Ответа я не услышал.
      Было слишком темно, чтобы идти по следам, и хотя я рискнул выкурить две сигары, искать следы Бгена при свете факела было бы слишком опасно. Здесь, в высокогорье, местность буквально кишела преступниками, мы могли бы разминуться в темноте. Я не имел понятия, как далеко он уполз и не сменил ли направление, чтобы сбить меня с толка.
      От всего этого у меня снова разболелась голова. Ничего серьезного: пуля лишь скользнула по голове, содрав кожу и волосы, но оставила шишку величиной с куриное яйцо.
      Я еще раз взглянул на звезды. У нас оставалось совсем мало времени. Я встал, прошел несколько шагов и прислушался.
      Ни звука. Наверняка с ним что-то случилось. Не в моем характере ждать чего-то, когда старый калека беспомощно лежит в скалах и темноте.
      И я направился за ним.
      Мы находились высоко на каменистой, поросшей кустарником гряде, где с одной стороны горы круто спускались вниз к морю, а с другой лежала глубокая низина с плодородной землей. Потеряться здесь было невозможно.
      Наступил самый темный час перед рассветом. Я шел осторожно, стараясь разглядеть, не лежит ли он без сознания на земле. Пару раз я тихо позвал его, но ответа не получил.
      Неожиданно я вышел к месту, где тропа, если это можно назвать тропой, раздваивалась: одна часть вела дальше по гряде, а другая шла по краю уступа еще более высокого хребта и казалась довольно опасной.
      Здесь я должен выбрать наверняка, потому что времени больше не оставалось. Хребет закроет свет со стороны низины, ну, а со стороны моря риск был меньше. Поэтому, встав на колени, я чиркнул спичкой, зажал ее, пряча в ладонях, и осмотрел землю.
      Вот и след, ясный, как удар топора по бревну: старик прополз здесь и повернул на высокую тропу.
      Но только то была не та тропа, а узкая ниточка скального выступа над отвесным обрывом в несколько сотен футов высотой. Из-за темноты я не смог разглядеть, как далеко она тянется, но того, что я увидел, было достаточно. Поэтому я осторожно двинулся вдоль уступа. Через некоторое время тропа расширилась, потом опять стала узкой.
      Я отошел от лошадей на пару сотен ярдов, прежде чем снова позвать Бена, и на этот раз уловил впереди слабый шелест. Я не мог сказать, что это было - человек или животное, но тем не менее двинулся дальше, и вот он оказался передо мной, лежащий лицом вниз на редкой скальной траве.
      Кожа на ладонях Бена Мандрина была содрана чуть ли не до мяса. Рядом с ним на тропе лежал набитый чем-то большой мешок. Жаль, что уже скрылась луна, но делать нечего - я взял его на руки и нагнулся, чтобы поднять мешок, который оказался ужасно тяжелым. Сам не знаю, как мне удалось дотащить его до лошадей и посадить в седло. К концу я весь вымок от пота и тяжело дышал.
      Старик пришел в себя, когда я усаживал его на лошадь.
      - Сможете ехать сами или лучше вас привязать?
      - Вперед, мой мальчик, и мчись, как ветер, а я от тебя не отстану.
      Бен схватил меня за руку и, поверьте мне, схватил больно.
      - Сынок, - сказал он, - я должен быть в постели, прежде чем на ранчо кто-нибудь поднимется. Ты только довези меня до дома, об остальном я позабочусь сам.
      Мне ничего не оставалось, как поверить ему на слово. Лошади хорошо отдохнули, и мы вихрем рванули с горы.
      Через деревушку мы прочались бешеным галопом, через мгновение кто-то выбежал на дорогу и что-то закричал, но мы уже скрылись. И все это время он скакал рядом. Может, он и выглядел старым и больным, но в нем остался бойцовский дух, и мы почти загнали лошадей, когда вдруг оказались в сотне ярдов от ранчо.
      Небо начинало сереть, в одной из хибар вакерос горел огонь, но мы тихо прошмыгнули мимо, и я через окно внес Бена в свою комнату, затем перенес в хозяйскую спальню, и он запер свой большой мешок в один из шкафов у изголовья кровати.
      Выбравшись наружу, я быстро расседлал лошадей и загнал их в корраль. Все еще спали, поэтому я начал чистить лошадей, когда из дома вышел какой-то вакеро.
      Он остолбенел, когда увидел меня, но я лишь поднял руку и сказал по-испански: - Доброе утро, амиго. - Затем добавил по-английски: - Когда здесь приглашают на завтрак?
      - Еще рано, - проворчал он в ответ по-испански и вернулся в дом.
      Поэтому я дочистил лошадей, тщательно протер их, накидал сена и добавил каждой добрую порцию овса. Они его заслужили.
      Подойдя к углу дома, я увидел, что на веранде стоит Доринда. Она испытующе взглянула на меня.
      - Вы рано встали.
      - Нет, мэм, - сказал я мягко, - ничего подобного. Возьмите любого парня с гор - он к этому времени уже вовсю работает. Что вы, мэм, дома в горах у нас уже выдоены все коровы, а зимой к этому времени мы проверили бы половину капканов.
      - Я не знала, что вы с гор, - сказала она, и не знаю почему, но я вдруг понял, что она лжет.
      - Вы не видели мистера Мандрина? - спросила она.
      - Кто, я? А разве он уже встал?
      Она подошла ко мне.
      - Телль, пожалуйста, не считайте меня неблагодарной. Я хотела отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, но это оказалось невозможным. Видите ли, те люди не поняли бы меня. Когда-нибудь я объясню...
      - Не утруждайте себя, - сказал я. - Тот, кто пытается отнять у старика ранчо, не должен мне ничего, и меньше всего я жду объяснений.
      Она тут же напряглась, лицо побелело, а красивые черные глаза превратились в ледышки.
      - Вы глупый осел, - презрительно сказала она. - Я вам ничего не собираюсь объяснять.
      Она резко повернулась и ушла, а мне почему-то стало приятней на душе: не хотелось иметь ничего общего с этой черноглазой дьяволицей.
      Примерно через полчаса, когда я проголодался так, что готов был съесть собственные подметки, нас позвали завтракать, и в это же время к ранчо подъехали люди.
      Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы броситься в комнату за оружием. Не в моих привычках вооружаться к столу, но на сей раз придется. Я взял револьвер и заткнул его за пояс так, чтобы в любой момент иметь под рукой.
      Снаружи я увидел Дейтона и Олифанта, того самого законопослушного горожанина, которого видел с Дейтоном и Дориндой в холле отеля. С ними приехал Нолан Саккетт. Впервые я встретил родственника и не был этому рад.
      С ними подъехали еще люди, и среди них - худощавый парень с узким лицом и змеиными черными глазами. Кобуру он носил подвязанной к ноге, на манер некоторых знаменитых ганфайтеров, и вел себя соответствующим образом.
      Когда я вошел в столовую, Старик Бен уже усаживался за стол и кинул на меня хитрющий взгляд.
      - Тебя ждут неприятности, мой мальчик, - сказал он. - Ты со мной?
      - Похоже, враги у нас одни и те же, - ответил я.
      Неожиданно вошел Родриго и взглянул на меня, как мне показалось, с сомнением: вроде бы мне теперь нельзя доверять...
      В дверях появились приехавшие.
      - Входите, входите! - Старик Бен весь расплылся в улыбке и добродушном голосе, и это сбило их с толку. То есть, они растерялись, поскольку, без сомнения, приехали без обиняков заявить Бену, что ранчо принадлежит им и чтобы он убирался прочь. Я прочел это в их глазах.
      Все стали рассаживаться, а я никак не мог угадать, в чем здесь моя роль. Похоже, я так и не приблизился к похищенному золоту, а Доринда не собиралась ничего рассказывать, даже если знала.
      Всю жизнь я впутывался в чужие дела и никак не мог понять, как это происходило. Может быть, я просто шел самым коротким путем, може быть, слишком часто хотел помочь, может быть, меня легко уговорить. Как бы то ни было, я опять впутался не в свое дело.
      Этот Дейтон с виду весь сверкал и блестел, но душонка у него была с гнильцой. Мне он не нравился. Сегодня, однако, Дейтон свел меня лицом к лицу с кровной родней.
      Нолан Саккетт вошел сразу за Дейтоном, и через всю комнату мы посмотрели друг другу в глаза.
      - Ты бы мог связаться с компанией получше, - тут же выпалил я.
      Нолан усмехнулся.
      - Сразу видно, что ты из тех самых Саккеттов-проповедников.
      Он был так же широк в плечах, как и я, - крупный, мощный парень фунтов на 20 тяжелее меня, с крепкими мышцами, перекатывавшимися под натянутой рубашкой. Лицо у него было шире моего, с крупным подбородком и сломанным носом, однако, с первого взгляда было ясно, что он из рода Саккеттов.
      - Я никогда не поднимал револьвера против Саккетта, - произнес я, поэтому надеюсь, что ты не собираешься устраивать ничего такого.
      - Можешь уехать, - сказал он.
      Нолан вел себя грубо и нахально, но и он был удивлен, потому что на самом деле странно встретить родственника в Калифорнии, так далеко от родных теннессийских гор.
      - Вы все-таки вычистили этих Хиггинсов? - спросил он.
      - Тайлер позаботился о последнем.
      - Они были забияки. Пдомню, один раз двое Хиггинсов загнали меня в угол на скале Макмена, к тому же я был ранен.
      - Так это был ты? Мой брат Оррин рассказывал об этом случае. Он тащил тебя на спине с горы десять или двенадцать миль.
      Дейтон раздраженно вмешался.
      - Нолан, мы приехали по делу, или, может, ты забыл?
      Нолан не обратил на него внимания.
      - Потом на муле приехала Розмари Хиггинс... с одной из этих девчонок Трелони. Они приехали, чтобы найти Хиггинсов и похоронить их по христианскому обычаю.
      - Оррин поднялся на холмы и закопал их обоих. Он прочитал пару молитв и немножко из Библии. А потом Оррин написал родственникам, чтобы те смогли отыскать место, где он похоронил их. Мы, Саккетты со Смоки Маунтинз, и кумберлендские тоже, всегда хороним своих мертвых и всегда по-христиански... рано или поздно.
      - Как дела там, в Мохаве? - с ехидцей спросил Нолан.
      - Оставалось мало времени, - объяснил я, - к тому же со мной была женщина. Будь я посвободней, я бы прочитал над ними молитву.
      - Нолан... - Дейтона наш разговор начал выводить из себя.
      - Ты приехал по делу, - сказал Нолан, - так и займись им.
      - Оно касается тебя! - сердито объявил Дейтон. - Если что-нибудь пойдет не так...
      - Я знаю, - спокойно сказал Нолан. - Если что-нибудь пойдет не так, мне надо стрелять. За это мне платят. Ну и хорошо, улаживай свои дела, а когда дело дойдет до стрельбы, я буду под рукой.
      - Лучше не надо, - сказал я. - Мне еще не приходилось читать молитвы над Саккеттами и, надеюсь, не придется.
      - Скажи, где у тебя Библия, - ответил Нолан, - и я почитаю над тобой.
      - Успокойтесь, успокойтесь, джентльмены, - Старик Бен выглядел оживленным, как наседка, только что снесшая яйцо. - Никаких разговоров о делах, пока мы не позавтракаем.
      - Мне жаль портить тебе аппетит, старик, - нехорошим тоном произнес Дейтон, - но я приехал, чтобы оформить закладную на ранчо. Теперь я его владелец.
      Взглянув через стол, я случайно обратил внимание на Доринду. Она глядела на стертые, исцарапанные руки Бена Мартина, словно не могла поверить своим глазам.
      - Что с вашими руками, мистер Мандрин? Вы поранились?
      Глава 7
      На мгновение в комнате воцарилось молчание, будто все потеряли голос или способность дышать. У Старого Бена Мандрина, вроде бы только что вставшего и перебравшегося из кресла в постель и обратно, ладони были располосованы и стерты в кровь. Они не были забинтованы и смотреть на них было страшно.
      У всех, кроме меня, вертелся вопрос: как это случилось? А старый лис наслаждался ситуацией. Да, он давным-давно так не веселился, наврное с тех пор, как последний раз отправил какого-нибудь беднягу "шагать по доске"*
      Дейтон изучающе и с подозрением смотрел на него, а Олифант не на шутку забеспокоился. Нолан Саккетт только взглянул на руки Бена, потом на его лицо и спокойно продолжил есть.
      Старик Бен небрежно махнул ладонью.
      - Ничего страшного, не волнуйся понапрасну, Доринда.
      С точки зрения Дейтона он выглядел слишком самоуверенно. Дейтон считал, что старик должен сходить с ума от горя и умолять об отсрочке, но Бен Мандрин беззаботно и спокйно сидел за столом, а глаза старого дьявола сверкали ярче, чем у хорька, схватившего курицу.
      Старик Бен ел за двоих, и некоторое время все молчали. Я тоже здорово проголодался, но больше всего мне хотелось спать. Прошлой ночью я вообще не сомкнул глаз, а до этого спал очень мало, и если так дальше пойдет, в один прекрасный момент мне не хватит сил вытянуть из кобуры револьвер.
      Когда подали кофе, Старик Бен откинулся на спинку кресла и сказал:
      - В моем возрасте мало удовольствий, а за те, что имеешь, надо дорого платить. Когда Доринда вдруг проявила ко мне интерес, я почувствовал, что здесь что-то кроется. Тэрнер представил ее, как племянницу, но до того он ни разу не говорил, что у него есть племянница. Ну а когда она предложила ухаживать за мной, я понял, что здесь не все чисто. Затем, когда Тэрнер попросил у меня заем для своего банка, я начал думать. Пару раз он одалживал мне наличные, точнее, не он, а его отец, поэтому я чувствовал себя в долгу перед банком. Тем времен Доринда жила здесь и ухаживала за мной: то поправит плед на коленях, то подложит подушку под голову. Думаете, старику все равно, кто о нем заботится? Мне не все равно. У меня и в мыслях не было, что она делает все это бескорыстно. Другое дело, если бы мне было лет 50, ну может, чуть побольше. Но не теперь. И тем не менее, мне нравилось ее присутствие, нравилось смотреть на нее. Вам придется признать, что она очень привлекательная женщина, настоящая леди, все при ней.
      Он рассмеялся. - Кажется, я буду о ней скучать.
      - Переходите к делу, - сказал Дейтон. - Я хочу, чтобы вы убрались с ранчо сегодня же.
      Этот Дейтон... Такие, как он, мне совсем не нравятся.
      Глаза Старика Бена уставились на Дейтона, как пара револьверов.
      - Вы будете разочарованы, мистер Дейтон, - сказал он. - Я никуда отсюда не уеду. Вы не сможете отнять у меня собственность, которая стоит в пятьдесят раз дороже, чем подписанный мной и перекупленный вами вексель. Вы не владеете моей собственностью... и не будете владеть.
      Бен Мандрин изменился так резко, что от неожиданности некоторые даже вздрогнули. Сидел себе старичок, болтал о молодых женщинах, и вдруг изменилось все: и тон, и взгляд, и поза - и Дейтон сразу же осознал, что его ждут неприятности.
      - Что вы хотите сказать? - наклонился вперед Дейтон. - Да вы просто выжили из ума! Подошел срок уплаты по векселю, вы это знаете, и я не дам вам отсрочки. Все ваши друзья, кто мог бы помочь, в таком же положении, как вы, - из-за засухи! А теперь убирайтесь с ранчо и убирайтесь немедленно!
      Бен Мандрин был крепким орешком. Он рассмеялся, но от этого смеха всем стало не по себе.
      - Вот что, мистер Дейтон, - сказал он. - У меня для вас сюрприз. Я оплачу вашу жалкую бумажку и даже с процентами!
      Из-под пледа, укрывавшего его колени, он достал мешочек и поставил перед нами на стол.
      - Вот, мистер Дейтон, все до последнего цента... золотом.
      Когда Бен поставил мешочек на середину стола, послышался звон монет, но Дейтон не поверил. Он схватил золото и высыпал его на скатерть.
      Это было самое настоящее золото, его было достаточно, чтобы оплатить ничтожную сумму, за которую Дейтон с Олифантом надеялись отхватить больше 100 тысяч акров плодородной земли в одном из самых живописных мест штата.
      Но нет, Дейтон не мог этому поверить. Он знал, что у Старика Бена не было наличных. Он знал, что никто не мог одолжить Бену такую сумму. Он уже воображал себя хозяином ранчо и обдумывал, как развернуть рекламную компанию на востоке и начать распродавать эти земли.
      А черноглазая колдунья посмотрела на золото, потом - поверх стола - на Дейтона, и ее глаза стали злыми-презлыми.
      - Ну что, мистер Дейтон, - сказала она холодно, - что теперь?
      Родриго выглядел таким же удивленным, как все, только Нолан Саккетт оставался спокойным. Он лишь поглядел на Старика Бена и спросил: - Ничего, если я доем, прежде чем уеду?
      - Конечно, конечно, - сказал старый дьявол. - Чувствуйте себя, как дома. В конце концов, вы мои гости, - добавил он не без сарказма.
      Золото было рассыпано шна столе, и Родриго не мог отвести от него глаз. Нолан Саккетт с аппетитом уплетал завтрак, но другие, включая угрюмого худощавого человека с черными глазами, даже не дотронулись до еды. Дейтон несколько раз пытался было заговорить, но так и не раскрыл рта, потому что ему нечего было сказать.
      Наконец Старик Бен сказал: - Вы воспользовались моим гостеприимством, - голос его звучал сухо и твердо, - а теперь убирайтесь! Что касается вас, Дейтон, если вы еще раз появитесь на моей земле, будь то по делу или без дела, я прикажу вас выпороть!
      Дейтон чуть не зашатался, когда поднялся из-за стола, потому что его уже выпороли - морально. Олифант тоже поднялся, за ним, как бы нехотя, черноглазый ганфайтер и Нолан.
      Дейтон взглянул на Доринду.
      - Ты едешь?
      - Ты что, принимаешь меня за дуру?
      О, она была прекрасна, но и язычок у нее был острый.
      - Я однажды уже убежала от тебя, потому что ты безмозглый осел, но ты силой привел меня обратно. Если еще раз попробуешь это сделать, я убью тебя собственными руками.
      Старик Бен рассмеялся, а Дейтон побелел как смерть и вынырнул в дверь.
      Нолан Саккетт наклонился над столом и смел золото в мешочек.
      - Дейтон, - позвал он его, - ты кое-что забыл!
      Нолан остановился в дверях, закрыв собой почти весь проем. Он взвесил мешочек в руке, затем повернулся и посмотрел на Старика Бена.
      - Интересно, - сказал он, - где можно достать такое золото? Высокой пробы, в монетах, к тому же, часть из них старинные.
      Он надел шляпу. - Надо обдумать, это надо обдумать.
      Нолан вышел и закрыл за собой дверь.
      Старик Бен сидел, сжимая край стола с такой силой, что некоторые порезы открылись, и на белой скатерти показалась кровь.
      - Убей его! - сказал он. - Саккетт, убей его!
      Я внимательно поглядел на Бена Мандрина, а потом спросил: - Зачем мне его убивать?
      - Проклятый дурак! - закричал Старик Бен. - Я сказал, убей его!
      Никто не двинулся с места, и лицо Старика Бена потемнело от прилившейся крови. Я даже подумал, что его вот-вот хватит удар.
      - Этот человек, - произнес Бен, - погубит нас. Запомните мои слова.
      - Только не меня, - ответил я. - Ваши дела меня не касаются.
      Бен Мандрин посмотрел на меня так, словно видел впервые.
      - Да, конечно. Я и забыл.
      Мы сидели молча, и каждый, наверное, думал о своем. Доринде Робизо теперь придется заботиться самой о себе: она оказалась без крова и без обещанной доли денег.
      Бен Мандрин, которым я восхищался за мужество, неожиданно оказался злобным, жадным и сварливым стариком. Он спас свое ранчо, но теперь ему приходилось принимать в расчет Нолана Саккетта, потому что с какой стороны ни взгляни, а Нолан довольно определенно пригрозил Бену.
      Нолан Саккетт, как и все остальные, знал, что золото не появилось из ничего. Старик Бен был близок к разорению, Дейтона заверил в этом Тэрнер. Родриго, его собственный внук, тоже так считал. И вдруг появляется Старик Бен с мешком золотых монет и выплачивает долг.
      Где он взял золото?
      И тут я внезапно подумал о себе. И хорошо сделал.
      Старик привез это золото, из которого он уплатил лишь малую часть, из нашей полуночной поездки. Когда Бен оставил меня на перевале и уполз в сторону хребта, он отправился за кладом.
      Все ли он забрал? Или там осталось еще?
      Отодвинувшись от стола, я встал, пошел в свою комнату и собрал вещи. Что-то подсказывало поскорее сматываться из этого дома.
      Родриго вышел, когда я кинул свои вещи на пол веранды.
      - Ты уезжаешь? - спросил он.
      - Да.
      - Дед хочет видеть тебя. Он говорит, что обещал тебе мулов.
      Да, он обещал, и они мне понадобятся.
      - Хорошо, - сказал я, и мы вернулись в дом.
      Старик все еще сидел за столом, хотя за те несколько минут, что я отсутствовал, стол уже прибрали. Бен выглядел усталым, что было неудивительно после всего пережитого. Сказывалась и долгая скачка, и утомительное ползанье по скалам. Впервые, как я его встретил, Бен выглядел на столько лет, сколько прожил.
      Родриго вышел из комнаты, и старик сказал:
      - Ты помог мне выбраться из безвыходного положения. Я приказал пригнать мулов и дарю тебе 20 голов.
      - Это щедрый подарок.
      Он пожал плечами.
      - У меня их несколько сот. На ранчо больше 6 тысяч голов скота и почти тысяча лошадей. 20 мулов - небольшая плата за то, чем я тебе обязан. Кроме того, - и в глазах у него мелькнула старая веселая искорка, - это избавит меня от лишних голов. Если до лета не пройдут дожди, сильные дожди, я потеряю много скота.
      Он написал дарственную на мулов и передал мне.
      - Родриго знает об этом. Все будет хорошо.
      Затем он заворочался в кресле и взглянул на меня.
      - Вид моего золота не сделал тебя менее честным?
      - Нет. Потому что знаю, что многого на это золото не купишь.
      - А это? А все это?
      - На скольких человек вы можете положиться? Когда вы были в беде, вам пришлось звать на помощь совсем незнакомого парня.
      - Может быть, я зря это сделал.
      - Это ваши проблемы. - Я свернул дарственную и положил ее в карман рубашки. - Что вы собираетесь делать с Дориндой?
      - Орлицу нельзя держать в клетке, мой мальчик. Я могу оставить ее здесь и дать все, что она пожелает, и скоро она возненавидит меня, потому что будет от меня зависеть. Даже в золотой клетке орлица будет клевать прутья, стремясь вырваться на волю.
      - Вы можете побеспокоиться, чтобы она уехала с деньгами. Плохо, когда у женщины нет денег.
      Он развернулся в своем кресле.
      - Ты чертовски сентиментален, Саккетт. Это сослужит тебе плохую службу. Но если тебе нужна работа, оставайся. Я дам тебе долю в капитале.
      - Нет.
      - Ты слишком легко отказываешься от миллиона долларов, мой мальчик. Скоро ранчо будет стоить много. Все произойдет на твоих глазах. Неужели так легко отказаться от кучи денег?
      Я лишь посмотрел на него, застегнул карман, в котором лежала дарственная на 20 мулов, и грубо сказал: - Мистер, я мог заполучить их прошлой ночью там, в горах. Я мог скинуть вас с обрыва, вернуться и лечь спать - никто ничего не заметил бы.
      - Так ты об этом думал?
      - Нет... но подумайте сами.
      - Но ведь ты привез меня назад, - он оценивающе оглядел меня, - именно поэтому ты мне нужен здесь. Мне нужен честный человек.
      - А Родриго?
      Он фыркнул.
      - Наверное, он честный и старательный. Но он слаб... он чистоплотный. Он будет драться справедливо и проиграет, а ты дерешься так, как дерутся с тобой, и ты выиграешь.
      - Прощайте, Бен Мандрин, - ответил я, подошел к двери и секунду постоял, глядя на него. Старик засунул руку под плед, которым были укрыты его ноги, и я не собирался поворачиваться спиной к такому человеку.
      - Надеюсь, вчера вы вывезли все, - сказал я. - Нолан Саккетт или любой из их шайки может выследить белку на скалистом плато.
      - Ты тоже, - ответил он. - Ты тоже.
      Я вышел из комнаты спиной вперед - предварительно убедившись, что двор пуст.
      * обычай пиратов расправляться с пленными: заставлять их прыгать в море с привязанной к борту доски.
      Глава 8
      Когда я подошел к корралю, она уже стояла там... очень красивая девушка с черными глазами и кораллово-красными губами, грациозная и обворожительная.
      Она была в темно-красном платье, резко выделявшемся на фоне побелевших от непогоды старых бревен корраля, и мне показалось, что она принарядилась неспроста. Поэтому сразу начал соображать, что ей нужно.
      - Никто, кроме вас, не смог бы сделать этого, - сказала она. Спасибо, что помогли ему.
      Ее фраза требовала вполне определенного ответа, поэтому я ответил: Мэм, мне надо оседлать коня. Для меня уже сгоняют мулов.
      - Вы редкий человек, Телль Саккетт. Жаль, что я не познакомилась с вами раньше.
      - Думаете, что-нибудь изменилось бы? Мы все равно разошлись бы каждый по своей дорожке.
      - Что вы собираетесь делать?
      - Еду в Аризону, обратно на шахты.
      - Опять через эту ужасную пустыню? - Ее передернуло. - Надеюсь, что больше никогда в жизни не увижу пустыню.
      - Я должен ехать именно этой дорогой, должен вернуться к тому, что оставил.
      - К девушке?
      Ну как я мог ответить, если и сам не знал? Да, там была девушка. Потом она поехала на восток навестить кого-то из своей родни и не вернулась. Даже не написала.
      Эндж... Эндж Керри.
      - Нет, мэм, - сказал я, - не к девушке. Похоже, суждено мне одному бродить по диким местам, и конца тому не видно.
      - Должен быть конец, Телль.
      Ну, я глянул в ее огромные черные глаза, увидел влажные, чувственные губы и подумал, что если это западня, то приманка выбрана точно.
      - Мэм, - ответил я, - снаружи вы совсем как женщина.
      Она напряглась, словно я ее ударил.
      - Что вы имеете в виду?
      - Как вам сказать, мэм... Я такой человек, который совсем не знает женщин, но кажется, чувства у вас все снаружи, а не внутри. Не хочу быть похожим на этого старика. С удовольствием поцеловал бы вас и все такое, но при условии, что буду видеть обе ваши руки, потому что не знаю, в какой вы прячете нож.
      О, она разозлилась, да еще как! Губы ее сжались, лицо застыло в гневе, она хотела было дать мне пощечину, но сдержалась. Свои эмоции она крепко держала под уздцы, и прошла секунда или две, прежде чем она заговорила.
      - Вы ошибаетесь. Просто я не нашла своего мужчину... Мне приходилось держать себя в руках, приходилось быть осторожной. Ради вас я могу стать другой.
      - Ладно, - сказал я неожиданно для себя самого, - давайте попробуем. Я оседлаю для вас лошадь, и вы можете возвратиться со мной в Аризону. Если ваши чувства не изменятся, когда мы приедем в Прескотт...
      Она снова схватила меня за руку, подступив так близко, что я вдохнул сладкий аромат ее духов.
      - О, Телль, возьми меня с собой! Правда! Я сделаю для тебя все, что хочешь. Буду любить тебя, как никто еще не любил! Ради тебя я даже поеду через пустыню. Если нужно, доеду до самого Далласа.
      Затем вернулся Родриго с двумя вакерос и моими мулами. Надо отдать ему должное: он действительно выбрал самых лучших. Такие встречаются редко - не низкорослые испанские мулов, а большие миссурийские - неоценимая вещь для путешествий.
      - Если хотите, сеньор, мы подержим их здесь, пока у вас не готов груз.
      - Я буду вам признателен.
      Он стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, пока я седлал жеребца и готовился к поездке в город.
      - Будьте осторожней, когда поедете через Нопалеру. Там часто убивают из засады.
      - Грасиас. Спасибо.
      Еще одну новость Родриго приберег напоследок. Он подошел, когда я, собрав поводья, взялся за луку седла.
      - Тот, что приезжал сюда - худощавый, с черными глазами...
      - Да?
      - У него есть напарник... друг. Он тоже был в пустыне и как раз он знает, где спрятано ваше золото, амиго. Мне рассказали ребята, - Родриго качнул головой в сторону вакерос. - На свете очень мало секретов, сеньор, если умеешь слушать.
      - Вы знаете, как зовут напарника?
      - Дайер. Сэндмен Дайер.
      Я слышал это имя... давным-давно. Вместе с ним пришел на память запах пороха и мокрой кожи.
      - Вы знаете его? - спросил Родриго.
      - Может быть... я не уверен.
      - Будьте осторожны, сеньор. Говорят, он очень опасный человек, и у него много друзей. Несколько недель назад он приехал с севера, а с ним его люди - около двадцати. С тех пор у нас начались грабежи, никто не может доказать, но все думают, что именно он главарь банды. Дайер хорошо стреляет, сеньор, он - ганфайтер и очень опасный: убил одного человека в Вирджиния-сити, а другого - в Пайоче.
      Я сел на коня и поглядел на свои руки, лежащие на луке седла: огрубевшие от работы, привыкшие к кирке, лопате, топору и лассо. И к револьверам тоже.
      - Это не имеет значения, амиго. Если у него золото, которое принадлежит не только мне, но и моим друзьям, я обязательно спрошу, где он его прячет.
      - Хотите умереть?
      - Никто не хочет умирать.
      Я развернул жеребца и выехал с ранчо в сторону города.
      Мне осталось только забрать свое золото, для этого надо увидеть Сэндмена Дайера. Или... может я слишком подозрительный? Не скрывается ли тут ловушка? Может быть, кто-то пустил слух с тем расчетом, чтобы он дошел до меня?
      Когда я въехал в Лос Анджелес, уже стемнело, и во многих домах горели огни. Я въехал со стороны смолокурен, оставил коня в лучшей в городе конюшне и возвратился в "Пико Хауз" в свою комнату.
      В фойе сидел человек в белой шляпе с плоскими полями и читал "Стар". Он посмотрел на меня поверх газеты так, что я увидел только глаза, прикрытые полями шляпы.
      Мои немногочисленные пожитки лежали в комнате, к ним я добавил винтовку и вещи из седельных сумок найденных лошадей. Осталось найти только золото.
      Я устал... до смерти устал. От усталости кружилась голова. Завтра вечером мне надо встретиться с Сэндменом Дайером, но сейчас надо отдохнуть.
      Я скинул рубашку, налил в таз воды, умылся и причесался. Стоя перед зеркалом, начал рассматривать себя, рассматривать старые пулевые шрамы, напоминающие о войне и уличных перестрелках и более тонкие шрамы, оставшиеся от ножевых ран. Все они говорили о том, как мне везло.
      Навидавшись много чужих смертей, умом я сознавал, что от смерти никто не застрахован и не защищен, однако, сердцем не хотел верить, что могу умереть сейчас, сегодня, завтра...
      Молодые вообще не верят в свою смерть, что-то внутри них твердит: да, другие могут умереть, но не я, не я. Я буду жить...
      Тем не менее, с того первого раза, когда при мне умер хороший человек, а плохой остался жить, я понял, что все мы смертны и что я ничем не отличаюсь от других. Завтра, когда я пойду за своим золотом, пуля или нож могут оборвать мою жизнь.
      И все же пойду. Не из-за какой-то особой храбрости, а только потому, что другого выхода нет.
      Сидя на кровати, я начал было снимать свои запыленные сапоги, когда шаги за дверью заставили меня внутренне сжаться. Через секунду послышался легкий стук в дверь и я, прижавшись спиной к стене, с револьвером в руках, спросил: - Кто там?