Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Орланда и Орландина (№2) - Серебряный осел

ModernLib.Net / Юмористическая фантастика / Лещенко Владимир / Серебряный осел - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Лещенко Владимир
Жанр: Юмористическая фантастика
Серия: Орланда и Орландина

 

 


И в этот момент, словно получив неслышный приказ, чудовище направилось к Стиру, подминая кусты и траву.

Поэта охватила паника.

Мимолетным ударом железной руки, от которого у певца все внутри буквально оборвалось, Горро сбил его наземь. Затем поднял и встряхнул за шкирку, словно щенка. Парень повис в руке великана, медленно вращаясь над землей, точно мешок на крюке.

Барахтаясь в воздухе, Стир заорал и даже пару раз ухитрился стукнуть киммерийца кулаком под дых. Но твердая длань Горро по-прежнему удерживала его на весу.

В свете полной Селены юноша в подробностях разглядел ящера.

Тварь была страшна и вместе с тем отличалась какой-то извращенной красотой. Голова почти ровной четырехугольной формы, подобная голове морского крокодила, только еще уродливей и страшнее. Шкура металлически-бурого цвета, украшенная черными пятнами, трехгранный хвост, напоминающий клинок. Длинное худое тело, белесое брюхо, под которым болталась огромная (уж побольше, чем у человека) мужская снасть. К тому же чудище изрядно смердело.

Дракон, как показалось Стиру, с любопытством изучал болтающегося в воздухе певца. А потом на лбу, чуть выше светящихся желтых глаз, вдруг открылось третье око – маленькое и красное.

Юноше безумно захотелось потерять сознание, но, несмотря на весь ужас, испытываемый им в эти мгновения, он оставался в здравом уме и твердой памяти.

– Так как, господин, покормим дракошку? – осведомился исполин у понтифика и приподнял беспомощно болтающегося поэта повыше, словно предлагая его рептилии.

Ящер с готовностью наклонился, отверзая пасть.

Коротышка закрыл лицо руками, оба воина отвернулись, причем Стир успел различить на лице «козлобородого» брезгливую жалость – как к мыши, терзаемой кошкой.

– Подожди, Горро, – прозвучал скрипучий голос. – Наша «птичка» уже ела и может отяжелеть. А ведь нам с нею еще лететь весь завтрашний день. Я придумал кое-что получше. Давно хотелось проверить одну вещь… Отпусти-ка его.

Здоровяк швырнул Стира наземь, так что тот оказался на четвереньках, и тут же отскочил подальше.

Прижав посох к груди обеими руками, старик начал что-то бормотать.

Стир, понимая, что ничего хорошего его не ждет, приготовился было задать деру.

Но внезапно почуял, как одежда на нем расползается клочьями, словно ветхая от старости ряднина.

Еще несколько секунд – и вот он оказался совершенно голым.

Горро захохотал:

– Ничего цыпленочек, а, Стратопедавт?!

Ученый промолчал, потрясенно наблюдая за происходящим.

– Святой отец, так ли необходимо все это? – поморщился младший из воинов.

– Он видел нас, Парсифаль! – не разжимая челюстей, процедил старец. – Мы не можем так рисковать!

Навершие его жезла вспыхнуло, выбросив конус мертвенного синеватого света, подобного болотным огням.

Свет густел, наливался силой, и вот уже перед стоявшими на поляне возникло что-то похожее на большое фосфорически сияющее яйцо.

Оно бешено завертелось вокруг своей оси, будто веретено в руках пряхи. А потом вдруг лопнуло, беззвучно растаяв, и глазам присутствующих предстал…

– Ай-ай-ай, не могу! – загоготал, заходясь от щенячьего восторга, Горро, хлопая себя по ляжкам. – Осел!! Ну и ну! Это ж надо было придумать! Осел!!

– Нет! Нет! Не может быть! – с ужасом заорал Стир.

Но вместо членораздельной речи ночной лес огласило жалобное:

– И-а! И-а!

И тут спасительная тьма накрыла его сознание.


– Когда я очнулся, – закончил несчастный поэт, обливаясь слезами, – уже наступило утро. На поляне никого не было…

– А как ты попал к тому крестьянину, у которого мы тебя купили? – спросила всхлипывающая Орланда.

– И когда понял, что таки умеешь нормально говорить? – присоединилась к сестре амазонка.

Во время Стирова рассказа она не проронила ни слова и лишь скрипела зубами при всяком упоминании поэтом имени верховного понтифика Британии.

– Ой, да практически сразу же. Лишь взглянул на солнышко и сразу же начал слагать печальную песнь о своей горькой участи. Вот, послушайте.

Задрав голову к небу и выставив вперед правую переднюю ногу, поэт взревел:


О, шкура бедная моя,
Копыта, уши, хвост…

– Дай святой Симаргл терпения! – закатила очи горе Орландина. – Как-нибудь потом споешь. Сейчас не время и не место.

Ваал был с ней полностью солидарен. Когда его четвероногий и хвостатый друг «запел», кусик снова спрятался в котомку Орланды, откуда, в конце концов, было вылез.

– Отчего же? – воспротивилась нимфа. – Пусть продолжит. По мне, так совсем неплохо. Давненько не слыхала такой экспрессии.

Воительница злобно зыркнула на зеленоволосую. Ишь, любительница лирической поэзии нашлась.

– Потом так потом, – покладисто согласился осел и вздохнул. – Такова планида несчастного певца. Отовсюду его гонят, никто не хочет заглянуть ему в душу, посочувствовать.

– Ой, да сочувствуем мы! – всплеснула руками бывшая послушница. – С чего ты взял, что нам все равно?

Она никак не могла прийти в себя.

Нет, конечно, Орланда читала в книгах о подобных чудесах. У того же Лукиана и бесподобного Апулея. Но полагала это не более чем выдумкой, плодом вдохновенной фантазии сочинителей. А здесь такое творится у нее на глазах!

– А к селянину я попал очень даже просто, – продолжил немного успокоившийся Стир. – Когда я вы шел из леса, то набрел на капустное поле. Мучимый лютым голодом и не менее тяжкими душевными муками, стал ощипывать кочан. Тут откуда ни возьмись выскочил этот поселянин и принялся осыпать меня площадной бранью и увесистыми ударами дубинки. О, злая Фортуна!

Осел в очередной раз залился слезами.

– Перестань ныть! – возмутилась Орландина. – Ты же мужчина!…

И тут же заткнулась, поняв, что ляпнула глупость.

– Я, натуральным образом, возмутился. И спросил его, а не много ли он себе позволяет? Видели бы вы рожу несчастного. Он едва сам не лишился дара речи, услыхав мою.

Орланда, живо вообразив себе эту картинку, не сдержавшись, захихикала. Ее поддержала и нимфа. Меотида вообще была беззаботной хохотушкой, смеявшейся как по поводу, так и без оного.

– Придя в себя, старик, живо скумекавший, что может неплохо нажиться на таком сокровище, как я, взнуздал меня и направился в Тартесс, надеясь выручить за говорящую животину неплохие деньги. Что и произошло, когда он повстречался с вами.

– А я-то думала, с чего бы он заломил с нас такую несусветную цену, – нахмурила брови амазонка. – Словно породистого скакуна, а не паршивого ишака продавал.

– Но-но! – возмутился столь нелестной характеристикой длинноухий. – Полегче, подруга!

– Что ж это Мерланиус такого маху дал? – задумчиво молвила нимфа. – Оставил тебе речь. Странно…

– Полагаю, это вышло против его желания, – предположила Орланда. – Он просто не проверил, всецело полагаясь на свое могущество.

– Он не знал, что я поэт! – гордо воскликнул Стир. – Мы, служители Аполлона, обладаем особым даром…

– Те-те-те, – язвительно перебила его Орландина. – С каких это пор ты верующим заделался? Сам же бахвалился, что атеист, в богов не веришь.

Осел нахмурился:

– Когда это было. Я теперь на многое смотрю другими глазами.

– Ну да, ослиными, – подначила амазонка.

– Нет, ну и язва же ты! – покачала головой лесная богиня. – Как тебе до сих пор язычок не укоротили?

Орландина хотела было ответить зеленоволосой задаваке как следует, но сдержалась.

И в самом деле, какая это муха ее укусила? Неужели она так близко к сердцу приняла то, что произошло с ее мимолетным знакомым? Ведь если рассудить, какое ей дело до чужих бед и несчастий? Со своими бы помогли боги справиться. Так нет же. Что-то давит на сердце и заставляет его бешено колотиться, пылая лютой ненавистью к проклятому колдуну. А к этой ненависти примешивается еще нечто неведомое, которому она не найдет названия.

– Ладно, – закусила до крови губу. – Что делать-то будем? Ему можно чем-нибудь помочь? – не поднимая глаз на нимфу, спросила у Меотиды. – Ты как насчет того, чтобы попытаться снять заклятие?

– И пробовать не стану! – покачала головой зеленоволосая красавица. – Силенок у меня не хватит, чтобы тягаться с Мерланиусом.

– Тьфу, – сплюнула амазонка. – А еще лесной богиней зовешься!

– Договоришься! – пригрозила Меотида. – Сейчас как превращу тебя в жабу! Уж на это моей власти достаточно.

– Девочки, не ссорьтесь! – вмешалась Орланда, умоляюще заломив руки. – Тут человека спасать нужно!

Прознатчица опомнилась. И впрямь, на кого пасть раскрывает.

Угомонилась и нимфа.

– Понимаете. Если бы это заклятие наложила какая-нибудь знахарка или колдунья, то снять его было бы несложно. Нашему Стиру достаточно было бы пожевать роз. И он вновь бы обрел свой прежний облик.

– Так вот зачем он бросился к розовому кусту! – поразилась бывшая послушница. – Рецепт Апулея!

– Ну да! – подтвердил длинноухий. – Что ж я, «Метаморфозы» не читал, по-твоему? За кого ты меня принимаешь!

– И что теперь? – потупилась воительница для того, чтобы никто не увидел слез бессилия, внезапно выступивших у нее на глазах.

– Надо подумать… – протянула Меотида.

– А пока, может, сообразим что перекусить? – предложила Орланда.

– Тебе бы все лопать да лопать, – проворчала сестра. – И куда только все девается?

Завистливо окинула взором ладную фигурку девушки.

– Я не возражаю! – радостно проржал Стир. Ваал тоже был всеми четырьмя лапами «за». Нимфа воздержалась. Она ведь вкушала пищу не так, как люди.


– А вообще, как ты питаешься? – чавкая сочной куриной ножкой, поинтересовалась у Меотиды Орланда. – Нет, я, конечно, знаю о том, что пищу тебе надобно сжечь, чтобы ты вдыхала жертвенный дым и все такое… Но вот поконкретнее бы хотелось…

– Любопытство – большой порок! – совсем как Кезия, настоятельница Сераписской обители Марии-Магдалины, изрекла лесная богиня и сдвинула зеленые бровки.

– Нам, право, неудобно, – церемонно заявил Стир, оторвавшись от брюквины. – Мы набиваем свои желудки, а дама…

– Помолчал бы, женский угодник, – фыркнула невесть чем раздосадованная амазонка.

Нимфа, прищурив глаз, заинтересованно посмотрела на девушку. Побуравив ее минуту-другую внимательным взглядом, вдруг хмыкнула и легонько хлопнула себя ладонью по лбу:

– Ну конечно же, как я сразу не поняла!

Сказала это тихо, обращаясь сама к себе, но Орлан дина краем уха чутко уловила ее слова.

– Что, нашла средство?! – вскинулась.

Меотида грустно покачала головой:

– Пока нет.

Прознатчица достала из седельной сумы объемистую флягу и поболтала ею. Внутри сосуда что-то забулькало.

– А то выпей, – прищурилась на зеленоволосую, – говорят, иногда помогает умственной деятельности.

– Что ты! – прикрикнула на нее всезнайка-сестра. – Ей же положено возлияние совершать!

– А и совершим! – пожала плечами амазонка. – Что нам стоит храм построить?

Встала на ноги, в два прыжка подскочила к алтарю и, откупорив пробку, начала тоненькой струйкой лить вино на землю перед жертвенником, приговаривая:

– Святая нимфа Меотида, прими наше возлияние и помоги нам!

Произнеся ритуальные слова три раза, низко поклонилась лесной богине и выжидающе стала разглядывать ее.

Сначала, казалось, ничего не произошло.

А потом нимфа… неожиданно икнула.

– Забористое! – утерлась рукой. – Фалернское, что ли? Давненько его не пивала!

– Тартесское! – ответила Орландина.

– Да? Стр-ранно. Впрочем, тоже весьма и весьма недур-рственно.

Заметив, что язык божества стал малость заплетаться, учтивая Орланда мигом сунула нимфе грушу. Та, не чинясь, приняла подношение и со смаком вгрызлась в желто-красный бок плода.

Любопытная христианка с раскрытым ртом созерцала, как насыщается «языческая демоница».

И вот что удивительно. За все это время Орланда ни разу не сотворила отгоняющую бесов молитву и даже не перекрестилась. Не потому ли, что амулет со странными письменами, висевший у нее на шее, был спокоен, не вещуя ничего опасного? Или оттого, что девушке была симпатична эта смешливая зеленоволосая красавица? А может, перевидав за последний месяц столько странного, начиная с Тартесса (если, конечно, не считать кратковременного столкновения с лешим еще в Сераписе), она уже просто перестала удивляться всему необычному!

Кто знает? Разве что один Господь Вседержитель.

– Хор-рош-шо-о! – сладко, аж косточки хрустнули, потянулась Меотида. – Ой, девки, до чего же хорошо жить! Сейчас бы сплясала…

Внезапно ее взгляд натолкнулся на скукожившегося Стира, вяло помахивавшего хвостиком, и нимфа спохватилась:

– Да! Поэт! Я придумала!

Ослик-стихотворец с надеждой поднял голову и поставил уши торчком.

– Тебе бы в Дельфы надо добраться, вот!

И внезапно перешла на торжественно-певучий гекзаметр:


Там, у оракула светлого Феба испросишь совета.
Бог-покровитель поэтов поможет тебе непременно.
В водах Кастальских очистишься, воздух вдохнешь ты Парнасский.
Глядь, и спадет с плеч твоих ненавистная шкура, и уши,
Руки и ноги и прочие члены опять человечьими станут!

– Ух! – закончив пророчества, утерла пот со лба Меотида. – И хлопотное же это дело – прорицать будущee. Умаялась вся! Давненько этим не занималась.

– А поможет? – уныло усомнился Стир в действенности предлагаемого средства.

– Ты не веришь всемогуществу сребролукого Аполлона?! – грозно нахохлилась нимфа.

– Верю, верю! – отшатнулся от фурии серебристый ослик. – Но все же сомнения есть.

– Ну не поможет Феб, другие найдутся, – махнула рукой зеленоволосая, жадно присматриваясь к вожделенной фляге. – У них там, в Дельфах, полно великих магов и чародеев. Как мухи вьются рядом с оракулом, ожидая выгодных клиентов.

– Одним словом, – подвела итог Орландина, – нужно двигаться в Дельфы?!

– Ага! – радостно подтвердила лесная боги ня. – Хуже все равно не будет, а так хоть надежда есть.

«Ничего себе крюк», – подумала воительница. Это ж совсем в другую сторону от Сицилии и их предполагаемого маршрута. Не один месяц добираться придется. И денег сколько изведут. Их и без того кот наплакал. Положим, не так и мало, чтобы им помереть с голоду, но все же…

Амазонка с сомнением посмотрела на Стира. Стоит ли этот незадачливый поэт того, чтобы они так о нем беспокоились, рисковали собственным благополучием?

Перевела взгляд на Орланду. Ну с этой все понятно. Как всегда, распахнула во всю ширь глазищи, полные слез, и молитвенно сложила на груди руки, ожидая сестриного решения. Хорошо устроилась. Нет бы самой хоть раз сделать ответственный шаг.

Ваал? Кусик снова залез на ослиную спину и что-то успокаивающе насвистывает в длинное волосатое ухо. Ишь, спелись, красавцы.

Поймав на себе лукавый взгляд зеленоволосой богини, Орланда с вызовом посмотрела ей прямо в глаза.

Меотида улыбалась во весь рот, легонько кивая амазонке головой.

И что ей только от нее надобно? Тоже ждет решения? А ее это каким боком задевает?

– Что ж… – Прознатчица сделала паузу, принимая окончательное решение. – В Дельфы так в Дельфы!

– Иисусе Христе, Сыне Божий! – радостно закрестилась несостоявшаяся монашка и тут же осеклась, подумав, что не очень удобно поминать святое имя в присутствии нимфы.

– Ур-ра! И-а! И-а! И-а! – взревел Стир.

«Ку-и! Ку-и!» – запищал кусик, словно и он понял, о чем идет речь.

А зеленоволосая продолжала кивать, все так же загадочно улыбаясь.

Глава 3

В УВЕЧНОМ ГОРОДЕ

– Ну и что там у нас с наличностью? – поинтересовалась Орландина, когда сестра закончила подсчет имеющихся у них средств.

Ланда вздохнула. Сумма, мягко говоря, не впечатляла.

– Пятнадцать ауреусов, двадцать денариев, три сестерция, – четко отрапортовала девушка. – Ну и мелочь… Мало.

– Ничего себе! – присвистнула амазонка. – Да мы настоящие богачи! Пятнадцать ауреусов! Почти шестнадцать. Шутка ли! Да мне за такие деньжищи в Сераписском вольном легионе год с хвостиком пахать надо было. Или полгода трубить на войне! А ты…

Она обиженно отвернулась.

Бывшая послушница не стала пререкаться. Сестра взвалила на нее обязанности финансиста и особенно не вникала, куда и на что идут деньги. А они таяли, утекая, словно вода сквозь пальцы. То за постой нужно было заплатить, то за проезд. Мостовой, въездной, выездной сборы. А продукты? В этой Италии везде такая дороговизна.

Предстоящий визит в Рим грозил нанести ощутимую брешь их сбережениям.

– Надо экономить, – в который раз напомнила христианка. – До Брундизия еще далеко. Да и кто знает, сколько с нас там возьмут за проезд до Ахайи. Уж точно не меньше, чем в Новом Карфагене. Опять же и до Дельф нужно будет добираться, и там платить за постой и за исцеление Стира…

– Вот уж навязался на нашу голову! – перенесла свое раздражение амазонка на несчастного поэта. – Не будь тебя, мы сейчас уже точно бы до Мавретании добрались!

Осел-стихотворец часто захлопал ресницами.

– Ну я же не просил…

– Заткнись, пожалуйста! – ткнула ему кулак в морду Орландина. – Что сделано, то сделано. Давайте лучше придумаем, как нам пополнить казну.

– Можно попросить подаяния Христа ради… – заикнулась было несостоявшаяся монашенка, но сестра одарила ее таким кислым взглядом, что Орланда поспешила закрыть рот на замок.

– Ну да, подадут, как же! Как увидят двух здоровых девок, да еще с нагруженным ослом, так сразу расчувствуются и слезу пустят! Придумай что-нибудь поумнее…


Они находились на возвышении к северу от города.

Рим лежал внизу среди холмов, весь в развалинах, будто после нашествия. Хотя последнее нашествие было тут несколько веков назад, а последний бунт – лет сто тому.

Девушки стали спускаться, миновали целую цепочку надгробий и въехали на небольшую площадь. Там валялись кучи отбросов, несло зловонием. По левую руку тянулся холм, заросший одичавшим виноградником.

Улицы, по которым они двигались, были узкие, со скверными мостовыми. Большая часть зданий была разрушена. Среди развороченных мраморных плит паслись тощие коровы и драные козы. Куда ни глянь, валялись кучи отбросов, от которых несло зловонием. Под ноги попадались неубранные трупы дохлых кошек и собак. В грязном городе холера была частой гостьей, и могильщики не оставались без работы.

Тут и там можно было видеть, как кто-то воровски разбирал стены, похищая камень… А вот на волах провезли мраморную колонну.

Между обитаемыми домами тянулись целые кварталы заброшенных жилищ, в трещинах стен зеленели ползучие растения. Огибая какой-то храм, они увидели, что внутри устроен загон для свиней. Запах смутил не только Орланду, но и ко многому привыкшую воительницу.

Не менее ядреный дух тянулся из подземелья какого-то дворца (вернее сказать, бывшего дворца). Видать, не первое поколение окрестных жителей пользовались им как отхожим местом (как будто канализацию не для них копали!).

Шум встречных повозок, дребезжавших на неровных каменьях, был так силен, что Орландина едва улавливала слова сестры. Та показывала ей древние гробницы, Марсово поле близ Тибра, где жили самые бедные обитатели града, – их домишки ютились между старинными дворцами, столь обветшалыми, что они, казалось, могли рухнуть в любую минуту.

Стайки чумазых, одетых в отрепья детишек сновали по улочкам, пытаясь стянуть у зазевавшихся прохожих несколько монет или, если повезет, весь кошелек. Около грязных забегаловок околачивались полупьяные мужики со сломанными носами и подбитыми глазами, высматривавшие по сторонам с кем бы завести потасовку. Ночные горшки без предупреждения выплескивались на улицу или на неосторожного прохожего. Время от времени огромные крысы перебегали улочки и скрывались в грязных подворотнях.

Орландина чувствовала смесь жалости и брезгливости.

Рим, прародитель Империи, гражданкой которой она, как бы там ни было, всегда себя ощущала, оказался грудой загаженных развалин.

Но вот они добрели до мест, где уже было что-то похожее на нормальную городскую жизнь.

То был довольно большой, относительно чистый и упорядоченный базар, где имелись не только торговцы и мраморные прилавки для них, но и эдил с десятком стражников.

Торговые ряды показались наемнице очень опрятными и привлекательными. Женщины покупали здесь овощи и цветы, сыр, мясо и рыбу.

Впервые с тех пор, как они вошли в Вечный (нет, скорее уж увечный) город, ее настроение улучшилось.


Гостиница стояла на самом перекрестке.

Заведение было похуже достопамятного тартесского «Хозяина морей» (чтоб тот вертеп сожгли пьяные солдаты Аргантония!). В нем было три этажа. Комнаты хотя и небольшие и скудно обставленные, были чистыми, а с кухни доносился аппетитный запах.

Номера сдавали шлюхам, астрологам, борцам и колесничим, ворам средней руки, торговцам, небогатым путешественникам.

Впрочем, выбирать не приходилось. Это было первое более-менее нормальное жилье почти за два последних месяца.

Вещи им помог подтащить ловкий малый лет шестнадцати, пожилая же привратница взяла на себя заботу об Асинусе.

(После того как сестры узнали, что под ослиной шкурой скрывается бродячий певец и поэт Стир Максимус, ездить на нем верхом им показалось неудобным. По обоюдному согласию, длинноухий стал использоваться лишь для перевозки их нехитрого багажа.)

Пока сестра устраивалась в номере, проголодавшаяся послушница спустилась в триклиний постоялого двора, где за чистыми столиками чинно сидели или возлежали на ложах постояльцы, вкушая яства.

– Чего желаете? – осведомился у девушки подбежавший подавальщик. – Могу предложить восхитительный горячий хлеб, выпеченный с добавлением апельсинового сока. Начните с него, не прогадаете: это куда лучше, чем любое пирожное. Да, кстати, пирожные у нас тоже есть. А запить? Стаканчик горячего вина или подогретое пиво с пряностями? А вот, кстати, и превосходнейший мед. А этот сыр приготовлен по рецепту императорских сыроварен. – Он закатил глаза и аппетитно причмокнул губами. – А что скажете насчет этой прелестной колбасы? Укажу, что при ее приготовлении использовалось мясо теленка и молочного поросенка.

– А можно зайца? – робко поинтересовалась Орланда.

– Никаких зайцев! – отрезал подавальщик. – 3аяц – это плебейская еда! У нас такого не подают.

– Ну тогда, пожалуйста, что-нибудь вот на эти деньги. – Она пододвинула в сторону официанта пару монет.

Лицо его отразило среднюю степень брезгливости.

– За такие деньги у нас ничего не продают. Разве только… Сходите на кухню, там угостят «крысиным хвостом».

Услышав такое предложение, Орланда возмущенно вскочила, пытаясь вспомнить те слова, что иногда употребляла ее сестра, но, как назло, от волнения все забыла.

– Что такое, сестренка? – спросила воительница, уставившись на возмущенное личико ворвавшейся в номер христианки.

– Ну и цены у них! Он сказал, что за эти гроши мы можем получить только… Только крысиный хвост. Вот…

Орланда виновато потупилась, запнувшись.

– Ладно, будем, значитца, есть «крысиный хвост», что ж теперь делать? – философски произнесла амазонка и, увидев выражение лица сестры, поспешила объяснить ей, в чем дело. «Крысиным хвостом» именовалось кушанье, приготовляемое на постоялых дворах, ночлежках и вообще везде, где хозяева считают, что человек недалеко ушел от скотины.

Говорят, изобретший его повар получил награду от кого-то из правителей. Тот был весьма рад столь дешевому способу накормить подданных. Разнообразные объедки, накопившиеся за несколько дней или же задешево скупленные у лавочников куски – от сырных корок до переваренных овощей и шкурки от сала, старательно перемешивались, мелко рубились, а затем варились, превращаясь в условно съедобное рагу. Свое название сие кушанье получило вовсе не по популярному танцу, а потому, что, случалось, в заведениях средней паршивости в нем, по словам бывалых людей, можно было запросто найти эту часть тела серого пакостного грызуна.

Бывшая послушница тем не менее решительно отказалась от подобного блюда, и по обоюдному согласию было решено выделить еще пару монет на пропитание.

Поужинав и забрав немного еды для сестры, Орланда вернулась в номер и обнаружила, что ее спутница заснула.

Вздохнув, она тоже легла, но сон не шел, и девушка раскрыла окно, некоторое время любуясь открывавшимся с третьего этажа видом.

Западный край неба еще горел последними красками заката, с крыш стекал горьковатый и сладкий дым – город ужинал, перед тем как отойти ко сну.

Запахи рыбы и чечевицы, приправленной чесноком, щекотали ноздри.

Возле фонтана усталыми голосами переговаривались женщины, наполняющие амфоры водой, где-то кричали играющие дети…

Подобно горящим бабочкам, тут и там в сумерках затрепетали огоньки масляных светильников, красновато вспыхивали жерла жаровен, когда кто-то обмахивал уголья или вдувал в печь воздух через деревянную трубу.

Так она и задремала, сморенная Морфеем.


Наступило утро, солнце светило в окно сквозь оконный переплет и прозрачные роговые пластины.

Позавтракав и проведав Стира, сестры выбрались из гостиницы и остановились как вкопанные.

Прямо на площади давал представление бродячий цирк.

Нарумяненный полуголый канатоходец балансировал над толпой, делая вид, будто вот-вот упадет (а может, и в самом деле с трудом удерживался).

Зрители вопили от восторга, причем половина из них предвкушала, как бедолага вот-вот брякнется вниз. Крики ужаса сменялись восторженными аплодисментами.

А между делом шустрый мальчишка бегал среди зрителей, протягивая кувшин, куда те бросали плату за представление. Народ не скупился.

Потом под звуки египетской флейты из шатра появилась пышногрудая женщина в прозрачном покрывале. Она щелкала бичом, и тот обвивал ее тело, точно змея. У женщины были черные волосы и глубокие черные глаза.

Застучали барабаны – сначала медленно, потом все быстрее, и помощники вывели двух белых лошадей.

Снова свист бича – и лошади с громким ржанием опустились на колени. С неожиданной для ее комплекции легкостью женщина высоко подпрыгнула, встав широко расставленными стройными ногами на спины лошадей, и погнала их вскачь.

Затем выскользнули акробаты и мимы.

Акробаты проделывали просто фантастические трюки: изгибались, принимая немыслимые позы. Их кульбиты поражали воображение. Казалось, для них не существует земного притяжения. А когда все восемь взгромоздились один на другого, образовав гигантскую пирамиду, и стали при этом делать всякие непристойные жесты, публика пришла в неописуемый восторг.

Акробатов сменили пожиратели огня, а затем жонглеры. Появившиеся после жонглеров менестрели играли на своих инструментах и пели песни.

Наконец, на площадку вышел полуголый мулат, за поясом которого торчало с дюжину кинжалов. Его сопровождала тоненькая девушка, на которой не было ничего, кроме символической набедренной повязки и тяжелого ожерелья, прикрывавшего грудь (слишком массивного, чтобы быть настоящим).

Два подручных установили сколоченный из досок щит, а затем как ни в чем не бывало принялись привязывать к нему девушку, не забывая как бы невзначай слегка сдвинуть ожерелье.

Артист тем временем демонстрировал почтеннейшей публике свое владение кинжалами.

Удивительно ловко он жонглировал одновременно шестью кинжалами: они летали, у него с такой скоростью, что были почти неразличимы, но каждый раз попадали рукояткой ему точно в ладонь. Казалось, они образовали сплошной сверкающий круг.

Амазонка с сожалением подумала про себя, что до такого ей далеко. Правда тут же уточнила, что в настоящем бою все эти выкрутасы мало помогут.

Циркач опять собрал кинжалы и начал теперь с силой кидать их в уже привязанную девушку.

Казалось, каждый бросок будет последним и пригвоздит красавицу к щиту. Но с невероятной ловкостью она уворачивалась от смертоносной стали.

Зрители вопили от восторга, не понимая, как она умудряется избежать рокового попадания. Кинжалы летели в нее один за другим, с неимоверной быстротой, а она ни разу не отступила за край щита.

– Это невероятно! – выдохнула Орланда. – Этого не может быть. Наверно, здесь какой-нибудь фокус.

– Нет, – покачала головой амазонка, – тут все чисто. Просто они мастера своего дела. Я бы тоже смогла так бросить. Может не так красиво, но не хуже.

Номер закончился под восторженные крики публики, и жонглер опять собрал кинжалы.

Аплодисменты стихли, когда зрители поняли, что выступление еще не закончено.

Девушка встала спиной к щиту: ноги вместе, руки прижаты к телу.

Жонглер оставил себе на этот раз только пять кинжалов: три в правой руке и два в левой.

Он выдержал драматическую паузу, и все в ожидании затаили дыхание глазами толпу.

Артист резко выбросил вперед обе руки одновременно, и в девушку полетели все пять кинжалов разом. В то же самое мгновение она раздвинула ноги и подняла руки на уровень плеч.

Кинжалы, выпущенные левой рукой, вонзились в дерево по обе стороны от ее шеи, причем настолько близко, что едва не поцарапали кожу. Из трех других кинжалов два вонзились прямо под мышками; обтянутые кожей рукоятки касались боков девушки. Пятый кинжал вонзился между ногами, почти там, где они переходили в лоно.

Жонглеры убежали, унеся на плечах щит с по-прежнему привязанной девицей.

Мальчик вновь обежал толпу, и было видно, что его кувшин изрядно потяжелел.

И тут к толпе вышел…

Орланда едва не упала со скамьи – к толпе вышел не кто иной, как пан Будря!!!

– Смотри! – толкнула она локтем сестру. – Это… это же…

– Да, я узнала, – вполголоса бросила амазонка.

Одет старый лех был смешно, хотя и пышно.

Длиннополый кафтан без рукавов, широкие бархатные штаны, заправленные в красные сапоги с отворотами, атласный кушак, на котором висела длинная кривая сабля: на взгляд Орланды, большая и страшная, а по мнению Орландины, тяжелая и неудобная в бою.

Интересно, что он будет делать? Фехтовать? Или еще какие-нибудь фокусы показывать?

Но вместо этого их давний знакомец заговорил.

– Вы думаете, цо перед вами какой-то никчемный старый толстяк?! – спросил он, обведя выкаченными

– Если бы вы знали, кто я, то лопнули бы от зависти! Я знатней любого патриция, если хотите знать! – выкрикнул Будря. По толпе пробежал смешок.

– Я – лех! – изрек он. – Да знаете ли вы вообще цо то есть: быть лехом?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4