Глава 8

Вторник, восьмое декабря, первая половина дня

Оставив Беньямина в школе и идя по больничному коридору, Эрик думал, как глупо было комментировать татуировку Аиды. Чего он добился? Только того, что теперь она будет считать его самодовольным занудой.

Двое полицейских в форме пропустили его в отделение. У дверей палаты, в которой лежал Юсеф Эк, уже ждал Йона Линна. Увидев Эрика, он улыбнулся и помахал ему, словно ребенок, изображающий «пока-пока».

Эрик остановился рядом с ним и взглянул на пациента через окошко в двери. Над мальчиком висел пакет с почти черной кровью. Состояние было стабильным, но новые кровоизлияния в печень могли случиться когда угодно.

Мальчик лежал на спине, губы крепко сжаты, живот поднимался и опускался неравномерно, пальцы вздрагивали.

В сгиб локтя вставили новый катетер. Медсестра готовила морфин для инфузии.

– Я был прав, когда говорил, что преступник начал со спортклуба, – сказал Йона. – Сначала он убил отца, Андерса Эка, потом поехал домой и убил Лису, младшую дочь, думал, что убил сына, а потом убил мать, Катью.

– Патологоанатом подтвердил?

– Да.

– Понятно.

– Так что если преступник задался целью истребить всю семью, – продолжил Йона, – остается только старшая дочь, Эвелин.

– Если он не узнал как-нибудь, что мальчик остался в живых.

– Верно. Но мальчика мы можем защитить.

– Можем.

– Надо найти убийцу, пока не поздно, – сказал комиссар. – Мне необходимо услышать, что знает мальчик.

– Но я обязан соблюдать интересы пациента.

– Может быть, найти сестру – как раз в его интересах.

– Я тоже об этом думал. Взгляну на него еще раз, – сказал Эрик. – Но я почти уверен, что допрашивать его рановато.

– Ладно.

Торопливо вошла Даниэлла в широком красном пальто, сказала, что ей нужно бежать, и оставила начатую историю болезни.

– Я думаю, – объяснил Эрик Йоне, – что пациент довольно быстро, уже через несколько часов, придет в себя, и с ним можно будет поговорить. Но после этого… вы должны понимать, у нас впереди долгий лечебный процесс. Из-за допроса состояние мальчика может ухудшиться настолько, что…

– Эрик, никому не интересно, что мы думаем, – прервала его Даниэлла. – Прокурор принял решение, что для допроса имеются веские причины.

Эрик повернулся и вопросительно посмотрел на комиссара:

– Так вам не нужно наше согласие?

– Нет.

– Тогда чего вы ждете?

– Я думаю, что Юсеф настрадался больше чем достаточно, – ответил Йона. – Не хочу, чтобы ему что-то навредило. Но я должен разыскать его сестру раньше, чем ее найдет убийца. А мальчик наверняка видел лицо преступника. Если вы не поможете мне поговорить с мальчиком, я проведу допрос как обычно. Но, разумеется, я предпочел бы сделать как лучше.

– Как это «как лучше»? – спросил Эрик.

– С помощью гипноза.

Эрик посмотрел на Йону и медленно сказал:

– У меня даже нет разрешения на проведение сеанса.

– Я говорила с Анникой, – вмешалась Даниэлла.

– И что она? – Эрик не смог удержаться от улыбки.

– Вряд ли это такой уж распространенный ход – подвергать гипнозу пациента в нестабильном состоянии, и к тому же несовершеннолетнего. Но так как за пациента отвечаю я, Анника предоставила мне принимать решение.

– Как бы мне хотелось этого избежать, – сказал Эрик.

– Почему? – спросил Йона.

– Не хочу говорить об этом, но я обещал никогда больше не гипнотизировать. И считаю, что это было правильное решение.

– А в нашем случае? – не унимался Йона.

– Не знаю.

– Сделай исключение, – сказала Даниэлла.

– Значит, все-таки гипноз, – вздохнул Эрик.

– Сделай попытку, как только установишь, что пациент хоть немного поддается гипнозу, – попросила Даниэлла.

– Хорошо бы, чтобы ты была рядом, – сказал Эрик.

– Я даю добро на гипноз, – объяснила она. – При условии, что ты возьмешь на себя ответственность за пациента.

– Значит, я действую в одиночку?

Даниэлла устало посмотрела на него:

– Я работала всю ночь, обещала проводить Тиндру в школу, я ломала голову над этой проблемой вчера вечером… Мне надо поехать домой и поспать.

Эрик смотрел, как она уходит по коридору. Красное пальто развевалось у нее за спиной. Йона через окошко взглянул на пациента. Эрик пошел в туалет, запер дверь, умылся, оторвал несколько сероватых бумажных салфеток, промокнул лоб и щеки. Достал телефон и позвонил Симоне, но никто не ответил. Эрик попробовал набрать домашний номер, послушал гудки и приветствие автоответчика. Когда раздался писк и началась запись, Эрик не мог сообразить, что сказать:

– Сиксан, я… Выслушай меня, я не знаю, о чем ты подумала, но ничего не было. Может, для тебя это ничего не значит, но, честное слово, я найду способ доказать тебе, что я…

Эрик замолчал. Он не знал, значат ли еще что-то его слова. Он солгал жене десять лет назад и до сих пор не сумел показать ей, как любит ее. Все было не то и не так, она по-прежнему не доверяла ему. Эрик нажал «отбой», вышел из туалета и дошел до двери со стеклянным окошком, в которое заглядывал комиссар.

– Что такое гипноз? – помолчав, спросил Йона.

– Речь идет только об изменениях в сознании, связанных с внушением и медитацией.

– Так, – помедлив, ответил комиссар.

– Употребляя слово «гипноз», вы на самом деле говорите о гетерогипнозе, когда один человек гипнотизирует другого с какой-либо целью.

– Например?

– Например, вызвать отрицательные галлюцинации.

– Какие?

– Самое обычное – не дать сознанию сконцентрироваться на боли.

– Но боль-то остается.

– Это зависит от того, что называть болью, – объяснил Эрик. – Конечно, пациент отвечает на болевое раздражение физиологическими реакциями, но боли не ощущает. С клиническим гипнозом можно даже проводить хирургические операции.

Йона что-то записал у себя в блокноте.

– С нейрофизиологической точки зрения, – продолжал Эрик, – под гипнозом мозг работает особым образом. Активизируются те участки мозга, которые мы обычно не используем. Загипнотизированный человек глубоко расслаблен, выглядит почти спящим, но если снять энцефалограмму, то она будет как у человека бодрствующего и внимательного.

– Мальчик иногда открывает глаза, – сказал Йона и снова заглянул в окошко.

– Я видел.

– Что может быть потом?

– С пациентом?

– Да, когда вы его загипнотизируете.

– При динамическом гипнозе, связанном с терапией, пациент почти всегда разлагает себя на наблюдающее «я» и одно или несколько чувствующих и действующих «я».

– Он смотрит спектакль со своим участием?

– Да.

– Что вы собираетесь ему сказать?

– В первую очередь я должен внушить ему ощущение безопасности, мальчик прошел через страшные вещи. Поэтому я начну с того, что объясню свою цель, а потом перейду к расслаблению. Спокойным голосом скажу, что веки тяжелеют, что ему хочется закрыть глаза, что он глубоко дышит носом, пройдусь по мышцам всего тела сверху вниз и вернусь обратно.

Эрик подождал, пока Йона запишет.

– После этого я перейду к тому, что называется индукцией. Я дам несколько скрытых команд и сделаю так, что пациент представит себе места и простые действия, я буду уводить его мысли все дальше и дальше, пока потребность контролировать ситуацию не исчезнет почти полностью. Это примерно как читать книгу, когда чтение захватывает так, что уже не сознаешь, что просто сидишь и читаешь.

– Понимаю.

– Если в этот момент поднять руку пациента и отпустить ее, то она не упадет, как при каталепсии. Значит, индукция завершилась. После индукции я начну обратный отсчет и продолжу углублять гипноз. Чтобы размыть мысли пациента, я обычно считаю, другие предлагают пациентам представлять себе оттенки серого. На практике происходит следующее: страх или тяжелые мысли определенным образом блокируются и выводятся из игры.

– Вам удастся загипнотизировать его?

– Если он не будет сопротивляться.

– А что тогда? – спросил Йона. – Что случится, если он будет сопротивляться гипнозу?

Эрик не ответил. Он рассматривал мальчика через окошко, пытаясь прочитать по его лицу, насколько он восприимчив.

– Трудно сказать, что мне удастся выяснить – может, что-нибудь важное, а может, не очень, – объяснил он.

– Я не охочусь за свидетельскими показаниями. Мне просто нужен намек, знак – что-то, с чем можно продолжать расследование.

– Значит, мне только надо выяснить, кто его ранил?

– Хорошо бы, чтобы мальчик назвал имя, или место, или что-нибудь с ним связанное.

– Не могу сказать, получится ли это. – Эрик перевел дыхание.

Йона вошел следом за ним в палату, сел на стул в углу, сбросил ботинки и откинулся на спинку. Эрик приглушил свет, придвинул металлическую табуретку и сел у кровати. Он осторожно начал объяснять мальчику, что хочет загипнотизировать его, чтобы помочь ему понять, что произошло вчера.

– Юсеф, я буду сидеть здесь все время, – спокойным голосом говорил Эрик. – Бояться нечего. Я здесь ради тебя; если не хочешь чего-то говорить – не говори. Ты можешь прервать сеанс, когда захочешь.

Только теперь Эрик понял, как он соскучился по гипнозу. Гулко забилось сердце. Нужно умерить рвение. Нельзя форсировать процесс, нельзя торопиться. Его надо наполнить умиротворением, позволить медленно двигаться вперед, наслаждаясь его плавным течением.

Привести мальчика в расслабленное состояние оказалось легко – он уже лежал спокойно и, казалось, хотел расслабиться еще больше.

Эрик начал индукцию. Он словно никогда и не прекращал заниматься гипнозом: голос низкий, уверенный и ровный, сами собой приходят нужные слова, нисходящая интонация усыпляет.

Эрик сразу ощутил, насколько Юсеф восприимчив к гипнозу. Мальчик словно интуитивно пытался зацепиться за надежное спокойствие, проводником которого был Эрик. Его израненное лицо отяжелело, черты расслабились, губы разжались.

– Юсеф, если хочешь… Представь себе воскресенье, – сказал Эрик. – Тебе хорошо, приятно. Ты лежишь в деревянной лодочке, она тихо покачивается. Плещет вода, а ты смотришь, как облака плывут по синему небу.

Мальчик так хорошо отвечал на индукцию, что Эрик подумал, не надо ли чуть замедлить процесс. Он знал, что тяжелые переживания могут обострить гипнотическую восприимчивость, что внутреннее напряжение может подействовать как запущенный в обратную сторону мотор; торможение происходит с неконтролируемой скоростью, и обороты быстро падают до нуля.

– Сейчас я начну считать задом наперед, и с каждой новой цифрой ты будешь все больше расслабляться. Ты почувствуешь, как тебя наполняет приятный покой. Расслабь пальцы, запястья, икры. Тебя ничто не тревожит, все вокруг полно покоя. Слушай только мой голос, цифры в обратном порядке. Теперь ты расслабился еще больше, тело тяжелеет, расслабляются колени, дальше бедра, и до самого паха. Одновременно ты чувствуешь, что опускаешься вниз, плавно и приятно. Вокруг тебя тишина и покой, ты расслабился.

Эрик положил руку мальчику на плечо, перевел взгляд на его живот и начал обратный счет: выдох – цифра, выдох – цифра. Иногда он отступал от шаблона, но продолжал считать. Ощущение похожей на сон легкости и физической силы наполняло Эрика. Он считал и одновременно видел самого себя погружающимся в чистую, насыщенную кислородом воду. Он почти позабыл это чувство синего моря, океана. Улыбаясь, он опускался вдоль мощного разлома в скале. Трещина в континенте, уходящая на неимоверную глубину. Вода блестела от крошечных пузырьков. Чувство счастья переполняло тело; Эрик, почти невесомый, опускался вдоль шероховатой стены.

У мальчика уже проявились признаки гипнотического покоя. Щеки и рот расслабились. Эрику всегда казалось, что лица у пациентов становятся шире и как будто плоскими. Менее красивыми, но беззащитными и искренними.

Эрик погружался все глубже; он вытянул руку и коснулся скалы, мимо которой проплывал. Светлая вода медленно порозовела.

– Теперь ты глубоко расслабился, – спокойным голосом говорил Эрик. – Все вокруг очень, очень приятно.

Глаза мальчика блеснули из-под полуопущенных век.

– Юсеф… попробуй вспомнить вчерашний день. Он начался как обычный понедельник, но вечером к вам пришел один человек.

Мальчик не произнес ни звука.

– Теперь расскажи мне, что произошло.

Мальчик едва заметно кивнул.

– Ты сидишь в своей комнате? Так? Слушаешь музыку?

Юсеф не ответил. Рот искривился, словно мальчик не знал, что сказать.

– Когда ты пришел из школы, мама была дома, – продолжал Эрик.

Мальчик кивнул.

– Почему? Ты знаешь, почему? Из-за того, что у Лисы температура?

Мальчик кивнул и облизал губы.

– Что ты делаешь, придя из школы?

Мальчик что-то прошептал.

– Не слышу, – сказал Эрик. – Скажи, чтобы я услышал.

Губы мальчика дрогнули, и Эрик наклонился к нему.

– Как огонь, совсем как огонь, – пробормотал Юсеф. – Я хочу зажмуриться, иду на кухню, но не могу войти. Между стульями трещит, красный огонь горит на полу.

– Откуда этот огонь? – спросил Эрик.

– Не помню. Перед этим что-то было…

Он снова замолчал.

– Вернемся немного назад, до того, как кухня загорелась, – сказал Эрик.

– Там кто-то есть, – проговорил мальчик. – Я слышу, как кто-то стучит в дверь.

– Входную дверь?

– Не знаю.

Лицо мальчика вдруг напряглось, он беспокойно застонал, нижние зубы обнажились в странной гримасе.

– Тебе ничто не угрожает, – сказал Эрик. – Юсеф, тебе ничто не угрожает, здесь ты в безопасности. Ты спокоен, тебя ничто не тревожит. Ты только смотришь на то, что происходит. Ты не там, ты смотришь на события издалека, это совсем не опасно.

– Голубые ноги, – прошептал мальчик.

– Что?

– Стучат в дверь, – пробормотал мальчик. – Я открываю, но там никого нет, я никого не вижу. А стук продолжается. Кто-то дразнит меня.

Раненый задышал быстрее, живот вздымался неровно.

– Что происходит теперь? – спросил Эрик.

– Я иду на кухню и хочу сделать бутерброд.

– Ты ешь бутерброд?

– Опять застучали, звук идет из комнаты Лисы. Дверь приоткрыта, я вижу, что у нее горит лампа. Я осторожно поддеваю дверь ножом и заглядываю в комнату. На Лисе очки, она зажмурилась и пыхтит. У нее белое лицо. Руки и ноги свело. Она выгибает голову назад, так что шея напрягается, и колотит ногами по спинке кровати. Колотит все сильнее и сильнее. Я говорю ей «прекрати», но она стучит еще сильнее. Я кричу на нее, нож начинает резать, мама прибегает и тянет меня прочь, я поворачиваюсь, нож выскальзывает, у меня внутри все бурлит, я приношу новые ножи, я боюсь перестать, надо продолжать, останавливаться нельзя, мама ползет через кухню, пол весь красный, нужно попробовать ножи на всем, на себе, на мебели, стенах, я режу и рублю, я устал и ложусь на пол. Я не знаю, что случилось, у меня внутри болит, мне хочется пить, я не могу пошевелиться.

Эрик ощутил свое единение с мальчиком, глубоко-глубоко в светлой воде. Их ноги плавно двигались, Эрик скользил взглядом по скале, все ниже и ниже, она была бесконечна. Просто потемнела вода – стала сине-серой, а потом маняще-черной.

– А перед этим… – спросил Эрик и услышал, как дрожит его голос. – А перед этим ты встретился с папой?

– Да, рядом с футбольным полем.

Юсеф удивленно замолк и уставился перед собой сонным взглядом.

Эрик заметил, что пульс мальчика участился, и понял, что у того падает давление.

– Я хочу, чтобы ты опустился еще ниже, – вполголоса сказал он. – Ты погружаешься, тебе спокойно, приятно и…

– Не мама? – жалобно спросил мальчик.

– Юсеф, расскажи… Ты встречался со старшей сестрой, Эвелин?

Эрик впился взглядом в лицо Юсефа, сознавая, что догадка может наделать бед и спровоцировать провал, если окажется, что он ошибся. Но Эрику приходилось рубить сплеча. Просчитывать ходы было уже некогда – следовало прервать гипноз, состояние пациента снова ухудшалось.

– Что произошло, когда ты был у Эвелин?

– Лучше бы я к ней не ездил.

– Вчера?

– Она спряталась в деревянном доме, – с улыбкой прошептал мальчик.

– В каком доме?

– Тети Соньи, – устало ответил Юсеф.

– Можешь описать, что случилось в этом доме?

– Я просто стоял там. Эвелин была не рада, я знаю, что она думала, – бормотал мальчик. – Я для нее просто собака, никто…

У Юсефа потекли слезы, губы задрожали.

– Эвелин тебе это сказала?

– Не хочу, я не обязан, не хочу, – заныл Юсеф.

– Чего ты не хочешь?

Веки мальчика задергались.

– Что происходит теперь, Юсеф?

– Она говорила, что я должен кусать и кусать, чтобы заслужить награду.

– Кого ты должен кусать?

– В доме есть картинка… Картинка в рамке как мухомор. На ней папа, мама и Кнюттет, но…

Тело мальчика внезапно напряглось, ноги слабо подергивались, он выскальзывал из очень глубокого гипноза. Эрик осторожно вывел пациента из этого состояния, успокоил и поднял на несколько уровней. Он плотно закрыл двери, ведущие к любым воспоминаниям того дня и к сеансу гипноза. Ни одна из них не должна остаться открытой, когда он начнет процесс пробуждения.

Юсеф лежал на койке улыбаясь, когда Эрик оставил его. Комиссар, сидевший в углу, поднялся со стула, вместе с Эриком вышел из палаты и направился к кофейному автомату.

– Я под впечатлением, – признался Йона и достал телефон.

Эрик ощутил пустоту, словно совершил какую-то непоправимую ошибку.

– Прежде чем вы позвоните, я хочу кое на что обратить ваше внимание, – сказал он. – Под гипнозом пациент говорил правду, но это лишь его правда. То, что ему кажется правдой. Он описывает свои собственные субъективные воспоминания и не…

– Понимаю, – перебил Йона.

– Мне случалось гипнотизировать шизофреников, – продолжал Эрик.

– Что вы хотите сказать?

– Юсеф рассказывал о сестре…

– Да, как она требовала, чтобы он кусался, как собака, и так далее, – кивнул Йона.

Он набрал номер и приложил телефон к уху.

– Нельзя сказать, действительно ли сестра говорила ему все это, – пояснил Эрик.

– Но могла говорить, – отозвался Йона и поднял руку, прерывая Эрика. – Анья, самородок мой…

Мягкий голос в телефоне что-то ответил.

– Можешь кое-что проверить? Точно. У Юсефа Эка есть тетка по имени Сонья, у этой тетки дом или дача где-то… Да… Спасибо.

Йона глянул на Эрика.

– Простите, вы хотели еще что-то сказать.

– Только то, что необязательно Юсеф перебил всю семью.

– Но мог ли он сам нанести себе раны? Он мог бы поранить себя сам? Как вы считаете?

– Это было бы затруднительно, но теоретически – да, конечно, мог, – ответил Эрик.

– Тогда я думаю, что наш убийца лежит там, в палате.

– Я тоже так думаю.

– Он в состоянии сбежать из больницы?

– Нет, – растерянно улыбнулся Эрик.

Йона двинулся по направлению к коридору.

– Поедете в теткин дом? – спросил Эрик.

– Да.

– Я поеду с вами, – сказал Эрик и пошел за комиссаром. – Может быть, сестра ранена или у нее тяжелый шок.

Глава 9

Полдень вторника, восьмое декабря

Симоне сидела в вагоне метро и смотрела в окно. Она была вся в поту – выскочив из квартиры, она примчалась на станцию метро бегом.

Поезд остановился на станции «Хувудста».

Симоне подумала, что надо было взять такси. Она пыталась уговорить себя: мол, ничего страшного не случилось, она же сама понимает, что волнуется зря.

Снова смотрела на телефон, размышляя, была ли женщина, с которой она говорила час назад, матерью Аиды и действительно ли Аида сейчас делает татуировку в центре Тенсты.

Двери закрылись, но тут же открылись снова, где-то послышалось восклицание, двери снова захлопнулись, и поезд наконец тронулся.

Мужчина, сидевший напротив Симоне, зашуршал газетами. Собрал их, расправил на соседнем сиденье, словно для сравнения, потом снова сложил. В отражении в окне Симоне видела, что он время от времени посматривает на нее. Она подумала, не пересесть ли, но мелодичный сигнал телефона сбил ее с мысли – пришло сообщение. Сообщение оказалось из галереи, от Ильвы. У Симоне не хватило сил прочитать его. Она надеялась, что это от Эрика. Симоне потеряла счет попыткам дозвониться до него, но все-таки попробовала еще раз. Послушала гудки и сигнал голосовой почты.

– Слушайте, – сказал мужчина напротив раздражающе настойчивым голосом.

Симоне попыталась сделать вид, что не слышит его. Она отвернулась к окну, притворяясь, будто слушает, что ей говорят по телефону.

– Эй? – окликнул мужчина.

Симоне поняла, что он не отвяжется, пока она не обратит на него внимание. Как и многие мужчины, он, кажется, не понимал, что у женщин своя жизнь, свои мысли, что женщины не живут с постоянной готовностью слушать мужские речи.

– Вы что, не слышите? Я к вам обращаюсь, – повторил мужчина.

Симоне повернулась к нему.

– Прекрасно слышу, – спокойно сказала она.

– Тогда чего не отвечаете? – спросил он.

– Вот, отвечаю.

Он пару раз моргнул и продолжил:

– Вы ведь женщина?

Симоне сглотнула и подумала, что он из тех, кто хочет вынудить ее назвать свое имя, рассказать о социальном положении, а под конец спровоцировать на грубость.

– Вы женщина?

– Это все, что вы хотите знать? – коротко спросила она и повернулась к окну.

Он поднялся и подсел к ней:

– Вот послушайте… У меня была женщина, и моя женщина, моя женщина…

Симоне почувствовала капли слюны у себя на щеке.

– Она была как Элизабет Тейлор, – продолжал мужчина. – Вы знаете, кто это?

Он подергал ее за руку.

– Вы знаете, кто такая Элизабет Тейлор?

– Да, – нетерпеливо сказала Симоне. – Естественно, знаю.

Мужчина с довольным видом откинулся на спинку сиденья.

– У нее вечно были новые мужики, – заныл он. – Все богаче и богаче, бриллиантовые кольца, подарки, ожерелья…

Поезд замедлил ход. Симоне поняла, что ей пора выходить, это Тенста. Она поднялась, но мужчина загородил ей дорогу.

– Обнимите меня. Я просто хочу, чтобы меня обняли.

Симоне, стиснув зубы, извинилась, отвела его руку и тут же почувствовала ее на своей пояснице. Тут поезд остановился, мужчина потерял равновесие и тяжело шлепнулся на сиденье.

– Шлюха, – спокойно сказал он ей в спину.

Симоне вышла из поезда, выбежала из метро на улицу, одолела крытый плексигласом мост и спустилась вниз. На лавке у торгового центра сидели трое пьяных, переговаривались хриплыми голосами. Симоне вбежала в главный вход и снова попыталась дозвониться до Эрика. Из винного магазина доносился запах старого красного вина – там разбилась бутылка. Тяжело дыша, Симоне пробежала мимо ресторана. Увидела в окно длинный стол с консервированной кукурузой, нарезанными огурцами и высохшими листьями салата. Посреди холла висел большой плакат с перечислением магазинов, которые есть в торговом центре. Симоне пробежала его глазами и нашла то, что искала: «Тенста Тату». Если верить плану, салон располагался довольно далеко, на втором этаже с правой стороны. Симоне кинулась к эскалаторам, обгоняя молодых мамаш, шествующих под ручку пенсионеров и подростков-прогульщиков.