Айра Левин

Ребенок Розмари

Часть первая

Глава 1

Розмари и Гай Вудхаузы подписали наконец договор об аренде пятикомнатной квартиры в белой многоэтажке на Первой авеню, как вдруг позвонила миссис Кортес: освободились четыре комнаты в Брэмфорде. Брэмфордом назывался огромный, старый черный дом, подлинный лабиринт просторных помещений, славных своими каминами и викторианскими интерьерами. В очередь на квартиру в Брэмфорде Розмари и Гай встали сразу после свадьбы и, прежде чем сдаться, долго ждали.

Прижимая телефон к груди, Гай сообщил новость Розмари. Та, чуть не плача, простонала: “О нет!”

– Поздно, – сказал Гай в телефонную трубку. – Мы вчера подписали договор на аренду.

Розмари схватила мужа за руку:

– А нельзя отказаться? Что-нибудь сказать?

– Минутку, миссис Кортес. – Гай вновь опустил трубку. – Что сказать?

Розмари смутилась и беспомощно подняла руки.

– Не знаю. Правду. Что у нас появился шанс поселиться в Брэмфорде.

– Зайка, – ответил Гай, – им это безразлично.

– Ты что-нибудьпридумаешь, Гай. Давай просто посмотрим. Скажи, что мы придем посмотреть. Ну пожалуйста. Пока она не повесила трубку.

– Мы подписали договор, Ро; у нас руки связаны.

– Ну пожалуйста! Она сейчас даст отбой! – жалобно прохныкала Розмари. Она попыталась отнять у Гая телефонную трубку, которую тот прижимал к груди, и поднести к его губам.

Гай рассмеялся – и покорился.

– Миссис Кортес? Кажется, мы еще сможем отказаться, потому что собственно договор не подписывали. Не было бланков, и мы подписали только письменное согласие. Нельзя ли взглянуть на квартиру?

Миссис Кортес дала указания: прийти в Брэмфорд между одиннадцатью и одиннадцатью тридцатью, отыскать мистера Микласа или Джерома и сказать, что она прислала их посмотреть квартиру 7Е. А потом позвонить ей. И она назвала номер.

– Видишь, как ты умеешь все устроить? – сказала Розмари, надевая подследники и желтые туфли. – Ты классно умеешь врать.

Гай, глядя в зеркало, сказал:

– О Господи, прыщ.

– Не выдавливай.

– Не забывай, там всего четыре комнаты. Детской нет.

– Лучше четыре комнаты в Брэмфорде, – ответила Розмари, – чем целый этаж в... в этой белой тюрьме.

– Вчера она тебе нравилась.

– Да, нравилась. Но не слишком. Могу поспорить, его и проектировщик не любил! Сделаем из гостиной столовую, и тогда у нас будет прекрасная детская... если будет.

– Будет, и скоро, – успокоил Гай. Он водил электрической бритвой по верхней губе, глядя своему отражению в глаза, большие и карие. Розмари накинула желтое платье и застегнула молнию на спине.

Все это происходило в однокомнатной холостяцкой квартирке Гая (виды Парижа и Вероны на стенах, большая кровать и длинная, узкая, как железнодорожный вагон, кухня).

Был вторник, третье августа.

* * *

Мистер Миклас оказался маленьким и проворным; у него недоставало пальцев на обеих руках, что делало рукопожатие неудобным, но, очевидно, не для него.

– А, так вы актер! – мистер Миклас вызвал лифт. – Актеры нас любят. – И он назвал четверых жильцов Брэмфорда, сплошь громкие имена. – Я мог вас в чем-нибудь видеть?

– Сейчас прикинем, – ответил Гай. – Недавно я играл в “Гамлете”, верно, Роз? А после ставили “Наждачную бумагу”...

– Он шутит, – перебила Розмари. – Он играл в “Лютере” и в “Никто нелюбит альбатроса”, а еще в целой куче телесериалов и рекламных роликов.

– Прибыльное занятие, а? – спросил мистер Миклас. – Я имею в виду рекламу.

– Да, – подтвердила Розмари, а Гай добавил:

– Вдобавок требующее большого артистического мастерства.

Розмари умоляюще взглянула на мужа; тот ответил невинным взглядом, а потом через голову мистера Микласа состроил насмешливую вампирскую гримасу.

Лифтом с дубовыми панелями и сверкающими медными поручнями управлял одетый в форменную куртку чернокожий парень с застывшей улыбкой.

– Седьмой, – распорядился мистер Миклас и продолжал, обращаясь к Розмари и Гаю: – В квартире четыре комнаты, две ванных и пять встроенных шкафов. Сначала дом состоял из оченьбольших квартир – в самой скромной было девять комнат, – но впоследствии почти все их переделали в четырех-, пяти– и шестикомнатные. Четыре комнаты 7Е были частью десятикомнатной квартиры. От исходной планировки остались кухня и главная ванная – огромная, сами увидите. Главная спальня преобразована в гостиную, вторая осталась спальней, а две комнаты для прислуги объединены и могут служить столовой или опять-таки спальней. У вас есть дети?

– Обязательно будут, – ответила Розмари.

– Тогда получится превосходная детская, с просторной ванной и встроенным шкафом. Квартира предназначалась для молодой пары вроде вас.

Лифт остановился. Темнокожий лифтер, улыбаясь, подал кабину чуть вверх, потом вниз, чтобы она стала вровень с полом, открыл внутреннюю медную дверь и откатил наружную. Мистер Миклас посторонился, Розмари и Гай вышли – и очутились в тускло освещенном коридоре с темно-зелеными стенами и таким же ковром. Рабочий, стоявший у резной зеленой двери с номером 7Б, взглянул на них и вернулся к своему занятию: он вставлял в отверстие дверной глазок.

Мистер Миклас повел их по коротким зеленым коридорам направо, потом налево; идя следом, Розмари и Гай увидели сперва потертые обои (в одном месте они отставали от стены и заворачивались кверху), потом перегоревшую лампу в стеклянном абажуре и заплату на темно-зеленом ковре. Гай взглянул на Розмари: “Заплатанный ковер?” Она отвела взгляд и радостно улыбнулась: “Мне нравится, все нравится!”

– Предыдущая жилица, миссис Гардения, – не оборачиваясь, сообщил мистер Миклас, – несколько дней назад умерла, и в квартире еще ничего не меняли. Ее сын просил передать тем, кто придет смотреть жилье, что ковры, кондиционер и кое-что из мебели продается, очень дешево. – Он свернул в очередной коридор, оклеенный более новыми обоями в зеленую и золотую полоску.

– Она умерла здесь? – опешила Розмари. – Конечно, я не...

– Нет-нет, в больнице, – успокоил ее мистер Миклас. – Несколько недель пролежала без сознания. Глубокая старуха. Так и отдала богу душу, не приходя в себя. Хотел бы я умереть так же, когда придет мой час. К концу жизни она обеднела: сама готовила себе еду, ходила в дешевые магазины... А была одной из первых женщин-адвокатов в штате Нью-Йорк.

Они поднялись по лестнице, вышли в новый коридор и слева увидели дверь с номером 7Е – без резных украшений и более узкую, чем те, мимо которых прошли. Мистер Миклас нажал перламутровую кнопку звонка (над ней белыми буквами на черном пластике стояло “Л. Гардения”), повернул ключ в замке и, несмотря на отсутствие пальцев, ловко нажал на ручку и открыл дверь.

– Прошу! – и, подавшись вперед, привстав на цыпочки, мистер Миклас широко распахнул ее перед Гаем и Розмари.

* * *

Комнаты располагались по обе стороны узкого центрального коридора, начинавшегося от входной двери. Первой справа оказалась кухня. Заглянув туда, Розмари не сумела сдержать счастливый смех – пожалуй, в этой кухне целиком поместилась бы их нынешняя квартирка. Шестиконфорочная газовая плита с двумя духовками, огромный холодильник, монументальная раковина; десятки шкафчиков, окно с видом на Седьмую авеню, высоченныйпотолок... Если убрать стол миссис Гардения, стулья и перевязанные стопки “Форчун” и “Музыкальной Америки”, сюда отлично вписывался чудесный, цвета слоновой кости с белым кухонный уголок, который Розмари видела в последнем номере журнала по домоводству.

Напротив кухни располагалась столовая (или вторая спальня), которую миссис Гардения, очевидно, использовала в качестве комбинации кабинета и оранжереи. На полках под выключенными флуоресцентными лампами стояли сотни умирающих и мертвых растеньиц, и среди них – шведское бюро, заваленное книгами и бумагами. Прекрасное бюро, широкое, блестящее, старинное. Розмари оставила Гая и мистера Микласа разговаривать у двери и подошла поближе, перешагнув через полку с увядшими бурыми побегами. Такие столы она видела в витринах антикварных магазинов; коснувшись бюро, Розмари задумалась, нет ли его в перечне вещей, которые можно дешево купить. На розовато-лиловой бумаге красивым почерком было написано: “...мнеказалось, это просто невинное времяпрепровождение. Но я больше не могуучаствовать...”Розмари поняла, что без спроса вторгается в чужую жизнь, и оглянулась на мистера Микласа – тот как раз отвернулся от Гая.

– А стол сын миссис Гардения не продает?

– Не знаю, – пожал плечами мистер Миклас. – Но могу спросить.

– Какой красивый, – восхитился Гай.

Розмари кивнула:

– Да, правда? – и с улыбкой оглядела стены и окна. Комната почти идеально подходила для детской, как она ее себе представляла. Темноватая – окна выходят в узкий дворик, – но бело-желтые обои добавят света. Ванная маленькая, но удобная, а шкаф, уставленный растениями в горшках, которые как будто бы чувствуют себя неплохо, очень хорош.

Они направились к двери, и Гай спросил:

– А что это?

– В основном травы, – ответила Розмари. – Мята, базилик... Не знаю, для чего они.

Дальше по коридору слева был стенной шкаф для одежды гостей, а справа широкая арка вела в гостиную: друг против друга – два больших окна со стеклами ромбической формы и низкими, широкими подоконниками-сиденьями; в правой стене небольшой камин с белой мраморной полкой, левая закрыта высокими книжными стеллажами из дуба.

– О, Гай, – выдохнула Розмари, хватая мужа за руку. Гай уклончиво промычал: – Ммм, – но ответил на пожатие. Их догнал мистер Миклас.

– Камин, разумеется, работает, – небрежно бросил он.

Затем они осмотрели спальню (двенадцать на восемнадцать футов, окна выходят в тот же узкий двор, что и окна столовой-второй спальни-детской). За гостиной – большая ванная, полная белых труб и медных вентилей, ручек и кранов.

– Замечательная квартира! – воскликнула Розмари, вернувшись в гостиную. Она раскинула руки, словно хотела обнять все это великолепие. – Мне нравится!

– Так она пытается уговорить вас снизить арендную плату, – заметил Гай.

Мистер Миклас улыбнулся.

– Будь наша воля, мы бы еще накинули. Я имею в виду, сверх пятнадцатипроцентной надбавки. Такие квартиры, полные очарования и индивидуальности, в наши дни редки, как зубы у цыпленка. А новые... – Он умолк, уставясь на палисандровый письменный стол в глубине коридора. – Странно. За этим столом – стенной шкаф. Определенно. Таких шкафов пять: два в спальне, один во второй спальне и два в коридоре, вот там и здесь. – И он подошел к столу.

Гай привстал на цыпочки и сказал:

– Вы правы. Я вижу края двери.

– Она его передвинула, – заметила Розмари. – Стол. Он раньше стоял здесь. – Она указала на еле различимый прямоугольный контур у двери спальни и на четыре глубокие вмятины в бордовом ковре. Еле заметные царапины вели от них туда, где сейчас у стены стоял стол.

– Помогите мне, пожалуйста, – обратился мистер Миклас к Гаю.

Вдвоем они с трудом вернули стол на прежнее место.

– Теперь я понимаю, почему старушка потеряла сознание, – отдуваясь, пропыхтел Гай.

– Она не могла управиться сама, – возразил мистер Миклас, – ей было восемьдесят девять лет.

Розмари с сомнением смотрела на освобожденную дверь шкафа.

– А нам можно ее открывать? Может, это должен сделать ее сын?

Стол точно встал в четыре вмятины. Мистер Миклас потер беспалые ладони.

– Я имею право показывать квартиру. – Он подошел к дверце и распахнул ее. Шкаф был почти пуст; в одном углу стоял пылесос, в другом – три или четыре широкие доски. На верхней полке – стопка синих и зеленых купальных полотенец.

– Тот, кого она тут закрыла, выбрался, – сказал Гай.

Мистер Миклас заметил:

– Должно быть, ей просто не нужны были пять шкафов.

– Но зачем запирать пылесос и полотенца? – удивилась Розмари.

Мистер Миклас пожал плечами.

– Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем. Возможно, на склоне лет она впала в маразм. – Он улыбнулся. – Вам еще что-нибудь показать или рассказать?

– Да, – ответила Розмари. – Как обстоят дела со стиркой? Внизу есть стиральные машины?

* * *

Поблагодарив мистера Микласа, который проводил их до выхода, они не спеша зашагали по Седьмой авеню.

– Эта квартира дешевле той, – начала Розмари, стараясь говорить так, словно практические соображения для нее важнее всего.

– В ней на одну комнату меньше, зайка, – возразил Гай.

Розмари некоторое время шла молча, потом сказала:

– Здесь район лучше.

– О, да, – согласился Гай. – Отсюда я пешком могу дойти до любого театра.

Приободрившись, Розмари забыла о практических соображениях.

– О, Гай, давай возьмем ее! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Такая чудесная квартира! Просто она о ней ни сколечки не заботилась, эта старая миссис Гардения. Гостиную можно сделать... можно сделать красивой, и теплой, и – ох, Гай, пожалуйста, давай снимем эту квартиру, ладно?

– Конечно, – улыбнулся Гай. – Если сможем отказаться от той.

Розмари радостно схватила его за руку.

– Сможем! – воскликнула она. – Ты что-нибудь придумаешь, я уверена!

Из застекленной телефонной будки Гай позвонил миссис Кортес, а Розмари снаружи старалась по губам прочесть, что он говорит. Миссис Кортес сказала, что дает им время до трех часов; если до тех пор они не позвонят, она даст знать следующим в списке.

Они отправились в “Русскую чайную” и заказали “кровавую Мэри” и сэндвичи с курицей на черном хлебе.

– Можно сказать, что я должна лечь в больницу, – предложила Розмари.

Но этот довод не показался им убедительным и неопровержимым. Взамен Гай сочинил целую байку: их труппа со спектаклем “Давай похвастайся” уезжает на четырехмесячные гастроли во Вьетнам и на Дальний Восток по линии ООВОС (Объединенной организации обслуживания вооруженных сил). Исполнитель роли Алана сломал ногу, и если он, Гай, отлично знающий текст, его не заменит, отъезд придется отложить по крайней мере на две недели. А это нехорошо, ведь там ребята ведут бои с коммунистами. А его жене придется на время уехать к родителям в Омаху...

Он дважды прорепетировал свой рассказ и направился к автомату.

Держа под столом руку с суеверно скрещенными пальцами, Розмари маленькими глоточками пила коктейль. Она думала о квартире на Первой авеню, куда ей так не хотелось перебираться, и мысленно перечисляла ее достоинства: сверкающая новая кухня, посудомоечная машина, вид на Ист-Ривер, центральное отопление...

Официантка принесла сэндвичи.

Мимо прошла беременная в обтягивающем синем платье. Розмари проводила ее взглядом. Должно быть, месяцев пять-шесть... Беременная весело болтала с другой женщиной, постарше, у которой руки были заняты пакетами, – наверное, со своей матерью.

Кто-то помахал ей рукой – рыжеволосая девушка, которая появилась в Си-Би-Эс за несколько недель до того, как уволилась Розмари. Розмари помахала в ответ. Девушка что-то сказала, а когда Розмари не поняла, повторила. Мужчина, сидевший напротив девушки, повернулся и тоже посмотрел на Розмари – человек с восковым изможденным лицом.

Но тут вернулся Гай, веселый и красивый, сдерживая улыбку, которая пробивалась на лице.

– Да? – спросила Розмари, едва он сел напротив нее.

– Да, – ответил он. – Аренда отменена; задаток нам вернут. Я должен отыскать лейтенанта Хартмана из войск связи. Миссис Кортес ждет нас в два.

– Ты ей звонил?

– Да.

Неожиданно рядом оказалась рыжеволосая девушка, раскрасневшаяся, с блестящими глазами.

– Я говорю, замужество тебе к лицу, ты прекрасно выглядишь, – сказала она.

Розмари попыталась вспомнить, как зовут рыжую, рассмеялась и ответила:

– Спасибо. А у нас праздник. Только что сняли квартиру в Брэмфорде!

– В Брэме? – переспросила девушка. – Я от него тащусь! Если решите сдать ее на время, помните, я первая на очереди! Там такие горгульи!

Глава 2

Как ни странно, Хатч принялся их отговаривать, утверждая, что Брэмфорд – “опасная зона”.

В июне 1962 года, впервые оказавшись в Нью-Йорке, Розмари поселилась в южной части Лексингтон-авеню вместе с девушкой из Омахи и еще двумя из Атланты. Хатч жил в соседней квартире, и хотя он отказался стать стопроцентной заменой отца, к чему стремились девушки (он уже вырастил двух дочерей, и с него довольно, спасибо), тем не менее в чрезвычайных случаях – например, однажды ночью, когда кто-то забрался на пожарную лестницу, и в другой раз, когда Джинни едва не задохнулась, – всегда приходил на помощь. Звали его Эдвард Хатчинс, он был родом из Англии, и ему было пятьдесят четыре года. Под тремя разными псевдонимами он писал три серии приключенческих книг для мальчиков.

Розмари он помогал и по-иному. Дома она была младшей из шести детей; старшие рано обзавелись собственными семьями и жили поблизости от родителей. В Омахе остались сердитый, подозрительный отец, молчаливая мать и недовольные братья и сестры (только самый младший из них, Брайан, у которого были проблемы с выпивкой, сказал: “Иди, Рози, и поступай, как хочешь”, и протянул ей полиэтиленовый мешочек с восемьюдесятью пятью долларами). В Нью-Йорке Розмари постоянно чувствовала себя эгоисткой, ее терзало чувство вины, и Хатч успокаивал ее крепким чаем и беседами о родителях и детях и их обязанностях по отношению друг к другу. Она задавала ему вопросы, немыслимые в католической школе; он устроил ее на вечерние курсы философии в Нью-Йоркском университете.

– Я еще сделаю герцогиню из цветочницы, – пообещал он, и у Розмари хватило ума ответить:

– Ну да!

Теперь примерно раз в месяц Розмари и Гай обедали с Хатчем – либо у себя, либо, когда была его очередь угощать, в ресторане. Гай считал Хатча скучноватым, но держался с ним с неизменной сердечностью: жена Хатча оказалась двоюродной сестрой Теренса Раттигана, драматурга, и Раттиган с Хатчем переписывались. А Гай хорошо усвоил: связи, даже самые второстепенные, в театре очень важны.

Во вторник, посмотрев квартиру, Розмари и Гай обедали с Хатчем у “Клюба”, в немецком ресторанчике на Двадцать третьей улице. (Миссис Кортес попросила их указать поручителей, и одним из трех они назвали Хатча. Он уже получил ее письмо и ответил на него.)

– Мне очень хотелось написать, что вы наркоманы и неряхи, – сознался он, – или еще что-нибудь столь же неприемлемое для управляющей жилым домом.

Они спросили почему.

– Не знаю, в курсе ли вы, – ответил Хатч, намазывая булочку маслом, – но в начале века за Брэмфордом закрепилась дурная слава. – Он взглянул на них (широкое блестящее лицо, живые голубые глаза, редкие пряди волос тщательно зачесаны набок, на лысину), понял, что они ничего не знают, и продолжал: – Кроме Айседоры Дункан и Теодора Драйзера в Брэмфорде проживало немало гораздо менее привлекательных личностей. Именно там сестры Тренч проделывали свои маленькие эксперименты с диетой и устраивал приемы Кит Кеннеди. Могу назвать еще Адриана Маркато и Перл Эймс.

– Что за сестры Тренч? – спросил Гай, а Розмари добавила:

– И кто такой Адриан Маркато?

– Сестры Тренч, – ответил Хатч, – это парочка настоящих викторианских леди, которые оказались людоедками. Они сварили и съели с десяток ребятишек, в том числе собственную племянницу.

– Какая прелесть, – поморщился Гай.

Хатч повернулся к Розмари.

– Адриан Маркато занимался колдовством. В восьмидесятых-девяностых годах он наделал немало шума, объявив, что сумел вызвать самого Сатану. В качестве доказательства он предъявлял клочки шерсти и обрезки когтей, и, видимо, ему поверили; во всяком случае, в вестибюле Брэмфорда на него напала толпа. Он чудом спасся.

– Вы шутите, – сказала Розмари.

– Я совершенно серьезен. Через несколько лет случилось дело Кита Кеннеди, и к двадцатым годам дом наполовину опустел.

Гай сказал:

– Я слышал о Ките Кеннеди и Перл Эймс, но я не знал, что и Адриан Маркато жил в этом доме.

– И еще эти сестры, – вздрогнув, добавила Розмари.

– Только вторая мировая война и нехватка жилья помогли вновь заполнить Брэмфорд, – продолжал Хатч, – и теперь он отчасти вернул себе престиж старинного жилого дома. Но в двадцатые годы его называли Черный Брэмфорд, и разумные люди его сторонились... Даме – дыню, пожалуйста.

Официант подал напитки. Розмари вопросительно посмотрела на Гая; тот наморщил лоб и незаметно покачал головой: “Пустяки, не давай ему запугать тебя”.

Официант отошел.

– На протяжении многих лет, – развивал тему Хатч, – Брэмфорд гораздо чаще, чем другие дома, становился ареной страшных или трагических событий. И не все они достояние далекого прошлого. В пятьдесят девятом году в подвале нашли мертвого младенца, завернутого в одеяло.

Розмари сказала:

– Ну... такое время от времени случается в любом доме.

– Время от времени... – повторил Хатч. – Дело, однако, в том, что в Брэмфорде это случается гораздо чаще. Есть и менее заметные отклонения от нормы. Например, в Брэмфорде происходит значительно больше самоубийств, чем в других таких же больших и старых домах.

– В чем же причина, Хатч? – спросил Гай, напуская на себя серьезный и озабоченный вид. – Должно же быть какое-то объяснение.

Хатч некоторое время смотрел на него.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, слава сестер Тренч попросту привлекла Адриана Маркато, а его слава – Кита Кеннеди, и постепенно дом стал местом сбора людей... склонных к определенному типу поведения. Или, возможно, причина в чем-то, чего мы еще не знаем... что-нибудь с магнитными полями и электронами... что-то, способное сделать место зловещим. Однако я твердо знаю вот что: Брэмфорд в этом смысле не уникален. В Лондоне на Прейд-стрит стоял дом, где на протяжении шестидесяти лет произошло пять жестоких убийств. Они никак не были связаны между собой, убийцы не состояли в родстве со своими жертвами, и преступления совершались не ради лунного камня или мальтийского сокола. Однако на протяжении шестидесяти лет в доме произошло пять убийств. В маленьком доме с магазинчиком на первом этаже и с жилой квартирой на втором. В 1954 году дом снесли – без всяких видимых причин, насколько мне известно, потому что участок остался незастроенным.

Розмари погрузила ложку в дыню.

– Наверное, есть и хорошие дома. Дома, где влюбляются, женятся и заводят детей.

– И становятся звездами, – подхватил Гай.

– Наверное, – согласился Хатч. – Но о них никогда не слышишь. Сами знаете, добрая слава лежит, а дурная бежит. – Он улыбнулся Розмари и Гаю. – Я бы хотел, чтобы вы поискали хороший дом вместо Брэмфорда.

Ложка с дыней остановилась на полпути ко рту Розмари.

– Вы правда стараетесь нас отговорить?

– Лапушка, – усмехнулся Хатч, – у меня на сегодня было назначено свидание с очаровательной женщиной. Я отказался от него, только чтобы увидеть вас и сказать то, что сказал. Я действительно стараюсь отговорить вас.

– Господи, Хатч... – начал Гай.

– Я не утверждаю, что в Брэмфорде вас непременно съедят старые девы, или скинут вам на голову пианино, или вы обратитесь в камень, – перебил Хатч. – Я просто говорю, что перечисленные мной факты следует учитывать наряду с низкой квартплатой и работающим камином. В доме слишком высок уровень неприятных происшествий. Зачем сознательно рисковать? Отправляйтесь в “Дакоту” или в “Осборн”, и вас тоже окружит великолепие девятнадцатого столетия.

– “Дакота” – кооператив, – ответила Розмари, – а “Осборн” собираются снести.

– А вы не сгущаете краски, Хатч? – спросил Гай. – Были ли в последние годы другие “неприятные происшествия”? Помимо найденного в подвале ребенка?

– Прошлой зимой убили лифтера, – ответил Хатч. – Но за столом говорить об этом не стоит. Я сегодня был в библиотеке и битых три часа просматривал “Таймс индекс” и микрофильмы. Хотите, расскажу еще?

Розмари взглянула на Гая. Он положил вилку и вытер губы.

– Глупости, – сказал он. – Ну, хорошо, в доме произошло много неприятного. Но это не значит, что впереди обязательно новые неприятности. Не понимаю, почему Брэмфорд опаснее других домов в городе. Можно подбрасывать монету, и пять раз подряд выпадет орел – но это вовсе не означает, что орел тут же выпадет еще пять раз или что эта монета отличается от других монет. Простое совпадение, вот и все.

– Если бы действительночто-то было не так, – заметила Розмари, – Брэмфорд, наверное, снесли бы? Как тот дом в Лондоне?

– Дом в Лондоне, – ответил Хатч, – принадлежал семье последней жертвы. Брэмфорд – собственность соседней церкви.

– Вот видите, – сказал Гай, закуривая, – у нас будет божественная защита.

– До сих пор она не действовала, – возразил Хатч.

Официант убрал тарелки.

Розмари сказала:

– Я не знала, что дом принадлежит церкви.

На что Гай ответил:

– Ей принадлежит весь город, зайка.

– А вы не заглядывали в “Вайоминг”? – спросил Хатч. – По-моему, он в том же квартале.

– Хатч, – протянула Розмари, – мы испробовали все. И нет ничего, абсолютноничего, кроме новыхдомов, с аккуратными квадратными комнатами, совершенно одинаковыми, и с телекамерами в лифтах.

– Неужели это так ужасно? – улыбнулся Хатч.

– Да, – ответила Розмари, а Гай сказал:

– Мы уже решили было поселиться в таком доме, но отказались, когда подвернулся вариант с Брэмфордом.

Хатч некоторое время смотрел на них, потом откинулся на спинку стула и хлопнул ладонями по столу.

– Хватит, – объявил он. – Буду заниматься своими делами, как и следовало с самого начала. Разжигайте огонь в своем исправном камине! Я вам подарю дверную щеколду и отныне буду держать рот на замке. Простите дурака.

Розмари улыбнулась:

– Щеколда на двери уже есть. Есть еще цепочка и глазок.

– Не забывайте ими пользоваться, – ответил Хатч. – И не разгуливайте по коридорам, знакомясь со всеми подряд. Вы не в Айове.

– В Омахе.

Официант принес второе.

* * *

В понедельник Розмари и Гай подписали договор на двухгодичную аренду квартиры 7Е в Брэмфорде, вручили миссис Кортес чек на пятьсот восемьдесят три доллара (месячная плата за квартиру и охрану), и узнали, что, если они хотят въехать до первого сентября, то квартира будет готова к концу недели, а маляры придут восемнадцатого, в среду.

В тот же понедельник, ближе к вечеру, им позвонил Мартин Гардения, сын предыдущей обитательницы 7Е. Они договорились встретиться с ним в квартире во вторник, в восемь вечера. Явившись в назначенное время, они увидели высокого мужчину лет шестидесяти, с добродушными открытыми манерами. Он показал вещи, которые хотел бы продать, и назвал заманчиво низкую цену. Розмари и Гай совещались, смотрели – и купили два кондиционера, туалетный столик розового дерева с резной скамеечкой, персидский ковер из гостиной, а также железную подставку для дров для камина, каминные экраны и различные инструменты. Шведское бюро миссис Гардения, к сожалению, не продавалось. Пока Гай выписывал чек и налеплял на новые приобретения ярлычки, чтобы их ненароком не вывезли, Розмари купленной утром рулеткой вымеряла гостиную и спальню.

В марте Гай снимался в дневном телесериале“Другой мир”. Теперь его персонаж вернулся на три дня, и до конца недели Гай был занят. Розмари просмотрела папку с различными планировками и украшениями, которые собирала с окончания школы, нашла две подходящих для их квартиры и, руководствуясь ими, отправилась по магазинам с Джоан Джеллико, девушкой из Атланты, с которой они когда-то вместе снимали квартиру. У Джоан нашлась визитная карточка декоратора, которая открыла им доступ в оптовые магазины и на выставки. Розмари смотрела, делала зарисовки, чтобы обсудить их позже с Гаем, спешила с образцами обоев и тканей домой, чтобы не пропустить “Другой мир”, и снова убегала – за продуктами к обеду. Она пропускала занятия в классе скульптуры и с радостью отменила визит к дантисту.

В пятницу вечером квартира принадлежала им – пустота высоких потолков, незнакомая темнота, в которую они вошли с лампой и покупками, гулкое эхо в дальней комнате. Они включили своикондиционеры, восхищались своимиковрами и столиком Розмари; радовались своейванной, дверным ручкам, петлям на окнах, лепнине на потолке, полам, печи, холодильнику, окнам и виду из них. Они поели на ковре и составили планы расстановки мебели во всех четырех комнатах. Гай измерял, а Розмари чертила. Потом, вернувшись на ковер, они погасили лампу, разделись и любили друг друга в ночном отсвете из незанавешенных окон.

– Тшшш! – прошептал потом Гай, широко раскрыв глаза от страха. – Я слышу... это жуют сестры Тренч!

Розмари стукнула его по макушке.

Они купили диван и большую кровать, кухонный стол и две тумбочки в спальню. Позвонили в компанию электроснабжения и в телефонную компанию, в магазины, малярам и обойщикам.

Маляры пришли восемнадцатого, в среду; они шпаклевали, грунтовали, штукатурили и красили и двадцатого, в пятницу, ушли. Остались стены, цветом очень напоминающие образцы Розмари. Пришел ворчливый обойщик и оклеил спальню.

Они звонили в магазины, и рабочим, и матери Гая в Монреаль. Купили шкафчик, и обеденный стол, и телевизор, и новые тарелки, и столовые приборы. Они были бодры и полны энергии. В 1964 году Гай снялся в рекламе таблеток “Анацин”, и эти ролики по-прежнему шли в эфире; это дало ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало приносить ежемесячный доход.

Они повесили шторы, выложили бумагой полки, отправили в стирку ковер и настелили в коридоре линолеум. Им включили телефон, с тремя розетками по квартире. Они заплатили по счетам и оставили на почте извещение.

В пятницу, 27 августа, они переехали. Джоан и Дик Джеллико подарили им большой комнатный цветок в горшке, а агент Гая – маленький. Хатч прислал телеграмму: “Брэмфорд из плохого станет хорошим домом, когдана одной из его дверей появится надпись “Р. и Г. Вудхаузы”.

Глава 3

Розмари радостно погрузилась в хлопоты. Она купила и повесила гардины, отыскала викторианскую стеклянную лампу для гостиной, развесила на кухонной стене горшки с растениями. Ее вдруг осенило, что четыре доски в коридорном шкафу – попросту полки, которые устанавливаются на боковых выступах. Она застелила их льняной плотной бумагой и, когда Гай вернулся домой, продемонстрировала ему шкаф, заполненный аккуратно сложенным бельем. Она нашла на Шестой авеню супермаркет, а на Пятьдесят пятой улице – китайскую прачечную, куда решила сдавать сорочки Гая и простыни.