КОРРЕКТОРЫ

— Куда все делись? — спросил Майк, которого снова поразила пустота вокруг. Где машины? Садовники? Продавцы? Дети?

Клиндер пожал плечами.

— Люди, умершие за десять лет, занимают немного места. Посчитай.

Но у него не было настроения считать. Он чувствовал пустоту в мозгу, даже просто пытаясь думать об этом. Клиндер вёз Майка в компаунд; доктор дымил как паровоз, крутя руль своего зеленого «жука». Это можно было вынести только благодаря дымчато-зеленому деодорайзеру в форме колибри, болтающемуся у заднего стекла.

В конце концов он все-таки заметил пешехода. Бродяжка, толкающая коляску, полную пустых жестянок. На ней было странное муумуу всех цветов радуги, и судя по вытянутым в трубочку губам, она что-то насвистывала, хотя он и не мог её слышать. Они обменялись взглядами, когда машина проезжала мимо. Её глаза: чёрные, блестящие. Майк мог поклясться, что видел её раньше. На близком расстоянии она выглядела не такой уж дряхлой. Скорее она была похожа на гостеприимную хозяйку какого-нибудь модного курорта, из тех, что порхают среди гостей, следя, чтобы их стаканы с ананасовым соком не пустовали.

— Не обращай на неё внимания, — отрывисто сказал Клиндер. — Это сбой. Одна из тех аномалий, о которых я упоминал.

Что он сказал? — подумал Майк про себя; он чувствовал себя как-то странно, как в тумане.

— Позволь задать тебе один вопрос. Мне говорили, что у тебя исключительная память. Что в точности ты помнишь о том дне, когда мы встретились? О той экскурсии, когда ты учился в школе?

Майк посмотрел на него и солгал:

— Ничего.

Клиндер улыбнулся.

— Это хорошо, — он мягко похлопал Майка по колену. — Хорошо.

— Как там Денни? — спросил Майк.

— Он держится неплохо. Сейчас он проходит процедуру. Его сын тоже там.

Процедура? Шон? Прошли месяцы с тех пор, как он в последний раз видел племянника. Они никогда не поддерживали связи. Мальчик как будто чувствовал, что с ним что-то не так.

Нет. Он не мог ничего знать о Джулии.

— Шон — единственный, с кем говорят птицы, — сказал Клиндер. — И, откровенно говоря — я понятия не имею почему. Но теперь, когда у нас есть Дэниел, у нас есть кому расшифровывать коды.

Расшифровывать коды? Майку было трудно уследить за ходом мысли доктора. Его ум продолжал скользить, пытаясь уследить за окружающим пейзажем.

— Я видел твою веб-страничку. С каких это пор ты стал религиозен?

— Это только оболочка, — Клиндер улыбнулся и выдохнул облако дыма. — Я никогда не был религиозным — я учёный. Но людям, попадающим сюда, необходимо во что-то верить, Майк. Им нужен кто-то, за кем они могут идти. И я даю им это. Я даю им объяснение и веру, — он снова засмеялся своим кудахчущим смехом. — Быть мёртвым не так-то просто.

Несмотря на своё смутное состояние, а может быть, благодаря ему, Майк почувствовал отвращение к легкомысленному самодовольству Клиндера и его небрежному чувству собственного превосходства, как если бы это было чем-то само собой разумеющимся. Как если бы он сказал: «Эти придурки выбрали меня папой! Можешь ты себе такое представить?» Его отталкивал безмерный докторский эгоизм и его амплуа жизнерадостного мошенника. Он напоминал ему некоторых рекламщиков, с которыми он сталкивался. Скользкий, бездушный и обаятельный, как дьявол.

Но Клиндер напоминал ему кого-то ещё. Кого-то, кого было не так просто скинуть со счётов.

— С тобой все в порядке? — спросил доктор.

Майк кивнул, проглотив готовую было сорваться едкую реплику.

Клиндер повернул к себе зеркальце заднего вида и, скорчив гримасу, стал рассматривать свои зубы.

— Удивительно, что ты не видел меня по телеку, сынок, ведь я у нас — штатный эксперт.

— В какой области?

Они остановились на красный свет.

— Во всех. Я нравлюсь камере. Я говорил тебе когда-нибудь, что раньше снимался в кино? Тогда-то я и встретился с твоей мамой. Я играл настоящего мушкетёра.

Майк попытался вспомнить мушкетёров. Все, о чем он мог думать, была Аннетта и её груди. Что он там сказал о его маме?

— Это было в начале сороковых. Прототип Клуба Микки-Мауса. Я там был распорядителем. НУ КАК, МЫ ЕЩЁ РАЗВЛЕКАЕМСЯ?

Он прокричал эти слова, и Майк вздрогнул от неожиданности.

— Прости. Это была моя реплика, которой открывалось каждое шоу, — глаза Клиндера подёрнулись дымкой воспоминаний. — Лучшее время в моей жизни. Мне аплодировали стоя. Вызывали из-за кулис. Когда в тебе поселяется театральный чертёнок, от него чертовски трудно избавиться.

Да, Майк хорошо знал, что он имеет в виду. И это осознание потрясло его. Вот кого напоминал ему Клиндер — похотливый крикун, жизнерадостный жулик. Говорливый и одарённый. Никогда не сомневающийся в том, что у него есть право занимать место на сцене, не задумываясь, использующий свою власть. Всю жизнь распоряжающийся другими людьми, как шахматными фигурами, употребляющий свои таланты на приукрашивание и развитие идей, в которые не вкладывал ничего и за которые не брал на себя никакой ответственности. Чувствуя прилив тошноты, он понял: это было все равно что смотреться в зеркало.

Клиндер напоминал ему его самого.

Не обращая на него внимания, доктор продолжал:

— Они засняли несколько эпизодов, пытались продать их как киножурнал. Но на него никто не обратил внимания, — он улыбнулся. — Тогда они ибсенизировали меня.

— Ибсенизировали?

— Ну да, я стал совсем безобразным, когда мои гормоны вступили в игру.

Черт, как долго не загорается зелёный.

— Я был профи по части банджо, — пальцы Клиндера поползли по его обширному животу, он с ухмылкой принялся дёргать за невидимые струны. — Но я был уже совсем не мальчик. Никогда не замечал, что происходит с детьми-звёздами?

Да заткнётся ли он когда-нибудь? Господи, как же этот человек любит звук собственного голоса!

— Они так чертовски восхитительны, пока они дети. А потом наступает созревание. И вся их привлекательность сходит на нет, превращается в нечто смехотворное. Вот так и случилось со мной, — Клиндер закудахтал.

Это было абсолютно верно. Проклятье, этот красный свет собирается гореть вечно!

— Ибсенизировали?

— Настоящий Железный Дровосек. Из «Волшебника Страны Оз»[41].

Чёрная машина подъехала к ним и остановилась впереди, не закончив поворот. Она включила фары, но не двигалась с места.

— У него была аллергическая реакция на серебряный грим. Страшно было смотреть — едва держался на ногах. Тогда его место занял Джек Хейли. Парень, должно быть, сильно огорчился, узнав об этом. Джек стал звездой. Звёздный час Ибсена был, когда он танцевал с Ширли Темпл.

Он помнил это.

— Но она не стала безобразной.

— Да уж, она стала послом Соединённых Штатов в Мали или чем-то в этом роде.

— А Бадди выкачивал деньги в Беверли…

Клиндер улыбнулся.

— … Хиллз, вот именно.

— Плавательные бассейны, — сказал Майк.

— Кинозвезды.

Клиндер опять согнул пальцы, и как раз в тот момент, когда оба они были уже готовы воспроизвести в уме начало соло на банджо Флэта и Скраггса, залп крупной дроби высадил заднее стекло. Осколки посыпались дождём на их головы и плечи.

— Господи помилуй! — воскликнул Клиндер.

Пригибаясь, Майк разглядел толстого китайца, высунувшего дуло дробовика из заднего окна чёрной машины, подъехавшей к ним сбоку. Та машина, что была спереди, сдала назад, пока не коснулась их бампером.

Вот дерьмо, подумал он. Опять начинается.

Но Клиндер не испугался — он кипел от негодования.

— Эй вы, долбоебы, что это вы тут затеяли?! — Он высунулся из машины и со всей мочи заколотил в тонированное стекло чёрной машины, загородившей им дорогу. На его плечах блестели алмазы, как у Майкла Джексона.

— Кто это? — спросил Майк, затиснувшийся под щиток.

— Корректоры, — сказал Клиндер. — Кто же ещё? Они просто пытаются нас запугать.

Майк сел на сиденье, и стекло в чёрной машине опустилось. Темноволосая женщина в больших солнцезащитных очках улыбнулась из окна. Между глаз у неё было что-то вроде татуировки. Буква «Х».

— Доброе утро, доктор, — сказала она.

— Иди в жопу! Вам что, идиотам, делать больше нечего?

— Мы хотим поговорить.

— Ну так позвонили бы мне.

— Не с тобой. Как дела, Майк? — спросила женщина. — Пейджер ещё при тебе?

Он кивнул, с удивлением пытаясь понять, как она может быть связана с Такахаши. С азиатом, постоянно держащим руку в кармане.

— Они дали тебе пейджер? — брызгая слюной, забулькал Клиндер. — Да… Да ты имеешь представление, кто это такие?

— Не особенно, — признался он.

— Классические социопаты! — он поднял вверх палец. — Держись от них подальше.

Майка позабавило, что Клиндер не сомневался в том, что он будет повиноваться ему, как повиновались все остальные.

— Почему?

— Почему? Почему?!! Они убивают людей, вот почему!

— Мне казалось, ты говорил, что мы все здесь мёртвые.

Водитель чёрной машины прошептал: «Боже мой!»

— Да, мы все мёртвые, — сказал Клиндер.

— Так каким же образом, черт возьми, они могут убить мёртвых людей? — спросил Майк.

Клиндер закатил глаза.

— Они могут, понял? Я ручаюсь тебе в этом.

— Ты с ним или с нами, Майк? — спросила темноволосая женщина.

Клиндер или Корректоры? Таков ли был вопрос? Майк посмотрел на женщину с меткой между глаз. Сорок лет. Короткие тёмные волосы. Широкая кость. Её голос напоминал ему молодую Лорен Бэколл[42]: дым и гравий. Он перевёл взгляд на лысого, непомерно толстого Клиндера в его бумажной фуфайке. Человека, который загипнотизировал его, когда ему было десять лет.

— Что стало с Гейл? — спросил его Майк.

— Гейл? — Клиндер нахмурился.

— Женщина, с которой ты жил.

— А, Гейл, — доктор облизал губы. — Не знаю. Мы разошлись. Она была немного… ну, жёсткой. Не одобряла мои методы. И она никогда не ладила с пришельцами.

— Пришельцы сосут, — сказала женщина.

Клиндер хихикнул.

— Милая, какая богатая философия! Неудивительно, что у вас, ребята, столько приверженцев.

Выбор был сделан прежде, чем он успел даже осознать, что сделал его. Волна облегчения затопила Майка, когда он выбирался из «жука» Клиндера. У него было такое чувство, будто он был заперт в одной клетке с питоном. Он решил, что главным вопросом было — кто представлял большую угрозу для Денни? Клиндер или Корректоры? Сделать выбор не представляло труда. Клиндер был трусом. Как убивают Корректоры, он видел. Он объяснит им, что они охотятся не на того человека. Денни не опасен. Он же профессор, боже мой! Они вычеркнут его из своего списка, и все это сумасшествие закончится.

— Что ты делаешь? — окликнул его Клиндер.

Майк шёл к задней дверце чёрной машины.

— Вернись!

Женщина сказала:

— Заткнись, доктор.

— У них оружие, Майк.

— У меня тоже, — напомнил ему Майк.

Женщина улыбнулась.

— У нас много общего.

— У меня только один вопрос, Клиндер, — сказал Майк, облокачиваясь на бампер чёрной машины. — Если у них оружие, почему я не боюсь их? Почему я боюсь тебя?

Клиндер не отвечал. Он вытер лоб, очень быстро вновь покрывшийся обильным потом.

— Ответь ему, доктор.

— Объяснений может быть много. Стресс повлиял на твой выбор. Ты исчерпал свои силы. Ты находишься на стадии отрицания…

Майк рассмеялся.

— Или ты загипнотизирован, — сказала женщина.

Майк улыбнулся.

— Или я загипнотизирован. Тебе не приходило в голову, что я помню этот фокус, который ты проделывал со своим пальцем и голосом? Как я мог забыть это, доктор?

Женщина начала обратный отсчёт.

— Пять… четыре…

— Заткни пасть, сука, — сказал Клиндер.

— Три… — продолжала женщина.

— Заткнись!

— Два. Один, — сказал Майк и щёлкнул пальцами.

Трансформация не заставила себя ждать. Освещение вокруг изменилось — свет стал теплее и глубже. Женщина в солнечных очках оказалась гораздо привлекательнее, чем ему виделось. Буква «X» между её глаз исчезла. А плечи Клиндера были покрыты осколками стекла.

— Это тупик, Майк. Ты не можешь соревноваться с Колибри.

— Зелёный свет, — сказал Майк.

Чёрная машина, стоявшая перед «жуком», завернула за угол.

— Послушай, приятие — это наш единственный выбор!

— Док? — Он дождался, пока не стал уверен, что полностью завладел вниманием Клиндера. — Передай Денни, что я найду его.

Клиндер испустил вздох изнеможения, словно он в жизни не слышал ничего более абсурдного.

— Приходи ко мне, когда ты захочешь знать правду, — доктор выжал сцепление и рывком тронулся с места.

Разбитое заднее окно зеленого «жука» исчезло за углом. Майк понял, что больше не смог бы вынести общества Клиндера даже секунду, что гипноз был, видимо, единственной вещью, позволявшей выносить этого старого мудака.

На коленях у женщины в чёрной машине лежал маленький пистолет.

Майк сказал:

— Корректоры, а?

— Да, нас так называют. Залезай.

Толстый китаец с дробовиком открыл дверцу и подвинулся на заднем сиденье. Майк плюхнулся рядом с ним.

— Меня зовут Дот, — сказала темноволосая женщина, сидевшая впереди. — А это By. — У высокого жилистого водителя, очевидно, имени не было.

— Откуда вы, ребята, знаете про пейджер? — спросил Майк.

— Тебе ведь его дал Такахаши, верно? А он один из нас.

— У меня сложилось впечатление, что он работает на Клиндера.

— Так и есть. Кио — двойной агент.

Опять это имя. Что-то было связано с этим именем. Двойной агент? Это означало, что женщина и парень в магазине «7-Eleven» тоже были двойными агентами. Это означало, что они были Корректорами. Все это было очень непонятно. Наконец Майк сказал:

— Такахаши говорил, что ваши люди хотят убить моего брата.

— Так и было.

— Послушайте. Денни у Клиндера. У Перешедших, верно? Так что вы можете отозвать обратно своих ищеек.

— Мы знаем, — сказала Дот. — Теперь у нас есть все коды.

Коды, шмоды.

— Послушайте. Здесь большое недоразумение. Денни не опасен.

— Он опасен для тебя, Майк, — сказала Дот.

Водитель сказал через плечо:

— Я сделаю его для тебя, брат. Ты только скажи.

Майк прислонился к дверце и сказал, обращаясь ко всем сидящим в машине:

— Позвольте мне окончательно прояснить один вопрос. Если хоть кто-нибудь прикоснётся к Денни — он мертвец.

— Черт! — восторженно выругался толстый китаец.

— Я же тебе говорила, — ответила Дот, лучась улыбкой.

— Это он, — сказал водитель, обрушивая обе ладони на рулевое колесо.

Майк вытащил свой револьвер и прижал дуло к уху толстяка, сидящего рядом с ним на сиденье.

— Думаете, я шучу? Вы думаете, мать вашу, это шутка? А ну-ка, жирюга!

— Он мне нравится, — сказал китаец, клокоча от смеха. Он хлопнул Майка по колену. — Может быть, как-нибудь однажды я убью тебя, а?

ПЕРЕШЕДШИЕ

Человек аккуратно положил голубую брошюру на стол перед Дэниелом. Это был один из клиндеровских «священников». Нагрудный карман его лабораторного халата оттопыривался, как будто в него были засунуты смятые купюры.

— Это наша настольная книга. В ней объясняется все. Шон сел к Дэниелу на колени и закатил глаза:

— Ох, это такое занудство!

То, как книга была передана ему — торжественно, словно это было Святое Писание — напомнило Дэниелу один из любимых кадров Майка: сцена в библиотеке в «Гражданине Кейне»[43], когда репортёру, который искал Роузбада, предлагают священные мемуары мистера Бернштейна.

По в этой комнате, глубоко в недрах компаунда, не было ничего от величия этой библиотеки — ни мрамора, ни колонн, ни гигантского стального купола, ни столбов света из окон. Это была комната для совещаний — такая же простая, белая и функциональная, как любая комната в университете.

— Это та самая, которую меня просили проанализировать?

— Сэр? — озадаченно переспросил другой человек, сидящий в дальнем конце длинного коричневого стола.

— Боже мой, в этом месте хоть кто-нибудь с кем-нибудь разговаривает?

Шон поёрзал у него на коленях. Дэниел погладил его по голове и открыл тоненькую голубую книжицу.

ДВЕНАДЦАТЬ СТУПЕНЕЙ ПЕРЕХОДА

Джоэл А. Клиндер

I. Явление

Перешедший медлит у входа. Не в силах отцепиться от своего прошлого, он бессознательно связывает себя с остатками Предыдущей Жизни.

II. Отрицание

Перешедший продолжает существовать, как если бы ничего не произошло, находя оправдания любому несоответствию между окружающей реальностью и прошлым.

III. Самообман

Перешедший соружает хитроумные объяснения для существующего положения вещей. Часто он фиксируется на мифологизации прошлого или тяготеет к экстремальным точкам маниакального спектра — от параноидальной до паранормальной.

IV. Торговля

Чтобы предотвратить подавляющее чувство перемещенности, Перешедший усваивает некоторое количество ритуализированных маниакальных привычек (См. «Магическое мышление» и «Поклонники»).

V. Горе

Потеря смертности — вещь, к которой непросто адаптироваться. Любая модель поведения, используемая Перешедшим для осознания своего существования, основана на взгляде сквозь призму времени — его привычном видении, которое было условным. В мире, лишённом предельных сроков, последствий, окончаний — в мире без часов — у Перешедшего нет последовательной парадигмы, с помощью которой он может судить о своих действиях и решениях, оценивать себя. После того как предыдущие способы справиться с ситуацией оказываются бесполезными, он начинает по-настоящему ощущать свою утрату.

VI. Обвинение

Перешедший увязает в комплексах, таких как месть, ни на кого не направленная враждебность, экзистенциальный гнев. Он ищет козла отпущения, объект, который можно обвинить. Результатом чего может стать…

VII. Насилие

Недолго длящееся и бесполезное заблуждение, которое, к счастью, лишь немногие Перешедшие пытаются действительно воплотить в жизнь (См. «Корректоры»).

VIII. Ступор

Истощённый предыдущими стадиями, Перешедший подвергается странному психическому параличу. Он предпочитает не двигаться, не говорить, не иметь дела ни с чем хотя бы отдалённо человеческим. Он предпочитает ничто. Избегайте таких людей. Они представляют собой обманчиво могущественные средоточия негативной энергии.

IX. Любопытство

В мире, где нет счётов, подавленных желаний, ненужного страдания и страха, Перешедший может искать неизведанных доселе миров развлечения и свободного времяпрепровождения. Это может оказаться благодатным занятием: неисследованные территории наносятся на карту, неожиданные возможности изучаются. Хобби становятся постоянным занятием.

X. Экстаз

Перешедший чувствует заполняющую его радость. Он становится Наслаждающимся, и его общества желают многие. Он устраивает вечеринки; он смеётся; он шутит; он занимается сексом.

XI. Приятие

Ты мёртв. Ты будешь мёртв ещё долгое время. Добро пожаловать на борт.

XII. Воссоединение

Переживание новых встреч со своими прежними знакомыми и любимыми людьми может стать моментом обновления, ради которого живут все Перешедшие. Потрясение от этого опыта не должно недооцениваться.

Дэниел закрыл книгу. Шон заснул, сидя у него на коленях.

— Ничего более бредового я в жизни не читал.

Лаборант сказал:

— Отрицание.

— Должно же быть лучшее объяснение, чем это?

— Самообман.

Дэниел опять раскрыл брошюру.

— Двенадцать ступеней. Почему всегда двенадцать ступеней? Только раз в жизни я, кажется, видел тринадцатиступенную программу.

Лаборант промолчал.

— Слово «сооружает» написано с ошибкой, — добавил Дэниел.

— Торговля, — сказал тот.

— Прекратите это! Я прочёл книгу! Что, черт побери, значит «Перешедший»?

— Один из вновь посвящённых мёртвых.

— Вы хотите сказать, что все здесь… — он сделал попытку произнести это абсурдное слово. — Я чувствую запах волос моего сына! Я могу чувствовать, как бьётся его сердце. А как насчёт Рэчел? А как насчёт — я только недавно разговаривал с моим старым школьным другом Джорджем. Вы хотите сказать… кадавры, которые ходят от дверей к дверям?

Лаборант прочистил горло и сел за стол напротив Дэниела. Он вытащил миниатюрный компьютер из кармана халата и нажал несколько кнопок.

— Рэчел?

— Рэчел Линдсей. Мой парикмахер.

— Детройт, я полагаю?

Дэниел кивнул.

Тот впечатал имя одним пальцем.

— Рэчел Линдсей. Отрицание. Умерла от рака месяц назад.

Дэниел посмотрел на человека в халате. Тот осведомился:

— Джордж?

— Джордж Адамс, — слабым голосом сказал он. — Мы вместе бежали эстафету.

Клик. Клик, клик, клик, клик, клик.

— Джордж Адамс. Самообман. Умер от передозировки наркотиков. Восемь лет назад. Они все мертвы. И все они здесь. Каждый из тех, кто умер за последние десять лет, находится здесь.

Шон открыл глаза и сказал:

— С тысяча девятьсот девяностого.

Другой добавил:

— Вот куда подевались все толпы, если вам это бросилось в глаза.

— Вы… — Дэниел прилагал все усилия, чтобы не выругаться. — Что вы тут устроили?

— Успокойся, — сказал Шон.

— Обвинение, — сказал лаборант, и Дэниелу захотелось врезать ему по лицу. — Вы, возможно, испытываете желание ударить меня.

— Заткнись!

— Гнев и насилие. Вы очень быстро продвигаетесь.

— Я ломал мебель, — признался Шон.

Лаборант подтолкнул по столу в направлении Дэниела какую-то вещь. Она скользнула по поверхности и остановилась рядом с его рукой: серебряная зажигалка «зиппо», прикреплённая скотчем к пачке «Салема».

— Добро пожаловать на борт, — сказал лаборант.

Дэниела охватило внезапное чувство невесомости. Как будто он в любой момент мог поплыть к потолку и зависнуть там, как ускользнувший на празднике воздушный шарик. Он вцепился в сына, как если бы это был его балласт. Он ощущал тепло головы Шона, его невозможно гладкую щеку. Это, должно быть — что? Ступор? То, что он знал, что именно он ощущает, не делало никакой разницы. Он не чувствовал ничего. Ни печали. Ни голода. Ни боли. Его тело потеряло все свои аппетиты и желания. Оно могло быть телом кого угодно.

Поворачивай до отказа, подумал он. Это была фраза из прошлого: техническое выражение, его употребил как-то дядюшка Луи, когда они чинили штемпелевочную машину. «Бери семь на шестнадцать и крути до отказа», — наставлял он. Вот на что это похоже. Болт, который не может держаться крепче, чем есть. Его уже не провернуть.

— Нам надо поспать, — сказал ему сын. Его голос был отдалённым — воспоминание о другом времени. Как будто он находился в другой комнате, а не у него на руках.

Спать — это звучало хорошо. Это звучало чертовски хорошо.

Дверь открылась, явив взгляду Клиндера и Такахаши, спорящих о чем-то в холле; доктор, покрытый потом, держал толстую руку на дверной ручке, его пижама сверкала блёстками, как костюмы Майкла Джексона.

— Верни его, черт вас всех подери! — говорил Клиндер. — Мы будем работать над книгой.

Получивший выговор Такахаши кивнул и скрылся из вида.

— Какая ступень? — рявкнул Клиндер, входя в комнату.

— Девятая, — отвечал лаборант.

— Великолепная работа, — Клиндер подошёл и остановился рядом с Дэниелом. Его рукава и плечи были покрыты мерцающими алмазами. — Дэниел! У меня для тебя очень хорошие новости. Я собираюсь сосчитать от пяти до одного. После этого я щёлкну пальцами, и ты проснёшься. Готов? Начали. Пять, четыре, три, два, один.

Щёлк!

Дэниел моргнул. Он заметил, что плечи Клиндера были покрыты мелкими осколками стекла.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Клиндер.

Дэниел зевнул.

— Я устал.

— Просто ты был под гипнозом. Это ускоряет стадии перехода.

— Под гипнозом?

— Совершенно верно.

— Но я все помню. — Они имели в виду дневник Майка. Те люди в зеленой комнате. Теперь он знал это. Они очень осторожно расспрашивали об этом. Почему дневник так беспокоил их? Что это за скандал, которого они так боялись? Дэниел потёр глаза и снова зевнул.

— Вы сказали что-то про «хорошие новости».

— Да, сказал, — кивнул Клиндер, садясь на край коричневого стола. Он прикурил сигарету от серебряной зажигалки «зиппо», помедлил, наслаждаясь затяжкой и паузой. Потом выпустил слова вместе с клубами дыма: — Твоя жена жива.