Некоторые вопросы истории хуннов[32]

Проблема тождества азиатских хунну III в. до н. э. и европейских гуннов IV–V вв. н. э. в течение 200 лет считалась нерешенной в европейской исторической науке. В свое время К. Иностранцев, исследуя эту проблему, пришел к выводам, которые имеют основополагающее значение и сейчас.

1. «Кочевавший к северу от Китая… народ хунну образовался из усилившегося турецкого (тюркского. – Л.Г.) рода. Значительная часть подчиненных племен состояла тоже из турков, хотя… в состав государства входили другие племена, как то: монгольские, тунгузские, корейские и тибетские».

2. «После распадения государства на две части (вызванного скорее политическими и культурными причинами, чем этническим различием…) северные хунну не могли сохранить самостоятельность, и часть их выселилась на запад… Хунну прошли… через Дзунгарию и Киргизские степи и вступили в Восточную Европу во второй половине IV в.».

3. «В Северо-Западной Азии и в Восточной Европе турки хунну, или гунну, столкнулись с другими племенами. Прежде всего на их пути стояли племена финские. Чем далее двигались гунны, тем более редел среди них турецкий элемент. Весьма вероятно, что между подданными Модэ и Аттилы было мало общего. Однако нам кажется несомненным, что вторжение грозных завоевателей IV–V вв. находится в связи и вызвано переворотами на крайних восточных пределах Азии»[33].

Эту точку зрения оспаривал 20 лет спустя американский историк Отто Мэнчен-Хелфен[34], который сформулировал следующие три положения: 1) теория, согласно которой гунны (Huns) самостоятельно пришли с Дальнего Востока, не может быть поддержана ни прямыми, ни косвенными письменными или археологическими доказательствами; 2) нет доказательств того, что гунны и хунны (Hsiung-nu) говорили на одном языке; 3) искусство гуннов, насколько оно известно, коренным образом отлично от искусства хунну (там же, с. 243).

Эти соображения, несмотря на огромную эрудицию автора в исследуемом им вопросе, не могут быть, однако, приняты. Они заставили нас еще раз вернуться к этой проблеме и попытаться внести необходимые уточнения, позволяющие, как нам кажется, более верно установить ход событий. О. Мэнчен-Хелфен справедливо указывает, что лингвистических данных для отождествления хунну и гуннов нет, так как язык тех и других нам неизвестен. Сиратори[35] и Пельо[36] нашли в уцелевших словах хуннского языка много монгольских элементов, но тот же Пельо нашел турчизмы в языке сяньби. Это только указывает на то, что в ту отдаленную эпоху тюркский и монгольский языки стояли близко друг к другу, и оба народа заимствовали друг у друга слова, на что указали уже Касфрен[37], Рамстед[38] и в наше время Лигети[39]. Надо заметить, однако, что единственная уцелевшая хуннская фраза прочитана Аристовым как тюркская, а ведь строй языка значит больше, чем отдельные слова[40].

О. Мэнчен-Хелфен, пренебрегая этим фактом, отвергает гипотезу В. Бартольда, что потомком хуннского языка в Европе является чувашский[41], не предлагая взамен ничего. Но скепсис его не оправдан. Исследованием Б.А. Серебренникова доказывается, что в тюркской струе чувашского языка прослеживаются тюрко-монгольские параллели от времени более древнего, чем вторжение Батыя, показывающие, что тюркоязычные предки чувашей жили около Байкала[42].

Эти работы не могли быть известны Мэнчен-Хелфену, когда он писал свои статьи, но они обращают один из его наиболее острых доводов против него самого.

Гораздо серьезнее возражения О. Мэнчен-Хелфена по линии исторической критики нарративных источников. Хирт строил доказательство тождественности гуннов и хунну на тексте Вэйшу, сообщающем о завоевании страны Судэ народом хуни. При этом под Судэ понималась страна алан, под хуни – хунны, они же гунны[43].

О. Мэнчен-Хелфен убедительно показывает, что Судэ – это Согд, а хуни не могут быть хуннами. Он предполагает, что хуни – это эфталиты, отдавая дань отождествлению эфталитов с хионитами[44]. Относительно слабости аргумента, основанного на ложном понимании топонима Судэ, Мэнчен-Хелфен, безусловно, прав. Затем в качестве очень сильного аргумента против миграции хуннов на запад Мэнчен-Хелфен выдвигает тот факт, что гунны (Huns) появились в Причерноморье до середины II в. н. э.[45] Чтобы доказать невозможность переселения гуннов, он опровергает гипотезу Хирта о том, что это были остатки войск Чжи-чжи шаньюя, разгромленные в 36 г. до н. э. И тут он также полностью прав. Однако Мэнчен-Хелфен упускает из виду правильную дату ухода хуннов на запад – 50-е годы II в. н. э.[46]; все приведенные им возражения недействительны.

На точку зрения Мэнчен-Хелфена в нашей науке откликнулся А.Н. Бернштам весьма краткой и неубедительной фразой: «Отто Мэнчен-Хелфен не учитывает этническую и культурную трансформацию гуннских племен, которые в процессе своего переселения, естественно, изменяли свой облик. Следует только вспомнить их путь и тот факт, что они прошли этот путь минимум за пять столетий (с середины I в. до н. э. до второй половины IV в. н. э.)»[47]. Но именно эту дату Мэнчен-Хелфен отверг, к тому же в советской науке также доказано, что небольшой отряд Чжи-чжи шаньюя (всего 3000 чел.) был полностью уничтожен в Таласской долине в 36 г. до н. э. и никакого влияния на Среднюю Азию не оказал[48]. Вместе с тем А.Н. Бернштам несколько ниже солидаризируется с Отто Мэнчен-Хелфеном: «Считаем необходимым подчеркнуть характерное указание на то, что какая-то часть западных гуннов возникла непосредственно на европейской почве, т. е. автохтонно»[49]. Таким образом, по мнению А.Н. Бернштама, гунны имели двойное происхождение – предположение, которое Бернштам не разъяснил и не доказал. А.Н. Бернштаму возразили Л.Р. Кызласов и Н.Я. Мерперт в рецензии на его книгу[50], указав, что ядро гуннов было центральноазиатского происхождения, признавая тем самым факт переселения. Однако в краткой рецензии они не привели аргументации и не развили своей концепции так, чтобы она исключала противоположную. Вполне солидаризируясь с Кызласовым и Мерпертом, я считаю целесообразным дать разбор событий хуннской истории, с тем чтобы показать невозможность полемики негативными аргументами.

Этнографические возражения О. Мэнчен-Хелфена сводятся к следующему: гунны были безбороды, так как выщипывали себе бороды (ссылка на Аммиана Марцеллина), а хунны бородаты и носаты[51]; это верно, но разве европейцы не меняли моды на ношение бороды и бритье? Почему же отказывать в этом хуннам? Хунны, по мнению Мэнчен-Хелфена, носили косы, а гунны носили волосы, «аккуратно подстриженные в кружок»[52]. Однако косы носили только тоба, что и отличало их от прочих племен настолько, что им даже была дана кличка «косоплеты». Хунны носили волосы на пробор, аккуратно подстригая их в кружок, что видно на бляхах из Ноин-улы, где эта «прическа» украшает голову антропоморфного быка[53]. Далее, Мэнчен-Хелфен отмечает обычай гуннов убивать стариков, которого не было у хуннов (но такие обычаи могут и возникать), и обычай деформации черепа (ссылка на Сидония), который у хуннов также не отмечен. Между тем Г.Ф. Дебец указывает именно на краниологическую близость могильников Венгрии и Забайкалья, считая, что те и другие принадлежат палеосибирской расе[54].

Последняя группа возражений Мэнчен-Хелфена – свидетельства археологии: он устанавливает археологическую близость гуннов с сарматами[55], что более чем естественно, так как кочевники-гунны могли награбить вещи у побежденных ими алан. Далее, Мэнчен-Хелфен указывает, что европейские вещи, приписанные гуннам, отличны от азиатских вещей, связанных с хуннами, и в этом видит основание для того, чтобы отвергнуть идентичность хунну и гуннов[56]. Действительно, в Ордосе для хуннов работали одни мастера, а в Паннонии для гуннов другие. Но это различие – не довод для кочевого племени, не имеющего собственных ремесленных традиций. Помимо этого, археология вовсе не так уже безоговорочно подтверждает тезис несходства хунну и гуннов. Найденная на Каталаунском поле ручка жертвенного сосуда свидетельствует о его близости к бронзовым китайским сосудам, восходящим по стилю к эпохе Шан. Подобные находки были сделаны в Венгрии, Силезии, на юге России, в Горном Алтае, Монголии и Ордосе[57].

Вследствие этого возражения Мэнчен-Хелфена против идентификации хунну и гуннов оказываются несостоятельными, хотя поставленная им проблема – причина несходства тех и других – негативным анализом не снимается. Хунну и гунны были действительно не похожи друг на друга, и задача историка – объяснить истоки этого несходства, что можно и должно сделать анализом хода событий, вплоть до мельчайших, за период I–II вв. н. э.

Все народы на протяжении своего исторического существования этнографически меняются, и хунны не были исключением. Их связная история может быть восстановлена с III в. до н. э., когда шаньюй Модэ осуществил превращение конфедерации 24 родов в степную державу[58]. Но и тогда родовой строй остался социальной основой державы Хунну, и это положение законсервировалось до подчинения хуннов империи Хань в середине I в. до н. э.[59] В эту эпоху сложился и развился тот облик хуннской культуры, который О. Мэнчен-Хелфен считает для нее характерным. Действительно, общество хуннов достигло относительно высокой степени развития; структура управления была сложной и вместе с тем гибкой; искусство – разнообразным, так как оно впитывало в себя постороннее влияние[60]; земледелие широко распространилось, и потребность в хлебе стала регулярной; общение с Китаем было тесным и плодотворным, что выражалось в стремлении установить торговлю, которая позволила отказаться от грабительских набегов[61]. Но полувековое подчинение Китаю нанесло этой системе непоправимый ущерб. Хозяйство хуннов не могло выдержать китайской конкуренции. Как только китайские хлеб, шелк и другие изделия потекли в Степь, хуннское земледелие и ремесло уступили место разведению скота и добыванию мехов на продажу[62]. Молодые хунны получили возможность служить в китайских пограничных войсках, что уводило их от родового быта. Аристократы начали соприкасаться с китайским образованием и усваивать у ханьских пограничных чиновников стяжательство и наклонность к произволу. Так создались предпосылки для разложения родового строя, в условиях которого продолжала жить основная масса хуннского народа.

1

Статья любезно предоставлена Общественной организацией «Фонд Л.Н. Гумилева».

2

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.

3

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и великая степь. М., 1989.

4

Гумилев Л.Н. Древняя Русь и великая степь. М., 1989.

5

Опубликовано в Докладах Отделений и комиссий Географического общества СССР. Вып. 5. 1968.

6

Гумилев Л.H. Хунну. М., 1960.

7

Ло Гуань-чжун. Троецарствие / Пер. В.А. Панасюка под ред. B.C. Колоколова. М., 1954.

8

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений по исторической географии Восточной и Срединной Азии. Чебоксары, 1960; Ван Данъ-чэнъ. История крестьянских революций в Китае. Шанхай, 1953 // Современная китайская литература по общественным наукам. Реферативный сборник. М.-Л. АН. № 10. 1955; Сунь Цзо-минъ. Религия и крестьянские войны в истории Китая // Лиши яньцзю. Пекин, 1956. № 5. СКЛПОН. Реферативный сборник № 20. 1957.

9

Ло Гуань-чжун. Троецарствие / Пер. В.А. Панасюка под ред. B.C. Колоколова. М., 1954, с. 13–14.

10

Опубликовано: Древний мир. Сборник статей в честь академика В.В. Струве. М., 1962.

11

Degulgnes. Histoire generate des Huns, des Turcs, des Mogols et des autres Tatares occidentaux avant et depuis J.C.Jusqua present. I. Paris, 1756–1758.

12

Parker; The thousand of the Tatars. Shanhay.

13

Cordier H. Histoire generate de la Chine et ses relations aves les pays etrangers depuis les temps les plus anciensjusqua la chute de la dynastie mandchue. I. Paris, 1920.

14

McGovern. Early Empires of Central Asia. London, 1939.

15

«Западная Монголия и Урянхайский край». Т. II; «Исторический очерк этих стран в связи с историей Средней Азии» / Составлен Г.Е. Грумм-Гржимайло. Л., 1926.

16

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. I. М.-Л., 1950, с. 94.

17

Там же, с. 45.

18

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. I. М.-Л., 1950, с. 107.

19

Там же, с. 88.

20

Бичурин Н.Я. (Иакинф). История Тибета и Хухунора. 4. I. СПб., 1883, с. 17.

21

Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, с. 560–561. – Гэгунь транскрибируется иногда как гянь-гунь.

22

Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951.

23

Модэ принял царевну, дары и признание себя государем, равным с китайским императором, но продолжал поддерживать Хань Синя и других повстанцев.

24

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… I, с. 53.

25

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… I, с. 58.

26

Там же.

27

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… I, с. 57–58.

28

Цифры на совести Сыма Цяня.

29

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… I, с. 59.

30

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… III. Указатель, с. 13.

31

Бичурин Н.Я. (Иакинф). Собрание сведений… I, с. 60.

32

Опубликовано в журнале «Вестник древней истории» 1960, № 4 (74).

33

Иностранцев К.А. Хунну и гунны // Тр. туркологического семинария. Т. I. Л., 1926, с. 181–119.

34

Maenchen-Heifen О. The Huns and the Hsiung-nu // Byzantion. American Series, III. Т. XVII (1945). P. 222–243.

35

Sciratori K. Uber die Sprache der Hiungnu und der Tunghu-Stamme. Bulletin de l’Academie Imperiale des Sciences de S.-Petersbourg. V Serie. Bd. XVII. № 2 (отдельный оттиск). SPb., 1902.

36

Grousset R. Histoire de l’Extreme Orient. P., 1929. P. 207.

37

Casfren М.А. Ethnologische Vorlesungen uber die altaischen Volker. SPb., 1857. S. 35–36.

38

Ramstedt M.G.S. Uber den Ursprung der turckischeii Sprache. Helsinki, 1937. S. 81–91.

39

Ligeti L. Mots de civilisation de Hautee Asie en transcription chinoise // Acta Orientalia. Budapest, 1950. P. 141–149. Ср.: Гумилев Л.Н. Хунну. М., 1960. С. 49.

40

Аристов H.A. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей // Живая старина. Т. Ill – IV. 1896.

41

Bartold W. 12 Vorlesungen uber die Geschichte der Turken Mittelasiens. B., 1935. S. 30–31.

42

Серебренников Б.А. О происхождении чувашского народа: Сб. статей. Чебоксары, 1957, с. 40–42.

43

Аристов H.A. Указ. соч., с. 293.

44

Ср. Гумилев Л.Н. Эфталиты и их соседи в IV в. // ВДИ. 1959. № 1, с. 131–132.

45

Maenchen-Helfen О. Op. cit. Р. 232.

46

McGovern W. The Early Empires of Central Asia. L., 1939. P. 307—

308.

47

Бернштам А.Н. Очерки истории гуннов. Л., 1951, с. 117.

48

Сорокин С.С. О датировке и толковании Кенкольского могильника // КСИИМК. Вып. 64. 1956, с. 3—14; Гумилев Л.Н. Таласская битва 36 г. до н. э. // Исследования по истории культуры народов Востока: Сб. в честь акад. И.А. Орбели, с. 161–166.

49

Бернштам А.Н. Очерки истории гуннов. Л., 1951, с. 138.

50

ВДИ. 1952. № 1, с. 101–109.

51

Maenchen-Helfen О. Op. cit. Р. 235.

52

Ссылка на Приска. – Maenchen-Helfen О. Op. cit. Р. 237.

53

Trever К. Excavation in northern Mongolia. Leningrad, 1932. Tab. 25.

54

Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР. М.-Л., 1948, с. 121–123.

55

Maenchen-Helfen О. Op. cit. Р. 239.

56

Там же. Р. 243.

57

Takats Z. Catalannischer Hunnenfund und seine ostasiatische Verbindungen // Acta Orientalia… V (1955). S. 143–173.

58

Гумилев Л.Н. Хунну, с. 71–84.

59

Там же, с. 195.

60

Гумилев Л.Н. Хунну. С. 192; Киселев С.В. Древние города Монголии // СА. 1957. № 2, с. 91—101.

61

Гумилев Л.Н. Хунну, с. 89–91.

62

Там же, с. 194.