— Насколько я понимаю, ты не особенно любишь свою мать.

— Я любила, — быстро ответила она, — но.., она требует слишком многого, тратит слишком много и очень много обманывает! Все, что она делает, она делает сверх меры. Ее любовники.., я подозреваю, их тоже было слишком много. Последний — грязная собака, недостойная подметок моего отца, — она помолчала. — Ну, он застал их вместе. Был жуткий скандал. Все обвиняли всех во всем. И она собиралась убежать со своим ужасным дружком. Это разбило бы папино сердце, поэтому...

— Что поэтому? — подтолкнул ее Гаррисон, когда она замолчала.

— Поэтому я сказала ей, что ее любовник так же волочился и за мной! Он был ничтожеством, охотником за деньгами, за папиными деньгами, — вернее, за деньгами, которые, он думал, у папы были. Я сказала ей, что, если она расскажет ему, насколько отец близок к банкротству, он просто исчезнет в тот же вечер. — Она снова помолчала. — Все так и произошло.

— А ты говорила правду? Насчет того, что друг твоей матушки волочился за тобой?

— О, да! Его имя Вятт. Доктор Гарет Вятт, так называемый психоаналитик, или нейропсихиатр, кем бы он там ни был на самом деле. И поверь мне, надо сказать, мошенник из мошенников! Вятт — ха! — Она была неистовой. — Хорошенькое дельце!

Гаррисон кивнул. Терри еще жалела себя, и он почувствовал, что она готова заплакать.

— Но ничего не получилось, — догадался он. — Твои отец и мать все-таки разошлись, правильно?

Она сглотнула и кивнула, отворачивая лицо.

— Не стоит отворачиваться, — мягко напомнил ей Гаррисон. — Я слепой, помнишь? Я не могу видеть твои слезы.

— Ты, наверное, самый зрячий из всех слепых, каких я встречала, — ее голос все еще подрагивал. — А насколько ты слеп?

— Полностью, — ответил он. — Мое головное приспособление и эти — он отогнул манжеты и показал ей золотые браслеты на запястьях — ..штуки посылают мне слабые электронные сигналы, которые я превращаю в изображения, но, на самом деле, эти изображения всего лишь силуэты. Некоторая глубина есть, но не особенная. Все как будто вырезано из картона, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Что же касается моей физической координации, это всего лишь тренировка и инстинкт.

Она пристально посмотрела в его лицо, в его серебряные линзы.

— Продолжай свою историю, Тереза Миллер, — сказал он.

— А почему ты так интересуешься, — вдруг захотелось ей узнать. — И, кстати, почему все-таки ты вытащил меня из той.., неприятности? Это тебя не касалось, и все могло бы быть совершенно невинным.

— Я всегда сражаюсь с ветряными мельницами, — сказал Гаррисон. — А если серьезно, то мне показалось, что тебе нужна помощь. И как выяснилось, она, действительно, была нужна. К тому же, ты — англичанка. И хорошенькая девушка. Сколько тебе лет, Терри?

— Двадцать два, и не меняй тему разговора! Я хочу сказать, мне тоже было бы интересно услышать, как ты оказался... — она замолчала, и Гаррисон почти ощутил, как ее хмурость превращается в улыбку. Через мгновение она продолжала:

— Ладно, давай поменяем тему, лесть достанет тебя, где угодно. И, может быть, я убью двух зайцев. Ты сказал, что я хорошенькая, но откуда ты это знаешь? К тому же, как получилось, что ты подвернулся прошлой ночью в нужный момент?

Гаррисон усмехнулся. Ему хотелось рассказать ей все, но он сдержался. Немного информации вреда не принесет, но не вся история.

— Если я расскажу тебе правду, ты поверишь мне? — спросил он.

— Попытайся, — эхом повторила она его слова, сказанные несколько минут назад.

— Хорошо, видишь ли, ты приснилась мне два раза. И в моих снах ты была хорошенькой. Видишь, как все просто. А теперь ты скажешь мне, что я ошибся, и, на самом деле, ты — как дурнушка Джейн?

— Люди говорят, что я хорошо выгляжу, но... — теперь он услышал глубокий вздох. Она взяла его правую руку в ладони и придвинулась ближе. — Ричард, ты правда видел меня во сне?

— Разве я не сказал?

— ; Но это довольно.., удивительно!

— Что? Ясновидение?

— Нет, — она покачала головой. — Видишь ли, я тоже видела тебя во сне! Позапрошлой ночью...

— Да? Двустороннее ясновидение! — легкомысленно сказал он только для того, чтобы скрыть свой напряженный интерес. — И что же тебе приснилось?

— Попытаюсь вспомнить, — ответила она. — Мгновение назад видение вернулось ко мне, но сейчас оно снова ушло. Это произошло в отеле. Один из младших Борчини, Альфредо, уделял мне слишком много внимания. Когда я пошла спать, я заперла дверь и просто лежала, желая как можно скорее выбраться из этого места. В конце концов я уснула.., и видела сон.

— Обо мне?

— О тебе, да, вернее о каком-то слепом мужчине и... — Она резко остановилась.

— ла?

— Нет, ничего, и.., этот слепой мужчина не мог быть тобой. Нет, это был не ты. Мне очень жаль.

Гаррисон был разочарован.

— Ты жалеешь, что это был не я. Ты уверена в этом? Слепой мужчина — это всего лишь слепой мужчина. И хотя нас очень много, я думаю, мы не каждый день попадаемся в снах или наяву. Может быть, там было что-то, о чем ты не хочешь рассказывать мне?

— Да.., нет!.. Ладно, ты должен знать, я также видела во сне этого ублюдка Гарета Вятта, — она замолчала. — Ты знаешь его?

— Никогда не слышал, а что он делал в твоем сне?

Она откинулась на спинку кресла и покачала головой.

— Да это неважно. И весь этот разговор какой-то глупый. То есть я хочу сказать, что мой слепой мужчина был по-настоящему слеп, а совсем не как ты. И я была.., напугана им, — она сжала его руку. — А ты не пугаешь меня ни чуточки.

На некоторое время Гаррисон оставил все как есть. Лучше не торопить события.

— Ладно, продолжай свою историю. Как ты очутилась в Италии?

— Сначала расскажи мне о своих снах, если ты на самом деле видел их, — сказала она, замотав головой и похлопывая его по руке. — Я знаю, это глупо, но мне все-таки интересно.

— Да там и рассказывать-то нечего, — солгал Гаррисон. — Мне всего лишь приснилась хорошенькая девушка, вот и все.

— А почему ты думаешь, что это была я?

— Черные волосы, маленькие прижатые ушки, губы естественного красного цвета, большие черные глаза, — кто еще это мог быть? — сказал он, пожимая плечами.

— Тысяча и одна девушка! — выкрикнула она. — С такой общей внешностью, как эта.

— Нет, это была ты. И ты была здесь, в Италии. И попала в беду.

— Предчувствие! — она захлопала в ладоши. Гаррисону было приятно. Он мог бы сказать, что теперь она чувствует себя гораздо лучше.

— Возможно, — небрежно ответил он. — А ты интересуешься экстрасенсорными силами?

— Не очень. — Она чуть отодвинулась в сторону и склонила голову набок. — Ты уверен, что не пудришь мне мозги?

— А! — усмехнулся он. — Но это был мой второй сон!

— Ты, в самом деле, пудришь мне мозги!

— Нет, — сказал он более серьезным тоном. — На самом деле, мне, действительно, снилось, что я знал тебя.., довольно хорошо.

— Насколько хорошо? — спросила она настороженно.

— Очень хорошо, — он был искренен.

— Это что-то новенькое для меня.

— Терри, на свете тысяча и одна девушка, которая выглядит, как ты, — это твои слова, произнесенные всего лишь секунду назад. Если бы я был просто непорядочным молодым человеком, я мог бы легко найти себе другую. Или десяток из них.

— В самом деле? — в ее голосе послышалось ложное высокомерие. — Вы чертовски самоуверенны, мистер Гаррисон.

— Зови меня Ричард. Да, правда, я уверен в себе. Я знаю, что можно купить за деньги.

Она огляделась, словно в первый раз заметила, что ее окружает.

— Эта шикарная маленькая яхточка твоя?

— Нет, — покачал он головой, — я нанял ее. И команду. На столько, на сколько они понадобятся.

— А тот джентльмен? — она кивнула головой в сторону Кениха, спящего в кресле в некотором отдалении. — Он, кажется, немец? Он — не из команды, и, по-моему, я припоминаю, он был с тобой прошлой ночью.

— Это Вилли Кених, ты можешь считать его благородным слугой благородного человека, и к тому же он — мой друг.

— Твой благородный слуга благородного человека... — она задумалась.

— Да, за исключением тех редких случаев, когда он бывает кеблагородным.

— Ты действительно очень богат? — спросила она, рассматривая его с любопытством.

— Крайне. — (Для Гаррисона это было отговоркой, от этого вопроса он всегда уклонялся.) — Значит, я просто приключение? Как ты сам сказал: девушка, которую ты решил выручить из беды?

Он пожал плечами, улыбаясь.

— И на самом деле, ты не видел меня во сне, а сказал это только для красного словца.

Он снова пожал плечами, но на этот раз без улыбки. Этот разговор начинал раздражать его. Он рассказал ей слишком много и слишком скоро, или она вытащила это из него. Как бы то ни было, но похоже, что Терри была глубже, чем он предполагал. Но, если верить звездам и Адаму Шенку и если это действительно была “Т”, то скоро все наладится. Зачем пытаться ускорит? (или задержать) неизбежное?

Вдруг, прерывая мысли Гаррисона, она уронила его руку.

— Не думаю, что мне нравится этот разговор, — сказала она.

Яркая картинка сформировалась в сознании Гаррисона, и какое-то чувство невидимо отпечаталось на кончиках его пальцев. Сознание и пальцы казались одним, когда они проследили знакомый, хотя и в мыслях, узор. Его рука дернулась, словно от слабого электрического удара. Он ухватился за эти впечатления, собирая свои мысли почти сознательным усилием воли.

— У тебя есть крошечный серпообразный шрам, как раз под пупком. Несчастный случай в детстве., — Ты самый настоящий грязный юнец! — в ее голосе звучало отвращение. От негодования она задохнулась, встала, затем снова резко села в кресло. — Я даже не представляла, что настолько не помню прошлую ночь!

— Никто не прикасался к тебе прошлой ночью, Терри, — сказал он. — Я нахожу это предположение просто отвратительным, — нет, унизительным! Господи, ты не заслуживала прикосновения! — Он позволил, чтобы это дошло до нее, затем продолжил более спокойным голосом. — Я просто сидел и наблюдал за тобой, я боялся, что тебя будет тошнить, и ты могла задохнуться. Это было самое близкое, насколько к тебе кто-либо приближался.

— Но откуда ты знаешь о.., о... — она снова была готова заплакать.

— Просто верь мне. Я слеп уже несколько лет, у слепых людей часто открывается дар какого-либо другого зрения.

— Ты очень странный человек, — сказала она через некоторое время. — Но, по-моему, я, на самом деле, верю тебе. Что ты делаешь здесь, в Италии? Кроме того, что спасаешь меня, я хочу сказать?

— Я первый спросил тебя, но все-таки отвечу. Мы здесь отдыхаем, Вилли и я, — он улыбнулся, его злость ушла так же быстро, как и пришла.

— Понятно, — она кивнула и закусила губу. — И слепой, и ты все видишь, и...

— .. Узнал тебя как девушку из моего сна. Да. Такова более или менее правда.

Она покачала головой, ее напряженный пристальный взгляд пытался проникнуть за отражающую поверхность его линз. — Можно мне еще кофе? И немного поесть? С тобой.

Он крикнул Кениха, который немедленно проснулся, и попросил его приготовить кофе и бутерброды.

— Ричард... — она снова взяла его руку, когда он повернулся к ней. — Знаешь, ты очень странный.

— Но ты не боишься меня?

— Нет, не совсем. Ты не такой, как тот слепой мужчина из моего сна.

— Ты ничего не рассказала мне о том, каким он был.

— Я не помню, как он выглядел. Но он был сердитый и могущественный! И на самом деле, по-моему, я была напугана не столько им, сколько его собакой.

— Его собакой? — сердце Гаррисона похолодело, его горло было таким сухим, что он не был уверен, произнес ли он эти слова.

— Да, — подтвердила она, — огромным черным доберманом. Собакой-поводырем, явно. Но я говорила тебе. Он был по-настоящему слепой. Совсем не как ты...

После этого Гаррисон еще немного поговорил с Терри. Она приехала в Италию по двум причинам: попытаться уговорить свою мать вернуться в Англию, в их дом в Винчестере, и немного отдохнуть и таким образом отойти в сторону от этой ссоры, пока ее родители помирятся.

Она встретилась с матерью в Милане, хотя и понимала, — разрыв между ними был слишком свежей и глубокой раной, но, по крайней мере, она узнала то, что в планы матери развод не входит. Затем Терри поехала в Аризано, где у нее были друзья. Но ее друзья уехали из этого района несколько месяцев назад в неизвестном направлении.

Решив отдохнуть от поездки, не говоря уже об эмоциональных расстройствах, она поселилась в отеле “Борчини”. Через два дня, в магазине сувениров у нее украли сумочку с деньгами, дорожными чеками, маленькими ценными вещичками. К счастью, обратный авиабилет и паспорт вернули в отель, но ее самолет отправлялся из Милана, а она не могла оплатить обратный билет туда. К тому же, она задолжала за два дня проживания в отеле.

С того времени дела пошли все хуже и хуже. Она не смогла связаться с отцом в Англии, а дорогостоящее использование телефона значительно увеличило ее счет. Братья Борчини были очень обходительны и не только позволяли записывать все траты на счет, но, казалось, даже подталкивали ее к этому; и так как Терри имела свободный доступ к спиртному, а нервы ее были сильно натянуты, то единственным способом, которым она могла расслабиться, было напиться. И этому Борчини тоже потакали, постоянно приглашая ее в бар и накачивая спиртным; к тому времени они, хотя и окольными путями, стали домогаться ее, и поэтому она решила тайком улизнуть из отеля и на попутных машинах добраться до Милана.

Однако перед этим она попыталась связаться с матерью, но это ей тоже не удалось. На пятое утро, проснувшись, Терри обнаружила, что ее паспорт и билет на самолет исчезли. Братья Борчини рассказали ей, что накануне вечером она была в баре, а паспорт и билет были у нее в руках. Но.., в общем, она пошла спать немного под хмельком, и еще там были несколько приезжих какого-то подозрительного вида, и... И они пожали плечами. Они очень сожалеют о том, что все так произошло, сказали они.

Единственными, кто вызывал подозрение, были сами братья Борчини! Но что она могла поделать? Она много раз пыталась связаться с британским консулом, но напрасно. Только позже ее осенило, что на коммутаторе отеля работал один из братьев. Наконец, не выдержав, она попросила Карло Борчини, старшего брата, о помощи. На следующий день, после еще более бесплодных телефонных звонков и бессонной, наполненной слезами ночи, он явился к ней с ее паспортом и авиабилетом. Он нашел их (как он сказал) у одного местного смутьяна, юнца, которого мельком видел в баре в тот вечер, когда их украли. В качестве наказания, Борчини приказал ему никогда больше не появляться в отеле, но не донес на него в полицию, нет. Родители этого мальчишки были очень уважаемыми горожанами. А чтобы сгладить разные неудобства, которые она испытала в их отеле, Карло Борчини сам устроит ей транспорт для возвращения в Милан, сразу же на следующее утро. Что до ее счета, она сможет выслать деньги позже. Облегчение ее было настолько велико, что оно затопило ее, как наводнение: она чувствовала себя совсем больной и слабой. Терри проспала большую часть того дня и встала только под вечер, когда Борчини пришел к ней в комнату поинтересоваться, хорошо ли она себя чувствует, и сообщить ей, что машина до Милана будет завтра в полдень. Ее благодарность не знала границ, поэтому, когда владелец отеля вежливо и совершенно невинно спросил ее, не захочет ли она отобедать и выпить с ним и его братьями этим вечером в “Мариос” (они будут отмечать день рождения), она с готовностью согласилась.

Скоро кошмар пошел за кошмаром.

Ее первый стакан в “Мариос” был на вкус странным; после него все казалось протухшим; она понимала, что попала в беду, но не находила в себе сил что-либо изменить. Братья Борчини, как стервятники, все ближе подбирались к ней, а ей некуда было бежать.

— Мне пришла мысль вернуться назад и позволить Вилли, Франческо и его ребятам хорошенько отделать этих ублюдков, — заметил Гаррисон, выслушав ее до конца.

— Нет, — ответила она, — лучше не надо. Это полностью моя вина и глупость.

— Тебе просто не повезло, — сказал он. — Ты оступилась среди животных. И может быть, однажды я вернусь туда только чтобы посмотреть, какой вред можно причинить им.

То, как он сказал это, не оставляло ни капли сомнения, что Ричард Гаррисон, если уж он задался такой целью, сможет причинить немалый ущерб.

— Во всяком случае, — наконец, прервала она повисшую тишину, вызванную ее внезапным мрачным настроением, — я очень благодарна тебе за то, что ты уже сделал, но...

— В чем дело?

— Есть еще одно. Мой самолет улетает из Милана в Лондон через три дня. Не мог бы ты отправить меня поездом в Неаполь, я...

— Забудь это, — сказал Гаррисон.

— Как? — Она вскинула брови.

— Да, потому что ты возвращаешься домой со мной и Вилли. Мы улетаем, как только “Ли-гурийка” придет в Неаполь.

— Но мой билет!

— 06 этом тоже забудь. Или, пожалуй, я попытаюсь получить для тебя компенсацию. Видишь ли, меня ждет собственный самолет с пилотом. Иногда, — но не очень часто, только когда я действительно очень тороплюсь, — я нанимаю самолет.

— Ты нанимаешь самолеты? Яхты и самолеты, — она по-новому взглянула на него. — В самом деле? И сейчас ждет самолет, который доставит тебя домой, в Англию?

— Да, доставит нас домой. Ко мне домой в Суссекс.

— Должна ли я провести некоторое время с тобой, Ричард? — ее голос стал очень тихим и немного задумчивым.

— Похоже, что так, Терри, — он подумал о гороскопе Шенка и улыбнулся. — Если ты не решишь по-другому. По крайней мере, четыре или пять лет...

Позже, когда она ушла спать, Гаррисон разговаривал с Кенихом:

— Ты не спал, Вилли. Что ты слышал?

— Все.

— И?

— По-моему, на первый взгляд, она делает слишком много ошибок, — осторожно ответил Кених.

— Да.

— Я хочу сказать, что если она уже не алкоголик, то потребляет слишком много спиртного.

— Не надо темнить со мной, Вилли, — сказал Гаррисон. — Я понял, что ты имеешь в виду, и возможно, это в самом деле ошибка. Но кроме всего прочего, переделка, в которую она попала, действительно была ничего себе. И она очень переживает.

— Так она говорит, — кивнул Кених. — Может быть, это просто еще одна ошибка? Уловка? Эмоциональная неуравновешенность? К тому же, у нее нет выдержки. Ей следовало быть более стойкой. Но по причине нашего вторжения...

— Хорошо, — проворчал Гаррисон, нахмурясь, — я понял тебя. А как насчет ее сна?

— Трудно сказать, но... — он помолчал, — я немного думал о нем. Хотя ты должен помнить, что я не эксперт в этих вопросах.

— Продолжай.

— Помнишь тот шлагбаум на переезде, что сломался? Как ты послал мысленный сигнал предостережения и я выполнил его прежде, чем ты произнес его вслух?

— Да, помню, — кивнул Гаррисон. Он видел, куда клонит Вилли. — Так ты думаешь, что она вытащила этот сон из моей головы?

— Возможно. Ты так сильно сосредоточился на ее поисках, что, вероятно, она приняла некий телепатический отголосок. Может быть, именно поэтому ты на самом деле нашел ее. И с точностью знал, что Аризано — то самое место.

— А собака? Какое отношение имеет к этому Сюзи?

— Очевидно, ты думал о Сюзи. — Кених снова пожал плечами. — Терри и это вытащила из тебя.

— А этот малый, Гарет Вятт?

— А! Ну, этот пришел из ее собственных мыслей. Из того, что она рассказала тебе, и если она ненавидит его так, как говорит, это вполне естественно, что он вклинился в ее сны.

— Похоже, что все так и было, — сказал Гаррисон в следующий момент, — но есть еще кое-что, что меня беспокоит. Ее боязнь.., я хочу сказать, того слепого мужчины.

— Да, она боится, — ответил Кених, — но не обязательно слепого мужчины. Может быть, она боится Вятта, определенно она боится братьев Борчини. Но слепой в ее сне был незнакомым, — фактор неизвестности, — и поэтому ее страх привязался к нему и его собаке, кроме того, злой и могущественный слепой мужчина представляет довольно пугающий и загадочный образ во сне. Или ты не согласен?

— Нет, — Гаррисон покачал головой, — не уверен, что могу согласиться. Я имею в виду, зачем кому-то бояться или даже думать, что боится, слепого человека? Ладно, забудь. Теперь я получил ее.

— Ты получил ее? Значит в твоем сознании нет ни тени сомнения? Она та самая “Т”?

— Да, та самая. С этого момента и дальше мы будем играть так, как предписывают нам звезды. Все, как написано в гороскопе.

— А что, по-твоему, предписывают звезды? Тебе и Терри?

— Я женюсь на ней, — немедленно ответил Гаррисон.

— Прямо так? — Кених вскинул брови.

— Более или менее, — на мгновение Гаррисон почувствовал панический страх. — Вилли, она милая, разве нет?

— Очень.

— Просто прелесть, — сказал Гаррисон, — я едва ли могу дождаться, когда доберусь до нее.

— Ты очень откровенен, — Кених слегка удивился.

— А почему бы и нет? Если я не могу довериться тебе, то кому еще я смогу рассказать?

— Конечно, — Кениху было приятно.

— Понимаешь, Вилли, я знаю каждый изгиб и каждую впадинку на теле этой девушки. Вижу его, — я бы сказал, чувствую его, — каждое мгновение. Господи, я уже наполовину люблю ее! Я знаю ее со времен моего первого сна, того, с которого все началось, там, в Белфасте. Я знаю, это кажется странным, но я по-прежнему помню, какая она!

— Странно, да! — согласился Кених, — потому, что ты помнишь, какая она будет!

Солнце жгло их, и морской бриз дул им в липа, когда “Лигурийка” пробивалась на юг по синему, синему морю.