Глава 1

Месть Адхана

Ночь давно миновала, и солнце уже поднималось к зениту, преодолев половину пути. Адонда Гомба, усталый, но очень довольный собой, поспешил по улицам квартала рабов к своему убогому домишке. Он все приготовил, чтобы вывести Кхайя из города в целости и сохранности, а теперь оставалась только одна неприятная задача: сообщить мальчику, как его брат отомстил за их семью. Предстоящий разговор не обещал Гомбе особого удовольствия, но таким образом раб собирался отблагодарить Кхайя за то, что тот ему рассказал.

Огромный негр был более чем доволен тем, что узнал от Кхайя. Мальчик снабдил царя рабов подробным описанием внутренней структуры пирамиды.

У Гомбы имелись чертежи многих комнат и туннелей обители фараона, но чертежи нижних уровней, спроектированных и построенных три поколения назад, были очень схематичными и во многом ошибочными.

Кхай пробыл на этих таинственных уровнях не слишком долго и получил более чем беглое представление об их планировке, но на протяжении многих лет — столько, сколько он себя помнил, — ему дозволялось изучать чертежи отца, и многие из них мальчик хорошо запомнил. Черный царь рабов заставлял Кхайя вспоминать чуть ли не всю ночь, до тех пор, пока тот не свалился от усталости.

Гомба допрашивал мальчика не только о пирамиде, но и о самом фараоне, его визире — так называемом верховном жреце Анулепе, а также об ужасе, свидетелем которого Кхай стал, подглядывая в щелочку за тем, что происходило в брачной комнате. Кхайю показалось странным, что Гомба без удивления выслушал историю о жестоком кровавом ритуале, и почти не удивлялся, когда мальчик пересказывал ему самые жуткие детали. Все встало на свои места после объяснений Гомбы. Рассказ Кхайя лишь подтвердил худшие подозрения рабов. Конечно, и большинство знатных лиц города догадывались, что фараон — чудовище, и очень его боялись, но он являлся их царем, всемогущим богом, а как известно всем, боги порой ведут себя весьма странно.

Что удивило Гомбу, так это рассказ о физических уродствах Хасатута, потому что это оказался тщательно охраняемый секрет. Однако это объяснило, почему людям не дозволяется видеть истинные лицо и тело фараона; почему он всегда прячется в огромной статуе, превышающей человеческий рост, с божественной внешностью, сооруженной специально для Хасатута мастерами и художниками. Конечно, все эти люди входили в свиту фараона и жили в пирамиде, если их, конечно, оставили в живых!

Все эти мысли промелькнули в голове Гомбы, когда он приблизился к убогому жилищу, которое царь рабов называл своими домом. Теперь, взамен бесценной информации Кхайя, ему придется рассказать мальчику то, что удалось выяснить про Адхана: о том, как окровавленный Адхан на четвереньках дополз от основания гигантского склона до дома Ибизинов, время от времени теряя сознание и корчась от боли. Дом его отца у восточной стены теперь опустел.

После того, как новости о расправе дошли до жилища Ибизинов, там осталась только одна служанка. Остальные слуги разбежались, взяв все, что могли. Возможно, в самом скором времени они покинут город, решив, что лучше переехать подальше, туда, где никто не знает, что они служили у Ибизинов. А чуть позже воины фараона пришли за рабами и отвели их в квартал рабов, где отныне они станут служить лишь фараону.

Никуда не убежала лишь Меллина, старая повариха, потому что ей было некуда идти. Именно Меллина промыла жуткую рану Адхана и уложила его спать.

Юноша оставался в полубессознательном состоянии всю вторую половину дня и весь вечер, в лихорадке и бреду вспоминая о предательстве Имтода Хафенида. Он называл его предателем, клялся, что в скором времени доберется до ученика архитектора, и уверял, что месть его будет ужасна.

Сидя у его кровати, старая Меллина задремала и проснулась вскоре после полуночи. Дом оказался пуст, а входная дверь распахнута. Оставив лужу крови на ложе, Адхан скрылся в ночи. Меллина выбежала на темные улицы вслед за ним, но не смогла его найти.

Адхана не могли найти до полудня, до тех пор, пока посыльный из пирамиды не пришел в дом Имтода Хафенида, чтобы доставить его к Анулепу. Предателя назначили главным архитектором вместо Харсина Бена Ибизина и хотели поручить ему завершить строительство гигантского монумента, а Анулеп собирался вручить ему царскую печать Хасатута, объявив его Главным Архитектором Кемета. Но этому не суждено было случиться. В доме предателя посыльный нашел Хафенида и Адхана Ибизина.

К тому времен Адхан уже скончался и сидел, застыв, на стуле в кабинете предателя, но мрачная улыбка застыла на его бледном, как мел, лице — жуткая и торжествующая. Потрясенный посыльный Анулепа, шатаясь, стал исследовать дом и, куда бы он ни заглянул, везде находил куски тела человека, за которым пришел.

Кисти предателя оказались в кухне — ему больше не удастся испортить чертежи лучшего архитектора.

Язык валялся на выложенном плиткой полу в прихожей — больше он не сможет врать, чтобы завоевать благосклонность фараона. Его остекленевшие глаза лежали на маленьком столике в спальне: они больше никогда не загорятся от зависти при виде работы настоящего мастера. А что касается трупа предателя, из которого вытекла вся кровь, то только ступни торчали из небольшого отверстия, используемого Хафенидом для испражнений. Кровь Хафенида была слита в большую чашу. Умирая, Адхан опустил в нее ноги.

Размышляя, как рассказать Кхайю о случившемся (история о мести уже стала известна всему Асорбесу), Гомба замедлил шаг.

Случайный наблюдатель мог заметить небольшой бугор под одеждой раба, где, без сомнения, было что-то спрятано. Нубиец прихватил из брошенного дома когда-то гордых и процветающих Ибизинов лук и стрелы Кхайя. Мальчик не останется безоружным.

Огромный нубиец приготовил и нож для беглеца, но надежно припрятал его. Если кого-то из рабов ловили с оружием, то его ждала неминуемая смерть. Этот закон касался даже царя рабов. Гомба рисковал жизнью, помогая Кхайю.

Однако никто не следил за Гомбой, если не считать нескольких худых грязных детей в лохмотьях, еще слишком маленьких, чтобы работать. Зловонные улицы оставались пусты, и царь рабов привлекал только внимание крыс, пробирающихся украдкой или жующих что-то в тени полуразвалившихся стен. Бросив в них камень, Гомба отругал себя за то, что рискует шкурой, как дурак. Но, с другой стороны, он не считал себя глупцом... Отец мальчика был добр к нему... и неизвестно, может, Кхай когда-нибудь вернется, чтобы отправить фараона в ад.

Нубиец содрогнулся, вспомнив слова Аиши, старой колдуньи. Он вышел из ее хижины только несколько минут назад и точно помнил, что она сказала:

— Ты приютил великого Созидателя, Полководца, Мстителя. Того, кто исправит зло. Да, это великий человек. У него светлые волосы и голубые глаза! Заботясь о нем, ты поступаешь совершенно верно, Адонда Гомба, потому что когда-нибудь этот человек освободит тебя. Он освободит всех тех, кто прожил жизнь рабами. Запомни мои слова...

И Гомба запомнил их, потому что Аиша не могла знать о том, кто прятался в его доме. Ее осведомленность имела только одно объяснение. Колдунья обладала шестым чувством, которое всегда говорило ей больше, чем пара самых проницательных глаз.

Старая Аиша — слепая, но, тем не менее, всевидящая, черная, как старая кожа, однако сохранившая ясность мысли. В Нубии она называлась бы нгангой и обладала бы огромной властью, а здесь в Асорбесе... ей повезло, что она до сих пор была жива.

Дряхлая, сморщенная, бесполезная — но рабы кормили и защищали ее. Она знала магию древних, а ее слепые глаза предвидели падение фараона. Это было достаточным основанием оставлять ее в живых и заботиться о ее благополучии.

Но теперь мысли о старой колдунье отошли на второй план. Гомба оказался перед дверью своего дома, на мгновение нахмурился и глубоко вздохнул. Суровое выражение сменило неуверенность на его лице, и он расправил плечи. Жить без надежды и без мечтаний было тяжело. Раб отвел в сторону шкуру, закрывающую вход, наклонился и вошел в мрачную прохладную комнату.

— Кхай! — позвал он грубым резким голосом. — Эй, парень, просыпайся! Я хочу кое-что тебе рассказать.

Глава 2

Визит Раманона

С возвращением Адонды Гомбы для Кхайя наступил еще один день и ночь ужаса. Он начался с подробного рассказа нубийца о мести Адхана. В начале рассказа Кхай побледнел, затрясся, и у него к горлу снова стала подступать тошнота. Но потом его сердце наполнилось гордостью и решимостью последовать дорогой, избранной братом, и отомстить фараону, независимо от того, сколько для этого потребуется времени. Но ужас только начался с рассказом Гомбы.

Не успел нубиец закончить повествование о жуткой мести Адхана, как получил предупреждение от одного из подчиненных ему рабов — однорукого калекисидонца, которого он использовал как посыльного.

Сотник из стражи Хасатута направлялся к Адонде Гомбе с отрядом головорезов, специалистов по допросам и пыткам.

Даже огромный чернокожий царь рабов побледнел, услышав об их приближении, и проклял себя за то, что подружился с Кхайем. Но все зашло уже слишком далеко, чтобы отступать, сожалеть о чем-то или ругать себя. Если он выдаст Кхайя, то это докажет его участие в укрывательстве мальчика, что, в свою очередь, будет означать смерть Адонды Гомбы. До того, как разрешить однорукому уйти, Гомба достал предназначенный для Кхайя нож из тайника и вместе с луком и стрелами привязал их под одеждой раба-калеки. После того, как раб исчез, Гомба повернулся к Кхайю и объяснил:

— Он сделает так, что твое оружие вынесут из города и передадут Мхине.

— Мхине?

— Да, ты в скором времени встретишься с ней, Кхай, но сейчас нужно тебя спрятать.

Раб дал мальчику кусок сухого мяса, огромный ломоть хлеба и чашу с водой, а затем приподнял массивную каменную плиту — одну из тех, что составляли пол в кухне. Под плитой оказалась неглубокая яма — часть высохшей старой городской сливной калавы, проходившей прямо под его домом. Она была и идеальным, и очень опасным убежищем. Идеальным, потому что Кхай мог спрятаться, не выходя из дома Гомбы среди бела дня, а опасным, потому что если мальчика там обнаружат, то игра закончится навсегда, причем не только для Кхайя, но и для царя рабов.

Хотя никакие канализационные стоки уже много лет не протекали через этот высохший канал, запах, наполнявший ее, напомнил кладбищенский. Гомба увидел, что Кхай от ударившего в нос подземного аромата чуть не лишился чувств, и заметил:

— Ты скоро к нему привыкнешь, парень. Запах дохлых крыс тебя не убьет. Нам нужно бояться живых крыс, которые скоро явятся сюда!

Потом он помог Кхайю спуститься в дыру, положил плиту на место и набросал на пол какой-то грязи, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Но если Кхай предполагал, что его укрытие окажется темным, безжизненным, лишенным воздуха и тихим, как гробница, то он ошибся по всем пунктам.

Вначале и в самом деле было темно и тепло чуть ли не до удушья, но вскоре Кхай заметил какое-то свечение, источник которого скрывался в кирпичных стенах стока, словно после многих лет тут появилась гнилость. И в этом неземном, тусклом свете мальчик разглядел крыс...

Грызуны подходили так близко и их было так много, что мальчик не сомневался, что они вот-вот нападут. Однако каждый раз, стоило Кхайю сделать угрожающее движение, крысы исчезали, оставляя беглеца в покое. Только самого факта, что они находились где-то рядом, в укромных уголках старого коллектора, казалось достаточно, чтобы Кхай дрожал от отвращения. Его тошнило.

К счастью, в канаву поступал свежий воздух, хотя теплые дуновения, пролетающие по коллектору, были полны запахов как дохлых, так и живых крыс, не говоря уже о застарелой вони отходов. Тишиной Кхай тоже не мог насладиться. Мальчику казалось, что он попал в какую-то раковину, где не прекращается шум и любой самый незначительный звук усиливается в десятки раз — как в тех раковинах, что иногда выбрасывает на берег Нила. Поскрипывание древнего стула Адонды Гомбы в соседней комнате звучало, как стоны огромного дуба на ураганном ветре, а шаги нубийца, прохаживавшегося по неуютной комнатке в полуразвалившемся доме, разносились подобно раскатам грома и едва не оглушили Кхайя. Еще один звук — монотонное биение, звучавшее непрерывно, беспокоило мальчика, пока он внезапно не понял, что это кровь стучит у него в висках!

Но если Кхай оказался в неприятном положении, то у Адонды Гомбы положение было гораздо хуже. Сотник Раманон посещал его жилище не в первый раз и, скорее всего, не в последний. Каждое новое посещение отнимало у царя рабов больше нервов, чем предыдущее. Убрав мальчика с глаз долой, нубиец выложил на стол свитки со списками рабов и перечень орудий труда, которые следовало заменить. У него были графики работы каменоломен и множество других документов, касающихся управления рабами. Затем он склонился над своими бумагами и стал ждать Раманона.

И в самом деле менее чем через двадцать минут сотник появился в сопровождении своих воинов. Раманон был кеметом по происхождению, однако в нем явно прослеживались аравийские черты: смуглый цвет лица и крючковатый нос. Адонда Гомба хорошо знал сотника и ненавидел его, однако уважал (настолько, насколько возможно было в его положении) острый ум врага. Несколько раз в прошлом нубийцу приходилось противостоять главе тайной стражи фараона, и ему всегда удавалось выходить победителем.

На этот раз, правда, он был не так уж уверен в себе.

С одной стороны, мальчик находился совсем рядом — на расстоянии плевка, если бы кто-то мог плюнуть сквозь каменную плиту; с другой — Кхай был очень важной фигурой. Колдунья Аиша закидала царя рабов предсказаниями о Кхайе, а теперь визит Раманона только подтверждал слова старухи. Зачем же еще этому офицеру фараона появляться здесь лично? Почему он не вызвал Гомбу к себе? Ответ напрашивался сам: в этот раз дело было не в нескольких пропавших овцах или таинственной смерти особо ненавистного надсмотрщика. Фараон желал заполучить мальчика, а поэтому присутствие Кхайя в доме Гомбы в десять раз увеличивало опасность!

О прибытии сотника возвестил звук шагов марширующих воинов, одновременно остановившихся в пыли на узкой улочке перед домом Гомбы. Они подобрались незаметно, и царь рабов не успел бы спрятать Кхайя, если бы его осведомители чуть замешкались. А так у него оказалось достаточно времени, чтобы собраться, поднять голову и с удивлением уставиться на дверь, когда закрывающую ее шкуру резко отдернули в сторону и Раманон в красных одеждах появился в дверном проеме.

Сотник улыбнулся (что само по себе являлось дурным знаком) и вошел в комнату. За ним последовали три десятника, двое из которых больше походили на обычных бандитов, а третий оказался женоподобным существом. Он, как женщина, пользовался косметикой. Гомба сразу узнал извращенца по имени Натебол Абизот, сына одного из самых доверенных приближенных фараона, и содрогнулся.

Ходили слухи, что одним из любимых методов допроса Абизота было отсечение самых легко удаляемых частей тела жертвы, таких, как ногти, яички, глаза и кожа. Язык, разумеется, он оставлял напоследок.

И еще не нашлось никого, кто смог бы выжить после допроса, проведенного Абизотом!

— Господин! — воскликнул Адонда Гомба, вскакивая из-за расшатанного стола и падая на пол. — О светлейший, я почтен такой честью!

— Встань, черная собака, — тихо проворчал Раманон без злобы в голосе. Держа руки на поясе, он внимательно посмотрел на Гомбу, когда тот поднялся на ноги. — Ты, наверное, хочешь кое-что рассказать мне, приятель.

По крайней мере, я надеюсь, что ты расскажешь, если и дальше хочешь остаться моим приятелем...

— Только скажи, господин, что я должен тебе рассказать, и если я могу... — залепетал Гомба.

— Если сможешь? — перебил Абизот, голос которого напоминал шипение змеи. — Мы пришли к тебе, черная собака, потому что ты все знаешь!

Он щелкнул своими нежными пальчиками, и два громилы с каменными лицами схватили Гомбу за руки и вытащили его на улицу. Когда они очутились на открытом воздухе, двенадцать копьеносцев тут же встали по стойке смирно. Не обращая внимания на солдат, громилы повернули Гомбу лицом к пирамиде, пик которой возвышался над крышами хижин.

Раманон и Абизот, не торопясь, вышли из дома Гомбы, и сотник, подступив к нубийцу, уставился в лицо Гомбы.

— Ты видишь гробницу фараона, Адонда?

— Да, господин, — пробормотал нубиец. — Я вижу ее и...

— Молчать! — рявкнул Раманон и наклонился к испуганному нубийцу. — Вчера поздно ночью из отверстия на вершине пирамиды выбрался мальчик и соскользнул по южной грани — той, что видна отсюда. Мы считаем, что он прячется в квартале рабов. Возможно, он ранен, сильно обгорел после спуска, или переломал кости. Он не мог далеко уйти без посторонней помощи. Он нам нужен, Гомба. Он нам очень нужен!

— Господин, я не знаю ни о...

— Отведите его назад, — приказал Раманон своим подчиненным и вернулся в дом царя рабов.

Как только Гомбу втащили внутрь, на него тут же набросился Абизот:

— Черная собака, — зашипел извращенец, — где твоя женщина?

— Моя женщина, господин? У меня уже много месяцев нет женщины, — соврал Гомба.

Он благодарил богов Кемета за то, что этим утром отослал жену из дома. Гомба чувствовал, что беда витает в воздухе, так что отправил Ниони от греха подальше.

— Разве у тебя нет обязанности иметь женщину, чтобы родить новое поколение рабов для фараона? — настаивал Абизот.

— Женщина, с которой я жил, оказалась бесплодной, господин, а поэтому я послал ее готовить еду для работающих в каменоломнях. Новую женщину я пока не нашел. Моя работа...

— Да будь проклята твоя работа! — прошипел Раманон. — Ты не догадываешься, почему мой друг Абизот хотел бы увидеть твою женщину, черная собака?

Гомба покачал головой, а его нижняя губа затряслась от страха. Он вовсе не притворялся.

— В таком случае я объясню тебе это сам, — прошипел Абизот. — Мой опыт подсказывает, что ты очень быстро заговорил бы, если бы я занялся твоей женщиной. Но если у тебя нет женщины — что же... Если я не могу снять кожу с чернокожей суки, то придется ограничиться тобой!

Очень быстро густо накрашенные глаза женоподобного чудовища обвели комнату.

— На стол его, — приказал он. — И разденьте!

Двое громил снова схватили Гомбу. Один из них рукой смахнул со стола лежавшие там документы.

Грубые листы папируса разлетелись по всей комнате.

Каким-то образом нубийцу удалось вырваться, он бросился на пол и стал их собирать.

— Делайте, что хотите, со мной, — закричал он, — но будьте поосторожней, если цените свои шкуры!

Я управляю рабами, а эти документы — графики работ. Фараон беспокоится, ведь его пирамида пока не закончена. А кого он призовет к ответу, если работа вообще остановится? Вы что, собираетесь нарушить планы царя-бога из-за какого-то мальчика? Я не знаю этого мальчика, я его не видел. Стал бы я страдать из-за какого-то сбежавшего щенка, если бы смог получить благосклонность, отдав его своим хозяевам?

— Остановитесь! — крикнул Раманон.

Его люди уже подняли нубийца с пола и наполовину раздели, прижав к столу, пальцы Абизота с длинными ногтями тянулись к царю рабов, судорожно подрагивая. Раманон знал, что этот извращенец — сумасшедший, и он, несомненно, сделает Гомбу калекой, если ему представится такая возможность.

Но сказанное Гомбой — о том, что собственная шкура ему гораздо дороже, чем шкура какого-то неизвестного мальчика — звучало очень правдоподобно. И, несомненно, работа Гомбы, как управляющего и координатора огромной армии рабов, была исключительно важна для фараона. Хасатут, наверное, даже не знал о существовании царя рабов — но он быстро докопался бы до источника бед, если работа по строительству пирамиды внезапно остановилась бы или сильно замедлилась.

— Убери когти, Абизот, — приказал сотник. — Неужели не видишь, что напрасно беспокоишь царя рабов?

Я не могу допустить, чтобы хороший и честный Адонда Гомба пострадал из-за твоей глупости! Нет, он мой друг уже на протяжении многих лет и не стал бы мне врать.

Раманон повернулся к громилам, державшим раба:

— Отпустите его. Он ничего не знает.

Нубиец тут же бросился к ногам Раманона, ко сотник оттолкнул его в сторону.

— Не надо, царь рабов. Лучше собери документы и возвращайся к работе, потому что твоя угроза может подействовать двояко. А если работа на пирамиде замедлится... мне не придется долго искать, кого в этом обвинить.

— А пока, — прошептал Абизот, — держи глаза и уши открытыми, черная собака, если хочешь, чтобы они вообще у тебя остались. Мы ищем мальчика с голубыми глазами, светлыми волосами, лет четырнадцати-пятнадцати — а когда мы его найдем... Если узнаем, что ты имел какое-то отношение к его побегу, то вернемся! И в следующий раз я приду без милосердного сотника!

Глава 3

За стенами города

После того, как спустилась ночь, Адонда Гомба вывел Кхайя из укрытия. Как нубиец и предполагал, мальчик чуть не сошел с ума, н дважды засыпал и просыпался в ужасе от того, что по нему взбирались крысы. Они пытались полакомиться его хлебом. В конце концов мальчик разломил хлеб на две части и бросил их так далеко, как мог, по заброшенной трубе вперед и назад.

После этого число попискивающих и суетящихся серых тварей удвоилось, если не утроилось, но, тем не менее, они казались временно удовлетворенными.

Кхай добился желаемого эффекта: грызуны оставались на некотором расстоянии от него, по крайней мере, пока не съели хлеб. Однако после этого они стали еще более любопытными.

Один раз Кхай просто обезумел. Он бросился на крыс головой и в отчаянии пополз по петляющей траншее, пока не добрался до того места, где обвалился потолок. Если крысы могли нестись, не останавливаясь, пролезая в какие-то дыры, исчезая во тьме, Кхай дальше ползти не мог. Наконец разум вернулся к нему. Только тут он заметил, что гнилые куски светятся далеко не по всему коллектору. Ему повезло, что он смог найти то место, где сидел изначально. Он прополз на довольно большое расстояние по старому коллектору, и по пути ему попалось несколько ответвлений. В темноте все ходы казались абсолютно похожими друг на друга. Правда, в конце концов Кхайю удалось опять очутиться под домом Адонды Гомбы.

Тяжело дыша и дрожа всем телом, Кхай, обозвав себя дураком и трусом, подумал, что черный раб наверху рисковал ради него своей жизнью, а он испугался каких-то крыс! Но несмотря на то, что он взял себя в руки, ему страшно хотелось выбраться на прохладный чистый воздух, от которого его отделяла лишь толстая каменная плита — часть пола в кухне нубийца. Тем не менее, ему казалось, что свежий воздух и дневной свет в миллионах миль от него. Так что, когда он услышал громоподобные шаги нубийца, жуткое скрежетание отодвигаемой у него над головой плиты, то чуть не закричал от радости, хотя на него сверху посыпался песок и комки земли.

Огромный нубиец тоже радовался, что все обошлось.

Он вытащил Кхайя из дыры, обнял и надолго прижал к груди дрожащего мальчика перед тем, как оттолкнуть от себя и оглядеть, удерживая на расстоянии вытянутой руки.

— Ты смелый парень, Кхай. Ты сидел тихо, как мышь!

Кхай содрогнулся.

— Не напоминай мне о мышах... — пролепетал он. — И о крысах!

— Знаю, знаю, — кивнул Гомба, хлопая Кхайя по плечу. — Но теперь все закончилось. Прости, что держал тебя там так долго, но так было нужно. Весь день по улице ходили отряды солдат, совали всюду свои носы, но теперь они отказались от поисков. Сейчас мы поудобнее устроим тебя, но все равно оставшуюся часть ночи тебе не нужно никому попадаться на глаза. А завтра ты отправишься в путь.

— Отправлюсь в путь?

— Да, из Асорбеса вверх по реке. Ты покинешь Кемет. Не беспокойся, все уже спланировано. Но, Кхай...

— Да?

— Если тебя поймают, я хочу, чтобы ты никому не рассказывал обо мне. Моя жизнь будет в твоих руках...

— Об этом тебе не нужно беспокоиться, Адонда Гомба, — тут же ответил Кхай. — Я никогда не назову твоего имени никому из людей фараона. Меня станут допрашивать, но пытать не будут. Они могут угрожать мне, но не накажут. У фараона относительно меня существуют определенные планы... Нет, он хочет меня подготовить для... для другого. — Кхай содрогнулся и внимательно посмотрел на нубийца. — Но меня не поймают, ведь так?

— Я сделаю для этого все возможное, — попытался успокоить мальчика Гомба. — А пока нам нужно снова тебя спрятать.

Увидев, как Кхай в страхе посмотрел на каменную плиту, под которой был тайник, Адонда Гомба добавил:

— Нет, не туда, не беспокойся. На этот раз ты полезешь наверх, — он показал большим пальцем на низкий потолок.

— На крышу? — округлились от удивления глаза Кхайя.

— Под нее, — улыбнулся Гомба. — Между потолком и крышей есть небольшое пространство. Перед рассветом там может стать прохладно, но крыс там нет. Как только ты туда заберешься и устроишься поудобнее, мы сможем поговорить, правда, только шепотом. Мне нужно многое тебе рассказать перед тем, как ты уснешь.

Выслушав меня, ты повторишь все мои указания, чтобы хорошенько их запомнить. Нельзя допустить ни одной ошибки. А теперь, перед тем, как я скажу тебе еще что-нибудь, ответь: ты умеешь плавать?

— Как рыба, — тут же кивнул Кхай.

— Прекрасно! Это очень важно. Ты поймешь почему, когда я обрисую тебе весь план. А теперь я покажу тебе, как забраться наверх и где спрятаться...

Повторяя в очередной раз инструкции Гомбы, Кхай заснул, но спал он очень беспокойно. К тому же на грубых досках, лежащих на балках под провисающей крышей, увешанной паутиной, было очень жестко.