Клаудия. У меня сердце разрывается, когда об этом думаю... Неужели мы должны совсем потерять нашу единственную, нашу милую дочь!
      Одоардо. Что ты называешь потерять ее? Знать, что она в объятиях любви? Не смешивай радость, которую она приносит тебе, с ее счастьем. Ты хочешь оживить мое давнее подозрение, будто шум и рассеяние света, близость двора, скорее, чем необходимость дать нашей дочери приличное воспитание, побудили тебя остаться с нею здесь, в городе, вдали от мужа и отца, который так любит вас.
      Клаудия. Как это несправедливо, Одоардо! Но позволь мне сегодня привести один-единственный довод в пользу этого города, этой близости ко двору, который так ненавистен твоей строгой добродетели. Здесь, только здесь любовь могла соединить созданных друг для друга. Только здесь граф мог найти Эмилию и нашел ее.
      Одоардо. Это я допускаю. Но, добрая моя Клаудия, разве ты права потому только, что исход дела оправдывает тебя!.. Хорошо, что так кончилось с этим городским воспитанием! Не будем считать себя мудрыми там, где нам только посчастливилось! Хорошо, что так кончилось!.. Теперь они, назначенные друг для друга, соединились. Пусть же теперь они отправятся туда, куда призывает их невинность и тишина... Что делать здесь графу? Гнуть спину, льстить и ползать да стараться взять верх над разными Маринелли, чтобы добиться, наконец, успеха, которого ему не нужно? Чтобы удостоиться в конце концов почестей, которые для него ничто?.. Пирро!
      Пирро. Я здесь.
      Одоардо. Ступай, отведи моего коня к дому графа. Я приду вслед за тобой и поеду оттуда.
      Пирро уходит.
      Зачем графу здесь служить, когда там он может повелевать? К тому же ты не думаешь, Клаудия, о том, что он из-за нашей дочери окончательно портит свои отношения с принцем. Принц ненавидит меня.
      Клаудия. Может быть, меньше, чем ты опасаешься.
      Одоардо. Опасаешься? Очень я этого опасаюсь!
      Клаудия. Говорила ли я тебе, что принц видел нашу дочь?
      Одоардо. Принц? Где же?
      Клаудия. У канцлера Гримальди на последнем вечере, который он удостоил своим присутствием. Он проявил к ней такую благосклонность...
      Одоардо. Такую благосклонность...
      Клаудия. Он так долго беседовал с ней...
      Одоардо. Беседовал с ней?
      Клаудия. Повидимому, был так очарован ее веселостью и остроумием...
      Одоардо. Так очарован?
      Клаудия. Так усердно превозносил ее красоту...
      Одоардо. Превозносил? И ты рассказываешь все это мне с таким восторгом? О Клаудия! Клаудия! Тщеславная, безумная мать!
      Клаудия. Почему же?
      Одоардо. Ну, хорошо, хорошо! И с этим кончено! Ах, когда я только себе представляю... Вот куда меня можно было бы так смертельно ранить!.. Сластолюбец, который восхищается, домогается своего... Клаудия! Клаудия! Одна мысль об этом приводит меня в бешенство... Ты должна была сейчас же известить меня... Однако мне бы не хотелось сегодня говорить тебе что-нибудь неприятное. А если я задержусь (она хватает его за руку), это непременно случится. Поэтому пусти меня! С богом, Клаудия! Надеюсь, вы благополучно приедете вслед за мной!
      Явление пятое
      Клаудия. Что за человек! О, грубая добродетель!.. Если только она заслуживает этого имени. Все кажется ему подозрительным, достойным кары!.. Если это называется знанием людей, то кто желал бы обладать этим знанием?.. Но где же Эмилия? Принц - враг ее отца. Следовательно, если он обратил свой взор на дочь, то единственно для того, чтоб ее опозорить.
      Явление шестое
      Эмилия и Клаудия Галотти.
      Эмилия (вбегает, в страхе и смятении). Слава богу! Слава богу! Теперь я в безопасности. Или он и сюда последовал за мной? (Откинув вуаль и увидев мать.) Не преследует ли он меня, матушка? Нет, благодарение небу!
      Клаудия. Что с тобой, дочь моя? Что с тобой?
      Эмилия. Ничего, ничего...
      Клаудия. Ты так дико озираешься вокруг? И вся дрожишь?
      Эмилия. Что мне пришлось выслушать! И где, где должна была я это услышать!
      Клаудия. Я думала, ты в церкви...
      Эмилия. Там это и случилось. Что церковь и алтарь пороку? Ах, матушка! (Бросается в ее объятия.)
      Клаудия. Говори, дочь моя... Не мучь меня этими страхами... Что могло случиться с тобой плохого там, в храме?
      Эмилия. Никогда моя молитва не должна была бы быть более искренней *и горячей, чем сегодня. И никогда она не была более далекой от этого.
      Клаудия. Мы - только люди, Эмилия. Молитвенный дар не всегда в нашей власти. Для неба желание молиться - уже молитва.
      Эмилия. И желание грешить - уже, грех.
      Клаудия. Этого моя Эмилия не могла желать!
      Эмилия. Нет, матушка. Господня милость не дала мне пасть так низко... Но чужой порок может и против нашей воли сделать нас своим сообщником!
      Клаудия. Приди в себя! Соберись с мыслями, насколько это возможно... Скажи мне: что с тобой случилось?
      Эмилия. Только я преклонила колена - дальше от алтаря, чем обычно, потому что я слишком поздно пришла... только стала возносить мое сердце к всевышнему, как кто-то занял место вплотную сзади меня, совсем вплотную сзади меня! Я не могла отодвинуться ни вперед, ни в сторону, как ни хотела: я боялась, что молитва кого-либо из соседей помешает мне сосредоточиться... Молитва! Вот самое страшное, чего я боялась... Но прошло немного времени, и я услышала совсем у своего уха... после глубокого вздоха... не имя святого., а имя... не сердитесь, матушка, имя вашей дочери... Мое имя... О, если бы удар грома не дал мне дольше слушать!.. Он говорил о красоте, о любви... Он жаловался, что этот день, означающий счастье для меня, навсегда делает его несчастным... Он заклинал меня... Мне пришлось все это выслушать. Но я не оборачивалась. Я хотела показать вид, будто ничего не слышу. Что могла я сделать еще?.. Молить моего доброго ангела, чтобы он поразил меня глухотой, хотя бы даже навеки! Я молила его об этом. Единственно об этом могла я молиться... Наконец пришло время снова подняться. Служба кончилась. Я дрожала, боясь увидеть того, кто осмелился позволить себе такую наглость. И когда я обернулась и когда я его увидела...
      Клаудия. Кого, дочь моя?
      Эмилия. Угадайте, матушка, угадайте... Мне казалось, что земля разверзнется подо мной... Его самого.
      Клаудия. Кого же самого?
      Эмилия. Принца.
      Клаудия. Принца!.. Да будет благословенно нетерпение твоего отца, который только что был здесь и не захотел тебя дождаться!
      Эмилия. Отец был здесь и не захотел меня дождаться?
      Клаудия. Если бы ты в твоем смятенье и ему рассказала все это...
      Эмилия. Что же, матушка? Что ж он мог бы осудить во мне?
      Клаудия. Ничего, так же, как и во мне. И все же, все же... Ах, ты не знаешь твоего отца! В своем гневе он смешал бы преступника с невинной жертвой. В бешенстве ему бы показалось, что я способствовала тому, чего я не могла ни предупредить, ни предвидеть. Но дальше, дочь моя, дальше! Когда ты узнала принца... Я надеюсь, что ты достаточно овладела собой и выразила ему взглядом все презрение, которого он заслуживает.
      Эмилия. Я не овладела собой, матушка. После первого взгляда, когда я его узнала, у меня нехватило мужества еще раз на него посмотреть. Я побежала...
      Клаудия. А принц за тобой...
      Эмилия. Я этого не знала, пока на паперти не почувствовала, как меня схватили за руку. Это был он! От стыда я должна была остановиться. Вырваться от него? Но это обратило бы на нас внимание проходящих. Вот единственная мысль, на которую я была еще способна или о которой еще помню. Он говорил, и я ему отвечала. Но что говорил он, что я отвечала... если вспомню, - да... тогда я расскажу вам, матушка. Сейчас я ничего не знаю. Я была как в беспамятстве. Тщетно пытаюсь припомнить, как вырвалась я от него и выбежала прочь. Я опомнилась уже на улице. И слышу, как он бежит за мной, и слышу, как он вслед за мной вступает в дом, вместе со мной поднимается по лестнице...
      Клаудия. У страха глаза велики, дочь моя! Никогда не забуду, с каким выраженьем лица ты вбежала... Нет, он не мог осмелиться следовать за тобой сюда... Боже! Боже! Если бы твой отец это знал! Как он рассвирепел, когда узнал, что принцу доставило удовольствие встретиться с тобой на днях... Теперь успокойся, дочь моя. Сочти за сон все то, что с тобой случилось. Ведь это будет иметь, еще меньше последствий, чем сон. Сегодня все эти преследования окончатся для тебя.
      Эмилия. Нет; матушка. Граф должен это знать. Я должна рассказать ему.
      Клаудия. Ради всего на свете - не надо! Зачем это? К чему? Разве ты хочешь из-за пустяков - ну, конечно же, из-за пустяков - встревожить его? Даже если бы он сейчас и не встревожился, знай, дитя, что яд, который не действует сразу, тем не менее остается опасным ядом. Что не производит никакого впечатления на жениха, может подействовать на мужа. Жениху может даже показаться лестным победить такого важного соперника. Но когда он его уже победит, ах, дитя мое... как часто жених становится тогда совершенно другим существом. Да хранит тебя твоя звезда от этого испытания.
      Эмилия. Вы знаете, матушка, как охотно я во всем признаю превосходство вашего ума... Но если он узнает от другого, что принц сегодня говорил со мной? Разве мое умолчание рано или поздно не умножит его тревоги? Я все же думаю, что лучше мне ничего не таить от него на сердце.
      Клаудия. Слабость! Слабость влюбленной! Нет, ни в каком случае, дочь моя! Не говори ему ничего. Не показывай ему и вида.
      Эмилия. Хорошо, матушка! У меня нет своей воли, когда я с вами. Ах! (Глубоко вздохнув.) Теперь мне опять стало совсем легко. Какое я глупое, пугливое создание! Не правда ли, матушка? Я могла при этом и совсем иначе себя вести и все же была бы не более виновата, чем сейчас.
      Клаудия. Я не хотела тебе этого говорить, пока твой собственный здравый смысл не скажет тебе того же. И я знала, что он тебе это скажет, как только ты снова придешь в себя... Принц - человек галантный. Ты слишком мало привыкла к языку галантности, а он ничего и не значит. На этом языке простая любезность становится чувством, комплимент - клятвой, каприз - желанием, желание - умыслом. Ничто звучит на этом языке как все, и все на нем значит то же, что ничего.
      Эмилия. О матушка! Если так, то я с моими опасениями должна была показаться и вовсе смешной! Конечно, мой милый Аппиани ничего не узнает об этом! Он легко мог бы счесть меня скорее тщеславной, чем добродетельной. Вот он сам сюда идет. Это его шаги.
      Явление седьмое
      Те же и граф Аппиани.
      Аппиани (входит, глубоко задумавшись, опустив глаза; он приближается, не замечал Эмилии, пока она сама не подбегает к нему). Ах, моя дорогая! Я не ожидал встретить вас в гостиной.
      Эмилия. Я бы желала, чтобы вы, граф, были веселее даже там, где вы не ожидаете меня встретить... Так торжественны? Так задумчивы? Разве этот день не заслуживает более радостных порывов?
      Аппиани. Он стоит большего, чем вся моя жизнь. Но он полон для меня такого блаженства, что, может быть, само это блаженство делает меня столь задумчивым или, как вы называете, торжественным. (Заметив мать Эмилии.) Ах, и вы здесь, сударыня! Скоро я буду называть вас именем более нежным!
      Клаудия. И оно будет моею величайшей гордостью! Как ты счастлива, моя Эмилия! Почему твой отец не пожелал разделить нашей радости?
      Аппиани. Я только что вырвался из его объятий, вернее - он из моих. Моя Эмилия, что за человек ваш отец! Образец всех мужских добродетелей. В какую высь поднимается моя душа, когда я с ним! Моя решимость всегда быть добрым и благородным никогда не бывает сильнее, чем когда я его вижу, чем когда я думаю о нем. И чем же еще, как не воплощением этого желания, я могу сделать себя достойным чести называться его сыном, быть вашим, моя Эмилия?
      Эмилия. И он не пожелал меня подождать!
      Аппиани. Я думаю, это потому, что Эмилия в это краткое посещение слишком бы потрясла его, слишком овладела бы всей его душой.
      Клаудия. Он думал, ты занята своим свадебным нарядом, а услышал...
      Аппиани. То, что и я услышал от него с умилением и восторгом... Как прекрасно, моя Эмилия! Я найду в вас благочестивую жену, которая притом же не гордится своим благочестием.
      Клаудия. Все же, дети мои, надо делать одно и не забывать о другом! Уже время. Займись же, Эмилия, приготовлениями!
      Аппиани. Зачем, сударыня?
      Клаудия. Неужели вы хотите вести ее к алтарю вот в этом платье?
      Аппиани. Право, я только сейчас заметил. Кто может смотреть на вас, Эмилия, и думать о вашем наряде?.. Почему бы ей не итти под венец такой, как сейчас?
      Эмилия. Нет, милый граф, не такой, не совсем такой, но и не очень нарядной, нет, не очень... Одна минута - и я буду готова... На мне не будет ни одного из тех драгоценных камней, которые подарило мне ваше расточительное великодушие. Не надену ничего, решительно ничего, что подобало бы для этих драгоценностей! Я могла бы возненавидеть эти камни, если бы мне их подарили не вы... Ведь они мне приснились три раза!
      Клаудия. Как! Я об этом ничего не знаю.
      Эмилия. Мне снилось, будто я их надела и каждый камень вдруг превратился в жемчужину. А жемчуг, матушка, жемчуг ведь означает слезы.
      Клаудия. Дитя! Толкование снов само похоже на сновидение. Разве ты раньше не предпочитала жемчуг другим камням?
      Эмилия. Конечно, матушка, конечно...
      Аппиани (задумчиво и меланхолично). Означает слезы, означает слезы...
      Эмилия. Как? Это вас поражает? Вас?
      Аппиани. Да. Мне следовало бы стыдиться. Однако когда воображение уже настроилось на грустные образы...
      Эмилия. Почему оно так настроено? А что вы скажете о том, что я надумала? Что было на мне, какой был у меня вид, когда я понравилась вам впервые? Вы еще помните?
      Аппиани. Помню ли я еще? В мыслях я не вижу вас иной. И вижу вас такой и тогда, когда вижу вас иной.
      Эмилия. Итак, платье того же цвета, того же покроя, свободное, развевающееся.
      Аппиани. Чудесно!
      Эмилия. А волосы...
      Аппиани. В их естественном темном блеске, в локонах, как их создала сама природа.
      Эмилия. Не забывайте и о розе в волосах! Хорошо же! Немножко терпения и я такой предстану пред вами!
      Явление восьмое
      Граф Аппиани, Клаудия Галотти.
      Аппиани (грустно глядит вслед Эмилии). Жемчуг означает слезы... Немножко терпения! Да, если бы время существовало только вне нас!.. Если бы минута на циферблате не могла растянуться на целые годы внутри нас!..
      Клаудия. А ведь Эмилия и правильно и быстро заметила, граф, что вы сегодня серьезней обычного. Сейчас, когда только один шаг отделяет вас от цели ваших желаний, может быть вы раскаиваетесь, что это было целью ваших желаний?
      Аппиани. Ах, матушка, как можете вы подозревать в этом вашего сына? Но сегодня я в самом деле необычайно грустен и мрачен. Видите ли, сударыня, быть на расстоянии какого-нибудь шага от цели или совсем не приблизиться к ней - в сущности одно и то же. Все, что я вижу, все, что слышу, все, о чем грежу, - все со вчерашнего и позавчерашнего дня внушает мне эту истину. Эта мысль цепляется ко всякой мысли, которая приходит мне в голову. Что бы это было? Я не пойму.
      Клаудия. Граф, вы меня тревожите.
      Аппиани. Одно к одному! Я стал раздражительным. Я сержусь на друзей, на себя самого.
      Клаудия. Как так?
      Аппиани. Мои друзья настоятельно требуют, чтоб я хоть слово сказал принцу о моей женитьбе, прежде чем она совершится. Они признают, что я не обязан этого делать, но приличие этого требует. И я был настолько слаб, что обещал им. Сейчас я собирался к нему ехать.
      Клаудия (в изумлении). К принцу?
      Явление девятое
      Те же и Пирро, тотчас вслед за ним Маринелли.
      Пирро. Сударыня, маркиз Маринелли остановился перед домом и спрашивает графа.
      Аппиани. Меня?
      Пирро. Вот и он сам. (Открывает дверь и выходит.)
      Маринелли. Прошу извинить меня, сударыня. Граф, я был у вас и узнал, что вы здесь. У меня к вам неотложное дело. Сударыня, я еще раз прошу извинения. Это отнимет нескольку минут.
      Клаудия. Я не хочу затягивать эти минуты. (Кланяется и уходит.)
      Явление десятое
      Маринелли и Аппиани.
      Аппиани. Итак, сударь?
      Маринелли. Я пришел от лица его светлости принца.
      Аппиани. Что ему угодно?
      Маринелли. Я горжусь, что мне выпало сообщить вам о столь высокой милости. И если граф Аппиани упорно не хочет признать в моем лице одного из своих преданнейших друзей...
      Аппиани. Нельзя ли без предисловий, если смею просить?
      Маринелли. Хорошо! Принц должен тотчас же отправить к герцогу Массанскому посланника по случаю своей свадьбы с его дочерью. Он долго не мог решиться, кого назначить. Наконец его выбор, граф, пал на вас.
      Аппиани. На меня?
      Маринелли. И это произошло не без моего содействия, если дружбе разрешается быть хвастливой.
      Аппиани. Право, вы ставите меня в затруднительное положение - не знаю, как благодарить вас. Я давно уже перестал ожидать, что принц соизволит дать мне какое-нибудь поручение.
      Маринелли. Я уверен, что ему только недоставало достойного вас случая. А если и этот случай недостаточно достоин такого человека, как граф Аппиани, то, конечно, моя дружба была слишком поспешна в своем усердии.
      Аппиани. Дружба, дружба, на каждом третьем слове! С кем же я говорю? О дружбе с маркизом Маринелли я никогда не мечтал.
      Маринелли. Граф, сознаю свою ошибку, непростительную ошибку, что пожелал стать вашим другом без вашего согласия. Впрочем, не все ли равно? Милость принца и предлагаемая вам честь остаются в прежней силе. Я не сомневаюсь, вы с радостью воспользуетесь ими.
      Аппиани (после некоторого раздумья). Конечно.
      Маринелли. Так поедем.
      Аппиани. Куда?
      Маринелли. В Дозало, к принцу. Все уже готово, и вы должны уехать сегодня же.
      Аппиани. Что вы говорите? Сегодня же?
      Маринелли. И лучше тотчас же. Дело крайне спешное.
      Аппиани. В самом деле? В таком случае мне очень жаль, что я вынужден отказаться от чести, которую мне оказывает принц.
      Маринелли. Как?
      Аппиани. Сегодня выехать я не могу... и завтра тоже не могу... и послезавтра тоже!
      Маринелли. Граф, вы шутите!
      Аппиани. С вами?
      Маринелли. Бесподобно! Если шутка относится к принцу, то она тем забавней... Вы не можете ехать?
      Аппиани. Нет, сударь, нет... И я надеюсь, что сам принц признает мое извинение заслуживающим внимания.
      Маринелли. Мне было бы любопытно его услышать.
      Аппиани. О, безделица! Я, видите ли, сегодня женюсь.
      Маринелли. Ну? Так что же?
      Аппиани. Что же?.. Что же?.. Ваш вопрос необычайно простодушен.
      Маринелли. Бывали примеры, граф, когда свадьба откладывалась. Я, конечно, не думаю, что этим всегда оказывали услугу невесте или жениху. Дело может иметь и свою неприятную сторону. Но все же, думается мне, приказание государя...
      Аппиани. Приказание государя? Государя? Государь, которого сам себе избираешь, собственно говоря, не вполне и государь. Я согласен с тем, что вы обязаны принцу безусловным повиновением. Но я - нет. Я прибыл ко двору принца по своей охоте. Я хотел иметь честь ему служить, но не быть его рабом. Я - вассал сюзерена более могущественного...
      Маринелли. Могущественный или слабый, повелитель есть повелитель.
      Аппиани. Разве я стану с вами спорить об этом? Довольно! Передайте принцу то, что вы от меня слышали. Скажите: мне очень жаль, что я не могу воспользоваться его милостью, ибо именно сегодня я вступаю в союз, который составляет все мое счастье...
      Маринелли. Не хотите ли вы заодно сообщить ему - с кем?
      Аппиани. С Эмилией Галотти.
      Маринелли. С девицей из этого дома?
      Аппиани. Из этого дома.
      Маринелли. Гм! Гм!
      Аппиани. Что вам угодно?
      Маринелли. Я бы думал, что в таком случае представляется менее затруднительным отложить обряд до вашего возвращения.
      Аппиани. Обряд? Только обряд?
      Маринелли. Добрые родители не будут смотреть на это так строго.
      Аппиани. Добрые родители?
      Маринелли. А Эмилия уж несомненно останется вашей.
      Аппиани. Уж и несомненно? Вы с вашим "несомненно" - несомненно самая подлинная обезьяна!
      Маринелли. Вы это обо мне, граф?
      Аппиани. Почему бы и нет?
      Маринелли. Гром и молния! Мы еще поговорим!
      Аппиани. Ба! Обезьяна презлая, но...
      Маринелли. Проклятие! Граф, я требую удовлетворения!
      Аппиани. Это само собой разумеется.
      Маринелли. И получил бы его теперь же, только я не хочу портить такой день нежному жениху.
      Аппиани. Добросердечное создание! Нет! Нет! (Хватает его за руку.) В Массу я, разумеется, сегодня не поеду, но для прогулки с вами у меня времени достаточно. Пойдемте! Пойдемте!
      Маринелли (вырывается и уходит). Терпенье, граф, терпенье!
      Явление одиннадцатое
      Аппиани и Клаудия Галотти.
      Аппиани. Иди, гнусный человек! Ах! Это оказалось благотворным для меня. Кровь моя пришла в волнение. Я чувствую себя совсем по-другому - лучше.
      Клаудия (поспешно входит, озабоченно). Боже! Граф!.. Я слышала бурный спор... Ваше лицо пылает. Что случилось?
      Аппиани. Ничего, сударыня, решительно ничего. Камергер Маринелли оказал мне большую услугу. Он избавил меня от необходимости посетить принца.
      Клаудия. Действительно?
      Аппиани. Итак, мы можем выехать еще раньше. Пойду поторопить моих людей и сейчас же вернусь. Эмилия за это время тоже будет готова.
      Клаудия. Граф, могу я быть совершенно спокойна?
      Аппиани. Будьте совершенно спокойны, сударыня. (Выходит.)
      Клаудия уходит в соседнюю комнату.
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Аванзала на вилле принца.
      Явление первое
      Принц и Маринелли.
      Маринелли. Напрасно. Он с величайшим презрением отверг предложенную ему честь.
      Принц. И на этом дело остановилось? Так это совершится? Значит, еще сегодня она будет принадлежать ему?
      Маринелли. По всей вероятности.
      Принц. Я так много ожидал от вашего плана!.. Кто знает, как глупо вы себя при этом вели. Если глупец и подаст невзначай хороший совет, то выполнение его следует поручить умному человеку. Это я должен был принять в расчет.
      Маринелли. Вот как я награжден!
      Принц. А за что награждать вас?
      Маринелли. За то, что я рисковал из-за этого жизнью... Когда я увидел, что ни серьезными словами, ни насмешками нельзя заставить графа пожертвовать любовью ради почестей, я попытался вывести его из себя. Я наговорил ему таких вещей, что он забылся. Он стал оскорблять меня. Я потребовал удовлетворения, немедленного удовлетворения, тут же, на месте. Я думал так: или он меня, или я его. Если я его, то поле битвы наше. Если же он меня, ну так что ж? В этом случае ему придется бежать, и принц по крайней мере выиграет время.
      Принц. Вы бы сделали это, Маринелли?
      Маринелли. Ах, надо бы заранее знать, когда так глупо проявляешь готовность пожертвовать собой ради (сильных мира сего, надо бы заранее знать, какова будет их признательность.
      Принц. А как граф? Молва говорит, что он не позволит два раза повторить ему подобные вещи.
      Маринелли. Смотря по обстоятельствам, конечно... Кто может поставить ему это в упрек? Он возразил, что у него сегодня есть дело поважнее, чем драться со мной, и назначил мне встречу через неделю после своей свадьбы.
      Принц. С Эмилией Галотти! Одна мысль об этом сводит меня с ума! И вы удовольствовались этим и ушли. И вот приходите ко мне и хвастаете, что рисковали жизнью из-за меня, что жертвовали собой!
      Маринелли. Что же я должен был, ваша светлость, еще сделать?
      Принц. Еще сделать? Словно вы что-то сделали!
      Маринелли. Разрешите все же узнать, ваша светлость, что вы сами сделали для себя? Вам удалось поговорить с нею в церкви? О чем вы с ней договорились?
      Принц (презрительно). Какое любопытство! Что ж, я могу удовлетворить его. О, все шло наилучшим образом... Вам не нужно больше беспокоиться, слишком услужливый друг мой! Более, чем полпути, прошла она навстречу моим желаниям. Я должен был сейчас же взять ее с собой. (Холодно и повелительно.) Ну, теперь вы узнали, что хотели... и можете итти!
      Маринелли. "И можете итти"! Да, да, так кончается песня. Так оно было бы, если бы я и попытался совершить невозможное... Невозможное, сказал я? Конечно, это не было бы невозможно, но в достаточной мере рискованно. Если бы невеста была в нашей власти, ручаюсь, что из свадьбы ничего бы не вышло.
      Принц. Эх! За что только этот человек не поручится! Мне только стоило бы дать вам отряд моих телохранителей, вы бы устроили засаду на большой дороге, напали бы с пятьюдесятью солдатами на карету, вытащили бы оттуда девушку и с торжеством привели бы ее ко мне.
      Маринелли. Был уже случай, что девушку увезли насильно, и в этом не увидели насильственного похищения.
      Принц. Если бы вы были способны это сделать, вы бы так много не болтали об этом.
      Маринелли. Однако за исход дела нельзя было бы ручаться... При этом всегда возможны несчастные случаи.
      Принц. Не правда ли, ведь это мой обычай - возлагать на людей ответственность за то, за что они не могут отвечать?
      Маринелли. Итак, ваша светлость...
      Вдали слышен выстрел.
      Ах, что это? Не послышалось ли мне? Ваша светлость, вы не слышали выстрела? Вот опять!
      Принц. В чем дело? Что случилось?
      Маринелли. А как вы думаете? Что, если я оказался деятельнее, чем вы полагали?
      Принц. Деятельнее?.. Так расскажите...
      Маринелли. Одним словом: то, о чем я говорил, сейчас осуществляется.
      Принц. Возможно ли?
      Маринелли. Только не забывайте, принц, в чем вы мне сейчас ручались... Я имею еще раз ваше слово...
      Принц. Но меры таковы...
      Маринелли. Таковы, какими только могут быть! Исполнение доверено людям, на которых я могу положиться. Дорога проходит возле самой ограды зверинца. Здесь часть моих людей нападет на карету, как будто для грабежа. Остальные, с которыми один из моих слуг, бросятся из зверинца, будто бы на помощь жертвам. Во время драки, которую для виду затеют и те и другие, мой слуга должен схватить Эмилию, словно желая ее спасти, и через зверинец принести во дворец... Так мы уговорились. Что скажете теперь, принц?
      Принц. Вы изумляете меня столь странным образом... На меня напал страх.
      Маринелли подходит к окну.
      На что вы смотрите?
      Маринелли. Это должно быть там! Так и есть! Кто-то в маске уж перескочил через ограду... без сомнения, чтоб донести мне об успехе... Удалитесь теперь, ваша светлость.
      Принц. Ах, Маринелли...
      Маринелли. Ну? Не правда ли, теперь я слишком много сделал, а еще минуту назад - слишком мало?
      Принц. Нет, не то. Но мне во всем этом неясно...
      Маринелли. Неясно? Лучше все... разом! Скорей удалитесь. Маска не должна увидеть вас...
      Принц уходит.
      Явление второе
      Маринелли и вскоре за тем Анжело.
      Маринелли (снова подходит к окну). Карета медленно возвращается в город. Как медленно! И у каждой дверцы по слуге?.. Эти признаки мне не нравятся. Это значит, что дело удалось лишь наполовину. Это значит, что осторожно везут домой раненого, а не убитого. Маска спускается. Это сам Анжело. Отчаянная голова! Он знает здесь все ходы. Он делает мне знаки. Должно быть, уверен в успехе своего дела. Ах, господин граф, вы не хотели ехать в Массу, теперь вы должны ехать в более дальний путь! Кто вас так хорошо познакомил с обезьянами? (Подходит к двери.) Да, они презлые! Ну, Анжело?
      Анжело (снимает маску). Будьте наготове, господин камергер. Ее сейчас должны привести.
      Маринелли. Ну, как кончилось дело?
      Анжело. По-моему, отлично.
      Маринелли. Что с графом?
      Анжело. К вашим услугам! Так-то! Но его, должно быть, кто-то предупредил. Он не совсем' был неподготовлен.
      Маринелли. Скорее скажи мне все. Он убит?
      Анжело. Мне жаль этого доброго господина.
      Маринелли. Ну, вот тебе за твое сострадательное сердце. (Дает ему кошелек с золотом.)
      Анжело. Все кончено и с моим славным Николо! Ему пришлось также поплатиться.
      Маринелли. Вот как? Потери с обеих сторон?
      Анжело. Этого честного парня мне жаль до слез! Хотя вот это (взвешивает в руке кошелек) на одну четверть утешает меня. Ведь я его наследник, я отомстил за его смерть. Таков наш закон - хороший закон; по-моему, он словно создан для поддержания дружбы и верности. Этот Николо, господин камергер...
      Маринелли. А ну тебя с твоим Николо! Граф, что граф?
      Анжело. Чорт возьми! Граф ловко в него угодил. Зато и я угодил в графа! Он повалился. Если он еще живым вернулся в карету, то ручаюсь, что живым из нее он не выйдет.
      Маринелли. Если только все это действительно так, Анжело.
      Анжело. Пусть я лишусь службы у вас, если это неверно. Есть ли у вас еще какие-нибудь приказания? Ведь мне предстоит очень далекий путь: мыхотим еще сегодня перебраться за границу,
      Маринелли. Так ступай.
      Анжело. Если снова что-нибудь понадобится, господин камергер, вы знаете, где обо мне спросить. То, на что может решиться кто-либо другой, и для меня не бог весть какая хитрость. А я дешевле любого другого. (Уходит.)
      Маринелли. Это хорошо, однако ж не вполне. Эх, Анжело! Как можно быть таким скрягой! Он, конечно, заслуживал еще одного выстрела. А как он, верно, должен сейчас мучиться, бедный граф!.. Эх, Анжело! Это значит плохо заниматься своим ремеслом и только портить дело!.. Однако принц пока ничего не должен знать. Пусть сперва он сам признает, как выгодна ему эта смерть. Эта смерть... Чего бы я не дал, лишь бы увериться, что это так!
      Явление третье
      Принц и Маринелли.
      Принц. Вот она идет по аллее. Она спешит, слугу оставила позади. Словно страх окрыляет ее. Она не подозревает еще ни о чем. Думает только, что спаслась от разбойников... Но долго ли это будет так?
      Маринелли. Но она все же в наших руках.
      Принц. А разве мать ее не разыщет? Разве граф не последует за ней? Что же мы будем потом делать? Как смогу я не пустить ее к ним?