И вот однажды между ним и вином на беду встал сын, за что и был наказан. Так Ричард Рейнард покинул родительский дом и отправился странствовать, что совсем выбило из колеи Гемфри. Хотя после того рокового вечера, когда ушел сын, отец стал пить еще больше, он уже не терял самообладания.

— Рада слышать твои слова, — охрипшим от волнения голосом проговорила Джослин.

Гемфри горько усмехнулся:

— Надеюсь, у меня получится. Ты же знаешь, Ричард еще более упрям, чем я.

Дочь не могла не согласиться с ним, но надеялась, что, поняв, как много они потеряли, ее брат и отец сумеют понять друг друга.

— Ты известишь меня, если Ричард вернется домой?

Глядя куда-то поверх ее плеча, Гемфри закивал в знак согласия.

Джослин, проследив за его взглядом, увидела приближающихся рыцарей во главе с Лаймом. Значит, пора прощаться. Она хотела поднять руку, но отец еще крепче сжал ее и не отпускал.

— Мне не очень нравится этот священник, — вполголоса произнес он.

— Я буду осторожна, — заверила его дочь.

Гемфри снова кивнул головой.

— Что же касается незаконнорожденного, то думаю, он совсем не такой, каким мы его представляли по рассказам Мейнарда.

Джослин удивленно посмотрела на отца. Что же произошло между ним и Лаймом по дороге в монастырь вчера вечером? Но расспрашивать его уже не осталось времени.

— Возможно, — заявила она, высвобождая руку, — в будущем мы узнаем, кто из них прав, кто виноват.

Тяжело вздохнув, Гемфри повернулся и отвязал от седла узел.

— Это твои вещи. — Наклонившись, он прикрепил их к седлу лошади Джослин. — Я собрал твою одежду утром.

— Ой, я о ней совсем забыла, — с благодарностью в голосе сказала вдова, радуясь тому, что позднее сможет переодеться в свою привычную и удобную одежду.

Тем временем Гемфри Рейнард выпрямился в седле.

— Да поможет тебе Господь, дочка, — печально напутствовал он, потом повернул лошадь и направился в сторону города.

— Я люблю тебя, Большой папа, — крикнул ему вслед Оливер.

Помедлив несколько секунд, Гемфри оглянулся. По его лицу Джослин прочла о том, как ему тяжело. Он тщательно старался скрыть свои чувства от внука. Но в конце концов мужчина подмигнул мальчику и помахал ему на прощание рукой.

Оливер расплылся в улыбке и ответил тем же.

Они появились из леса так неожиданно, будто гром среди ясного неба.

Времени на размышления не было. Одной рукой крепко прижав к себе Оливера, только что проснувшегося, другой Джослин резко натянула поводья, поворачивая лошадь вправо. Однако сделав несколько робких шагов, животное повернуло влево.

В мгновение ока молодая мать осознала, что бежать им некуда. Разбойники были повсюду и уже смешались с рыцарями Лайма. Их громкие воинственные голоса, казалось, оглушали, серебристые клинки грозно сверкали на солнце. Эшлингфордские рыцари сражались с двадцатью или даже более противниками.

Женщина похолодела от ужаса: бандиты находились совсем близко от них с Оливером. Ее сердце лихорадочно билось, мысли путались в голове, она не слышала слов сына, который что-то испуганно лепетал. Джослин в отчаянии оглядывалась по сторонам, надеясь на помощь, но Лайма нигде не было видно.

Моментально ее осенила страшная догадка: за этим коварным нападением стоял никто иной, как Лайм Фок. Вдова покрылась холодным потом. Так вот каким образом он собрался избавиться от них с Оливером и получить Эшлинг-форд!

— Мама! — испуганно закричал мальчик.

С болью в душе Джослин окинула взглядом окраину леса, до которой они так и не успели добраться, затем посмотрела на сына. Мальчик сидел, затаив дыхание. В его широко открытых глазах светились доверие и надежда.

— Держись за меня покрепче, — шепнула она Оливеру, решив все же попытаться спасти сына и себя.

Малыш, послушно опустив голову, обеими руками обнял мать за талию и крепко прижался к ней.

Но не успела Джослин тронуть лошадь с места, как чья-то сильная рука подняла ее и Оливера из седла и пересадила на другого скакуна. Решив, что их захватил один из разбойников, молодая мать сжалась в комок. Однако в следующее мгновение женское чутье подсказало ей, что она ошиблась. Еще не видя лица мужчины, Джослин поняла, что к ним на помощь поспешил Лайм. Он сдержал свое слово!

— Не сопротивляйтесь, — буркнул рыцарь, еще крепче обнимая женщину.

Она уже открыла рот, чтобы заверить, что не собиралась сопротивляться, но в этот момент раздался истошный вопль, похожий не то на вой, не то на крик. Слегка повернув голову влево, Джослин увидела, что за ними, угрожающе размахивая мечом, во весь дух мчится один из разбойников.

Лайм застыл, как натянутая струна. Принимая вызов, он развернул жеребца и, достав меч из ножен, поднял его, готовясь достойно встретить противника.

Джослин инстинктивно склонилась над Оливером, стремясь защитить сына от смертельной опасности. От первого мощного удара, успешно отраженного Лаймом, женщина чуть не вылетела из седла. Затем последовал еще один и еще. Они сыпались, как град, напоминая удары молота по наковальне. Звон стали резал слух. Но сейчас этот звон извещал не о работе кузнеца, ковавшего оружие, нет, он трубил о близости смерти.

Неожиданно на лицо Джослин брызнула капля. Зная, что причиной тому не дождь, который не мог пойти с безоблачного неба, она начала шептать про себя слова молитвы. Никогда еще вдова не молилась так страстно.

— Отправляйся к дьяволу! — воскликнул Лайм, нанося сокрушительный удар. Его натренированное тело, дрожа от напряжения, устремилось вперед, вслед за мечом.

И тут же воздух пронзил оглушительный крик боли. Но кто кричал? Джослин затаила дыхание, ее сердце билось так яростно, словно готово было вот-вот выскочить из груди. В глубине души она не могла поверить, что только что оборвалась жизнь брата Мейнарда, но, повинуясь материнскому инстинкту, приготовилась защитить Оливера при падении.

К счастью, женщина тревожилась напрасно. Через секунду они снова поскакали вперед. Джослин ощутила на затылке учащенное дыхание Лайма, стальные мускулы его груди снова прижались к ее спине. Он жив!

— О, благодарю тебя, Господи! — пробормотала она и, открыв глаза, увидела, что они добрались до опушки леса.

Не углубляясь дальше, рыцарь резко остановил коня возле груды огромных валунов и бесцеремонно опустил Джослин с Оливером на землю.

— Спрячьтесь за камнями и ждите меня, — приказал он тоном, не терпящим возражений. Кровь кипела в его жилах, он рвался в бой. — Я вернусь, как только битва закончится.

Молодая мать, не выпуская из рук сына, сделала несколько неуверенных шагов к валунам, потом, остановившись, оглянулась и посмотрела на мужчину. Только на мимолетное мгновение их взгляды встретились. Он тревожится за них! А позади уже раздавались громкие голоса, возвещавшие о приближении еще двух разбойников.

— Быстрее! — крикнул Лайм, сурово взглянув на Джослин.

С быстротой молнии он снова стал тем человеком, который заставлял вдову трепетать от страха, даже несмотря на то, что спас им жизнь. Перед ней сейчас был тот рыцарь, который семь лет тому назад посмел высказать недовольство в присутствии короля.

Осознав, что гнев Лайма мог в любой момент обрушиться на нее, Джослин подбежала к груде камней и спряталась за одним из них, затем, осторожно выглянув из укрытия, посмотрела вслед удаляющемуся всаднику.

— Я боюсь, мама, — заплакал Оливер, судорожно вцепившись в руку матери.

Не желая, чтобы сын увидел кровавую бойню, вдова прижала его голову к своей груди.

— Не бойся, малыш, все хорошо, — ласково прошептала она, нежно поглаживая волосы сына. — Все хорошо.

Лайм мчался навстречу опасности. Он бросил беглый взгляд на дорогу, где рыцари ожесточенно сражались с бандой разбойников, и оценивающе посмотрел на первого из направлявшихся к нему бандитов. Мужчина примерно такого же роста, как он, только немного постарше, казался достойным противником.

Взмахнув мечом, Лайм обрушил удар на врага.

— За шесть лет страданий и боли! — воскликнул он. Перед его глазами на мгновение возник образ умирающего Мейнарда, брата, который подло и коварно предал его.

Разбойник покачнулся, но удержался в седле.

Проехав мимо первого нападающего, рыцарь стремительно поскакал ко второму. Но в тот момент, когда их клинки должны были скреститься, он ловко свернул влево и нанес удар снизу.

— За обман! — выкрикнул незаконнорожденный сын Монтгомери Фока.

Вопль, похожий на предсмертный крик раненой птицы, подтвердил, что меч нашел цель и вонзился в незащищенный кольчугой бок разбойника.

Оставив тяжело раненного противника в объятиях смерти, Лайм повернул скакуна и снова двинулся навстречу первому разбойнику. И вот уже их мечи встретились в поединке. Напуганные оглушительным звоном стали, обе лошади встали на дыбы.

Гнев, переполнявший душу незаконнорожденного, искал выход. Да, этот разбойник заплатит за то, что посмел напасть на него, своей жизнью.

Как только лошадиные копыта снова опустились на землю, бандит нанес ответный удар. Клинок со скрежетом скользнул по кольчуге Лайма. Подавшись вперед, противник попытался вонзить меч между звеньев кольчуги, но Лайм, опередив его, задел лезвием его незащищенное бедро.

Сотрясая воздух оглушительным ревом, разбойник наклонился на бок и, подняв ногу, попытался ударить рыцаря в грудь, намереваясь выбить его из седла.

Однако Лайм, схватив его ногу свободной рукой, с силой оттолкнул назад.

Несколько секунд бандит удерживался в седле, отчаянно стараясь ухватиться за гриву коня и восстановить равновесие, но, потерпев неудачу, с грохотом рухнул на землю.

Лайм не воспользовался временной беспомощностью врага. За шесть лет он так устал от подлости, что не искал легкого пути. Правда, сейчас перед ним находился не Мейнард и не Иво, которым незаконнорожденный жаждал отомстить. Но злоба, накопившаяся за долгие годы, могла найти выход только в честном смертельном поединке.

Перехватив рукоятку меча поудобнее, рыцарь снова ощутил под ладонью до боли знакомое прикосновение потертой кожи эфеса. Спешившись, он остановился перед противником.

Несмотря на кровоточащую рану на бедре, разбойник поднялся на ноги и надменно вскинул голову.

— Ну, давай, иди сюда, незаконнорожденный подонок! — вызывающе бросил он.

Незаконнорожденный? Итак, его догадка подтвердилась. Кто-то тщательно спланировал и организовал это нападение. Но кто? Один из обиженных аристократов, надеявшийся получить Торнмид? Или человек, желавший удержать его, Лайма, как можно дальше от Эшлингфорда? Разве есть место, надежнее могилы?

В глубине души рыцарь подозревал, что ответственность за пролитую сегодня кровь лежит на совести Иво. Какая злая ирония: некоторые из разбойников пали от руки, ранее вознаградившей их за услугу. Но, к несчастью для Иво, его замысел потерпит крах. Лайм не позволит бандитам забрать его жизнь.

Рыцарь рванулся к надменно усмехавшемуся противнику и одним мощным ударом рассек несколько звеньев его тонкой кольчуги.

Разбойник невольно отшатнулся назад.

Но Лайм жаждал не просто пролитой крови, он жаждал удовлетворения и был готов получить его любой ценой.

— Я жду тебя, — хладнокровно бросил он вызов.

Его слова, казалось, придали сил разбойнику. Завязалась ожесточенная схватка.

Опыт, приобретенный Лаймом за время участия в турнирах, давал ему значительное преимущество. Он снова и снова окрашивал клинок алым цветом жизни, постепенно уходящей из противника. В его ушах, как и несколько лет тому назад, когда он участвовал в многочисленных сражениях, стояли крики боли и стон страданий. Рыцарь снова и снова выкрикивал победный клич, его голос, казалось, взмывал к небесам, а затем обрушивался вниз. Лайм упивался борьбой. Даже когда разбойник допустил непростительную оплошность и открыл грудь для смертоносного удара, он не воспользовался этим, позволив ему снова поднять меч.

Корчась от боли, бандит продолжал сопротивляться. На мгновение удача улыбнулась ему, и он нанес рыцарю довольно сильный удар.

Сначала Лайм не почувствовал боли, ощутив лишь тепло, распространяющееся вниз по руке вместе со струйкой крови. Все его внимание было приковано к клинку противника. Выгнув руку, Лайм вынудил его высоко поднять меч над головой и, скрестив с ним свой меч, застыл неподвижно.

— Ты или я? — спросил он.

На лице разбойника промелькнуло выражение нерешительности. Однако через секунду оно исчезло, сменившись уверенностью. Бросив взгляд поверх плеча Лайма, он самодовольно усмехнулся и ответил:

— Ты.

Мужчина, не оглядываясь, разгадал причину столь резкой перемены: на помощь разбойнику спешили товарищи.

— В таком случае, ты проиграл.

Рыцарь, словно во сне, видел, как его левая рука поднялась и, присоединившись к правой, нажала на рукоятку меча. С тихим свистом, напоминающим материнский голос, убаюкивающий ребенка, клинок медленно пополз вниз и вонзился в тело врага.

Разбойник открыл рот в немом крике боли и, как подкошенный, рухнул на землю.

Только увидев бездыханное тело, Лайм вдруг осознал, что прошло уже несколько лет с тех пор, когда от его руки гибли люди. А сегодня он отнял жизнь сразу у троих. Но, продолжая в душе раскаиваться в содеянном, мужчина резко повернулся и отразил удар всадника, стремительно налетевшего на него верхом на лошади. Следом за первым показался еще один с более грозным оружием в руках — огромной, тяжелой булавой, унизанной железными шипами. Заметив опасность, Лайм попытался увернуться, и, хотя ему удалось уберечь голову от сокрушительного удара, булава на лету задела его подбородок.

С победным воплем противник проехал мимо.

Резкая боль заставила незаконнорожденного забыть о гневе. Чувствуя, что начинает слабеть, он посмотрел на разбойников. Они оба уже успели развернуть лошадей и скакали к нему. Рыцарь знал, что они могут убить его. Ему грозила погибель если не от меча, то под копытами боевых коней.

Глядя смерти в глаза, старший сын Монтгомери Фока попытался собраться с мыслями, заставляя себя вспомнить прошедшую жизнь. Мейнард! Иво! Анна! Эшлингфорд! В мгновение ока ярость прежних лет подобно урагану поднялась в его душе, придав сил и мужества. Теперь он был готов встретиться с дюжиной противников.

Судорожно сжав меч одной рукой, Лайм второй потянулся за кинжалом. Вот он уже выскользнул из ножен и, сверкнув, подобно молнии, взмыл в воздух. Хотя рыцарь бросал кинжал левой рукой, годы практики довели его движения до совершенства — лезвие, точно попав в цель, поразило грудь врага.

Схватившись за грудь, он неуклюже упал на землю навзничь и встретил смерть.

Тем временем второй противник уже настиг Лайма. Рыцарь, широко расставив ноги, держал меч на уровне груди, преграждая дорогу несущемуся во весь опор коню. Разбойник ликовал, предвкушая победу, но его радость была преждевременной. В последнюю секунду Лайм резко отскочил в сторону и, взмахнув мечом, нанес сокрушительный удар в спину. Бандит не ожидал такого маневра. Хотя стальная кольчуга защитила его тело, он, потеряв равновесие, ухватился за гриву лошади.

Жажда жизни вытеснила из души незаконнорожденного все остальные человеческие чувства, заглушила сострадание и жалость. В нем, казалось, проснулся звериный инстинкт. Подобно голодному хищнику, он неотступно преследовал добычу. Никогда в жизни Лайм не сражался с таким ожесточением. Настигнув противника, он стащил его с лошади и заставил выйти из леса на дорогу. Когда же ему на помощь подоспели другие рыцари, лорд Фок приказал им не вмешиваться. Остановившись неподалеку, они, уже разгромившие банду разбойников, наблюдали за человеком, который мечом доказывал свое право на титул барона и который так и не стал их полноправным господином. В конце концов, вложив в последний удар весь гнев, накопившийся за годы страданий, Лайм поверг врага на землю. Испустив предсмертный вздох, разбойник рухнул, как подкошенный, и, обратив затуманенный взор к небесам, затих навечно.

Переведя дыхание, Лайм оглянулся по сторонам, взирая на распростертые бездыханные тела. Судя по количеству убитых, часть нападавших либо убралась восвояси, поняв, что силы неравны, либо затаилась где-нибудь поблизости, готовясь к новой атаке.

От его внимательного взгляда не ускользнуло, что победа далась рыцарям Эшлингфорда нелегко. Кровоточащие раны на лицах и вмятины на кольчугах говорили о том, что почти все из них кровью оплатили право на жизнь. Но, к счастью, убитых не было. Лайм счел это за настоящее чудо. Все его спутники могли, несмотря на ранения, держаться на ногах. За исключением сэра Грегори. Он, прижимая ладонь к ране в боку, сидел на земле, опираясь спиной о камень.

Лайм быстро перевел взгляд на Иво, который стоял рядом с сэром Джоном. Хотя на его лице отражалось раскаяние — от его руки погибли люди — племянник не сомневался, что его дядюшка сожалел лишь об одном: о том, что задуманное не удалось довести до конца. В глубине души священника, видимо, кипел гнев. Ведь незаконнорожденный все еще жив и возвращается в Эшлингфорд целым и невредимым!

В мгновение ока рыцаря ослепила вспышка ярости. Его уставшая рука вновь сжала эфес меча. Еще одна жизнь, всего одна… Он шагнул вперед. Почему бы святому отцу не умереть во время сражения, которое он сам организовал? Лайм не сомневался в том, что любой из его людей подтвердил бы, что отец Иво пал смертью храбрых в битве с разбойниками.

Но оставалась еще Джослин!

Лайм перевел взгляд на лес. Скрывается ли она до сих пор там, за камнями? Или, может, ее глаза уже прикованы к нему и готовы засвидетельствовать то, что, по ее мнению, станет ужасным преступлением? Проклятие!

Неимоверным усилием воли подавив желание расквитаться с Иво немедленно, незаконнорожденный племянник сурово посмотрел на дядю, молчаливо предупреждая о своих намерениях. Затем мужчина неохотно вложил меч в ножны и направился в сторону леса.

Несколько рыцарей, словно по команде, без слов последовали за ним. Не успел Лайм ступить под тень деревьев, как издали увидел Джослин. Она, не таясь, стояла перед грудой валунов, прижимая к себе маленького мальчика.

Он невольно вспомнил Мейнарда, не переставая удивляться выбору брата, который предпочитал глупых и покорных созданий или тех, кто с готовностью играл подобную роль. Джослин совсем не похожа на женщину такого типа. Умная и сильная. Впрочем, не настолько сильная, какой ей хотелось бы казаться. Мужчина понял это, едва приблизился к ней. В ее испуганных глазах отражался весь ужас увиденного и услышанного.

Лайм попытался было убедить себя в том, что чувства вдовы Мейнарда не должны его тревожить. Однако неизвестно почему, ему вдруг захотелось повернуть время вспять и защитить ее от пережитого. Но в тот момент, когда рыцарь оставлял женщину в лесу, чтобы окунуться в самую гущу битвы, он забыл о ее существовании. Он…

Нет, ему не в чем раскаиваться: не выбрось он тогда ее из головы, не забудь о человеческих чувствах и не стань не знающим жалости воином, ему пришлось бы поплатиться за это жизнью. И совсем неважно, что Джослин теперь думает о нем. В конце концов, Лайм не обязан отчитываться перед ней и объяснять причины своих поступков.

— С вами все в порядке? — спросил рыцарь.

Вдова довольно долго смотрела на него прежде, чем кивнуть головой. Заметив его окровавленный подбородок, она не упала в обморок, как сделали бы другие дамы на ее месте, а напротив, обвела его внимательным взглядом, отмечая следы кровавого сражения на его кольчуге и теле.

— Вы ранены, — тихо проронила женщина.

— Вы готовы сесть в седло и продолжить путь, леди Джослин? — ответил Лайм вопросом.

— Готова, — отозвалась она, желая как можно быстрее удалиться от этого ужасного места.

— А теперь мне можно посмотреть, мама? — прохныкал Оливер, отчаянно пытаясь вырваться из рук матери.

— Пока нельзя, — сказала она, косясь на распростертые на земле тела, возле которых ходили рыцари. Во время схватки Джослин зажимала ладонями уши сына, не позволяя ему услышать звон клинков и предсмертные крики. Тем более она не хотела, чтобы он сейчас увидел печальный итог недавнего сражения.

— Если хотите, я понесу мальчика, — неожиданно предложил Лайм.

Молодая мать инстинктивно прижала к себе сына.

— Нет, я понесу его сама. — Осознавая, что недоверием наносит Лайму оскорбление, Джослин боялась выпустить из рук это маленькое существо, жизнь которого еще никогда не находилась в такой опасности.

Рыцарь отвернулся так быстро, что женщина не успела увидеть выражение его лица.

— Тогда не будем терять времени, — проронил он, направляясь к дороге.

Не прошли они и нескольких шагов, как раздался взволнованный голос одного из рыцарей.

— Один еще жив!

Моментально Лайм остановился и поспешно обратился к Джослин:

— Кто-нибудь из рыцарей поможет вам сесть в седло, — сказал он и жестом предложил женщине идти к лошадям.

Увидев израненное тело одного человека, она уже не испытывала желания смотреть на других, тем более находящихся в объятиях смерти. Поэтому, слегка приподняв подол платья, вдова торопливо зашагала в сторону дороги.

Несколько мгновений мужчина задумчиво смотрел ей вслед. Интересно, что она думает о нем? Отогнав от себя неуместные сейчас размышления, он направился к группе рыцарей, склонившихся над одним из поверженных разбойников, тем самым, который первым пал от руки Лайма.

Хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться в том, что раненый не имел ни малейшего шанса выжить. Жизнь едва теплилась в его теле, но он находился в полном сознании, что оставляло Лайму робкую надежду узнать какие-нибудь подробности о нападении.

Присев возле умирающего, лорд Фок требовательно спросил:

— Кто нанял тебя?

Судорожно прижимая руку к окровавленному животу, разбойник медленно повернул к Лайму посеревшее лицо. Его губы изогнулись в кривой усмешке.

— Сам дьявол, — прошептал он. — Ты… ты ведь знаешь его, не так ли?

О, да, он хорошо знал Иво. Но можно ли назвать дядюшку дьяволом?

— Думаю, знаю, — согласился рыцарь. — Но почему бы тебе не назвать его имя?

— Тебе этого хочется, да? — задыхаясь, выговорил раненый.

— Больше, чем ты представляешь.

— А что я получу взамен? — В глазах разбойника сверкнули искорки иронии.

— Могилу, — предложил Лайм. — Выбирай. В противном случае твои останки достанутся лесному зверью.

Разбойник устало закрыл глаза.

— Мне нужно подумать.

— У тебя нет времени на раздумья. Тебе осталось жить несколько минут.

Умирающий, с усилием разомкнув отяжелевшие веки, внимательно смотрел на Лайма, потом слегка кивнул головой. Но не успел он открыть рот, как слова, готовые вот-вот сорваться с его побелевших губ, были похоронены клинком кинжала, в мгновение ока вонзившегося в его горло.