Я пожимаю плечами и нажимаю на кнопку с надписью 1. Поднимается обычная круглая мишень. Я сгибаю руку в локте, потом распрямляю её и медленно опускаю пистолет. Раз... два... три... четыре... пять...
      - Прилично, - оценивает работу мой собеседник. Я смотрю на экран и вижу там 9, 7, 7, 6 и 4. И, главное, все держится кучи.
      - Техника у тебя нормальная, - продолжает парень, - осталось выработать твердость руки. Так что тренируйся. Бывай.
      Да, меня уже здесь заметили. Хорошо это или плохо? Что за вопрос, конечно же, плохо! Разве можно от этого ждать чего-то хорошего? Где-то в глубине души я, правда, чувствую, что все не так просто, как кажется, однако разбираться в мотивах собственного поведения не имею ни малейшего желания. Да и, все равно, где-то же нужно тренироваться в стрельбе, ведь кто знает, в каких условиях придется выполнять свои обязанности.
      Что же, на сегодня достаточно. Я разряжаю пистолет и направляюсь к дежурному. И тут же наталкиваюсь на знакомое лицо.
      - Привет! - громко кричит его владелец и широко раскидывает руки, словно для объятий. Тем не менее все заканчивается лишь звонким пожиманием рук. Парня звать, кажется, Витей, и он довольно часто приходит к Богдану в каких-то делах.
      - Я тебя в этом тире вижу уже не впервые, - радостно говорит Витя. Что ты здесь делаешь?
      Признаться, такой простой вопрос застает меня врасплох. И единственное, что приходит в голову, это сделать глуповатое выражение лица и промолвить:
      - Угадай...
      - Да что здесь угадывать! - смеется мой знакомый. - Ты тренируешься, потому что хочешь кого-то застрелить!
      От его слов я невольно вздрагиваю и чувствую, как по спине пробегает неприятный холодок, а лицо мгновенно бледнеет. Однако тут же пытаюсь взять себя в руки и как могу спокойнее отвечаю:
      - Ну ты и придумал! Зачем же так сложно, человека можно просто задавить машиной!
      Он хохочет, и мы, махнув на прощание друг другу, расходимся. Черт побери, мысленно ругаю я себя, неужели так тяжело понять простую вещь: когда что-то хочешь скрыть, то всегда будь готов ответить хотя бы на простые естественные вопросы.
      Не знаю почему, но слова парня задели меня за живое. Я несколько раз мысленно возвращаюсь к своим ощущениям после его слов, что я собираюсь кого-то застрелить. И даже небольшая прогулка на автомобиле по скоростной трассе за пределами города не способна отвлечь меня от этих малоприятных мыслей. Абсолютно неожиданно появляется желание выпить чего-то крепкого, и я решаю вернуться домой. Хорошо, что на сегодня никаких поручений от Богдана нет, и я свободен вплоть до завтра.
      Обычный интерьер моей холостяцкой квартиры в какой-то степени возвращает мне утраченное душевное равновесие, однако это недостаточный аргумент для того, чтобы отказаться от предыдущего намерения. Я безжалостно открываю ещё нетронутую бутылку коньяка, наливаю полную стопку и залпом выпиваю. Коньяк вроде неплохой, на этикетке написано, что выдержан целых десять лет, и дальше я уже пью его смакуя, небольшими глоточками. Итак, что мы имеем? Я должен убить Богдана. Почему? Не знаю, просто это моя обязанность. Но я не хочу, не хочу её выполнять! И потому, что, как и каждый нормальный человек, ощущаю внутреннее сопротивление подобному поступку, и потому, что элементарно боюсь наказания. Но это ещё не все. Как я могу желать смерти Богдану, если он просто нравится мне? Черт побери, и что за бессмыслица - соединить такое в одном человеке! Неужели нет выхода из этой логической ловушки?
      По телу медленно расходится тепло, в голове проясняется, и вдруг откуда-то из глубины сознания, словно горячий гейзер, вырывается отчаянное предупреждение: не думай, не думай об этом! В нем ощущается такая сила и страсть, что я сам пугаюсь и после коротких колебаний достаю из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет. Никогда не курю в доме, но сейчас - особый случай. Левой рукой достаю зажигалку, но она выскальзывает из дрожащих пальцев и падает под журнальный столик, стоящий рядом с диваном, на котором я сплю.
      Будь я в трезвом состоянии, то, наверное, как и каждый нормальный человек, просто отодвинул бы столик и достал зажигалку. Однако мой расслабленный благородным напитком разум приказывает мне сделать это лучшим, как ему кажется, способом. Я опускаюсь на пол и пробую залезть под столик ползком. Однако зажигалка где-то под диваном, достать её не так-то легко, и я для удобства переворачиваюсь на спину. Из такого положения уже можно двинуться дальше и дотянуться до желанной вещи, но вместо того, чтобы сделать это, я замираю, едва не перестав дышать. Прямо надо мной на светлой нижней поверхности столика четко выделяется округлый серый предмет, похожий на небольшую пуговицу. Однако дырочек в нем нет ни одной, вместо этого из боковой поверхности вытыкается короткий проводок. Это - "жучок".
      Я медленно выползаю из-под столика и сажусь прямо на пол. Возможно, эта вещь и не произвела бы такого ошеломляющего эффекта, если бы недавно Сергей не показал мне подобное устройство, которое мало-помалу превращается во все более привычный атрибут современной политической борьбы. Но я? Зачем подслушивать меня? Разве здесь ведутся какие-то важные разговоры? Или я декламирую вслух извлечения из секретных документов партии? Вслух... И вдруг я явственно слышу в себе гипнотизирующе-жуткое: "Говори вслух, говори вслух!". Черт побери! Неужели ОНИ меня?..
      Что именно "ОНИ меня..." и кто, собственно, "ОНИ", я не могу объяснить даже себе. И тогда неистовый приступ злости охватывает меня. Я хватаю столик, опрокидываю его вверх ногами и безжалостно швыряю на пол. Потом порывисто опускаюсь на колени и протягиваю руку, чтобы выдолбить это гнусное создание и раздушить его ногой. Однако не успевают ещё мои пальцы коснуться "жучка", как неожиданно в голове, словно красная лампочка, вспыхивает предостерегающее: "Не трогай!!! ". Рука инстинктивно одергивается обратно, и я, ничего не поняв, впиваюсь глазами в проклятую серую шашечку. Потом снова, уже осторожнее, пробую взять пальцами миниатюрное устройство, однако теперь уже окончательно убеждаюсь, что сделать этого мне не удастся.
      Еще секунда - и волна отчаяния неминуемо захлестнула бы меня, но как раз в этот миг звучит нежная трель входного звонка. Я, будто столетний дед, тяжело встаю и на ватных ногах иду к двери. Не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть, и, откровенно говоря, это меня мало интересует. Единственное, чего сейчас хочется, - чтобы звонящий просто ошибся квартирой. В моем состоянии принимать гостей - сомнительное удовольствие.
      Однако это скромное желание не сбывается. За дверью стоит тот, кого мне вообще хотелось бы видеть меньше всего. Мужчину звать Виктором Палюком, однако за спиной все зовут его Пауком. Мне неизвестна его официальная должность, но все знают, что он занимается в нашей партийной организации вопросами безопасности.
      - Здравствуй, Алик! - приветствует меня Паук.
      - Добрый день, - отвечаю не слишком гостеприимно.
      - Ты прости, я тебе весь день звоню, но никто не отвечает, извиняющимся голосом говорит мой гость. - А здесь иду, вижу - твоя машина. Дай, думаю, зайду. Ты меня пустишь?
      - Конечно, заходите, - отвечаю без особого энтузиазма. Несмотря на всю свою заторможенность, я вдруг соображаю, что подобный визит несет в себе мало приятного, и в животе начинает противно посасывать. Паук заходит, я закрываю за ним дверь, и мы вместе проходим в комнату. Сразу же за порогом мой гость останавливается, удивленно рассматривая обстановку, а я, не говоря ни слова, в два прыжка достигаю перекинутого столика, ставлю его на место и усаживаюсь сверху сам.
      - Проходите, Виктор, - проявляю в конце концов запоздалое гостеприимство, - садитесь вон в то кресло.
      - А ты что, - улыбается он, - так и будешь сидеть на столике?
      - Да, - отвечаю совершенно серьезно, - это мое излюбленное место. Хотите кофе?
      - Спасибо, но сперва давай поговорим о делах. Меня, скажу прямо, начинают беспокоить некоторые вещи. Если ты не возражаешь, я хотел бы подробнее узнать о том, что случилось в том селе.
      Я пытаюсь рассказать о событиях недельной давности как можно короче и быстрее, но Паук постоянно сбивает темп своими каверзными вопросами. Правда, его больше интересует то, что произошло после самой встречи.
      - И что это была за машина?
      - Темно-синий "Скорпион".
      - Она была в селе?
      - Нет, по крайней мере я этого не заметил.
      - Ты не заметил, он преднамеренно пытался столкнуть тебя с КАМАЗом?
      - Тогда мне показалось, что это вышло случайно.
      - А кто тебя толкнул сзади?
      - А черт его знает, вроде какой "Жигуль". Я на него даже и не посмотрел.
      - Странно, он тебя так стукнул...
      - Но я чувствовал, что сам виноват больше.
      - А как ты думаешь, они могли действовать в сговоре?
      - Не знаю, тогда я так не подумал.
      "Излюбленное место" оказывается очень неудобным для сидения, и я начинаю все чаще ерзать по нему. Это замечает и Паук.
      - Алик, - говорит он, - пересядь ты лучше на диван.
      - Ничего, - отвечаю я, - посижу и здесь.
      - Ну хорошо, давай тогда перейдем ко второму эпизоду. Ты заметил что-нибудь подозрительное перед тем, как вы приблизились к этой люльке?
      Что поделаешь, я обязан удовлетворить любопытство Паука. Правда, мои ответы, похоже, разочаровывают его, поскольку ничего подозрительного я не замечал и не склонен был эти два случая считать покушениями на жизнь Богдана. В конце концов допрос заканчивается, мой гость, выпрямившись в кресле, дружески улыбается и бросает взгляд в сторону кухни. Однако светская беседа с ним вызывает у меня ещё меньший восторг, и я делаю вид, что не помню о своем предложении относительно кофе. Поэтому после нескольких банальных фраз Паук поднимается и начинает прощаться.
      - Кстати, - говорит он уже возле двери, - у тебя есть оружие?
      - Да нет, - отвечаю несколько удивленно.
      - А что, планируешь завести?
      - Откуда вы это взяли?
      - Говорят, что ты начал ходить в тир на тренировки, - усмехается Паук.
      - Что за ерунда! - отрезаю сердито. - Какого черта я должен это делать?
      Паук на прощание окидает меня своим немного насмешливым взглядом и выходит, а я возвращаюсь в комнату. На душе так плохо, что без лишних размышлений я беру в руки бутылку и трижды наливаю и выпиваю стопку. Потом, отодвинув журнальный столик, достаю из-под дивана главную виновницу своего плачевного состояния и закуриваю. После нескольких затяжек отвратительное самочувствие значительно усиливается, и это очень кстати, поскольку где-то в глубинах сознания уже начинает зарождаться неуместный вопрос: почему я так странно вел себя во время визита Паука?
      Чтобы не надумать чего-то лишнего, я хватаю пульт дистанционного управления и включаю телевизор. На экране появляется какой-то кинокритик, который рассказывает о новом супербоевике с участием известного актера. Несколько раз слышится банальное словосочетание "машина для убийств", похоже, оно страшно нравится критику. "Машина для убийств" - неожиданно эти слова привлекают мое внимание. Черт побери! Я хватаюсь руками за голову: "машина для убийства" - ведь это же как раз про меня!
      Любым иллюзиям рано или поздно приходит конец. Подсознательные надежды на то, что мне удастся как-то избежать выполнения своей миссии, лопают, как мыльные пузыри, и я чувствую, что в моей голове включается таймер. Пик-пик - начинается обратной отсчет времени.
      - А, может, ты ещё передумаешь? - с надеждой в голосе обращается ко мне шеф.
      - Да нет, Богдан Николаевич, извините, но мне в самом деле нужно решить кучу неотложных проблем, - отвечаю виновато, - личных...
      У меня, разумеется, нет ещё никакого плана, даже более или менее четких контуров будущей операции, одна лишь общая идея, но она мне подсказывает, что никак нельзя соглашаться с этим, на первый взгляд многообещающим, предложением.
      - Ну, если личных, тогда все, больше придираться не буду, - вздыхает Богдан. - А ты, Василий, был когда-нибудь на охоте?
      Василий разводит руками и отрицательно качает головой. Это один из тех водителей, которые обслуживают аппарат партийной организации, однако с недавнего времени он находится в почти исключительном распоряжении Богдана. То есть фактически - второй личный водитель нашего шефа. Не скажу, что я чересчур ревниво к этому отношусь, но появление такой должности, пускай даже неофициальной, свидетельствует или о том, что Богдан растет, и одного шофера ему уже мало, или о том, что я начал вызывать подозрения.
      - Не волнуйтесь, Богдан Николаевич, я им займусь, - успокаиваю шефа и обращаюсь к Василию: - Ты хоть знаешь, какой стороной держать ружье?
      - Да вроде прикладом к себе, - смеется мой коллега.
      - Вот видите, он не такой уже и дилетант, - поворачиваюсь я к Богдану. - А если вы дадите ему ещё и незаряженное, то он вообще не будет представлять для вас никакой опасности.
      - Если ты имеешь в виду мои достоинства как охотника, то ты тоже был не слишком большой опасностью для них, - слегка иронизирует Богдан. - Но относительно всего другого я в твоем лице теряю много...
      - Уверяю вас, что я его слегка подкую в этой области. По крайней мере теоретически. Василий, как ты смотришь на то, чтобы я в субботу вечером провел с тобой долгую инструктивную беседу?
      - Положительно, - отвечает Василий, - тем более накануне: больше шансов, что я ничего не забуду.
      - Ну, тогда я к тебе заеду.
      Итак, охота - в воскресенье, а сейчас - лишь начало пятницы, и у меня ещё достаточно времени, чтобы детально продумать план операции. Без отрыва, конечно, от основной работы. Удивительным образом я отчуждаюсь, дистанциируюсь от Богдана, и уже не воспринимаю его ни как своего шефа, ни как человека, которого я уважаю и люблю, ни даже как того, кто почти полдня сидит возле меня, на соседнем сидении. Он превращается в какую-то абстрактную фигуру, в объект, лишенный сознания, ощущений, эмоций, всех положительных и отрицательных человеческих черт, и я размышляю над тем, как этот объект уничтожить. Уже вечером, дома, я пробую зафиксировать на бумаге результаты напряженного умственного труда, долго смотрю на написанное, потом рву его, сжигаю на блюдце и окончательно уничтожаю следы в унитазе. Ночью долго не могу заснуть, но зато сплю крепко, без сновидений и пробуждений, и проклятый Голос, к счастью, не беспокоит меня.
      Господи, какой же это тяжелый труд - планирование убийства! Ясное дело, невозможно было бы с ним справиться, если бы я не накопил каких-то предварительных заготовок, но и так слишком ограниченное время оказалось одним из злейший и коварнейших врагов. Сколько раз я обливался холодным потом, обнаружив в своих планах неучтенную деталь, которая могла бы легко провалить операцию или сразу же разоблачить меня. Правда, я довольно быстро находил ответы на все вопросы, которые возникали при этом, и иногда даже поддавался эйфории от осознания собственной гениальности, но потом все начиналось сначала. Будь я нормальным человеком, то отказался бы от задуманного уже из-за одного только страха чего-то не учесть. Но я, к сожалению, не нормальный человек. Больше того, сейчас мне кажется, что я вообще не человек. Я - машина, машина для убийства. И поэтому не могу отступить.
      Постоянная напряженная работа мысли, конечно, совсем не означает, что я все время сижу за столом, обхватив голову руками, или лежу на диване, направив взгляд в одну точку. В субботу утром я объезжаю несколько кинотеатров и приобретаю в них билеты на завтрашние сеансы. Фильм, который сможет послужить мне прикрытием, просмотрю позже. Потом покупаю в киоске пачку "Кэмела", в машине её раскрываю, высыпаю все сигареты в бумажный пакетик и при первом же случае выбрасываю этот мусор. Затем, соблюдая необходимые предосторожности, наведываюсь к одному знакомому, который, существенно облегчив содержимое моего кошелька, компенсирует мне потерю сигарет тремя другими. Две из них я кладу в коробку "Кэмела", очищенную таким варварским способом, а последнюю - в ту, которую всегда ношу с собою. И в завершение звоню по телефону одной своей подруге и договариваюсь о встрече на воскресенье после обеда.
      На дворе уже темнеет, когда я подъезжаю к дому, где живет Василий. Дверь открывает его мать, и это неприятно поражает меня: я почему-то считал, что он также живет один. Но делать нечего. Выходит Василий, мы идем в его комнату и начинаем обсуждать завтрашнюю охоту. Я делюсь с коллегой опытом своих общих с Богданом вылазок на природу, акцентирую внимание на некоторых важных деталях, объясняю, в чем будут состоять его обязанности. Потом мы осматриваем его снаряжение, и здесь я осуществляю первую часть своего сегодняшнего плана: незаметно запихиваю пачку с двумя спецсигаретами в карман его куртки. Дальше выходим на балкон перекурить, и судьба улыбается мне: Василий кладет свой настоящий "Кэмел" на поручни, и одного показательно-неуклюжего жеста достаточно, чтобы пачка вместе из зажигалкой полетела вниз. Даже не приходится отсылать его на кухню за водой для себя.
      - Вот скотина! - восклицает мой приятель, следя за полетом пачки. - А у меня больше нет!
      Его слова - будто бальзам на душу.
      - Извини, Василий, я не нарочно, - вяло оправдываюсь перед ним, завтра купишь по дороге.
      - К утру ещё уши вспухнут, - досадливо отмахивается Василий.
      - Ничего, потерпишь. Тем более, что Богдан не любит, когда при нем слишком дымят. Вот и будет тебе небольшая тренировка.
      Мы возвращаемся в комнату, и вскоре я начинаю собираться.
      - Вот ещё что, - говорю напоследок, - не хочу тебе навязывать и этого, но я всегда, прежде чем выезжать с Богданом, наведывался в избушку сам. Мало ли там чего... Наверно, нам нужно было съездить туда сегодня. Хотя, можешь завтра и сам...
      - Хорошо, я, так и сделаю, - кивает головой Василий.
      - Если выехать где-то в четыре, то в самый раз успеваешь.
      - Понятно, понятно...
      - Ну, тогда я плыву, а ты побыстрее ложись. Завтра у тебя будет хороший денек, - жму Василию руку.
      - Ты как настоящий заботливый папаша, - смеется мой коллега.
      - Когда нет своих детей, начинаешь заботиться о чужих, - улыбаюсь и я.
      Стремясь немедленно уложить в кровать Василия, я не забываю, что и мне понадобится немного поспать, и поэтому стараюсь как можно быстрее добраться домой. Немалыми усилиями воли мне удается достаточно быстро уснуть, однако судьба уже не проявляет своей благосклонности: из мрака ночи выплывает мой давний мучитель - Голос.
      - Ты ещё помнишь о своем задании? - сердито спрашивает он.
      - Я его убью... завтра... - выдавливаю из себя, не дожидаясь приглашения говорить вслух.
      - Ты должен, должен это сделать, - напоминает печальную истину Голос и, кажется, даже стает немного ласковее.
      Он больше ничего не говорит, и я терпеливо жду его ухода, однако время идет, а мой непрошеный гость все ещё здесь. Нервы вдруг не выдерживают, я прыгаю за руль автомобиля и под визжание колес срываюсь с места. На безумной скорости мчусь по автостраде, но все равно ощущаю незримое присутствие Голоса. Тогда включаю шестую, а потом седьмую и даже восьмую передачу, и мой замечательный BMW поднимается в воздух. "Ну что, выкусил?!" - хохочу я, но в ответ доносится хохот ещё громче. Я медленно оборачиваюсь, охваченный невыразимым ужасом, и вижу позади человеческий силуэт с мишенью на груди. Неизвестно откуда в руке появляется пистолет, я тщательно прицеливаюсь и выпускаю пять пуль точнехонько в десятку. Силуэт начинает расплываться, и я неожиданно узнаю в нем Василия. "Что ты здесь делаешь?!" - кричу в отчаянии. "Неужели ты до сих пор не понял, что Голос - это я?" печально отвечает он. Здесь начинает звучать что до боли знакомая мелодия, и Василий добавляет: "Похоронишь меня под эту музыку...".
      Лишь на третий раз до меня доходит, что играет не кто иной, как мой собственный будильник. Первой мыслью проносится в голове такое: "Господи, как же я не хочу этого делать!", однако она не имеет никакого влияния на мои дальнейшие действия. Я быстро собираюсь, в последний раз проверяю, не забыл ли чего-нибудь, и тихо выскальзываю из квартиры. На собственном опыте уже не раз убеждался, что даже в эту пору тебя может заметить какая-нибудь бессонная бабушка, и потому с соблюдением всех известных мне правил конспирации выбираюсь на пожарную лестницу и спускаюсь по ней на землю. За полчаса я уже стою возле въезда во двор нужного дома. Вокруг - тишина, не слышен ни один подозрительный звук, но сердце уже начинает стучать. Одинокий фонарь тускло освещает небольшую детскую площадку, клумбу, лавочки и с десяток автомобилей - едва достаточно, чтобы рассмотреть то, что меня интересует.
      Я бросаю взгляд на часы: без десяти четыре. Сейчас же в голову начинают лезть всякие глупые мысли. Вот например: захочет ли Василий по моему совету съездить к домику? Если нет, то это внесет существенные трудности в осуществление моего плана. Что же я буду делать тогда? Прежде всего, конечно, позвоню Василию по телефону, но ничего не буду говорить. Это должно немного подтолкнуть его, ведь вряд ли он снова ляжет после звонка. Разве что трубку поднимет его мать...
      Я не успеваю ещё как следует встревожиться такой возможностью, как в окнах квартиры Василия вспыхивает свет. Слава же тебе, Господи! Я облегченно перевожу дыхание и запасаюсь терпением. В конце концов свет гаснет, через минуту до меня доносятся невыразительные звуки - и в подъезде появляется фигура Василия. Ногти больно впиваются в ладони, воздух словно застревает в горле - наступает решающая минута. Василий почему-то топчется на месте, потом вспыхивает огонек - и я едва не вскрикиваю от радости! Он закурил! И теперь через минуту-другую, если верить человеку с блуждающим взглядом, который продал мне это зелье, наркотик должен начать действовать. Только бы он не успел тронуть с места автомобиль!
      Василий несколько раз затягивается - я узнаю об этом из того, как вспыхивает огонек его сигареты, - и направляется к машине. Он идет так прямо и ровно, что в голову сразу приходит страшно досадное для меня объяснения: он обнаружил какие-то другие сигареты! Если это так, то теперь придется останавливать его машину и набиваться в непрошеные помощники, что тянет за собой много различных вопросов и осложнений. На этот случай в меня есть, правда, препарат, который вызывает амнезию - потерю памяти, но как бы не хотелось, чтобы дошло до этого...
      Василий падает за два шага до своей "Тойоты". Я молнией бросаюсь к нему, чувствуя вместо естественного облегчения новое опасение, что его мать может наблюдать за этой сценой в окно. Быстро нахожу ключи, отворяю дверь и принимаюсь запихивать своего коллегу на заднее сидение. Неожиданно для меня это оказывается таким трудным делом, что я уже готов в отчаянии бросить всю эту затею. Однако в конце концов Василий оказывается в салоне, его мать, вопреки опасениям, шума не поднимает, и я, несколько нервно тронув с места, выезжаю на улицу. Уже там, остановившись на минутку, одеваю куртку и фуражку Василия и обуваю его ботинки, которые оказываются лишь немного тесными. Потом трогаюсь дальше, каждую минуту вздрагивая от мысли, что меня может остановить какой-нибудь "гаишник", и расслабляюсь лишь тогда, когда огни города остаются позади.
      Минут через сорок я уже на месте. Быстро осматриваю домик - здесь все обстоит благополучно, непрошеных посетителей не было - и отворяю дверь небольшого сарайчика. Дрова, засек с углем, стожок сена - это все на месте. Я готовлю для Василия мягкое ложе, потом с огромными трудностями перетаскиваю его из машины сюда и укладываю, не забыв угостить небольшой таблеткой - для более крепкого сна. Немного замаскировываю, чтобы не сразу бросался в глаза, выхожу во двор и закрываю дверь на замок. Уже вынимаю носовой платок, чтобы стереть свои отпечатки, но потом решаю, что сейчас этого делать не стоит: ведь и так придется снова меняться с Василием одеждой и обувью. И только теперь меня вдруг охватывает что-то похожее на угрызения совести: черт побери, сколько же неприятностей готовлю я человеку, который не имеет никакого отношения к моим делам! Но что поделаешь, быть машиной для убийства - не такая уж и приятная вещь.
      Я еду минут десять лесом, прохожу несколько километров полевой дорогой и в конце концов выбираюсь на трассу. За окном ещё темно, но небо на востоке уже посерело, так что нужно спешить. Та часть плана, которая в значительной степени зависела от случайностей, полностью выполнена, и теперь если не весь успех дела, то по крайней мере львиная его доля - в моих собственных руках.
      Когда я подъезжаю к нарядному трехэтажному дому, окруженному аккуратно подстриженной живой изгородью, вокруг уже достаточно светло для того, чтобы узнать знакомого человека. К счастью, пока я размышляю, стоит ли посигналить, рискуя разбудить соседей, или сходить за Богданом самому, ставя под удар всю свою конспирацию, или просто воспользоваться мобильником, преждевременно раскрывая себя перед шефом, как тот появляется собственной персоной, держа в руках охотничьи причандалы.
      - Здорово, Василий! - жизнерадостно приветствует меня он. - Дай я брошу это все на заднее сидение.
      Лишь избавившись своей ноши, Богдан внимательнее смотрит на меня.
      - Ты смотри, да это же не Василий! Здравствуй, Алик! А что с Василием?
      Он произносит это достаточно громко, и я обеспокоено осматриваюсь кругом. На улице вроде никого.
      - Добрый день, Богдан Николаевич! Вы уж извините, но Василий внезапно заболел, так что я буду вместо него.
      - Ну что же, я даже рад, что мы снова идем на дело вместе с тобой. Но почему он даже не предупредил меня?
      - Да, понимаете, все произошло слишком неожиданно. Он мне самому позвонил уже ночью, и мы просто решили вас не беспокоить.
      - Ну хорошо. А почему это ты на его машине?
      - А-а, - машу рукой, - свою вчера наполовину разобрал. Откуда же было знать?
      - Ну конечно, - соглашается Богдан. - А что это у тебя за фуражка? И куртка, будто с чужого плеча?
      - А-а, - снова отмахиваюсь, - неудачные покупки. Так что, едем?
      - Давай.
      Пока я выбираюсь на дорогу, Богдан что-то молча выискивает в глубоком кармане своего хаки.
      - Держи, - в конце концов говорит он, протягивая мне металлический прямоугольничек, - нацепишь на грудь.
      - Что это такое? - удивляюсь я. На моей ладони - значок, похоже, какого охотничьего общества.
      - Я вчера разговаривал с одним приятелем, и он сказал, что теперь все должны носить значки при, так сказать, исполнении. Иначе будут штрафовать, как браконьеров.
      - А кто? - пренебрежительно хмыкаю я. - Разве мы с вами кого-нибудь раньше встречали?
      - Ну-у, - вздыхает Богдан, - встретится кто или нет, но мы, как законопослушные граждане, должны это носить.
      Я молча пожимаю плечами и пришпиливаю значок к куртке.
      - Не смеши людей! - хохочет Богдан, бросив взгляд на меня. - Нацепи на рубашку!
      До нашего домика мы добираемся без приключений. Богдан сразу берется за дело - осматривает и чистит ружья, готовит патронташ, на мне же, как и всегда, лежат обязанности завхоза. Я стараюсь выполнять их добросовестно, но все сегодня просто валится с рук. Совсем другие вопросы волнуют меня сейчас: как и когда?
      - Эй, Алик, что это ты, будто из петли вынутый? - пытливо смотрит на меня Богдан.
      - Да так, недоспал немного, - улыбаюсь вымученно. - Ничего, пройдет...
      - Держи своего пугача, - протягивает шеф мне ружье, - проверь, все ли хорошо. Я сейчас выйду по одному неотложному делу, и будем трогаться.
      Не успевает за ним закрыться дверь, как я весь холодею: а что, если ему взбредет в голову заглянуть в сарайчик? Ключи, правда, у меня, но есть там и несколько изрядных щелей. Следовательно, нужно быть готовым в любую минуту... С этой мыслью я быстро заряжаю свою двустволку пулями.
      Снова скрипит дверь, и на пороге появляется Богдан. Он неторопливо проходит через комнату, садится на стул и поднимает на меня задумчивый взгляд. В нем я читаю что-то такое, что заставляет отступить на шаг назад.
      - Ну, - спрашивает Богдан, - ты уже готов?
      - Да, - глухо отвечаю я, опуская глаза.
      - Тогда объясни мне наконец, что это все значит?
      - Что вы имеете в виду? - пытаюсь ещё изобразить удивление, но тело уже охватывает отвратительная нервная дрожь.
      - Давай не будем играть, - вздыхает Богдан, - ведь достаточно заглянуть в сарай, чтобы понять, что замышляется здесь совсем не охота... или несколько иного рода охота?
      Я делаю ещё один шаг назад и изнеможенно прислоняюсь спиной к стене. Дальше скрывать просто нет смысла.
      - Богдан Николаевич, - мой голос звучит чуть слышно, - я должен вас убить...
      - Но за что, Алик, объясни мне?
      - Да не знаю я, не знаю, не знаю!!! - вся моя долго сдерживаемая обида, вся моя злость, вся ненависть к той неизвестной безжалостной силе, которая сделала меня марионеткой, выплескивается в этот дикий, отчаянный, нечеловеческий крик. - Оно сидит вот здесь, понимаете, вот здесь, в голове, и приказывает делать то, что хочется ему, не мне, а ему!!!
      Богдан смотрит, широко раскрыв глаза.
      - Но это ещё не все! - продолжаю кричать я. - Они насылают на меня этот проклятый Голос, и он едва ли не каждую ночь напоминает мне, что я должен вас убить! Чтобы я случайно не забыл!
      - Господи, боже мой, - пораженно качает головой Богдан, - неужели это возможно? И с каких пор это с тобой происходит?
      - С того времени, как я вышел из больницы после катастрофы!
      Богдан громко хлопает себя ладонями по коленам.
      - Та-ак, - тянет он, - кажется, я начинаю кое-что понимать...
      Он ведет себя так, будто речь идет не о его собственных жизни и смерти, а какого-то совсем постороннего человека. Это удивляет и даже немного раздражает меня.
      - Богдан Николаевич, поверьте, я никогда не был вашим врагом. Даже наоборот, вы мне всегда нравились... Это они... ОНИ сделали из меня машину... А машина должна выполнять приказы...
      Неожиданно Богдан поднимает глаза, преисполненные такого сочувствия и даже нежности, что меня просто осыпает холодом.
      - Ничего, мой мальчик, - говорит он, - все будет хорошо...
      Скрипнув зубами, я начинаю поднимать оружие. Неожиданно на груди что-то громко пыхкает, и я, отшатываясь и скашивая взгляд вниз, вижу густой клубок дыма, который поднимается от моего охотничьего значка. В нос ударяет что-то невообразимо резкое, и тело, предав меня, валится на пол, будто чужое. Последняя картинка, которая запечатляется в памяти, это фигура Паука с пистолетом в руке на фоне входной двери...