- Я девять лет прекрасно обходилась без всякой долбицы помножения, заявила Пиппи. - Обойдусь, верно, и дальше.
      - Да, но подумай, как грустно оставаться такой невеждой. Представь себе: когда-нибудь ты вырастешь и, быть может, кто-нибудь спросит тебя, как называется столица Португалии, а ты не сможешь ответить.
      - Конечно, смогу, - возразила Пиппи. - Только я отвечу так: "Если тебе до смерти охота узнать, как называется столица Португалии, то, пожалуйста, напиши прямо в Португалию и спроси! "
      - Но не кажется ли тебе, что это грустно - не знать самой?
      - Возможно, - ответила Пиппи. - Я, верно, не смогу заснуть по вечерам и буду все время думать: как все-таки называется столица Португалии? Но ведь нельзя же вечно веселиться, - добавила Пиппи и прошлась разок на руках. - Вообще-то я была в Лиссабоне с папой, - продолжала она, то выпрямляясь, то стоя вниз головой, потому что могла болтать и в этой позе.
      Но тут один из полицейских сказал: пусть, мол, Пиппи не думает, будто ей позволят делать то, чего она сама желает. Ей велено идти с ними в детский дом, и все тут.
      Подойдя к Пиппи, он схватил ее за руку. Но Пиппи мгновенно вырвалась, легонько хлопнула его по спине и крикнула: "Ты пятна!" И не успел он глазом моргнуть, как она одним прыжком очутилась на перилах веранды. Подтянувшись несколько раз на руках, она оказалась наверху, на балконе, расположенном над верандой. Полицейским не хотелось карабкаться следом за ней тем же путем. Поэтому они ворвались в дом и помчались вверх по лестнице на последний этаж. Но когда они выскочили на балкон, Пиппи была уже на полпути к крыше. Она карабкалась по черепице так, словно сама была обезьянкой. Миг - и она уже стоит на коньке крыши, а оттуда ловко прыгает вверх на дымовую трубу. Внизу на балконе полицейские рвут на себе волосы, а на лужайке Томми и Анника, задрав головы вверх, смотрят на Пиппи.
      - До чего же весело играть в пятнашки! - кричала Пиппи. - И какие вы добрые, что пришли сюда! Сразу видно, что сегодня у меня счастливый день!
      Поразмыслив немного, полицейские пошли за лестницей, которую прислонили к стене дома. Потом они полезли наверх, один - впереди, другой позади, чтобы поймать и спустить вниз Пиппи. Но вид у них был чуть испуганный, когда они взобрались к Пиппи.
      - Не бойтесь! - орала Пиппи. - Это ничуть не опасно! А только страшно весело!
      Когда полицейские были уже на расстоянии двух шагов от Пиппи, она быстро спрыгнула вниз с дымовой трубы и, хохоча, побежала вдоль конька крыши к другой стене. Там на расстоянии нескольких метров от стены стояло дерево.
      - Теперь я ныряю вниз! - закричала Пиппи и прыгнула прямо в зеленеющую крону дерева. Повиснув на ветке, она некоторое время раскачивалась взад-вперед, а потом рухнула на землю. Ринувшись стрелой к противоположной стене, она убрала лестницу.
      Полицейские были неприятно удивлены, когда Пиппи спрыгнула вниз. Но еще более неприятно они были удивлены, когда сами собрались спуститься вниз по лестнице. Сначала они страшно рассердились и закричали, чтобы Пиппи, которая, стоя внизу, смотрела на них, приставила к крыше лестницу, иначе они ей покажут, где раки зимуют.
      - Почему вы такие сердитые! - упрекнула полицейских Пиппи. - Мы ведь только играем в пятнашки, значит, мы друзья!
      Полицейские немного подумали, а под конец один из них смущенно сказал:
      - Эй, послушай, не будешь ли ты так добра приставить к крыше лестницу, чтобы мы могли спуститься вниз?
      - Ясное дело, буду, - ответила Пиппи и мгновенно приставила лестницу к крыше. - А теперь мы можем выпить по чашечке кофе и приятно провести время вместе?
      Но до чего же, право, коварны эти полицейские! Лишь только они спустились на землю, как тут же кинулись на Пиппи с криком:
      - Сейчас ты у нас получишь, противная девчонка!
      Но тут Пиппи сказала:
      - Нет у меня больше времени с вами играть. Хотя, признаюсь, это было весело.
      И, крепко схватив за пояса обоих полицейских, понесла их по садовой дорожке и вынесла через калитку на дорогу. Там она посадила их на землю, и прошло довольно много времени, прежде чем они пришли в себя и смогли пошевелиться.
      - Подождите минутку! - закричала Пиппи и помчалась на кухню.
      Выйдя из сада с несколькими пряниками в форме сердечек в руках, она дружелюбно сказала:
      - Хотите попробовать? Наверное, ничего, что они немножко подгорели.
      Потом она вернулась к Томми и Аннике, которые так и стояли, вытаращив глаза и не переставая удивляться. А полицейские поспешили обратно в город и доложили там всем тетям и дядям, что Пиппи, по всей вероятности, не совсем подходящий экземпляр для детского дома. Они ни словом не обмолвились о том, что побывали у нее на крыше. А тетям и дядям показалось, что, пожалуй, лучше всего оставить Пиппи в покое, пусть живет на Вилле Вверхтормашками. Ну а уж если ей захочется пойти в школу, то пусть сама и улаживает это дело.
      Пиппи с Томми и Анникой отлично провели послеобеденное время. Они продолжили прерванный пир. Они пили кофе, и Пиппи одна съела четырнадцать пряников, а потом сказала:
      - По мне, эти полицейские вовсе не экстракласс! Нет уж! Слишком много они болтали о детском доме, и о помножении, и о Лиссабоне.
      После этих слов она на руках вынесла из дома лошадь, и дети, все трое, стали ездить на ней верхом. Анника сначала боялась и не хотела, но, увидев, как веселятся Пиппи и Томми, позволила Пиппи и себя посадить на спину лошади. И лошадь бегала трусцой вокруг дома, по всему саду, и Томми пел: "Вот шведы шагают и трубы гремят!.. "
      Когда вечером Томми с Анникой залезли в свои кроватки, Томми сказал:
      - Анника, верно, здорово, что Пиппи поселилась рядом с нами?
      - Ясное дело, здорово, - ответила Анника.
      - Я даже не могу вспомнить, во что мы играли до того, как она переехала сюда. А ты помнишь?
      - Помнится, мы играли в крокет и всякие другие игры в этом же роде, сказала она. - Но мне кажется, что с Пиппи куда веселее. Да еще с лошадьми и мартышками!
      ПИППИ ИДЕТ В ШКОЛУ
      Томми и Анника, разумеется, ходили в школу. Каждый день в восемь часов утра они, взявшись за руки, пускались в путь с учебниками под мышкой.
      В это время Пиппи большей частью чистила свою лошадь или надевала на господина Нильссона его маленький костюмчик. Или же занималась утренней гимнастикой, которая заключалась в том, что она, вытянувшись в струнку, вставала на пол и прыгала ровно 43 раза на одном месте. После этого она обычно садилась на кухонный стол и в тишине и покое выпивала большую чашку кофе и съедала бутерброд с сыром.
      А Томми с Анникой по пути в школу с тоской смотрели на Виллу Вверхтормашками. Гораздо охотней они шли бы туда играть с Пиппи. Но если бы Пиппи, по крайней мере, ходила в школу, все было бы, наверно, несколько иначе.
      - Подумать только, как нам было бы весело, если бы мы все вместе возвращались из школы, - сказал Томми.
      - Да, но для этого надо было бы и ходить туда вместе, - поправила брата Анника.
      Чем больше они об этом думали, тем печальней им становилось оттого, что Пиппи не ходит в школу. В конце концов они решили попытаться уговорить Пиппи пойти в школу.
      - Ты даже представить себе не можешь, какая добрая наша фрекен! схитрил однажды Томми, когда, хорошенько выучив уроки, он и Анника пришли после полудня на Виллу Вверхтормашками.
      - Если бы ты знала, как весело в школе! - уверяла подругу Анника. - Я бы просто рехнулась, если бы мне не позволили туда ходить.
      Сидя на скамеечке, Пиппи мыла ноги в лоханке. Ничего не ответив, она только повертела немного пальцами ног, так что вода брызнула во все стороны.
      - И там вовсе не надо быть очень долго, - продолжал Томми. - Только до двух часов.
      - Ага, зато потом у тебя и рождественские, и пасхальные, и летние каникулы, - добавила Анника.
      Пиппи задумчиво кусала большой палец ноги, по-прежнему не говоря ни слова. Внезапно она решительно выплеснула всю воду из лоханки на пол кухни так, что у господина Нильссона, сидевшего немного поодаль и игравшего с зеркальцем, совершенно промокли брючки.
      - Это - несправедливо! - заявила Пиппи, совершенно не обращая внимания на господина Нильссона, впавшего в страшное отчаяние из-за промокших насквозь брючек. - Это - абсолютно несправедливо! Я этого не потерплю!
      - Чего не потерпишь? - поинтересовался Томми.
      - Через четыре месяца Рождество и у вас будут каникулы. А что будет у меня?
      Голос Пиппи звучал печально.
      - Никаких рождественских каникул, никаких даже самых коротких рождественских каникул, - жалобно сказала она. - С этим надо кончать. С завтрашнего дня я начинаю ходить в школу.
      Томми и Анника захлопали от восторга:
      - Ура! Тогда мы ждем тебя у наших ворот в восемь часов утра.
      - Ну уж нет! - возразила Пиппи. - Идти в школу так рано я не могу. И вообще я, пожалуй, поеду в школу верхом.
      Сказано - сделано. Ровно в десять часов утра на другой день Пиппи спустила свою лошадь вниз с веранды, а через час все жители маленького городка бросились к окнам, чтобы взглянуть на лошадь, которая скакала бешеным галопом. Мало сказать, скакала. На самом деле лошадь неслась во весь опор. Хотя лошадь была тут совершенно ни при чем. Дело в том, что Пиппи просто-напросто спешила в школу. Ужасающим, бешеным галопом ворвалась она на школьный двор, на всем скаку соскочила с лошади и привязала ее к дереву. Затем, войдя в школу, она с таким страшным грохотом отворила дверь в класс, что Томми и Анника, а также их славные школьные товарищи буквально подскочили с испугу на скамейках.
      - Привет, приветик! - заорала Пиппи, махая своей огромной шляпой. Успела я к помножению?
      Томми и Анника рассказали своей фрекен, что в класс придет новая девочка, которую зовут Пиппи Длинныйчулок. А фрекен тоже слыхала разговоры о Пиппи в маленьком городке. И поскольку это была очень добрая и очень славная фрекен, она решила сделать все, чтобы Пиппи понравилось в школе.
      Пиппи, не дожидаясь, пока ее пригласят, бросилась на свободную скамейку. Но фрекен не обратила внимания на бесцеремонность новенькой и только очень ласково сказала:
      - Добро пожаловать в школу, маленькая Пиппи! Надеюсь, тебе здесь понравится и ты многому научишься.
      - Ага, а я надеюсь, что у меня будут рождественские каникулы, - заявила Пиппи. - Поэтому я и пришла сюда. Справедливость прежде всего!
      - Если ты сначала скажешь мне твое полное имя, - попросила фрекен, я запишу тебя в школу.
      - Меня зовут Пиппилотта Виктуалия Рульгардина Крусмюнта Эфраимсдоттер Длинныйчулок. Я дочь капитана Эфраима Длинныйчулок, который раньше был грозой морей, а теперь - негритянский король. Собственно говоря, Пиппи это мое уменьшительное имя, так как папа считал, что имя Пиппилотта произносить очень долго.
      - Вот как, - сказала фрекен, - ну тогда мы тоже будем называть тебя Пиппи. Ну а что, если мы сейчас чуточку проверим твои знания? - продолжала она. - Ты ведь большая девочка и коечто уже, верно, знаешь. Может, мы начнем с арифметики? Ну, Пиппи, ты можешь мне сказать, сколько будет 7 плюс 5?
      Пиппи удивленно и недовольно взглянула на нее, а потом сказала:
      - Нет уж, если ты сама этого не знаешь, не думай, что я собираюсь тебе подсказывать!
      Все дети в ужасе смотрели на Пиппи. А фрекен объяснила ей, что так отвечать в школе - нельзя. Нельзя говорить фрекен "ты", надо обращаться к ней: "фрекен".
      - Простите, пожалуйста, - с раскаянием сказала Пиппи. - Я этого не знала. Больше я не буду так говорить.
      - Хочу надеяться, что нет, - согласилась фрекен. - Тогда я тебе подскажу, что 7 плюс 5 будет 12.
      - Надо же, - удивилась Пиппи. - Ведь ты сама это знаешь, чего ж ты меня тогда спрашиваешь? Ой, какая же я дуреха, ведь я снова сказала тебе "ты". Простите, - извинилась она и сильно дернула себя саму за ухо.
      Фрекен решила сделать вид, будто ничего не случилось. Она продолжала:
      - Ну, Пиппи, как по-твоему, сколько будет 8 плюс 4?
      - Примерно 67, - решила Пиппи.
      - Конечно, нет, - сказала фрекен, - 8 плюс 4 будет 12.
      - Э, нет, моя милая старушенция, так дело не пойдет, - сказала Пиппи. - Ты сама совсем недавно сказала, что 7 плюс 5 будет 12. Какой ни на есть, а порядок должен же быть даже в школе. И вообще, если ты в таком телячьем восторге от всех этих глупостей, почему не засадишь саму себя в угол и не посчитаешь? Почему ты не оставишь нас в покое, чтобы мы могли поиграть в пятнашки? Нет, ну надо же, теперь я снова говорю "ты"! Но не можете ли вы простить меня только в этот последний раз? А я уж попытаюсь получше удержать это в памяти.
      Фрекен сказала, что она так и сделает. Но она решила, что нет смысла даже пытаться просить Пиппи еще что-нибудь сосчитать. Вместо нее она стала спрашивать других детей.
      - Томми, - сказала она. - Ты можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы 7 яблок, а у Акселя - 9, сколько яблок у них вместе?
      - Да, да, скажи ты, Томми, - вмешалась Пиппи. - И заодно можешь ответить мне на такой вопрос: если у Лизы заболел живот, а у Акселя еще сильнее заболел живот, кто в этом виноват и где они свистнули яблоки?
      Фрекен попыталась сделать вид, будто она ничего не слышала, и обратилась к Аннике:
      - Ну, Анника, вот тебе пример: Густав был на экскурсии со своими школьными товарищами. У него была 1 крона, а когда он вернулся домой, у него осталось 7 эре. Сколько денег он истратил?
      - Это еще зачем? - воскликнула Пиппи. - А я вот хочу знать, почему он так транжирил деньги, и купил ли он на них лимонаду, и вымыл ли он хорошенько уши, перед тем как уйти из дому?
      Фрекен решила прекратить занятия арифметикой. Она подумала, что, быть может, Пиппи больше понравится чтение. Поэтому она вытащила маленькую красивую картинку, на которой был нарисован еж. Перед мордочкой ежа была написана буква "е".
      - Ну, Пиппи, сейчас ты увидишь что-то забавное, - быстро сказала она, - ты видишь здесь е-е-е-е-е-е-ежика. А эта буковка перед е-е-е-е-е-ежиком читается "е".
      - Вот уж никогда бы не подумала, - заявила Пиппи. - Мне кажется, что буква "е" - какаято закорючка с запятой внизу и с двумя капельками мушиного дерьма наверху. Но мне хотелось бы знать, что общего может быть у ежа с мушиным дерьмом?
      Фрекен достала следующую картинку, на которой была изображена змея, и объяснила Пиппи, что буква перед ней называется "з".
      - Кстати, о змеях, - сказала Пиппи, - я никогда не забуду гигантского змея, с которым однажды билась в Индии. Верьте не верьте, это был такой кошмарный змей! Четырнадцать метров длиной и злющий, как шмель. И каждый день он сжирал пять штук индийцев, а на десерт двух маленьких детей. А один раз он приполз ко мне и хотел съесть на десерт меня, уже обвился вокруг меня - крах-х-х... Но "смеется тот, кто смеется последним", сказала я и как дам ему по башке - бум, - и тут он как зашипит - уйуйуйуйуйч... И тут я как дам ему еще раз - бум... И он тут же и сдох. Вот как, стало быть, это буква "з", ну просто удивительно!
      Пиппи необходимо было немного перевести дух. А учительница, которая уже подумывала, что Пиппи - скандальный и трудный ребенок, предложила, чтобы весь класс вместо чтения занялся рисованием.
      "Наверняка Пиппи тоже будет спокойно сидеть и рисовать", - подумала фрекен. И, вынув бумагу и карандаши, она раздала их детям.
      - Рисуйте что хотите, - сказала она и, сев возле кафедры, начала проверять тетради. Через некоторое время она подняла глаза, чтобы посмотреть, как дети рисуют. Но все сидели за партами и смотрели на Пиппи, лежавшую на полу и рисовавшую в свое удовольствие.
      - Но, Пиппи, - нетерпеливо спросила учительница, - почему ты не рисуешь на бумаге?
      - А я ее изрисовала уже всю давным-давно, да и лошади моей никак не поместиться на этой маленькой бумажонке, - ответила Пиппи. - Сейчас как раз я рисую переднюю ногу лошади, но когда доберусь до хвоста, мне, верно, придется выйти в коридор.
      Некоторое время фрекен напряженно размышляла.
      - А что, если нам вместо рисования спеть небольшую песенку! - предложила она.
      Все дети поднялись и встали за партами, все, кроме Пиппи, по-прежнему лежавшей на полу.
      - Пойте вы, а я немножко отдохну. Слишком много учености - вредно. Самый здоровенный громила от этого заболеет.
      Но тут терпение фрекен окончательно лопнуло. Она велела детям выйти на школьный двор, потому что она хочет поговорить с Пиппи наедине.
      Когда фрекен и Пиппи остались одни, Пиппи поднялась с пола, подошла к кафедре и сказала:
      - Знаешь, что я думаю, фрекен, чертовски весело было прийти сюда и посмотреть, как тут у вас. Но не думаю, чтоб я очень рвалась снова ходить в эту школу. А с рождественскими каникулами я как-нибудь разберусь. Слишком уж много тут всяких яблок, и ежей, и змеев, и всякой всячины! У меня просто голова пошла кругом. Надеюсь, фрекен, ты не очень из-за этого огорчишься?
      Но тут фрекен сказала: она, конечно, огорчилась, а больше всего из-за того, что Пиппи не хочет даже попытаться вести себя как следует. И что ни одной девочке, которая ведет себя так, как Пиппи, не разрешают ходить в школу, даже если она очень этого захочет.
      - Разве я плохо себя вела? - страшно удивилась Пиппи. - Вот тебе и раз, я и сама этого не знала! - с горестным видом сказала она.
      Ни у кого на свете не бывает такого горестного вида, как у Пиппи, когда она огорчена. Она молча постояла, а спустя некоторое время дрожащим голосом сказала:
      - Понимаешь, фрекен, когда у тебя мама - ангел, а папа - негритянский король, а ты плавала по морям всю свою жизнь, то откуда же тебе знать, как вести себя в школе среди всех этих яблок и ежей?
      Тогда фрекен сказала, что она это понимает и больше не огорчается из-за Пиппи. И что Пиппи, пожалуй, сможет вернуться обратно в школу, когда станет немного старше. И тогда Пиппи, вся сияя от радости, сказала:
      - Мне кажется, ты чертовски добрая, фрекен. А это тебе в подарок от меня!
      Пиппи вытащила из кармана маленький изящный золотой колокольчик и поставила его на кафедру. Фрекен сказала, что не может принять от Пиппи такую дорогую вещь. Но Пиппи возразила:
      - Ты должна его принять! А не то я снова приду сюда завтра. Веселенький будет спектакль!
      Затем Пиппи вылетела на школьный двор и прыгнула на лошадь. Все дети столпились вокруг нее, чтобы погладить лошадь и увидеть, как Пиппи отправляется в путь.
      - К счастью, я знаю, какие бывают школы в Аргентине, - с чувством собственного превосходства сказала Пиппи и посмотрела на детей сверху вниз. - Вот бы вам туда! Пасхальные каникулы начинаются там через три дня после окончания рождественских, а когда кончаются пасхальные, остается всего три дня до летних. Летние каникулы кончаются первого ноября, а потом, ясное дело, остается всего ничего до одиннадцатого ноября, когда снова начинаются рождественские каникулы. Но приходится с этим мириться, потому что, во всяком случае, никаких уроков все равно не задают. В Аргентине вообще строжайше запрещено учить уроки. Иногда случается, что какой-нибудь аргентинский ребенок прокрадывается тайком в шкаф и, сидя там, учит уроки. Но горе ему, если мама ребенка его там засечет. Арифметики у них в школах вообще нет. А если найдется какой-нибудь ребенок, который знает, сколько будет 7 плюс 5, то ему приходится целый день с позором стоять в углу, если он такой дурак, что проговорится об этом фрекен. Чтение у них в школе только по пятницам, да и то лишь если найдутся какие-нибудь книги, которые можно читать. Но таких никогда не бывает.
      - Да, но чем же они тогда занимаются в школе? - удивился какой-то малыш.
      - Едят карамельки, - авторитетно заявила Пиппи. - От ближайшей карамельной фабрики проходит труба прямо в школьный двор, и оттуда целые дни так и выскакивают целые водопады карамелек, так что дети с трудом успевают их съесть.
      - Да, но что же тогда делает учительница? - поинтересовалась одна из девочек.
      - Дурочка ты, она снимает детям фантики с карамелек, - сказала Пиппи. - Уж не думаешь ли ты, что они сами это делают? Очень редко! А сами они не ходят в школу больше одного раза. Они посылают вместо себя своего брата.
      Пиппи взмахнула своей огромной шляпой.
      - Привет, детеныши! - радостно воскликнула она. - Больше вы меня не увидите! Но не забывайте никогда, сколько яблок у Акселя, а не то с вами случится беда. Привет! Ха-ха-ха!
      Звонко смеясь, Пиппи выехала из ворот так быстро, что мелкие камешки полетели у лошади из-под копыт, а стекла в окнах школы задребезжали.
      ПИППИ СИДИТ НА СТОЛБИКЕ КАЛИТКИ И КАРАБКАЕТСЯ НА ДЕРЕВО
      Пиппи, Томми и Анника сидели перед Виллой Вверхтормашками. Пиппи взобралась на один из столбиков калитки, Анника на другой, а Томми - на саму калитку.
      Был конец августа, и день стоял теплый и ясный. Грушевое дерево, которое росло у самой калитки, опустило свои ветки так низко, что дети могли без труда срывать чудеснейшие маленькие золотисто-красные августовские груши. Они жевали один плод за другим и выплевывали грушевую кожуру и зернышки прямо на дорогу.
      Вилла Вверхтормашками стояла как раз на том самом месте, где кончался городок и начинался пригород, а улица переходила в проселочную дорогу. Жители маленького городка очень любили прогуливаться в сторону Виллы Вверхтормашками, потому что там-то и находились прекраснейшие окрестности городка.
      И вот в то время, когда дети сидели на калитке и ели груши, на дороге, ведущей из города, показалась девочка. Увидев детей, она остановилась и спросила:
      - Вы не видели моего папу, он не проходил мимо?
      - Гм, - произнесла Пиппи. - А какого вида твой папа? Глаза у него голубые?
      - Да, - ответила девочка.
      - Он среднего роста, не длинный, но и не коротышка?
      - Да, - ответила девочка.
      - У него черная шляпа и черные башмаки?
      - Да, все правильно, - живо ответила девочка.
      - Нет, такого не видели, - решительно заявила Пиппи.
      Ошеломленная девочка пошла прочь, не произнеся ни слова.
      - Подожди немного, - закричала ей вслед Пиппи. - Он был плешивый?
      - Нет, ясное дело, нет, - рассердилась девочка.
      - Повезло ему, - сказала Пиппи и выплюнула грушевую кожуру и зернышки.
      Девочка торопливо зашагала по дороге, но тут Пиппи закричала:
      - У него ужасно длинные уши, до самых плеч?
      - Нет, - ответила девочка и удивленно обернулась. - Уж не хочешь ли ты сказать, что видела, как мимо проходил человек с такими длинными ушами?
      - Я никогда не видала никого, кто ходит ушами. Все, кого я знаю, ходят ногами.
      - Фу, какая ты глупая, я спрашиваю, неужто ты и вправду видела человека с такими длинными ушами?
      - Нет, - ответила Пиппи. - Человека с такими длинными ушами на свете нет. Это было бы совсем глупо. Как бы это выглядело? Нельзя иметь такие уши. По крайней мере, не в этой стране, - добавила она после многозначительной паузы. - Вот в Китае - можно, там это немножко иначе. Однажды я видела в Шанхае одного китайца. У него были такие огромные, длинные уши, что он мог пользоваться ими как накидкой. Когда шел дождь, он просто заползал под собственные уши, и ему было так тепло и хорошо, что лучше не бывает, хотя ушам, само собой, было уютно лишь отчасти. Если погода была особенно плохая, он приглашал своих друзей и знакомых разбить лагерь под защитой его ушей. Там они сидели и распевали свои грустные песни, пока сверху моросил дождь. Он очень нравился им своими ушами. Звали китайца Хай Шанг. Вы бы видели, как Хай Шанг бежал по утрам к себе на работу! Он всегда припускал в последнюю минуту, потому что ему очень нравилось долго спать по утрам. И когда он мчался вперед изо всех сил, с ушами, похожими на два больших желтых паруса за спиной, это выглядело очень здорово, поверьте мне!
      Девочка застыла на месте и, разинув рот, слушала Пиппи. А Томми и Анника уже не в состоянии были есть груши. Они были целиком захвачены рассказом Пиппи.
      - Детей у него было гораздо больше, чем он мог сосчитать, а младшего звали Петтер, - заливала Пиппи.
      - Да, но у китайского ребенка не может быть имя Петтер, - сказал Томми.
      - То же самое говорила ему и его жена: "Не может у китайского ребенка быть имя Петтер". Но Хай Шанг был страшно упрямый и заявлял, что мальчишка будет зваться Петтер или вообще никак. И вот он, страшно разозлившись, уселся в угол и натянул уши на голову. И тогда его бедной жене пришлось, ясное дело, сдаться, и мальчишку назвали Петтером.
      - Вот как, - тихонько сказала Анника.
      - Это был самый избалованный мальчишка во всем Шанхае. Капризный в еде, так что его мама была просто несчастная. Вы, верно, знаете, что там, в Китае, едят ласточкины гнезда? И вот его мама сидела там с полной тарелкой ласточкиных гнезд и пыталась его накормить. "Так, миленький Петтер, - говорила она, - сейчас мы съедим ласточкино гнездо за папу". Но Петтер только крепко сжимал ротик и мотал головкой. В конце концов Хай Шанг так рассвирепел, что запретил готовить Петтеру другую еду, до тех пор пока он не съест ласточкино гнездо "за папино здоровье". А уж если Хай Шанг что-нибудь говорил, то это - железно. Одно и то же ласточкино гнездо путешествовало туда и обратно, из кухни в столовую и обратно с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мама Петтера стала молить Хай Шанга разрешить ей накормить мальчика мясными фрикадельками, но Хай Шанг сказал "нет".
      - Ерунда! - изрекла девочка, стоявшая на дороге.
      - Да, то же самое говорил и Хай Шанг, - продолжала Пиппи. - "Ерунда, - сказал он. - Ясное дело, мальчишка может съесть ласточкино гнездо, если только перестанет упрямиться". Но Петтер все время - с мая по октябрь - только и делал, что крепко сжимал ротик.
      - Да, но как же он мог тогда жить? - удивленно спросил Томми.
      - А он и не мог жить, - спокойно ответила Пиппи, - он умер. Из чисто бычьего упрямства. Восемнадцатого октября. А хоронили его девятнадцатого. Двадцатого же влетела ласточка и снесла яйцо в ласточкино гнездо, которое по-прежнему стояло на столе. Так что гнездо уж во всяком случае пригодилось. И никто не пострадал, - радостно заявила Пиппи.
      Потом она в раздумье посмотрела на девочку, стоявшую с ошалелым видом на дороге.
      - До чего ж ты чудная, - сказала Пиппи. - В чем дело? Уж не думаешь ли ты, что я сижу тут и вру? Что? Попробуй только скажи, что я вру, угрожающе заявила, засучивая рукава, Пиппи.
      - Да нет, вовсе нет, - испуганно сказала девочка. - Не то чтобы я хотела сказать, будто ты врешь, но...
      - Не надо, - прервала ее Пиппи. - Именно этим я и занимаюсь. Ты что, не слышишь? Я вру так, что у меня от вранья язык чернеет. Ты и вправду думаешь, что ребенок может прожить без еды с мая по октябрь? Ну уж это чушь, хотя я знаю, что дети могут прекрасно обойтись без еды примерно месяца три-четыре. Но чтобы с мая по октябрь - это чушь собачья. Ты, верно, и сама понимаешь, что это враки. Не позволяй людям вешать тебе лапшу на уши.
      Тут девочка пошла прочь, ни разу не обернувшись.
      - До чего ж доверчивые люди! - сказала Пиппи Томми и Аннике. - С мая до октября - это же такая жуткая муть! - И она закричала вслед девочке: - Не-а, твоего папу мы не видали! Сегодня мы ни разу не видали ни одного плешивого! А вот вчера их проходило мимо целых семнадцать штук. Взявшись за руки!
      Сад у Пиппи был просто замечательный. Он был не очень ухоженный, нет, но там зеленели чудесные лужайки, где трава никогда не подстригалась, там были старые кусты роз, усеянные и белыми, и розовыми, и желтыми цветами, разумеется, не очень изысканными. Но они так сладко благоухали! Там росло также довольно много фруктовых деревьев, но лучше всех были вековые дубы и вязы, на которые так удобно карабкаться.
      В саду же у Томми и Анники деревьев, на которые можно карабкаться, было не слишком много. Да и мама их вечно боялась, что дети свалятся и разобьются. Именно поэтому они в своей жизни не очень-то много взбирались на деревья. Но тут Пиппи сказала:
      - А что, если нам влезть вон на тот дуб?
      Томми - в восторге от этого предложения - тут же соскочил с калитки. Анника была более осторожной и осмотрительной; но, увидев, что на стволе дерева виднелись наросты, на которые можно было ставить ноги, она тоже подумала, что здорово будет хотя бы попробовать вскарабкаться наверх.
      На расстоянии нескольких метров над землей дуб разделялся на два ствола, и в том месте, где он раздваивался, образовалась словно бы небольшая комнатка. Миг - и уже все трое сидят там. Над их головами зеленой крышей распростер свою крону старый дуб.
      - Здесь мы могли бы пить кофе, - сказала Пиппи. - Слетаю-ка я домой и сварю пару глотков.
      Томми и Анника захлопали в ладоши и закричали "браво! ".
      Довольно скоро кофе у Пиппи сварился. А булочки она испекла еще накануне. Встав под дубом, она стала подкидывать вверх кофейные чашки. Томми и Анника их ловили. А иногда их пытался поймать старый дуб, и две кофейные чашки разбились. Однако Пиппи тут же сбегала за новыми. Затем настала очередь кидать вверх булочки, и довольно долго они так и мелькали в воздухе. Но булочки, по крайней мере, не разбились. Под конец Пиппи тоже вскарабкалась наверх; в одной руке у нее был кофейник, в другой - бутылка со сливками и сахар в маленькой коробочке.
      Томми и Анника подумали, что никогда прежде они не пили такого вкусного кофе. Им доводилось пить кофе не каждый день, а только тогда, когда их приглашали в гости. Но ведь сейчас их как раз и пригласили. Анника пролила немного кофе на колени. Сначала ей стало тепло и мокро, а потом холодно и мокро. Но Анника сказала, что это ерунда.
      Когда они напились, Пиппи сбросила кофейные чашки на лужайку.
      - Хочу посмотреть, прочный ли нынче фарфор, - сказала она.
      Одна чашка и три блюдца на удивление выдержали испытание. А у кофейника отбился только носик.
      Вдруг Пиппи ни с того ни с сего стала карабкаться еще выше на дерево.
      - Нет, вы видали что-нибудь подобное! - внезапно вскричала она. - Дерево-то с дуплом!
      Прямо в стволе зияла огромная дыра, скрытая листвой от взглядов детей.
      - Ой, нельзя ли мне тоже влезть наверх и посмотреть? - попросил Томми. Но ответа не последовало. - Пиппи, где ты? - обеспокоенно закричал он.