Глава 1

Уперевшись руками в бока, я стояла посреди гостиной, обозревая дело своих рук. Превосходно. Елка установлена, шампанское охлаждается в ведерке со льдом, квартира выглядит вполне прилично… если не включать верхний свет. Алекс будет восхищен – не меньше какого-то типа на Кент-авеню, заглядевшегося в окно на мои трусы. Черт, надо бы повесить занавески, если я собираюсь и дальше расхаживать по дому в белье. Я попятилась, стараясь не споткнуться в одолженных туфлях на каблуках, и нечаянно нажала на выключатель. «Отличная идея, Энджел», – мысленно постучала я себе по лбу, врезавшись в кухонный стол и пребольно ударившись коленом. Ничто так не сочетается, как черное кружевное белье и фиолетовый синяк. Большинство к двадцати восьми годам перестают быть такими неуклюжими коровами и не расхаживают в полной темноте на шпильках. Большинство в двадцать восемь лет не такие, как я.

В этом и причина разыгранного мной пип-шоу. Алекс, мой любимый мужчина и по совместительству рок-кумир, гастролировал по Азии ровно сорок три дня и возвращался домой с минуты на минуту. Изведясь мыслями о том, как его встретить, я позволила Дженни, лучшей подруге и секс-бомбе, уговорить меня на страстно-соблазнительную встречу за одним из чересчур частых дневных коктейлей, хотя в глубине души я знала, что Алекс был бы не менее счастлив пиву и пицце. Так мне и надо за встречу с Дженни в баре отеля «Делмано» в среду. Я легко сдалась под давлением ровесницы – и пино гриджио.

– Алекс сегодня приезжает? – спросила она.

– Да, – ответила я.

– Планы на вечер?

– Пиво, пицца, посидеть в объятиях друг друга. Он же только с самолета, длинный перелет.

– Ты что, серьезно?

– Да. – Пауза. – А что?

– Подруга, если бы мой парень честно держался целый месяц в туре по Японии, родине групи, думаю, он бы рассчитывал на горячий прием.

Говоря это, Дженни сняла свои черные лакированные «лабутены» на высоченных острых шпильках, надела их на меня, тут-то и родился план.

– Поздняк метаться, Кларк, – прошептала я себе, потирая колено и ковыляя к дивану, чтобы улечься в, надеюсь, соблазнительном наряде. Секс-бомба не мое естественное состояние. Не то чтобы я не ждала бойфренда: возбуждением я могла натянуть нос кролику Тамперу – загоралась не по сезону. Я готова была прыгнуть на Алекса, едва он покажется на пороге, но все еще сомневалась, что с пользой провела двадцать минут, пристегивая резинки к чулкам без шва (после того как двадцать минут старалась выровнять чулки со швами). И большую часть этих двадцати минут я выглядела не как Дита фон Тиз, а как распутная сучка, гоняющаяся за собственным хвостом. Да что ж эти вещи так трудно надевать? Как сворачивание шеи с целью пристегнуть этих зараз должно приводить в романтическое настроение? Которое дополнительно портили ожидавшие дела – купить подарки к Рождеству, найти работу, вымыть наконец ванную в первый раз за три недели, а не войти туда, скорчить гримасу и выйти, хлопнув дверью. У меня вообще-то масса забот.

«Сейчас не время беспокоиться об этом», – сказала я себе, опустив задницу на диван, пытаясь смахнуть темно-русые прядки с лица и улечься так, чтобы не было видно целлюлита. Что, кстати, оказалось невозможным. Часы на DVD-плейере показывали девять. Алекс прилетел в полвосьмого, значит, будет с минуты на минуту. Я зевнула, едва не упав с дивана. Позади был долгий тяжкий день откладывания дел на потом. В любую секунду Алекс войдет в квартиру. В любую секунду…

– Чувак, свет включи!

В двери зазвенели ключи. Я протерла глаза, оставив жирные черные следы. Ключи? Воры? Воры с ключами? Шампанское плавало в ведерке, полном воды. Который час? И почему я полуголая?

– Куда это поставить? – снова раздался голос, на этот раз в квартире. Застигнутая врасплох, я притаилась на диване. Я, ей-богу, не была одета для отпора преступникам. В конце концов, Бэтмен на шпильках не бегает.

– А, брось где-нибудь. Энджел!

Энджел? Это же я! А голос Алекса. Это не воры, это…

– Ух ты, чувак!

Включенная люстра ярко осветила гостиную, в том числе и меня на диване в моем соблазнительном виде – если считать, что до крайности смущенная дешевая шлюха с размазанными глазами и мокрым пятном от слюны на подушке выглядит соблазнительно. Судя по выражению лиц Алекса, Грэма и Крейга, не выглядела. Конечно, он привел домой своих музыкантов, а групповуха с бойфрендом, его голубым ударником и распутным гитаристом, который, уверена, постоянно ходит с очередным венерическим подарком, вовсе не входила в мои планы.

– Оу, Энджел! – Голубой, как небо, Грэм немедленно отвернулся.

Крейг, казанова до мозга костей, улыбнулся от уха до уха:

– Классные сиськи.

– Крейг! – От смущения я не могла поднять глаза на давившегося смехом гитариста. – Если не хочешь остаться без яиц, прекрати ржать!

Оттолкнувшись от дивана, я встала и исполнила очень неуклюжую версию танца с веерами, используя диванные подушки, но споткнулась на каблуках и рухнула под рождественскую елочку.

– Алекс! – позвала я, лежа на полу.

– Да, Энджел? – отозвался он. Я слышала, как мой бойфренд изо всех сил сдерживает смех. Вот скотина.

– Выключи свет, пожалуйста, а?

– Сию минуту.

Свет в гостиной потускнел, и сквозь плотный кокон позора я услышала, как Алекс гонит друзей из квартиры, к большому огорчению Крейга. Унижение и пульсирующая боль в разбитом колене не позволили мне поднять головы от деревянной половицы, пока не стихли звуки. Елка приятно пахла. Ну хоть что-то.

– Эй…

Посмотрев вбок, я увидела у самого носа потрепанные кеды. Тут же рядом появились ярко-зеленые глаза, на которые падала неровная черная челка, ставшая длиннее за время гастролей.

– Привет.

– Красивый наряд.

– Спасибо.

– Рейс задержали, – пояснил он. – Я думал, ты будешь спать.

– Я и спала.

Лежать бок о бок на холодном полу не входило в мой сценарий. Что-то общее с горячей встречей, может, и было, но я надеялась полежать на кровати в спальне или хотя бы на диване. Алекс протянул руку и попытался стереть размазавшуюся тушь.

– Я соскучился, – прошептал он.

– Я тоже. – Обязательно нужно приложить лед к колену, болит как не знаю что. – Надо было встречать тебя пиццей с пивом.

Алекс вскочил на ноги и подхватил меня под руки. Пошатываясь на каблуках, я позволила ему положить мои руки себе на шею. Он обнял меня за талию, положив ладони на ягодицы. Глядя на него снизу вверх, я слышала собственное неровное дыхание. Встречаясь больше года и прожив с Алексом несколько месяцев, я никак не могла привыкнуть, как чертовски хорош собой Алекс Рейд. Его волосы были растрепаны, яркие глаза – в красных прожилках от долгого перелета, но он по-прежнему красив: высокие скулы, полные губы, бледная кожа. Его хотелось лизнуть, иногда при всех. Но я удерживалась. Почти всегда. И он был весь мой.

Он поцеловал меня, задержав свои полные губы на моих. По телу пробежала дрожь.

– Пиццу я люблю, – прошептал он мне на ухо. – Но она подождет до завтра. Я очень, очень соскучился.

Соединившись в новом поцелуе, мы, спотыкаясь, потащились к двери в спальню. Алекс на ходу сбрасывал одежду, а я умоляла колено не отказывать окончательно. Вечер пошел не совсем согласно плану, но в конце концов я получила желаемое, так что жаловаться не на что.

Через несколько часов меня грубо вырвала из сна сильнейшая боль в колене. Я медленно согнула ногу, вздрогнув от боли, сил искать обезболивающее не было. Если не считать ноющего колена, я наслаждалась своим состоянием сквозь полудрему, наблюдая за спящим Алексом. Словно любовалась премилым спящим щенком. Алекс пошевелился, повернул ко мне голову со спутанными после секса волосами – его ступня проехалась по моей ноге – и начал издавать едва слышные звуки. Я привыкла спать одна, и восторг от пробуждения рядом с Алексом не позволил мне снова заснуть. Я лежала и смотрела на него, борясь с желанием разбудить и увидеть его улыбку.

Последние несколько месяцев были прекрасными. Сперва идея поселиться вместе меня испугала: я уже жила с мужчиной, и это плохо кончилось. Но я здесь уже некоторое время, и, тьфу-тьфу, пока все хорошо: Алекс предупредительно опускает туалетное сиденье, а я каждый день брею ноги. Домашняя идиллия. Я прижалась к любимому мужчине, уткнувшись носом в плечо, и счастливо вздохнула, когда он уронил руку на мою задницу. Его теплые ноги сплетены с моими, голая грудь прижимается к моей спине. Вот об этом я и мечтала. Вот так все и будет. Всегда.

Алекс Рейд и в лучшие времена спал как бревно, а тут еще добавилась разница во времени. Он проспит минимум двенадцать часов – мне почти хватит на уборку. Вчера его отвлек мой шарм, но в холодном, ниже нуля, свете дня я увидела квартиру новыми глазами. Поразительно, в каком хлеву готов жить человек, будучи в одиночестве. Когда Алекс откроет глаза, я хочу, чтобы он почувствовал счастье от возвращения домой и не наткнулся взглядом на ношеные колготки на диване, которые я сняла три дня назад во время мегамарафона фильмов о Гарри Поттере, заснув на диване в два часа ночи.

Мне удалось оттереть ванну, подмести гостиную и отскрести кухню, после чего стало ясно, что придется выйти на улицу. Моя привычка постоянно держать отопление включенным на максимум губительно сказывалась на содержимом давным-давно полных мусорных ведер. Слово «разложение» уже прозвучало, а освежитель мало помогает, когда в углу суши четырехдневной давности переходят в полужидкое состояние.

Завернувшись в огромную парку Алекса «Бруклин индастрис» поверх шорт, футболки и старых вязаных угги, я, шаркая, вышла в коридор с двумя огромными мусорными мешками, стараясь дышать ртом. Черт, нестерпимо холодно! На улице я выставила мусор как можно ближе к обочине, едва не задев толстяка, выгуливавшего субтильную собачку, и захлопнула дверь, спасаясь от мороза, на котором мое дыхание превращалось в белое облако. И тут же открыла ее снова очень сердитому почтальону.

– Извините. – Я протянула руку не то за почтой, не то за шлепком по запястью. – Холодно.

– Правда? – саркастически осведомился он, стуча зубами.

Раньше я не задумывалась, но, может, мне стать почтальоном? Я наблюдала за тем, как он вскакивает на велосипед и срывается с места, неистово накручивая педали. Только я хочу ездить на прелестном винтажном велосипеде без тормоза, а не на красном дорожном велике, выделенном организацией. Наверное, мне бы выдали красивый костюм. Вот было бы здорово: регулярные физические нагрузки плюс популярность у всей округи! При условии что с ноября по март отпуск и доставка писем не раньше полудня. Но раз я держу три конверта в десять утра в декабре, подобная халява представляется маловероятной. Скрепя сердце я добавила «почтальон» в список неподходящих занятий, где уже значились бухгалтер, терапевт и бариста: девять раз из десяти я не помню, зачем пошла на кухню, а тут будут наседать три тысячи посетителей «Старбакса», требуя свой кофе.

Необходимость найти работу уже давила. Я по-прежнему вела колонку в британском издании «Лук», но на жизнь этого не хватало, а сбережения таяли. Мне остро требовалась постоянная работа, но все старания пока оставались безуспешными. Сперва я списывала это на отсутствие вакансий в летнюю пору. Затем на загруженную осень. А в Рождество традиционно не до новых работников. Стучу по дереву, чтобы январь принес интересные предложения, иначе очень скоро мне придется узнать разницу между латте-венти и большим американо. Ладно, зато у меня есть письма.

Все знают: нет ничего интереснее свежей почты, особенно под Рождество. Два конверта с рождественской символикой, другой был с английскими марками. Не имея ни выдержки, ни желания открывать почту в квартире, я присела на ступеньку, натянув на колени куртку Алекса, и надорвала бумагу. А-ах, счастливого Рождества от Луизы, Тима и Бампа. Во втором оказалась открытка от «Блумингдейл». «Какие милые люди», – польщенно подумала я. Надо заглянуть к ним, как только я найду кредитную карту, которую Алекс спрятал от меня (после моих уговоров) перед отъездом, – несколько недель искала по всем щелям, так и не нашла. Третий конверт не был праздничным – длинный, белый, слишком тонкий, чтобы там оказалась открытка, но я решила вскрыть и его.

И тут же пожалела об этом.

Я быстро пробежала текст глазами, с каждой секундой мне становилось все хуже.

«Уважаемая мисс Кларк!

Мы получили сообщение об изменении вашего статуса занятости… Соответственно ваша виза Л-1 аннулирована, решение вступает в силу немедленно… Тридцать дней, чтобы покинуть территорию Соединенных Штатов… С любыми вопросами обращайтесь в указанный ниже отдел…»

Мою визу аннулировали.

Тридцать дней, чтобы уехать.

Я поплыла вверх по ступенькам, ведя пальцами по стене. Неужели штукатурка всегда была такой неровной? А лестница всегда такой длинной? Побренчав ключами в замке, я вошла в сверкающую чистотой квартиру. Она показалась мне меньше. Поздравительные открытки выпали из рук на деревянный пол, пока я медленно шла по комнатам. В конце концов я остановилась в ванной, где меня неожиданно скрутила болезненная судорога. Колени подогнулись. Не понимая, что случилось, я наклонилась над унитазом и избавилась от вчерашнего ужина, не выпуская из рук письмо от службы иммиграции. Тридцать дней на то, чтобы уехать.

Через минуты или часы транс прошел, но я так и осталась сидеть на полу туалета, потная, заплаканная и сломленная. Перечитала письмо в попытке найти что-нибудь не замеченное в первый раз – примечания, постскриптум, что угодно, где будет сказано: мне не обязательно покидать страну через месяц. Разумеется, ничего я не нашла. Как такое важное, судьбоносное послание может быть таким коротким? Америка была страной новых возможностей, государством «чем могу помочь?» и «приятного дня», а не «было классно, а теперь пошла на фиг». Это невозможно. Оставив письмо на холодном кафельном полу, я поднялась, цепляясь за раковину липкими руками. Умывшись, я набралась смелости взглянуть в зеркало. Мне не понравилось то, что я там увидела. Америке, видимо, тоже.

– Ладно, – сказала я себе. – Все будет нормально. Разберемся.

Даже отражение мне не поверило.

Оставалось одно. Задействовав три последних работающих клетки мозга, я вспомнила, куда положила мобильный.

– Энджи? – раздалось в трубке.

– Дженни, – прошептала я, – ты мне нужна.

Глава 2

По-моему, Дженни Лопес – самая везучая девушка на свете. Она, конечно, возразит, что каждый сам кузнец собственного счастья, но когда вы мудро кивнете и согласитесь, расскажет о знакомстве со шведским манекенщиком, которого сначала оскорбила предположением, будто он гей (честно говоря, я и сама так думала). У нее прекрасная работа – организация мероприятий в пиар-компании, которой владеет одна из ее лучших подруг. Я очень горжусь Дженни, иногда даже завидую, и это чувство, сами понимаете, отнюдь не исчезает, когда двери лифта открываются в офис компании Эрин Уайт, где посетителя встречает огромная черно-белая фотография полуголого Сигга, бойфренда Дженни, рекламирующего крайне узкие трусы. Едва прикрывающие срам, говоря по-английски. На снимке можно различить некоторые подробности, которые вовсе не обязательно знать о парне твоей подруги: по-моему, содержимое «келвин-кляйнов» как раз из этой категории, но Дженни щедра по натуре и готова делиться чем угодно.

Я четыре раза подмигнула секретарше, приподнявшей бровь и соизволившей меня в конце концов узнать, и пошла в кабинет Дженни, избегая встречаться взглядом с девушками на этаже. Я никогда не подтрунивала над политикой Эрин в отношении найма персонала, но могу дать голову на отсечение – ни одна из этих девиц в жизни не переступала порог «Макдоналдса». Как на подбор все яркие и энергичные. Почему компания занимается связями с общественностью, хотя ее персонал никак с общественностью не связан? Загадка.

К счастью, я быстро дошла до кабинета Дженни и скрылась от осуждающих, сильно накрашенных глаз офисных миньонов. До углового кабинета, подчеркиваю – огромного, полного воздуха, с окнами от пола до потолка углового офиса Дженни. Даже эта чокнутая, поселившаяся в Лос-Анджелесе у элитной шлюхи, почти алкоголичка, добилась успеха. Забудьте ураганы, землетрясения и пришествие Джастина Бибера: если офисная Дженни не признак надвигающегося апокалипсиса, то я не знаю, что вас убедит.

– Эй! – Легонько постучав, я с опаской сунула голову в дверь. – Это я.

Дженни вскочила из-за стола, ослепительная в своих сексуальных секретарских шпильках высотой с небоскреб, в юбке-карандаш и блузке с галстучком. Густейшие волосы убраны назад с помощью сотни невидимок. В сравнении с ней Джоан из «Безумцев» показалась бы офисной мымрой.

– Привет! – Она мелкими шажками обошла стол, крепко обняла меня, после чего приподняла руку, призывая к молчанию, и нажала кнопку на своем стартрековском телефоне: – Мелисса, принесите, пожалуйста, две диетические колы.

Она замерла, прикусив нижнюю губку, округлив огромные глаза, как лемур, и тыча пальцем в телефон с энтузиазмом мима. Я уже говорила, что очень горжусь Дженни.

– Да, мисс Лопес, – прозвучал приветливый голос в интеркоме. – Что-нибудь еще?

– Нет, ничего, Мелисса, – ответила Дженни. – И не называйте меня мисс Лопес, я чувствую себя вашим репетитором.

– Предпочла бы слышать «миссис Лопес»? – спросила я, когда Дженни убрала палец с кнопки.

– Если эта дрянь обратится ко мне Дженни, тут же уволю, – подтвердила подруга, усаживаясь обратно в кресло. Крошечная блондинка энергично вошла в кабинет, поставила на стол две ледяные банки колы и молча удалилась. – Боже, как мне нравится иметь секретаршу! Ну, рассказывай.

– Меня выдворяют. – Я подняла свою банку посмотреть, открыта ли она, – вряд ли Мелисса хочет, чтобы мисс Лопес сломала ноготь. Секретарша оказалась гением. – У меня нет работы, стало быть, нет и визы, а это значит, что меня выпрут из страны.

– Как нет работы? Ты мой психотерапевт и персональный шоппер, – заявила Дженни. – Хотя, пожалуй, наоборот. Напомни, что ты для меня делаешь?

– В целом со мной ты получаешь больше удовольствия от жизни, – сказала я. – Да, я тебе набойки поставила. – Я передала ей коробку с «лабутенами», подбитыми и отполированными прекрасным человеком на углу Северной Одиннадцатой улицы и Берри.

– Мерси. – Дженни сунула туфли под стол. – Что сказал Алекс?

– Он спит. – Я помотала головой, пытаясь вытряхнуть черно-белые строки письма, отпечатавшиеся на внутренней стороне моих век. – Не хотела его будить.

– Ну, ради этого-то он проснулся бы, – сказала Дженни, протянув руку. – Стало быть, вчера ты потрясла его маленький мир, а? Давай письмо.

– Я сверкнула задницей перед его друзьями, упала, разбила колено и затем потрясла его мир, – перечислила я события в правильном порядке, вытягивая двумя пальцами оскорбительную бумагу из сумки «Марк Джейкобс». Мне не хотелось даже притрагиваться к письму. – Наслаждайся чтением.

– Какая разница, если мир все равно потрясла, – рассеянно заметила Дженни, бегло просматривая текст. – Черт, Энджи…

Скверно, если Дженни реагирует на ситуацию без оптимизма – она же королева позитивного мышления. В глубине души я надеялась, что подруга засмеется, скомкает письмо и запустит комок в корзину. Вместо этого она надела очки для чтения.

– Плохи дела. Мэри тебя предупреждала, что такое может произойти?

– Ни разу.

Мэри Стейн была моим редактором и союзником в «Спенсер медиа», но с тех пор как наши пути разошлись, я не получила от нее ни одного звонка. Неудивительно, Мэри жила бизнесом, и раз нас перестали связывать деловые отношения, она и не звонила, но мне все равно как-то не верилось, что она не могла предупредить о таком. Это же не шлепок по заднице, это уведомление о депортации.

– А что, твои поиски работы до сих пор не принесли результата? – В голосе Дженни появилась озабоченность. – Ты в другие редакции писала?

– Писала всем, с кем когда-либо встречалась, – ответила я. Когда Алекс уехал, я целыми днями писала редакторам, которых знала в Нью-Йорке, людям из газет, с веб-сайтов, блогерам, разве что в школьные бюллетени не обращалась. Похоже, еще предстоит. Я даже попыталась вести собственный блог, поплевав через плечо, чтобы это позволило мне иметь достаточно денег для жизни, но до сегодняшнего дня вырученных средств не хватило бы даже на то, чтобы содержать морскую свинку. Раскрутка, знаете ли, недешево стоит. – Все молчат. Даже писем с отказами не было. Знаешь, это даже странно: пусть я не самый известный в мире журналист, но после истории с Джеймсом Джейкобсом мне казалось, я что-нибудь обязательно найду.

С актером Джеймсом Джейкобсом я случайно закрутила роман, когда приехала брать у него интервью. Но как любит говорить мой папа, лучше два пальца в рот, чем оставлять тухлятину в желудке.

– Ладно, запишу тебя на встречу с нашим юристом, – сказала Дженни, бешено печатая что-то на клавиатуре. Я двигала колу взад-вперед по столу, оставляя на столешнице мокрый след. – Он имел дело с рабочими визами – у нас есть австралийка в штате. Тебе надо к нему сходить. Сегодня днем сможешь?

– А какой у меня выбор? – пожала плечами я. Моя подруга настоящая богиня. – Смогу, конечно.

– Он красавчик.

– Мне от этого не легче.

– От этого всегда легче.

– Ну в общем, да, – признала я. – Плохие новости куда как лучше получать от красивого мужчины. Я просто мучаюсь неизвестностью. Ожидание отвратительно.

– Это потому, что я превратила тебя в восхитительную, проактивную, держащую свою судьбу в руках, темпераментную чудо-женщину, – объяснила Джейн на одном дыхании, после чего глубоко вздохнула и отпила колы. – А сейчас появилось нечто вне твоего контроля, и с этим трудно смириться. Нужно вернуть контроль.

– И как мне это сделать, о гениальная?

Я не видела выхода, все глубже увязая в трясине неизбежной депортации. Как я смогу что-нибудь изменить за тридцать дней? Никто не даст мне работы, и, уверена, правительство США не станет делать для меня исключение, если я вежливо попрошу. Нет даже времени на размышление: тридцать дней пролетят очень быстро.

– Я хочу вернуть контроль, – сказала я, стараясь говорить решительно. – Более того, требую его возвращения. Контроль, призываю тебя! – Я ударила ладонью по столу, отчего моя банка подпрыгнула. – Очень хочу контролировать свою жизнь, но не знаю, что делать.

– Детка, я королева разрешения тупиковых проблем. Это то, чем я занимаюсь, то, ради чего живу. – Дженни сделала задумчивое лицо, а я про себя поблагодарила счастливую звезду за замечательную подругу. Дженни очень хорошо умеет раскладывать проблемы по полочкам. – Чтобы помогать несчастным душам вроде тебя.

– Только не цитируй мне «Русалочку», и так паршиво, – попросила я. – Хотя если ты добьешься сделки, чтобы обменять мой голосок на визу, обещаю подумать.

– Караоке-бары всего мира будут просто в восторге, – пробормотала Дженни. – Я правильно поняла – если у тебя будет работа, ты получишь визу, или для получения работы тебе нужна виза?

– И то и другое.

– Так не пойдет, Энджи, – покачала головой Дженни. – Виза или работа, что раньше?

– Курица.

– Ну что за ерунда…

Не успела Дженни вскочить с кресла и придушить меня, открылась дверь и вошла Эрин. Я сразу поняла: в пиаре мне не работать. Я сидела в дорогом вылизанном кабинете с сальными волосами и в давно не стиранных джинсах, грязь с которых уже начала отшелушиваться, а волосы Эрин были такими блестящими, что мои немытые патлы просто отражались в этой блестящей поверхности. Позорище.

– Энджи хотят депортировать, – ответила за меня Дженни. Так у нас с ней заведено, вернее, сложилось. – Ее визу отозвали.

– Хреново.

Мы закивали. Да, это был единственно возможный ответ.

Минуту мы сидели молча. Эрин сосредоточенно выпятила губы, Дженни смотрела на свои туфли, а я думала, что давно надо было снять пальто. Я теперь не согреюсь на улице. О, новый повод для беспокойства. Я уже становлюсь похожей на мать.

– Знаешь что? – Эрин сбросила высоченные шпильки и откинулась на спинку кресла. – Это самая легкая проблема за день. Странно, что у меня на нее целая минута ушла.

– Самая легкая?

– Минута?

– Ну конечно. – Эрин пожала плечами, глядя на меня. – Выходи за Алекса, и все.

Хм…

На долю секунды меня замутило. Потом бросило в жар и в холод. Потом снова в жар – я ведь по-прежнему сидела в пальто.

«Выходи за Алекса». О-о-о…

– Боже мой, как чертовски умно придумано! – вскрикнула Дженни. Эрин словно зашла в кабинет, сложила два и два, чудесным образом получив четыре, пока мы полчаса бились над решением, отвергая пятерки и тройки. – Ты же можешь просто выйти за Алекса! Как я об этом не подумала?

– Может, потому, что это глупо? – предположила я.

Ведь это глупо?

– Боишься, что он не захочет? – Дженни сочувственно посмотрела на меня.

Ну и стерва. Едва она это сказала, меня охватил ужас, что Алекс может отказать.

– Не знаю и не хочу знать, – отрезала я. – Следующую идею, пожалуйста.

Мозг был перегружен. Часть меня при фразе «выходи за Алекса» уже бежала к алтарю, давя сомнения свадебным маршем. Вторая часть прицепилась к словам «ради визы» и совершенно не радовалась. Это казалось грязным. Интригующим, но с несомненным привкусом неудачной идеи. Мысль выйти замуж, чтобы остаться в стране, еще не приходила мне в голову. Более того, я стала себе противна. Не потому, что не хотела за Алекса – окольцевать этого парня было в списке моих дел, но не таким образом. Брак по расчету не то, о чем я мечтала.

– Он ухватится за это предложение двумя руками. – Эрин подняла брови. Сама невинность. – И это сразу решит твои проблемы. Если служба иммиграции затеет расследование, ты волей-неволей останешься в стране, а поскольку брак у вас настоящий, тебе дадут визу.

– Конечно, у вас и сейчас практически семья, – поспешила добавить Дженни. – Мы все пойдем в свидетели. Я точно смогу опознать звуки, которые Алекс издает во время секса.

– Мерси. – В сердцах я пожелала своей счастливой звезде досрочно стать сверхновой. – Но я не шучу: этого не будет.

Они выразительно взглянули на меня: Дженни – с гордостью и оптимизмом с примесью «какого фига она себе думает», Эрин – как на полоумную.

– Дженни! – Я решила найти другой подход. – Что бы ты почувствовала, попроси Сигг тебя выйти за него ради визы?

– Прекратила бы этот базар раньше, чем ты споешь «О Гимен, Гименей», – ответила она не задумываясь. – Ты его что, не видела? Самый нелепый чувак на свете!

– М-да, не с тобой надо вести этот разговор, – сказала я, вылезая наконец из своего пальто. Слишком поздно, слишком мало пользы. – Я говорю, если он попросит тебя выйти ради визы и ты согласишься, то никогда не узнаешь, были ли чувства настоящими. Даже если ты его любишь до потери пульса, тебе не узнать, случилось это по любви или нет. Причина брака будет тяготить тебя всю жизнь. Это как знакомство онлайн, никуда не денешься. Брак по расчету – фикция.

– О, детка! – Эрин положила руку с дорогим маникюром мне на колено. – Я все время забываю, что это твоя первая свадьба. Брак по расчету – отличное начало брачной одиссеи.

Все-таки временами Америка весьма странное место.

– Это, наверное, прозвучит очень старомодно, – в отчаянии сказала я. – Но я хочу, чтобы брак у меня был один. Шансов, конечно, мало, но я очень надеюсь.

– Энджи, мы все надеемся. – Эрин подняла двумя пальцами письмо. – Но взгляни в лицо реальности: оказавшись в этой ситуации, ты скорее выйдешь за любимого человека или рванешь к себе в Англию?

Хм…

– Назад, к прежней жизни? – добавила Дженни.

Я судорожно сглотнула.

– К мамочке под крылышко?

Черт!

– Справедливо. – Откинув голову, я уставилась на потолок. – Я действительно не могу вернуться.

– О, Энджи! – Дженни перегнулась через стол, протянув руки. – Спроси его. Он обязательно скажет «да». Человек до сих пор умильно смотрит на тебя всякий раз, как ты входишь в комнату. Я все организую, тебе только главную роль сыграть останется. Это вовсе не брак ради визы, если ты любишь Алекса. Ну пожалуйста!

– Прекрасно! – подхватила Эрин. – Где проводить, договоримся, платье не проблема, а с обслуживанием мероприятий у нас такой договор – пальчики оближешь. Сколько времени на это понадобится по твоим подсчетам, зам по оперативным вопросам?

С тарелки на столе Дженни я взяла «Твизлер». Два часа назад я выуживала волосы из слива и собиралась посмотреть повтор «Эльфа», уютно устроившись на диване. А сейчас планирую скоропалительную свадьбу, чтобы через тридцать дней меня не вышибли, отбивающуюся и царапающуюся, из страны.

– Недели две, – выпятила губу Дженни. – Десять дней, если поторопимся и удастся найти для нее готовое платье, которое не придется подгонять. Легко найдем, если она сейчас же положит «Твизлер».

«Она» тут же положила «Твизлер».

– Насчет места свадьбы: легче всего договориться в Бруклине, но можно и Манхэттен, если назначить на пятницу. Выходные нам в любом случае не светят. Как насчет Беллхауза? Концертный зал, недурная «нагрузка» к основной работе жениха? Или мне звонить старым друзьям в «Юнион»?

– А я готова позвонить в пиар-отдел гостиниц «Дабл-ю», – размышляла Эрин. – Или «Гудзон», хоть это и на окраине.

Я молча сидела, глядя на письмо, слушая, как подруги планируют мою свадьбу, представляя себя в суперроскошном отеле в дурацком дизайнерском платье, ковыляющей по проходу в одолженных туфлях. Несмотря на нелепость всей затеи, я видела в ней лишь одну неразрешимую проблему: я не могла представить в этом Алекса. Это не для нас.

При одной мысли о просьбе к Алексу сделать это для меня я почувствовала, как глаза наполнились слезами и тяжело забилось сердце. А если он скажет «да»? Мы поженимся, а потом он начнет выступать из-за того, что женился на мне, лишь бы дали визу. Не хочу превращать мой брак в формальность. И вообще, а если он откажется? Алекс сам предложит, когда будет готов. У нас уже заходил разговор на эту тему. Я не хочу его заставлять. Алекс значит для меня слишком много. Он для меня все.

– Вот с цветами могут быть проблемы, – продолжала Дженни. – Придется кое о чем напомнить и попросить ответную услугу.

– Нам не откажут, – заметила Эрин. – Меня больше волнует дизайн освещения.

– Э-э, дамы… – Мое вмешательство в их творческий процесс было встречено с раздражением. – Что, если мы сосредоточим умственные усилия на другом – как бы мне иначе остаться в стране? Я не упрямлюсь, клянусь, – просто я совершенно не хочу так поступать.

При виде того, как подруги упали духом, мне стало стыдно. Дженни ничего так не любит, как запугивать людей, добиваясь желаемого. Я, можно сказать, отняла у нее любимую игрушку.

– Я не собираюсь силком тащить Алекса к алтарю, но хочу жить в Америке, поскольку заслуживаю этого.

Тут уже даже мне самой показалось, что я веду себя наивно.

– Если мне не дадут визы без замужества, это будет означать, что я ничего не добилась после переезда. Придется снова начинать сначала. Можно, конечно, вернуться домой, завести семерых котов и начать говорить о себе в третьем лице, оплачивая проезд в автобусе заранее отсчитанной мелочью без сдачи. Это я отметаю на корню, поэтому давайте, пожалуйста, применим наши отнюдь не маленькие таланты и придумаем, как бы мне остаться здесь без затеи со свадьбой.

Дженни смахнула несуществующую слезинку.

– Ах, моя малышка совсем выросла!

– Стало быть, без визы тебе работы не видать? – уточнила Эрин, смирившись с поражением и уминая «Твизлер». Отчего она может позволить себе конфету, а я нет? Ненавижу тощих от природы.

– И не видать визы без работы, – подтвердила я. – Мне бы спонсора какого, вроде «Спенсер медиа».

– Может, к нам тебя взять? – Эрин прожевала «Твизлер», проглотила и уставилась на Дженни. – Можешь работать здесь. Мне уже кажется, что я подбираю беспризорных деток.

– Я, блин, лучшая из твоих служащих! – закричала Дженни, шлепнув ладонью по столу. – В каком-то смысле. А ты можешь работать в качестве моей подчиненной.

– Спасибо. – Да бережет тебя Бог. – Но у тебя уже есть подчиненная, плюс вряд ли правительство позволит мне остаться в США в качестве твоей девчонки на побегушках. Обязательно спрошу у юриста – может, еще кому нужен человек на побегушках?

– Так что тебе вообще нужно сделать? – спросила она. – Есть у тебя список запланированных дел?

– Еще один вопрос для юриста, – отозвалась я. – Наверняка существует множество разных виз. Множество! Я обязательно подхожу хоть для одной.

Дженни убрала локти со стола и откинулась на спинку кресла.

– Я не волнуюсь, – объявила она. – Ничуть.

Я порадовалась, что хоть кому-то спокойно. С лица Эрин тоже не сходила озабоченность.

– Серьезно, ты умница, перспективна, – перечисляла Дженни мои таланты, загибая пальцы, – честолюбива, красива, на охотницу за миллионерами не похожа. Ты обречена на успех, Энджел Кларк, ты американская мечта. Нет никаких причин, почему бы не дать тебе визу.

Ну, если так рассуждать, о чем я вообще волнуюсь?

Глава 3

– В принципе нет никаких оснований предоставлять вам визу.

Вот так.

Юрист по имени Лоуренс, высокий красивый брюнет, производил впечатление правдолюбца, который весь день защищает в суде интересы больных сирот, затем отправляется в спортзал давить убийц из жима лежа и выгонять несправедливость через поры мира, а по дороге домой спасает щеночка. Однако плохие новости от него оказалось выслушивать не легче. Я даже разозлилась. С его внешностью лосьон после бритья продавать, а не говорить мне, что я бесполезная халявщица, которую за шоссе М25, опоясывающее Лондон, выпускать нельзя было, не говоря уж об Америке. Ну, это я перефразировала.

– Я писательница, – отважилась я. – И только хочу остаться здесь и писать.

– Это вы так говорите, – возразил он, подпирая большими ладонями подбородок и равнодушно глядя на меня. – Если вы популярная писательница, можете попросить медиавизу 0–1 как иностранка с выдающимися способностями. Вы популярны как писательница?

– Безусловно.

– Код 0–1 гарантирует визу иностранным лицам с выдающимися способностями в области искусства, науки, образования, бизнеса или спорта. Податель заявления должен быть опытным специалистом своего дела и доказать, что он или она является одним из тех немногих, кто достиг вершин в своей сфере деятельности.

– Меня даже в справочнике искать не надо, – пробормотала я. В кабинете были просто тысячи книг. Тысячи.

Лоуренс Юридический не улыбнулся.

– Так вы популярны?

– Ну, может, я не совсем подхожу под это определение…

– Далее, – продолжал он, не моргнув глазом, – вы журналистка, правильно?

– Вроде того.

Я не знала, подтверждать или опровергать. Я уже некоторое время ничего не писала для журналов. Возможно, потому, что называла это «пописывать».

– Значит «да», – отозвался Лоуренс. – Стало быть, вы можете подать заявление на визу для представителя прессы. Это, кстати, гораздо проще.

О-о, жизнь начинает налаживаться.

– Хорошо, – заинтересованно кивнула я. – Как мне ее получить?

– Возвращаетесь в Лондон, находите издательство, готовое заключить с вами контракт, где будет сказано, что они оплачивают вам работу в Америке на срок от одного до пяти лет, и обращаетесь в наше посольство.

– Я веду колонку в журнале, – сказала я. – Это подойдет?

– Возможно, – ответил он и задумался. – Оплата должна быть достаточной, чтобы вы могли себя содержать. Кроме того, вам нужно составить портфолио работ и заручиться рекомендательными письмами от других лондонских журналов.

Мне вдруг стало грустно. Того, что я получала в «Лук», не хватило бы и на содержание шимпанзе.

– Затем вам придется вернуться в Великобританию, пройти собеседование в посольстве и дождаться обработки заявления.

– Долго? – Надеюсь, в посольстве найдется «Ферреро Роше».

– До девяноста дней.

Блин, три месяца в одной стране с матерью! Этому не бывать.

– Нет ли возможности получить эту визу без возвращения в Лондон?

– Нет.

– А обойтись без остальной канители?

– Нет. Контракт, гарантия финансовой поддержки, рекомендательные письма и портфолио работ.

Я задумалась. Может, у меня действительно выдающийся талант? Я брала интервью у настоящей знаменитости. Я вела колонку, ездила в командировку в Париж и даже смогла отучить рокера из рок-группы путаться с другими женщинами. Если вам этого мало, что же тогда талант?

– Расскажите мне еще раз об этой медиавизе.

Юрист Лоуренс строго на меня посмотрел:

– Честно говоря, мисс Кларк, если вас интересует вероятность получения вами медиавизы, то не тратьте времени и денег. Один из вопросов анкеты, например, звучит так: «Присуждали ли вам премию академии или аналогичную?»

Черт! Так и знала – пожалею, что не стала сдавать актерское искусство на выпускных экзаменах.

– А значок «Синего Питера»[1] считается аналогичной премией?

– Что?

– Ничего. – У меня в любом случае нет значка. – Значит, нет других виз, на получение которых я могу рассчитывать? Подруга предложила поработать в ее пиар-компании.

Я взглянула на юриста. Он – на меня. В моем умоляющем взгляде явственно читалось: «Пожалуйста, не вышвыривайте меня из страны». На его лице появилось выражение: «Неужели вам хочется услышать от меня суровую правду?»

– На подругу я бы не надеялся, – произнес он. – Иное дело – друг. Если вы выйдете замуж за гражданина США, тогда можете начать процесс получения супружеской визы, хотя нет гарантии, что вам ее дадут. СИН не любит фиктивные браки.

– СИН – это что?

Негодяи, написавшие письмо.

– Служба иммиграции и натурализации, – вздохнул Лоуренс. Разговор стремительно приближался к точке «мы теряем время». – Мисс Кларк, на вашем месте я вернулся бы в Англию и занялся тщательной подготовкой. И серьезно задумался – подходящее ли сейчас время для получения американской визы. Может, вам надо сосредоточиться на карьере. Поработать, так сказать, над тем, ради чего правительство США примет вас обратно.

– Я хорошо воспитана, – вырвалось у меня.

– Не сомневаюсь. – Юрист Лоуренс встал и указал на дверь. – К сожалению, это нельзя назвать выдающимся талантом.

– Вот как?

Тут я могла поспорить. Удержаться в рамках приличий в тот момент требовало верха гениальности.

– Благодарю вас, мисс Кларк, – сказал он, усаживаясь, хотя я еще не успела выйти из кабинета. – Надеюсь скоро вас увидеть.

– Конечно, ведь я заплатила двести долларов за то, чтобы услышать – я бесполезный мешок дерьма, – пробормотала я, направляясь к лифту. В следующий раз, когда решу платить за неприятные эмоции, просто схожу в «Аберкромби и Фич» и померю джинсы.

В Уильямсберг я вернулась уже затемно. Гирлянда была включена, елка радостно переливалась-сверкала в углу, освещая грязную дыру, в которой мы жили. Приступ любви к уборке внезапно завершился после попытки СИН разрушить мою жизнь. Пока я ходила к Дженни и адвокату, Алекс успел перевернуть всю квартиру вверх дном. Коробки от дисков, пустые пивные банки и кучи одежды валялись по всему дому, являясь свидетельством возвращения моего парня. Королева поднимает флаг, чтобы оповестить подданных о своем присутствии, а Алекс Рейд оставил недоеденную пиццу на кофейном столике и узкие джинсы, перекинутые через спинку дивана. Сам того не зная, одним своим присутствием он поднимал мне настроение. Мысль о том, как Алекс сверкал на диване своими трусами, едва не заставила меня улыбнуться, но я тут же вспомнила о предстоящем возвращении в страну, где нет Алекса, в трусах или без (особенно без), и снова погрузилась в уныние.

– Наверняка есть какой-то способ с этим справиться, – тихо подбодрила я себя, открывая и закрывая кухонные шкафы. Еда. Поем, и полегчает. – Просто я еще не знаю, что это за способ.

– Справиться с чем? – раздался сонный голос из дальнего угла комнаты.

– С меню ужина, – соврала я, не зная толком почему. – Тебе чего хочется?

– Все равно. – Голова Алекса показалась над спинкой дивана. – Хочешь куда-нибудь сходить?

Я оперлась спиной о край кухонного стола. Волосы у Алекса закрыли половину лица, глаза полузакрыты – никто лучше его не умеет справляться с разницей во времени. В тот момент все происходящее стало ужасающе реальным. Что, если мне не дадут новую визу? Что, если через четыре недели придется уехать? Неожиданно упасть ниц и умолять парня жениться на мне перестало казаться чем-то из ряда вон выходящим. Намного лучше альтернативы. Каждый день видеть это лицо и слышать голос или пятьдесят с лишним лет поедания «Дэрили ланчеблс», платы за кабельное телевидение и свар с муниципалитетом на предмет регулярности вывоза мусора.

– Как скажешь, так и сделаем, – ответила я, отворачиваясь к шкафам и разыгрывая интерес к завалявшемуся пакету тортилий, чтобы не показать, как я близка к слезам. Господи, что я делаю? Почему я этим рискую? Алекс – лучший парень, какого я встречала. Я люблю его и от мысли провести без него один день готова ударить котенка. А кошек я люблю.

– Может, пиццу закажем? – размышлял он вслух. – Я соскучился по пицце. И по тебе. Где ты была целый день?

– А? – Я боялась, что мой голос выдаст переживания. Странно, но чем больше я думала об отъезде, тем сильнее мне хотелось замуж за Алекса, причем это не было связано с визой. Просто я без памяти люблю этого человека. Однако теперь на первый план вышел вопрос с визой, и все связанное со свадьбой так или иначе получалось связанным и с визой. Если я попрошу его оформить отношения, даже если он сделает мне предложение, от визы это зависеть не будет. Иначе нельзя. Если бы я дочитала «Уловку за уловкой» Хеллера, могла бы с уверенностью утверждать – моя ситуация как раз вписывается в этот роман. Блин. – Да так, занималась визовыми делами.

– Визовыми?

– Ну, возникли небольшие сложности, – ответила я, перемещаясь из кухни в ванную. Открыв холодный кран, я сунула под воду руки. – У меня виза истекает, надо было проконсультироваться с юристом.

– Но ты же получишь новую визу? – В голосе Алекса послышалась обеспокоенность. – Проблем же не возникнет?

Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух через сжатые зубы. Слезы делу не помогут.

– Существует несколько типов виз, которые я могла бы получить, но это не так легко.

– О… – Он появился в дверях ванной, полуголый и заспанный, каким я его любила больше всего. – Я чем-то могу помочь?

«Женись на мне, женись на мне, женись на мне».

Я прильнула к нему и легко поцеловала, после чего отвернулась к раковине. Я не могу уехать из Нью-Йорка, просто не могу.

– А что ты можешь сделать? – спросила я.

«Женись на мне, женись на мне, женись на мне».

– Не знаю, – пробормотал он, убирая волосы с моего лица. – У нас один осветитель визу оформлял, так ему нужны были рекомендательные письма. Я могу написать для тебя.

– И в чем именно ты меня будешь рекомендовать?

Он приподнял бровь и одарил меня улыбкой, от которой замерло сердце.

– Этого недостаточно, чтобы меня сочли «иностранкой с незаурядными способностями», – произнесла я. – Насколько мне известно.

– Я считаю тебя незаурядной. – Алекс убрал мою руку из-под струи холодной воды. Я так засмотрелась на его лицо, что забыла об открытом кране. – А это имеет значение.

«Только если ты на мне женишься, женишься, женишься…»

– Мне большего и не надо, – отозвалась я. – Но в СИН на это и не взглянут.

– Вот гады.

На долгую секунду время остановилось. Большие зеленые глаза Алекса неожиданно стали серьезными. Я смотрела на него своими голубыми, надеясь, что не проступили красные прожилки и не размазалась тушь. Он крепко сжал мою руку и кашлянул. Я затаила дыхание. О Боже!..

– Энджел, – начал он, – я не хочу, чтобы ты уезжала. Ты ведь это знаешь, да?

– Теперь да. – Я стиснула его руку. – Ты тоже знаешь, что я не хочу уезжать.

– Вот теперь знаю, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной.

Я кивнула – огромный ком в горле мешал говорить. Наверное, мое подсознание решило не дать мне все испортить. Какое оно умное!

– Я люблю тебя.

– Угу.

– Ты очень нужна мне. Все будет хорошо, правда? С визой?

Вот оно. Это был мой шанс показать ему письмо, сказать, что у меня всего четыре недели придумать, как здесь остаться. Все просто! Да только ни черта не просто. Давление у меня, по ощущениям, подскочило и рухнуло. Слишком много давления. Так нечестно. И вообще в глубине души я до сих пор боюсь, что он сбежит на край света.

– Угу.

– Все будет прекрасно. – Отпустив мою руку, он привлек меня к себе. – Ты что-нибудь придумаешь.

От неожиданности я резко выдохнула и начала хватать ртом воздух. Алекс разжал объятия и поцеловал меня в лоб.

– А теперь я найду какие-нибудь штаны, и мы сходим поедим. Ты не против?

– Еще как за. Расчудесное предложение, – отозвалась я. – Штаны, ужин… Договорились.

Он самодовольно улыбнулся и вальяжно вышел из ванной.

Вот зараза!

– …И нам пришлось вытаскивать этого идиота, пока ее папаша не отхватил ему башку мечом. – Алекс покачал головой, уплетая очередное тако. – Представляешь, у мужика был настоящий меч! После этого Грэм не выпускал его из виду всю поездку. Крейгу словно крылья оторвали на месяц.

– Ох уж этот Крейг. – Я помешала коктейль четвертой соломинкой. Две уронила, одну сломала. Будет справедливым сказать, что я была рассеянна. – Его нельзя оставлять одного.

– Надо было трижды подумать, прежде чем брать его в Японию. Групи там сумасшедшие. – Алекс ловко запихал в рот сразу половину тако.

– Вау!

– А раз Грэм гей, все свалилось на одного меня, – продолжал он. – Столько поклонниц! Серьезно, думал, все, кранты.

– Вот как? – В окно «Ла Эскины» я наблюдала, как мимо идут жители Уильямсберга, и пыталась запечатлеть это в своей памяти.

– Да, иногда до сотни за ночь.

– А-а.

– Ты не слушаешь, что ли?

– Что? С чем? – Возможно, неспособность составить предложение сорвет мой план получить визу за писательский талант.

– Думал, ты не хочешь, чтобы я с ними связывался, – недоумевал Алекс, с надеждой глядя в мою тарелку. – Ты доедать будешь?

Я подвинула к нему блюдо и откинулась на спинку стула. Разница во времени превратила Алекса в настоящего обжору. Это было так умилительно. Но несмотря на его присутствие рядом, я была несколько расстроена. Я сунула голову в потертую сумку «Марк Джейкобс» в поисках мобильного и увидела сообщение от Дженни: «911, позвони мне срочно!» Я посмотрела на Алекса, который блаженно уплетал мои фахитас, и решила, что времени на звонок хватит.

– Дженни просит позвонить, отойду на минутку, – сообщила я, вставая. Довольный, как моллюск, Алекс кивнул, накладывая на мучную лепешку гору еды. Не знаю, почему моллюсков считают довольными? Ведь их вытащили из родного океана и бросили в соус для пасты. Дурацкая поговорка. Дурацкие моллюски. А, да, Дженни…

– Привет, у тебя все в порядке? – В холодном ночном воздухе дыхание вырывалось изо рта белыми клубами. – Случилось что-нибудь?

– Все нормально, – тут же ответила она. – Успокойся!

– Что ж тогда пишешь 911. – Я обхватила себя руками. Бр-р-р, как холодно. Я буквально услышала голос матери: «Где твое пальто». В ресторане, на спинке стула. Ах, как я зверски потела в нем у Дженни в кабинете… Вздох. – Что стряслось-то?

– Ну, дом не горит, мне просто нужна услуга, – пояснила она, зевая. – Я завтра провожу мероприятие, коктейльную вечеринку для одного из наших модных клиентов, и у нас нет официантки. Дрянь, которую я наняла, отказалась.

Я вытянула вперед губы.

– А при чем тут я?

– В смысле – когда тебе паршиво, дальше некуда?

Мне было паршиво, дальше некуда.

– Ты хочешь, чтобы я побыла официанткой? – Я не знала, лучшая подруга подбрасывает выгодную халтуру или это очередное унижение. – На коктейльной вечеринке?

– Ну да, – подтвердила Дженни. – Все будет замечательно, праздник скромнее скромного. Всего на пару часов в роскошной квартире в Трайбеке. Это даже не работа – потусуешься с суперкрутыми людьми, считая меня, и уйдешь с парой сотен в кармане.

Выгодная халтура?

– Люди Рождество празднуют. Ты же любишь Рождество?

Ладно, будем считать это выгодной халтурой.

– Просто подать шампанское, когда войдут гости. Буквально. Вот и все.

Все еще хорошая халтура.

– У меня костюм, который тебе надо надеть.

Ага.

– Очень милый.

– А поподробнее?

– Очаровательный. Скажи, что ты согласна! Спаси мне жизнь!

Я попыталась вспомнить, когда видела официанток в очаровательных платьях, но в голову ничего не приходило. В основном потому, что я ни разу не видела очаровательного одеяния на официантке. Но Дженни требовалась моя помощь, а мне – деньги, и иного ответа просто не было.

– Ну конечно, я согласна, – сказала я, проигнорировав ее слегка преувеличенные крики удивления. – Сбрось мне адрес, я приеду.

– Ты моя золотая, – пропела она в телефон. – Завтра в шесть, детали пришлю. Я тебя просто люблю, Энджи. Блин, да я на тебе женюсь! После вечеринки.

– Мерси. – Я потерла обнаженные выше локтя руки и посмотрела в окно. Алекс по-прежнему уписывал все подряд так, что за ушами трещало, будто месяц еды не видел. Он не особенно жаловал суши и неизвестно сколько обходился лапшой быстрого приготовления, пока группа не заработала денег. Тяжело ему досталась Япония.

– Ты с ним поговорила? Он предложение сделал? Можно ресторан заказывать?

– Дженни, – строго сказала я, – прекрати.

– Слушай, но ты должна поднять этот вопрос! Сколько раз мы собирались обсудить твои проблемы с общением?

– А сколько раз мы собирались обсудить твои проблемы с неуемным любопытством?

Дженни засмеялась. Ее почти невозможно вывести из себя, когда она добивается своего, а это бывает практически всегда, что жутко раздражает.

– Ладно, любимая, завтра поговорим. Мне пора очаровывать моего викинга.

– Сигг из Швеции, а не из Норвегии, – напомнила я. Учитывая, что они спят друг с другом почти четыре месяца, хочется верить, будто Дженни усвоила хотя бы азы географии.

– А какая разница? – удивилась она. – Ладно, я побежала. Сигг хочет приготовить ужин. Хоть бы не осточертевшее фондю.

– Что ты хочешь от швейцарца? – вздохнула я. – До завтра.

– Все в порядке? – спросил Алекс, когда я, дрожа, села на стул. – Она сожгла свою контору?

– Еще нет. – Я натянула пальто на плечи. Это мне наказание за то, что зимой ношу футболку – в ней грудь выглядит соблазнительно. – Просила поработать завтра официанткой на вечеринке.

– А что, официанткам дают визу? – Он потерся ногой о мою. – Я оставлю тебе большие чаевые.

– Вряд ли. – Ух ты, я целых тридцать секунд не думала о слове на букву «в»! Я прикусила губу на секунду, глядя, как Алекс набивает рот курятиной, и решилась: – Дженни сказала, что готова жениться на мне. Ради визы.

– На свадьбу подарю тебе звуконепроницаемые наушники. – Он проткнул вилкой красный перец и отправил в рот. – Но если это единственный способ остаться, я двумя руками за вашу связь. Замуж за Дженни? Отпадно!

Я сделала большой глоток ледяной воды, стараясь не обращать внимания на то, как медленно замерзает мой мозг.

– Стало быть, мне выходить за Дженни? – спросила я.

– Энджел, да я вас сам в муниципалитет отвезу, – пообещал Алекс.

Ну по крайней мере всю дорогу домой можно было не опасаться, что до него дойдет.

Глава 4

– Ты издеваешься?

Дженни стояла передо мной с полной надежды улыбкой на лице и виниловым костюмом французской горничной в руках.

– Ты же говорила, это вечеринка людей из мира моды. – Я скрестила руки на груди, прижимая к себе сумку, словно в надежде, что святое присутствие «Марка Джейкобса» защитит меня от безвкусицы и пошлости, которой Дженни размахивала у меня перед носом. – А меховых ушек с хвостиком к нему не полагается?

Дженни наклонила голову и посмотрела на костюм так, словно там было что защищать.

– Не поверишь, заказчик потребовал в последний момент.

– Поэтому твоя официантка и уволилась? – спросила я, осторожно потирая ткань двумя пальцами. Едва я взялась за подол, Дженни отпустила платье. Отлично. Теперь это все мое. Моя пре-елесть.

– Нет.

– Дженни, я знаю, что ты мне лжешь.

– Хорошо. Да. Заявила, что она актриса, а не шлюха. – Дженни перекинула выпрямленные пряди через плечо. Без своих фирменных кудрей она не походила на себя, но выглядела очень ухоженно. Так невозможно выглядеть в красном виниловом костюме французской горничной. – Я пыталась объяснить, что она официантка, а не актриса, но стерва вышла из себя. Это все заказчик – у него, как бы выразиться, крайне сомнительный вкус. Энджи, сделай это для меня. Ради тебя я готова на все. Пожалуйста!

Я смерила ее взглядом.

– Ради Эрин!

Я закрыла глаза.

– Ради Рождества!

Ну, это уже запрещенный прием. Это практически равнялось «если ты меня любишь, то наденешь», перед чем я беззащитна.

– Если ты меня любишь…

– Ладно. – Я подняла руки, чтобы заставить ее замолчать, и мысленно попросила силы у небес. Дженни крепко меня обняла. Все-таки она очень сильная, учитывая ее точеную фигурку. А я очень глупая для англичанки. – Неужели я на это соглашаюсь? Алекс со смеху помрет.

– В мире нет парня традиционной ориентации, который при виде девушки в таком наряде разразится смехом, – тараторила Дженни, отбирая у меня сумку и подгоняя с переодеванием. – Иначе его вычеркнут из рядов натуралов.

Освободившись от зимних одежек в ванной чужого роскошного дуплекса, я змеей вползла в платье, от души порадовавшись тому, что догадалась надеть приличные трусы, ведь сверкать ими предстояло следующие три часа. Сияя, Дженни протянула черные лакированные «лабутены» и пару сетчатых чулок.

– Больше никто в «лабутенах» не придет, – пояснила она, когда я проигнорировала подачку. – «Лабутены» повышают класс этого дерьма на несколько порядков.

– Не столько туфли, сколько чулки, – пробурчала я, выхватывая «лабутены» и присаживаясь на край ванны. – А, была не была… Буду демонстрировать шикарную задницу.

Ой-й-й, ну и ледяная же эта ванна!

– А кто вообще ожидается на коктейле? – Мне требовались гарантии, что здесь не появятся моя мама, бывший бойфренд, все мои прошлые начальницы и учительница математики девятого класса.

– А, всякие модные задницы, – отмахнулась Дженни, презрительно хлопнув себя по заду. – Эрин хочет убедить дизайнера стать нашим клиентом. У него какой-то онлайн-бутик, и он заявил – если рождественская вечеринка пройдет на уровне, то доверит нам его пиарить. Между нами, этот тип, по-моему, извращенец.

– Без сомнений. – Я посмотрела на свой наряд, глубокое декольте, мини, невероятно узкое. Мне захотелось сфотографироваться и отправить снимок юристу Лоуренсу с надписью: «Достаточно незаурядна для вас?» Хотя ну его, вдруг еще ответит «нет».

– Тебе надо надеть это дома и пытать Алекса насчет свадьбы, – дала ценный совет Дженни, убирая мою скромную, невызывающую одежду в чехол для одежды. – Не сомневаюсь, получишь желанный ответ.

– Мне казалось, ты сама на мне женишься. – отозвалась я, уныло посмотрев в зеркало ванной. Черный карандаш для глаз и вишневый блеск для губ в сочетании с джинсами казались классическим вариантом, но сейчас я выглядела как дефективная плейбойская зайка. Хеф, едва увидев, выгнал бы меня из своего особняка. Есть ли что-нибудь обиднее, чем быть отвергнутой восьмидесятилетним старцем?

– Хоть сейчас, – сказала Дженни, уткнувшись подбородком мне в плечо и улыбаясь нашему отражению. От этого зрелища мне стало неловко. Даже в «лабутенах».

– Хорошо, потому что я закрываю дебаты на эту тему. – Я прижалась щекой к ее макушке. – Я найду другой способ получить визу.

– Тебе нужно себя убеждать, а не меня, – сказала Дженни, поцеловав меня в щеку и шлепнув по заднице. – Я-то тебе верю.

Хорошо, что хоть одна из нас в меня верит.

С храброй миной и голым задом я шагнула из ванной прямо на бал. Гости уже съезжались, поэтому мне едва хватило времени дойти до кухни и, пока никто не видит, махнуть бокал шампанского. А как иначе расхаживать полуголой по комнате? При виде отражения спины и того, что ниже, в дверце микроволновки мне стало еще хуже. Не только из-за неудачного ракурса, но и пошлого вида отражавшегося там существа. Мгновение я готова была кинуться в лифт и уехать, пока не прибыли остальные гости, но удержалась. Потому что Дженни действительно очень волнуется. Потому что я пообещала. Потому что я не знаю, куда она спрятала мое пальто. Вместо того чтобы бежать, сверкая задом, по улицам, я взяла поднос с шампанским, стараясь не думать о том, что мать до сих пор наливает мне полчашки чаю, потому что «Энджел нельзя доверять», и пошла в гостиную. Пусть на меня не посмотрят второй раз, но любопытно же увидеть, как выглядят «модные задницы».

Бо-же мой…

Едва шагнув в гостиную, я рефлекторно сделала шаг назад.

Одна из модных задниц до отвращения походила на Сисси Спенсер.

Высокое блондинистое воплощение дьявола. Это не к добру. В последнюю нашу встречу Сисси выла от ярости, облитая кофе со льдом, которым я в нее плеснула. Сисси была секретаршей редактора журнала «Лук» и автором проекта по разрушению моей жизни. Ей это не совсем удалось, но она успешно уничтожила весь мой гардероб и позаботилась о том, чтобы я потеряла работу, – это исчадие ада еще и наследник владельца журнала. Словом, куда более подходящее имя для этой особы тоже начинается на «с», но моя мать никогда не простит мне, если я решусь употребить его прилюдно.

– Боже мой, Энджел! – Цокая каблуками, Сисси подошла ближе, прижимая тощую руку к плоской груди и улыбаясь, словно встретила старую подругу по университетскому клубу. – Вот это вид!

Я словно приросла к полу. Да, вот это вид. Сисси подплыла в длинном, до пола, красном платье с открытым плечом, на котором застыл каскад ледяных кудрей. Алые губы резко выделялись на безупречно фарфоровом лице. А я стояла в дешевом блестящем костюме, мечтающем стать платьем француженки-горничной от Энн Саммерс, с распушенными феном волосами и блеском для губ «Л’Ореаль». Мне действительно нечем было ответить.

К счастью, у Сисси было что мне сказать.

– Поразительно. – Я ощутила очень легкое и неприятное прикосновение к плечу. – Я позавчера как раз о тебе думала, обновляя список поздравлений Мэри.

– О!

– Я тебя вырезала.

– Понятно.

Полагаю, она имела в виду, что поздравления с Рождеством мне не видать, но если бы речь шла о нанесении порезов, скажем, листку с моим именем, я бы тоже не удивилась.

– Я считала, тебя уже нет в стране – смылась в свою Англию, например.

– Ага.

– Потому что у тебя нет работы.

– Понятно.

– Потому что мы тебя уволили.

Я уже жалела, что не убежала пять минут назад.

– А ты, оказывается, работаешь, – не унималась Сисси. Вокруг нас уже собирались гости – поглазеть на бесплатное представление. – Официанткой, одетой как шлюха!

По иронии судьбы, все это было правдой. Но я не хотела доставлять ей удовольствие, впав в буйство а-ля Чарли Шин, хотя мысль швырнуть в нее бокалами с «Кристаллом» и забить насмерть подносом была очень соблазнительной. В конце концов, я вовсе не хотела, чтобы под Рождество Дженни уволили, а меня отправили в тюрьму. Я даже насчет смертной казни в штате Нью-Йорк не уверена, а уж подают ли узникам рождественский ужин – тем более. С другой стороны, у меня будет веский довод: «Но, ваша честь, она же законченная стерва». Сразу оправдают, не так ли? Нельзя терять достоинства, надо быть выше оскорблений. От собственной благовоспитанности мне стало противно.

– И снова здравствуйте! – Я улыбнулась. Если взглядом можно убить, Сисси была бы уже трупом, никто и обратного отсчета бы не услышал. Ненароком взглянув, я могла заморозить масло. – Шампанского?

– Что-нибудь подсыпала? – Она неохотно взяла бокал, подозрительно принюхиваясь.

– О, Сисси, – засмеялась я. Смех, по-моему, походил скорее на всхлип. – Это просто шампанское. Веселись, радуйся празднику.

Опасаясь, что мне вот-вот изменит выдержка, я осторожно повернулась в одолженных туфлях, чтобы не вывернуть ненароком ушибленное колено, и пошла в кухню, встретив на пути еще одну французскую горничную. Она скорчила рожицу в знак поддержки, и я с благодарностью ответила. Солидарность, сестра.

Закрыв дверь, за которой находились Сисси и прочие помощники сатаны, я издала вопль ярости, пнула картонную коробку, отлетевшую к другой стене, и грохнула дверцей шкафчика. От этого мне стало легче. Не так, если бы я облила негодяйку шампанским, но тоже ничего. Жаль только, недостаточно. Я прибегала к насилию всего два раза в жизни, но знала, что Бог любит троицу, поэтому боялась возвращаться в зал. Потасовки на торжественных приемах становились просто традицией.

– Эй, ты чего? – Дженни проскользнула в кухню и пинком отправила ни в чем не повинную картонку обратно под стол. – Ты что-то быстро сюда вернулась.

– Помнишь мою подругу Сисси из «Лук»? – спросила я.

– Сисси? – Дженни наморщила гладкий лоб. – Подругу? Разве не она тебе нагадила в Париже?

– И взорвала мой багаж, – подтвердила я.

– «Бальмен»! – Дженни схватилась за сердце – ту потерю мы обе пережили с трудом.

– Так она в зале. В красном платье.

Дженни Лопес из тех, кто не умеет скрывать эмоции. Секунд тридцать она молчала, а на ее лице сменились замешательство, шок и печаль (по безвременно покинувшему нас «Бальмен»), уступив место настоящей ярости. Высунув голову за дверь, через мгновение подруга повернулась ко мне, окончательно разъярившись. Сильнее, чем прежде.

– «Холстон»? – уточнила она. – Девка в «Холстоне»?

– Не знаю. Я о таком слышала? – Я люблю моду, но дизайнера назову только по ярлыку. Зато могу похвастаться, что распознавать фирму обуви – мой тайный конек. – Длинное, красное, с одним плечом.

– «Холстон», – подтвердила Дженни. – Черт, тяжело испортить такое платье.

Внутри меня раздался первый тревожный звонок.

– Что сделать? – Я попыталась придержать подругу, но Дженни оказалась проворнее. – Куда ты собралась? – прошипела я, когда она выскользнула в зал со злорадной улыбкой.

Мгновение я стояла неподвижно: что она задумала? Схватив поднос с закусками – в основном для защиты, если дело обернется плохо, – я ринулась в бой.

Дженни уже присоединилась к кружку Сисси и в отличие от меня выглядела там своей. Несмотря на неприязнь к самой зазнавшейся секретарше в мире, нельзя было отрицать, что выглядела Сисси великолепно. Продукт нескольких поколений элиты Верхнего Ист-Сайда, высокая стройная блондинка, она создана для дизайнерской одежды. К сожалению, к такому наследству часто прилагается плоская грудь и ощущение собственной ущербности. Сисси, например, свои комплексы приходилось носить в «Биркин» от «Эрмес». Но Дженни… Дженни была богиней, одаренной ногами призового пони, роскошной сияющей кожей и умением непринужденно держаться в любой обстановке. Обладай я ее талантами, я была бы (а) законченной стервой и (б) в восемнадцать лет выскочила бы за миллиардера. Но Дженни всегда использовала свои чары на доброе дело, пусть это и относительное понятие. Меня не покидало ощущение: Сисси испытает на себе гнев Дженни Лопес. И мне не важно, что другая Дженнифер Лопес – одна из самых знаменитых кинодив в мире, но ее и сравнивать нельзя с моей подругой. Я почти боялась смотреть. Почти.

– Как мы рады, Сесилия, что вы почтили нас своим присутствием, – пропела Дженни, взяв Сисси под тощий локоть. – Сегодня у дизайнера особый вечер.

– Томб один из моих любимых, – протянула Сисси, глядя в сторону тощего крашеного брюнета-коротышки совершенно отталкивающей наружности, стоявшего посередине комнаты. Разумеется, Томб (на французский манер) пришел в одежде не собственного дизайна. Он явился в красном виниловом костюме Санта-Клауса с вырезанными ягодицами. Да-да, брюки превращаются в элегантные шорты. Санта-Клаус не носит шорты, это совершенно непрактичная в его бизнесе одежда. До этой минуты я на Томба и не смотрела, но теперь поняла, почему выгляжу как грошовая проститутка. Ура! Не я одета хуже всех в зале. Никогда еще Рождество не повергало меня в такое уныние.

– Я рада, что выкроила время, – праздники просто сумасшедшие, – говорила Сисси, округлив на Дженни глаза. – Все эти вечеринки, поездки, покупки – с ума сойти, сколько суеты!

– Понимаю, – сочувственно кивнула Дженни. – Не выношу предпраздничный шопинг.

– О да! Ненавижу покупать подарки, если они не для меня! – Никто не любит Сисси больше самой Сисси. – Ненавижу Рождество.

Стало быть, она и вправду дьявол. Шок от этой новости пришлось смягчить пригоршней закусок с подноса.

– Тебе нельзя их есть, – предупредила одна из официанток с мертвыми глазами, проходя мимо с шампанским. Я пожала плечами и угостилась снова. У меня было ощущение, что больших чаевых мне все равно не видать, поэтому хотела получить по максимуму.

– О, как вы правы… – Соглашаясь со всей горячностью, Дженни всплеснула руками и нечаянно пролила вино на платье Сисси. – О Боже!

От визга, вырвавшегося из горла Сисси, у Девы Марии начались бы преждевременные роды. Даже до яслей не успела бы добраться. А ослику пришлось бы играть роль акушерки. Я не верила глазам: Дженни Лопес принесла высокую моду в жертву богам девичьей мести. Я жевала горошину с васаби, увлеченно глядя на происходящее.

– Это же архивный «Холстон», – прошипела Сисси. – Мне его в пиар-отдел возвращать!

– Сабрине? – Дженни царственным жестом отмахнулась. – Она моя подруга, я ей позвоню. Вы в нем, главное, не вспотейте. Послушайте, Сесилия, я знаю, как загладить вину: у меня есть платье «Томб» из новой коллекции. Модель еще не пришла, поэтому я предлагаю вам что-нибудь выбрать. Томб будет в восторге, ведь у вас такая прекрасная фигура!

Сисси беззвучно открывала и закрывала рот, как рыбка гуппи (прекрасные зубы). Такого поворота я не ожидала. Как можно отомстить, предложив этой стерве эксклюзивное дизайнерское платье?

– Чтобы я надела новое платье от Томба? – буквально ахнула Сисси. – Где переодеться?

В полном недоумении я смотрела, как Дженни указала Сисси на одну из комнат, но перед этим подруга сверкнула мне лукавой улыбкой и многозначительно приподняла брови. Из нее получилась бы прекрасная отрицательная героиня для бондианы. В чем же подвох? Может, Дженни держит голову Сисси в унитазе и нажимает на спуск снова и снова, пока я стою и пялюсь на закрытую дверь? Может, есть еще время достать список моих пожеланий под Рождество и попросить в этом году у Санты мокрую Сисси? Честное слово, этого мне хотелось даже больше, чем «Малберри»[2] Алексу.

– Что-то мне подсказывает: из этой двери она выйдет нагишом, – простонал очень знакомый голос у меня над плечом. – Она собаку подожжет, лишь бы внимание привлечь.

Обернувшись, я едва не выронила поднос. Передо мной стояла копия Сисси – те же длинные ноги, светлые волосы, голубые, как льдинки, глаза, но вместо того, чтобы пригвоздить меня к полу взглядом злобной куклы, голубые глаза оставались усталыми и скучающими. При ближайшем рассмотрении вторая Сисси оказалась не такой пугающей: вместо тщательно уложенных локонов – распущенные волнистые волосы, а броское красное платье уступило классическому черному. Тоже красавица, но в ключе «вау, как вы прекрасно выглядите!», а не «ай, не забирай мою душу!». Очень тонкая разница.

– Я Делия. – Девушка протянула руку, и я невольно обратила внимание на отсутствие маникюра. Неужели возможно, что клон Сисси работает на вечеринке, зарабатывая на жизнь? – Та ходячая кукла Барби моя сестра. Мы близнецы. Это мне, наверное, за грехи в прошлой жизни.

Все встало на свои места. Сестра Сисси. Отчего мне неизвестно о существовании у Сисси сестры? Как-то не касались мы этого во время разговоров по душам.

– Энджел. – Я пожала руку Делии, как принято у нормальных живых людей, а не выходцев из ада. – Мы с Сисси, так сказать, вместе работали, потому что, как вам, наверное, известно, сотрудничать она не умеет.

В глазах Делии загорелся огонек – узнала, и я приготовилась к пощечине. Одно дело смешивать с дерьмом свою сестру, и совсем другое, когда это делает разносящая «Кристалл» официантка в пошлейшем наряде. Делия подняла руку, и не успела я пригнуться, как меня заключили в теплые объятия, а сухой голос собеседницы перешел в радостный смех.

– Энджел Кларк! – Она отстранилась и взяла мои руки в свои. Я уронила поднос, но устояла, мысленно набросив себе пару очков. – Боже мой, я вас обожаю!

Я замерла на месте с вытаращенными глазами.

– Спасибо, вы очень любезны…

– Нет, правда! – Хватка у Делии оказалась железная. – Я вас обожаю. Я всегда читала ваш блог и перестала разговаривать с дедом, когда он его закрыл.

Дед. Дедушка Делии приходится дедом и Сисси. То есть Боб Спенсер – владелец издательства, где я работала, – «Спенсер медиа». Который уволил меня, прочитав один имейл, щедро посыпанный ругательствами и прочими цветистыми выражениями в адрес его маленькой принцессы. Каждый эпитет был абсолютно обоснованным, но ведь мало кто обрадуется, когда его радость и гордость описывают фразой «бесноватая психованная дура, которую нужно насмерть забить столовой ложкой», даже если это чистая правда.

– Спасибо…

И снова.

– Я понимаю, это уже не поможет, но мне очень жаль – я хорошо знаю, какой стервой она бывает. – Делия наконец отпустила мои руки. Смешно, но я по-прежнему не могла расслабиться. – Однажды в старших классах она притворилась мной и пошла на свидание с парнем. Придя в школу в понедельник, я обалдела от новости, что потеряла девственность, хотя, как мне казалось, все выходные провела в Хэмптонс за уроками.

– Да ну? Правда? – Это действительно подлость экстра-класса. Похоже, у Дженни есть конкурент на роль негодяйки в бондиане. – А отчего в столь юном возрасте такая злоба?

Делия пожала плечами:

– Ей не хотелось портить свою репутацию, поэтому она испоганила мою. Не самый лучший подарок на день рождения, который я получала, – с шестнадцатилетием, Делия. Я ей купила браслет от Тиффани.

– И не настучала ей? – Я бы за такое просто убила. Порвала бы на части.

– Живите хорошо – это лучшая месть, – отозвалась Делия. – Сисси лучше игнорировать. Нет смысла устраивать войну с кем-то вроде нее. Я просто прекратила с ней общаться.

– Вы моя героиня. – Я сжала Делии плечо. – В последнее время мне с трудом удается сдерживать ярость, и, не стану лгать, я с трудом нахожусь с ней в одной комнате.

– О, не стесняйтесь, дайте ей по физиономии. – Делия одарила меня прелестной улыбкой. – После всего, что она вам сделала, Сисси и не такого заслужила. А где вы сейчас работаете?

Я посмотрела на свой наряд и снова на Делию.

– Понятно.

– Да.

Мы стояли в неловком молчании, пока я пыталась придумать, что сказать, не упомянув о ненависти к ее сестре. Рождество – время добрых пожеланий, в конце концов.

– Рождество. – Я кивнула на черную виниловую елку в углу. Вкусы Тома, скажем прямо, экзотические, но меня всегда трогало присутствие рождественской елки. Иголки в виде мини-дилдо заставили меня порозоветь, но все-таки праздник есть праздник. Каждый празднует свое. – У вас, наверное, интересные планы?

– Да нет, просто отпраздную Рождество, – устало улыбнулась Делия. – Неужели еще один год пролетел? Не верится. Я поклялась изменить свою жизнь до Нового года, и вот, пожалуйста, по-прежнему работаю на деда, все еще под каблуком.

– Вы работаете на Боба – на мистера Спенсера? – поспешно поправилась я. Пожалуй, обращения Боб и Энджи уже не для нас. – Вы тоже в «Спенсер медиа»?

– На Боба, да, – ответила она. – Но не в «Спенсер медиа». У деда много риелторских контор, чем я и занимаюсь несколько лет. Сейчас в моем ведении жилой комплекс в Бруклине.

– Я как раз живу в Бруклине! – воскликнула я, хотя вряд ли стоило хвастаться столь ничтожной общностью интересов. Ну хоть что-то. Красота. – Вам нравится быть риелтором?

– Вообще-то я хотела работать в издательстве, – призналась Делия. – Но Сисси пролезла первой. Она всегда лезет первой. Я в жизни за ней ничего не повторяла, вот и пошла учиться. А она попала сразу в редакцию.

– Ну, она там не так часто бывает. – В памяти всплыли безутешные попытки дозвониться Мэри. – Анна Винтур может не волноваться за свое место.

– Ненавижу с ней соперничать. Проблема вечной хорошей близняшки – она нечестно играет и всегда получает желаемое, а я никак не могу ее обыграть.

– О, с этим я не знаю, что и поделать, – посочувствовала я и кивнула на дверь спальни: – Вот сейчас посмотрим шоу.

Первой вышла Дженни с улыбкой Чеширского кота, словно после импровизированного секса с Брэдли Купером. Нас ожидало нечто очень, очень смешное. За ней из спальни вышла очень гордая и надменная голая Сисси Спенсер.

– Боже, да что это! – застонала Делия при виде сестры.

Когда Сисси дошла до середины зала, я рассмотрела, что на ней все-таки что-то надето. Без сомнений – автор модели Томб. Обтягивающее зад белое шелковое платьице с одним спущенным плечом – о бюстгальтере можно сразу забыть – из полупрозрачного шелка, то есть из белья либо телесного цвета стринги, либо ничего. Сисси выбрала последнее. Нашим глазам предстал современный вариант нового платья короля: голая королева Сисси.

Но это еще не все: по подсказке Дженни она покрутилась на месте, продемонстрировав окружающим изюминку одеяния: черно-белый принт гигантского члена. Я не шучу: Сисси была одета в прозрачную футболку с большим хреном спереди. Томб, ты мастер. Дженни, ты гений!

– Это я, – начала Делия, – или…

– Это не вы, – остановила я ее. – Это точно не вы.

– Делия! – Сисси мелкими шажками подошла к сестре, самодовольная, как Панч, и даже не пьяная. – Ты пришла? Ты же никогда не приходишь!

– Томб покупает у меня кондоминиум, – пояснила Делия, стараясь не обращать внимания, что ее сестра присутствует на очень гламурной рождественской вечеринки нагишом. – Вот я и решила прийти. Молодец, что показала все остальное.

Я невольно подумала, как, должно быть, странно видеть свою сестру-близнеца, расхаживающей на официальной коктейльной вечеринке практически в чем мама родила, – словно вести пренеприятный диалог с зеркалом из комнаты смеха, которое преследует тебя повсюду, куда бы ты ни пошла. А тут еще зеркало попалось не просто кривое, а извращенное. Я не хотела пялиться на ее соски, но у меня не было выбора. Ухмыляющаяся Дженни стояла сзади, довольная, как кошка над миской сметаны. Эту сметану она сдобрила кислотой и подала Сисси.

– Я знаю, что у меня великолепное платье, – не выдержала секретарша. – Но можно так откровенно меня и не разглядывать. Что это ты, сменила ориентацию? Надоело делать из парней голубых?

– Какое хорошее платье, – сказала я, сдерживая смех, который все же прорвался тихим похрюкиванием. – Оно просто создано для тебя.

– Согласна. – Сисси надула губки и приподняла бровь. – Как поживает тот парень, с которым ты встречаешься? Алан?

– Алекс. – Я сделала глубокий вдох. Что бы она ни болтала, мне было все равно – слишком уж хорошее получилось зрелище. Почти голая – не просто с голым задом, но и с неприкрытым передом – Сисси все равно пыталась задирать нос. В этом было что-то до колик уморительное. Вернее, было бы, не будь она самим сатаной.

– Да, Алекс. Он уже поддал тебе под зад коленом или все еще трахает и содержит?

Дженни отшатнулась, как от удара, но ответить не успела – я перехватила инициативу.

– Нельзя пренебрегать благотворительностью под Рождество, – сказала я с вежливой улыбкой. – Мы по-прежнему вместе, спасибо.

– Не сомневаюсь, он скоро от тебя устанет, – дернула плечиком Сисси. – Дай мне его номер, я же работаю в массмедиа, могу помочь его группе.

– Его группе не нужна помощь, и я вообще-то тоже работаю в массмедиа. – Конечно, чисто номинально, но все-таки. Словесная эквилибристика.

– Только потому, что я не смогла добиться твоего увольнения в британской редакции. – Сисси смерила меня взглядом. – Просто поразительно, как легко было тебя убрать. Может, потому, что ты отстой? Мне понадобится больше времени, чтобы тебя погнали из всех сфер деятельности. – Она пренебрежительно обвела рукой мой наряд. – Потому что я работаю без помощников, но дай мне пару дней, и ты снова окажешься на заднице.

– Убрать? – заморгала я.

– А может, это сделала не я? – размышляла Сисси вслух. – Может, издатели Нью-Йорка не хотят с тобой связываться, потому что ты не понимаешь простых слов?

Так вот почему в «Спенсер» никто не хочет со мной работать! Не потому, что я отстой, а потому что Сисси нужен психиатр.

– Ты что, серьезно? – заговорила ее сестра, прежде чем ко мне вернулся дар речи. – Да что с тобой? Ты что, больная? Почему ты не можешь существовать без врагов?

– Не лезь! Она облила меня кофе!

– Ты добилась моего увольнения! – заорала я. «Приличные люди не повышают голос, Энджел, приличные люди не кричат». – И взорвала мои туфли! Корова лупоглазая!

– Это я корова? – фыркнула Сисси. – Я не знала, что костюмчики для фетишистов выпускают и в размере XL!

– Я не говорила, что ты толстая, я… – Красный туман в глазах мешал закончить предложение. Невозможно с наслаждением накричать на того, кто слишком глуп, чтобы понять – его смешивают с дерьмом. – Я говорю, что ты полная дура!

Я посмотрела на Делию. Делия посмотрела на меня. Я посмотрела на Дженни. Она смотрела на Сисси. Сисси выглядела очень довольной собой. Я видела два варианта развития событий. Я могла поступить как взрослая – повернуться и выйти из этой квартиры с высоко поднятой головой. Или же дать оплеуху глупой кобыле.

– Прости, Дженни, мне пора идти. – Говоря это, я выступила из одолженных «лабутенов» и подхватила их. В «лабутенах», знаете ли, невозможно быстро ходить. – Мне очень жаль, что я тебя подвожу.

Не успела Дженни ответить, как Сисси тоненько и злобно засмеялась:

– Вряд ли ты можешь сейчас отказываться от работы. А туфельки-то не твои. Кристиан Лабутен скорее сжег бы эту пару, чем позволил тебе их надеть.

А вот это уже ошибка. Оскорбляй меня, увольняй меня, но воздержись от выпадов в адрес моих туфель. Пусть они и не мои. Я опаснее всего с парой «лабутенов» в руках, но тяжкие телесные повреждения туфлей я уже наносила, поэтому, схватив бокал красного вина с проносимого подноса, я прицелилась и…

– Только не платье! – завопила Дженни, бросаясь между мной и Сисси. – С ней делай что хочешь, но платье не трогай!

Я остановилась. С одной стороны, мне страшно хотелось выплеснуть вино в физиономию секретарши, с другой – не хотелось, чтобы Дженни уволили.

– Энджел, дайте мне вино, – сказала Делия, забирая у меня бокал. – Врежьте ей, и хватит. Мы все понимаем, она и не такого заслужила.

– Кишка у нее тонка кого-нибудь ударить, – с пафосом бросила Сисси, наслаждаясь ощущением безопасности за распростертыми руками Дженни Лопес. – Всем наплевать, что ты думаешь, Делия.

– Ой, Сисси… – Я дождалась, пока Дженни отодвинется, яркий румянец на щеках Делии немного побледнеет, а гости перестанут на нас пялиться. – Всем наплевать на тебя. Точка.

И на этом я ей врезала.

Глава 5

– …А потом Дженни пришлось меня уволить, но это ничего, она сама сказала, что это ничего, и вызвала мне такси. По-моему, удар вышел не очень сильным, потому что кровь у нее из носа не шла и опухоли не было, но, Боже мой, Алекс… – Я замолчала и глубоко вздохнула. – Я ей врезала!

Чувствуя себя как никогда сильной, я сидела на диване с пакетом замороженного гороха на руке и рассказывала Алексу историю о том, как сразила своего второго дракона.

– Слушай, сплошные драки… – Он снова приложил пакет мне к костяшкам и погладил по голове, откинув волосы назад. – Мне что, пора начинать бояться тебя?

– Да нет, это наши женские разборки, – отозвалась я, осторожно сгибая пальцы. Было почти не больно, но я ойкнула для порядка. – Тебе не стоит волноваться о домашнем насилии. Пока.

– Мне нравятся твои феминистские взгляды. – Он поцеловал меня в лоб и пошел к холодильнику за пивом, потому что мне требовалось выпить. – Значит, ты познакомилась с ее сестрой, и та оказалась вовсе не стервой?

– Да, она очень милая, – ответила я. – Я бы такую зафрендила в фейсбуке.

– Странная ты девушка. – Он остановился передо мной с «Короной» в руках, глядя в мои лихорадочно блестевшие глаза. – Давай еще раз, правильно ли я понял: во время кошачьей драки сатанистка Сисси была голой, а ты в… этом?

Как вы понимаете, я так и сидела в роскошном виниловом костюмчике. Оказывается, мужчины находят это сексуальным. Если бы кто-нибудь спровоцировал Крейга на мордобитие, Алекс обменялся бы с ним крепким рукопожатием и поставил пиво. По-моему, я тоже заслужила пива.

– Ты упускаешь главное. Она не только добилась моего увольнения, но и сделала все, чтобы я не нашла другой работы. Из-за Сисси мне приходится заново получать визу. По ее милости все это дерьмо и происходит. Вот в чем причина всех проблем.

– Мне казалось, проблемы нет, – сказал Алекс. – С визой?

– Э-э, ну да. – Я надула губы. Нет, сейчас момент неподходящий. – Ну, просто… Я предположила худший сценарий…

– Ты такая пессимистка, – усмехнулся Алекс, с размаху усаживаясь на диван и обнимая меня очень мягко и осторожно, с учетом боевых травм. – Расслабься, подожди, пока закончатся рождественские праздники, и мы все уладим. Никто не занимается такими делами под Новый год – у всех мозги уже в отпуске.

Я понимала – нужно сесть сейчас рядом с моим парнем и объяснить, что происходит, прочитать письмо из иммиграционной службы, просто поговорить. Но я так устала и была в таком бешенстве из-за Сисси, что, ну, в общем, искала предлоги. Еще я несколько растеряла решимость, сидя в своем виниле, поэтому вместо взрослого разговора со зрелым мужчиной о недетской ситуации, в которую я влипла, позволила себя обнять, тихо дуясь. Я поговорю с ним завтра. Я снова начну искать варианты получения визы. Я все сделаю правильно, вот только сперва сожгу костюм французской горничной.

После длинной субботы, полной поисков, «Гугла», просмотра «Настоящей крови» и мыслей о пицце, я заставила себя приготовиться к празднованию Рождества у Дженни. С учетом культурных особенностей – к рождественским праздникам, но я не совсем понимала особенности других культур, когда речь заходила о толстом дядьке в красном костюме с мехом, поэтому готовилась к Рождеству по собственному вкусу. Я надела «лабутены» Дженни (с ними ведь ничего не сделается, если я еще раз их поношу), красное шелковое платье «Марк» от «Марк Джейкобс» и густо нарумянилась. Платье двухгодичной давности (то есть древнее) было одним из немногих уцелевших остатков моего допарижского гардероба, но, к счастью, отлично подходило для Рождества. Рубиново-красное, с маленькими рукавами-фонариками и узкой талией, которая, однако, позволяла объедаться сладкими пирожками – представьте, я испекла сладкие пирожки.

Я решилась поговорить с Алексом о переплете с визой, даже достала из сумки письмо, чтобы ему показать, но он сбежал из дома с утра пораньше (по его меркам) и не появлялся, пока не пришло время сборов на вечеринку. Таким образом, мой план потерпел фиаско. Теперь придется собираться с мужеством завтра. Собраться с мужеством для меня означало выпить пару бокалов белого вина с содовой. Хотя мы через многое прошли и я знала о чувствах Алекса ко мне, некий голос все равно шептал на ухо, что он обрадуется моей депортации и с радостью воспримет свою вновь обретенную свободу. Этот голос можно было заглушить лишь двумя способами – спиртным или поцелуями, а во время поцелуев трудно разговаривать.

Тот же голос подсказывал мне: «В этих джинсах ты выглядишь толстой, а красная помада не оживляет твое лицо, напротив, ты выглядишь как шлюха». Ненавижу этот голос – отчасти матери, отчасти учительницы биологии из девятого класса, отчасти Джереми Кайла. Знакомство с Дженни помогло мне заключить голос в коробку, где ему и полагалось сидеть, но сейчас он прорывался сквозь стенки и слышался громко и четко. Я поступила как любая благовоспитанная англичанка: игнорировала его и загоняла внутрь, внутрь, внутрь, пока вместо крика на ухо он не превратился в неприятное ощущение под ложечкой. Дженни скажет: единственный способ заглушить этот голос – разобраться с проблемой, но ведь Дженни американка. Я предпочитаю тихо надеяться, что он уйдет сам собой, как крупный паук или непонятная сыпь в интересном месте. Раз я ничего не могла сделать для получения визы в субботний вечер, я решила таить все заботы в себе. Может, по ходу дела заработаю язву от наплыва проблем. Не стану я ни о чем волноваться в течение ближайших двенадцати часов. Вот. Готово. Почти удалось.

– Готова? – Вошел Алекс. Он не только вымыл и причесал волосы, он еще и облачился в костюм, рубашку и галстук. Я и забыла, что у него есть костюм, рубашка и даже галстук. Он выглядел до смешного красивым: костюм и галстук были черными и узкими, а рубашка сияла белизной. Окажись он девчонкой, покрутился бы на высоких каблуках, но, будучи мужественным молодым человеком, просто сунул ноги в черные «конверсы». Теоретически они не сочетались с костюмом, но, к раздражению тех, чей мальчик на побегушках рассекает в угрожающе остроносых туфлях, Алекс выглядел очень стильно.

– Кто там сегодня будет? – спросил он, когда мы закрыли за собой дверь и я ощутила обжигающе-ледяное дыхание нью-йоркской зимы на своих щеках. К счастью, сегодня только на щеках, а не на других округлостях. Жить у воды чудесно: у нас прекрасный вид на Манхэттен, а сидеть на крыше летом с бокалом холодного вина под легким ветерком просто восхитительно. Но зимой этот нежный бриз скреб кожу, как бритвой, промораживая насквозь, как лосьон после бритья. – Много народу или только свои? – Он взял меня за руку и сжал, притворяясь, что не боится.

– Ты же знаешь Дженни. – Я стиснула его ладонь, пытаясь отогреть потерявшие чувствительность пальцы. – Пригласила всех знакомых. Надеюсь, они не нагрянут одновременно.

– Прикольно было бы, – отозвался он, роясь в кармане в поисках карты на метро. – Я ее целую вечность не видел.

Как мило с его стороны притворяться, что он жаждет с ней встретиться. Алекс побаивается моей лучшей подруги и больших тусовок. Со сцены он способен увлечь тысячные стадионы, но на вечеринках ему неловко. Он будет расхаживать по комнате, улыбаться, кивать, смеяться, когда уместно, качать головой, когда нужно, и всем понравится, но я-то вижу, что ботаник, в старших классах помешавшийся на музыке, ботаником и останется. Несмотря на все, чего Алекс достиг к тридцати одному году, он инстинктивно ждет, что популярные детки вышибут его с пивной вечеринки. Он мне рассказывал, будто пиво там пьют бочонками. Меня тоже ни на одну такую попойку не приглашали. Забавно, до чего мужчины в чем-то иногда похожи на женщин.

Спустившись, скользя, по лестнице на платформу и протиснувшись через плотную толпу в куртках-парках, мне удалось ввалиться в открывшиеся двери поезда «Л» и даже занять место. Алекс стоял надо мной, крича сквозь шум и скрежет о поездах, в которых ездил в Токио, а я наблюдала, как две девицы разглядывают его зад. Мне хотелось возмутиться, но там действительно есть на что посмотреть.

«Значит, ему будет легко тебя заменить», – перебил голос рассказ Алекса, напомнив, как популярен мой бойфренд в нашем районе. Конечно, его хорошо принимали всюду, куда бы он ни приехал, но для бруклинских хипстеров он как валерьянка для котов. Бьюсь об заклад, две девицы в шортах из обрезанных джинсов поверх сетчатых колготок и в заношенных угги не сидели весь день, глядя на активных геев с замазанными зубной пастой прыщами; они, наверное, делали бижутерию из электрических проводов или рисовали хумусом что-то глубокое и иногда значительное.

– В следующий раз ты обязательно должна поехать с нами, – сказал Алекс, когда я приглушила вестников дурных новостей у себя в голове. – Не оставляй меня больше с Крейгом и Грэмом. Тебе Япония понравится – честно, куда мы ни приезжали, я повторял: «Энджел бы просто прыгала от восторга». Парни, по-моему, от этих возгласов устали ближе к концу гастролей.

– В следующий раз, – улыбнулась я. Ур-ра, я сдержала обещание не напоминать об отсутствии у меня визы.

– Получишь визу, и поедем. – Он подтолкнул мое колено своим. Я сдержалась и не пнула его по яйцам.

– Ага, – сказала я, глядя на девиц за его спиной. Им не нужно замазывать прыщи зубной пастой и не нужна виза. Хотя манерам их научить не помешало бы.

Комната была заполнена людьми от стены до стены, как я и предсказывала. Большинство гостей оказались до тошноты красивыми. Я даже не успела снять пальто, когда Алекс довольно сильно ущипнул меня повыше локтя, чтобы я не глазела на троих мужчин с превосходной мускулатурой, одетых в красные плавки «Спидос», отделанные мехом.

– Ну Рождество же! – защищалась я, незаметно посмотрев снова.

– Да, Санта совершенствует имидж, – отозвался Алекс, явно разозлившись. Я поцеловала его в щеку, отведя глаза, но мне всегда нравилось вызывать его ревность. Я пыталась вести себя как взрослая, но оставалась такой девчонкой.

– Энджи! – завизжала Дженни, вскакивая с дивана нам навстречу, словно я была единственным подходящим донором почки в мире и вошла в больничную палату спасти ей жизнь. По слегка остекленевшим глазам я заключила, что подруга скорее ищет под елкой новую печень: Дженни успела сильно набраться. – Прелестно выглядишь. Это мои туфельки?

– Твои, – подтвердила я. – Я решила, ты не станешь возражать, раз заставила меня ходить в виниловом платьице официантки.

– Ты его сожгла?

– Сожгла.

– Молодец.

Приятно, когда хоть кто-то считает тебя прелестной. С другой стороны, слыть холодной хитрой стервой вроде Дженни тоже неплохо. Знай я, что она облачится в алое платье-бандаж «Эрве Леже», выбрала бы другой цвет. Но, как Делия Сисси, пусть и со значительно меньшей долей уксуса, Дженни я была не соперница.

– Как много народу, – сказала я, обмахиваясь рукой. Прошлой зимой я не один день ходила по квартире в шарфе и варежках – в нашем доме произошла серьезная авария. Здесь гости согревали атмосферу теплом своих тел в прямом и переносном смысле. Кстати о телах, я попыталась из-за пышной прически Дженни обнаружить ее красивого бойфренда. – А Сигг здесь?

– Вон он. – Дженни показала на тройку победителей – полуголых парней у окна, целуя Алекса в обе щеки и безразлично приобняв. Он боялся ее не без причин. Она настаивала на сохранении, по ее словам, профессиональной дистанции, чтобы оставаться с ним на дружеской ноге. По словам Дженни, ее делом было дрессировать Алекса. Он понял это как нельзя лучше и в ее присутствии всегда ходил на цыпочках. Мой парень старался держаться любезно, но я видела, что он на взводе. Я не питала иллюзий, что Алекс приоделся для меня, но при виде их мирного настроя у меня потеплело на душе.

– Ах, не узнала его, – сказала я как можно более небрежно. – В жизни он совсем другой.

– Ага, – согласилась Дженни, сделав глоток шампанского. В ее глазах вроде бы светилась любовь, но с тем же успехом могло плескаться и пьяное веселье. – Он решил, так будет смешно. Я предупреждала, что это слегка отдает «Образцовым самцом», но бесполезно. Теперь они принимают друг перед другом модельные позы и хихикают, как бабы.

Мы втроем посмотрели на веселящихся, как дети в манеже, парней на другом конце комнаты. Ах, эти четко очерченные скулы…

– Это мой бойфренд, – вздохнула Дженни. – Самой не верится.

– Я бы обязательно стал встречаться с этим парнем, – сказал Алекс. – Энджел тоже.

– Не стану лгать, не будь здесь тебя, я уже сидела бы у Санты на коленях, – призналась я, оторвавшись наконец от Сигга и ища глазами выпивку. Я не выдержу больше четверти часа, если сильно и быстро не напьюсь. Я отчего-то устроила себе сухой закон, пока Алекс ездил на гастроли, но не пить у Дженни – только подрывать здоровье. Надо было махнуть пару бокалов еще дома, чтобы расслабиться, жаль, что я не догадалась.

– Здесь весьма мило, – сказала я Дженни, отправив Алекса в спальню с нашими пальто и четким приказом не возвращаться без двух бокалов чего-нибудь холодного и с пузырьками. – Ты покрасила стены?

– Сэди покрасила, – поправила меня Дженни. – Я сказала ей, что здесь будет вечеринка, она обещала кого-то привести прибрать. Я думала, она вызовет уборщика из соответствующей службы, но прихожу домой из офиса, а вся квартира покрыта «Белой мглой». За один день. Что она, пылесосом не могла пройтись?

– Я плохо представляю, чтобы человек, получающий несколько тысяч долларов за позирование в одних трусах, что-нибудь мыслил по хозяйству, – возразила я, опуская тот факт, что тоже не большая мастерица по уборке. – Она вообще знает, что такое пылесос?

– Сигг меняет лампочки, – с сомнением сказала Дженни, – но со всякими пылесосами у него действительно не очень. Наверное, поэтому в «Топ-модели по-американски» в доме всякий раз такой бардак к концу каждого выпуска.

– Да, Тайра «Пледж» и в руках не держала, – кивнула я. Ступни начинало сводить. – Но, учитывая обстоятельства вашего знакомства, я не очень удивлена. А где Сэди, кстати?

Если бы я познакомилась с Сэди так, как Дженни встретилась с ней, я бы получила в суде бумагу, запрещающую этой девице ко мне приближаться, а не приглашала переехать к себе. Дженни получила незавидную роль «куратора» Сэди на одном из мероприятий Эрин и чересчур вжилась в роль. По мне, это ночной кошмар наяву, но Дженни расцвела на этом проекте. Она обожала трудные задачи: у нее вечно руки чесались что-нибудь поправить и наладить. Можно подумать, Сэди была сломана! Меня всегда смешило сравнение моделей с лошадьми на скачках, но Сэди оказалась самой нервной кобылой модельного мира: она не артачилась перед препятствиями, зато пренебрегала общепринятой вежливостью и простым человеческим сочувствием. При первом знакомстве она смерила меня взглядом, осведомилась, где я живу, спросила, знаю ли я Агнесс Дейн[3], и ответила за меня с громким смехом: «Да откуда тебе знать». Просто душка эта девушка.

– Она забыла, что у нее мероприятие. – С усталой гримасой Дженни показала пальцами кавычки вокруг слова «забыла». – «Виктория сикрет», по-моему.

Да, для домашней рождественской вечеринки в квартире было непомерно много красивых людей. Не то чтобы я считаю кого-то из наших подруг настоящими сучками, но здесь собрались девушки и юноши, на которых хотелось смотреть, пока не разгадаешь секрет их божественной прелести.

– Так ты поговорила с Алексом? – спросила Дженни, спихивая с дивана случайного гостя, чтобы мы могли присесть. Мне казалось ужасно странным, что незнакомые люди сидят на диване, который совсем недавно был моим. Мне это не понравилось.

– Нет, я не говорила с Алексом и точно помню, что запретила тебе касаться этой темы, – ответила я, незаметно вытащив ноги из туфель. О младенец Иисус в яслях, как же хорошо! – Так что отвянь. Я над этим работаю. На следующей неделе все выяснится.

Дженни наклонила голову набок:

– Это каким же образом?

– Я жду рождественского чуда, – уверенно ответила я. – Обналичиваю свой ваучер. Каждому положено по чуду, я права?

– Энджи, детка. – Дженни мягко положила руку на мое колено. Ее жест красноречиво говорил: «по тебе психушка плачет». – Ты очень достойно ведешь свой новый проект «Я хочу получить визу за мои собственные заслуги». Ты знаешь, что я считаю это прекрасным, да?

– Да.

Это действительно прекрасно. Я прекрасна. Утрись, Лоуренс.

– И ты не хочешь просить Алекса предложить тебе руку и сердце только ради визы, да?

– Да.

Ну хоть это выяснили наконец.

– Но ты же любишь этого парня?

– Да. Я люблю его.

– А он любит тебя.

– Пожалуй, это правда.

– Так попроси его. Люди сейчас не знакомятся, садясь в одно такси под проливным дождем. Они находят друг друга онлайн или идут на телевизионные реалити-шоу. Они путаются с друзьями и беременеют. Они женятся и выходят замуж ради визы. Не важно, когда и где он наденет кольцо тебе на палец, если у вас любовь.

– Это самые депрессивные слова, какие я слышала, – произнесла я, отбросив ее руку со своего колена. – Не видать тебе привилегии рассказывать моим детям сказки на ночь.

– Трудновато рассказывать сказки, когда детки в Англии. – Дженни приподняла брови и отвела глаза. – Никто не спорит, что ты можешь получить визу иным способом, но зачем все усложнять? Тебе никому не надо ничего доказывать, просто попроси Алекса.

– О чем надо попросить Алекса?

Передо мной появились два бокала шампанского. Больше он, по-моему, ничего не принес, поэтому я взяла один. Скрепя сердце.

– Твоя возлюбленная Энджел Кларк и я просто разговариваем. – Дженни ослепительно улыбнулась моему бойфренду.

– О рождественском ужине, – пискнула я. – Я говорила, что Дженни со Сиггом должны у нас поужинать.

– Конечно. – Алекс указал бокалом в направлении шведского викинга. – Я очень хочу устроить соревнование по поеданию пищи с этим парнем.

– Да ты стройнее его ляжки, – фыркнула Дженни. – Ты меня разыгрываешь?

– О, Дженни, ты и понятия не имеешь, какой он Робин-Бобин, – сказала я, гордо обнимая Алекса за талию. – У него, наверное, ноги полые. Невыносимо, сколько он может слопать, не потолстев ни на грамм.

– Не волнуйся, к старости стану толстым, – отозвался он, целуя меня в макушку. – Добрым и толстым.

– Замечательно. – Я прижалась к нему, представив раскормленного Алекса на качелях, играющего на банджо.

Очень сексуально.

Спустя пару часов и нескольких бокалов шампанского я вышла из комнаты, оставив Алекса охранять мою милую подругу Ванессу от заигрываний негодного Крейга, как-то пронюхавшего о вечеринке. Фейсбуку еще предстоит за это ответить. После размашистого нанесения бальзама для губ и пьяно-неуклюжего опрыскивания себя из флакона духов «Гуччи», принадлежавших Дженни, я проверила мобильный. Конечно, вряд ли кто-то станет звонить и предлагать работу в субботу в полдвенадцатого ночи, но кто его знает. Черт, три пропущенных звонка, все от мамы. Я быстро прикинула разницу во времени: последний раз мама звонила час назад, в полчетвертого утра по английскому времени. Протрезвев за долю секунды, я нажала набор. Прижавшись пылающим лбом к оконному стеклу, я смотрела на небоскреб «Крайслер», освещенный снизу доверху, переливающийся, как Рождество, и загадала на каждой видимой звезде, чтобы не услышать плохие новости.

– Алло, Энджел?

– Да, мам, что случилось? – Я закрыла глаза и сильно-сильно пожелала, чтобы все обошлось.

– С отцом плохо, – сообщила мама.

Я зажмурилась в попытке пожелать себе на Рождество не визу, а что-нибудь другое.

– Что с ним?

Я успела представить все возможные ужасы. Инфаркт? Инсульт? С лестницы упал? Папа был подтянутым и спортивным мужчиной за шестьдесят, но в жизни все бывает. Что, если у него нашли страшное заболевание? Я отдам ему почку. Почку в подарок на Рождество. Для папы – все, что угодно.

– Ты не паникуй, врач сказал, все обойдется, – продолжала мать слабым шелестящим голосом. – В гостях у тетушки Шейлы с ним случился припадок смеха, пришлось везти его в больницу.

– Припадок смеха? Что, врач так и сказал?

– Не совсем, – уклонилась от прямого ответа мать. – Но я сочла, тебе лучше знать. Теперь ты можешь вернуться домой.

Домой.

Не успела я ответить, как в трубке откуда-то послышался папин голос, требовавший дать ему телефон. После непродолжительного препирательства я услышала:

– Энджел, я просил ее тебя не беспокоить. Со мной все в порядке. – Он говорил устало и резко, но голос действительно звучал как обычно. Я расслабилась на долю градуса. – Меня просто оставили в больнице на ночь под наблюдением. Ничего со мной не случилось.

– Но что стряслось? Какой еще припадок смеха? Мне что, действительно домой ехать? – Я промокнула слезы, чтобы не поплыла тушь, прикидывая, как выжму из моего тощего банковского счета деньги на перелет до Англии. Цены на билеты в декабре просто чудовищные, больше шансов прокатиться на частном самолете. Вообще-то у мужа Эрин есть частный самолет. Может, если как следует напиться, я забуду английские манеры и попрошу об одолжении?

– Нет, ради этого приезжать не стоит – увидимся, когда время придет, – ответил папа. – Я съел то, чего не следовало, и, как выразилась твоя мать, со мной случился припадок веселья. Я в порядке.

– У тебя на что-то аллергия? Может, и у меня тоже? – Как видите, меня в первую очередь заботило здоровье папы. Мое собственное – так, совсем чуть-чуть. – На что?

– Да не волнуйся, ей-богу. Ты здорова, детка. Когда приедешь повидаться? Мать хочет купить самую большую в мире чертову индейку на случай, если ты решишь благословить нас своим присутствием на рождественском ужине.

Хм… Кто из нас с придурью – я или он?

– Пап?

– Да, Энджел?

– Что такого ты съел у тетушки Шейлы, раз загремел в больницу?

– Мы отлично проводили время с Шейлой и Джорджем, потом заглянули твой дядя Джон и тетка Морин, – медленно начал он. – Твоя тетка Морин сделала особые булочки. Для смеха.

– Особые булочки?

– Да.

– Для смеха?

– Да.

– Папа… – У меня ушло немало времени, чтобы понять, о чем он говорит, и еще больше на переваривание услышанного. – Вы с мамой ели космические кексы[4]?

– Да.

Желание немедленно лететь домой и ухаживать за бедным пожилым отцом трансформировалось в желание немедленно лететь домой и настучать по голове старому дураку, одновременно неодобрительно цокая языком и качая головой в адрес матери.

Когда мне было семнадцать, родительница решительно вошла в комнату, где мы праздновали восемнадцатилетие Гарета Элтмана, увидела, как я стою рядом с Брайони Джонс, державшей незажженный косячок, закричала: «Энджел Кларк, я не потерплю наркоманку в своем доме!» – и вытащила меня за шкирку одолженной футболки с «Радиохедс», которую потом выбросила в мусорное ведро, обозвав «группой наркоманов». Объяснить это моему бойфренду оказалось довольно сложно, но нам было по семнадцать, и обещание мастурбации загладило всякую вину. Вот бы жизнь всегда была такой простой: у меня бы уже была зеленая карта…

– Значит, еще раз: ты в больнице, потому что съел слишком много булочек с марихуаной и заработал передоз?

– Да-да, я знаю, – захихикал папа. Блестяще, он еще не отошел. – Будто мы снова попали в семидесятые!

– Пап, мы же договорились не обсуждать того, что было до моего рождения, – напомнила я. По мне, так родители появились на свет в начале восьмидесятых, причем мать уже беременной мной, а папа – прелестным Кеном средних лет. Сексом они не занимались и, уж конечно, не употребляли наркотики. Из-за папиного «прихода» у меня как рукой сняло приятное опьянение шампанским, в чем я не могла не уловить иронии. – Отдыхай, завтра созвонимся. Тема лекции: «Скажи «нет» наркотикам».

– Твоя мама хочет попрощаться, – сказал он, длинно зевнув в трубку, не обращая внимания на мой ханжеский тон. Стыдно, но, честно признаться, я от души веселилась. – Позвони завтра, дочка.

Хоть мама и не могла меня видеть, я сделала мину «Не хотите ли объяснить свое поведение, юная леди?».

– Ну что, ты будешь на ужине у тетушки Шейлы на второй день Рождества? На следующей неделе она покупает говядину, нужно рассчитать.

Меня впечатлила ее попытка сохранить привычный деловой тон.

– И сколько травы запасти, – подхватила я. – Для десерта.

– Ой, как смешно, Энджел.

– Или перейдем сразу на крэк, несмотря на Рождество?

– Энджел, ты домой приедешь или нет? Мне надоело спрашивать!

– Не могу. – Я пыталась сказать это бодро, а не жалобно, что оказалось крайне сложным. – Перелет очень дорогой. В следующем году, обещаю.

Я не стала объяснять, что в следующем году рискую вернуться навсегда. Мать не заслуживала такого повода для злорадства: она с удовольствием выслушает подробности моего грандиозного фиаско. Я не до конца была честной с родителями насчет своего профессионального статуса. Под «не до конца честной» я подразумеваю чистое вранье.

– О, Энджел Кларк, ты доведешь меня до нервного срыва, – застонала она. – Одна в чужой стране, без денег, сидишь на Рождество в одиночестве…

– Не в одиночестве, – возразила я. – И почему это без денег?

Доля лжи в этом ответе как раз годится для разговора с матерью.

– Ах да, этот твой бойфренд. Когда ты собираешься нас познакомить? Что он, вернулся? Пошлялся без тебя по разным странам?

– Он был на гастролях, а познакомитесь вы как только, так сразу. – Из другой комнаты послышался крик Дженни, и я сразу вспомнила, что нахожусь не на очень странном подростковом телешоу девяностых, а на настоящей вечеринке. – Мне пора. Я сейчас у Дженни, отмечаем Рождество. Без всяких наркотиков.

Впрочем, головой не поручусь.

– Прекрасно, иди, веселись, а я буду сидеть в больнице у койки твоего отца. О нас не беспокойся.

Я сосчитала до десяти и сказала:

– Мам, он же не умирает, он просто под кайфом.

– Ничего, все хорошо. Поговорим завтра. Привет Дженни. – И она повесила трубку.

Я посмотрела в окно на оживленную манхэттенскую улицу. Как получилось, что мой отец в больнице вследствие побочного действия приема запрещенной законом субстанции, в чем моя мать также приняла участие, и, однако, именно меня выставили безответственной соплячкой? Внизу кто-то вышел из закусочной Скотти, и у меня заурчало в животе. Блестяще, меня еще и на хавчик пробило за компанию.

Меня не было всего десять минут, но на вечеринке словно прошло часа три. В первой комнате добавился десяток новых гостей, усевшихся на подоконнике и совавших головы в холодильник, а прежние куда-то переместились. На диване вместо моей чудесной подруги, замечательного бойфренда и его достойного сожаления товарища по рок-группе сидели очень пьяные парни-модели и уборщик, подметавший коридор через день, разглядывавший их с явным интересом. Надо же, а на вид и не скажешь… В небольшой квартире потеряться трудно: если нет ни в первой комнате, ни в кухне, остается ванная или моя бывшая комната. Так и вышло: отдав квартиру на разграбление прекрасным незнакомцам и незнакомкам, все мои друзья собрались в моей когда-то спальне: Эрин с мужем Томасом, Ванесса, Сигг, Алекс и Дженни валялись на кровати, хохоча, как дураки. Зрелище было прекрасное.

– Что я пропустила? – спросила я, пробираясь в эту веселую кучу-малу. Все начали двигаться, пока у каждого не оказался свой кусочек кровати. – Почему мы здесь?

– А я вспомнила, что ненавижу всех, кого наприглашала, – ответила Дженни с восторженным огоньком в глазах. – Поэтому мы прячемся.

– В таком случае предлагаю перейти через дорогу и взять чипсов – я умираю с голоду, – предложила я, положив голову на грудь Алексу и едва не замурлыкав, когда он пробежал пальцами по моим волосам. – Я только что говорила с родителями, так что алкоголь не поможет, пора звать на помощь тяжелую артиллерию.

– О, а я хочу хот-дог с чили. – Дженни лягнула меня с другого края кровати. – С родителями все в порядке? Они что, приезжают?

– О Боже, нет! – Тьфу-тьфу, не сглазить. – Папаша в больнице – наелся в гостях кексов до «припадка смеха», зато мать в своем репертуаре. Травка на нее совершенно не действует.

– Какие классные у тебя родители, – заметила Ванесса, глядя в потолок.

– Разве это родители? Это ж идиоты, – возразила я.

– Отец-то выкарабкается? – спросил Алекс.

– Да. – Я вдруг почувствовала себя трезвой и унылой. Средство от этого было только одно.

– Пойдем, возьмем тебе что-нибудь калорийное, – поддержал он, легко вскочив и протянув мне руку.

– Я тебя люблю, – сказала я, позволяя себя стянуть с кровати. Мне так хотелось чипсов!..

– Энджел, – начал Сигг невинным тоном, – твои родители были на вечеринке свингеров?

Это прозвучало не вопросом, а утверждением.

Я повернулась к Алексу, поджав губы и пристально глядя в глаза.

– Мне немедленно нужно поесть.

– Надо раздать подарки, прежде чем мы пойдем. – Дженни соскочила с кровати, задев Эрин и скинув на пол Томаса. – Подождите здесь.

– Подарки? – Я встревоженно посмотрела на Эрин и Ванессу. – Мы будем делать подарки?

Мало того, до Рождества оставалось несколько дней, и я еще ничего не покупала, и к тому же меня с детства приучили: открывать подарки до двадцать пятого запрещено. Нарушать этот закон можно лишь в двух случаях: если даритель уезжает из страны либо будет мертв рождественским утром. Теоретически Дженни не подпадала ни под одну из этих категорий.

– Мы с тобой нет, – зевнула Эрин. – Если это тебя утешит, я тебе ни черта дарить не собираюсь.

– Признательна. – Я мысленно взяла ее шарф «Марк» от «Марк Джейкобс» из-под елки и положила обратно на полку. Затем сняла его с полки и снова положила под елочку – на сей раз с моим именем на свертке.

Дженни вплыла в комнату с маленькой голубой коробочкой размером с чековую книжку, перевязанную серебристой лентой. Так как чековая книжка – подарок в высшей степени странный, я предположила, что там нечто маленькое и чудесное. Возможно, блестящее. Я немедленно забыла о правилах и выхватила коробочку. Под Рождество трудно держать себя в руках.

– Знаю, в последнее время тебе досталось, – начала Дженни, пока я сражалась с крепко затянутыми узлами на ленте. – И я задумалась: что может успокоить Энджи?

Сертификат на массаж? Уик-энд в горах? Коробочка наркотиков? Нет, тогда это был бы подарок от мамочки.

– Я вспомнила, что помогло мне самой, когда я с ума сходила. О местах, где я снова почувствовала себя Дженни.

Оп-па. Уроки танцев у шеста? Билеты в Вегас? Коробочка наркотиков?

– Поэтому я дарю тебе это. Наверняка полный отстой, дорогая.

Насчет «отстоя» я усомнилась, но лихорадочное выражение глаз Дженни меня испугало. Все молча смотрели, как я, бросив развязывать ленточку, стянула ее зубами – я ведь такая воспитанная – и сорвала обертку.

Елки-палки.

В коробке лежала брошюрка «Азартные игры для чайников» и три билета на самолет.

– Вегас, детка! – Дженни запрыгала на постели. – Ты, я и Эрин. Девичник на уик-энд, полная и отвязная попойка. Будем зажигать. Ни мыслей, ни страха, ни волнений, чистое веселье. Это то, что тебе сейчас нужно.

– Да?

Неужели и в самом деле да?

– Уж ты мне поверь, – успокоила она, плюхнув задницу чуть не на лицо Ванессе. – Напьемся, будем танцевать, болтаться у бассейна, ходить в СПА. Классно! Никому так не надо залезть по шесту, как тебе, дорогая.

– Правильно, Эндж, – вставил Алекс. – И рыбку съешь, и на шест влезешь.

Я хотела врезать ему, но решила ограничиться ролью зрителя, наблюдая, как Ванесса спихивает Дженни с кровати. Дженни громко шлепнулась на задницу. Поделом.

– А когда Дженни надоест придумывать для нас черт-те что, пойдем глазеть на витрины – наш клиент открывает бутик в «Кристалс», – сказала Эрин. – Не волнуйся, я не пущу Энджел танцевать у шеста.

Первый страх прошел, и я заулыбалась. Боюсь, это тот случай, когда заставлять меня что-то делать придется реже, чем останавливать. Я всегда хотела в Вегас – посмотреть, как девушки с перьями в высоких прическах подают замысловатые коктейли игрокам в блэкджек, а Фрэнк Синатра поет со сцены «Странники в ночи». Краем уха я слышала, что сейчас в Вегасе Ким Кардашьян глушит одно желе[5] за другим, а за пультом диджея Пи Дидди ставит свой айпод, но все равно: наверняка на Миле попадется заведение, сохранившее толику блеска старого Вегаса.

– Итак, – подняла билеты я, – когда летим?

Глава 6

К понедельнику я была по уши в делах. Будучи прелестной верной подругой, я не будила Алекса до полудня, грубо покинув его и отправившись на Бедфорд-авеню за пончиком, а чтобы избежать упрека в бессердечии, оставила записку.

Проснувшись, помывшись и успешно одевшись, я решила сегодня все делать правильно. Ну и что, если мои родители оказались торчками и любителями лотерей с ключами от машин[6]? Что с того, что у меня истекает виза? Подумаешь, нет работы! Если папаша не перейдет на «мяу-мяу»[7] и не задержится в больнице, я смогу примириться с их грешками. Что касается драматической ситуации с визой-дробь-работой, у меня все было под контролем. Настолько под контролем, что я с хрустом открыла новенький блокнот, купила ручку и уселась в гостиной, твердо решив выяснить, что делает меня незаурядной иностранкой. Вот только закончу список рождественских поздравлений. И напишу список подарков к Рождеству. Я оглядела свое рабочее место: чего-то не хватало. Нужно купить побольше еды и стопку новых журналов – для мотивации. И удлинить список желаний: ничто так не стимулирует, как большой пакет «Харибо» или мечта приобрести дорогую фирменную сумку.

О радость из радостей – непогода прошла и в Бруклине наступил ясный, холодный, красивый день. Стиляги Уильямсберга, как всегда колоритные в своих нелепых одеяниях – неоново-ярких шарфах, дутых сапогах и огромных меховых шапках, щеголяли черными очками в массивной оправе, настоящей константой у хипстеров. Это вселяло уверенность. Я сунула руки глубоко в карманы, стараясь не смотреть на соблазнительные витрины. Я сильная и, что важнее, голодная. Я шла по неровным тротуарам мимо мюзик-холла, где однажды присутствовала на выступлении Алекса, мимо «Бухточки», где Алекс много раз видел меня поющей в караоке. Ах, воспоминания!

В журнальном магазинчике парень за прилавком шумно вздохнул при моем появлении. Я коротко кивнула и быстро пошла по проходу, прячась за большим пакетом «Попчипсов». Всякий раз, входя сюда, я ожидала увидеть табличку: «Здесь не библиотека». Магазины радовались моей работе еще меньше, чем издатели «Спенсер медиа», но это меня не волновало. Я пришла со срочной журналистской миссией. Да, я разослала и-мейлы всем, кого знала в издательской сфере, но ведь есть масса людей, которых я не знаю, так отчего не обратиться к ним в наступившие дни добрых дел? У меня был план, осталось найти имена. Но чтобы взять штурмом нью-йоркский медиамир, надо как минимум знать журналы. Что за каторга – целый день изучать журналы мод! Обводя взглядом полки, я задыхалась от тайного восторга. Каждая обложка казалась волшебной. Темно-красные, травяно-зеленые, золотые, серебряные, блестящие. Ах-х-х, несовершеннолетние мамочки из эмтивишного шоу «Мама-подросток» стоят под деревом все вместе! Рождество сплачивает людей. Я жадно листала свежий выпуск «Вог», одновременно блуждая глазами по стеллажам. О-о-о, свадебные журналы!

Оглянувшись через оба плеча, я схватила «Брачные узы: Нью-Йорк». Журнал оказался тяжелым. Сердце забилось сильнее. Я открыла его наугад, попав на очаровательную невесту с женихом и венчание под Рождество в нью-йоркских «Рейнбоу румс». Ох-х-х! Невеста была в платье «Ромона Кевеза», жених в костюме от Ив Сен-Лорана, кольца от «Картье». Я с ходу принялась подгонять церемонию под себя. «Кольца, во-первых, от «Тиффани». Алекс скорее всего наденет винтажный костюм. А я хочу платье собственного дизайна, чтобы в последнюю минуту его выбросить и заменить непомерно дорогим. И немного валиума», – подумала я, решительно закрывая журнал. Какой он все-таки тяжелый!.. Если запустить им кому-нибудь в голову, серьезные увечья обеспечены.

– Замуж выходите, мисс? – спросил вдруг продавец из-за моего плеча, впившись глазами в свадебную порнографию.

Я ответила совершенно обоснованным пронзительным смехом.

– Я? Нет! – Однако по какой-то причине я была не в силах положить журналы обратно. – Не сейчас.

– Понятно. – Он вразвалку пошел к прилавку, за которым и скрылся. Благосклонность небес, заслуженная мной в статусе потенциальной невесты, быстро улетучивалась. – Просто нравится читать свадебные журналы.

Да кто он такой, проверяющий от издательств? Я несколько месяцев пользовалась этим магазином как библиотекой, а он хоть бы пикнул, и вдруг сегодня начал придираться!

– Я журналистка, провожу исследование, – объявила я, с тяжелым шлепком кладя всю стопку на прилавок. – Я очень известный специалист.

Продавец купился на это не больше юриста Лоуренса.

– О’кей, – сказал он, приподняв бровь и пробивая журналы. – А то некоторые любят просто почитать журналы. С вас тридцать девять долларов.

– Мать твою! – Я вытащила почти все до единого пенни из кармана и протянула продавцу. Обязательно надо устроиться в свадебный журнал – «Хит», по-моему, стоил четвертак. – В смысле, спасибо.

– Вам спасибо. – Он отдал сдачу и сложил журналы в дешевого вида пакет коричневой бумаги. Я скорее согласилась бы идти по улице с номером «Сисек»[8].

С журналами под мышкой, высоко подняв голову, я уверенной походкой вышла из магазина и бегом побежала в «Багелсмит» с бьющимся сердцем и потными руками, сгорая от нетерпения еще раз посмотреть на ручной работы коробочки из чистого серебра с подарками гостям церемонии. Душа просила роскошной свадьбы.

– Энджел, привет! – Продавец пончиков Ронни помахал мне рукой из-за прилавка. – Как обычно?

– Да. – Я махнула в ответ, усаживаясь на высокий барный стул у окна и вытаскивая стопку журналов. Зимой здесь мое любимое место. Летом я буду сидеть за уличным столиком кафе-мороженого, весна и осень застанут меня у Ист-Ривер – буду смотреть, как ходит паром между Бруклином и Манхэттеном, но зимой мое излюбленное место – у запотевшего окна в «Багелсмит».

Посматривая на прохожих, я задыхалась от восторга над свадебными платьями, чехлами для стульев и именными карточками у обеденных приборов. Мимо шли модели, музыканты, курьеры, студенты, молодые мамаши, местные старички, одинаково стенающие от засилья яппи и хипстеров. Всегда что-то новое, но никогда ничего удивительного… До сегодняшнего дня. Неповторимая шапка каштановых кудрявых волос и алый тренчкот смотрят на меня, стоя на другой стороне улицы. Дженни. Я бешено замахала, одновременно ища сотовый в сумке на случай, если Дженни слепая. Но восторг при виде подруги, перейдя с закипания на ключевое бурление, сменился страхом. Почему она здесь? Отчего сперва не позвонила? Что стряслось? Все ясно, у нее сгорела квартира. Через секунду она помахала мне в ответ и пошла через улицу. Я опустила глаза на журналы. Черт, она не должна это видеть. В панике я сунула их в мою торбу от Марка Джейкобса, стараясь не разорвать ослабевшие швы.

1

Детское телешоу на канале ВВС. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Имеется в виду дизайнерская сумка фирмы «Малберри».

3

Английская супермодель.

4

Имеются в виду кексы с марихуаной.

5

Желе с алкоголем, популярное на вечеринках.

6

Речь идет о вечеринках, на которых все мужчины складывают свои ключи от машины в вазу или пакет, а женщины не глядя выуживают ключи, определяя таким образом, кто подвозит их домой и получает благодарность в виде секса.

7

Имеется в виду мефедрон, стимулятор из класса амфетаминов.

8

Порнографический журнал.