Глава 6

Солнце стояло высоко, но здесь, в стенах моей добровольной тюрьмы, царила прохлада. Над головой протянулась голубая полоска неба, прямо передо мной противоположная стена каньона. Он был таким узким, что казалось протяни руку и дотянешься до той стороны. В том месте, где сейчас стоял я, он был немного шире, но книзу сужался, слегка изгибаясь, отрезая меня от внешнего яркого живого мира.

Некоторое время я сидел совершенно неподвижно. В пустыне обретаешь способность слушать.

Звуки в пустыне приглушены. Стоит привыкнуть к фону вроде подвывания ветра, и через некоторое время начинаешь различать другие шорохи. Вот прошмыгнула мышь, а это птица зашуршала в листве. Начинаешь отличать звук падающих камней, сброшенных ветром, от тех, которые потревожила нога крадущегося преследователя.

Полной тишины в природе не бывает. Но пустыня это земля шорохов. Поэтому приходится настраивать слух лучше любого инструмента.

Я знал, что вся моя жизнь, все, чего мне удалось на сегодня достичь, было поставлено на карту. Это был не сюжет приключенческого романа, рожденный игрой моего воображения, но сама действительность, жуткая, безжалостная, жестокая реальность.

Несколько часов мне придется бороться, чтобы выжить. И исход этого сражения определит, выживу я или мне суждено погибнуть, и в таком случае та же участь, наверное, ждала и Белл. А зло так и останется безнаказанным.

Человек оснащен самым совершенным в мире оружием мозгом. Если мне удастся выбраться отсюда, то только благодаря тому, что мозг будет направлять движение мышц.

Я сидел не двигаясь, вслушиваясь в шепот пустыни. Гомон большого города остался позади. С каждой секундой я все глубже окунался в мир пустыни, возвращаясь, если хотите, в первозданное первобытное состояние. Я находился в этом мире дикой природы и сам должен был стать дикарем, даже еще большим, чем мои преследователи.

И вновь я вспомнил о братьях Альварес. В их жилах текла кровь апачей. Нет сомнения их предки были где-то поблизости, когда в этих краях, в долине Верда, появились стада братьев Туми. И апачи знали обо всем, что происходило здесь в те дни.

Я подошел к краю и заглянул в пропасть. Даже с крюками и страховкой спуск был бы почти невозможен. А в моем положении это просто самоубийство.

На выступе, ставшем моей тюрьмой, скопилось немного песка, и я принялся внимательно его изучать. Бывает, в горах рядом с водоемами остаются следы диких животных, пробирающихся на водопой. Эти следы могут иной раз подсказать человеку, попавшему в безвыходное положение, путь к спасению.

Но на этот раз мне не повезло. На скале не было никаких следов, указывающих на присутствие диких животных.

Я набрал немного сухих веток, некогда заброшенных сюда потоком. Если использовать хворост экономно, то его хватит на пару ночей, а я знал эти горы достаточно, чтобы не особенно надеяться на сохранение жары с наступлением ночи. Моя нынешняя обитель была расположена примерно в двух километрах над уровнем моря, и с заходом солнца здесь даже летом воцарялся ночной холод. Я решил развести костер поближе к скале она послужила бы дополнительным отражателем тепла. За все это время я не слышал ни одного выстрела. Я старался не думать о Белл Досон и ее положении. Она хорошо знала эти места, и я старался убедить себя, что ей удалось спрятаться от преследователей. В этих краях она выросла, а дети зачастую, играя в прятки, находят укромные места, какие не отыщет ни один взрослый. Может быть, сейчас она пряталась именно в такой месте. И все же, как я себя ни убеждал, душа моя была неспокойна.

И тут мне пришла в голову еще одна мысль. Флойд Рис так легко не успокоится, зная, что я оказался в этой ловушке. Я здорово врезал ему, и это должно было задеть его не только физически. Он не из тех, кто прощает обиды. Он наверняка жаждет мести, хочет увидеть, как я буду корчиться. Такой человек.

Значит, Флойд Рис вернется сюда. Внизу, на дне каньона, плескались синие тени, а высоко над моей головой последние лучи солнца продолжали золотить рваные края горного плато. Я уложил хворост и уже присел к нему со спичкой, когда меня вдруг осенило. Если вниз спуститься невозможно, то это вовсе не значит, что выхода нет вообще. Я быстро поднялся с колен, подошел к краю скалы и принялся осматривать гладкие стены каньона.

Мне раньше как-то не приходило в голову попытаться уйти подальше от этого злополучного места по отвесной скале. Да, так оно и есть гладкие стены без единого выступа, без расщелин и выбоин. Но надежда не покинула меня. Я не мог свыкнуться с мыслью о поражении. Должен же быть хоть какой-нибудь выход. Даже если его нет, я все равно его найду.

Только бы удалось отыскать зацепку в скале, позволяющую сдвинуться с этой полки, а дальше я был уверен я найду способ выбраться из каньона.

Конечно, идиотизм затевать все это в одиночку. Мне приходилось заниматься альпинизмом в свое время, но для предстоящего восхождения у меня не было ни снаряжения, ни страхующих меня товарищей. Я стоял у края пропасти, пока не сгустились сумерки, вспоминая любые возможные способы скалолазания, которые помогли бы мне выбраться из ловушки.

Да, это было невозможно, но другого выхода у меня не было. Я мог бы попытаться дождаться поисковой группы, но я нутром чувствовал, что мои предположения насчет Риса вполне обоснованны. Он конечно же оставит меня здесь это точно, но предварительно всадив в меня пулю. Не для того, чтобы убить на месте, а для того, чтобы покалечить, лишив способности передвигаться.

Будет потом в этих местах и поисковая группа, будет. Я знал это, хотя Колин, наверное, не подозревал, что последние несколько лет я слишком часто бывал в обществе и у меня появилось немало друзей. Они приедут искать меня, и у Колина не останется иного выхода, кроме как впустить их в свои владения. Они прочешут вертолетами все эти пустынные края, и среди них наверняка будут профессионалы-альпинисты, которые догадаются, где меня искать.

Но мне от этого вряд ли будет теплее. Стоит мне здесь задержаться, и друзья найдут всего лишь мой труп.

Зайдя под навес, я чиркнул спичкой и, прикрывая ее от усиливающихся порывов ветра, разжег костер. Хвороста хватало. Его было даже более чем достаточно теперь, когда я решил попытаться уйти отсюда.

Вскоре я уснул рядом с тлеющими кедровыми ветками.

Проснулся я продрогшим с первыми лучами солнца. Вернее, солнца еще не было видно, но небо уже побледнело, хотя одна яркая звезда еще была видна на светлеющем небосводе. Я напился воды и раздул тлеющие угли. Скоро утренняя звезда исчезнет за скалой, по которой мне предстоит сегодня ползти.

Особой надеждой на успех я себя не тешил, сознавая, что только полный глупец или бедняга, оказавшийся, подобно мне, в абсолютно безвыходной ситуации, решится на подобный шаг. Я даже не знал, с чего начать. Восхождение по гладкой отвесной стене задача не из легких, даже при наличии крюков и веревок, а в моем случае это было почти верное самоубийство. Я знал, на что иду, а это означало, что я был готов добровольно убить себя, то есть покончить с собой. Не особенно радовала и мысль, что Рис мог явиться сюда именно в тот момент, когда я буду совершенно беззащитен, беспомощно карабкаясь по стене каньона.

У Риса же будет винтовка, я буду как на ладони, так что все получится, как он и мечтал.

Я ждал, проклиная себя в душе за то, что оказался таким идиотом и позволил загнать себя в угол. Все удовольствия прошлой жизни, планы на будущее все это осталось позади. Книги, которые я хотел написать, новые сюжеты... Я попал в нынешнее безвыходное положение из-за нескольких выцветших листков бумаги, обнаруженных в стволе старого сломанного револьвера...

Рассвет медленно карабкался по склону обрыва, и искореженный кедр-недоросток с жестом отчаяния простер свои уродливые ветви навстречу утреннему солнцу.

Я встал и загасил костер. Не то чтоб от него мог заняться пожар, но привычка есть привычка. Я сделал небольшую зарядку, разминая мышцы для предстоящего восхождения, если оно, конечно, состоится.

Кое-где я наметил места, которые с большой натяжкой можно было считать выступами в скале. С правой стороны скала несколько выдавалась вперед, а под ней образовалась довольно узкая выемка.

Первым шагом будет покинуть площадку, и при мысли об этом у меня по спине побежали мурашки.

Скала была гладкой, как стекло. Может, в отдельных местах на ней и были мелкие углубления, позволяющие ухватиться за них пальцами, но в этом случае меня бы ждала мало привлекательная перспектива повиснуть без какой-либо опоры над скалами на высоте пятидесяти-шестидесяти метров.

Я всматривался в стену каньона. Вниз спуститься невозможно. Значит, придется карабкаться вверх.

Я взглянул влево. Гладкая стена до самого дна каньона. Однако примерно метрах в двух от меня на скале примостился кедр, почти карликовое дерево с большими и довольно крепкими на вид ветвями; правда, часть из них уже высохшие.

За кедром, чуть выше, я заметил узкую полоску, которую большой оптимист назвал бы выступом. Был он не шире пяти сантиметров, а в длину примерно метра два.

Если я, скажем, сумею добраться до этого кедра и вскарабкаться на него, причем он при этом не обломится, а затем ухвачусь за край выступа, то, пожалуй, смогу пройти его на руках... ну а дальше-то что?

За выступом я заметил в скале трещину, которую также мог бы попытаться пройти, цепляясь руками и ногами.

Но эти десять метров... Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот и вспотели руки. Страховки на этом восхождении не будет. Один неверный шаг, и все будет кончено. И еще угроза появления Риса в самый неподходящий момент.

Примерно метров на восемь выше того места, где я сейчас стоял, был выступ в скале шириной почти в полметра. Но он был просто взлетной площадкой в сравнении с той «трассой», которая отделяла меня от него. Что меня ждало за тем выступом, я отсюда уже не видел. Предположим, я доберусь до него, а затем обнаружу, что дальше пути нет. Я ведь даже не смогу умереть с комфортом. Буду висеть на нем, пока не ослабею окончательно и сорвусь в пропасть.

Кедр был старый. Серые изломы веток торчали из хвои, и стоит мне напороться на них, они вспорют меня не хуже ножей. Но другого выхода не было. Я и так слишком долго медлил.

Я сбросил с себя куртку и расстелил ее на выступе, чтобы поисковая партия знала, где меня искать. Вытянул вперед руки, изогнулся и прыгнул.

Какое-то мгновение я, казалось, висел в воздухе, а затем подо мной уже трещали, ломались и гнулись ветви старого дерева. Но кедр выдержал. Кое-какие пересохшие ветки обломились, но я уцепился и начал осторожно карабкаться к самой верхушке.

Стараясь сохранить равновесие, я выпрямился. Прямо над моей головой был узкий выступ. Я вытянул вверх руки. Теперь меня отделяло от цели всего несколько сантиметров. Делать было нечего... Я подпрыгнул... ухватился пальцами за край и... повис над бездной. Осторожно, сантиметр за сантиметром, я начал ползти на руках по этой узенькой ступеньке в скале. Пот заливал мне глаза, во рту пересохло, дыхание вырывалось из груди с хрипом. Мне показалось, что я услышал какой-то шум. Неужели Рис? Меня охватил страх. Я не хочу умирать, я хочу жить!

Полпути есть! Еще сантиметр... Руки дрожали от напряжения.

Передо мной была та расщелина в скале. Значит, потребуются еще большие усилия. Внезапно я почувствовал под пальцами песок. Если сейчас пальцы оскользнутся на песке... Я передвинул руку... Пыль сыпалась мне на лицо...

Я осторожно засунул носок ботинка в расщелину. Рубашка насквозь пропиталась потом, то ли от страха, то ли от напряжения.

Одна рука вошла в расщелину, пальцы вцепились в неровный край. Я слегка перенес вес, передвинул другую ногу, нашел для нее зацепку. Не было места отдохнуть, перевести дыхание, приходилось лезть дальше.

Я начал медленно карабкаться, цепляясь попеременно руками и ногами, иногда переходя в распор. Выше... выше... еще выше.

И внезапно я понял, что победил. Я доберусь до полки.

Я ухватился пальцами за ее край, он обломился. Я проверил прочность другого участка, ухватился за скалу, подтянулся, забросил одну ногу. Осторожно, затаив дыхание, едва упираясь ладонями в скалу, подтянул другую ногу, встал.

Несколько минут отдыхал на скале, пытаясь прийти в себя.

За мной был обрыв каньона, перед глазами гладкая скала. Я пробежал взглядом вдоль выступа. Он исчезал из виду за небольшой выдающейся вперед скалой. Чтобы пройти под ней, мне придется встать на колени. Я медленно пошел вперед.

За спиной раздался возглас:

Шеридан!..

Это был Рис. Пока что он меня не заметил. Я опустился на колено, протиснулся под выступ и затаился там в тени.

Шеридан! снова крикнул Рис. Этой курткой ты меня не обманешь! По этой стене даже муха не вскарабкается. Я был внизу, смотрел, я знаю.

Долгие секунды ожидания. Я хотел двигаться вперед, дальше за выступ. Но я не осмеливался, ибо любое движение наверняка привлекло бы его внимание.

Шеридан! на этот раз в его голосе сквозила неуверенность. Вылезай, Шеридан! Я пришел вытащить тебя из этой дыры. Он лгал, ибо отсюда я видел его руку с пистолетом, изготовленным для выстрела.

Это была ошибка, продолжал он, босс хочет извиниться. Вылезай, я брошу веревку!

Сантиметр... еще один... Я медленно передвинул пальцы по краю выступа, затем переместил ногу, продвинулся вперед.

За спиной все было тихо. Мне очень хотелось оглянуться, но я не решался.

Он шел вдоль края плато. Вскоре его глаза упрутся в этот выступ. Не думаю, что он меня заметит в тени под скалой. Но кто знает?

Я продвинулся еще немного вперед. Почти мгновенно грянул выстрел. Пуля ударилась о скалу над моей головой и отлетела рикошетом в сторону. Рис проорал что-то и снова выстрелил.

Но у меня было достаточно времени. Я успел обогнуть выступ.

Однако радоваться было рано. Выступ тянулся дальше только на полтора метра. Правда, за ним было в скале вертикальное углубление, так называемый «дымоход», шириной от метра в том месте, где я стоял, до метра восьмидесяти у основания, примерно метрах в тридцати отсюда.

Кверху «дымоход» сужался, доходя до самого плато, где он расширялся, образуя неглубокую чашу. Карабкаться вверх я не осмелился, зная, что там вряд ли спасусь от Риса. Оставалось одно спуститься по «дымоходу», найти коня или другое транспортное средство, либо же попытаться добраться до телефона.

Я довольно быстро достиг «дымохода» и, уперевшись ногами в одну стенку «трубы», спиной и руками в другую, начал спускаться вниз.

Я подумал о Белл, которая могла быть сейчас где-то там, внизу. Без коня ее в этих скалах не найти. И все же я не мог отделаться от мысли о ней. Меня беспокоило, что задумал Колин теперь, когда он уверен в моей неминуемой смерти. Пройдет ведь немало времени, прежде чем он узнает, что мне удалось бежать.

Стало припекать. Небо было чудесно голубым. Его пересекал белый след, оставленный самолетом. Высоко-высоко в небе парил стервятник.

Когда до земли осталось около метра-двух, я спрыгнул, приземлился на четвереньки и сразу бросился бежать.

Мысли лихорадочно работали. В джипе у Риса было переносное радио, но до машины довольно далеко, а Флойд, пока не убедится, что я от него сбежал, на помощь звать не станет.

Они могут связаться с остальными ковбоями, и те начнут охотиться на меня, когда услышат обо всем.

Как же мне нужно было оружие!

Просто казалось невероятным, что всего в нескольких десятках километров отсюда лежит большой современный город. Здесь же в этом диком краю мало что изменилось с тех пор, как сюда прибыли Джон и Клайд Туми.

И внезапно я понял, куда мне идти.

Глава 7

Я шел к Затерянной Реке. Она должна быть где-то недалеко, из описания было довольно ясно, где ее искать. Это место должно напоминать окрестности Фоссил-Спрингза, где теперь стоит электростанция.

Затерянная Река была затерянной в буквальном смысле слова: ложе ее небольшое и скалистое, поток вырывается из-под земли, стремительно пробегает по короткому каменистому руслу и исчезает под скалой. Вода, как писал в дневнике Джон Туми, чистая и холодная, без минеральных примесей. Когда я туда доберусь, глоток воды будет мне просто необходим, если раньше не набреду на какой-либо другой источник. Вряд ли когда-нибудь еще доведется оказаться так близко к этим местам, поэтому хотелось проверить то, о чем писал Туми. Если бы это удалось, а затем я смог бы пробраться в старый каменный форт на ранчо, у меня был бы готовый сюжет.

Но мне уже нужен был не только сюжет. Сначала я просто не мог поверить в то, что происходило, затем вообще не думал ни о чем, кроме спасения, теперь же совершенно сходил с ума. Меня распирала ярость. Уже были вспышки неприязни, раздражения, страха, а сейчас на смену им пришел гнев. И это был отнюдь не внезапный всплеск эмоций, который быстро проходит, а глубокий, сильный гнев, жажда мести.

Жизнь научила меня никогда не драться ради одной победы. Всегда должно быть нечто большее, чем победа. Я говорил себе: «Ты преуспеваешь, времена скитаний давно закончились, война стала достоянием истории, через насилие и жестокость ты уже прошел. Ты стал цивилизованным человеком». По теперь за мной гнались. На меня напали и вынудили бежать. Эта мысль приводила меня в бешенство! Меня заставили скрываться. Надо мной издевались, в меня стреляли. К тому же и это больно задевало меня не воспринимали всерьез.

Теперь у меня была более важная цель. Сюжет для романа уже не имел такого значения. Я должен вытащить на свет божий то, что они так тщательно скрывали, и разоблачить их.

В глубине моего сознания засела еще одна мысль. Жили два человека по фамилии Туми, которые, если моя догадка верна, перегнали скот на запад только для того, чтобы здесь их убили и ограбили. Читая и перечитывая несколько страничек из дневника, погружаясь в изучение их жизни в Техасе, я сам не заметил, как полюбил этих сильных, независимых людей, которые действовали в духе лучших американских традиций. Да, я должен признать, наряду с гневом появилось и осознанное желание отомстить за них, доказать, что их усилия не пропали даром.

Остановившись в тени под скалой, я изучал окрестности того места, где стоял. Теперь каждый шаг нужно делать осмотрительно, каждое движение должно быть обдуманным. Если эти парни поджидают внизу, нельзя, чтобы они меня обнаружили. Не налететь бы на кого-нибудь из них случайно. Я осторожно вышел из укрытия. Держась в тени скалы, начал спускаться по отлогому склону, укрываясь за кедрами, которые часто попадались на пути, и прячась за большими камнями и кустами.

Внизу я заметил старую индейскую тропу, которая шла по дну ущелья. Выло очень тихо. В глубине каньона уже сгущалась жара. Крадучись, я пошел вдоль тропы. Следов лошади или человека не было, только однажды я заметил след оленя или горного козла. На мягком песке отпечатки копыт были нечеткими, и трудно было с точностью определить вид животного. Тут и там попадались кучки сплетенных сучьев, принесенных сюда водой и застрявших между валунами. Я высматривал себе палку, которая могла бы служить оружием и в то же время пригодиться как посох.

На лбу у меня выступил пот, рубашка взмокла. Время от времени я останавливался и прислушивался. За мной охотились, охотились люди, которые, несомненно, убьют меня, как только обнаружат. Без оружия я был беспомощен или почти беспомощен.

Снова и снова я непроизвольно останавливался, ожидая, что сейчас раздастся какой-нибудь звук, боясь увидеть глаза человека, стоящего неподалеку. Я знал, что пустынные горы могут довести до такого состояния кого угодно, даже если он находится в менее отчаянном положении. И раньше, когда мне ничто не угрожало, я часто испытывал такое же чувство.

К юго-западу возвышалась плоская громада плато Нью-Ривер. Когда-то давно я ночевал в каньоне у подножья его скалистого склона и вроде бы хорошо должен был запомнить местность в том районе. Если в удалось напиться из Затерянной, я бы мог двинуть на юг и подняться на плато. Там, на северной стене каньона, было старое тайное убежище, где скрывались джентльмены удачи.

Внезапно до меня донесся стук копыт и грубая брань. Я мгновенно бросился на землю и спрятался за каким-то колючим кустом. Это было неподходящее укрытие, но другого не было. Я встал на одно колено, моя рука сжала гладкий, отполированный водой булыжник величиной с кулак. Всадник появился из узкого бокового каньона, который я не заметил, прямо передо мной. Ковбой привстал в стременах и огляделся. Он все еще бормотал проклятия, обращаясь к своей лошади, которая, очевидно, поскользнулась на камне. Бросив взгляд вокруг, он сунул руку в нагрудный карман и, достав табак и бумагу, начал скручивать сигарету. Он стоял ко мне вполоборота, но я знал, как опасно, когда тебя замечают краем глаза. Это еще хуже, чем если тебя видят прямо перед собой. Поэтому я выжидал.

До него было не более двадцати метров и все же слишком далеко, чтобы попасть камнем, даже если бы я был уверен в своей меткости. А уверен я не был. Много лет прошло с тех пор, как я играл в мяч, да и в бейсбольной команде я не блистал. Но мне очень нужна была эта лошадь, а если не лошадь, то хотя бы револьвер.

Сосредоточенно, стараясь не смотреть прямо на него из страха, что мой взгляд привлечет внимание, я изучил разделявшее нас пространство можно ли пересечь его бесшумно. Это место было все же попроще, чем некоторые места, которые мне приходилось пересекать в Корее, в столь же неблагоприятных условиях. Но с тех пор прошло уже несколько лет.

Если бы он повернул голову в любую сторону, то почти наверняка увидел бы меня. Со всей осторожностью, на какую только был способен, я ступил одной ногой вправо, затем перенес на нее вес тела и придвинул другую ногу. Теперь я был сзади него. Я выпрямился, наблюдая за лошадью так же внимательно, как за всадником. Поле зрения у лошадей шире, чем у человека, и из них двоих, как я опасался, она может заметить меня первой.

Пощупав ногой песок, я сделал большой шаг к ним. Ветер дул от лошади в мою сторону, поэтому я сделал еще шаг, затем еще один. Теперь на пути лежал большой валун округлой формы. Пригнувшись, я стал обходить его справа. Сделал еще два шага как вдруг лошадь отпрянула в сторону и фыркнула. Мгновение, и я рванулся к ним. Тут всадник заметил меня и потянулся к револьверу.

Давно прошли времена, когда умение выхватить револьвер решало все. Сноровка у этого парня была не лучше, чем у обычных людей. Лошадь нервно переступала с ноги на ногу, я мчался на них. И в тот момент, когда рука его сжала револьвер, я швырнул камень, вложив в бросок весь вес тела и всю силу руки. Я рассчитывал и на то, что он может уклониться, но это позволило бы мне приблизиться. Однако, хотя он и сделал быстрое движение головой в сторону, камень попал ему точно в подбородок. Револьвер был уже почти вытащен, когда пальцы всадника конвульсивно сжались, указательный нажал на спуск, и раздался выстрел. Пламя, вырвавшееся из ствола, прожгло борозду на боку лошади. Животное шарахнулось. Удар камня и рывок лошади вышибли всадника из седла. Я бросился к нему и в тот момент, когда он коснулся земли, заехал ему правой в челюсть. Что-то хрустнуло, он пронзительно вскрикнул: челюсть была сломана еще камнем, а мой кулак окончательно раздробил ее. Наполовину вытащенный револьвер снова скользнул в кобуру. Быстрым движением я выхватил его и, пока ковбой стонал, обхватив руками подбородок, сорвал ремень с кобурой.