Интерлюдия. Дочери Каморра

Первая настоящая революция в преступном мире Каморра случилась задолго до появления капы Барсави, точнее, за пятьдесят лет до его возвышения. Причиной этой революции послужило прискорбное отсутствие самоконтроля у некого сутенера по имени Тревор Варгас и по прозвищу Громила.

У Громилы также имелось множество других прозвищ, употреблявшихся в узком кругу городских шлюх, которых опекал Тревор. И все они отражали нрав этого человека. Сказать, что он был невоздержанным кровожадным маньяком, значило бы смертельно обидеть большинство невоздержанных кровожадных маньяков. По сути, он представлял для своих подопечных куда большую опасность, чем те клиенты, которые расплачивались с ними медяками и серебряными тиринами. А если уж говорить о защите, то бедным шлюхам важнее всего было защититься от его пудовых кулаков – что они и делали, отдавая ему почти весь свой заработок.

И настал вечер, когда одна из девиц потеряла терпение. Надо сказать, что Тревор практиковал ежевечерние сеансы «расслабления», когда очередная жертва должна была его ублажать, стоя на коленях и активно работая языком, а он в это время мычал и нещадно драл ее за волосы. Не помня себя от боли, девица выхватила из-за корсажа нож и с размаху всадила его в мужское достоинство мучителя – слева, как раз у основания. Затем, довершая содеянное, полоснула лезвием слева направо и начисто срезала ненавистному Громиле предмет его гордости. Потом, как водится, было море крови и поросячьего визгу. Попытка Тревора схватиться с мерзавкой потерпела провал, так же, как и попытка бежать – слишком уж быстро утекала жизнь из раны между ногами. И вот его собственная шлюха повалила бывшего повелителя на пол и уселась верхом, чтобы не дать ему уползти из комнаты. Ждать ей пришлось недолго – силы Громилы таяли на глазах, и очень скоро он скончался к бурной радости всех собравшихся девиц.

На следующий же вечер местный капа прислал замену Тревору. В женском царстве его встретили самыми очаровательными улыбками и тут же предложили «угоститься», естественно, на дармовщинку. Не иначе, вместо мозгов у парня была груда битого щебня, ибо он с радостью согласился. Шлюхи тут же принялись за дело: раздели нового начальника, разоружили… и закололи кинжалами, как свинью на заднем дворе. Естественно, подобный поворот дел не порадовал капу, и назавтра он отправил пять или шесть молодчиков разобраться с непокорными дамами.

Но за минувшую ночь положение коренным образом изменилось. Вдохновленные примером, еще несколько команд шлюх освободились от своих сутенеров. Они объединились и решили организовать независимый дом терпимости в северной части Западни. Таким образом, когда люди капы прибыли на место, они обнаружили не шесть-семь перепуганных женщин, как им было обещано, а три десятка фурий, к тому же очень решительно настроенных. Девицы успели приобрести оружие, которым и встретили непрошеных гостей. Арбалеты – отличное средство уравнять силы, особенно если применить их неожиданно и на близком расстоянии. В общем, карательный отряд так и не вернулся к своему капе.

Так в городе началась настоящая война. Разъяренные капы, лишившиеся доходного бизнеса и своих людей, прилагали усилия для исправления ситуации. С другой стороны, все больше женщин присоединялось к вспыхнувшему восстанию. Не рассчитывая на собственные силы, они наняли пару банд для поддержки своего дела, считая его безусловно правым. Под их защитой шлюхи открыли так называемые «дома наслаждений», где дела велись в соответствии с теми правилами, которые установили они сами. Теперь они оказывали услуги в удобных чистых кабинетах, и богатые клиенты предпочитали обращаться к ним, а не к их товаркам, работавшим по старинке. Деньги решили исход войны.

Каморрские проститутки организовали свою гильдию. Прошло менее года после истории с Громилой Тревором, и последние сутенеры убедились, подчас путем весьма жестоких уроков, что лучше поискать себе применения в других областях. Так будет безопаснее для их мужского достоинства.

Конечно, не обошлось без кровопролития. Десятки «ночных бабочек» сложили свои жизни на алтарь борьбы за независимость, несколько публичных домов было сожжено дотла. Однако каморрские шлюхи держались стойко и жестоко мстили обидчикам: за каждую такую смерть капам приходилось расплачиваться жизнью своих людей. Око за око – священный принцип, которого придерживались все преступные авторитеты города. В конце концов между враждующими сторонами было заключено перемирие.

Город оказался поделен на две части: западный конец Каморра отошел к Портовым дамам, в то время как на востоке заправляла гильдия Лилий. В районе же Западни, где работы было особенно много, прекрасно уживались обе компании. Дело продолжало процветать. Теперь женщины имели собственных телохранителей и перестали прибегать к услугам головорезов из чужих шаек. И хотя их ремесло по-прежнему оставалось не слишком-то приятным, шлюхи, по крайней мере, занимались им в собственных заведениях и могли диктовать клиентам определенные правила.

Более того, они создали монополию и, в обмен на обещание не вмешиваться в прочие преступные расклады, выторговали у каморрских кап право жестоко расправляться с проститутками-одиночками, не входившими в их гильдии. Как водится, некоторые представители сильного пола проявили характерную тупость. Время от времени они пытались избить кого-нибудь из девиц, или надуть их с оплатой, или пренебречь стандартами чистоты и трезвости, установленными жрицами любви. Но жизнь заставила их усвоить хорошие манеры. Очень скоро выяснилось, что трудно буйствовать, когда одна разгневанная шлюха держит твое достояние в зубах, а вторая в это время приставила нож к твоему горлу.

Когда капа Барсави пришел к власти, сокрушив всех своих конкурентов, даже он не посмел нарушить равновесие, установившееся между каморрскими бандами и гильдией проституток. Он принял делегацию от Лилий и Портовых, причем встреча прошла в атмосфере взаимного уважения и понимания. В результате девицы сохранили свою автономию, а в благодарность согласились делать некоторые отчисления в пользу капы Барсави – кстати, гораздо меньшие, чем платили другие Правильные Люди.

Мудрый Барсави уяснил для себя одну важную вещь, которая оказалась недоступна многим мужчинам Каморра. Эта мысль получила развитие в его решении нанять для охраны небезызвестных сестер Беранджиас. И заключалась она в следующем: тот, кто недооценивает каморрских женщин, рискует окончить жизнь до срока.

Глава 15. Укус паука

– Хотелось бы надеяться, что вы с Жеаном проявите больше благоразумия, чем в последнюю неделю.

– Не забывайтесь, мастер Ибелиус. Вы не наша матушка, а всего-навсего врач, – отозвался Локки. – За сегодняшний день я уже десять раз повторил вам, что и душой, и телом абсолютно готов для похода в Воронов Насест. Уверяю вас, со мной все будет в порядке. Я – сама осторожность.

– Сама осторожность? Тогда упаси меня боги встретиться с воплощением неосторожности!

– Оставь его в покое, Ибелиус, – пророкотал Жеан. – Ты пилишь Локки не хуже ворчливой жены.

Он сидел на своем тюфяке – всклокоченный, изможденный. Отросшая щетина еще больше подчеркивала неестественную бледность лица. Прошло совсем немного времени с его ночной схватки, и весь обнаженный торс Жеана был перемотан самодельными бинтами. Точно такие же громоздкие повязки скрывали его левое бедро и правое предплечье.

– Очень удобно иметь своего домашнего врача, Жеан, – продолжал Локки, поправляя искрящиеся манжеты на камзоле, прежде принадлежавшем Мераджио. – Но, думаю, в следующий раз я предпочту заплатить подороже, но получить вариант посговорчивее.

– Ах так? Тогда сами перевязывайте свои раны, мой господин, и сами накладывайте компрессы! Хотя, на мой взгляд, самое разумное, что вы можете сделать – это взять лопаты и выкопать себе уютные могилки. Будет где спокойно переждать, пока ваши проблемы не утрясутся сами собой.

– Ну что вы, мастер Ибелиус, – произнес Локки, хватая старика за руки. – Мы с Жеаном чрезвычайно благодарны вам за помощь. Подозреваю, что, не вмешайся вы, нас обоих уже не было бы среди живых. И я собираюсь щедро вознаградить вас за то время, которое вы потратили на нас. В ближайшее время у нас на руках будет несколько тысяч крон, и часть этих денег перейдет к вам. Вы сможете уехать из Каморра и начать новую жизнь уже обеспеченным человеком. А оставшуюся сумму мы потратим на то, чтобы извести капу Разо. Порадуйтесь хотя бы тому, что Жеан уделал его проклятых сестриц!

– Да, это был подвиг, который я вряд ли смогу повторить в ближайшее время, – вздохнул его друг. – Поэтому береги себя, Локки. Я не смогу прибежать на помощь, если вечером что-то пойдет не так.

– Не сможет, но обязательно попытается, – съязвил лекарь.

– Не волнуйся, Жеан, это будет обычный праздник. Раз в год господин герцог собирает своих придурков-аристократов в шестисотфутовой стеклянной башне. Что там может пойти не так?

– Твой сарказм звучит как-то неубедительно, – покачал головой Жеан. – Ты уверен, что горишь желанием пойти туда?

– Конечно, дружище. Если бы Цепп был жив, то повеселился бы от души. Представляешь, дать спектакль в присутствии самого господина герцога и его чертовой знати – всех этих де Марров, Фелуччиа, старого Джаваррица… О, Святой Ловкач, да это действо станет венцом моей карьеры! При условии, конечно, что я отыграю все, как надо. А затем денежки окажутся у нас в кармане, и мы сможем отомстить!

– И когда ты должен быть в особняке у Сальвары?

– После двух. Кстати, мне надо торопиться, хватит тратить время попусту. Жеан, Ибелиус, как я выгляжу?

– Прекрасно, – ответил врач. – Трудно поверить, что совсем недавно этот человек лежал на смертном одре. Должен признать, Локки, что вы непревзойденный актер. То, что вы проделали со своим внешним видом… я даже не подозревал, что такое возможно.

– Это часть нашей работы, мастер Ибелиус, – приосанился Жеан. – Такое немногим под силу. Итак, вы смотритесь великолепно, мастер Фервит. Теперь бы добраться без приключений до Дюроны. А путь туда не близкий, не так ли?

– Й не говори, дружище, – вздохнул Локки. – Пожалуй, лучше я пересеку кладбище и затем пойду через Закуток. Главное, ни с кем не столкнуться здесь, в Пепелище.

Он подобрал непромокаемый плащ одной из сестер Беранджиас, в котором Жеан вернулся со склада, и тщательно в него закутался. Ничего, что жарко, зато он скроет от любопытных глаз свой великолепный костюм… по крайней мере, пока не доберется до Холма Шепотов. Человек в вечернем наряде привлекает к себе нежелательное внимание, особенно среди обитателей трущоб.

– Все, я отправляюсь в Воронов Насест, – объявил он. – Увидимся позже. Отдыхай, Жеан. Мастер Ибелиус, не оставляйте его своими заботами. Надеюсь вернуться с добрыми новостями.

– Будет хорошо, если вы вообще вернетесь, – пробормотал себе под нос старый лекарь.

…Стоял семьдесят восьмой год Азы Гуиллы по теринскому календарю. И был День Перемен, знаменующий летнее солнцестояние. В этот день весь Каморр словно сошел с ума.

Для проведения Речных Игрищ выделили широкую округлую заводь посреди Плавучего рынка. В самом центре этой водной площадки разместилось поле для игры в ручной мяч, которое соорудили из сдвинутых вместе барж с плоскими палубами. Сюда по очереди поднимались команды, собранные из случайных игроков, и неумело мяли друг друга к удовольствию шумной толпы болельщиков. Стоило какой-нибудь команде одержать победу, как к плавучему полю спешила маленькая лодочка с пивной бочкой и щедро оделяла победителей живительной влагой. Стоило ли удивляться тому, что с каждым разом игра становилась все более грубой и необузданной? Время от времени кто-то из игроков падал в воду, и его вылавливали спасатели из «желтых курток»: они усердно патрулировали мероприятие, хотя и не изъявляли желания вмешиваться в разгоравшиеся потасовки.

В День Перемен улицы Каморра заполонили толпы горожан с пивными жбанами и винными бутылями. Тут и там сами собой возникали пикники – на радость богам, взирающим сверху на это действо. Реки гуляющих текли по мостовым, сливались, объединялись и снова рассредоточивались. Они бродили по жилам города подобно отравленной крови в венах пьяницы.

Особо оживленно было в Западне. Здесь в празднование включались случайные элементы – моряки с иноземных кораблей и другие посланцы дружбы. Через несколько часов каморрского гостеприимства гуляки-чужестранцы оказывались не способны отличить собственную задницу от барабанной перепонки. Мощный прилив веселья, азарта и выпивки захватывал их, перехлестывал через их головы, и несчастные гости добровольно тонули, погружаясь в пучины Дня Перемен. Немногие корабли рискнули бы на следующие утро выйти из порта Каморра – где взять силы поднять флаги, не говоря уже о парусах!

Не менее шумно было в Чертовом Котле, и в Муравейнике, и в Отстойнике – здесь люди капы Разо праздновали приход нового владыки. По его приказу по улицам разъезжали десятки повозок с бочками дешевого красного вина. Те члены банд, которые по каким-то причинам – по бедности либо по лености – не смогли добраться до центра веселья в Западне, пьянствовали прямо на ступеньках своих домов, что нисколько не умаляло их удовольствия. Гарристы расхаживали по ленным владениям Разо с огромными корзинами и раздавали буханки хлеба всем желающим. О, это были не простые буханки! В каждую из них пекари вложили по кусочку меди или серебра. Когда эти тайные дары были обнаружены (иногда ценой сломанных зубов), весь хлеб как рукой смело. Ни одна из буханок не дошла до границ Храмового района.

Плавучая Могила распахнула свои двери для посетителей. Несколько банд во главе со своими гарристами развлекались здесь игрой в карты, принявшей поистине эпический размах. Число участников все росло, пока не достигло нескольких десятков. Все эти люди пили и перекидывались картами, ссорились и орали, расположившись прямо на палубе галеона, над темными водами Деревяшек, совсем недавно поглотившими капу Барсави вместе со всей его семьей.

Самого Разо не было видно – он занимался какими-то делами в северной части города. Лишь немногие доверенные лица из личной охраны капы знали, что сегодня он намерен присутствовать на празднике у герцога и взирать на подвластный ему город с высоты Воронова Насеста.

В Храмовом районе День Перемен отмечали в более сдержанной манере. Обитатели каждого храма – как священники, так и молодые послушники – менялись местами со своими коллегами из соседних храмов. Отслужив службу, они переходили дальше и дальше в случайном выборе небесного покровителя. Служители Азы Гуиллы в черных рясах отправляли величественный ритуал на ступенях храма Ионо, в то время как их собственный дом отошел в пользование Повелителя алчных вод. Госпожа Эллиза и Азри, Моргайте и Нара, Гандоло и Сендовани – служители всех этих богов жгли свечи, возносили гимны к небесам и шли дальше. Особые, дополнительные молитвы произносились перед сгоревшим Домом Переландро – там, где в глубокой задумчивости стоял одинокий старик в белых одеждах. Он лишь недавно приехал из Ашмера и теперь растерянно обдумывал свой рапорт Верховному Служителю Переландро по поводу гибели храма. Как описать разрушения, царившие в подземном убежище из Древнего стекла… если до сего момента он даже не подозревал о его существовании?

А зажиточные пары из Северного Угла и Пояса Фонтанов направлялись в Серебристую рощу, чтобы заняться там любовью в канун летнего солнцестояния. Считалось, что если успеть сделать все, что надо, до прихода Лжесвета, сбудутся все мечты родителей о счастье их будущего чада – плода ритуальной любви. Впрочем, большинство мужчин и женщин, уединявшихся на древних камнях рощи среди шелестящей листвы, меньше всего думали об еще не родившемся ребенке. Они страстно желали лишь одного – друг друга.

Вадранский фрегат «Сатисфакция» по-прежнему стоял на якоре в каморрской Старой гавани. Судно покачивалось на волнах с развевающимися желтыми флагами и желтыми фонарями, которые не гасили даже в дневное время. По палубе его расхаживало с десяток человек. Они спокойно и обстоятельно готовились к тому, что предстояло им ночью – установили на мачтах и замаскировали парусиной арбалеты, укрепили на верхней палубе антиабордажное оснащение и заготовили ведра с песком на случай пожара. Если каморрцы все-таки решат обстрелять их с берега, то, скорее всего, будут использовать «алхимический огонь», а против него, как известно, вода не только бесполезна, но и вредна.

В темном же трюме под верхней палубой расположились еще три дюжины человек. Все они были живы-здоровы и с аппетитом обедали – когда настанет время действовать, желудки должны быть полны.

У подножия Воронова Насеста, резиденции каморрского герцога Никованте, собралось около сотни экипажей. Вокруг них бесцельно слонялась целая армия кучеров и охранников в ливреях; они перебрасывались незначащими фразами и потягивали освежающие напитки, которые доставляли им герцогские слуги. Всем этим людям предстояло ждать своих хозяев до самого утра. День Перемен был единственным днем в году, когда вся каморрская знать, даже самые мелкие аристократы с Альсегрантских островов, не говоря уже о представителях Пяти семейств, собиралась вместе в башне герцога.

Они ели, пили, расточали друг другу комплименты и высказывали давние обиды, в то время как их стареющий повелитель восседал на троне и смотрел на них подслеповатыми слезящимися глазами. Это была давняя традиция, и с каждым годом седины у герцога прибавлялось, а искренность его подданных убывала. Раз от разу их поклоны и заверения в любви и верности становились все более фальшивыми, а разговоры за спиной герцога – все более ядовитыми. Слишком уж затянулось правление герцога Никованте…

В этот вечер подъемники Воронова Насеста работали особенно интенсивно. Шесть клетей беспрестанно поднимались и опускались на своих цепях, принимали внизу новую партию разряженных гостей и снова со скрипом ползли на вершину башни. Здесь гости высаживались, чтобы смешаться с толпой других приглашенных – придворных завсегдатаев и льстецов, могущественных банкиров и торговцев, опасных хищников и безобидных любителей погулять и выпить за чужой счет. Наверное, птицам, которые облетали башню в знойных лучах послеобеденного солнца, все эти люди казались стоящими в луже расплавленного серебра на вершине колонны из белого огня.

Железная клеть, несущая Локки Ламору и чету Сальвара, не спеша поднималась вверх, рассекая жаркий воздух и направляясь к краю посадочной платформы Воронова Насеста.

– Святые Сущности, я никогда не видел ничего подобного! – воскликнул Локки. – Мне еще не случалось находиться так высоко в воздухе. И, клянусь Руками-под-Водами, я прежде ни разу не поднимался на такие высоты общества! Дон Лоренцо, донья София… надеюсь, вы простите меня, если я, словно утопающий, буду цепляться за вас обеими руками?

– Ничего страшного, – улыбнулся дон Сальвара. – Мы с Софией проделываем этот путь с детства. Каждый год, в назначенный день… Поверьте, страшно только первые десять-одиннадцать раз.

– Придется поверить вам на слово, мой господин!

Наверху их встретили слуги в серебристо-черных ливреях с россыпью блестящих на солнце серебряных пуговиц. Они распахнули дверцы и придержали клеть, пока гости высаживались на посадочную террасу. Мимо них промаршировал целый взвод «черных курток» в полном парадном облачении: на плече – боевая шпага в серебряных ножнах, на голове – высокая меховая шапка с медальоном, на котором сверкает герб каморрских герцогов. Локки невольно пожалел солдат – легко ли часами вышагивать в таком наряде под палящими лучами солнца! Он и сам изрядно вспотел, пока поднимался на вершину башни. Но у них, по крайней мере, была возможность спрятаться внутри затененных помещений.

– Дон Лоренцо и донья София, если не ошибаюсь?

Человек, отделившийся от толпы и устремившийся в их сторону, был широкоплеч и очень высок – на целую голову выше остальных гостей. Резкие черты лица и особенно светлые волосы прямо-таки кричали о принадлежности к одному из старейших вадранских родов с чистой кровью. Предки этого человека явно жили на дальнем северо-востоке, может быть, в Астрате или Винтиле, то есть в самом сердце Королевства Семи Сущностей. Однако он носил черную форму Ночных Стекольщиков с серебряными капитанскими звездами на вороте и говорил на чистейшем каморрском языке без малейших признаков акцента.

– Вы не ошиблись, – кивнул дон Лоренцо.

– Я к вашим услугам, господин и госпожа Сальвара. Меня зовут Стефан Рейнарт. Уверен, донья Ворченца говорила вам обо мне.

– Ну конечно! – донья София протянула руку для поцелуя, и Рейнарт почтительно согнулся над ней в низком поклоне. – Очень приятно наконец-то с вами познакомиться, капитан Рейнарт. Как себя чувствует донья Ворченца?

– Она ВЯЖЕТ, госпожа, – рассмеялся Рейнарт, и в его улыбке промелькнул намек на какую-то шутку, известную лишь им двоим. – Укрылась в одной из гостиных господина герцога. Вы же знаете, донья Ворченца не любит шумных компаний.

– Я обязательно разыщу ее, – сказала София. – Мне будет приятно с ней повидаться.

– Уверен, госпожа, что она тоже будет рада… А это, осмелюсь предположить, мастер Фервит, торговец из Вадрана? Мне говорили, что вы приведете с собой гостя, – капитан отвесил еще один поклон, на сей раз не такой низкий, и проговорил по-вадрански, но с сильным акцентом: – Да даруют вам Сущности сладость, а морская соль – покой, мастер Фервит!

– Да приведут вас Руки-под-Водами к великой удаче, – ответил Локки традиционным приветствием на своем безупречном вадранском, но затем из вежливости вновь перешел на теринский. – Полагаю, вы северянин, капитан Рейнарт? Как удивительно: один из моих земляков, и на службе у герцога Каморра!

– Вы безошибочно угадали мое происхождение, – кивнул Рейнарт. – Но так уж случилось, что я лишился родителей еще в раннем детстве. Это случилось здесь, в Каморре, где они находились с торговой миссией. Меня усыновила и вырастила донья Ворченца, хозяйка Янтарного Кубка – вон той башни, что сверкает чистым золотом. Своих детей у нее нет, и госпожа Ворченца перенесла на меня всю свою любовь. И хотя формально я не наследую ни ее титула, ни состояния, это позволило мне занять пост в герцогской гвардии.

– Потрясающе! Должен сказать, что у вас очень впечатляющая внешность – прямо-таки король Семи Сущностей. Полагаю, господин герцог счастлив иметь на службе такого человека.

– От всего сердца надеюсь, что так оно и есть, мастер Фервит. Впрочем, моя скромная особа – едва ли интересная тема для беседы. Господин Сальвара, госпожа… прошу вас, проходите. Позвольте проводить вас…

– Всенепременно, – улыбнулась София. Наклонившись к Локки, она пояснила: – Донья Ворченца – просто чудо! Для всех альсегрантских дам она нечто вроде доброй тетушки: всегда решит и подскажет, как лучше поступить. Увы, сейчас она не слишком хорошо себя чувствует. Знаете ли, возраст берет свое… с каждым месяцем донья Ворченца все больше замыкается в себе и отдаляется от общества, но, слава богам, пока еще это не приняло необратимого характера. Вы обязательно должны с ней познакомиться.

– Буду ждать с нетерпением, госпожа Сальвара.

Рейнарт проводил их в саму башню, и Локки замер, пораженный открывшимся зрелищем.

Снаружи Воронов Насест смотрелся непроницаемой серебристой громадой, но изнутри он выглядел почти прозрачным. Казалось, будто в его стеклянных стенах обитает некий мглистый туман, незримый глазу – единственным его проявлением служило то, что ослепительный солнечный свет смягчился до щадящего глаза молочного полумрака. К северу от башни лежала холмистая равнина и широкая лента Анжевены, а на юге вырисовывались острова нижней части города, которые с такой высоты казались развернутой географической картой. Локки неотрывно разглядывал сказочную панораму, невзирая на возникшее чувство головокружения.

Прямо у них над головами начинался Небесный сад – десятки горшков и кадок, в которых росли кусты и полноценные деревья. По слухам, на этой крыше скопилось не менее сотни тонн жирного чернозема. Плети ползучих растений каскадом спускались через ограждения – прямо-таки тропический лес в миниатюре. Посреди этого леса в ветвях одного из деревьев было установлено деревянное сиденье, развернутое к Стальному морю. Оно служило высочайшей точкой города – выше не мог забраться уже ни один здравомыслящий человек. Как всегда, Небесный сад был полон детей. Именно здесь традиционно развлекались отпрыски каморрской знати, в то время как их родители выпивали и поддерживали светскую беседу у них под ногами.