Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Джордж Смайли - Звонок покойнику (Звонок мертвеца)

ModernLib.Net / Детективы / Ле Джон / Звонок покойнику (Звонок мертвеца) - Чтение (стр. 2)
Автор: Ле Джон
Жанр: Детективы
Серия: Джордж Смайли

 

 


Номер 15 по Мэрридэйл Лэйн оказался приземистым домом в стиле Тюдор со спальнями наверху и деревянным гаражом. Он выглядел запущенным, почти развалившимся. Смайли отметил про себя, что он производит впечатление дома, где живут артисты. Эта декорация была не в духе Феннана. Он скорее наводил на мысль о шикарных виллах и молодых иностранках.

Смайли отодвинул щеколду в калитке сада и медленно поднялся по дорожке, ведущей к двери, пытаясь разглядеть какие-нибудь признаки жизни через окна в свинцовой оправе. Было холодно. Смайли нажал на кнопку звонка.

Ему открыла Эльза Феннан.

– Мне звонили, чтобы узнать, смогу ли я вас принять. Я не знала, что ответить. Заходите, прошу вас.

Легкий немецкий акцент.

Она выглядела старше Феннана. Хрупкая женщина пугливого вида, пятидесяти лет, с коротко стриженными волосами никотинового цвета. Несмотря на внешнюю хрупкость, она производила впечатление женщины смелой и стойкой, и ее темные блестящие глаза на маленьком неправильном лице обладали какой-то поразительной силой. Лицо ее было сморщенное, изборожденное давними морщинами, как у постаревшего ребенка, всегда голодного и изнуренного. Типичное лицо беглеца или заключенного, отметил Смайли.

Она протянула ему очень чистую розовую костлявую руку. Он представился.

– Вы и есть тот человек, который расспрашивал моего мужа о его… лояльности?

Она провела Смайли в низкую темную гостиную. Вдруг Смайли стало неудобно; ему показалось, что он играет гнусную роль. Лояльность по отношению к кому, к чему? Она не была настроена враждебно. Смайли был угнетателем, а она безропотно покорялась гнету.

– Я очень симпатизировал вашему мужу. Его бы оправдали.

– Оправдали? В чем его вина?

– По предварительным данным, необходимо было провести расследование. Анонимное письмо. (Он умолк и посмотрел на нее с искренним сочувствием.) Вы понесли ужасную потерю, миссис Феннан… Вы, наверное, совсем измучились. И, должно быть, совсем не спали.

Казалось, слова Смайли ее совсем не тронули.

– Благодарю вас, однако я не думаю, что смогу заснуть сегодня. Сон – привилегия, в которой мне отказано. (С бесстрастным видом она опустила глаза.) Я и мое тело должны выносить друг друга двадцать часов в сутки. Мы уже прожили дольше большинства людей. Конечно, я понесла тяжкую потерю. Но знаете, мистер Смайли, долгие годы единственным моим имуществом была лишь зубная щетка, поэтому я не привыкла чем-нибудь владеть, даже после восьми лет супружеской жизни. Более того, я научилась страдать не жалуясь.

Кивком головы она показала ему на стул и, подобрав юбку, села напротив. В этой комнате было прохладно. Смайли думал, стоит ли ему заговорить первым; не осмеливаясь на нее взглянуть, он отвлеченно смотрел в одну точку, отчаянно пытаясь угадать, что скрывает изнуренное лицо Эльзы Феннан. Ему показалось, что ее молчание длилось вечность.

– Вы сказали, что он вам понравился. По-видимому, вы не произвели на него такое же впечатление.

– Я не видел письма вашего мужа, но меня ознакомили с его содержанием. – Серьезное одутловатое лицо Смайли снова повернулось к ней. – Все это не поддается осмыслению. Практически я сказал, что он… что мы будем рекомендовать закрыть дело.

Она не двигалась, ожидая продолжения. Что он мог ей сказать?

– Я удручен смертью вашего мужа, миссис Феннан. Но я только выполнял свой долг. (Господи, долг перед кем?) Он был членом компартии в Оксфорде двадцать четыре года назад; его новое назначение давало доступ к совершенно секретной информации. Какой-то пустозвон прислал анонимное письмо, и мы должны были принять его во внимание. Расследование повергло вашего мужа в депрессивное состояние, что и послужило причиной самоубийства.

Смайли помолчал.

– Это была игра, – вдруг сказала она. – Бессмысленная борьба идей; это не имеет ничего общего ни с ним, ни с любым живым существом. Что вам от нас нужно? Возвращайтесь в Уайтхолл и ищите других шпионов на своей чертежной доске. (Она выдержала паузу. И лишь блеск ее темных глаз выдавал волнение.) Государство существует для войны, не так ли? Они держат в тюрьмах людей. Питать мечты теориями – как это чисто! Мы с мужем были оба «очищенными», правда?

Она пристально посмотрела на Смайли. Сейчас ее акцент был заметен еще больше.

– Имя вам – Государство, Смайли; ваше место не среди людей из плоти и крови. Это вы сбросили бомбу с небес. Так не спускайтесь же на землю, чтобы слышать крики и видеть кровь.

Она даже не повысила голос; ее взгляд блуждал где-то в пространстве за спиной Смайли.

– Вы поражены. Я, наверное, должна заплакать, но у меня нет больше слез, мистер Смайли. У меня нет детей, дети моего горя умерли. Спасибо, что пришли, мистер Смайли. Теперь вы можете уходить: вам здесь больше нечего делать.

Сцепив руки на коленях, Смайли, сгорбившись, сидел на стуле. Он казался задумчивым и походил на лавочника, читающего ежедневную молитву. Его мертвенно-бледное лицо блестело от капелек пота, которые выступили на висках и над верхней губой. Лишь из-под массивной оправы очков проглядывали лиловые мешки под глазами.

– Выслушайте же, миссис Феннан. Тот разговор с глазу на глаз был почти формальностью. Я полагаю, что ваш муж был удовлетворен беседой и даже рад, что во всю эту историю наконец внесли ясность.

– Как вы можете заявлять такое, как вы можете, в то время как…

– Но я вам еще раз повторяю, что это правда. Разговор состоялся даже не в кабинете. Когда я зашел к нему, я заметил, что его рабочий кабинет был чем-то вроде проходного двора, вот почему мы вышли в парк и в конце концов очутились в кафе. Поймите, это был совсем не допрос. Я даже сказал ему, что у него нет причин для беспокойства, – да, я именно так ему и сказал. Я вообще не могу понять это письмо; в этом нет никакого…

– Мистер Смайли, я думаю вовсе не о письме, а о том, что он мне сказал.

– Что же?

– Этот разговор вывел его из душевного равновесия. Возвратившись в понедельник вечером, он был в отчаянии и немного не в себе. Он устало опустился в кресло, и я решила уложить его спать. Он заснул только после того, как я дала ему снотворное, но проспал лишь несколько часов. На следующее утро он все еще говорил об этой истории. Она его преследовала до самой смерти.

На втором этаже зазвонил телефон. Смайли встал.

– Простите… Это, наверное, из управления. Вы позволите?

– Телефон в кабинете, прямо над нами.

В полной растерянности Смайли медленно поднялся по лестнице. Черт возьми! Что он скажет Мастону?

Он поднял трубку, машинально взглянул на номер на аппарате. «Уоллистон, 2944».

– Это центральная. Добрый день. Ваш вызов на восемь тридцать.

– О… О да, большое спасибо.

Он положил трубку с чувством облегчения от небольшой отсрочки. Он быстро осмотрелся. Это был кабинет Феннана, строгий, но удобный. Возле газового отопителя стояли два кресла.

Смайли вспомнил, что после войны Эльза Феннан в течение трех лет вынуждена была находиться в постели.

Без сомнения, следуя этой привычке, супруги проводили вечера в спальне. По обе стороны камина стены были уставлены книгами. В дальнем углу стоял стол с пишущей машинкой. В этой обстановке было что-то интимное и трогательное, и, может быть, в первый раз Смайли по-настоящему почувствовал трагедию смерти Феннана. Он вернулся в гостиную.

– Это вас. Ваш вызов на восемь тридцать из центральной.

Поскольку она молчала, он бросил на нее быстрый взгляд, лишенный любопытства. Но она отвернулась и смотрела в окно; ее костлявая спина была неподвижной и абсолютно прямой, жесткие короткие волосы в утреннем свете казались темными.

Смайли пристальней всмотрелся в нее. Вдруг ему пришла в голову мысль, которая должна была прийти еще наверху, там, в комнате. Мысль столь невероятная, что он даже не сразу смог ее осознать. Машинально он продолжал говорить; ему необходимо было уйти отсюда, уйти от телефона и от раздражающих вопросов Мастона, уйти от Эльзы Феннан, из ее сумрачного, неуютного дома. Уйти и подумать.

– Я достаточно долго злоупотреблял вашим терпением, миссис Феннан. Я воспользуюсь вашим советом и вернусь в Уайтхолл.

Снова пожатие холодной хрупкой руки, обычный обмен любезностями. В прихожей он надел пальто и вышел, погрузившись в утренний свет. Зимнее солнце, показавшись на мгновение после дождя, окрасило дома и деревья в свежие мягкие тона.

Смайли спустился на вымощенную гравием дорожку, опасаясь, как бы Эльза Феннан его не окликнула.

Полный беспокойных мыслей, он вернулся в участок.

В это утро миссис Феннан не ждала вызова из центральной в восемь тридцать.

Глава четвертая

Кафе «У фонтана»

Старший комиссар уголовной полиции Уоллистона был человеком полным, жизнерадостным, привыкшим судить о профессиональной компетентности по количеству лет службы и не видящим ничего предосудительного в этом способе оценивать людей.

Инспектор Мендель, напротив, был человеком худым, с лисьим лицом; он говорил очень быстро, едва открывая рот. Мысленно Смайли сравнивал его с лесником, знающим свою территорию и не любящим посторонних.

– Я получил предписание от вашего ведомства. Вас просят немедленно позвонить советнику. – Своей громадной рукой комиссар указал на телефон и вышел из кабинета.

Мендель остался. Мгновение Смайли смотрел на него пристальным взглядом ночной птицы.

– Закройте дверь.

Мендель подошел к двери и тихо закрыл.

– Я хочу кое-что узнать на центральной телефонной станции Уоллистона. К кому мне обратиться?

– К помощнику дежурного по станции. Дежурный все время витает в облаках, и всю работу делает его помощник.

– Кто-то по Мэрридэйл Лэйн, пятнадцать, заказывал вызов на восемь тридцать утра. Я хотел бы узнать, когда и кем был сделан заказ. Еше я хотел бы узнать, идет ли речь об одном заказе или это повторяется каждое утро. Тогда мне необходимы все детали.

– У вас есть номер?

– Уоллистон, 2944. Абонентом, скорее всего, является Сэмюэл Феннан.

Мендель подошел к телефону и набрал на диске ноль. Ожидая ответа, он спросил у Смайли:

– Конечно, никто не должен знать о вашем запросе, не так ли?

– Да. Даже вы. Хотя он все равно ничего не даст. Если мы начнем говорить об убийстве, кол…

Наконец Мендель связался с центральной и попросил позвать помощника дежурного.

– Это Уоллистон, уголовная полиция. Кабинет комиссара. Мы ведем расследование… Да, конечно… тогда позвоните мне… по служебному кабелю, Уоллистон, 2421.

Он положил трубку и ждал, пока ему позвонят.

– Эта девчонка неглупа, – пробормотал он, не глядя на Смайли.

Телефон зазвонил, и Мендель без вступления начал:

– Мы расследуем дело об ограблении на Мэрридэйл Лэйн. Номер восемнадцать. Мы подозреваем, что дом номер пятнадцать был использован как наблюдательный пункт, из которого следили за домом напротив. Не могли бы вы узнать, заказывал ли абонент Уоллистон, 2944 разговор с кем-либо и не вызывал ли его кто-нибудь за последние сутки?

Последовала пауза. Мендель закрыл трубку рукой и, слегка улыбаясь, повернулся к Смайли. Внезапно Смайли почувствовал к нему симпатию.

– Она спросит у своих коллег и попросит квитанции заказов.

Он снова повернулся к телефону, записывая в блокнот суперинтенданта цифры. Вдруг он напрягся и выпрямился над столом.

– Вот как? – проронил он безразлично, что контрастировало с его позой. – Мне интересно, когда она заказывала это? (Снова пауза.) Девятнадцать пятьдесят пять… Мужчина, да? Ваш приятель уверен? Понятно… Ну вот, вопрос улажен. Все же благодарю вас. По крайней мере мы теперь знаем, с чего начать… Да нет, вы мне оказали большую услугу… Просто версия, вот и все… Нам нужно искать в другом месте. Хорошо, большое спасибо. Вы очень любезны… Пусть эта история останется между нами… Пока.

Положив трубку, он вырвал страницу из блокнота и спрятал ее в карман. Смайли с живостью сказал:

– На углу улицы есть ужасная харчевня, а мне хочется перекусить. Пойдемте выпьем по чашечке кофе.

Зазвонил телефон; Смайли почти ощутил Мастона на другом конце провода. Мендель посмотрел на него и, кажется, понял. Они быстро вышли из комиссариата, оставив телефон звонить, и пошли по направлению к Хай-стрит.

Кафе «У фонтана» (хозяйка мисс Глория Адамс) было построено в стиле Тюдор, безвкусно украшено медью и доспехами и славилось в округе медом, который продавали там на шесть пенсов дороже, чем везде. Мисс Адамс лично продавала самый скверный кофе к югу от Манчестера и называла своих клиентов «мои друзья». Ее прошлое было туманным, хотя она величала своего покойного отца полковником. «Друзья» мисс Адам, которым эта «дружба» стоила особо недешево, распускали слухи, что чин полковника ему был пожалован Армией спасения.

Мендель и Смайли сели за столик в самом углу возле огня и стали ждать заказанный кофе. Мендель как-то странно посмотрел на Смайли.

– Телефонистка отлично помнит заказ, его сделали вчера вечером в тот момент, когда у нее заканчивалось дежурство. Просили позвонить сегодня в восемь тридцать утра. Феннан сделал заказ сам, она в этом уверена.

– Почему?

– Феннан, кажется, вызывал центральную в предновогодний вечер, как раз, когда дежурила эта девушка. Он всем им пожелал счастливого Нового года. Малышка нашла это милым. Они довольно долго болтали. Она уверена, что голос, заказывавший вызов накануне, был тем же. «Очень обходительный джентльмен», как она сказала.

– Но ведь этого не может быть. Он написал письмо в десять тридцать. А что же произошло между восемью и десятью тридцатью?

Мендель взял старый кожаный портфель без замка, который, как подумал Смайли, походил на бухгалтерскую книгу, достал из него желтую папку и протянул Смайли.

– Вот факсимиле письма. Шеф сказал, чтобы я вам передал копию. Оригинал послали в МИД, а другую копию – Марлен Дитрих.

– А она здесь при чем?

– Прошу прощения. Так мы называем вашего советника. Этим прозвищем его называет вся спецслужба. Извините еще раз.

Это великолепно, подумал Смайли. Нет, действительно великолепно. Он открыл папку и начал просматривать дубликат. Мендель продолжал:

– Впервые вижу, чтобы человек, который собирается покончить с собой, напечатал последнее письмо на машинке. И, к тому же, с числом. Хотя подпись, кажется, подлинная. Я ее сравнивал в комиссариате с квитанцией на утерянные вещи, которую он когда-то подписывал. Они абсолютно идентичны. Письмо, скорее всего, было отпечатано на портативной машинке. Так же, как и анонимный донос. Однако подпись была разборчивой: подпись Феннана. Вверху страницы – адрес, а внизу – время: десять тридцать вечера.

«Уважаемый сэр Дэвид.

Все обдумав, я решил уйти из жизни. Я не хочу провести остаток жизни в атмосфере подозрения. Я отдаю себе отчет в том, что моя карьера окончена и что я – жертва продажного информатора.

Искренне ваш, Сэмюэл Феннан».

Нахмурив брови, плотно сжав губы, Смайли перечитал эти строки несколько раз. Мендель спросил:

– Как вы это узнали?

– Что?

– Что этим утром был вызов из центральной?

– Так случилось, что я подошел к телефону. Я думал, это меня. Но это была центральная. Я сразу не понял. Я решил, что вызывают миссис Феннан. Я спустился вниз, чтобы ей сообщить.

– Спустились?

– Да, у них телефон в спальне. Фактически это кабинет… Миссис Феннан долгое время была прикована к постели, и после этого они ничего не меняли в комнате, я полагаю. На первый взгляд, это скорее кабинет, чем спальня: книги, пишущая машинка, рабочий стол и так далее.

– Пишущая машинка?

– Да, портативная. Как мне кажется, письмо было напечатано на ней. Понимаете, когда я поднял трубку, я и предположить не мог, что вызывают миссис Феннан.

– Почему?

– Она мне говорила, что страдает бессонницей. И даже мрачно пошутила по этому поводу. Я посоветовал ей отдохнуть, на что она ответила: «Мое тело и моя душа вынуждены терпеть друг друга двадцать часов в сутки. Мы уже и так живем дольше остальных». И добавила, что сон – это роскошь, которой она лишена. В таком случае зачем бы ей понадобилось заказывать вызов на восемь тридцать?

– А зачем мужу или кому-либо другому понадобилось заказывать вызов на это время? Ведь это время завтрака.

– Точно. Меня это тоже заинтриговало. Мне известно, что министерство иностранных дел начинает работать в десять часов. Даже если предположить, что Феннан проснулся в восемь тридцать, ему надо было еще успеть одеться, побриться, позавтракать и сесть в поезд. Вообще-то жена могла его разбудить.

– Вполне возможно, что она лгала, говоря о бессоннице. Женщины часто сетуют на бессонницу, на мигрень и тому подобное. Это один из способов показать, какие они нервные и чувствительные. Хотя в большинстве случаев это блажь.

Смайли покачал головой.

– Нет, заказать вызов она не могла, так как вернулась только в двадцать два сорок пять. Впрочем, если допустить, что она неправильно указала время своего возвращения, она не могла бы подойти к телефону, не заметив труп мужа. И не говорите мне, что, обнаружив труп, она первым делом поднялась на второй этаж и позвонила на телефонную станцию, чтобы заказать вызов на раннее утро.

Какое-то время они молча пили кофе.

– И еще, – сказал Мендель.

– Ну?

– Вы согласны, что его жена вернулась из театра без пятнадцати одиннадцать?

– Она это утверждает.

– Она ходила одна?

– Не знаю.

– Держу пари, что нет. Держу пари, что она вынуждена была по этому поводу сказать правду и что она сама напечатала время на письме, чтобы обеспечить себе алиби.

Смайли вспомнил Эльзу Феннан, ее гнев, ее покорность судьбе. Говорить о ней в таком тоне ему показалось нелепым. Нет, это не она. Нет.

– Где нашли тело?

– У лестницы.

– У лестницы?

– Да, он лежал навзничь в передней, а пистолет под ним.

– А записка? Где она была?

– Рядом на полу.

– Еще что-нибудь?

– Да, чашка какао в гостиной.

– Понятно. Феннан решил покончить с собой. Он заказывает вызов на восемь тридцать, готовит какао и относит его в гостиную, поднимается наверх и печатает прощальное письмо, затем спускается, чтобы убить себя, и по рассеянности забывает выпить какао. Все складывается очень мило.

– А что, разве не так? Кстати, не позвонить ли вам в вашу контору?

Смайли двусмысленно посмотрел на Менделя.

– Вот и конец старой дружбе, – сказал он.

Направившись к телефону-автомату, висевшему у двери с надписью «Служебный вход», он услышал, как Мендель пробормотал:

– Держу пари, что то же самое вы говорите всем.

Смайли с улыбкой набрал номер Мастона. Мастон хотел его немедленно видеть. Он вернулся за столик. Мендель помешивал вторую чашку кофе с таким видом, будто бы эта операция требовала максимума внимания. Он жевал большой пирожок. Смайли остановился напротив него.

– Я должен вернуться в Лондон.

– Ну что ж, тогда волк останется в овчарне. (Он резко повернулся к Смайли.) Или я ошибаюсь?

Он говорил сквозь зубы, не переставая жевать.

– Если Феннан был убит, ничто не помешает газетчикам узнать об этом деле… Я полагаю, что это не понравилось бы Мастону. Он предпочел бы самоубийство, – добавил он как бы для себя. – Как бы там ни было, мы должны допустить такую возможность.

Смайли молчал. Он уже слышал, как Мастон разбивает его подозрения раздраженным смешком.

– Я ничего не знаю, – произнес он. – Я действительно абсолютно ничего об этом не знаю.

Надо возвращаться в Лондон, думал Смайли. В сверкающие палаты Мастона. И снова круговерть подозрений и упреков. И все то же нелепое отгораживание от человеческой трагедии тремя страницами отчета.

Снова пошел дождь, теплый и назойливый, и Смайли успел промокнуть по дороге в комиссариат. Он снял пальто и бросил его на сиденье машины. Смайли с облегчением покидал Уоллистон, несмотря на то, что ему предстояло вернуться в Лондон. Повернув на автостраду, краешком глаза он заметил силуэт Менделя в мокрой бесформенной шляпе, потемневшей от дождя, который упорно двигался своим тяжелым шагом к вокзалу. Смайли даже не подумал предложить подвезти его в Лондон и теперь упрекал себя за отсутствие предупредительности. Мендель, безразличный к щекотливости ситуации, открыл дверцу и сел в машину.

– Повезло, – заметил он. – Я боюсь поездов. Вы едете на Кембриджскую площадь? Вы можете меня подбросить до Вестминстера, а?

Автомобиль тронулся. Мендель вытащил старый зеленоватый кисет и свернул сигарету. Он поднес ее к губам, передумал, протянул Смайли и зажег ее своей необычной зажигалкой, которая выбросила громадное голубое пламя.

– У вас раздосадованный вид.

– Еще бы.

Молчание. Мендель продолжал:

– Беда всегда приходит оттуда, откуда не ждешь.

Они проехали семь или восемь километров, и Смайли остановил машину на обочине.

– Вы не будете возражать, если мы вернемся в Уоллистон?

– Неплохая мысль. Поедем расспросим миссис Феннан.

Смайли развернулся и медленно поехал по дороге в Мэрридэйл Лэйн.

Оставив Менделя в машине, он проследовал хорошо знакомой вымощенной гравием дорожкой.

Она открыла дверь и молча пригласила его войти в салон. На ней было то же платье, и Смайли спрашивал себя, что она делала после того, как он оставил ее.

Может быть, она бродила по дому или неподвижно сидела в гостиной? Или в комнате с кожаными креслами? Как она представляет себя вдовой? Осознала ли она уже до конца то, что с ней произошло, или она в том состоянии скрытого возбуждения, которое быстро сменяет траур? Может быть, она смотрелась в зеркало, безуспешно пытаясь заплакать, увидеть волнение, ужас, написанные на лице?

Ни он, ни она не садились – оба инстинктивно избегали повторения утреннего разговора.

– Я очень сожалею, что мне снова проходится вас беспокоить, миссис Феннан; но есть вопрос, который я должен был вам задать.

– Я думаю, это по поводу звонка, звонка из центральной?

– Да.

– Я так и знала, что это вас заинтригует. Женщина, страдающая бессонницей, которая просит, чтобы ее разбудили ранним утром.

Она старалась говорить непринужденно.

– Да. Я должен признаться, что мне это показалось странным. Вы часто ходите в театр?

– Раз в две недели. Вы знаете, я член Вэйбриджского театрального клуба. Я участвую во всех их начинаниях. Каждый первый вторник для меня автоматически бронируют место на все спектакли. В тот вторник мой муж работал допоздна. Он со мной никогда не ходил; он интересовался только классическими постановками.

– Но он любил Брехта, не так ли? Он очень интересовался гастролями «Берлинер ансамбль» в Лондоне.

Она посмотрела на него, потом внезапно улыбнулась. Впервые Смайли увидел эту улыбку. Она была пленительной; лицо ее засияло, как у ребенка. Смайли на мгновение представил, какой она была в детстве – неудавшийся мальчишка, проворный, тонкий, похожий на гадкого утенка. Полуженщина, полудевочка, говорливая обманщица. Он представил ее лукавым подростком, независимую, как дикая кошка, потом – голодную, съежившуюся в концлагере и цепляющуюся за жизнь любыми средствами. Эта патетическая улыбка напоминала то светлую невинность, то грозное оружие, используемое в борьбе за выживание.

– Боюсь, что причина этого звонка покажется вам смехотворной, – сказала она. – У меня очень плохая память, просто ужасная. Когда я иду прогуляться, то постоянно забываю сделать необходимые покупки, или, например, назначаю встречу и, как только кладу трубку, сразу об этом забываю. Я приглашаю друзей к себе на уик-энд, но когда они приходят, дома никого нет. Иногда, когда мне просто необходимо не забыть что-нибудь, я звоню в центральную и прошу, чтобы мне позвонили в назначенное время. Это как узелок на память, но узелок не может вам позвонить, так ведь?

Смайли проницательно посмотрел на нее. В горле у него пересохло, и, проглотив слюну, он спросил:

– И по какому поводу этот звонок, миссис Феннан?

И снова чарующая улыбка:

– Проблема в том… что я абсолютно не помню.

Глава пятая

Мастон в огнях рампы

Смайли не спеша ехал в Лондон, совершенно забыв о присутствии Менделя.

Было время, когда Смайли расслаблялся, ведя машину, находя в нереальности длительного уединенного путешествия шанс отдохнуть своему беспокойному мозгу, так как усталость, приходящая после долгих часов езды, предоставляла возможность отвлечься от более серьезных проблем.

То, что он больше не может так укрощать свой мозг, наверное, было одним из неуловимых признаков зрелости. Сейчас он прибегал к мерам более суровым: однажды он даже пытался представить себя в европейском городе, отмечая, к примеру, магазины и дома Берна, перед которыми он прошел бы по дороге из собора в университет. Но, несмотря на эти энергичные умственные упражнения, тень действительности преследовала его и охотилась за его мечтаниями. Его спокойствие похитила Энн, придававшая большое значение действительности, научившая мужа осознавать реальность; и в конце концов, покинув Смайли, она лишила его всего.


Он и мысли не допускал, что Эльза Феннан убила своего мужа. Должно быть, инстинкт заставил ее защищать и накапливать ценности жизни, воздвигнуть вокруг себя символы обыденного существования. В ней не было никакой агрессивности, кроме желания защитить свои приобретения.

Кто знает? Как там у Гессе: «Странная вещь: в тумане каждый блуждает в одиночестве. Ни одно дерево не знает своего соседа, каждое само по себе». Мы не знаем ни тех, ни других, вздохнул Смайли. Как я могу осуждать Эльзу Феннан? Я могу понять ее страдания, ее выдумки, которые диктует ей страх, но что я о ней знаю? Ничего.

Мендель показал на указатель:

– Вон там я живу. Митчем. Это в самом деле недурно. Мне надоела неустроенность. Там я купил себе приличный домишко, чтобы в нем отдохнуть после отставки.

– Отставки? Вам еще долго ждать.

– Да. Три дня. Потому-то мне и доверили это дело. Все просто. Никаких осложнений. Дайте это старому Менделю, он все равно все испортит.

– Постойте, постойте. Я полагаю, что в понедельник мы оба станем безработными.

Он высадил Менделя у Скотланд-Ярда и поехал на Кембриджскую площадь.

Войдя в здание, он понял, что все уже в курсе; он понял это по выражению их лиц, по неуловимому изменению взглядов и поведения. Он направился прямо в кабинет Мастона. Когда он вошел, секретарша быстро подняла голову.

– Советник у себя?

– Да, он вас ждет. Он один. На вашем месте я бы постучала и вошла.

Но Мастон сам открыл дверь и пригласил Смайли. На нем был черный пиджак и полосатые брюки. Вот и пришел конец безвкусной элегантности, подумал Смайли.

– Я пытался с вами связаться. Вы получили мое сообщение? – спросил Мастон.

– Да, но я не имел возможности вам ответить.

– Не понимаю.

– Так вот, я думаю, что Феннан не застрелился. Я уверен – его убили. Я не мог вам это сообщить по телефону.

Мастон снял очки и ошарашенно посмотрел на Смайли.

– Убит? С чего вы взяли?

– Феннан написал письмо в десять тридцать вчера вечером, если верить времени, указанному на письме.

– Ну?

– Так вот, в девятнадцать пятьдесят пять он звонил в центральную, чтобы заказать звонок на сегодняшнее утро. На восемь тридцать.

– Откуда, черт возьми, вы это знаете?

– Я был в доме, когда звонили с центральной. Думая, что звонят из управления, я снял трубку.

– Откуда у вас такая уверенность в том, что разговор заказывал Феннан?

– Я проверял. Телефонистка из центральной прекрасно знает голос Феннана. Она утверждает, что вчера вечером, в без пяти восемь, звонил именно он.

– Они что, знали друг друга?

– Да нет же, они по случаю просто обменялись когда-то любезностями.

– И из этого вы делаете вывод, что его убили?

– Я разговаривал с его женой по поводу этого звонка…

– И?..

– Она солгала. Она сказала, что сама его заказывала. Она, дескать, чрезвычайно рассеянна и иногда звонит в центральную, чтобы ей напомнили… так же, как другие завязывают узелок на память… когда у нее срочное свидание. И еще одна деталь: перед тем как пустить себе пулю в висок, Феннан приготовил какао. Он так его и не выпил.

Мастон молча слушал, потом улыбнулся и встал.

– Мне кажется, между нами произошло недоразумение, – сказал он. – Я отправил вас туда только затем, чтобы узнать, почему Феннан застрелился. Сейчас вы утверждаете, что он не покончил с собой. Мы не полицейские, Смайли.

– Нет. Иногда я задаюсь вопросом, кто же мы.

– Вы узнали что-либо такое, что может отразиться на нашей деятельности? Или что могло бы объяснить его поступок? Какой-нибудь факт, который увязывается с его письмом?

Смайли колебался, прежде чем ответить. Он предвидел вопрос.

– Да. Если верить миссис Феннан, наш разговор вывел Феннана из равновесия. (Пожалуй, придется все выложить.) Его это преследовало, он не мог заснуть. Она дала ему снотворное. То, что она мне сказала о настроении Феннана после нашего с ним разговора, полностью соответствует письму… (Мгновение он помолчал, с глупым видом моргая глазами.) Я вот к чему веду: я не думаю, что она говорит правду. Я не верю ни в то, что Феннан написал это письмо, ни в то, что он хотел умереть. (Он повернулся к Мастону.) Мы не должны отвергать априори все эти противоречия. И еще. Я не обращался к экспертам, но существует сходство между анонимным письмом и запиской Феннана. Складывается впечатление, что они напечатаны на одной машинке. Это кажется нелепым, но это так. Мы должны предупредить полицию… и представить им факты.

– Факты? – повторил Мастон. – Какие факты? Допустим, что она лжет. Конечно, эта женщина довольно странная. Иностранка. Черт ее знает, что у нее в голове. Мне говорили, что она многое перенесла во время войны, что она подвергалась преследованиям, и тому подобное. Может быть, она увидела в вас угнетателя, инквизитора. Она почувствовала, что вы вынюхиваете что-то. Ее охватила паника, и она рассказала вам первое, что пришло в голову. И из-за этого она преступница?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9