Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Отмели ночи (Воин Заката - 2)

ModernLib.Net / Ван Ластбадер Эрик / Отмели ночи (Воин Заката - 2) - Чтение (стр. 4)
Автор: Ван Ластбадер Эрик
Жанр:

 

 


      Быстро отыскав еще один кусок каната, он закрепил штурвал. Затем, перехватывая руками, добрался до мачты. Его пальцы ловко забегали по узлам, разворачивая штормовой парус. Он подтянул рею, натянул снасти и закрепил развернувшийся парус.
      Его обдало ледяным душем. Тяжелые осколки, черные и рваные, словно металл после взрыва, били его по коленям. Подошвы скользили по льду. Канат вырвался у него из рук, и фелюга, содрогнувшись, рванулась вперед, когда штормовой парус наполнился ветром.
      Ронин попробовал подняться, но порыв ветра качнул корабль. Он поскользнулся и больше уже не пытался встать. Вместо этого он сел, уперевшись спиной в фальшборт, а ногами - в основание мачты. Поймав конец каната, он стал тянуть его на себя, стараясь установить рею под нужным углом.
      Он как будто слился с кораблем. Все скрипы и стоны подвергающихся нагрузке соединений, дрожь корпуса, невероятное напряжение мачты, подрагивающей под напором ветра и берущей отсюда силу, - все это было теперь продолжением его рук, боровшихся с бурей за жизнь корабля.
      И рея медленно поддавалась, сдвигаясь сантиметр за сантиметром и принимая нужное положение. Все это шло не так гладко, потому что шторм не прекращался и ветер обрушивался на него в самые неподходящие моменты, и Ронину приходилось держаться настороже, чтобы не пропустить изменений воздушных потоков.
      Корма начала потихоньку сдвигаться вправо, причем так медленно, что поначалу Ронин этого и не заметил. Он уже смирился с тем фактом, что свалится от изнеможения, так и не добившись существенных изменений, как вдруг ощутил, что корабль повинуется ему. Это было подобно первому глотку крепкого вина - радостное возбуждение согрело ему грудь, и в одеревеневшие руки влились новые силы.
      В конце концов он закрепил такелаж и отправился на корму, чтобы изменить положение штурвала. Теперь у него уже было время, чтобы перегнуться через фальшборт и как следует рассмотреть пробоину. "Странно, подумал он, - что пробоина так высоко. Если бы мы налетели на какой-нибудь выступающий валун, отверстие было бы гораздо ниже. На что же мы натолкнулись?" Он еще раз взглянул на пробоину и решил, что повреждение незначительное. И все же нельзя допустить, чтобы нечто подобное повторилось.
      День подходил к концу. Багровые краски заката затопили унылую серость затянувшихся сумерек. А потом все окутала темнота, да такая, что Ронину стало жутко. Буря так и не прекратилась. Все пространство представляло собой взвихренную круговерть льда и снега. Прежде чем спуститься в каюту, Ронин свернул штормовой парус и закрепил рею. Поначалу он колебался, но потом все же решил, что без паруса в шторм спокойнее.
      - Ты должен мне все рассказать.
      - Подожди, друг мой, всему свое время.
      - Боррос, уже столько людей погибло... Я должен знать, ради чего.
      Почти рассвело. Слабый перламутровый свет, предвещающий наступление нового дня, уже пробивался сквозь толстые стекла каюты. За ночь лихорадка спала, и Борросу стало легче дышать, хрипы в горле и в легких прекратились, а дыхание стало ровнее и глубже. Кризис миновал. Проснувшись, колдун жадно выпил приготовленное Ронином теплое питье и попросил еще.
      - Позже, - ответил Ронин.
      Израсходовав все силы, Боррос пару минут полежал на спине и опять погрузился в глубокий сон, которого требовало его тело. Когда перед рассветом он снова проснулся, вид у него был уже чуть бодрее. Взгляд осмысленным и ясным, а цвет лица - почти нормальным.
      - Сколько?
      - Целый цикл. День и ночь.
      Колдун провел по лицу исхудавшей рукой.
      - Как ты думаешь, мне уже можно что-нибудь попить?
      - Конечно. - Ронин подал ему чашку. - Но не слишком много.
      Вой и свист ветра. Шуршание ледяных крошек о корпус.
      - Знаешь, - заговорил Боррос, - я так долго мечтал о поверхности, представлял, на что она похожа... я имею в виду, во всех подробностях... я так стремился на волю, чтобы освободиться от Фригольда... а потом, уже после того, как столкнулся с Фрейдалом, я хотел просто умереть здесь... вот почему я ему ничего не сказал... я понимал, что стоит мне все ему рассказать, и я умер бы в той дыре... чего я больше всего боялся, даже больше, чем...
      Он содрогнулся, прикрыв глаза. Потом поднял голову и печально взглянул на Ронина.
      - Ты понимаешь?
      Ронин кивнул:
      - Да. Кажется, понимаю.
      Они завели разговор, который неизбежно перешел на свиток.
      - Ты должен сказать мне, Боррос.
      - Да, мой мальчик. Но я могу рассказать тебе только то, что знаю сам. - Колдун глубоко вздохнул. - Свиток - это что-то вроде ключа. В писаниях говорилось, что этот свиток открывает единственный путь... единственный способ остановить Дольмена. Помнишь, я говорил о том, что ему суждено вернуться в наш мир. Сначала сменятся законы, потом придут Макконы и соберут свое войско, а когда все четыре Маккона будут здесь, они призовут Дольмена. Они - его приближенные, его хранители, его посланники и палачи. Из всех существ, что ему подчиняются, только Макконы общаются с ним напрямую. Как только они будут здесь - все четверо, - их силы умножатся во сто крат. Все это сказано в писаниях.
      - А мы куда направляемся?
      - Вот на этот вопрос я могу ответить более-менее определенно. Мы направляемся на юг, к континенту людей. Там, я думаю, мы найдем тех, кто сможет прочесть свиток дор-Сефрита.
      - А если нет?
      - Если нет, Ронин, тогда Дольмен действительно овладеет миром, а человечество прекратит свое существование.
      Немного подумав, Ронин спросил:
      - Боррос, скажи мне вот что. Если бы мы налетели на какой-нибудь выступ на поверхности льда, удар пришелся бы в нижнюю часть корпуса, верно?
      Колдун озадаченно поглядел на него.
      - Да, конечно. Здесь вообще вряд ли могут появиться высокие ледяные образования. Такой уж тут климат. А почему ты спросил?
      - Просто так, - ответил Ронин, отвернувшись.
      Это случилось в сумерках. Они настолько уже свыклись с завываниями бури, что сначала решили, что просто оглохли от постоянного рева ветра. А потом все наполнилось белым шумом, и они поняли наконец что это такое. Исчерпав все свои силы, ветер затих, оставил после себя лишь ненадежную тишину ледяного моря.
      Ронин помог Борросу облачиться в костюм из фольги, и они вместе вышли на палубу. На восточной оконечности неба клубились скопления темных туч, насыщенных влагой и молниями, а над кораблем - точно последние обрывки разорванных знамен - проносились остатки грозовых облаков. Однако на западе было ясно. Краешек солнца, угасающего, как уголек в потухшем костре, окрашивал небо цвета остывшей золы в пурпурно-розовые тона. Когда солнце скрылось за горизонтом, все окутала темнота. Ронин постарался запечатлеть в памяти картину заката. После стольких дней беспросветной серости и белизны, от которой недолго развиться и клаустрофобии, на душе у него наконец полегчало.
      Они принялись за расчистку палубы. Однако Боррос был еще слишком слаб. Ему пришлось быстро оставить работу, и он отправился на корму - взглянуть на штурвал и сверить курс. Ронин свернул штормовой парус и принялся возиться с реей и мачтой, чтобы поднять главный парус. Развернутый парус тут же наполнился ветром. Они стрелой понеслись вперед. Голубой лед летел навстречу кораблю.
      - Ронин!
      Крик отчаяния.
      Ронин понял, что это значит, еще прежде, чем повернул голову в сторону кормы. Он готовился с того самого момента, когда увидел пробоину так высоко на корпусе. Слишком высоко для тороса. Они вовсе не налетели на какой-нибудь ледяной выступ. Что-то в них врезалось. Ронин повернул голову и увидел.
      Боррос опять закричал. Теперь они оба смотрели назад. Там, в серебристых отблесках заходящего солнца, отражающийся, точно в зеркале, в поверхности льда, вырисовывался силуэт косого паруса, который ни с чем нельзя было спутать.
      - Ты видишь!
      Было что-то зловещее в очертаниях этого корабля, показавшегося на мгновение и тут же скрывшегося из виду вместе с остатками света.
      - Я же тебе говорил!
      Но у них уже не было времени на обсуждение. Корабль, близнец их фелюги, - не воображаемый, а настоящий, - шел едва ли в полукилометре от них, сокращая расстояние. "Нельзя ли как-нибудь облегчить судно? - подумал Ронин. - И как только им удалось отыскать нас на этих ледяных просторах? Правда, что они точно знали, откуда мы вышли в море, и знали, что мы направляемся на юг". Объяснение вроде толковое, и все-таки Ронину было не по себе. Он то и дело поглядывал на то место, где мелькнул косой парус. Он думал о буре. "Как они нас нашли в таком шторме? Уму непостижимо. Нас сбило с курса; и их тоже должно было сбить. Как же они сумели подобраться так близко? Какова была вероятность?" Пожав плечами, Ронин отбросил эти бесполезные размышления. "Как бы там ни было, они нас нашли. И надо подумать о том, как спастись от погони".
      Колдун был умен. Что бы он там ни читал, он немало узнал о кораблевождении. И теперь эти знания очень ему пригодились. Когда они обнаружили погоню, он управлял кораблем так искусно, что - не без помощи Ронина, который удерживал рею под нужным углом, - им удавалось ловить каждое дуновение ветра, чтобы, используя его полностью, развить предельную скорость. Больше они ничего не могли сделать. Здесь, на бескрайних ледовых просторах, какие-либо маневры вообще не имели смысла. Разве что в самом крайнем случае... "Но на это мы вряд ли пойдем", - думал Ронин, протаскивая канат через блок, чтобы рея сдвинулась на несколько сантиметров к правому борту.
      - Мы можем их обогнать, - крикнул Боррос от штурвала.
      Ронин не был настроен столь оптимистически. "Как Фрейдалу удается управлять кораблем? - спрашивал он у себя. - Даже со всеми его даггамами... разве они имеют хотя бы какое-то представление о кораблях?" Но это был очередной вопрос без ответа. "В любом случае, - яростно думал Ронин, - мне не особенно хочется их обгонять. Мне нужно свести с Фрейдалом кое-какие счеты. Мало ли что говорит Боррос".
      - Я не смерти боюсь, - сказал Боррос. - А того, что будет до нее.
      В его остекленевших глазах застыл страх.
      - Ты - всего-навсего меченосец. Тебя они просто убьют. А мне... мне придется опять претерпеть это все. По новой.
      Его тонкие губы дрожали.
      - Я не могу. Не могу.
      Борросу все же пришлось спуститься в каюту, как бы он ни отбрыкивался. Прошло полночи, и он уже просто валился с ног, так что выбора у него не было.
      Тело изменяло ему. Усталость поборола даже страх, захвативший его целиком.
      - Иди спать, - велел Ронин, помогая Борросу спуститься по трапу. - И ничего не бойся. Здесь ты в безопасности.
      Колдун взглянул на него с неприкрытым сарказмом.
      - Ты такой же, как все меченосцы. Каждый считает себя неуязвимым, пока не почувствует, как жизнь вытекает из него вместе с кровью.
      И теперь, один в тишине ночи, Ронин стоял у вибрирующей мачты, не обращая внимания на шуршание полозьев по льду и на жалобное поскрипывание снастей. Он смотрел только вперед, в темноту - непроницаемую, словно обсидиан, черную, как базальт, - а в голове у него, точно на сцене театра, разыгрывались живые картины.
      "Фрейдал, безумец, ты защищаешь смерть. Фригольда больше нет. Замысел саардина нацелен на усиление власти - власти столь же пустотелой, как это судно. Нижние уровни погрязли в хаосе, рабочие обезумели от лишений. А ты защищаешь закон в этом месте беззакония.
      Фрейдал, убийца, ты уничтожил Сталига, медленно, с наслаждением выдавливая из него жизнь, и ужас целителя все нарастал, и в конце концов сердце его не выдержало. И Борроса ты уничтожил: он еще жив, но это уже не тот человек, каким был когда-то. Теперь он живет в постоянном страхе перед тобой, взыскующим возмездия. И меня ты хотел уничтожить: я это видел... прочел у тебя на лице... желание, отчетливое, словно штрихи, нанесенные стилосом по теплому воску... я это видел, когда ты схватил меня после моего возвращения из Города Десяти Тысяч Дорог. Ты не раз подсылал ко мне своих прихлебателей: на той лестнице, где я был с К'рин, моей возлюбленной, моей сестрой... на тренировке, когда мне пришлось драться с Маршем. И теперь ты преследуешь нас. Опять. Что ж, я не стану бежать. Потому что для нас пришло время сойтись в поединке".
      В бледном свете занимающейся зари, окрасившей небо радужным перламутром, Ронин навалился на штурвал.
      Восходящее солнце светило в правый борт. Корабль начал медленный разворот, обозначив начало широкой дуги, и вскоре его бушприт был нацелен прямо на парус фелюги-преследователя.
      "Теперь готовься, - мысленно воззвал Ронин к Фрейдалу. - Твое время истекает".
      Две фелюги сближались с пугающей быстротой. Ронин вел судно с юго-восточной стороны. В разгорающемся свете дня четко обозначились очертания второго корабля, казавшегося поначалу - издалека - крошечной и безобидной игрушкой. Было пасмурно: слоистые облака закрывали солнце. Странный его свет, рассеянный, но в то же время и резкий, освещал ледяное море, и каждый выступ отбрасывал продолговатую тень, острую, словно лезвие меча, а все контуры принимали угловатые очертания.
      Теперь Ронин уже различал на палубе корабля-преследователя темные фигуры в тяжело развевающихся одеждах, с обращенными в его сторону белыми пятнами лиц. Потом на мгновение вспыхнул тоненький, как стрела, луч холодного света, и Ронин перевел взгляд на высокую худощавую фигуру на носу. Лица еще не было видно, но Ронин и так знал, что это Фрейдал. Стеклянный глаз саардина по безопасности отразил солнечный свет, мелькнувший сквозь серую завесу облаков.
      Ронин налег на штурвал, развернул корабль и пошел параллельно с преследователями. Как только он убедился, что преследует их именно Фрейдал, его охватило знакомое возбуждение - предвкушение схватки. Теперь они мчались бок о бок по ледяному морю, привязанные друг к другу незримыми узами ненависти, которые были куда надежней любой абордажной веревки.
      Внешне бесстрастный, Ронин наблюдал за тем, как Фрейдал медленно сошел с кормы и встал у боковых перил примерно посередине судна. Правый настоящий - глаз саардина смотрел прямо на Ронина.
      - Я так и думал, что именно вы за всем этим стоите, - крикнул Фрейдал через разделяющее их ледовое пространство, когда корабли сблизились. - Я пришел за вами, сэр. За вами и за колдуном. Он бежал из-под стражи.
      Ронин осматривал приближающийся корабль. Сколько их там, интересно?
      - Вас от меня забрали, но у меня к вам остались еще вопросы.
      Два даггама точно. А сколько еще внизу?
      - Жителям Фригольда запрещено выходить Наверх. И мой долг - вернуть вас обоих домой.
      "Фрейдал, наверное, взял с собой только лучших из лучших. На этот раз он не станет меня недооценивать".
      - Саардины хотят допросить вас.
      Стало быть, лучшие меченосцы. И можно спокойно сбросить со счетов писаря с прикрепленной к запястью дощечкой для записей, который находится при Фрейдале безотлучно, но как воин ничего из себя не представляет.
      - К моему глубочайшему сожалению, ни один из вас не переживет обратного путешествия. Меня лично больше уже не интересует, где вы были и чем занимались.
      Здоровый глаз саардина сверкнул нехорошим блеском.
      - Мои даггамы неприкосновенны. Никто не смеет напасть на них и остаться при том безнаказанным. Вы сломали хребет Маршу. Теперь вам придется ответить за это. Вы, сэр, умрете бесчестной смертью!
      Ронин услышал вопль у себя за спиной. Голова Борроса показалась над отверстием люка.
      - О, чертов холод, они нас настигли!
      Ронин вышел из себя.
      - Уйди! - взревел он. - И оставайся внизу, пока я за тобой не спущусь!
      Но колдун, кажется, не услышал его. Скованный страхом, он смотрел на Фрейдала, не в силах отвести глаз.
      - Сейчас вы умрете, сэр! - крикнул Фрейдал.
      - Иди вниз! - снова рявкнул Ронин.
      Голова колдуна исчезла, захлопнулась крышка люка.
      Корабли-двойники так и мчались бок о бок, ловя парусами ветер. Фрейдал подал знак даггамам. Подняв над головой черные крюки на длинных веревках, они раскрутили их и забросили на фелюгу Ронина. Потом начали подтягивать веревки. Крюки проскребли по палубе и впились в деревянный фальшборт.
      Когда фелюги соприкоснулись бортами, даггамы ловко закрепили веревки и перемахнули через фальшборт. Ронин закрепил штурвал. Фрейдал стоял молча и неподвижно. Его стеклянный глаз отсвечивал матовым бликом в сереющей дымке. Писарь тоже застыл, что твое изваяние, держа наготове стилос.
      Они были высокими, широкоплечими, длиннорукими. Лица у них были грубые, мрачные, но далеко не тупые: у одного - узкое и скуластое, у другого - плоское, с широким носом. У обоих на бедрах - длинные мечи. На груди в косых ножнах - по три кинжала с медными рукоятками.
      Для Ронина это был миг восхитительного предвкушения - последние мгновения затишья перед схваткой, когда мощь, подвластная его воле и направляемая его мыслью, растекается бурным потоком по жилам. Облизав губы, он обнажил клинок. Ожидание закончилось. Пришло время действовать.
      Они мчались по льду, оставляя за собой белую пыль, в которой свет превращался в радугу. Корабли раскачивались, сцепленные в объятиях, которые теперь сможет разжать только смерть.
      Они действовали четко и слаженно. Они бросились на Ронина одновременно, с двух сторон, пытаясь сбить его и дезориентировать. На взметнувшихся клинках отразились лучи восходящего солнца, и Ронин на мгновение ослеп. У него заслезились глаза, и помог ему только инстинкт. Он поднял меч и отскочил к борту. Один удар он отбил, но пропустил второй. Клинок ужалил его в плечо. Ладно, схватка есть схватка. Сделанного не воротишь. Нервы тут же онемели, потекла кровь. Даггам ухмыльнулся и пошел в наступление.
      "Все, - говорил Саламандра на тренировках, - абсолютно все, что происходит во время боя, можно использовать к своей выгоде, если знать как. Рука только держит меч; разум - вот сила, которая его направляет". Теперь даггамы наступали более уверенно, увидев, насколько легко удалось нанести Ронину первую рану. Они надвигались на него с согласованной точностью, непрерывно вращая мечами, и оттесняли его назад, чтобы не дать ему развернуться для контратаки. Перемещаясь вдоль палубы, они миновали каюту. Дай противнику начать схватку первым, если ты не уверен в оценке его мастерства: в его действиях ты найдешь ключ к победе.
      Даггамы продолжали осыпать Ронина ударами, в то время как он лишь ставил блоки и изучал их атакующие приемы, а иногда нападал сам, чтобы проверить их способность к защите. Это были великолепные меченосцы со своим собственным, необычным стилем ведения боя. Таких нельзя недооценивать. К тому же Ронину не хватало пространства, чтобы успешно атаковать обоих.
      Посредине корабля он все-таки разделил их, использовав рею в качестве барьера. Проделано это было стремительно. Эти двое - далеко не дураки. Они бы тут же смекнули, зачем он это делает, и объединились бы почти сразу. Почти. У Ронина был только один шанс. Он схватился за рукоять обеими руками и, сделав молниеносный выпад в сторону узколицего, нанес поперечный удар, разрубивший даггаму живот прямо под ребрами. На палубу вывалились влажные потроха. Рот открылся в молчаливом протесте. Даггам даже не успел закричать - настолько быстрым был удар. Вывалился подрагивающий язык. Глаза вылезли из орбит. Бездыханное тело рухнуло на палубу. Хлынула горячая кровь, застывавшая на холодных обледенелых досках.
      Второй даггам, разъяренный потерей соратника, проскочил под реей и набросился на Ронина. Отбив первую атаку, Ронин начал перемещаться от центра корабля к фальшборту, на который были заброшены крюки. Его противник метнул взгляд на тело павшего товарища, и Ронин, заметив это, стал делать выпады пониже, чтобы плосколицый предположил, что он метит в то же место в живот. Их клинки скрещивались, высекая искры, расходились и снова встречались в воздухе. Отбив очередную атаку, Ронин, вместо того чтобы нанести такой же косой удар, какие практиковал перед этим, описал клинком горизонтальную дугу. Даггам слишком поздно поднял свой меч, и плосколицая голова, отделенная от шеи, слетела с подергивающегося тела и упала буквально в метре от Фрейдала, стоявшего на другом корабле. Приподняв обезглавленное тело, из которого фонтаном хлынула кровь, Ронин швырнул его за борт, а сам рванулся к фальшборту и перескочил на корабль Фрейдала.
      Вибрирующие на ветру снасти пели скорбную песнь. Саардин по безопасности повернулся к Ронину. Его иссиня-черные волосы отливали глянцем. Он подергивал головой, точно стервятник. Фрейдал поднес руку к груди. В воздухе что-то мелькнуло, и, если бы Ронин посмотрел туда, он был бы уже покойником. Но он отвернулся, когда это "что-то" в него полетело, и отскочил в сторону. Когда кинжал, брошенный саардином, просвистел мимо, Ронин метнулся через палубу, краем глаза выискивая других даггамов. Он проскочил мимо писаря, одинокого и застывшего как истукан со своим неизменным стилосом. Пока в воздухе носились не слова, а звон клинков, ему нечего было делать. Его плащ тяжело колыхался на ветру: если бы не движение материи, он казался бы статуей, высеченной из камня.
      - Ага, вот вы и явились, сэр.
      Стилос пришел в движение. Ронину приходилось все время оглядываться, чтобы видеть корабль по всей длине.
      - Сначала выходит пехота. - Голос пустой и бесстрастный. - Таково основное правило ведения боевых действий.
      Мимо скрипучей мачты, мимо наполненного ветром паруса.
      - Ослабить противника предварительной атакой.
      Не забывать о раскачивающейся рее.
      - Измотать его.
      Мимо канатных бухт и бочек, мимо запасной мачты, закрепленной вдоль левого борта, как и на их с Борросом корабле.
      - Потом в дело вступает гвардия.
      Блестящие пятна льда возле правого фальшборта.
      - Довершить начатое.
      Полозья под днищем шуршат по льду.
      - Великолепный план, не правда ли, сэр?
      Его лицо неожиданно близко. Белое, тонкогубое, вытянутое и жестокое, оно кривится в глумливой ухмылке.
      - Не слишком ли много возни ради одного изменника?
      Два оставшиеся кинжала, закрепленные ремешками на груди, блеснули на солнце. Фрейдал - саардин и чондрин в одном лице.
      - Фригольд не потерпит подобных вам. Вы - как зараза, которую надо искоренить. Как вы понимаете, я не могу вам позволить вернуться во Фригольд.
      Наконец он выхватил свой огромный меч.
      - Теперь я тебя уничтожу. Аккуратно и мастерски, заостряя внимание на самых приятных деталях.
      Он сместился чуть в сторону, выставив правое плечо вперед, не давая Ронину возможности развернуться для атаки.
      - Каковыми являются боль... и страх.
      Сначала был нисходящий выпад, изменивший направление в самый последний момент; потом - горизонтальный рубящий удар неимоверной силы с противоположной стороны. Ронин отбил оба удара, а потом в левой руке у Фрейдала появился кинжал. Он держал его перед собой острием вверх.
      Писарь бесстрастно наблюдал за тем, как они медленно перемещаются по палубе в замысловатом, смертельном танце. Они уже отошли от середины корабля к носу, как вдруг Ронин обо что-то споткнулся. В это мгновение он заметил едва уловимый огонек, сверкнувший в здоровом глазу саардина, и вместо того, чтобы восстанавливать равновесие и пытаться удержаться на ногах, он расслабился и упал на палубу. Раздался злобный вой - кинжал Фрейдала вонзился в деревянную обшивку фальшборта прямо у Ронина над головой.
      Теперь у Фрейдала остался только один кинжал, но и это - с точки зрения Ронина - было ровно на один кинжал больше, чем нужно. Ему пришлось действовать быстро. Надо было приблизиться к саардину, прежде чем тот доберется до кинжала. Ронин собрался и прыгнул на нависшую над ним высокую фигуру. Сильный порыв ветра качнул корабль, и саардин, сместившийся, чтобы не оступиться, избежал полновесного удара Ронина. Кулак скользнул по щеке и на излете разбил губу, не попав по скуле, в ином случае оказавшуюся бы раздробленной. Чешуйчатая рукавица содрала кожу, оголив плоть. Голова Фрейдала дернулась назад, он отпрянул. Ронин по инерции пролетел мимо, врезавшись ребрами в левый борт. У него перехватило дыхание, и он хватанул ртом воздух, стараясь не согнуться. Фрейдал смахнул кровь, хлеставшую из разорванной щеки, и нанес удар, сжимая меч обеими руками. Перед глазами Ронина стояла какая-то мутная пелена, и только по слуху, не вполне осознавая происходящее, он выбросил над собой руку в перчатке. Теперь только чешуйчатая шкура чудовищного Маккона служила ему защитой. Клинок ударился о перчатку, твердая поверхность которой словно покрылась рябью. Она поглотила силу удара, и меч соскочил, скользнув по чешуйкам, как будто их покрывало масло. Смертоносное лезвие, повернутое в сторону, резануло по раненому плечу Ронина. Боль подстегнула его. Весь испачканный ярко-алой кровью, он оперся о фальшборт и шагнул вперед. Фрейдал, не веря своим глазам, уставился на его перчатку.
      Окровавленное лицо саардина исказилось от ярости. Пригнувшись, он стремительно пошел на Ронина. Их клинки загремели гневными громовыми раскатами. Ронин наседал на противника, а тот вроде бы пытался отступить, словно уступая напору Ронина. Но Ронин знал эту уловку и понимал, что Фрейдал пытается отойти на достаточное расстояние, чтобы метнуть последний кинжал. Ронин напирал, прижимая Фрейдала к мачте. Тот схватился за блестящую рукоять кинжала, но Ронин накрыл ее рукой в перчатке. Их клинки сцепились, лезвие проскользило по лезвию. Фрейдал встряхнулся, кое-как извернулся и, освободившись от хватки Ронина, вытащил кинжал. Они сдвинулись одновременно, словно побуждаемые одним импульсом. Яркое лезвие кинжала устремилось на Ронина, и его нельзя было избежать, потому что на этот раз Фрейдал не метнул кинжал, а наносил удар, и Ронина по инерции несло прямо навстречу острию. Фрейдал метил в шею, но промахнулся, и острие ткнулось в ключицу, содрав кожу. А потом Ронин проскочил мимо него темной тенью, держа меч обратной хваткой, так что клинок оставался у него за спиной. Он твердо встал на ноги, сделал глубокий вдох, развернул туловище, начав движение от лодыжек, и меч молнией устремился на саардина, разворачивающегося лицом к Ронину. Острие вонзилось Фрейдалу в рот. Клокочущий вопль оборвался. Поворот клинка - и Ронин отскочил, занося меч для другого удара. Белый на свету клинок, со струйками крови возле острия.
      Фрейдал извивался на палубе, зажав руками нижнюю часть лица. Кровь была повсюду. Когда саардин затих, Ронин огляделся в поисках даггамов. На палубе не было никого, кроме писаря. Он стоял, глядя на приближающегося Ронина.
      - Ты написал свою последнюю строчку.
      Писарь опустил стилос на дощечку и записал слова Ронина. Ронин махнул рукой, отошел на корму и распахнул люк каюты. Спустился по трапу. Никого.
      Он снова поднялся палубу, вскочил на фальшборт, присел на мгновение и оглянулся. Фрейдал лежал на том же месте. Писарь не двигался. Ронин взглянул в последний раз на его бесстрастное лицо и спрыгнул на палубу своей фелюги. Могучим ударом он разрубил канаты, соединявшие корабли. Они разделились, и неуправляемый корабль-двойник медленно отошел левым бортом и направился на восток. Вот он уже превратился в черную точку на горизонте, а потом исчезла и она.
      Боррос, конечно, ему не поверил, чего и следовало ожидать. Ронина это ни капельки не волновало.
      - Он мертв, - сказал Ронин, расхаживая по каюте. - Хочешь верь, хочешь нет.
      Солнце сумрачно клонилось к горизонту за сплошной пеленой облаков, бесформенных и бесцветных: вот и еще один день пошел на убыль. Перед тем как спуститься в каюту, Ронин всмотрелся вдаль. Ему показалось, он видел очертания земли, однако уверенности у него не было. Но ему, как ни странно, было все равно.
      - Нам еще ехать и ехать, - довольно резко бросил Боррос в ответ на слова Ронина. - И я не верю, что Фрейдал мертв.
      - Может быть, повернем назад и убедимся? - ядовито заметил Ронин.
      - Если б у нас было время, я бы сам настоял на этом, - буркнул колдун упрямо. - Очень хочется пнуть его труп ногой.
      - Само собой. Прямо сейчас.
      - Я не жалею, - с некоторым самодовольством заявил Боррос, - что во мне нет твоей страсти к битве.
      Ронин присел на свою койку и, отыскав кусок ткани, принялся протирать клинок.
      - Моя, как ты это называешь, страсть к битве - это наша единственная в данный момент защита.
      - Защита от мести Фригольда. Сейчас, когда мы на поверхности, их возможности сильно ограничены.
      Одну сторону зараз, вверх от широкой середины к острию.
      - Утром ты бы этого не сказал.
      - Ронин, ты еще не понял. Многие поколения мы жили замкнуто, давились собственной дряхлостью. Все наше развитие остановилось. - Лицо у Борроса задергалось. - Ты, я, Фрейдал - мы все порождения этой порочной системы. Ты гордишься тем, что ты меченосец. - Тон колдуна сделался назидательным. - Но ты живешь жизнью, искусственно созданной Фригольдом.
      Он сделал размашистый жест.
      - А здесь все это бесполезно.
      - До сих пор дела обстояли иначе.
      - Ты все время насмехаешься надо мной. А я имею в виду, что скоро мы доберемся до континента, где живут люди. Это будет цивилизованное общество. Человечество извлекло уроки из ожесточенных магических войн...
      Ронин поднялся.
      - Чего ты боишься, старик?
      - Я? - Серые глаза колдуна на мгновение сверкнули. - Я боюсь меча, которым ты орудуешь с таким мастерством, и руки, которая его направляет. Буду с тобой откровенным, Ронин. Я боюсь, что твое присутствие помешает нашему контакту с цивилизацией. Я - человек науки и знания: я много учился. Меня они станут слушать, но ты... ты для них варвар. В тебе слишком сильны кровожадные инстинкты, и не исключено, что ты неверно истолкуешь какое-нибудь движение или жест... и кто-то поплатится за это жизнью.
      - Тогда ты меня совсем не знаешь.
      - Я знаю, что ты меченосец, и этого уже достаточно. Все вы одинаковые: вы все владеете только одним ремеслом.
      - Лучше скажи, - пробурчал Ронин, вставая на трап, - как бы ты обошелся здесь, на поверхности, без меня.
      Он вышел в ночь.
      Трепетный свет разливался бледными лепестками по ледяному морю, по палубе летящего корабля, по сгорбленным плечам Ронина.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16