Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ниднибай

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Леонид Фраймович / Ниднибай - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Леонид Фраймович
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Но ведь иногда то, что у одних вызывает боль, другим – приносит наслаждение.

Тост

(По мотивам произведений Омара Хайама, Льва Толстого и кинофильма «Кавказская пленница»)

Будь весел!

Этот мерзкий мир – лишь сна короткий бег.

Настанет смерти день —

Проснёшься, человек.

Как хорошо, что не рождаются навечно!

Какое счастье, что живём короткий век!

Так випьем же за то, чтобы, не дай Бог, не нашли средство для продления жизни!

* * *

В дебрях усталости вязнет наш ангел

раскаяния.

И в безысходность усилий тонет со стоном

душа.

Где же вы? Где же Ты? Судьи-Мессия

страдания.

Явится ль чудо, сомнения скалы

круша?

Но вращает рулетку

Он

Непоспешно.

И, видать, не дождёмся

Их,

Что потешно.

* * *

Боже! Сколько сказано слов!

Сколько спето!

Но кому, для чего, почему?

Ты Молчун – не даёшь Ты ответа.

И не дашь? Никогда? Никому?

* * *

Всё сказано уже. Добавить невозможно.

Когда покажется – родил ты новость-мысль,

Со стула встань, оденься осторожно

И к психиатру обратись.

Наконец настал день (24.08.1976 года), когда Малышика выписали из больницы, и мы приехали домой.

Махрюнтик очень плохо спал, нервничал: сопел носом и делал плавающие движения руками. Мы по ночам и днём качали его на руках. Давали ему бром, глутаминовую кислоту. Я видел, что Черно-глазик очень болен, но верил, что теперь, когда он дома, и мы будем лечить его, ему будет становиться лучше и лучше. Он ел очень мало: ему было тяжело глотать (паралич горла), часто срыгивал, рвал, и, из-за всего этого, плохо набирал вес.

Когда мы начали его подкармливать (с трёх месяцев) молочными смесями, Маняшка немного поправился. Личико у него стало кругленькое, даже щёчки появились.

А тельце худенькое оставалось (гипотрофия второй степени).

Фигурка у Мишутки красивая, чисто мужская: таз узкий, плечи широкие, всё пропорциональное. Спинка и ручки волосатенькие (таким и родился).


Вот и теперь, когда я, наконец, нашёл время описать всё, что произошло, мы продолжаем лечить Мишульку.

Я завёл дневник его лечения.


То ли начался новый круг мучений, то ли старый продолжается: тестя засудили на десять лет за приписки.

Ко мне он относился хорошо, и я его уважал, но был мне непонятен и не вписывался в мои представления о евреях (несмотря на все предупреждения Люсика): любил выпить, покутить, «пошершеляфамить».


Написал письмо в Москву, Брежневу, с описанием нашего положения и просьбой помиловать тестя.


Вызвали в военкомат. Думал заберут на сборы. Но завели в какую-то комнату с интеллигентно слащавым мужиком, который мягко предложил мне: или «стукачество» для КГБ, или тоже самое. Короче, совершенно свободный выбор.

Что интересует КГБ? Да пустяки: всё подозрительное ну и, в том числе, если, может, кто в Израиль засобирался. Потом отпустил недолго подумать.


Вот думаю. И думаю я так: «Если скажу правду, то меня расстреляют, а если неправду – то повесят. Буду себе молчать. Может, забудут?».


Не забыли. Что-то я не припомню, чтобы Штирлиц что-либо забывал. Позвонил. Голос ещё интеллигентней стал: «Ну что?». Я говорю: «Да вот, думаю». А он: «Ну-ну. Приходи завтра в военкомат, вместе подумаем».


Опять думаю. И думаю я так: «Откажусь?.. А как же мой маленький больной мальчик без меня? Подозрительного у нас до фига: вон даже воробьи подозрительно свободно чирикают (недаром их приличные люди из моей прошлой абитуриентской жизни «жидами» называли). А про Израиль могу же я и забыть. Не Штирлиц же, в конце концов. Можно им и не быть, а «лапшу вешать».

При случае, может, и за тестя попрошу».


Пожар был на заводе. Какой-то пьяный идиот забыл сигарету потушить. Жутко подозрительно: в нашей стране пьянство уже давно искоренено. Я и «настучал» про это.


Пока ждал реакции, чуть не «написал», но проглотили… Чего бы ещё нафантазировать?


Отвязались. Долго не звонят. Может, поняли: судя по фильмам, там неглупые пацаны? А может быть, случайно, порядочный кто попался? Или ветры каких-то перемен задули? Или еще припомнят? Если до Троцкого добрались… То на меня, не то что ледоруба, – и маникюрной пилки жалко. Старой калошей прибьют.


Тестя так и не помиловали.


Я сегодня ударил ладонью по щёчке моего Малыша! Он не открывал рот для еды. Сжал губы, и всё вылилось на него и на пол.

Мишулька горестно заплакал, и я ужаснулся тому, что сделал. Такое – Б-г-Мироздание никогда не простит!

И я себе не прощу. Что это?.. Что это?!

Само действие – это древний инстинкт ярости. Но что за монстр заставляет меня терять контроль над яростью?!


Махрюнтик начал гулить! Я игрался с ним. Вдруг он засмеялся в голос и сказал сначала «Бу!», а потом – «Гу!».

Я был вне себя от радости. Вновь затрепетала маленькая свечечка надежды.


Женя вышла замуж и уехала в Ленинград.

Папе с мамой теперь одиноко. И тяжелей.


Получили квартиру от завода. Девятый этаж. Но к дарёному «бал-коню» можно и на иногда работающем лифте подняться.


Теперь, когда родилась у Жени с Мишей дочка Зоя, родители повеселели.


28 ноября 1979 года. 10 часов 20 минут. Сегодня родилась дочуля Лнна – Ан/оля – Ан/оха. Слава Богу! Здоровая! Вес 3100 грамм.


И стала тоже повелевать она сердцем моим, и умудрила его.


Возможно, метод Мироздания-Б-га – это метод проб и ошибок.

Мы так же виноваты в наших поступках, как заяц, которым волк разбил окно лесного туалета, из старого анекдота «И я, и не я».


Сидел кормил Мишунтика. Вдруг раздалось страшное шебуршание и сопение. Пока я соображал, что бы это могло быть, приползла на четвереньках Анюха и радостно стала глядеть на нас. Мишутка тоже смотрел на неё своими удивлёнными маслинами. Было хорошо.


На улице Мишулька нервничал. Все мышцы его задеревенели. Люди смотрели на нас. Мне стало стыдно и я силой согнул ему ножку.

Опять этот жуткий монстр! Кажется, я начинаю догадываться, кто он…

Но Мишутка вдруг успокоился.


Перешёл на другой завод: родственник предыдущего.


Тесть умер в тюрьме. Он был сердечник. Жена поехала за телом. Я остался с детьми.


Мама плохо себя чувствует. Вода в лёгких. Вчера уходил от них, она в кресле, исподлобья с помутившимся от боли взглядом выдохнула мне: «Убейте меня!».


Мама умерла.

Плачу сам и опять вижу, как плачет папа. Второй раз. Второй ли?..

Последний ли?..

* * *

Но страдания не напрасны:

Ранят мерзость равнодушья

Ядра горечи прекрасной.

Мама, мама, мы не плачем…

Это капельки дождя…

Что тебе не больно – знаем…

Только пусто без тебя…

Ты для нас и Ум и Честь.

И страдания не напрасны,

Если «сытым» стало ясно,

Что «голодный» тоже есть.

Покойник

Работа тяжкая души окончена.

Лежит уже не человек – предмет.

Душа в отгулах и они бессрочные (?).

… Но, что это, вопрос или ответ?

* * *

«Жизнь прожить – не поле перейти».

А по мне: пройти через дурдом.

«…Грезит конопляник… над… прудом» —

Обо всех, кто поля край достиг.

Случайность или что-то большее? Поменяли две двухкомнатные на первом и девятом этажах на однокомнатную, для папы, на третьем этаже и трёхкомнатную, для нас, на втором. Да ещё в одном доме. Если случайность, то очень маловероятная.

Загадка (?йачулС)

Я видел Его: Он прекрасен.

Жесток и сама доброта.

Коварен, правдив и ужасен.

Могуществен… но не всегда,

Ведь слаб, словно малый котёнок.

Так любит, что может убить.

Он вечен, везде Он. Отец и Ребёнок,

И Дух… но и может не быть.

Мишуткино состояние не улучшается. Я теряю надежду.

Душа болит и подавлена.


Конечно, виноват я. Увидев большой автобус, папа слишком резко повернул вправо руль. На дерево. А я, взявшийся подстраховывать ещё неуверенно ездившего папу, вместо того, чтобы потянуть ручник, начал выворачивать руль влево, из папиных, судорожно вцепившихся в него, рук. Не успел вывернуть. Прямо в дерево и въехали…

И монстр тут как тут: вместо того, чтобы ругать себя, я начал ругать папу.

На папу жалко было смотреть…

О монстр – враг мой!


Я, папа и сестра сидели рядом с Мишуткой.

Женя сказала: «Ты думаешь, что тебе хуже всех».

Я вспылил, и мы поругались. Краем глаза я видел, как папа изменился в лице. Он не ожидал этого. Мы с сестрой никогда до сих пор не ругались. Ему было больно.


Прошло время, и только теперь я в состоянии рассказать это.

Мишушка не дышал. Я дотронулся до него, и он задышал.

Срочно поехал за кислородной подушкой.

Когда вернулся, моего мальчика уже не было. Он был холодный.

1 апреля 1982 года. Мишутка умер.

Не понарошку – всерьёз.

На часах было 16:00.


Опять мы сидели вдвоём и плакали – я и папа.


Когда я нёс Малыша в гробик, я чувствовал, что он прямой и твёрдый, как маленькая досочка.


И разбил он сердце моё, и умудрил его.

* * *

Но страдания не напрасны:

Ранят мерзость равнодушья

Ядра горечи прекрасной.

Что же это?.. Что я не сумел?

Что же просмотрел, не угадал?

Почему тогда я опоздал

Сыну жизнь вернуть? Иль не посмел?..

«Сдунута ольховая» Мишушка.

Рухнул мир души его и мой.

Где тебя искать теперь сынушка?

Что мне делать, мальчик мой родной?!

Мама, береги его в том крае,

Где я должен, должен вас найти!

Я теперь быстрее умираю:

Каждый миг – скачок к вам на пути.

«Так устроен свет…» – поётся в песне.

Сложный, странный и жестокий мир.

Кто его придумал, неизвестно,

Но уничтожаем его мы.

Светит в ночь души луна надежды:

Кажется, что я сейчас проснусь:

Бабушка, целуя внука нежно,

Скажет: «Бегай. Я сейчас вернусь».

Сыну

Посмотри:

На голубой дороге,

В небе, серебрятся облака…

Маленькая мёртвая рука…

Ты меня не слышишь, моя кроха…

Сынуле

Мальчик наш – чёрных глаз удивление,

Ты своею короткой судьбой

Заработал для нас искупление

И себе бесконечный покой.

Философий скрестились сомнения —

Разрубая их узел тугой,

Я надеюсь: твоё вознесение

Возвращением будет домой.

* * *

Столик тот, который справа,

Тоже танцы заказал.

Эх, друзья! Встряхнём задами!

Сытость брюх обрушим в зал…

Там, вчера, как жилка тонкий,

Умер мальчик лет шести…

«…Мне паштетик из печёнки

И салатик «Ассорти».

* * *

Я смеюсь, а слёзы льются.

Я пою – душа скорбит.

Суждено вам не проснуться —

Мне же – маяться и жить.

* * *

Я тоже ведь должник —

Мои долги похлеще:

Я сыну должен жизнь,

А маме должен нежность.

Фотография

Не смотри на меня укоризненно,

Мой малыш.

Я ещё, к сожалению, бодрствую,

А ты спишь.

Я ещё этот мир вышагиваю

В никуда.

И конечно, нужна мне пища

И вода.

Но, когда от телес грешащих

отстранится моя душа,

Непременно с тобой она встретится.

Слышишь?..

«Да…»

И вот теперь… Теперь я прихожу домой… Вижу пустую постель, на которой когда-то лежал мой сын… Его вещи…

Нет… Не могу поверить… Не могу…


Почему она поехала с этими грузинами на пляж? Ведь не так давно умер Мишутка.

Тоже любит покутить?..

* * *

Непостижимость привыканья…

Сердец устойчивый туман:

Чем чаще видимся,

Тем такт желанней,

И меньше любим мы,

И больше ран.

Он казался мне больным, но вечным. Старик-фараон. Но это было не так.


В городе Ирпень, недалеко от Киева, заказал памятник Мишутке.

Гранитный.

Ставить буду сам.

* * *

Десять лет…

нелёгкая дорога злой судьбы

досталась нам в удел.

Что осталось от весёлой песни,

что когда-то я тебе напел?

Растерять успели мы немало.

Сына своего не сберегли.

Цепи срезаны, что к жизни привязали,

«Сдунутой серёжкою ольхи».

В океане горя утопая,

Дочкин остров удалось найти.

Что ж давай, его не покидая,

Жить-терпеть к Мишульке на пути.

* * *

Пусть притворялся (не вини меня),

«Дрезжа» струной, в созвучья лез.

Смерть одиночества мне не нужна,

Но, видно, я ей – позарез.

Инстинкт и случай властелины судеб —

Мы вечно притворяться будем.

Папа и тёща съехались. В нашем же доме. В двухкомнатную квартиру. Было неприятно, но я ничего не стал рассказывать папе.

Чтобы не подумал, что я желаю его одиночества.


У Жени с Мишей родился ещё один коренной ленинградец – Игорёха.


Я всё устанавливаю Мишунькин памятник. Ещё немного.


Неожиданно приехал Люсик. Помог мне установить основание памятника.


Вчера поднял лебёдкой стелу памятника, залез под стелу и почистил её дно. Не успел вылезть, – стела грохнулась на землю. От запоздалого ужаса в голове промелькнуло: «Около тонны… Мгновенно кончились бы все мучения… Как Анюха без меня бы?.. Совсем ей не занимаюсь… Папа опять бы плакал…»

Оказалось – один «зуб» в лебёдке был плохой.


Не первой свежести фараоны меняются один за другим.

Страна не успевает строить пирамиды.

Партия и народ в растерянности: непонятно, кому поклоняться.


Папа жаловался, что тёща дико храпит, и он не может спать. Я сказал, что знаю это. Он удивился: «Почему же не сказал мне?».

Говорил, что очень болит вторая нога (которая не на протезе).


Опять понадобился доктор-время…

Чтобы я смог сделать ещё одну страшную запись.

Папа покончил с собой.

В тот день он пропал. Моросил снег, и я носился по мартовской слякоти, разыскивая его.

Я нашёл его…

В подвале нашего дома…

Содрогаясь и крича что-то, я вытащил его из петли и стал делать искусственное дыхание.

Но он был уже холодный. Совсем холодный.

Как тогда – Мишутка…

Отчего?! Отчего?! Отчего?! Отчего?!

Когда закончится этот поток смертей?!

Эти круги – мёртвых петель?!


Началась перестройка.


Установил памятник папе. Доработал мамин памятник.

Чтобы были похожи.

* * *

Могилы, могилы… Спокойные лица

На нас с фотографий глядят.

Теперь уже можно угомониться:

Вовек не вернуться назад.

А мы остаёмся, а мы остаёмся,

на смерть перегаром дыша.

Жестокого дня.

похотливо и грязно им насладиться спеша.

На тему Омара Хайама

По берегу своей судьбы —

Один иду во тьму.

И Тайна душу леденит:

Куда? Зачем? К кому?

Устану – преклоню главу

Я на твоём плече.

И вновь в бреду иду-плыву…

Куда? К кому? Зачем?

И Вечной Истины синдром

На всём, как тень, лежит.

Куда идём? Куда идём?

Зачем мы в мир пришли?

* * *

Не ругай ты меня, не ругай,

я, наверное, умер давно

И в «прекрасную»-страшную жизнь

отчуждением запер окно.

Гласность показывает своё второе нутро: в открытую печатаются евреефобские статьи и книги. То же запах пронюхивается в радио и телевидении.

Предвыборная речь пьяного кандидата

Если б «богом» был бы я…

Вашу душу мать!..

Я бы резко этот мир

Начал изменять:

Увеличил бы на рубль пенсию…

И улучшил бы снабжение персиками.

Взрыв в Чернобыле.

Утонул «Адмирал Нахимов». На нём были Саша и Стеллочка, родственники жены. Они погибли.

Саша, который вытачивал мне детали для установки памятника Мишутке…

Стеллочка, которую я знал ещё малышкой…


Привычно-непонятный мир тает на глазах. Понимаю, что надо «рвать когти».

Но как оставить могилы?!

Мама, Мишулька, папа.

* * *

О суета сует.

Мельканье серых дней.

То блеск луны, то свет зари.

Любимых силуэт

Всё дальше, всё бледней.

Тебе, природа, их – не повторить.

Но будущее Анюли?!

Нет, придётся уезжать.

Вопрос – куда?


Штаты представляются большой гангстерской «малиной» (воспитание даёт себя знать). К тому же эта остановка в мафиозной «Римской империи»…

Израиль?.. Сионистичен или религиозен. Так нас закодировали. Но там ведь живут не Люсикины плохие евреи, а порядочные и храбрые израильтяне – люди Книги.

Написал письма в Израиль, в Сохнут и родственникам. С вопросом: «Можно ли будет в дальнейшем перевезти захоронения?».

Сохнут набрал воду в рот головы, а родственники зарыли её же в песок, успев перед этим истерически выкрикнуть, что если я такой, то сидел бы на месте.

Всё же решили – в Израиль. И – что буду ездить (при каждой возможности) на могилы в Аккерман.

* * *

Евреи, шлемазловы дети

Шлемазловой мамы-Земли,

Влачат по несчастной планете

Упрямство, куда бы ни шли.

Живут, ненавидимы миром…

Умны ли?.. Пронырливы ли?..

Но беспокойности вирус

На Землю они занесли.

Вечный жид

Где же, где же приземлиться?

Время мчится, время злится.

Нет душе моей покоя на Земле.

И прекрасный синий остров в чёрной мгле.

Сил осталось уж немного.

Бесконечная дорога.

Беспросветная тревога.

Еврейская (Э)миграция

Не прощаюсь.

Не прощаюсь!

Не прощаюсь?..

Жёлтый парус

Мне сигналы подаёт…

Возвращаюсь.

Возвращаюсь!

Возвращаюсь?..

Но меня уже никто не ждёт.

Так мотаются по свету иудеи,

лишь заслышат клич ужасный:

«Вон, евреи!».

И качаются по волнам иегудишки…

Может, скверные людишки?..

Прощания… Слёзы… Поехали… Москва… Прощания… Чоп…

Будапешт казался холодно-враждебным, красивым и непонятным, как сфинкс…


Приехали… Израиль… Встречали песнями… Доброжелательны… Неужели все они евреи?!

Ужас какой! То есть… Я хотел сказать: «Ужасно как интересно!».


В аэропорту какой-то совершенно секретный еврей попросил всё, как на духу, рассказать. Ну я ему и рассказал эту «маису» с КГБ.

Ироническое подражание внеисторической песне

Был и я простачок и в те годы не раз

Про ночной Тель-Авив слушал вещий рассказ.

Как возил «йеhудим» в Израиль тарантас.

Тарантас назывался тот «Боинг».

И душа рисовала картины в тоске,

Будто мчусь в Тель-Авив на своём велосипе,

А Иудейские горы царят вдалеке

И, возможно, прекрасны собою.

Припев:

Сладострастная отрава, золотой Иерусалим,

Где синагоги притулились под церквями.

Про тебя жужжат евреи

Над ухом моим:

«Иерушалаим, Джерусалем, Иерусалим,

Тель-Авив,

“Селяви”».

Съёмная квартира… Мисрад клитя… Ульпан…


Женя с Мишей решили покинуть Ленинград. Спрашивают, куда покидать.

А что ответить? Страной, вроде, горжусь. Труда и крови вложено много. Ну, работы нет, так это временно.

Жарко? Есть кондиционер… Правда, дорого… Арабы, теракты? Так это тоже временно?.. Землетрясения?.. Может больше не будет?.. Евреи?.. Так, может, всё же не все плохие?.. И есть места красивые… Правда, могут отобрать…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3