поисковую систему свое полное имя, Харрисон Эмблер, и откинулся на спинку стула. Ждать пришлось недолго — через несколько секунд на дисплее появилась надпись:
      Поиск завершен. Искомый элемент не обнаружен.
      Странно. Любой федеральный служащий, даже тот, кто уже не значится в платежных ведомостях, должен оставить в системе след. Разумеется, в такой базе данных отсутствовали какие-либо сведения о сотрудниках Отдела консульских операций, как, впрочем, и о самом отделе, и официально Эмблер числился штатным работником Госдепартамента, что вовсе не было секретом.
      Пожав плечами, он перешел на сайт Государственного департамента и, преодолев слабенькую защиту, добрался до базы данных сотрудников. Здесь никаких проблем возникнуть было не должно. На протяжении многих лет Хэл Эмблер терпеливо объяснял — когда его об этом спрашивали, — что является служащим Госдепа и работает в Бюро по вопросам образования и культуры. При необходимости он мог долго и скучно рассказывать о «культурной дипломатии», «сближении через образование» и многом другом, повергая самых любопытных в состояние, близкое к летаргическому.
      Иногда Эмблер пытался представить, какой была бы реакция собеседника или собеседницы, если бы на какой-нибудь дружеской вечеринке или полуофициальном приеме он дал на такой вопрос откровенный ответ. Чем я занимаюсь? Работаю в одном сверхсекретном подразделении одной секретной службы под названием Отдел консульских операций. Не слышали? Программа высшей степени допуска. В правительстве о нас знают человек двадцать пять, не больше. Подразделение политической стабилизации. Что мы делаем? Ну, в общем-то, дел хватает. Чаще всего занимаемся тем, что кого-нибудь убиваем. Кого-нибудь, кто, как считается, хуже тех, кого мы от них спасаем. Разумеется, наверняка никогда ничего не знаешь, так что случаются и ошибки. Могу я предложить вам бокал вина?
      Он снова ввел свое имя в строчку «искать» и щелкнул клавишей. Еще несколько секунд томительного ожидания.
      Поиск завершен. Служащий Харрисон Эмблер не найден. Пожалуйста, проверьте правильность написания и повторите попытку.
      Он посмотрел в окно — ничего подозрительного. Тем не менее из пор уже сочился холодный пот.
      Что еще?
      Он проверил службу государственного пенсионного обеспечения.
      Харрисон Эмблер не найден.
      Чушь! Такого не могло быть! Он методично продолжил поиски, перебирая одну за другой базы данных, где хранилось его имя, но каждый раз получал один и тот же сводящий с ума ответ, представленный в разных вариациях, но всегда отрицательный.
      Харрисон Эмблер не найден.
      Совпадений не обнаружено. Совпадений не обнаружено.
      Не упоминается.
      Сведений нет.
      За полчаса Эмблер вскрыл девятнадцать федеральных и местных баз данных. Ничего. Можно было подумать, что Харрисон Эмблер никогда и не существовал.
      Безумие!
      К нему вдруг вернулись, зазвучав в голове тревожными гудками далекой сирены, голоса психиатров клиники Пэрриш-Айленда, выносивших свой невероятный, дикий диагноз. Чушь, конечно, абсолютная чушь. Иначе не могло и быть. Он прекрасно знал, как его зовут и кто он такой. Он прекрасно все помнил, вплоть до помещения в клинику. Помнил мельчайшие детали; живо, ясно, без провалов и темных мест помнил всю свою прежнюю жизнь. Жизнь, что и говорить, не совсем обычную, отданную служению не совсем обычной профессии, но никакой другой у него не было. Просто где-то возникла путаница, где-то не так переплелись провода, где-то произошла досадная техническая ошибка — не иначе.
      Пальцы пробежали по клавишам, набирая очередную последовательность знаков, но и эта попытка, как все предыдущие, привела его в тупик. И тогда Эмблер спросил себя, а не стала ли уверенность роскошью. Роскошью, которую он не мог себе позволить.
      В неспешно текущем за окном потоке машин появился вдруг явно спешащий белый фургон. За ним другой. Третий резко остановился прямо напротив кафе.
      Быстро же они его нашли! Но как? Если салон зарегистрировал сетевой адрес своей частной сети, а на базе данных Госдепартамента был установлен цифровой триггер, то его запрос активировал контрзапрос, и они мгновенно получили физический адрес.
      Эмблер вскочил, пробился к двери с табличкой «Только для персонала», толкнул ее и побежал по лестнице — если повезет, он выберется на крышу, потом перепрыгнет на соседнюю... Но надо пошевеливаться, пока охотники не развернулись и не перекрыли все пути отхода.
      Он бежал, хватая воздух открытым ртом, а в голове уже билась новая, только что оформившаяся мысль.
       Если Хэла Эмблера не существует, то за кем же они гоняются?

Глава 3