Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Капитан «Аль-Джезаира»

ModernLib.Net / Морские приключения / Лежер Вернер / Капитан «Аль-Джезаира» - Чтение (стр. 5)
Автор: Лежер Вернер
Жанр: Морские приключения

 

 


Тот лишь кивнул с горькой усмешкой.

— А ведь, в сущности, он очень славный малый, этот ваш знакомый разбойник.

— Гм-м-м…

— Что вы думаете о выкупе? Ведь дело, похоже, идет именно к этому.

— Я потрясен. Если в нем и вправду угасли все благородные чувства, я, разумеется, скаредничать не стану.

Оба мужчины подошли к окну и остановились, любуясь залитыми лунным светом горами. Они не заметили, как вернулся Томазини. Он услышал последние слова Парвизи.

— Фу, Андреа!

— Ах, ты уже пришел?

— Да, и еще раз — фу! Ну ладно, теперь мы должны выпить за здоровье, благополучие и успехи.

Он налил вина и предложил гостям бокалы.

— Неужели ты считаешь, что я так низко пал, чтобы вымогать у тебя деньги?

— Почему ты держишь нас здесь?

— Может, мне захотелось еще разок поболтать с тобой. Сколько лет минуло с последней нашей встречи? — шутливо бросил Томазини.

Парвизи почувствовал, как наливается кровью лицо. Шут гороховый! Душевное, дружеское сочувствие его падению оборачивает в шутку!

— Не увиливай, Джакомо. Почему? — жестко спросил он.

— В мире много скверного, — совершенно серьезно повторил Властелин Гор.

— Дешевая отговорка, Джакомо. Если мир в твоих глазах так уж плох, значит — ты и сам не лучше.

— А как ты считаешь, разбойники, бандиты, бриганы — люди?

— Да, конечно. Ну и что из этого?

— Значит, люди. Это главное. Подлинных опасных преступников среди них единицы. Большая же их часть — несчастные, грабящие и ворующие не для того, чтобы наслаждаться всеми радостями бытия, а чтобы добыть себе хоть какое-то пропитание, которого их лишили свои и чужеземные правители. С одной стороны — угнетение и порабощение, с другой — протест. Что хуже, Андреа?

— Так ты карбо…

Не успел Парвизи закончить последнее слово, как к нему подскочил Томазини и крепко зажал ему рот ладонью.

— Молчи! — резко выкрикнул он повелительным тоном Властелина Гор.

Едва не сказанное слово и возбуждение Томазини мигом разъяснили обоим купцам, что они имеют дело с членом великого освободительного союза карбонариев.

Карбонарий понял, что тайна его раскрыта. Да он не очень-то и пытался таиться от старого друга. Ему так хотелось завоевать доверие Парвизи, что он сознательно допустил эту неосторожность. Он, лидер союза!

— Я и не помышлял ни о чем злом. Нападение, которому вы подверглись, было необходимо. Почему, я поясню позже. А сейчас, я повторяю, вы — мои гости и можете целиком располагать мною и моими людьми. Я прошу вас, дайте мне честное слово, что обо всем, случившемся здесь, и о том, что еще покажет вам Властелин Гор, вы будете свято хранить молчание.

— Обязуюсь своим честным словом! — подтвердил Андреа Парвизи.

— И я тоже. Достаточно этого для вас, господин Томазини?

— Абсолютно, месье де Вермон. А теперь слушайте, мои друзья; да позволено мне будет вас так называть…

Он посмотрел на француза, де Вермон утвердительно кивнул.

— Узнайте, что побудило меня отдать распоряжение захватить вас.

— Что, для этого были особые причины?

Томазини рассказал вкратце о переговорах с Гравелли.

— Я взялся за это поручение и частично его выполнил не потому, что нуждаюсь в деньгах, и не потому, что подобные преступления по моей части, но лишь для того, чтобы прикрыть тебя. Еще во время разговора с банкиром мне стало ясно, что, не согласись я, он найдет кого-нибудь другого и твоей жизни будет грозить опасность. Причина, из-за которой Гравелли затеял весь этот сыр-бор, меня поначалу не интересовала. Я знаю Гравелли, и я знаю тебя, Андреа. На всякий случай ты должен был как можно скорее попасть в мои руки. Случай пришел мне на помощь — ты поехал в горы. Не повстречайся ты мне на полпути, пришлось бы выкрадывать или выманивать тебя из твоего городского дома.

— Это было бы не так просто, Джакомо!

— Ха! Властелину Гор такие дела трудностей не составляют. Однако слушайте дальше. Необходимо, чтобы вы оба, ты и господин де Вермон, на некоторое время исчезли. Чтобы перехитрить Гравелли, вы должны умереть для людей. Что будет дальше, я пока не знаю. Я спрячу вас в одном надежном месте. Правда, таких удобств, как на твоей загородной вилле, обещать не могу.

— Что имеет Гравелли против меня?

Это был не вопрос к Томазини — Парвизи просто думал вслух.

— Может, старая вражда? — предположил тот.

— Ах, и тебе об этом известно?

— Ты забываешь, кто я. Но я не могу этому поверить. Из-за глупой выходки твоего сына пытаться мстить тебе столько лет спустя — даже вообразить себе не могу! Между вами определенно появилось что-то новенькое.

— Я не знаю, — пожал плечами Парвизи. Ему не хотелось называть истинную причину вражды.

— Звучит не очень убедительно.

Так оно и было: голос Парвизи слегка дрожал.

— Подумай хорошенько, Андреа. Сейчас важно любое из слов, которыми вы в последнее время обменялись, именно оно может оказаться разгадкой.

— Неужели вчерашняя наша стычка толкнула его на это?

— А что произошло? — склонился над столом Томазини.

— Я попенял ему, что не иначе как кто-то из граждан Генуи ведет грязную игру — очень уж много наших судов захватывают корсары!

Вино разлилось по столу. Властелин Гор опрокинул кувшин. Он крепко вцепился в плечи купца.

— Андреа! Доказательства, доказательства! Как это пришло тебе в голову такое чудовищное обвинение? А что, если ты прав?

Парвизи почувствовал, как задрожали сильные руки друга, все его крепко сбитое тело.

— Я ничего не могу доказать. Все мои догадки основаны только на словах Гравелли.

Томазини, тяжело вздохнув, снова опустился на стул.

— Вы говорили с банкиром с глазу на глаз? — спросил де Вермон.

— Нет, при этом был еще один купец, синьор Бранди.

— Значит, свидетель был, — вмешался Томазини, — хотя и из компании Гравелли. Пожалуйста, Андреа, расскажи все самым подробным образом.

— Может, я и далеко зашел, но лишь из-за того, что очень беспокоился о моем сыне Луиджи, маленьком Ливио и невестке. И причины для беспокойства, как оказалось, были. «Астру» с моими близкими взяли на абордаж пираты. Господин де Вермон специально приехал из Марселя, чтобы передать мне эту скорбную весть и хоть как-то поддержать меня.

Мужчины замолчали. Свечи мерцали от порывистого дыхания Парвизи.

— Бедный Андреа. Потерять своих близких! Но кто сказал, что это именно так? У тебя же нет подтверждения, что твои дети погибли. Пока его нет — они живы. Они живы!

В голосе Томазини были сила и убежденность. Парвизи ощутил, как уходит прочь гнетущее настроение. Но лишь ненадолго. Захвачены, в руках корсаров, но это же все равно означает смерть! Сейчас или потом, если не случится чуда.

— Возможно, — не веря самому себе, произнес несчастный отец.

— Подождем. Но не будем сидеть сложа руки. Если твое подозрение, что Гравелли ведет грязную игру, подтвердится, горе ему! Народ его не простит! А теперь рассказывай все подробно.

Купец, запинаясь, рассказал обо всем, что произошло. Бегло говорящий по-итальянски де Вермон поддерживал его как мог.

Главарь бандитов, слушая рассказ, расхаживал по комнате. Вот он остановился у стола, не замечая своих гостей. Пальцы его чертили круги в винной луже. Видно было, как лихорадочно работает мысль у этого странного человека.

— Ставлю все, что имею, против стертого сольди, что не прикрой я тебя вовремя, Андреа, и голова твоя валялась бы уже где-нибудь в кустах. У Гравелли нет никакой иной возможности заставить тебя молчать. Твое подозрение коснулось его самого, да так ощутимо, что он выдал себя. Чувствуй он себя невиновным, он бы немедленно поднял на ноги всех генуэзских купцов и натравил их на тебя. И расквитался бы с тобой тем самым за прежние обиды. Но он не сделал этого, и для меня нет более веского доказательства его вины. Ты, конечно, можешь рассматривать его действия как обычные преступления. В моих же глазах они — государственная измена. Предательство всех граждан Генуи.

Томазини резко выпрямился:

— Да, я карбонарий. В этих четырех стенах можно говорить все, не опасаясь быть подслушанным. Под маской разбойника с большой дороги я сражаюсь за всеобщее равноправие. Наши бесчисленные князья и князьки содержат пышные дворы, ведут дорогостоящую светскую жизнь, стараясь превзойти один другого в празднествах и пирах, и вовсе не заботятся о простолюдинах, вспоминая о них, лишь когда требуется пополнить кассу. Сильных мира сего волнует только собственное тщеславие да приумножение власти и богатства. Эти гибельные личные интересы ослабляют нашу силу; из-за них мы, как переспелые плоды, падаем в руки чужеземных завоевателей. Измена становится повседневным явлением. Консолидация итальянских знатных родов с крупнейшими дворами Европы делает нашу родину игрушкой всех кому не лень. Что нам алжирский дей, что нам другие североафриканские паши и беи? Как легко расправились бы мы с корсарами, будь мы едины, навались мы на них объединенными силами! Но мы не способны на это, потому что разобщены. Несчастная страна Италия, угнетаемая и пожираемая своими собственными и чужими владыками! И каждый честный итальянец должен бороться за ее свободу до последней капли крови!

Андреа Парвизи, ты богат и могуществен; помоги мне, помоги нам выкинуть иноземных господ из Италии. Неужели мы, итальянцы, ничтожнее других людей, хуже их и глупее? Почему нам запрещено то, чем они так кичатся: быть нацией? Мы тоже хотим быть свободными и идти своим собственным путем. Средиземное море должно быть свободно для наших кораблей. Наши парусники должны беспрепятственно ходить по нему. Нельзя больше терпеть рабство!

Глаза Джакомо Томазини пылали. Оба купца в замешательстве молчали. Слишком непривычно, слишком смело было то, что им довелось услышать. Какое пламя, какая сила отверзлись перед ними! Властелин Гор, главарь разбойников Томазини, очаровал их. Он исповедовал и в самом деле великие мысли и цели. Они не могли не признать этого.

— Против Гравелли надо иметь доказательства. На одних его откровениях в порту обвинения не построить, — заметил наконец Парвизи.

— Разумеется, нет, Андреа. Доказательства мы поищем. Ты и я. Возможно даже, что отправные данные уже у нас в руках.

Купцы озадаченно смотрели на Томазини.

— Возможно, хотя еще и не точно, — продолжал тот. — Одновременно с вами в силок угодила еще одна занятная птичка. Гонец Гравелли к его сыну Пьетро в Вену. Он ехал в нескольких шагах позади вашей кареты. Моим людям пришлось захватить его, чтобы о налете не стало известно раньше времени. Я позволил себе прочесть послание. Мое ремесло допускает этакое, вы понимаете меня?

Властелин Гор хитро ухмыльнулся и продолжил:

— Содержание письма показалось мне совершенно безобидным, хотя меня не оставляет чувство, что слова в нем имеют еще и какой-то особый смысл. Гравелли — старый мошенник. Я знаю его лучше, чем он, вероятно, полагает. Он сам бандит, но настоящий, грабящий и ворующий не из-за голода, а чтобы стать еще богаче. Он преступник. После твоего рассказа, Андреа, я просто убежден, что пустая, ничего не значащая писанина — лишь хитрость и обман. Вот, послушай-ка.

Томазини достал письмо и прочел.

— Еще раз, пожалуйста, — попросил де Вермон.

Просьба была исполнена. В первых фразах шли приветы и семейные дела, вряд ли таившие в себе какие-то секреты.

— Теперь помедленнее, Джакомо, — насторожился Парвизи.

— «К сожалению, дорогой мой мальчик, я должен тебе сообщить, что охота не имела успеха, на который мы надеялись. Вчера я узнал, к глубокому моему разочарованию и опасению, что лиса ускользнула от собак. Охотники упустили драгоценную дичь, хотя и были пущены по верному следу. Но я сделаю все возможное и не пожалею денег и усилий, чтобы доканать зверя. Терпение — единственное, о чем я тебя прошу».

— Пожалуй, достаточно. Лисица — Луиджи, мой сын.

— Я тоже в этом убежден. Не сомневаюсь, что Гравелли тот самый человек или один из шайки, кто сотрудничает с корсарами. Вот он наконец след, который мы так долго искали. Однако как доказательство это письмо не годится. Но я буду ходить за ним по пятам. Еще раз прошу, Андреа, помоги мне! Ведь это великая цель — бороться против бесчеловечности рабства, за свободу от чужеземного гнета и унижений. А Гравелли… Гравелли ждут крупные неприятности. В этом ты уже сейчас можешь быть уверен!

— Располагай мною, Джакомо! Располагай всеми моими средствами.

— Благодарю тебя. Если возникнет необходимость, я не постесняюсь обратиться к тебе. А вы, месье де Вермон? Печально, что вы, иностранец, впутались в такое дело; однако кое-что из сказанного касается и Франции. Надеюсь, я не ошибусь, сказав, что вы понимаете меня как итальянца. Вы, француз, конечно же, не останетесь бесстрастным наблюдателем, а примете участие в нашей борьбе. Вы будете держаться своего честного слова, ни на миг не сомневаюсь.

— С этим все ясно. Я целиком и полностью разделяю ваши взгляды и цели. Меня настораживает только отношение Франции к алжирскому дею. Я не знаю, известно ли вам о нашем с ним договоре о дружбе. Эта дружба обходится очень дорого, зато у нас нет причин опасаться враждебных действий корсаров. У нас есть право на лов кораллов в Ла-Кале, на ввоз и вывоз товаров в Боне и другие преимущества, которых мы не хотели бы лишаться. Однако это не помешает мне подать свой голос против бесчеловечного поведения корсаров. У нас, французов, в течение столетий очень часто возникали трения с алжирскими правителями. Не исключено, что сегодня или завтра они повторятся. В этом случае я открыто стану на вашу сторону.

— Благодарю вас.

— Что ты думаешь делать? — спросил Парвизи друга юности.

— Бранди надо укрыть в безопасном месте. Надеюсь, мы не опоздаем.

— Бранди?

— Гравелли определенно постарается убрать единственного свидетеля вашего разговора так же, как он собирался поступить с тобой.

Пока Томазини отдавал нужные распоряжения, оба купца говорили о Гравелли. Не о его хитрости и находчивости, а о целях, которым он служит.

Сквозь закрытые двери комнаты послышался приглушенный конский топот. Люди Джакомо помчались сквозь ночь, чтобы уберечь находящегося в опасности купца Бранди от мести Гравелли.

— Надеюсь, что еще не поздно, — сказал, входя в комнату, Томазини. — Пока вам нельзя возвращаться в Геную. И в имение твое я тебя отпустить не могу, Андреа. Гравелли должен считать, по крайней мере в ближайшие недели, а может, и месяцы, что его поручение выполнено.

— А мои дела? Из своего имения я в любое время мог бы вмешаться, а отсюда — я не вижу никакой возможности.

Пальцы Томазини барабанили по столу. Он размышлял.

— Можно порекомендовать тебе отличного помощника? Ты не поверишь, как это будет хорошо. Возьми этого парня к себе. Ты полностью можешь на него положиться. Дай ему доверенность к твоему управляющему. Еще один из моих людей будет курсировать туда и обратно и передавать тебе вести от него, а ему — твои решения. В руководство делами он, если ты этого не хочешь, вмешиваться не будет.

Парвизи подумал немного и сказал, что согласен.

— А что же вы решили насчет меня, синьор Томазини? — спросил де Вермон.

— Надеюсь, вы чуткий и добросердечный человек и не оставите моего друга Андреа в эти тяжелые дни. Приказывайте! Если хотите, могу завтра же доставить вас в порт. Я исполню это, но был бы, честно говоря, очень рад подольше видеть вас моим гостем.

«Согласится ли француз?» — с тревогой подумал Томазини. Однако он слишком мало знал этого человека.

— Я мог бы составить компанию Андреа недели на четыре. — Де Вермон посмотрел на Парвизи, с радостью отметившего, что друг называет его просто по имени.

— Это отлично, великолепно. А я всегда, как смогу, буду приходить к вам.

— Как я понял из твоих слов, мы останемся не здесь, — заметил генуэзец.

— Нет. Хотя мы и постарались всячески скрыть свое убежище от любопытных глаз, этот дом расположен все-таки слишком близко от главной дороги. Он принадлежит одному нашему земляку, к чьей помощи мы прибегаем в редчайших случаях. Мы уйдем еще дальше в горы. Там некий барон Томазини владеет небольшим замком, в котором охотно примет нескольких дорогих ему друзей-охотников.

— Этот барон Томазини твой родственник? — спросил Парвизи.

— Он из Рима. Появляется в замке время от времени, иногда живет подолгу, но вовсе не из-за охоты. Больше в округе об этом синьоре никто ничего не знает. Обслуга верная и молчаливая.

— Это ты владелец замка, Джакомо?

— Угадал. — Томазини рассмеялся. — Главарь разбойников, карбонарий, купец, дипломат — и все в одной персоне. Должен, однако, заметить, что «Властелином Гор» я бываю лишь ненадолго. Чаще под этим именем выступает один из моих людей.

Поведал он обо всем этом скороговоркой, бегло, рассказывать о себе считая, должно быть, нескромным.

— Ну хватит обо мне. Еще одна просьба к тебе, Андреа. Можно мне доставить сегодня ночью гонца Гравелли на перекресток в твоей карете? Он одурманен снотворным зельем, которое выпил вместе с вином. Для безопасности владельца этой усадьбы нужно, чтобы парень не знал, где он находился. Да и времени он при этом меньше потеряет. А-а, входите!

Принесли койку и аппетитный ужин.

— Приятного аппетита, друзья, и доброй ночи! — Джакомо подошел к Парвизи, обнял и расцеловал его. — Дорогой мой Андреа!

Больше он ничего не сказал. Короткий дружеский кивок де Вермону, и Властелин Гор скрылся.

Глава 5

ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ!

Ксавье де Вермон возвратился в Марсель. Несмотря на долгое его отсутствие, дела у него шли без сучка и задоринки. Следовало ответить на несколько частных писем; ничего важного, вполне достаточно принести любезные извинения за промедление с ответом. Единственное важное известие было из Ла-Каля от его сына Пьера Шарля. Письмо пришло на другой день после его отъезда в Геную. Всего на один день запоздало это письмо, на такой богатый событиями день!

Пьер Шарль был дельцом, но человеком высокообразованным и не без фантазий. Ясно и деловито он сообщал о множестве всяких мелочей и частностей, из которых складывался в конце концов сияющий всеми красками пестрый ковер.

Вот что произошло с ним.

На баке французского фрегата «Тулон» стояли двое пассажиров Они радовались игре волн и легкому полету чаек.

— Послушай, Пьер Шарль, я просто высказать не могу, как я рад, что попаду в Ла-Каль, — восторженно воскликнул младший, которому не исполнилось еще, похоже, и двадцати.

— Ла-Каль? — рассмеялся другой. — Не слишком ли торопишься, дружок! Ты что, не смотрел еще разве на карту? С Ла-Калем придется повременить. Сперва мы придем в Сеуту, потом обогнем мыс и с атлантическим ветром добежим до Танжера, оттуда, вдоль варварийского берега, — в Бону, и лишь после этого наконец в Ла-Каль. Итак, терпение, Роже!

— Я дождусь! Мне почему-то кажется, что твои описания тамошних красот отстают от чудесной действительности. Жить в Африке — это, должно быть, так прекрасно! И за все это я должен благодарить тебя и твоего отца.

Что было ответить юноше на столь бурное изъявление чувств? С государственной службы в Марселе его перевели на практическую работу по лову кораллов. Ксавье де Вермон устроил это, ибо юный чиновник страстно тянулся к дальним странствиям, а в Африке нужны были надежные люди. К тому же Роже был его родственником, и следовало позаботиться о его карьере.

«Поработай сперва, молодой кузен, благодарить будешь после», — подумал про себя Пьер Шарль де Вермон, но вслух ничего не сказал. Он приставил к глазу подзорную трубу, навел на резкость, Роже де ла Винь, его кузен, смотрел в том же направлении, но видел только мерно дышащую безграничную равнину моря. И все же там, видимо, что-то было. Очень уж напряженно и настойчиво разглядывал Пьер Шарль зеленовато-голубые волны.

— Беги скорее к капитану, Роже! Слева по борту обломки корабля.

— Что? — не сообразил де ла Винь.

— Беги же! Надо узнать, что это было за судно.

Кузен помчался на шканцы [7].

— Вахта, докладывать об обломках корабля слева по борту! — не теряя ни секунды, прокричал капитан наблюдателю на марсовую площадку.

— Грот на гитовы! [8] Уменьшить ход! — приказал он.

Де ла Винь затрепетал от возбуждения.

— Как увлекательно! Морское приключение! — воскликнул он, стоя снова рядом с кузеном.

— А, да что там! Возьми-ка трубу. Всего-то несколько досок, ничего существенного. Может, отломились в шторм от какого-нибудь судна и плавают Бог знает уже сколько дней в воде. Если каждой такой встрече отдавать столько эмоций, никаких нервов не хватит.

— Но мы же все-таки интересуемся этими обломками?

— Справедливо, Роже. Иной раз за этим плавучим хламом кроется куда больше, чем кажется на первый взгляд. Поэтому надо все проверить.

Юный француз долго разглядывал находку кузена.

— Это действительно всего лишь доски. Жаль. Впрочем, погоди, там, кажется, что-то есть.

— Вполне возможно. Смотри повнимательнее.

Труба в руках де ла Виня поворачивалась вправо, влево. Ничего больше.

Де Вермон поудобнее оперся о релинг и принялся подбрасывать кверху кусочки хлеба. Словно стрелы, налетали на них чайки и проглатывали еще в воздухе. История с плавучими обломками оказалась пустяком. А де ла Винь все еще продолжал ощупывать взглядом водную пустыню.

— Пьер Шарль, скорее смотри! Мне кажется, я… Нет, я все же не уверен…

— Э-э-э, да ты дрожишь. Дай-ка мне!

— Там, вон там! — Кузен все еще неуверенно глядел на море. — Не там, вот где, вот где! Так, теперь правильно! Что ты видишь?

— Человек!

— Да, да!

— Человек за бортом! — закричал де Вермон.

Капитан де Лонж поспешил к обоим кузенам.

— Вы подняли тревогу, месье де Вермон?

— Смотрите сами!

— Спасибо. Да, это так. Я сейчас же распоряжусь.

Засвистели боцманские дудки, забегали люди. Раздались команды. Корабль изменил курс, лег в дрейф. Спустили за борт шлюпку.

— Хотите с нами? — спросил капитан де Лонж молодого земляка.

— Я прошу вас об этом!

— Спускайтесь. И вы, месье де ла Винь, если имеете желание.

Еще бы у него не было желания! Если уж даже по пути в Африку случаются такие будоражащие душу события, какие же неожиданные приключения сулит ему чужой материк? Чудесная жизнь! Уж он-то сумеет насладиться ею в полной мере! В Африке его, несомненно, ждет все самое прекрасное, самое сияющее, самое величественное! О резких тенях, неизменных спутницах яркого солнца, он в порыве радостных чувств не думал.

Гребцы навалились на весла, шлюпка побежала, как на гонках. Все ближе к ним был несчастный.

Руководивший спасением третий офицер «Тулона» встал на носу шлюпки. Рядом с ним — Пьер Шарль де Вермон.

Теперь все было видно во всех подробностях.

Человек лежал на каютной двери. Правая его рука судорожно вцепилась в дверную ручку. Видимо, он был мертв. Он так окоченел, что оторвать труп от досок удалось лишь с большим трудом.

— Бедный парень! — пробормотал офицер. — Устроим ему хотя бы порядочные морские похороны. Давайте его сюда, ребята! На фрегате у нас найдется подходящий мешок, и помолиться за него времени хватит.

Спасением занимались лишь несколько гребцов, остальные работали веслами, чтобы удержать шлюпку на месте. Один из матросов попытался разжать сведенные судорогой пальцы бедняги.

— Он не умер. Только потерял сознание, — доложил матрос.

— Тогда поспешите! Мы должны его спасти, — заторопил их офицер.

Несчастного потащили в шлюпку. Голова его запрокинулась и коснулась планшира [9]. Раздался страшный крик. Матрос, державший его за плечи, вздрогнул. Голова снова ударилась о планшир. Снова крик, режущий, пронзительный, ужасающий.

— Крепче держите, ребята! — крикнул де Вермон матросам. — Может, он ранен в голову. Быстрее его сюда. Я его осмотрю.

Пьер Шарль снял сюртук, свернул его валиком и подложил под голову не приходящему в сознание человеку. Молодой офицер хотел было запротестовать: месье де Вермон — пассажир! Однако, видя неподдельную заботу, которую тот проявляет о вытащенном из воды незнакомце (еще бы, живо скинул свой новенький, без пятнышка, табачного цвета сюртук и свернул его, как подушку!), счел за лучшее промолчать.

Рука де Вермона мягко прошлась по волосам потерпевшего крушение. Тот вздрогнул. В нескольких сантиметрах от темени пальцы нащупали большую шишку. Чудо, что в этом человеке еще теплилась жизнь.

— Несчастный случай или, что куда вероятнее, преступление. Я в таких делах немного разбираюсь, — объяснил де Вермон офицеру.

— Тогда вперед! Навались, ребята, больному необходима помощь врача!

— Один момент. А что будет с дверью?

— Оставим плавать.

— Я взял бы ее с собой, месье лейтенант.

— Лишний груз. Зачем она нам?

Офицера раздражало, что Пьер Шарль очень уж активно взялся за дело.

— Как я уже говорил, я предполагаю, что этот человек стал жертвой преступления. Случись, не приведи Господь, что несчастный умрет, не оставив нам о себе никаких сведений, любой предмет из его обихода может оказаться очень важным. Будь это обычные доски обшивки, они, вероятно, ничего бы нам не дали, но по двери можно, пожалуй, определить происхождение судна, на котором плавал раненый.

Лицо лейтенанта потускнело. Однако он знал, какое глубокое уважение, едва ли не почтение испытывал к сыну Ксавье де Вермона капитан де Лонж, и вовсе не желал получить взбучку за пренебрежение доводами Пьера Шарля.

— Взять дверь на буксир! — ворчливым голосом распорядился он. — И вперед! Раз-два… Раз-два-а!

Команды следовали столь часто, что работать в такт им матросы не поспевали. Молодому заносчивому офицеру хотелось показать, что именно он, а не пассажир «Тулона» командует шлюпкой.

Все усилия корабельного врача вывести раненого из опасного состояния не приносили успеха. Удалось только влить ему в рот немного горячего бульона.

Кто этот незнакомец? Никаких документов у него при себе не было. Нашелся, правда, в кармане его брюк грифель и листок рисовальной бумаги с наброском детской головки. Казалось, будто в час невзгоды мужчина этот только-только встал с постели.

Корабельный плотник внимательно осмотрел дверь.

— Итальянская работа, — заключил мастер.

Но что это давало? Это вовсе еще не означало, что корабль плавал под итальянским флагом.

Де Вермон понимал это. Приходилось ожидать, пока незнакомец сможет сам сказать что-либо о себе. На «Тулоне» полагали, что раненый — с одного из захваченных корсарами судов.

После ужина, когда офицеры и оба пассажира набили трубки и, как обычно, собрались вместе покурить, оба кузена разговорились с врачом. Глаза де ла Виня горели нетерпением, однако он чувствовал, что сейчас важнее помалкивать и слушать, чем говорить о вещах, совсем для него новых. Он напряженно ловил каждое слово, запоминая то, что казалось ему важным.

После доставки пострадавшего на борт «Тулона» Пьер Шарль почти безотлучно был возле его постели. Обнаружил его, правда, не он, а де ла Винь, однако де Вермон чувствовал себя каким-то образом ответственным за потерпевшего. Он и сам не знал, что влечет его к незнакомцу. Может быть, какая-то тайна связывала их, что-то необычное, сулящее риск и приключения. Он еще раз, более внимательно, осмотрел раненого. Однако результаты были малоутешительные. Если предположения де Вермона о свершившемся преступлении были верны, то, помимо удара, незнакомец пережил еще, видимо, и тяжелейшее нервное потрясение. Не исключалось даже, что он потерял память, а может, и вовсе останется парализованным. И все же оставалась надежда, что молодой организм справится с бедой.

— Что же с ним будет? Куда его теперь? — спросил де Вермон.

— Самое лучшее — в Геную, в лазарет.

Врачу не терпелось поскорее отделаться от этого непредвиденного пациента.

Молодой француз ничего не ответил, только укоризненно взглянул на врача.

— Похоже, мое предложение не нравится вам, месье де Вермон?

— Вы не ошиблись, доктор. Я не знаю, самое ли подходящее место лазарет для такого экстренного случая. Да и где он, этот лазарет? Доберись-ка до него! А может, лучшим лечением для этого человека окажется просто полный покой?

— Вы правы. Покой и терпение — только они могут ему помочь. Если удар не вызвал паралича, то вполне возможно, что наш подопечный уже скоро сможет встать с постели. Он будет ходить и даже бегать, не сознавая, однако, что делает. На солнце находиться ему в ближайшее время нельзя, и не надо пытаться задавать ему наводящих вопросов, чтобы вернуть утраченную память. Настанет день, и больной сам начнет удивленно оглядываться по сторонам, узнавая деревья, дома, предметы, которые держит в руках, людей. А потом он вспомнит свое имя и имена своих родных, своего корабля и все другие вещи и события, которые в нынешнем его состоянии выпали у него из памяти.

Примерно так же думал и сам де Вермон. Не просто тяжелый, а тяжелейший случай, но не для лазарета.

— Я знаю нашу лечебницу в Ла-Кале, — сказал он, — и сам видел, как от палящего солнца люди теряют рассудок и впадают в неистовство. Случись нечто подобное, когда этот человек будет лежать в госпитале, и все наши усилия пойдут прахом. А уж об эпидемиях мне и вспоминать не хочется. Тогда в помещение набивается столько больных, что обслуге заниматься каждым в отдельности просто невозможно.

Подвергать незнакомца такой опасности де Вермону ни в коем случае не хотелось. Человек этот, как он понимал, не моряк. Еще там, в море, отрывая его пальцы от дверной ручки, Пьер Шарль обратил внимание на его ухоженные, непривычные к тяжелой работе руки. Такими руками с тросами и парусами, с веслами и балластом не управиться. Узкое лицо и высокий лоб выдавали в нем человека, привычного к умственному труду, к перу и бумаге. Грифель и рисунок, найденные в его карманах, подтверждали догадку, что несчастный мог быть и художником. Все это, разумеется, не могло не вызывать сочувствия француза. Но не только и даже не столько это. Решающим было то, что раненый был жертвой преступления.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23