Глава 4

Я все ловлю на лету. Я – человек с просверленным черепом, но не мозгами. Понимаю, что такое совпадение невозможно. Вокруг нас закипает какая-то нездоровая движуха. Один и тот же беспонтовый «Мерседес» с дурацкой наклейкой вчера днем у фенишек и вечером у нашего дома. За нами следят! Они везде! Но кто «они»? И за кем следят? За мной, Мариной, Сашей? Или за всеми сразу? Хотя на фенишках Саши с нами не было, в это время он на производстве крепил мощь рейха. Лукаса я сразу отметаю. Не дорос еще! Может, следят за мной? Любопытно, кому это вдруг стал интересен такой социофоб и затворник? Которому и жить-то осталось всего ничего! Впрочем, об этом никто не знает. И тем не менее!

Пока я недоумеваю и возмущаюсь про себя, Саша сноровисто крутит руль нашего «Форда», следуя изгибам улиц, ведущим в Ведьмин лес. Ничего страшного не случилось. Марина просто послала нас к лесному источнику за водой. Это тоже одна из характерных особенностей жизни в Нашем Городке. Вода в Германии – не «айс». Плотность населения высокая. Количество городов и городков (деревень, считается, нет!) на квадратный сантиметр территории огромно. Но большой жажды нет. Вода используется в одном населенном пункте, потом очищается и перегоняется по трубам в следующий. Там опять используется, очищается и перегоняется дальше. В общем, пьем профильтрованные отходы жизнедеятельности соседей. Лично жителей Нашего Городка поддерживает существование пары природных источников в Ведьмином лесу. Деревянная табличка затейливыми буквами оповещает, что это самая чистая вода в Северной Баварии. Якобы еще в каком-то лохматом году местные крестьяне охлаждали в этой воде бутылки с виноградным вином и поили овец. В смысле, водой, а не вином. Теперь вымерших овец сменили потомки тех самых крестьян. Многие жители Нашего Городка регулярно ездят к источникам и набирают воду. Ее пьют, на ней готовят. Мы тоже.

Наш Городок со всех сторон окружают невысокие холмы, окутанные зеленью. Часть этой зелени называется Ведьминым лесом. Это настоящий волшебный лес. Как из сказок братьев Гримм. Он весь зарос вегетативной жизнью. Толстые ели с манией величия, непролазные кусты, липкая паутина, как ветхие паруса, надувается между стволов, подозрительные компании поганок толпятся у трухлявых пней. Тайга! Но тайга с немецким акцентом. Просвещенно благоустроенная дорожками, посыпанными песком, с шлагбаумами и указателями, чтобы не заблудиться. Если по дорожке, ведущей к источнику, пройти дальше, то через двадцать минут тайга расти заканчивает и появляется Соседний Городок. Он еще меньше Нашего, но тоже пыжится и важничает: указатели на входе сообщают, что в Соседнем Городке есть своя ратуша, церковная община, просторная площадка для проведения народных праздников и пожарная команда. Все как у взрослых! И не забывайте выключать свет, когда уходите!

Останавливаем машину на стоянке, достаем из багажника четыре пластиковые канистры, тележку на колесиках и шагаем по дорожке к бывшему овечьему водопою. В кронах высоченных деревьев чирикают птахи. Воздух в лесу другой. Его начинаешь ощущать как прозрачный объект материальной природы. Легкие до отказа наполняет запах сырой хвои, гнилого дерева, мокрой земли. Дождя пока нет, но собирается. Вместо солнца в небе одеялом висят серые облака. Прохладно. Невнятный какой-то день.

Я подвижен, как замороженный труп. Толку от меня в лесу, конечно, мало, но для самореализации все-таки поехал. Навстречу то и дело попадаются велосипедисты, собаководы со своими любимцами, ходоки с лыжными палками в руках. Странная норвежская придумка – кататься без лыж, но с палками – прижилась в Германии. Может быть, вскоре начнут играть в хоккей с клюшками, но без коньков и шайбы?

«Халло! – Халло! Грюсс готт! – Грюсс готт! Морген! – Морген!»

Каждый встречный-поперечный считает своим долгом поздороваться с тобой. Мы отвечаем. Нам пока не трудно. Канистры же пустые.

Вода источника забрана в трубу, недалеко выступающую из квадратного камня. Под нее удобно ставить емкости. Для этого под трубой уложен еще один гладкий камень. Все продумано. Наполняем по очереди канистры, накладываем их на тележку, и Саша, кряхтя от натуги, тянет тяжелую поклажу к нашему «Форду». Я иду следом, стараясь не забывать, где верх, где низ, где право, где лево. Балансирую. Главное – сохранять баланс! Баланс – это жизнь. Если баланс нарушится и гирька резко сместится… Впрочем, я это уже говорил.

Съездили, привезли воду. Черного «Мерседеса» я не заметил. Наш Саша уходит к другому Саше, сегодня у нашего Саши выходной. Лукас вместо школы бьет баклуши на улице на пару с очкастым Джейсоном. В стране праздник – День единства Германии. Марина сидит на диване, изучает рекламу в газетах и рекламные каталоги. Она это делает постоянно. Потом мы едем по магазинам и покупаем все, что угодно, по сниженным ценам. Очень выгодно. Экономия греет душу и не дает кошельку опустеть до самого дна.

– Звонил Федя. Приглашает к себе на дачу, на гриль, – говорит Марина, откладывая в сторону кипу яркой макулатуры (Федя – это младший брат Марины и заодно владелец небольшого сада на окраине Нашего Городка. Жена – Дженнифер, дочь – Ванесса).

– Когда?

– В пятницу. Я посмотрела в «компе» прогноз погоды на уик-энд. Будет сухо, до плюс двенадцати тепла. Поедем?

– Поехали. Посидим, мясо погрилим. Пожрем, водки выпьем. Заодно и тебе с детьми устроим отвальную. Вы же в субботу улетаете?

Сажаю себя в кресло перед компьютером. Погулял, теперь пора за работу. Вон и колокола за окном как-то особенно трудолюбиво колошматятся. Нужно собрать себя в кучу, сконцентрироваться на безымянной книге. Время же еще есть. Месяц без двух дней. Хочется оставить что-то после. Что-то значительное, увлекательное. Чтобы мои произведения не читали на ночь вместо снотворного. Или в туалете.

Про подозрительный «Мерседес» я решил жене не говорить. Сам еще наверняка ничего не знаю. А вот про письмо Алоиса Кальта рассказал. Сказал и про то, что Алоис Кальт может оказаться тем самым «Баварским монстром», которым в Нашем Городке пугают детей.

– Ну, так съезди и узнай! – практично подходит к вопросу Марина. – Человек же приглашает. Значит, какое-то важное дело.

– А как я доберусь до этого Алоиса Кальта? Сто километров! Кто меня отвезет?

Марина задумывается.

– Федя с Дженнифер точно не смогут, можно и не спрашивать. По воскресеньям у Ванессы тренировки в бассейне, Дженнифер ее отвозит, а потом забирает обратно. У Кати – кот. – Вдруг жена оживляется: – Есть идея! Почему бы тебе не позвонить Эрнестасу? Вот кто может тебя свозить!

Я скептически смотрю на жену. Барабаню пальцами по подлокотнику кресла. На моем тайном языке это означает: «Срочно нужен Хоттабыч!»

С Эрнестасом я познакомился в прошлом году, когда начал посещать курсы немецкого языка для иностранцев. Во имя лучшей интеграции в Наш Городок. Такое правило. Из таинственного АРГ пришло направление на курсы, а из далекого (целых два часа на машине!) Вюрцбурга – извещение об оплате моих занятий из бюджета. Деваться мне было некуда – у них все схвачено, все оплачено, и я пошагал. В буквальном смысле пошагал – курсы находились в двадцати минутах ходьбы от Песталоцциштрассе. Три коротких автобусных остановки туда и две в обратную сторону. Автобусом я не пользовался – ходил пешком.

Группа состояла более чем наполовину из африканцев, какими-то тайными носорожьими тропами пробравшихся в центр Европы. Правда, был еще белый американец – бывший пилот вертолета, женившийся на местной красавице. Турок, две польки, югослав, афганец, пара русаков и Эрнестас. Молодой парень из Литвы, лет двадцати, складный, симпатичный, невысокий, жилистый. Типичная литовская внешность, будто срисованная с героев фильмов Жалакявичуса.

Эрнестас, с абсолютным пренебрежением к уличной температуре, на курсы всегда приезжал в шортах по колено. Он вырос где-то под Каунасом, окончил среднюю школу и поехал за длинным евро в Испанию. Гастер. Собирал апельсины, виноград, оливки под жарким солнцем Андалусии. Через четыре года оказался в Германии – узнал, что заработки здесь раза в три выше, чем на родине Дон Кихота. В Германии Эрнестас женился на своей соотечественнице. Сольвейг родила ему дочку-инвалида. Такая вот пока вышла несуразная жизнь.

После первого занятия, когда я шел домой, Эрнестас подъехал к тротуару на старом гремящем «Опеле» с литовскими номерами и рукой поманил меня к машине. Я подошел, он предложил подвезти. Нам оказалось в одну сторону, и я согласился. По дороге мы разговорились. За несколько минут нашей короткой поездки Эрнестас успел кое-что рассказать о себе. Почему-то я вызвал симпатию и доверие у этого парня. С первого дня так и повелось. На занятиях Эрнестас теперь всегда садился впереди меня, рядом со скромным молчаливым эфиопом Хайлу и весь урок крутился, спрашивая у меня значение непонятных слов и списывая задания. А после – подвозил до Песталоцциштрассе.

Он первым навестил меня после инсульта. Посидели у нас в кухне, попили кофе, поговорили. В Эрнестасе всегда чувствовалась какая-то балтийская грусть. Пробивалась через природную смешливость, как вода родника сквозь камень в Ведьмином лесу. Возможно, после своей маленькой деревенской Литвы он чувствовал себя одиноким и потерянным в этом огромном европейском доме.

О Литве я практически ничего не знаю. Никогда там не был. Все мои знания об этой стране исчерпываются повестью древнего Проспера Мериме «Локис», забытым фильмом «Никто не хотел умирать» с молодыми Адомайтисом и Банионисом да именем великого литовского поэта Чюрлёниса, которого я не читал. Да! И еще литовской водкой «Стумбрас». Водка и Чюрлёнис. Чюрлёнис и водка. Для меня вся история Литвы – скучная дорога в дюнах. Просто еще одна невыросшая великая нация. Уж, прости меня, Эрнестас.

А может, Марина права? Метафизический поток времени зачем-то скрестил наши пути здесь, в Нашем Городке. Возможно, только лишь для того, чтобы в воскресенье Эрнестас свозил меня к Алоису Кальту? Беру свой сотовый телефон. Звоню.

– Халло, Эрнестас!

– О, халло, Вадим! Как здоровье?

– Норма. Уже съедаю полную тарелку пельменей. Ты можешь меня свозить в воскресенье в одно незнакомое место?

– Далеко?

– Сотня километров туда, сотня оттуда.

– Извини, Вадим, не смогу. Машина не потянет. Я в выходные собираюсь с ней повозиться, а то скоро совсем встанет.

Я не огорчаюсь. Ну, нет так нет. Нашим легче. Не нужно пилить в такую даль (по немецким меркам). Собираюсь тактично закончить разговор, но голос Эрнестаса продолжает жужжать в трубке:

– Слушай, я тут подумал. Тебя может выручить моя сестра, Лана. Она обожает гонять по автобанам. Хочешь, я попрошу ее тебе помочь?

Я мнусь. Не люблю напрягать чужих людей, да еще по неважным поводам. Марина тоже выжидающе смотрит на меня. А, ладно! Все равно в воскресенье я буду бездельничать дома один. Чем тупо сидеть за «компом»…

– Хочешь.

– Тогда я ей сейчас позвоню и дам твой номер. Она перезвонит. О’кей?

– О’кей. И спасибо.

– Не за что! Жалко, что я не смогу с тобой поехать.

Эрнестас выключился.

– Договорился? – спрашивает Марина, опять разворачивая каталог.

– Пока не уверен. Водитель должен перезвонить, – равнодушно отвечаю я жене. Мне неинтересно. А зря. Просто тогда я еще жил спокойно и не знал, что такое Лана!

Через несколько минут моя размеренная семейная жизнь трагически обрывается. Руинируется. Только пока я этого не осознаю. Телефон натягивает нервы, словно тревожная сирена пожарной машины. Предупреждает: беда рядом! Беду зовут Лана.

– Халлёхен! – слышится в трубке кошачий голос.

Нет, конечно, я понимаю, что это слово произнесла незнакомая женщина среднего возраста, но похотливая кошка среднего возраста сказала бы точно таким же голосом, если бы Бог наградил ее способностью говорить.

– Лана?

– Да, – соглашается кошка, – это я. Когда и куда едем?

Я объясняю.

– Окей! В два я за вами заеду. Чюссхен! – и кошка исчезает в сотовой пустоте.

– Кто звонил? – тут же интересуется чумазый Лукас, появляясь в зале.

Нашего младшенького по пятам сопровождает тщедушный Джейсон. Друг тоже перемазан с головы до ног. Выглядит, как дух грязи, только очки блестят льдинками. Дети хотят есть.

– Все в ванную! – включает воспитание Марина. – Хорошенько умойтесь, а ты, Лукас, переоденься в чистое. Потом – марш на кухню!

– Да, мама!

Оба друга с адским шумом закрываются в ванной. Унитаз там тоже есть, поэтому они надолго.

Между тем возвращается Саша. Он устраивается на диване и включает телевизор. Сегодня идет немецкая шоу-лотерея, финал.

– Смотри, Вадим, – говорит мне Лукас, снова попадая в зал. – Я выгляжу как настоящий русский!

Почему как русский?! Дитя одето в камуфлированные шорты ниже колен и красную футболку с крупными белыми буквами «СССР».

– А я тогда как кто выгляжу? – недоумеваю я.

– Ты – как немец!

Очищенный от грязи, бледненький Джейсон противненько хихикает, не понимая ни слова из нашего разговора. Мы же по-русски. А сам-то, сам! Мелкий, зубы вперед, коленки торчат в стороны, как локти. Человек, воспитанный попкорном. Но это моя субъективная оценка. Для собственных родителей Джейсон, конечно, мил, как плюшевый зайка.

Дети шустро занимают места за столом. Марина от души накладывает им полные тарелки. Равиоли с овощами. С мясным фаршем вкуснее, но таких уже нет.

– Давайте, мужики, не зевайте! – подбадривает она маленьких едоков.

Лукас для аппетита врубает на полную мощность радио над столом. Господи, как было тихо! Неумолимый «быдлопоп» и пробки на дорогах. Саша включает телевизор погромче, чтобы лучше слышать, о чем стрекочет ведущий шоу-лотереи. В ванной начинает надрывно гудеть стиральная машина, вращая барабан с перепачканной одеждой Лукаса. И, наконец, церковные колокола властно накрывают начавшееся сражение звуков своим ровным гулким звоном. Ад и Израиль! Преисподняя разверзается и без остатка поглощает мое намерение написать шедевр!

Четверг пролетел стремительно и невзрачно. Ну, бесполезно просидел я у компьютера битый час, не выдавив из себя ни строчки. Ну, ожившая фрау Краус принесла конвертик с деньгами – благодарность за нашу о ней заботу (как Марина ни отнекивалась, пришлось взять). Ну, прогулялся я с трудом вечером вокруг дома – посмотрел, как мерцают звезды в темном небе. Ну, колокола молотили каждые пятнадцать минут, как ненормальные. И все. Никаких кошмарных призраков, никаких непонятных черных «Мерседесов». Рольставни поднять! Рольставни опустить! Четверг остался за спиной, во вчерашнем прошлом.

Потом наступает завтра. Пятница, утро. Пока Лукас ловит знания в школе, а Саша применяет знания на работе, мы с Мариной едем за продуктами в «Кауфланд». Нужно закупиться для гриль-парти у Феди, на дальнюю дорогу самой Марине с детьми и подарками казахстанским родственникам, конечно.

Пятница, как день, оказывается куда интереснее четверга. Пока я выбираюсь из «Форда» на просторной стоянке перед «Кауфландом», знакомый черный «Мерседес» осторожно заезжает следом и причаливает в самом дальнем углу. Из него никто не выходит. Вот удод!

Разозлившись на удода, я ковыляю в сторону надоевшего авто, не обращая внимания на удивление Марины. Напрасно. Как только я делаю несколько неуверенных шагов в ту сторону, «Мерседес» плавно трогается и скользит к выезду со стоянки. Стекла тонированные, расстояние метров пятьдесят. Кто сидит в машине, не видно. Но наклейка про мечту о Баварской республике точно есть.

Проводив глазами нашего преследователя, я возвращаюсь к жене.

– Куда это ты отправился? – раздражается любимая супруга.

– Показалось, что знакомого увидел, – уклончиво бормочу я.

Придумано плохо. Знакомых у меня в Нашем Городке почти нет. А кто есть, того Марина знает, но недостаточно времени и желания сочинять достоверную ложь. Ладно, забыли.

В торговом центре малолюдно. В кондиционированной прохладе огромного зала редкие покупатели катают перед собой проволочные тележки. Ищут, что подешевле. Стеллажи, стеллажи… Молочный отдел, мясной, кондитерка, заморозка, минеральная вода, алкоголь… Тридцать пять тысяч стеллажей! Полки, заполненные чуть более чем полностью красотой человеческих и природных творений. Яркие баночки, бутылочки, коробочки, пакеты… Овощи, фрукты. Экзотические фрукты – ароматный намек на цветастые тропики. На торцах полок ценники – сеятели сомнений. Марина зорко высматривает ценники красного цвета – на уцененные товары.

Постепенно наша тележка наполняется. Мясо и сосиски для жарки, хлебные багеты с наполнителем из масла с травами, бананы… Это для гриля у Феди.

– Что вы на даче будете пить? – спрашивает Марина, разглядывая ряды винных бутылок.

– Катя употребляет только коньяк, Дженнифер только вино, Саша – пиво, Федя пьет все, – пожимаю я плечами.

– А ты что хочешь?

– Начну с коньяка, а там как мазь покатит! – отважно заявляю я. Пьяница из меня вообще-то не очень настоящий.

Берем две бутылки «Шантре». Коньяк хороший и недорогой. Мягкий и душистый. Любимая Катина марка. Марина пить не будет – за рулем. Ну, разве что рюмочку в самом начале буйства.

Пристраиваемся в конец очереди к кассе. Очередь двигается быстро. Проворная кассирша-немка с короткой стрижкой, похожая на некрасивого блондина, приветствует нас неожиданным американским:

– Хай! – И, увидев наши удивленные лица, хохочет: – Простите, заработалась…

Мы прощаем. Кассирша выбивает чек, отсчитывает Марине сдачу и расстается с нами уже традиционным немецким:

– Чюсс!

– Чюсс! – отвечает Марина

– Тогда уж «гуд-бай»! – улыбаюсь я веселой девчонке.

Кассирша снова смеется. Веселушка.

В четыре часа мы всем семейством плюс Катя с котом заруливаем на полупустую стоянку перед садовым товариществом. Сегодня Сашу отпустили с работы пораньше. Рабочая неделя закончилась – уик-энд начался. Ура-ура! Кто – на футбол, кто – в кнайпу, а мы – на Федину дачу. Грилить.

Над однообразными садовыми домиками там и сям гордо реют флаги: американские, итальянские, хорватские. Русских флагов не видно, хотя русаки составляют значительный процент садоводов. Не привыкли они на ветру демонстрировать свой патриотизм.

На веранде Федя уже раскочегаривает камин. Рядом ждут своей очереди в печь сухие деревянные чурки, угольные шарики для гриля. Дженнифер пропалывает грядки в пристроенной сбоку домика теплице. Экологически чистые продукты: редиска, огурцы, помидоры. Миллиард витаминов. Лукас и девятилетняя Ванесса сразу убегают на игровую площадку для детей. Там есть качели, карусель, песок. Чего им скучать со взрослыми? Проголодаются – прибегут на запах жареного мяса.

«Халло! – Халло! Халло! – Халло!»

На обе стороны. Это соседи. Слева русаки – бывшие москвичи, тощий Гена и толстая Люся, справа поляки. Как зовут поляков, я не знаю. Федя жмет нам руки и сразу находит всем работу. Женщины выкладывают мясо, сосиски, багеты, бананы на решетку. Решетку – в камин. Мужчины ставят посреди веранды стол, раскладывают подушки на пластиковые стулья. Кот лежит в корзине и контролирует процесс. Дождя нет, но не жарко. Над садами парят облака – словно вырезаны из белой бумаги и наклеены на синее небо.

Сижу на легком белом стуле. Не мешаю. Теплый ветерок. На солнышке даже припекает. Аппетитно пахнет жареным мясом. Эх, хорошо в стране баварской жить! Соседи-поляки уже поели и сейчас вдвоем лежат на лежаках, задрав ноги выше головы. Следят остановившимися глазами, как флюгер в виде колеса всех цветов радуги плавно вращается. Медитируют на флюгер. Гены и Люси на участке больше не видно – ушли в домик. У них, кстати, самый ухоженный участок: маленький бассейн, выложенный декоративным камнем, аккуратно подстриженная лужайка, кукольные домики-скворечники, дорожки из плитки, яркие цветочные клумбы… Образцово-показательный сад.

– Ну, все! Давайте садиться! – потирает руки Федя. Он вообще-то не Федя – Фридрих Шернер. Просто в том казахстанском селе, где он родился и вырос, в соседнем доме жила семья по фамилии Фридрих. Чтобы не путать этих самых Фридрихов с Федей, его все стали называть Федей. И он привык. Теперь Фридрихом его называют только в официальных случаях. Официальный Фридрих. Ему не идет. Федя – он и в Африке Федя! Даже Шернер.

Пока Марина и Катя накрывают стол, я от нечего делать заглядываю в теплицу к Дженнифер.

– Халло!

– Халло!

Дженнифер закончила прополку и стягивает желтые клеенчатые перчатки, чтобы пожать мне руку. Застенчиво улыбается. Она вообще такая. Несмотря на свои весомые тридцать пять, все еще скромная и негромкая. Папина дочка. Ее отец, насколько я знаю, решает кроссворды в доме для престарелых. Всю жизнь он держал какой-то маленький бизнес. Заработал достаточно: большой дом в Нашем Городке, этот сад. Когда пришла пора уходить на покой, отец Дженнифер не стал чахнуть над златом, а по-простецки продал бизнес, все нажитое оставил единственной дочери и поселился в комфортабельном доме для престарелых. Меню, как в ресторане, никакой поп-музыки, парк, розы, пруд с лебедями. Мать Дженнифер давно умерла.

– Как дела, как папа?

– Все нормально, – кивает Дженнифер. – Мы с Федей работаем. Несса в третьем классе. Учится хорошо, занимается плаванием. В воскресенье повезу ее в бассейн. Отца навещаем раз в месяц. Регулярно. Он чувствует себя неплохо. Гуляет, играет в шахматы с другими старичками. Дружит с одной бабушкой.

– О’кей, я рад.

Ясно. Жизнь не хуже и не лучше любой другой.

Дженнифер обводит рукой грядки и хмурится:

– Никак не пойму, почему одна грядка дает в два раза больше помидоров, чем другие. Вроде обрабатываю их одинаково, а урожай разный. И постоянно так. Уже много лет.

– Ну, причин может быть множество, – делаю я умное лицо. – Разная земля, солнце падает иначе, подкормка…