- Прости,- сказала Полли.- Сама не знаю, что это на меня нашло.
      Казалось, ее испугал собственный порыв.
      - Не надо извиняться,- ответил Кристер Вийк.- Лучше поплачь, сразу станет легче.
      - Я уже все слезы выплакала,- ответила ему воспитанница Альберты.
      - Полли-и! - пронзительно крикнула Лиселотт Люнден.- Мы ненадолго уходим!
      Парадная дверь захлопнулась, и одновременно комиссар Вийк закрыл дверь веранды, ведущую в сад. Полли уже немного успокоилась.
      Она, не дрогнув, встретила взгляд комиссара.
      - Не выношу эту Лиселотт. Только и думает что о наследстве. До Альберты ей дела нет. Иногда мне кажется, будто ее смерть их всех даже обрадовала. А по ночам нет-нет да и мелькнет мысль: а что, если кто-нибудь из них…- Не договорив, она деловито предложила:- Хочешь посмотреть комнату, где умерла Альберта?
      Вслед за Полли комиссар пересек холл и поднялся на второй этаж.
      - Здесь пять комнат,- безучастно объясняла она.- В каждой по балкону. А в комнате для музыкальных занятий - даже два.
      Спальня, куда она привела его, располагалась над кухней, балкон и окна смотрели на запад, на живую изгородь из сирени, тянувшуюся вдоль всей Хюттгатан.
      Главным предметом в этой на диво маленькой комнате была кровать карельской березы, стоявшая у торцовой стены.
      - По-моему, раньше спальня была не тут,- заметил комиссар Вийк.- Эта комната слишком мала для двоих.
      Полли показала на соседнюю комнату.
      - Да, при жизни дяди спальня находилась там. Но, когда Альберта осталась одна, в той спальне ей было не по себе. Поэтому мы убрали кровати и сделали там комнату для музыкальных занятий, а спать Альберта решила здесь. Эта комната казалась ей самой уютной. Здесь не слышно завывания ветра с озера, а уличный шум ей не мешал.
      Такие детали, как темно-зеленый ковер во всю комнату, цветастые обои и покрывало с таким же узором, не интересовали комиссара. Зато он сразу отметил, что роковая печь находится далеко от изголовья кровати.
      Круглая изразцовая печь с бледно-зеленым растительным орнаментом и блестящими латунными дверцами стояла в углу, напротив постели. До нее ничего не стоило добраться и из соседней комнаты, и из коридора. От двери до шнурка печной вьюшки было меньше двух метров.
      - Дверь, разумеется, была закрыта,- сказала Полли.
      - Почему «разумеется»? Ведь Альберта была одна в доме.
      - Ну и что? Она часто говорила: пойду и закроюсь в своей теплой берлоге.
      - У Альберты был хороший слух? - спросил комиссар.
      - Да,- мрачно ответила Полли,- слух у нее был хороший. И спала она очень чутко. Если б кто вошел ночью в ее спальню, она бы обязательно проснулась.
      - У кого были ключи от виллы?
      - У меня и у твоей матери. Но ключи тут ни при чем. В доме три входные двери. И Альберта обычно забывала проверить, все ли они заперты. Она вообще была довольно небрежна.
      - Например, с печкой.
      - Да,- призналась Полли.- Я знаю, что медицинская экспертиза не обнаружила ничего подозрительного и полиция расценила это как несчастный случай. Наверно,
      только я по глупости продолжаю сомневаться. Сама Альберта не одобрила бы такого переполоха вокруг ее смерти. Умерла она дома, на вилле, как и все. А она только об этом и мечтала.
      - Как и все? - удивленно переспросил комиссар.- Кто «все»?
      - Те, кто жил здесь раньше. Еще до того, как дом достался Альберте и она выкрасила его в розовый цвет. Например, судья…
      - Рикардсон?
      - Да. Он упал в холле и был найден уже мертвым. Потом его жена заболела какой-то таинственной лихорадкой и скоропостижно умерла, ее даже в больницу не успели отправить. И дядя Франс Эрик недолго мучился, тоже обошлось без «скорой помощи», капельниц и кислорода. Альберта надеялась, что и ее ждет легкая смерть.
      - Так и случилось,- сказал комиссар Вийк.- Она просто уснула, не испытав ни страха смерти, ни страданий. Если не всплывут новые обстоятельства, можно
      утешаться хотя бы этим.
      Они спустились вниз. С улицы донесся пронзительный голос пасторши, и комиссар малодушно взмолился, чтобы Полли выпустила его через черный ход.
      - Спасибо,- тихо сказала она ему с крыльца.- Спасибо за поездку и за человеческий разговор. Я понимаю, почему Камилла не жалеет о гастролях.
      Из всей беседы с Полли комиссара особенно поразили эти слова.
      Полли сразу поняла, что настроение изменилось к лучшему, когда, появившись в кухне, Лиселотт Люнден возвестила:
      - Пора ужинать. Как думаешь, найдем мы здесь что-нибудь съедобное?
      Холодильник и морозильник, фанерованные под дерево, были куда изысканнее и полнее, чем в пасторской усадьбе. Лиселотт достала яйца, замороженные котлеты, консервированные грибы, банки с омарами и спаржей.
      - Сделаем омлет,- решила Лиселотт, заворачивая белые манжеты.- Может, даже два разных омлета.
      - Давай я приготовлю,- предложила Полли.- На тебе такое нарядное платье..
      Ничего себе нарядное, подумала фру Люнден. Девочка и не подозревает, что эта черная тряпка служит мне уже много лет. Сколько раз приходилось то укорачивать, то удлинять юбку.
      - А мы будем готовить вместе,- весело сказала она.- Где-то у Альберты должен быть передник. На рождество я подарила ей передник с мережкой. Не этот,
      другой, этот с нотами. Он, я смотрю, еще позатейливей. Кажется, это из «Дон Жуана» Моцарта. В самый раз для Альберты.
      - Зачем моей сестре Дон Жуан? - пошутил пастор, усаживаясь за стол. - Он был богохульником и распутником.
      - Остряк! Не Дон Жуан, а музыка Моцарта! Тебе, какой омлет - с лисичками или с шампиньонами?
      - Да, да, благодарю.
      - Тебя не поймешь…
      В дверь нетерпеливо и требовательно позвонили три раза.
      - Прощай, покой,- вздохнул Рудольф Люнден. Не часто бывал он так прозорлив.
      В кухню впорхнула Мирьям Экерюд, главный редактор еженедельника «Мы-женщины»: белокурые, чуть небрежно уложенные волосы, модный бежевый брючный костюм в клетку, кремовая блузка из натурального шелка.
      - Мы решили, что удобнее приехать вечером и переночевать здесь, а утром сразу взяться за дело. Эдуардо домчал нас в одну минуту…
      - Э-ду-ард? - Пастор взревел от негодования.- Зачем ты притащила его сюда? Ему-то что здесь делать во время описи? Он человек посторонний.
      Мирьям надменно поглядела на круглое розовое лицо дяди Рудольфа.
      - А зачем ты сам вечно таскаешь за собой своего оруженосца Лиселотт? Какая разница?
      - Не забывайся,- ледяным тоном процедила пасторша.- И имей в виду, ту комнату для гостей, где стоит двуспальная кровать, уже заняли мы с Рудольфом.
      Если Эдуард Амбрас и слышал этот разговор, лицо его осталось непроницаемым. Он явился на кухню, сверкая белозубой улыбкой, насмешливый и галантный, как всегда.
      - Прекрасные дамы! Уважаемые господа! Рад вас приветствовать!
      Водрузив корзину с продуктами на столик у окна, он начал распаковывать свертки с ветчиной, копченой колбасой, гусиным паштетом, французскими булочками, сыром и редиской.
      - Взятка от Мирьям,- объяснил он.- А это - от меня.
      На столике появились две бутылки красного вина.
      - Полли, давай я разболтаю яйца.
      - Нет, нет! - вскрикнула Полли, словно ей грозила опасность.
      Теперь рассердилась она. И на себя, и на этого несносного человека, в присутствии которого всегда ощущала какую-то неловкость.
      Его неизменная веселость настораживала Полли. Он был слишком развязный, слишком чужой, чтобы можно было понять его. Миндалевидные карие глаза, которым беспрекословно подчинялась волевая Мирьям, оказывали на Полли обратное действие. Всю свою сознательную жизнь она была неуверенной в себе, замкнутой и легко поддавалась страху. Глаза Эдуарда пугали ее.
      Очередной, звонок известил о прибытии Еспера Экерюда. Он был все в том же поношенном, вызывающе желтом пиджаке и в желтой рубашке, так же как Эдуард, без галстука.
      Под мышкой Еспер держал пачку журналов. Это были свежие оттиски сильно запоздавшего номера «Мы - женщины».
      - Вот, угрюмо сказал он,- прямо из типографии. Тираж уже поступил в здешние киоски, и в стокгольмские тоже.
      - Это про Камиллу? - спросила Полли, Хватая один экземпляр.
      Пока Эдуард невозмутимо взбалтывал яйца и ставил на огонь сковородку, она перелистала Журнал и, найдя нужную страницу, углубилась в чтение.
      Мирьям была явно не в духе.
      - Какая досада, что пришлось заменить героийю номера,- сокрушалась она. - Наша государственная деятельница так здорово выглядела на цветном снимке. А фотография Камиллы Мартин никуда не годится. В жизни она гораздо красивее. Меня просто бесит, что мы не успели сделать цветной портрет.
      Полли пропустила мимо ушей сетования шефа, ей фотография понравилась.
      - Еспер, какой чудесный снимок! Сделай мне такой, я его повешу у себя в комнате.
      Рудольф Люнден, в руках которого тоже оказался журнал, одобрительно кивнул.
      - Еспер отличньгй фотограф, я всегда говорил: Да и пишет он бойко.
      Еспер Экерюд мрачно взирал на своих защитников. Следующее замечание Полли окончательно испортило ему настроение.
      - Жаль, что под фотографией и в тексте говорится, будто Камилла исполняет партию Сенты на премьере «Летучего голландца»,- сказала она.- На премьере пела
      Маргарета Халлин.
      - Как Маргарета Халлин? - в отчаянии вскричала Мирьям. - Выходит, наша звезда на этой неделе ничем не отличилась. Господи помилуй, теперь не хватает только, чтобы теологиню, которая запланирована у меня в двадцать второй номер, не посвятили в сан.
      - Ты прекрасно знаешь мое отношение к женщинам-пасторам,- не выдержал ее дядя.
      - Омлеты готовы,- весело перебил Эдуард.- Их надо есть горячими.
      - Камилла Мартин всегда в центре внимания, - решительно заявила пасторша.- Садитесь за стол и не ссорьтесь во время еды.
      Ссора утихла, и сразу как будто иссякли все темы для общего разговора. Лиселотт Люнден нехотя беседовала с Полли о многосерийном английском фильме. Брат и сестра Экерюд угрюмо молчали. Пастор Люнден выпытывал биографические данные у незваного чужеземца, нарушившего семейный покой.
      - Ты из Латинской Америки? В какой же стране ты родился?
      - В Венесуэле. Но моя мать из Бразилии.
      - У тебя необычная фамилия. Это испанская или португальская ?
      - Думаю, ни то, ни другое. Отчим моего отца был из прибалтийских крестьян.
      - «Слуги и господа» - изумительная картина,- говорила тем временем Лиселотт Люнден.- Почему у нас не делают таких увлекательных фильмов?
      - Из крестьян? Так, так, понимаю.- Пастор немного успокоился.- А чем занимается твой отец?
      - Он умер. Но при жизни был профессиональным авантюристом, если так можно сказать,- с готовностью объяснил Эдуард.
      - Совсем как ты?
      Молодой человек лучезарно улыбнулся. Темно-карие глаза смотрели невозмутимо. Под голубой расстегнутой рубашкой блеснула кованая золотая цепь.
      - Мне недостает таланта жить одним плутовством. Время от времени приходится работать санитаром, но в данный момент я сижу без дела. К работе я прибегаю, лишь когда всерьез начинаю умирать с голоду.
      - Эдуардо тебя разыгрывает,- вмешалась молчавшая до той поры Мирьям.- Он изучает медицину и хочет стать врачом.
      Эдуард вновь улыбнулся и взял сигарету.
      - Не слушайте ее. Тот, кто колесит по свету и черпает опыт в случайных больницах, едва ли станет врачом. И вряд ли разбогатеет. Одним словом, я нищий, и
      богатая наследница мне очень кстати.
      Он шутливо обнял Мирьям, которую это ничуть не оскорбило. Зато фру Люнден поджала губы и встала.
      - Курить за столом и любезничать у всех на глазах не в наших правилах,- язвительно сказала она.- Мы все выиграем, если вы уединитесь.
      Как ни странно, у Мирьям не нашлось столь же язвительного ответа. Слова пасторши куда сильней задели Эдуарда Амбраса, но он проглотил обиду, отложив месть до более удобного случая. И такой случай не заставил себя ждать. Через час все общество отправилось на второй этаж, чтобы разместиться на ночлег.
      Рядом с комнатой Полли находились две уютные комнаты для гостей. Из них только в одной стояла большая двуспальная кровать, эту комнату еще раньше заняла пасторская чета.
      Мирьям была не настолько влюблена, чтобы отказывать себе в удобствах, и бесцеремонно захватила маленькую спальню по соседству с Люнденами.
      Ее брат тоже не растерялся.
      - Я ночую на веранде,- объявил он, сбегая вниз по лестнице.- Лягу на диване и буду следить за уровнем воды. Если вода просочится в комнату, я подниму
      тревогу. А где ляжет Эдуард?
      - Может, в комнате для музыкальных занятий? - предложила Полли.- Диван там…
      - Зачем мучиться на каком-то диване, когда в доме пустует самая удобная и широкая кровать?- сказал Эдуард.
      Решительным шагом он вошел в комнату Альберты и направился прямо к ее крорати.
      Полли задохнулась, а Лиселотт Люнден немедленно взорвалась:
      - Да как ты смеешь? Эта кровать… Ты что, ничего не понимаешь, что ли?
      - Я все понимаю. Но я не боюсь спать на этой кровати. В отличие от вас… в отличие от одного из вас - моя совесть чиста.
      - Что? - прошептала Лиселотт.- Что ты хочешь этим сказать?
      - А то, что я был здесь на второй день пасхи,- сказал Эдуард.- Около полуночи я стоял в саду под деревом. Ждал Мирьям, и, кстати, напрасно. Зато я видел
      другую женщину. Она вошла в калитку и с черного хода прокралась в дом фру Фабиан.
      - Полли? - спросила фру Люнден.
      - Нет, не Полли,- многозначительно сказал Эдуард.- Это были твои ноги и твои туфли. Я их сразу узнал. Не отпирайся, я знаю, здесь была именно ты.
 

      В воскресенье на рассвете Полли стояла у себя на балконе и с недоумением смотрела на странный затопленный пейзаж, открывшийся ее глазам.
      Постороннему человеку это зрелище могло показаться мирной сельской идиллией, но это была какая-то пародия на идиллию - ветвистые ивы с графической четкостью отражались в воде, белый лебедь потерянно кружил в саду возле куста сирени, а потом уплыл вдагь мимо похожих на призраки фонарей.
      Полли перегнулась через деревянные перила, чтобы посмотреть, насколько за ночь поднялась вода. Однако сверху перспектива была нарушена, и сама Полли после бессонной ночи соображала с трудом.
      Девушка уже успела надеть черный свитер и черные брюки. Сунув ноги в мягкие уличные туфли, она бесшумно спустилась с верхнего этажа.
      - Еспер! - окликнула она с порога.- Как дела? Что с водой?
      Вскоре она убедилась, что дела у караульного не так уж плохи. Он сладко спал на диване под фамильным портретом прекрасной Франциски Фабиан. Просыпаться он решительно не хотел.
      - Еспер, доброе утро! Проснись, мне нужно поговорить с тобой.
      Но Еспер так и не пробудился. Полли подошла к застекленной двери в сад, и ее охватил панический ужас. Казалось, стоит повернуть ручку двери - и вода хлынет через порог. Пятясь, девушка вышла из комнаты. В холле пахло кофе, табачным дымом и жареным хлебом. Значит, кроме нее, проснулся кто-то еще.
      - Здравствуй,- сказала она, доставая с полки банку с чаем.- Как вода, продолжает подниматься?
      - Статус-кво,- равнодушно отозвался Эдуард Амбрас.
      Не поняв латинского выражения, Полли вопросительно глянула на него.
      - Как вчера вечером,- пояснил он.- Ни туда, ни сюда. Пока нет ветра, вилле ничто не угрожает. Если, конечно, в подвале все время будет работать насос.
      - Это правда, что ты вчера сказал про Лиселотт?- спросила Полли.
      - Да.
      Размышляя над вчерашней сценой, разыгравшейся возле комнаты Альберты, Полли насыпала в прозрачный чайник, благоухающий жасмином чай. Бросив вчера свое обвинение, Эдуард немедленно скрылся в спальне, разговор на этом оборвался, однако Лиселотт была очень взволнована. Полли внезапно усмехнулась.
      - Как это на тебя похоже.
      - Что именно? - не понял Эдуард.
      - Обратить внимание на женские ноги и не заметить лицо, прическу, пальто.
      - Но у нее красивые ноги! Другая на ее месте была бы польщена.
      - А что ты сам делал в Скуге на второй день пасхи? - осторожно спросила Поляи. - Почему не поехал с Мирьям в Норвегию, кататься на лыжах?
      - Спроси у нее.
      - Она что, смылась от тебя?
      - Наоборот. Это я смылся. Из Трюсиля на попутках добрался до Эребру, Потом мы поговорили по телефону, это стоило бешеных денег - ей, конечно,- уладили все
      недоразумения, помирились и вновь полюбили друг друга опять же по телефону. Мирьям во что бы то ни стало хотела подобрать меня по дороге, она не могла одна, без передышки вести машину от Трюсиля до Стокгольма. Но она обещала заехать к Альберте Фабиан, вот мы и назначили свидание в этом городишке. Насколько я понял, мне нужно было ждать ее возле виллы, но, очевидно, кто-то из нас перепутал место встречи.
      - И ты хочешь, чтобы я этому поверила?
      Полли залила чай крутым кипятком. Раздавшийся внезапно металлический голос Мирьям Экерюд заставил ее вздрогнуть.
      - Хочешь не хочешь, а придется поверить. Надеюсь, ты и на мою долю заварила? Поджарь еще кусочек хлеба. В этом доме есть?..
      - Нет,- излишне резко ответила тихоня секретарша.- Если ты не привезла, у нас сока нет.
      Полли дала чаю настояться, проследила, чтобы он приобрел определенный густо-коричневый оттенок, /и только после этого разлила его по чашкам.
      Мирьям, как всегда, была идеально причесана и слегка подкрашена. Одеться она еще не успела и явилась на кухню в весьма откровенной синей шелковой ночной сорочке.
      - Спасибо, детка, заваривать чай - это по твоей части,- похвалила она Полли, с жадностью прихлебывая чай.
      - Английское происхождение,- ответила Полли. - Так, по крайней мере, считала Альберта… Значит, ты тоже видела ее в тот последний вечер?
      - Да, но я была у нее совсем недолго. Около девяти я распрощалась - она выглядела очень усталой.
      - А потом?
      - Потом я пошла к «Трем старушкам», это здесь рядом. С Эдуардо мы договорились так: либо я буду у Альберты, но к ней нельзя вваливаться слишком поздно и
      лучше подождать на улице, либо у «Трех старушек» - это напротив.
      - Вот насчет старушек я, по правде говоря, не понял,- признался Эдуард.- Кто бы подумал, что это ресторан? Когда я прикатил сюда в одиннадцать вечера, вывеска была погашена и в окнах - ни огонька. А наверху у фру Фабиан горел свет, потому я и ждал возле дома, как ты мне велела.
      - В ресторане было темно, потому что по случаю праздника прислугу вечером отпустили,- объяснила Мирьям.- Но мне все-таки открыли и даже дали поесть. Между прочим, новая хозяйка ресторана почти девчонка. Для провинции большая редкость, чтобы ресторан содержала молодая женщина. Я заинтересовалась ею, мы сидели на кухне и беседовали о ее работе - мне захотелось сделать о ней репортаж в одном из летних номеров. Не знаю только, под каким соусом ее подать.
      - «Женщина недели в Неделю женщины»,- предложил Эдуард.- Или: «Первая деловая женщина в краю горнозаводчиков». А может, дать о ней заметку в
      кулинарном отделе вместе с каким-нибудь рецептом приготовления селедки? Не подходит? Ну, не дуйся, надо же понимать шутки.
      - Не выношу, когда ты говоришь свысока о моем еженедельнике.
      - Но в глубине души я отношусь к нему очень серьезно,- добродушно сказал он.- Можешь поручить Есперу состряпать статью об этой трактирщице. Он король по этой части, а заголовки и рубрики придут сами собой.
      - Еспер? - вспомнила Полли, снова возвращая их к тому холодному праздничному вечеру.- Ведь он тоже был здесь? Как странно, что вы все трое побывали здесь.
      - А ты сама? - безжалостно спросила Мирьям.- Разве тебя здесь не было?
      Но даже Полли умела иногда срезать противника.
      - Я в это время уже ехала домой. Шестичасовым автобусом из Скуги. Потом поездом из Эребру. В Стокгольм приехала в девять пятьдесят пять. А в одиннадцать была уже в постели в своей комнате для прислуги.
      - Не забывайте про пасторшу,- напомнил Эдуард.- Она действительно была здесь за полчаса до полуночи.
      - Интересно, что она делала здесь в такую поздноту?- сказала Полли.
      - А я знаю,- торжествующе объявила Мирьям.- Это стоило мне пятидесяти минут сна, а значит, и красоты, но зато я знаю все, что сказала Лиселотт дяде Рудольфу во время их шумного объяснения, незримой участницей которого я оказалась.
      - Да, между этими комнатами абсолютная слышимость,- вспомнила Полли.- Раньше они были смежные. Потом дверь заделали. Альберта еще всегда говорила, что мастер больше разбирался в акустических эффектах, чем в звукоизоляции.
      - Так что же тебе удалось услышать сквозь стену? - полюбопытствовал Эдуард.- Как наша уважаемая Лисе-лотт объяснила свой поздний визит к невестке?
      - Она хотела занять у Альберты сто крон,- сказала Мирьям.
      - Среди ночи? - изумилась Полли.
      - Всего сотню? - не поверил Эдуард.- Другое дело, если б речь шла о тысячах.
      - Глупость какая-то! А что она вообще делала в городе? - поинтересовалась Полли.
      - На кой черт ей понадобилась эта сотня?
      - Чтобы взять такси до Лубергсхюттана,- сказала Мирьям.- Я вижу, вы разочарованы. Она была на каком-то дамском ужине в гостинице и обнаружила, что в сумочке у нее всего семь крон. Вот и пошла к Альберте.
      - Получила она свою сотню?
      - Дальше я слушать не стала,- ответила Мирьям, пожав плечами.- Я постучала в стенку, и в семейном номере воцарилась мертвая тишина.
      - Зря, - сказал Эдуард.
      - Глупость какая-то,- повторила Полли.
      В десять утра в саду, окружавшем коричневую виллу соседей, она уже пересказывала этот разговор комиссару Вийку.
      - Да нет, отчего же? - возразил комиссар.- Во всяком случае, многие факты легко проверить. Горный отель в Норвегии, ресторан «Три старушки», дамский ужин в гостинице и рейс такси от стоянки в Скуге до пасторской усадьбы в Лубергсхюттане. Можно проверить и твой путь отсюда до Стокгольма.
      - В квартире под Мирьям живет генеральша,- с готовностью сообщила Полли.- Она в курсе всех событий. Может быть, и кондуктор в поезде запомнил меня.
      - Опись имущества уже началась?
      - Вот-вот начнется. Мне пора. Чует мое сердце, грядет светопреставление. Мы уже ссоримся. А что будет, когда мы примемся делить наследство?
      - Если наследник не один, всегда следует оговаривать, кому что достанется из движимости. Альберта не оставила такого распоряжения?
      - Ничего похожего. Существует давнишнее завещание шестьдесят шестого года. Мне тогда было девять лет.- Ее серые глаза на мгновение осветила улыбка.- Интересно, что она в то время собиралась оставить мне?