Он собирался сдать сменщику, лейтенанту Де Сантису, всех арестованных, за исключением Лукьянова. Так как Гарри Джабс был доставлен в здание Департмента не как арестованный, то общее число задержанных оставалось то же: шестеро. Лукьянова он намеревался на время вывезти из здания в своем автомобиле. Как он уже однажды это осуществил. Бедного Джабса ожидала в данном случае неприятная перспектива разделить на время дежурства Де Сантиса участь арестованных. Лукьянова Тэйлор вывел из камеры и посадил в свой джип в бейсменте перед самым прибытием Дженкинса. Дело в том, что Де Сантис часто являлся на службу раньше времени. Его собственная поспешность, понял Тэйлор, встречая босса на ступенях, ведущих в «Метрополитен», и механически отдавая приказания своим солдатам, привычно растекшимся среди «бульдогов» Дженкинса, его собственная поспешность сыграла с ним злую шутку. Подмена не состоится сейчас. И его поспешность поставила под угрозу саму возможность осуществления операции.
— Как ваша ночь, лейтенант? — Дженкинс пожал ему руку. Соприкоснувшись, пусть на мгновение, с плотью босса, лейтенант испытал что-то вроде угрызений совести. Человек, которого он собирался убрать, вполне дружелюбно сжал его ладонь.
— Отлично, босс!
— Операция прошла нормально? Потерь нет? — только сейчас Тэйлор понял смысл пожимания руки. Обыкновенная служебная вежливость, и только. Тэйлор выполнил операцию по заданию самого босса, и вот босс пожал ему руку. Имея в виду: «спасибо, лейтенант».
— Потерь нет. Захвачены шестеро бандитов. Двое бандитов застрелены в ходе операции. Рядовые члены банды. Глава банды Дункан О'Руркэ и его сын и дочь — среди арестованных. Заключенным оказана первая помощь, и они содержатся в сносных условиях. И вот еще что: один из арестованных утверждает, что он доктор Розен и лично вас знает. Следуя уставу внутренней службы, я не взял на себя ответственности и не удовлетворил просьбу якобы доктора об освобождении и отдельном содержании под стражей до вашего прибытия.
— Розен действительно работает для Департмента, но вы поступили в соответствии с уставом, лейтенант. Где содержатся арестованные?
— В предвариловке, сэр! Вы спуститесь? — Тэйлор надеялся и боялся, что старый Дьявол подымется к себе по какой-либо нужде и лишь потом спустится в камеры.
— Проводите меня!
Построившись в колонну, где нахождение каждого было строго регламентировано, сводный отряд «бульдогов» и солдат во главе с лейтенантом, Дженкинсом и, очевидно, никогда не спящим Кэмпбэллом, направился в камеры.
Дженкинс шел ровной уверенной государственной поступью, и, шагая рядом, лейтенант чувствовал себя маленьким уродом, замыслившим вдруг перевернуть гигантское государство. Ребенком, выходящим с пластмассовым водяным пистолетом против танка. Вся абсурдность затеи, которую он намеревался осуществить в компании свалившегося на вертолетную площадку сумасшедшего со старым пистолетом, сделалась ясна лейтенанту во время ритуального государственного прохода под ритм, заданный Дженкинсом, по паркетам «Метрополитен» к дежурке. «Я трезвею», — сказал себе лейтенант и, миновав дежурные помещения, отказался от своего плана. Группа, громко стуча обувью, стала спускаться к камерам.
Тэйлор отпер первые двери, затем вторые. За вторыми находился часовой. У часового не было ключей ни от камер, ни от входных дверей. Часовой вытянулся и приветствовал высокое начальство.
— Вынуть их всех, или вы посетите их в камерах?
— Всех сюда. — Дженкинс сел на стул, пододвинутый ему Кэмпбэллом.
Они находились в обширном коридоре, куда выходило несколько дверей. Тюрьма Департмента Демографии была небольшой, обыкновенно здесь держали лишь недолгое время, необходимое для первичного дознания. В коридоре у стены стояли стол и два стула. Для охранников.
Из одной камеры вышла семья О'Руркэ: отец, сын и Синтия, из другой — Кристофэр, Розен и карлик…
Дженкинс с интересом поглядел на маленького человека, но вопроса не задал. Увидев Розена, встал. Прошел к нему несколько шагов и протянул руку.
— Приношу все мои извинения, доктор, за задержку в вашем освобождении. Однако лейтенант действовал по уставу, ведь только я знаю вас в лицо. Кто угодно мог выдать себя за вас. — И обернулся к Тэйлору: — Лейтенант, доктора мы вызовем, если будут необходимы его показания. А сейчас я хотел бы, чтобы он отдохнул в более приемлемых условиях. Перед тем как совершить перелет в Лос-Аламос.
— Йес, сэр! — отчеканил Тэйлор и поручил Розена сержанту Чарли Рогану. Розен обернулся к Дженкинсу. Последний, улыбаясь, ждал.
— Я благодарю вас, сэр, за операцию по моему освобождению. Я понимаю, что совершил грубейшее нарушение правил безопасности, и все, что со мной произошло, будет мне серьезным уроком. Обещаю, сэр, что этого не повторится. Что касается моих исследований, то к концу лета все будет закончено.
— Желаю удачи. — Дженкинс пожал еще раз руку ученого.
— А вам, лейтенант, я желаю больших неприятностей, — прошипел доктор, проходя мимо Тэйлора.
Тэйлор смолчал.
— Так вот вы какой, знаменитый Дункан О'Руркэ… — Дженкинс остановился против гангстера и заложил руки за спину. — Как себя чувствуете? Не ранены?
— Нет. Сын ранен, но ваши армейцы оказали ему сносную помощь.
— А вы, конечно, ожидали средневековых пыток, да? Мы гуманны.
— Очень гуманны, — вмешался Виктор, — уложили двоих ребят.
— Только потому, что они оказали вооруженное сопротивление, — ответил за Дженкинса Тэйлор.
— Вооруженное сопротивление… — задумчиво повторил Дженкинс. — И не только. Вы обвиняетесь в подготовке, организации и осуществлении убийства Президента Соединенных Штатов Америки Тома Бакли…
— Ага, а еще в чем? — неожиданно засмеялся Кристофэр. — Почему не в попытке организации космического мятежа или захвата вооруженным путем наших колоний на Марсе, а? Ты хочешь пришить нам преступление, которого мы не совершали… Нам совсем никак не мешал Том Бакли Джуниор… У нас другой бизнес, не пересекающийся с его бизнесом…
Дженкинс поглядел на черного человека крайне ласковым взглядом.
— Мы сделаем так, что именно ты и признаешься первым.
— Старый маньяк! — С отвращением черный плюнул вдруг в Дженкинса, и плевок, не долетев, приземлился в футе от черной туфли Дженкинса. Последний внимательно почему-то вгляделся в плевок.
— Вам придется попотеть, чтобы доказать, что ваш бизнес, как вы говорите, не пересекался с бизнесом Президента.
— Неужели нас ожидает суд? — насмешливо спросил Дункан. — Я был уверен, что дальше этого подземелья мы не проследуем.
— Как и всякого гражданина Соединенных Штатов, вас ожидает, всех без исключения, справедливый суд по форме, выработанной американским правосудием. У вас у каждого будет адвокат, и жюри присяжных заседателей, состоящее из американских граждан, решит вашу судьбу. Такова наша традиция.
— Ясно. — Дункан О'Руркэ устало улыбнулся. — Вы решили устроить назидательную трагикомедию для жителей Соединенных Штатов.
— Мы решили, что убийство Президента достаточно трагический и серьезный случай для того, чтобы вспомнить о наших традициях справедливости и права каждого гражданина на скорое и справедливое рассмотрение его дела. Судебные заседания будут транслироваться по телевидению.
— Уверен, что вы уже нашли и актеров на роли судей, адвокатов и заседателей. Думаю, вы нашли их еще до убийства Президента, ебаные политики!
Виктор сделал шаг по направлению к Дженкинсу, но один из «бульдогов» оттолкнул его.
— Вы, молодой грубиян, как я догадываюсь, — Виктор О'Руркэ. А кто вы, молодая леди? — Дженкинс приблизился к Синтии.
— Я тебе не леди, старый Дьявол. — Синтия готова была, судя по ее виду, вцепиться в Дженкинса или ударить его, поэтому «бульдоги» схватили ее за руки. — Мы не убивали твоего вонючего друга Бакли. Ты сам его убил! — крикнула Синтия.
Невозмутимый Дженкинс прошел к следующему в группе, к Кристофэру.
— Ну с тобой, отважный потомок воинов из Дагомеи или откуда там, из Конго, с тобой все ясно, вопросов к тебе нет…
— С тобой тоже все ясно, — ответил Кристофэр.
— Представьтесь, мистер? — Дженкинс остановился перед последним задержанным.
Гарри Джабс невозмутимо задрал к Дженкинсу лицо, поросшее сизой щетиной. Ответил:
— Ипполит Лукьянов, литератор. Категория «S. E.».
— Хм, — только и сказал Дженкинс и замолчал. — Вы выдаете себя за другого, маленький человек. Согласно досье мистера Лукьяноф, с которым я имел удовольствие ознакомиться, это человек шестидесяти пяти лет. Вам шестьдесят пять лет? Смею вас заверить, что много меньше. Вам от тридцати пяти до сорока. И если вам шестьдесят пять, то почему вы разгуливаете свободно с сизыми от щетины щеками по территории Америки. Закон 316, пункт «B», гласит… — Дженкинс замялся. Как будто бы стеснялся своего знаменитого закона. — К тому же, согласно видеодосье, господин Лукьяноф высокого роста, тогда как вы не дотягиваете до господина Лукьяноф добрую пару футов, уважаемый.
— Я Лукьянов, категория «S. E.», self-employed. Ваша система ошиблась. Таких случаев немало. Электронные сети всегда ошибаются. Их употребление спорно.
«Все мы влипли, и очень», — подумал с тревогой Тэйлор, предвидя, что за разъяснениями Дженкинс обратится к нему.
— Вы производили арест, лейтенант Тэйлор? — Дженкинс, судя по лицу, ни в чем еще лейтенанта не подозревал. Просто-напросто обратился к нему как к источнику информации.
— Йес, сэр! Задержанный Лукьянов был арестован позднее, как член банды О'Руркэ, точнее, его подозревают в принадлежности к банде. В соответствии со сведениями, полученными здесь, в Департменте.
Дженкинс задумчиво уставился на маленького арестованного.
— Предъявите мне вашу айдентити-кард, мистер!
— Была изъята второго июля гардиен-компьютером Центра здоровья.
— Причина изъятия?
— Закон 316, пункт «B», ваш закон, сэр.
— Где вы его арестовали, Тэйлор?
— При выходе из дома, где он был замечен нашими агентами последний раз. Точнее, в сотне ярдов от этого дома, на East Семьдесят четвертой улице.
— В досье действительно имеется видеоматериал о связях Ипполита Лукьянофф с бандой О'Руркэ… — начал Кэмпбэлл.
— Мы не банда, — вмешался Виктор. — Это вы — банда!
— Заткнись! — попросил лейтенант.
— Имеется видеоматериал о встречах этих людей, — Кэмпбэлл указал рукою на клан О'Руркэ, — с Лукьянофф, но человек не тот, вы взяли не того, Тэйлор, — закончил Кэмпбэлл.
— Я взял того, на кого меня навели компьютерные данные. Возможно, что он однофамилец? С видеодосье я не был ознакомлен.
На лице Дженкинса появилось выражение скуки.
— Вы, Кэмпбэлл, и вы, Тэйлор, разберитесь в происшедшем. Если арестован однофамилец, то арестуйте и того Лукьяноф, который нам нужен. Допросите всех О'Руркэ, одного за другим. Выясните, почему у этого малыша та же профессия и явно, вопреки здравому смыслу, преувеличен возраст. Если он лжет, выдавая себя за шестидесятипятилетнего, то есть записываясь в мертвецы добровольно, следовательно, он психически нездоров и ему место не у нас, но в домах для такого рода больных, и этим занимаемся не мы, а Департмент Здравоохранения. Если он лжет с преступной целью, следует его наказать согласно законам Соединенных Штатов.
Дженкинс повернулся, чтобы уйти. Вспомнил об арестованных.
— А вы обдумайте свое поведение. Рекомендую вам с самого начала чистосердечно признаться. Таким образом ваша участь будет менее трагической. Вы избежите… — Дженкинс замялся. — Ненужных вам и нам эксцессов.
И Дженкинс направился к выходу, сопровождаемый «бульдогами». Солдаты Тэйлора занялись арестованными. Развели их по камерам. Когда уходил Джабс, Тэйлор поймал на себе его испуганный взгляд. Тэйлор отвел глаза. Что он мог сказать маленькому человеку? Слушая рассуждения Кэмпбэлла, они вместе подымались по лестнице, Тэйлор думал, что первую стычку он не выиграл, но и не проиграл. И еще он чувствовал, что влез в механизмы своей судьбы необдуманно резво и глупо, и неприятные последствия этого только начались.
7 июля 2015 года
Дженкинс одиноко поглощал салат, принесенный ему из кантины, где кормились «бульдоги» и армейцы, и запивал салат минеральной водой. Настроение у него было задумчивое. Не бордель с арестованными был тому причиной. Он только что получил соболезнование от Президента Российского Союза Владимира Кузнецова, составленное в таком дружелюбном тоне, что подтекст его мог читаться только как однозначное поощрение и поддержка кандидатуры Дженкинса в Президенты. До истинных чувств большого розового человека, Владимира Джорджевича Кузнецова, Дженкинсу, собственно, не было дела, но агентура донесла, что такое же соболезнование по случаю трагической преждевременной смерти друга русского народа Президента Тома Бакли получил и Том Турнер. Получалось, русские играют на два стола, но на каком столе они ведут серьезную игру, а на каком блефуют, Дженкинс не знал, но хотел бы знать. И это не был праздный риторический вопрос моральной поддержки державы с ядерным оружием того или другого политического лагеря в стране-сопернике. Дело было сложнее. Соединенные Штаты и Российский Союз давно уже взаимопроникли в экономику друг друга, и по сути дела, российский Президент являлся могучим финансовым партнером на внутреннем американском рынке. К тому же в последние десять лет экономика «красных» (их продолжали называть «красными», несмотря на суперрадикальные изменения строя) развивалась, в то время как Соединенные Штаты неуклонно сползали по экономическим показателям в разряд второстепенных государств. Для себя безжалостный, Дженкинс объяснял этот феномен истощением энергии американцев. Важно было знать, на чьей стороне русские. Потому что они могли просто экономически задушить изнутри неугодный им режим неугодного им человека. Сформулировав свою мысль, Дженкинс посуровел. Если бы рядовой американец знал, в какой степени его страна уже несамостоятельна, возможно, знание это вызвало бы огромный патриотический подъем в стране. Неужели русские решили стравить его и Турнера? С какой целью? А что если с простой и примитивной, с той, которой они не смогли достичь в 2007 году с помощью ядерного оружия? То есть они хотят разгромить Соединенные Штаты… Маловероятно, пришел к выводу Дженкинс. Крайне маловероятно. Эти пухлые, жирные русские очень уравновешенны и нормальны. Для такой злой задачи им необходим по меньшей мере отечественный, русский Дженкинс. Он усмехнулся. Налил себе еще минеральной воды. Привычно размешал ее ножом.
Вспомнил вдруг, что ему было противно заниматься арестованными. Грязной работой занимался. Можно было обойтись без этого? Нет, нельзя было обойтись. Он должен был оценить людей, которые в ближайшие недели появятся на всех телеэкранах мира. Они будут выглядеть убедительно. Сын Дункана О'Руркэ — великолепный экземпляр молодого террориста. Он бандит, но это то же самое. Вполне убедителен отец О'Руркэ. Очень убедительна красивая дочь. Что бы они ни говорили, их внешность — внешность решительных людей — будет свидетельствовать против них. Все поверят в их виновность. Их внешность обрекла их на виновность. Черный тоже яростен. Достойные люди — резюмировал Дженкинс. Но в интересах государства ему приходилось приносить в жертву и более достойных людей.
«А я?» — спросил себя Дженкинс. «Непогрешим, аскетичен, лично не заинтересован», — вспомнил он досье на самого себя, однажды обнаруженное им в недрах одной из программ Кэмпбэлла. То, что его личный секретарь собрал на него досье, не тревожило Дженкинса. Обнаруженное досье даже польстило ему. Тщательно проверяя себя, Дженкинс убеждался снова и снова, что только интересы государства и американской нации руководят всеми его действиями. Даже во сне он был верен государству. Проснувшись однажды, он понял, что цитировал во сне Декларацию Независимости! Что касается нации, Дженкинс предпочел бы, чтобы она была более однородной, но нацию не выбирают. «Я непогрешим, аскетичен и лично не заинтересован, — подтвердил сам Дженкинс еще раз диагноз Кэмпбэлла. — И потому имею право принести в жертву этих энергичных людей», — сказал себе Дженкинс. Жаль, что они не работают для Департмента Демографии, заключил он. Путаница с арестованным Лукьяноф, вспомнил Дженкинс. Кэмпбэлл с помощью Тэйлора разберется. Может быть, именно Тэйлор и напутал. Что выглядит малоправдоподобно, так как он сообразительный офицер. Плохо дисциплинированный, точнее, экстравагантно дисциплинированный. Есть сведения, что он несколько раз привозил к себе в дежурную комнату женщин. Однако до сих пор ни одного огреха собственно на службе. Этот Лукьяноф… о нем можно было бы забыть, он всего лишь пытается продлить свою жизнь, в бегах от закона 316, «B» числится полмиллиона человек, Лукьяноф лишь один из них. О Лукьяноф можно было бы забыть, если бы… если бы не его сходство со мной. С Секретарем Департмента Демографии. В сущности, он мой двойник, этот Лукьяноф. Хорошо бы все-таки иметь его в камере Департмента. Предпочтительнее, нежели иметь его на свободе. Двойника могу использовать я. Или, если он попадет в руки к политическим авантюристам, его могут использовать против меня. Чтобы свалить меня… Дженкинс нажал на кнопку вызова. Активатор Кэмпбэлла где-то в глубине здания сработал, и Кэмпбэлл откликнулся:
— Йес, сэр!
— Лейтенант Тэйлор до сих пор еще около вас, Кэмпбэлл?
— Да, сэр, он здесь. Сдает дежурство Де Сантису.
— Будьте добры, Спенсер, пошлите лейтенанта ко мне. Я знаю, что его смена кончилась, но я его долго не задержу.
— Йес, сэр.
«Никто, — подумал Дженкинс, — не ориентировал Кэмпбэлла на это армейское «йес, сэр!», но, кажется, самому Кэмпбэллу нравится так отвечать».
Лейтенант стоял перед Секретарем Департмента навытяжку. Щелкнул каблуками.
— По вашприказанию явился…
— Смотрите на консоль, лейтенант. Вы видите типа в черном костюме. Сейчас я приближу его лицо. — Дженкинс потыкал в кнопки управления, и физиономия Лукьянова растянулась на всю консоль. — Вот тот человек, за которого выдает себя ваш пленный карлик. Прошу обратить внимание на сходство этого Лукьяноф с Секретарем Департмента, с вашим боссом, со мной, Тэйлор.
— Да… — лейтенант замялся, — да… По моему мнению, он не так уж и похож на вас при увеличении, скорее похож по силуэту тела. Худ, высок, строение черепа.
— Вас сбивает с толку его артистическая седая грива. Если убрать гриву, будет разительно похож. Такой человек, Тэйлор, — Дженкинс отвернулся от экрана и поглядел лейтенанту в глаза, — представляет опасность для секьюрити Соединенных Штатов Америки. Очень жаль, что вы не арестовали его, когда брали О'Руркэ. Он должен был находиться с ними.
— Мои люди методично обыскали все помещения. Больше никого не было. Лейтенант Шульц, занимавшийся взятием объекта «O'Rurke Demolishing Limited», также не обнаружил никого под фамилией Лукьяноф.
— Теперь, когда вы знаете, как он выглядит, пожалуйста, осмотрите арестованных Шульцем. Где они содержатся?
— В казармах батальона, на Сорок пятой West. Я отправлюсь туда сейчас же.
— Пожалуйста, сделайте это для меня, — мягко сказал Дженкинс. — Я знаю, что ваше дежурство закончено, но это моя личная просьба к вам.
— Без проблем, шеф! Разрешите выполнять?
— Да, идите. И выспитесь после этого хорошо. Ходят слухи, что девушки не дают вам спать, лейтенант…
— Преувеличение, сэр… — Тэйлор вышел. Злой и спокойный.
В подземном паркинге не было ни души, потому Тэйлор поднял брезент, прикрывавший заднее сиденье.
— Жив, старый Лук?
— Жив, но очень голоден.
— Голоден, но жив, — мрачно сострил Тэйлор. — Старик повелел искать тебя среди бандитов, арестованных Шульцем. Поехали, будем тебя искать…
— Все сорвалось? Я ждал, что вы вызовете меня, лейтенант.
— Слава Богу, что не дождался. Все отменяется. Я выхожу из дела.
— Вы что, лейтенант, решили меня сдать?
— Сдать я тебя не могу, потому что ты расколешься и назовешь меня. Ты, судя по твоим глазам, хочешь сказать, что не расколешься, ты хочешь обидеться. Но заткнись заранее, старый чудак, потому что они сделают так, что ты заговоришь обильно, со слюноотделением, и оговоришь даже своих детей, если они у тебя есть. Они будут тебя просто бить двадцать четыре часа в сутки, и все тут… — Тэйлор стал натягивать брезент на заднее сиденье и на Лукьянова.
— Что вы хотите делать?
— Вернуться наверх и взять в кантине бутербродов для тебя. Тебе каких — с ветчиной или с сыром?
— И тех и других…
Тэйлор вел свой джип зло и быстро. Блоки домов пролетали, не задерживаясь на сетчатке глаза, сплошной полосой. По другой стороне хайвэя пролетала река Хадсон. Дождя не было, но небо, затянутое серыми тучами, сообщало начинающемуся дню тоскливость. Когда из перпендикулярных улиц вдруг высовывались автомобили, Тэйлор сбавлял скорость и страшно ругался. Не обращаясь ни к кому. Когда утренних перпендикулярных его движению автомобилей не было, Тэйлор покрывал руганью пассажира.
— Fuck you, Лук, и всех твоих родственников, если они у тебя есть. Будь проклята ночь, когда ты, старый рахит, появился на взлетной площадке в мое дежурство. Де Сантис сдал бы тебя не раздумывая, и сейчас ты спокойно лежал бы на муниципальном кладбище для преступников под надежным слоем земли…
Лукьянов молчал, давая лейтенанту выплеснуть злобу, надеясь, что она в конце концов иссякнет. Самому ему тоже хотелось вопить и ругаться, но ругать Тэйлора он бы не стал. Скорее Соединенные Штаты и весь Космос, все более похожий на Хаос.
— Ебаный дурной литератор, fuck, что мне теперь делать, что? И еще мы, одурев, ввели в игру этого карлика, твоего дружка-урода. Если бы его не было, можно было бы придумать басню о твоем побеге, или бы я просто пристрелил тебя, зажмурившись и не глядя тебе в глаза. А что делать сейчас, что? Представляешь, если Кэмпбэлл допрашивал этого урода, твоего дружка, и он начал сбиваться в показаниях?..
— Лейтенант, вы не выспались и потому устали и раздражительны. Не все, наверное, так мрачно…
— Мрачно? Он смеет называть ситуацию мрачной?! Да она безвыходна!
— Зачем вы подвергаете себя еще большей опасности и везете меня в батальон? А если кто-нибудь захочет проверить ваш джип, пока вас нет, и наткнется на меня?
— Это исключено, — буркнул Тэйлор. — Казарма батальона — мой родной дом. Никто не посмеет рыться в моем автомобиле, а если посмеет, ничего не поймет: кто ты и почему в моем джипе, поэтому заткнись и сиди тихо. В любом случае мне негде тебя оставить.
Джип лихо, на полной скорости свернул с хайвэя, и Хадсон-ривер исчезла. Ее сменили полинялые бараки. Джип резко затормозил перед бледно-салатовыми воротами. Ясно было, что за такими воротами может скрываться только нечто армейское.
— Закройся брезентом! — приказал лейтенант и, нажав на сигнал, издал оглушительный и отвратительный звук. Как будто жуткая гигантская лягушка проквакала.
Ворота открылись, и лейтенант рывком внес джип на территорию родного батальона. Ленивый часовой в будке лишь на мгновение приподнял задницу из белого пластикового кресла. На голове часового была белая, как унитаз, каска. Он поприветствовал лейтенанта рукой в белой перчатке.
— Все, Лук, мы дома! Лежать, и ни звука. Если кто тебя обнаружит, скажи, что ты мой друг и отсыпаешься, дожидаясь меня. Я вернусь в течение получаса. — Лейтенант соскочил на землю и ушел, зло топая ботинками.
Лукьянов лежал и думал, что лейтенант — единственная нить, связывающая его с жизнью. Если оборвется и она, то останется ноль жизни. Здравый смысл в лейтенанте явно пересиливал его же непокорный авантюризм. Сделать так, чтобы победил авантюризм, Лукьянову оказалось не под силу.
Ему стали слышны звуки воды, потом запах политой земли и политых растений, зафыркала машина для подрезания газона. Очевидно, солдаты убирались на территории батальона. Под эти мирные звуки Лукьянов и погрузился в сон.
Утро Дженкинса началось с интервью с немецкой Брунгильдой. На самом деле девушку звали Юлия. Дженкинс принял ее в рабочем кабинете в восемь утра. Вместе с «Брунгильдой» явились оператор и звукооператор. Все трое были тихими и испуганными.
— Господин Секретарь Департмента Демографии, у нас в Германии нет ведомства, подобного вашему, контролем же за рождаемостью занимается Министерство Здравоохранения. Наши демографические законы не столь суровы, как ваши. Наше общественное мнение считает ваш закон 316, пункт «B», слишком суровым и надеется, что на практике вы редко применяете его. Что вы хотели бы сказать по этому поводу?
Вопреки якобы испуганному внешнему виду, толстая девочка оказалась крепкой девочкой. Никто никогда не ставил подобного вопроса и в такой резкой форме перед Дженкинсом. Он ожидал, что она посвятит интервью убийству Президента. Однако Дженкинс всегда был готов к защите своего закона.
— Буду резок и трезв. На планете слишком много человеческих жизней. Планета изнемогает от тяжести этих жизней. В свое время еще добрый старый Мальтус предсказывал последствия перенаселения. С помощью закона 316, пункт «B», Соединенные Штаты пытаются бороться с перенаселением своей территории. Вторая проблема, исправить которую пытается закон 316, пункт «B», — обилие непродуктивного населения в стране — стариков. Я знаю, что вы собираетесь сказать. Ваш вопрос будет звучать приблизительно так: но вы сами, мистер Секретарь, старый человек, вам семьдесят три года, почему же закон применяется по отношению к одним и прощает других? Отвечаю вам на ваш незаданный вопрос. Наш закон не слеп, он разумен. И к тем членам общества, которые продолжают приносить ощутимую и доказанную пользу обществу, способны активно работать на него, закон 316, пункт «B» не применяется. Одна треть нашего сената — люди свыше шестидесяти пяти лет, но они нужны Америке. Американское общество давно изжило опасное заблуждение, что якобы человеческие существа равны. Еще работы американского профессора Маслова в тридцатые годы двадцатого века доказали обратное.
Дженкинс улыбнулся телезрителям Германии, и, так как, по его замыслу, телевидение Германии интервьюировало Секретаря Департмента Демографии во время его завтрака — на столе стояли поднос с кофе, оранж-джюсом и яичницей-глазуньей из двух яиц, — он радушно предложил телевизионной команде приобщиться к завтраку.
— Хотите кофе, может быть?
Юлия поблагодарила от имени всех. И продолжала:
— По нашим сведениям, около четырехсот тысяч стариков скрылись за границы или живут нелегально на территории Америки, скрываясь от правосудия своей страны. Вы считаете это нормальным явлением? Могли бы вы назвать цифру… количество стариков, по отношению к которым закон был применен?
— По состоянию на конец прошлого года закон 316, пункт «B» был применен к одиннадцати миллионам тремстам пятидесяти тысячам человек.
Назвав цифру, Дженкинс пожалел, что назвал ее. Цифра звучала неприлично. Это количество могло пошатнуть моральные устои общества. Ему следовало быть осторожнее. Но, внутренне раздосадованный, Дженкинс таким не выглядел.
— Нашим гражданам будет нелегко переварить ваш закон.
— Америка всегда была храброй страной. Она первая стала демократией, заметьте, и наши социальные институты всегда отличались пусть жестокой, но откровенностью. В противостоянии молодой жизни и старого, бесполезного, отжившего груза мы смело встали на сторону молодости. Пожил — и достаточно. Шестьдесят пять лет — достаточный срок, чтобы насладиться всеми удовольствиями существования. Один из первых вариантов закона, кстати, рекомендовал самоубийство после шестидесяти пяти лет, но, как показывает практика, мало у кого находятся силы, чтобы достойно уйти, отжив свое. Потому приходится форсировать руку колеблющихся.
— Убийство Президента Бакли, разумеется, шок для всей Америки и, разумеется, для вас, мистер Секретарь. У вас есть сведения о том, кто может быть ответственен за это государственное преступление?
— Вчера моя служба безопасности, я имею в виду мой Департмент, арестовала преступную группу, известную как «банда О'Руркэ». Арестованы пятеро. Пока что они содержатся под стражей как подозреваемые, но у нас есть все основания верить, что убийство Президента совершено этими людьми. Граждане Соединенных Штатов могут спать спокойно. Мы не дремлем. — Дженкинс налил себе еще кофе. На самом деле кофе был без кофеина — темная горькая вода.
— Какими, по вашему мнению, могут быть мотивы убийства? Личная месть? Политическое преступление с целью освободить место силам, рвущимся к власти? Терроризм — с целью дестабилизировать Соединенные Штаты?
— Пока я не могу дать вам ответ на этот вопрос. Однако глубокой ночью я лично встретился с арестованными подозреваемыми. У меня сложилось впечатление, что это хорошо мотивированные люди, действовавшие согласно своим убеждениям, а вовсе не какие-то наемные убийцы. Это враги, но враги, которых можно уважать. Среди арестованных молодая красивая девушка. Сознаюсь, они произвели на меня глубокое впечатление. Один из подозреваемых, кстати, избежал ареста, и в настоящее время силы безопасности разыскивают его.
— Не собираетесь ли вы, мистер Секретарь, участвовать в предстоящих президентских выборах? Вы — самое могущественное лицо в государстве и самое влиятельное лицо, хотя и крайне оспариваемое политической элитой Соединенных Штатов. В значительной мере вашими идеями питалось президентство Тома Бакли. Вы служили покойному Президенту как бы духовным отцом. Не собираетесь ли сами наконец взять в руки штурвал государства?
— Возможно, еще не время говорить о наследнике, когда верный сын американского народа даже еще не похоронен. — Дженкинс позволил себе, поморщившись, выразить неудовольствие. Наглой иностранкой. Одновременно в голову ему пришла идея. Очень, по сути, неплохая идея. Ему в любом случае следует показаться отечественным телезрителям. Так не лучше ли, чтобы его интервьюировала наглая иностранка? Это обстоятельство смягчит многие шоковые высказывания. — Вот что я подумал, Юлия, мне кажется, наша общая работа получилась резкой, но удачной. Вы — верно взяли тон, я, мне кажется, — верно отстаивал свою позицию. Я хотел бы, если вы не возражаете, пустить ваше интервью по нашим американским каналам. Идет?
