ВОСПОМИНАНИЯ:

Канашин Иван

Отправили меня в крепость Орешек. Нас было пять человек, погрузились мы в шлюпку и поплыли. Немцы нас заметили с другого берега и открыли шквальный огонь. Шлюпку перевернуло, мы все оказались в воде. Течение там сильное, и трое из нас сразу утонули. А я кое-как, через силу, поплыл к ближайшему берегу и оказался на островке крепости. Весь гарнизон крепости – 260 человек, не считая морской батареи (тех, наверное, еще человек 30): пулеметный взвод, артиллерийская батарея и 2 взвода противотанковых ружей. Все необходимое доставляли на лодках, ночью. И боеприпасы, и медикаменты, и сухой паек. Выдавали 250 граммов хлеба и кое-какие консервы.

В Орешке я был наводчиком знаменитого орудия «Дуня». Оно стояло на крепостной стене. Мы сделали над ним укрытие и били по немцам прямой наводкой. Снарядов сначала хватало, а потом стало мало. К нам ночью шел катер с ящиками снарядов. Немцы его утопили. И мы ночью на шлюпках подходили к этому месту, ныряли, ящики оттуда доставали, грузили на шлюпки и возили в крепость.

Немцы время от времени пытались крепость взять. Зимой они подходили по льду, но мы такой шквальный огонь открывали из пулеметов, что они отходили обратно. И летом пытались. И снова мы их отгоняли. Но фашисты, в отличие от наших, жалели своих солдат и не хотели, чтобы они зря погибали. Они прекратили попытки брать штурмом и стали постоянно бомбить. Мы, чтобы пройти по территории крепости, вырыли повсюду траншеи, а жили в башнях.

В крепости я стал комсоргом батареи. Я командиром отделения был, а по званию – старший сержант.

ДОСЬЕ:

Бондарев Андрей Леонтьевич, полковник, 40 лет. Участник Гражданской войны. Командовал дивизией в Финской войне, награжден орденом Красного Знамени. По отзывам сослуживцев, в любой ситуации сохранял спокойствие, командовал «без голосовых связок». Не терпел действий по шаблону, в боях берег личный состав. В 1941 году командир 168-й стрелковой дивизии.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Краснопеев Иннокентий

Начало войны меня застало на четвертом курсе Военно-медицинской академии. Нас сразу же перевели на сокращенную программу пятого курса. 9 сентября, когда началась блокада Ленинграда, весь мой курс (а это 262 человека) досрочно выпустили из Академии без дипломов, выдали справку об окончании курса и отправили на фронт. Таких, как мы, называли еще в Первую мировую войну зауряд-врачами. У меня было назначение в одну из дивизий, в медсанбат, командиром хирургического взвода, но когда я добрался до медсанбата, его уже расформировали, – вывозили последние повозки с имуществом. Я говорю: «Отправляйте меня в любую часть». И меня отправили в 168-ю дивизию[12] Бондарева, которая знаменита тем, что насмерть стояла в обороне Ленинграда. Это была кадровая дивизия. Она воевала на Карельском перешейке и, когда ее перевели под Ленинград, все свое оружие привезла. А как встала под Пушкиным, так немцы ее не могли стронуть с места, – она сама отступила, когда получила приказ оставить город.

Я был врачом 402-го стрелкового полка. Полковой медицинский пункт находился в Пушкине, на Слуцком шоссе (ныне – Павловском), дом 26. У меня память не очень хорошая на адреса и имена, но этот адрес я запомнил на всю жизнь, потому что там началась моя служба. К нам поступало много раненых. Медикаментов хватало, но ими почти не пользовались. Солдатам давали водку для обезболивания, перебинтовывали и отправляли в тыл. Лечить было некогда. Бои шли очень напряженные. Пушкин сдали 18 сентября.

Немцы на передовой разбрасывали листовки и пропуска через линию фронта. В одних листовках они гарантировали, что будем у них жить свободно, другие были со словами: «Питерские дамочки, не ройте ямочки, придут наши таночки, заткнут ваши ямочки». Кидали листовки со снимком сына Сталина, Якова (он был артиллеристом, командиром батареи и попал в плен), но мы их использовали на самокрутки, либо на ветер ходить. Бумага-то хорошая, мягкая.

Муштаков Порфирий

Мою батарею часто перебрасывали с одного места на другое, потому что она дальнобойная. Однажды забрались мы на дерево, наблюдательный пункт себе там сделали. Стереотрубу прикрепили и смотрим: выезжает немецкая батарея на конной тяге, как и у нас, и начинает разворачиваться. Я сразу накалываю точку на карте и докладываю командиру дивизиона. Он мне приказал немедленно открыть огонь. Я начал стрелять залпами. Через три залпа уже «вилку» (есть такой термин в артиллерии) захватил. Потом – беглый огонь прямо по орудиям. Там взрывы, темные клубы – точное поражение было. Вообще, наши артиллерийские орудия на высоте были. Я как кандидат военных наук считаю, что недаром Сталин называл артиллерию богом войны. Ведь наша артиллерия была более качественная, чем немецкая. 105-миллиметровая немецкая пушка по калибру меньше, чем наша, но она неуклюжая. Я это и до войны знал, и во время войны видел. Немецкая – тяжелая, в два раза тяжелее, чем наша 122-миллиметровая. Но, несмотря на это, нам приходилось отступать на Лужском рубеже. Наши танки КВ и Т-34 – лучшие в мире, но их не хватало. Ведь у нас перед началом войны было только 1142 танка. А у немцев – 5 с лишним тысяч.

Самохвалова Татьяна

Когда началась война, я училась на агронома в институте в Пушкине. После 22 июня нас стали отправлять по домам. А мне сказали остаться, так как я в 1940-м окончила курсы медсестер от Красного Креста. В комсомольской организации сразу после объявления войны составляли списки тех, кто может работать в подполье. Я записалась туда. Но уже 10 июля приехали два майора из 10-й артиллерийской дивизии – им нужны были две сандружинницы. Так я и попала в 62-й полк, 3-й дивизион 10-й дивизии[13] под командованием капитана Викторова.

Первое боевое крещение получила под Петергофом: первые раненые, первые бои. Второе – в лесу Ораниенбаума. Там было столько раненых, что трудно представить. Я была вся в крови – руки, гимнастерка, штаны. Помню, как из леса прибежали два моряка и кричат: «Сестричка, сестричка, давай к нам, у нас там полно моряков раненых». И я ушла их перевязывать. Тогда я впервые увидела моряков. У них ленты с патронами крестами по всей груди и автоматы (забирали их у убитых немцев). Я до этого автоматов совсем не видела.

Я перевязывала группу раненых, когда началась атака немцев. А у моряков было мало патронов, и они развязали свои ремни и начали бить немцев пряжками. Такого я больше не видела за всю войну.

Хомивко Иван

Я учился в электромеханической школе, расположенной в Кронштадте. На второй день войны мы, большинство курсантов, из патриотического порыва начали подавать рапорты, чтобы отправили на фронт. Меня (после третьего рапорта) и еще 12 курсантов зачислили в морскую пехоту, в 7-ю морскую бригаду[14] полковника Парфилова. Но это было уже в сентябре, когда враг подошел к стенам Ленинграда. Бригада состояла из личного состава кораблей Балтийского флота и учебных отрядов. Там было около 5 тысяч человек. Нашим командиром батальона был капитан Чапаев, так что мы в шутку называли себя чапаевцами.

Заняли мы оборону между Пушкиным и Колпино: правое крыло упиралось в Пушкин, а левое – в Красный Бор. Наш взвод стоял на Московском шоссе. Моя стрелковая ячейка располагалась буквально в кювете. Ночью пришли, расставили бойцов по окопам, по ячейкам, и наш командир взвода лейтенант Михайлов стал переходить с бойцами через Московское шоссе, его здесь шальная пуля скосила. Там местность ровная, никаких кустов, только капустное поле. У нас не было землянок, были капониры в окопах. Немцы обстреливали ежедневно, с утра до вечера. Не давали даже покушать, все время был обстрел. Накрываешь себя шинелью, котелок держишь и кушаешь. Они стояли буквально в 120 метрах. Они на штык поднимали буханку хлеба и кричали: «Матрос, кушать хочешь – переходи к нам!» Оружия, боеприпасов не хватало. Выдавали по 4 гранаты и винтовку. У немцев были автоматы, а у нас – винтовки.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Юркин Григорий

Нашему полку было приказано готовить оборону внутри города на случай прорыва немцев. На Литейном проспекте в угловых домах мы оборудовали огневые точки для пулеметов и минометов. Делали скрытые проходы между домами по подвалам и крышам, создавали отдельный командный пункт. Мы даже обучали жителей этих домов, на случай если придется вести бои. Даже сейчас, проезжая по Литейному, я смотрю, где были у нас установлены эти точки. Даже в Большом доме устроили пулеметные гнезда.

Оборону организовали по всему городу. Московские ворота были разобраны, большими металлическими фрагментами перегородили улицы. А Московский проспект был покрыт маскировочной сеткой, потому что на фронт шли машины, а немецкие летчики их все время расстреливали. До самого Пулково эта сетка была установлена.

Москаленко Нина

Трое суток по направлению к Пулковской горе шли наши мужчины-ленинградцы, колонна за колонной. Мне казалось, что это целая стена, целый город выстроился и идет на защиту своего Ленинграда.

Когда началась канонада, было похоже на землетрясение силою 6 баллов, потому что почва тряслась под ногами. Я перепугалась и побежала к трамвайной остановке, чтобы добраться в центр города (трамвай у нас был № 39). За мной бежали мама и братья. Трамвай стоял на кольце, водителя не было, людей тоже не было. От тряски трамвай скользил по рельсам взад-вперед. «Мессершмитт» летел, издавая страшный, противный вой. От этого воя можно было сойти с ума. На бреющем полете он строчил из пулемета по бегущим людям. Мы упали в канаву. Как выбрались, не помню. Но добрались до города. Всем беженцам давалась в центре жилплощадь эвакуированных людей. Мой муж определился на Лиговке, 124. Там, в основном, проходило мое блокадное время.

Королева Зинаида

Война меня застала на рабочем месте (я портниха), по радио услышала речь Молотова о начале войны. Примерно в конце июля – начале августа я уже была на оборонных работах в Копорье – копали противотанковый ров. Из Копорья нас отправили копать рвы в Петергоф (мы пешком добирались), а потом в Стрельну. В Стрельне ужас: гонят скот – ржание лошадей, блеяние овец, крики детей. Начальник наш сбежал, и мне пришлось руководить сотней рабочих. Рабочие там делились на сотни, у меня, по-моему, была одиннадцатая. Ров мы рыли зигзагами, на случай высадки десанта с моря, это примерно там, где Константиновский дворец. Мы ушли из Стрельны за два часа до того, как ее заняли немцы.

Потом я строила баррикады около Кировского завода. А затем работала по специальности – выполняла военный заказ: шила шинели, ватники.