Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хоторны - Голубой вальс

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Ли Линда Фрэнсис / Голубой вальс - Чтение (стр. 1)
Автор: Ли Линда Фрэнсис
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Хоторны

 

 


Линда Фрэнсис Ли

Голубой вальс

Майклу, побудившему меня воплотить в жизнь давнишние мечты

Глава 1

1893 год

Бостон

Звуки музыки за стеной возобновились.

Приближалась зима… В небе висели сумрачные тучи. Дождь с беспощадной настойчивостью барабанил по сводчатым окнам. Холодные, унылые дни тянулись бесконечно долго.

Она стояла, прижимаясь щекой к прохладной штукатурке, мучительно мерзла, и согревала ее, словно объятия возлюбленного, только музыка, доносившаяся из-за стены.

Повернув голову, она прижалась к стене другой щекой. Штукатурка была шероховатая, в сети мелких трещин и больно царапала щеку. Музыка проникала в душу, создавая иллюзию полноты жизни, которой ей так недоставало в последнее время.

На ее приоткрытых губах блуждала слабая улыбка. С почти чувственным наслаждением она гладила мягкий бархат своего платья. Она купила его сразу же по приезде в Бостон. Приятно было чувствовать на теле и гладкое шелковое нижнее белье. Что до корсета, то она никогда его не носила. Более того, лишь после переезда в Бостон, впервые побывав у портнихи, она узнала о существовании подобных ухищрений, придававших фигуре особую стройность.

Музыка зазвучала громче, и она поняла, что ее сосед открыл окно или стеклянные двери, чтобы гости могли вдохнуть свежего воздуха. Итак, они танцуют, скорее всего парами, держа друг друга в объятиях.

Она часто пыталась представить себе танцующих – как они выглядят, длинные или короткие у них волосы, белоснежная или смуглая кожа, счастливы они или нет? И каждый раз по-разному. То как величественных джентльменов с благородными, затянутыми в корсеты дамами, то как презираемых пуританскими соседями сектантов, исполняющих свои необузданные языческие пляски. Забавно: почему-то набедренные повязки и развевающиеся перья интриговали воображение куда больше, чем изысканность и благопристойность.

Вот-вот зазвучит особенно любимая ею часть мелодии, под которую она иногда позволяет себе потанцевать. Тихо и медленно, осваивая азы танца.

А что ей остается делать, пока он не появится?

От волнения ее сердце тревожно билось. С первого дня в Бостоне она убеждала себя, что уже недолго ждать его появления. А что, если он так и не появится?

Иногда ее охватывали жгучие опасения, и она чувствовала себя опустошенной и одинокой.

Она покачивалась и приседала так, что длинная юбка расстилалась по полу. Затем снова и снова кружилась, хотя и не так быстро и плавно, как хотелось бы. А музыка, проникавшая сквозь стену и окна, куда ее заносил прохладный осенний ветер, звучала необыкновенно мелодично и страстно, согревая ее:

Отвезу тебя в Бостон,

Голубой мой Колокольчик…

Неожиданно она резко остановилась и сделала глубокий вдох. Музыка зазвучала громче. Она оглядела комнату. Высокие потолки, паркетные полы, многочисленные окна, позволявшие днем видеть окружающий мир, а ночью – широко распахнутые небеса. Много лет назад она убедилась, что без этого просто не может существовать.

Лишь взглянув на особняк, она сразу же поняла, что он создан для нее. Это жилище подходило ей как никакое другое. Она сказала нанятому ею агенту, чтобы тот договорился с владельцем. Напрасно маклер возражал, что дом не продается, ничто не могло заставить ее отказаться от своего намерения. Она решила купить этот дом, чего бы это ей ни стоило.

Мы с тобой станцуем, крошка,

В День святого Валентина…

Она вздрогнула. Эти слова проникли в самые темные тайники ее души, растревожив воспоминания. – Нет! – вскрикнула она…В зале светлом и просторном…

Ее взгляд скользнул от зубчатой лепнины к резным дверям, от них к мраморным колоннам – она не хотела ничего вспоминать, не хотела и никогда не захочет. Ей нужно, чтобы он наконец вернулся и выполнил свои обещания. Этот дом на Арлингтон-стрит воплощает в себе все, о чем он только мог мечтать. Здесь все готово к его приходу.

В зале, где с хрустальных люстр

Капают большие слезы…

Она отошла к стене, задев по пути кожаной туфелькой за край обюссонского ковра, и вновь стала вслушиваться в музыку.

Все танцующие вдруг

Остановятся, любуясь

Красотой твоею дивной…

– Нет! – Она зажала уши ладонями.

Волосы твои струятся

Шоколадными волнами…

Дальше она стала подпевать:

И до боли ослепляет

Глаз твоих голубизна…

Она подпевала все громче:

Твой наряд – лиловый шелк.

В волосах твоих – цветы…

Тут она запнулась и тяжело оперлась о стену. Музыка продолжала играть, обволакивая ее своим незримым покрывалом, вызывая легкое головокружение:

Ты, любимая моя.

Поплывешь со мною рядом,

Словно королева бала…

– Лжец! – закричала она, схватила лежавшую на полу трость и принялась колотить в стену. – Прекратите этот шум, глупцы! Немедленно прекратите!

Музыка оборвалась, пронзительно взвизгнули скрипки и виолончели. Танцующие остановились. Смех сменился невнятным гамом.

– Кажется, ваша соседка, вдова Брэкстон, опять принялась за старое? – со смешком заметил молодой джентльмен.

– Похоже, что так, Льюис. – Медленно покачав головой, Адам Сент-Джеймс уставился на стену, разделявшую дом. На лоб ему лениво упала прядь белокурых волос, затенив голубые глаза, утонченный разрез которых свидетельствовал о том, что он потомок бостонских аристократов.

Адам чуть не застонал от досады. «Господи, чем я провинился перед тобой?» – сокрушенно подумал он, жалея, что поддался на уговоры маленького, с похожими на бусинки глазками агента и продал этой женщине половину дома. Но он был не из тех, кто любит заниматься самобичеванием. Что сделано, то сделано. Изменить уже ничего нельзя. Хорошо хоть, он оставил за собой эту часть дома. Правда, теперь Сент-Джеймс сильно сомневался, что сумеет долго здесь прожить.

Убрав волосы со лба, он повернулся к гостям, с кривой улыбкой поднял бокал и провозгласил тост:

– За вдову Брэкстон! Пусть ее милый характер приносит ей только радость и счастье!

– И еще за то, чтобы слух у нее был не такой острый.

Гости, развеселившись, большими бокалами пили изысканное французское шампанское. Музыканты зачехлили инструменты, зная, что танцев в этот вечер больше не будет.

К Адаму подплыла женщина, одетая в платье из тафты и кружев. На шее и в ушах ее сверкали бриллианты, отражавшие свет хрустальных люстр:

– Как она объясняет свое поведение?

В голубых глазах Адама заплясали насмешливые искорки. Некоторые называли эту женщину разбогатевшей выскочкой. Он знал, что если бы ей сказали об этом прямо в глаза, она, ничуть не смутившись, ответила бы: «А что тут плохого? Слава Богу, что я богата». Передавали, что она не раз высмеивала пуритан за то, что те подражают жителям страны, откуда некогда бежали, рискуя жизнью. В этом Адам был с ней полностью согласен.

– Ничего, Кларисса. Она ничего не объясняет, – просто ответил он и хотел уже отойти, но та схватила его за руку.

– Так ничего и не отвечает?

Адам опустил глаза на маленькую ручку, унизанную кольцами, которая выглядела такой хрупкой и бледной на рукаве его черного фрака. Кларисса, несомненно, была красива и, что еще важнее, богата. У него мелькнула мысль: а не жениться ли на ней? Она воспользуется его благородным именем, а он – ее деньгами. Сделка может оказаться выгодной. С помощью этой женитьбы он решит свои проблемы. И все же Адам не мог представить себя женатым на Клариссе Уэбстер.

– Вы хотите сказать, что вечером она колотит в стену, а днем делает вид, будто ничего не произошло? – настойчиво допытывалась она.

Кто-то завел граммофон. Звучал он, конечно, не так впечатляюще, как оркестр, но зато куда тише, так что можно было не опасаться гнева вдовы Брэкстон.

– Делает вид, будто ничего не произошло? – Адам посмотрел на стену. – Возможно, да, а возможно, и нет. Понятия не имею. Я никогда не разговаривал с этой женщиной.

Кое-кто из гостей выразил свое недоверие. Большинство, потеряв интерес к разговорам, снова начали танцевать.

– Как это может быть? – полюбопытствовал низенький человечек, которого звали Уильям Генри.

– Но вы же продали ей свой дом? – недоуменно произнес Льюис. – Как же так получилось, что вы с ней даже не разговаривали?

– Скоро три месяца, как вы живете с ней рядом? Адам посмотрел на гостей, уделяя больше внимания медленно танцующим парам, нежели тем, кто досаждал ему вопросами.

– Не все ли равно, сколько времени прошло: три месяца или целая жизнь? Я никогда не встречал и не видел ее, а если и видел, то не знал, что это она. Эта женщина не хочет вступать в добрососедские отношения: когда я зашел извиниться за шум, вдова даже не приняла меня. – Он пожал своими широкими плечами. – В конце концов, не навязываться же мне!

– Очевидно, она еще не слышала о вашем прославленном обаянии? – насмешливо сказал Льюис.

– Как только вдова о нем узнает, сразу же начнет стучать в парадную дверь, а не в стену! – воскликнул Уильям.

Все, кроме Клариссы, рассмеялись.

– Стало быть, ее не видела ни одна живая душа, кроме моего агента? – спросила она.

– И моего тоже, – добавил Адам, осушая свой бокал.

– И что он говорит о ней? – спросил кто-то.

– Она старая и толстая?

– Старая и жадная?

– Старая и безобразная?

– Вообще-то, – ответил Адам, – он ни слова не сказал о ее внешности, хотя у меня и сложилось впечатление, что она не такая уж старая. Я только понял, что у нее полно денег, не знаю только, где она их хранит: в банке или матрасе. – Он поднял бокал, любуясь игрой света. – Должен сказать, что в то время я ничем иным и не интересовался.

– Она, должно быть, на редкость уродлива, раз никого не принимает? – заметила Кларисса. – Я совершенно точно знаю, что ее приглашали в лучшие дома. Похоже, самые достойные бостонцы, – сузив глаза, добавила она, – готовы принять ее с распростертыми объятиями.

– Многим денежным мешкам приходится долго добиваться доступа в аристократические гостиные и клубы. Не знаю, уродлива она или нет, – продолжил Льюис, – но, по всей видимости, богата, как Крез…

– И совершенно безумна! – сгоряча добавила Кларисса.

– О ком это вы говорите? – Простой вопрос, произнесенный низким, хорошо поставленным голосом, положил конец веселью.

Гости один за другим поворачивались к двери. Все застыли на месте, и только мягкие звуки граммофона нарушали повисшую тишину.

– Стивен! – растерянно выпалил Адам. У него разом пропала вся самоуверенность, бокал едва не выскользнул из пальцев. – Что ты здесь делаешь? – нервно спросил он.

В бальный зал вошел Стивен Сент-Джеймс, высокий, элегантный мужчина с зачесанными назад черными волосами и пытливыми черными глазами, которые внимательно изучали собравшихся. Единственным изъяном на его холодном, суровом лице был небольшой шрам в виде полумесяца, видневшийся под левым глазом.

Наконец он повернулся к Адаму:

– Мне помнится, я здесь живу…

В зале послышалось обеспокоенное перешептывание. Уильям смотрел то себе под ноги, то на хозяина, видимо, не зная, на что решиться. Даже Кларисса проявляла некоторую нервозность. Льюис, однако, стоял, скрестив руки на груди, насмешливо наблюдая за происходящим.

Стивен, сжимая черные лайковые перчатки, не сводил глаз с растерянного Адама.

– Уместнее, пожалуй, был бы вопрос: что здесь делаешь ты?

Медленно опуская бокал на стол, Адам старался вернуть себе самообладание:

– Ты удивляешься, что я здесь делаю? Я тебе объясню – в свое время, конечно, в свое время. Но почему ты так быстро вернулся из Лондона, брат? Я ожидал тебя не раньше чем через два-три месяца.

– Так, все ясно. – Стивен выудил бутылку с шампанским из ведерка со льдом.

Адам побледнел.

– Из моего погреба, разумеется, – констатировал Стивен, опуская бутылку обратно.

– Я куплю другую взамен. Завтра же.

Стивен повернулся к брату. Было заметно, что он едва сдерживается. Гости переминались с ноги на ногу, нервно поглядывая на дверь.

– Пора расходиться… – нарушил неловкое молчание Льюис.

Не успел он поставить свой бокал, как остальные последовали его примеру и поспешили к выходу. В Бостоне хорошо знали, что противоречить Стивену Сент-Джеймсу равносильно самоубийству. Это означало поставить на карту не только свое общественное, но и финансовое положение.

Адам провожал их задумчивым, чуть лукавым взглядом.

– Кто это совершенно безумен? – вновь спросил Стивен обманчиво мягким голосом.

Адам попытался подыскать отговорку. Не найдя ничего подходящего, он вынужден был признаться:

– Твоя новая соседка.

Стивену хватило одного мгновения, чтобы понять суть сказанного. Его и без того хмурая физиономия помрачнела еще сильнее.

Район Бэк-Бэй, в котором располагалась Арлингтон-стрит, был одним из наиболее респектабельных. Некогда особняк Сент-Джеймсов занимал собой целый квартал. Но потом глава семьи разделил его на два дома: один – поменьше, другой – побольше, где и жил Стивен. Его соседом должен был оставаться Адам.

– Если я тебя правильно понял, – сказал Стивен, – в нашем доме кто-то поселился? Вариантов не так уж много. – Несколько мгновений он стоял совершенно спокойно, не произнося ни слова. – Либо ты сдал свой дом, либо женился. – Отвернувшись, Стивен шагнул по направлению к стене. – Либо ты продал единственное ценное имущество, которым владел. – Он оглянулся. – Скажи мне, что ты женился. Отвечай же, Адам! – потребовал Стивен.

Выпятив губы, Адам пожал плечами и улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой:

– Мне было бы очень приятно обрадовать тебя, но тогда рано или поздно пришлось бы показать свою жену, а это нереально.

– Почему бы тебе не жениться на одной из тех милых богатых женщин, что так и падают к твоим ногам?

Представив себе одну из таких «милых богатых женщин», Адам вздрогнул от отвращения:

– Уверен, ты преувеличиваешь. А почему бы тебе самому этого не сделать, дорогой брат? Хотел бы я посмотреть, как ты женишься. – Не обращая внимания на плотно сжатые челюсти Стивена, Адам решительно заявил: – Хочу, однако, заметить, что если я покину это теплое и сравнительно безопасное, – он посмотрел на брата, – прибежище, то окажусь на улице. Поэтому я должен признаться, что… как бы это сказать… продал свой дом.

– Продал свой дом?! – Голос Стивена звучал как туго натянутая басовая струна. – Я плохо понимаю, как это можно, так сказать, продать свой дом?.. Дом, который ты выпрашивал у меня так долго!

Наклонив голову, Адам раздраженно усмехнулся:

– Видимо, я очень страдал от одиночества.

– Страдал от одиночества? – Стивен с угрожающим видом шагнул вперед.

– Но, Бог свидетель, я очень дорожил этим домом, по-настоящему его любил, – меланхолично бормотал Адам, убеждая скорее себя, нежели брата. – Но дела обстоят не так уж плохо. Тебя, очевидно, насторожило чье-то утверждение, будто эта женщина совершенно безумна. Я, во всяком случае, уверен, что это – преувеличение. Поверь, она будет очень хорошей соседкой – приятной, обходительной. И уж, конечно, не доставит никаких хлопот. Во всяком случае, она будет лучше меня. – Он принужденно рассмеялся. – И так как у тебя никогда не бывает приемов с танцами, всегда тихо, я уверен, что она не будет барабанить тебе в стену.

Стивен зажмурился:

– Барабанить в стену?

– Только когда музыка играет слишком громко, – объяснил Адам, с сосредоточенным видом вытаскивая обрывок нитки из рукава своего фрака.

Стивен застонал, его гнев испарился, когда он внимательно посмотрел на младшего брата:

– Господи, что ты наделал! Ты хоть понимаешь, что натворил?

Адам опустил руку, забыв о нитке.

– Я очень не хотел продавать его, – наконец признался он. – Честное слово, не хотел!

– Тогда зачем же продал? Почему продал то, чем так сильно дорожил?! – Вздохнув, Стивен провел сильной рукой по волосам. – На что тебе в этот раз понадобились деньги? – сухо спросил он.

Стеклянные двери, выходившие на балкон, все еще были открыты. Через них в бальный зал врывался холодный осенний ветер. Пока гости танцевали, он приносил с собой желанную прохладу. Теперь же стало очень холодно.

Адам подошел к дверям и стал закрывать их одну за другой. Казалось, он мог бы уже привыкнуть к тому, что часто разочаровывает брата. И все же Адам всегда переживал это так же болезненно, как в первый раз. На протяжении многих лет он старался во всем подражать Стивену, но в конце концов убедился, что это совершенно бесполезное занятие. И Адам знал, что брат не может смириться с этим.

– Я предпочел бы прекратить разговор.

– Тебе не удастся увильнуть! – выкрикнул Стивен. – Итак, зачем тебе потребовались деньги? Может быть, на починку сломанной оси экипажа, как это уже было однажды? Или на уплату карточных долгов? Или у тебя неприятности с женщинами? А ну-ка вспомни, как ты оправдывался в последний раз?.. Сказал, что вложил деньги в какое-то дело, а оно лопнуло. Теперь уже Адам не на шутку разозлился:

– Прекратим этот разговор, Стивен!

– И не подумаю. Мне до смерти надоело вытаскивать тебя из всяких передряг!

Адам вздохнул, глядя, как на улице сгущается темнота.

– Ты мне об этом уже говорил, – ответил он. Стивен поднял глаза к потолку, словно ожидая наставления свыше:

– Ну почему ты все время попадаешь в дурацкие ситуации, Адам? Неужели я так плохо о тебе забочусь?

Адам повернулся к нему, собираясь объясниться, но прежде чем он успел заговорить, откуда-то снизу послышался грохот, затем раздались громкие крики.

Забыв о досаде и гневе, оба брата повернулись к двери и услышали, как кто-то шумно поднимается по лестнице.

– Какого дьявола?..

– А… вот ты где! – вскричал пьяный человек с пистолетом в руке, появляясь в дверях, и грозно уставился на Адама.

Стивен хотел было вмешаться, но незваный гость направил на него пистолет.

– А ты кто такой? – сплюнув, крикнул он.

– Послушай, Том, – попробовал увещевать его Адам. – Оставь его в покое.

Человек по имени Том повернулся к нему.

– Ты прав, ублюдок! – прошипел он. – Если у меня на кого и есть зуб, так это на тебя. Я не тот человек, с которым тебе стоило связываться, Сент-Джеймс! На этот раз ты от меня не откупишься. – Все мышцы его лица напряглись. – Ты не посмеешь так поступить со мной!

– Том, – спокойно повторил Адам, – отдай мне пистолет. А потом мы с тобой поговорим.

– Нам не о чем разговаривать, понятно? На этот раз тебе не отделаться от меня.

– Послушай же, Том, – повторил Адам, делая попытку приблизиться.

– Адам! – попробовал остановить его Стивен. Тот, однако, не обратил на брата никакого внимания.

– Отдай мне пистолет, Том! – умоляюще повторил он.

Ярость в глазах Тома улеглась, складка на лбу разгладилась.

– Ты не должен был так поступать, – прошептал он.

И тогда Адам бросился к нему.

Глаза Тома расширились, и его палец нажал на спусковой крючок.

Однако Стивен успел опередить брата, и ему досталась выпущенная из пистолета пуля.

Время будто остановилось, в воздухе висел пороховой дым. В полной растерянности Адам тщетно пытался собраться с мыслями.

Он не сводил глаз с брата и даже не заметил, как ускользнул Том. Стивен стоял, прислонившись к стене.

Сквозь пальцы, которые он прижимал к груди, капала кровь.

– Боже, какое несчастье! – воскликнул Адам. Он протянул руку и тут же, почувствовав тепло крови, отдернул ее. Только теперь он осознал случившееся. – И почему пуля не выбрала меня!.. Я это заслужил.

Когда Стивен попробовал пошевелиться, изо рта его вырвался тонкий свист.

– Не говори так, – прошептал он. И, глотнув воздуха, добавил: – Не забывай, что ты – Сент-Джеймс, Адам. Сент-Джеймс!

Адам зажмурился, Стивен же, обагрив кровью стену, сполз на пол.

Глава 2

Безмолвие. Долгие тихие вечера – ни музыки, ни шарканья ног танцующих. И длится это уже три недели – с тех пор как она услышала оглушительный выстрел, который никак не может забыть.

Белл Брэкстон рассерженно отошла от стены. С минуту она стояла неподвижно, затем решительно взглянула на старинные часы и, стиснув зубы, слегка поклонилась и начала танцевать. Раз, два, три – как можно старательнее. Раз, два, три – как можно изящнее и грациознее. Легкие шаги по паркетному полу, скольжение. Но никакого ощущения легкости, только тяжкое бремя на душе.

Она с досадой остановилась. Все ее усилия бесполезны. Музыки больше нет. А как танцевать без нее?

Если бы она не услышала выстрела, ничего не заметила бы. В газетах не упоминалось ни о каком происшествии, слуги помалкивали.

Пылавший в камине огонь озарял комнату золотистым светом. Она ходила взад-вперед. Безмолвие нарушалось только колоколами церкви на Арлингтон-стрит, которые громко и мелодично отбивали время. Вот уже несколько недель у нее болит нога, приходится опираться на трость. Но Белл потратила так много лет, привыкая обходиться без нее, что не может позволить себе пользоваться ею из-за не очень сильной боли. Она должна все время двигаться. Погода стоит холодная. Она не выходила на улицу, потому-то и нога стала снова отниматься. Но улицы переполнены прохожими и экипажами, и она боится даже соваться в такую толчею.

Белл поглядела на сводчатые окна, похожие в эту пору на темные зеркала. Трудно даже представить, что в мире существует такое бесчисленное множество людей!

Белл бросила взгляд на кипу приглашений. А может быть, стоит принять одно или два?.. Нельзя же все время сидеть дома! В конце концов прибытия отца можно ожидать и в гостях, за обеденным столом или беседуя с окружающими.

В свои двадцать девять лет она уже вдова. Пять лет назад ее муж умер от тяжелой формы ревматизма. У нее теперь было столько денег, что она даже не знала, что с ними делать. Оставив родной Ренвилл, Белл переехала в Бостон, благо, тот находился совсем рядом, в шестидесяти милях, чтобы купить дом, о котором мечтал ее отец: с литыми и лепными украшениями и резными мраморными колоннами.

Пытаясь заглушить знакомую боль в сердце, она уверяла себя, что сюда-то, в этот город, который он всегда так любил, отец непременно приедет.

Ветер усиливался, с силой налетая на окна и возвещая о надвигающейся буре. Несмотря на шум, Белл все же улавливала приглушенное позвякивание кастрюль и сковородок двумя этажами ниже, в полуподвальной кухне.

Сегодня четверг, а это значит, что на ужин ей подадут жаркое с картофелем. Проведя пальцами по каминной доске, Белл вздохнула. Ей опостылело есть одни и те же блюда в определенные дни недели. Точно так же, как опостылело ждать.

Ей неожиданно захотелось цыпленка и яблочный пудинг. И еще ей захотелось, чтобы небеса прояснились и в них засверкали бесчисленные мириады звезд. Захотелось новой жизни – самой обыкновенной, такой, какую ведут, например, молодые девушки, у которых в голове нет ничего, кроме предстоящих приемов и вечеринок. Жизни, в которой нет места мечтам, бесконечному ожиданию, а главное, отсутствуют тягостные воспоминания.

Боль и тоска захлестнули ее. Она давно бы покинула этот город, если бы не надеялась на приезд отца. Воспоминания точно стремятся отомстить ей за то, что она пытается от них избавиться. Но Белл упорно сопротивлялась. Нет, она не допустит, чтобы прошлое испортило и этот вечер!

Не обращая внимания на боль в ноге, Белл подошла к двери и распахнула ее, затем спустилась по лестнице на первый этаж.

Из кухни появился ее дворецкий. Гастингс выглядел не так безупречно, как обычно: он был без фрака, на руке у него висело полотенце.

– Куда вы собираетесь, мадам?

Белл надела новый черный плащ, подбитый мехом. Она свысока взирала на дворецкого. Она была выше Гастингса, и это, казалось, давало ей преимущество.

Белл с легкой улыбкой посмотрела на полотенце: таким же пользовалась ее мать – с синими и красными полосками на белом фоне.

– Извините, – смущенно начал Гастингс, – я… помогал мисс Мэй готовить ужин.

Белл с трудом сосредоточилась на Гастингсе. Она улыбнулась и пожала ему руку:

– Очень хорошо, Гастингс. Она, конечно, этого заслуживает.

Пожатие повергло дворецкого в явное замешательство.

– Простите, Гастингс. Я забыла один из главных уроков: никакой фамильярности со слугами. Ну, ничего, я скоро все усвою, способности у меня отличные. – В ее глазах вспыхивали насмешливые искорки. – С таким учителем, как вы, я далеко пойду: перестану замечать и вас, и Мэй, и Роуз.

Гастингс выпрямился, расправил плечи и даже без фрака, с полотенцем в руках превратился в образцового дворецкого:

– Вы совершенно правы, мадам.

Белл едва не поморщилась, глядя на этого человека: почему он не чувствует себя оскорбленным? По-настоящему Гастингс задет был всего один раз: когда она вела себя не так, как подобает хозяйке дома.

– Ну что ж, – Белл накинула капюшон, – я пошла.

– На улицу, мадам?

– Да, Гастингс. Мне давно пора подышать свежим воздухом.

– Но погода портится! – напомнил он.

Белл открыла дверь. Вместе с потоком воздуха внутрь влетели сухие листья. Она постояла неподвижно, чувствуя, как ветер играет ее волосами. А что, если он так и не приедет?

– Ты слышишь эти голоса, Гастингс? – прошептала Белл, не поворачивая головы.

Невилл Гастингс придвинулся ближе:

– Какие голоса, мадам?

Она вздрогнула, и эта дрожь странным образом передалась дворецкому.

Белл с облегчением рассмеялась.

– Ну и хороши же мы с вами! – воскликнула она, покачав головой. – Вы прислушиваетесь к голосам благопристойности, а я – к диким голосам ветра. Как вы думаете, почему так происходит?

Покосившись на хозяйку, Гастингс переступил с ноги на ногу. В этот момент из кухни прибежала низенькая толстушка, седоволосая и розовощекая.

– Что тут происходит? – спросила женщина с сильным ирландским акцентом.

– Я иду гулять, Мэй!.. – с усмешкой объяснила Белл.

– Гулять?

– Да, на улицу.

– Но ведь ужин почти готов!

Белл посмотрела на нее с сожалением. Она полюбила Мэй с того самого дня, когда агент прислал ей повариху и дворецкого с рекомендательными письмами.

– Мне очень жаль, дорогая, но я поужинаю сегодня где-нибудь в ресторане.

– В ресторане? Одна? Но ведь это неприлично! – неодобрительно произнесла Мэй. – Разве я не права, мистер Гастингс? Это просто неприлично. За всю свою жизнь я не слышала ни о чем подобном!

– А теперь услышали. Я иду ужинать – и ни вам, ни Гастингсу, ни этой надвигающейся буре не остановить меня.

Ветер был очень сильный, но Белл почти не обращала на него внимания. По прибытии в Бостон она обошла все улицы в Бэк-Бэе в поисках подходящего дома. Белл ходила целыми днями, не замечая, что прохожие как-то странно на нее поглядывают, а дети откровенно потешаются над ее неуклюжей походкой. К концу шестидесятимильного переезда из Ренвилля в Бостон она возненавидела тесный экипаж, мчавшийся с невообразимой скоростью, поэтому предпочитала бродить по городу пешком.

Этим вечером, однако, она почти не видела ни людей, ни экипажей. Улицы были пустынны. Пригибаясь под напором ветра, она шла по Арлингтон-стрит. Справа от нее лежал городской парк. Его литая чугунная ограда, унизанная острыми наконечниками, производила неприятное и даже угрожающее впечатление.

Она направлялась к Чарлз-стрит. Там, как она узнала от отца еще в детстве, находился ресторан «Снегирь» – внушительный, величественный и элегантный.

Белл глубоко вздохнула. Она чувствовала, как в ней пульсирует жизнь, и ей это нравилось. Волнение улеглось.

Она никогда еще не бывала в ресторане. Главное для нее сегодня было выбраться из дома, но тут Белл задумалась. А как входят в ресторан? Что при этом полагается говорить? Тяжелая деревянная дверь выглядела так же неприветливо, как и чугунная ограда парка. Может быть, отложить посещение? Но тогда ей придется есть именно то, от чего она решила в этот вечер отказаться!

Прежде чем ее смелость иссякла, Белл открыла дверь и вошла.

– Разрешите вам помочь, мадам? Оглядевшись в тускло освещенном вестибюле, Белл различила человека в ливрее, видимо, француза. Его лицо выражало явное неодобрение. Заглянув внутрь ресторана, она не заметила там ни одной дамы без сопровождающего.

– Разрешите вам помочь, – раздраженно повторил человек в ливрее.

– Да. – Она выпрямилась. – Подыщите мне место!

При этих словах его густые кустистые брови приподнялись, но прежде чем он успел возразить, Белл высокомерно бросила:

– Что-нибудь не так?

Этот тон она усвоила во время пребывания в отеле «Вандом», дожидаясь, пока съедет хозяин дома. Сидя в вестибюле, среди статуй и горшков с цветами, Белл наблюдала за важными особами, мужчинами и женщинами. Она была наблюдательна и скоро поняла, как люди добиваются желаемого независимо от того, заслуживают они этого или нет. Зрелище было не слишком приятное, но поучительное.

Белл было отвернулась, испытывая отвращение к себе, но тут же решительно заглушила голос совести. Нет, она во что бы то ни стало добьется, чтобы ее впустили: ведь она надеется, что кулинарные изыски даруют ей короткое забвение.

– Послушай, любезный, – сказала Белл, расправляя плечи, – ты, кажется, не понимаешь, кто я такая!..

Начало, пожалуй, было не слишком удачным. В конце концов, кого волнует, кто она такая? В этом городе полно важных особ.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17