Доктор Бруно Клопфер, который первым использовал тест Роршаха, или толкование чернильных клякс, упоминает в своем исследовании 1957 года об интересном случае доктора Филиппа Уэста и его пациента мистера Райта. Доктор Уэст лечил мистера Райта, у которого была злокачественная опухоль — лимфосаркома. Никакое лечение не помогало. Время было на исходе. В нескольких местах у мистера Райта были огромные, величиной с апельсин, опухоли. У него были увеличены селезенка и печень. Из-за рака он с трудом мог дышать. По мнению доктора Уэста, больному оставалось жить не больше недели.

Но мистер Райт отчаянно хотел жить. Он сильно надеялся на лекарство под названием «Кребиозен». Он умолял лечить его этим новым препаратом, но лекарство еще проходило клинические испытания на больных, которым, по расчетам врачей, оставалось жить около трех месяцев. У мистера Райта прогноз был гораздо хуже, поэтому он не подходил в качестве испытуемого.

Но мистер Райт не сдавался. Он знал, лекарство существует. Верил, что оно чудодейственно сильное. Он настаивал на своем, и врач неохотно, но все же ввел ему «Кребиозен». Доктор Уэст ввел препарат в пятницу, но не верил, что больной дотянет до воскресенья.

Однако, к его величайшему удивлению, в понедельник больной уже поднялся с койки. По словам доктора Клопфера, «все лимфатические узлы с опухолью буквально растаяли, как снежки на солнце». Они стали вполовину меньше. И через 10 дней после инъекции «Кребиозена» мистер Райт выписался из больницы совершенно здоровым, без видимых признаков рака.

Мистер Райт радовался и ликовал, расхваливая «Кребиозен» как чудодейственное средство. Но спустя два месяца стали писать о неэффективности этого лекарства. Мистер Райт впал в глубочайшую депрессию, и недуг вернулся.

Тогда доктор Уэст решился на хитрость. Он убедил пациента, что первая партия лекарства была испорчена из-за неправильной транспортировки, поэтому и снизилась эффективность. Он сказал, что достал новую партию совершенно свежего «Кребиозена», очень чистого препарата высокой концентрации (разумеется, это был чистейший вымысел). После этого врач сделал больному инъекцию дистиллированной воды!

И снова произошло чудо. Опухоли почти исчезли, жидкости в легких больше не было. Еще около двух месяцев самочувствие у мистера Райта было хорошим. Но вмешалась Американская медицинская ассоциация, которая во всеуслышание объявила, что «Кребиозен» по результатам клинических испытаний оказался совершенно неэффективным. На этот раз мистер Райт потерял всякую веру в выздоровление. У него случился рецидив, и он умер два дня спустя.

Прочитав об этом случае, я подумала: «Ну да, как же!!!» Разумеется, это был неправдоподобный случай. Разве могут раковые опухоли таять, словно снег, от инъекции простой воды? Если бы это было правдой и было так просто побороть рак, то почему онкологи не ходят по палатам и не колют пациентам, больным раком четвертой стадии, обычную воду? Если нечего терять, то вреда это не причинит.

Все это казалось совершенно невероятным. Поэтому я и стала выяснять подробности. Разумеется, если в этой истории была хоть крупица правды, то должны были наблюдаться похожие случаи. И о них должны были непременно писать. Вот, например, в журнале Journal of Clinical Investigations упоминали о пациентке, у которой была сильная тошнота и приступы рвоты. Врачи инструментальным путем измерили сократимость желудка. Выяснилось, что ее характер соответствует характеру недуга. Тогда больной предложили новое, чудодейственное, очень сильное лекарственное средство. Врачи обещали, что оно непременно устранит тошноту.

Через несколько минут тошнота прошла. Инструментальные исследования показывали нормальную сократимость стенок желудка. Но врачи солгали. Вместо сверхдейственного лекарства ей дали обычный рвотный корень, или ипекакуану. То есть это было средство, которое не подавляло рвоту, а наоборот, вызывало ее.

Когда пациентка верила, что симптомы болезни пройдут, у нее прекращалась рвота и нормализовалась сократимость стенок желудка, хотя состояние, напротив, должно было ухудшиться.

Эта история заставила меня в недоумении почесывать затылок. Это было любопытно, но ничего не доказывало.

Вскоре после услышанной истории мне на глаза попалась статья в журнале New England Journal of Medicine, в которой говорилось об известном хирурге-ортопеде докторе Брюсе Мосли, знаменитом своими операциями на колене с инвалидизирующей болью. Чтобы доказать эффективность собственного хирургического метода, он изобрел совершенно уникальную методику проведения исследований с контрольной группой.

Было две группы пациентов. В одной всем делали знаменитую операцию на колене. Во второй проводили очень тщательную имитацию оперативного вмешательства. Пациенту давали наркоз, делали три хирургических разреза. Затем ему показывали на видеомониторе заранее записанную реальную операцию другого человека. Доктор Мосли даже разбрызгивал воду вокруг хирургического стола, чтобы имитировать промывание ран раствором. Затем разрезы на колене зашивали.

Как и предполагалось, после настоящей операции две трети пациентов избавлялись от боли в колене. Но исследователей поразили результаты именно имитированных оперативных вмешательств — они были точно такими же! Более того, в определенный момент после имитации больные чувствовали себя лучше, чем после реальной операции, видимо, из-за отсутствия настоящего травмирующего вмешательства.

А что же думали сами пациенты доктора Мосли о результатах исследования? Один из ветеранов Второй мировой войны, перенесший операцию-плацебо, сказал: «Меня прооперировали два года тому назад, и с тех пор у меня не было никаких проблем с больным коленом. Сейчас оно у меня не хуже здорового». Результаты этого исследования буквально ошеломили меня.

История с мистером Райтом и леди, которой дали рвотный корень, — это так называемые исследования конкретного медицинского случая, известные наличием субъективного компонента. При интерпретации данных в медицинской литературе их не считают «золотым стандартом». Меня учили, что «золотым стандартом» научных данных могут служить данные, полученные в ходе рандомизированного, поставленного двойным слепым методом исследования с контрольным клиническим испытанием с применением плацебо и последующей публикацией в научном журнале с рецензиями коллег.

Вот как раз исследование доктора Мосли, рандомизированное, осуществленное двойным слепым методом, с проведением плацебо-клинических испытаний и публикацией результатов в одном из авторитетных медицинских научных журналов, показало, что большинство пациентов испытали облегчение боли именно потому, что уверились в реальности проведенной операции.

Это было первым убедительным подтверждением того, что вера (явление ментальное) способна облегчить настоящий, конкретный симптом недуга. Исследование доктора Мосли побудило меня заняться изучением эффекта плацебо — чудодейственного, сильного, надежно воспроизводимого лечебного эффекта, который ощущают некоторые пациенты при имитации лечения в рамках клинического испытания.

Как и любому ученому, мне давно было известно об эффекте плацебо. Подобные имитации часто применяют в рамках клинических испытаний для определения реальной действенности определенного препарата, хирургического метода или терапевтического метода лечения — это сахарные таблетки, инъекции физрастворов, имитация хирургического вмешательства. Сам термин «плацебо», который в переводе с латинского языка означает «понравлюсь», появился в медицинской профессиональной терминологии много лет назад для обозначения средств с нейтральным содержимым, которые традиционно давали страдающим неврозом пациентам, чтобы их успокоить.

Веками врачи прописывали больным какие-то лекарства без наличия клинических данных, которые бы доказывали эффективность этого лечения. Никто не сомневался в прописанном врачом лечении, никто не проводил исследований, чтобы проверить эффективность. Врачи просто смешивали укрепляющие средства, давали их пациентам, и последним становилось лучше, по крайней мере на какое-то время. Или же врач разрезал больного, делал хирургическую операцию, и симптомы либо ослабевали, либо нет.

Только в конце XIX века появилась идея о применении плацебо в клинических исследованиях. Затем в 1955 году в журнале Journal of the American Medical Association была опубликована статья доктора Генри Бичера «Мощное плацебо». Из нее следовало, что если пичкать больных лекарствами, то многие выздоравливают. Но если давать им простую соленую воду или другое нейтральное вещество, то примерно у трети пациентов тоже наступает улучшение, причем не только в их воображении, а по-настоящему, в физиологическом смысле.

Внезапно концепция эффекта плацебо стала оплотом современной медицины, и родились клинические испытания в их нынешнем виде. Теперь полагается доказывать эффективность лекарственных средств или методов хирургии, сравнивая их эффект с эффектом плацебо. Если эффект плацебо меньше, то средство или метод считают действительно эффективными. В противном случае Управление по контролю за продуктами и лекарствами (FDA) вряд ли одобрит препарат, хирургический метод перестанут применять, а лечение сочтут неэффективным. Назначение лекарств с равной плацебо эффективностью считается нарушением объективных научно-обоснованных норм медицины. Именно это и отделяет настоящих врачей от шарлатанов.

По крайней мере, так меня учили.

Все это вынуждало задуматься. В чем, собственно, состоит эффект плацебо? Пока сама не начала исследование, я все время думала об этом. Мы все знаем, что в клинических исследованиях некоторым людям становится лучше от приема сахарной таблетки. Но почему?

Вот именно тогда я и почувствовала, что напала на основную жилу в своих поисках доказательств того, что разум способен влиять на тело.

Осознав этот факт, я буквально впала в ступор.

И вновь я погрузилась в медицинские журналы; искала новые доказательства того, что обычное убеждение разума в применении лекарства или хирургии может сильно облегчить реальную симптоматику в организме. Выяснилось, что примерно у половины астматиков существенно улучшается состояние после использования ингалятора с плацебо или имитации иглоукалывания. До 40 % страдающих головными болями испытывают облегчение после приема плацебо. У половины пациентов с колитом после применения плацебо улучшается состояние. Более чем у половины людей с болями из-за язвы желудка также наступает улучшение после приема плацебо. Примерно у половины женщин менопаузальные приливы уменьшаются после имитации иглоукалывания (а вот настоящее иглоукалывание помогает лишь в четверти случаев). Примерно 40 % бесплодных пациенток беременеют после приема специальных таблеток для зачатия с эффектом плацебо.

Плацебо не уступает морфину по эффективности в лечении боли. Судя по многочисленным исследованиям, почти все благоприятные реакции пациентов при приеме антидепрессантов обусловлены эффектом плацебо.

Когда речь заходит об ослаблении симптоматики, то дело не только в таблетках и инъекциях, которые творят чудеса. Как доказывает случай с доктором Мосли, имитация хирургии бывает даже еще эффективнее. В прошлом стандартным методом лечения стенокардии считали перевязку внутренней грудной артерии. Считалось, что, перетянув эту артерию, вы усиливаете подачу крови к сердцу и благодаря этому облегчаете симптомы, которые есть у людей при недостаточности сердечного кровообращения. Хирурги десятилетиями делали эту процедуру. И почти всем пациентам становилось лучше.

Но действительно ли эффект достигался перевязкой внутренней грудной артерии или их тело откликалось на убеждение, что такое лечение непременно поможет? В поисках ответа было проанализировано исследование, в ходе которого сопоставляли данные перевязки внутренней грудной артерии с результатами хирургической процедуры, когда разрезали грудную клетку, а артерию не перетягивали.

И что же получилось? У 71 % перенесших имитацию хирургической операции улучшалось состояние, и только у 67 % пациентов после настоящей операции тоже наступало улучшение. Теперь перетяжка внутренней грудной артерии уже стала делом медицинской истории. Собранные данные впечатляли. Я задумалась, что они могли бы быть еще интереснее, если бы в ходе клинических испытаний кое-кто не старался преуменьшить эффект плацебо. Если бы исследователи положительнее относились к этому явлению, вероятно, процентная доля хороших результатов была бы выше. Но многие исследователи не уделяют этому достаточно внимания. Координаторы клинических исследований и исследователи, которые в большинстве финансируются фармацевтическими компаниями, изо всех сил стараются преуменьшить эффект плацебо. Ведь данные об эффективности плацебо снижают рыночную привлекательность фармацевтических препаратов. Чтобы устранить подобное, часть испытуемых, которым предстоит принять участие в рандомизированных, проводимых двойным слепым методом клинических испытаниях, отсеивают на первом этапе. Всем потенциальным участникам дают нейтральные препараты. А тех, у кого наблюдается благоприятная реакция, отстраняют от испытаний.

Так что, если бы большинство исследователей, изучающих новые препараты, не подчинялись «большому фармацевтическому брату», то уровни эффективности плацебо в клинических испытаниях, скорее всего, были бы еще выше.

Изучая этот эффект, я раздумывала, как бы я отреагировала на применение плацебо, будь я участником клинического испытания. Ведь я же врач, в конце концов! И мне самой доводилось проводить клинические испытания. Я достаточно сообразительна, и полагаю, что знала бы, если бы мне дали фальшивку. И если бы я заподозрила, что лекарство не настоящее, то оно бы мне не помогло, верно?

Все это заставило меня задуматься. Может, одни пациенты более восприимчивы к плацебо, чем другие? Есть ли данные о том, как выглядит типичный пациент, который позитивно реагирует на плацебо? Есть ли какие-то свойства личности или показатели интеллектуального развития, которые предопределяют позитивную реакцию на прием сахарной таблетки? Меньше ли реагируют на плацебо люди с высоким IQ? Может быть, некоторые просто доверчивее остальных?

Оказалось, что ученые занимались этим вопросом.

Для меня это стало хорошей новостью. Ведь если положительные мысли способны исцелить тело, то у всех есть одинаковые шансы воспользоваться этим феноменом. Ведь не только слишком доверчивые люди убеждены, что чувствуют себя хорошо, но и такие умники, как вы!

Исследования продолжались. Но разумом мне не удавалось постичь сути того, что я узнавала. Данные, что я собрала, выглядели многообещающе. Когда пациенты — не только самые доверчивые — верят, что поправятся, существенная их часть действительно ощущает улучшение.

Но все это не удовлетворило моего любопытства. Я могла бы утверждать, что облегчение симптомов идет от головы.

Если правда, что ум способен исцелить тело, должен быть способ показать реакцию этого тела, причем не только в плане облегчения боли, но и в плане изменений в физиологии.

При наличии сотен тысяч контролируемых испытаний с плацебо, данные о которых были опубликованы, найти ответ на свой вопрос оказалось нелегко. Ведь большинство исследований оценивали такие симптомы, как головная боль, боль в пояснице, депрессия или пониженное половое влечение, которые трудно поддаются количественному измерению. Когда такие симптомы ослабевают, то это часто бывает субъективно. Нет объективных количественных показателей. Но мне все же удалось найти некоторые доказательства реальных физиологических перемен в организме в ответ на применение плацебо. После приема плацебо у лысых мужчин начинали расти волосы; у пациентов снижалось артериальное давление, пропадали бородавки, заживали язвы, снижалась кислотность желудочного сока, уменьшалось воспаление толстой кишки, падал уровень холестерина; после стоматологических манипуляций расслаблялись сведенные челюсти и уменьшалось воспаление; у пациентов с болезнью Паркинсона снижался уровень дофамина в крови; повышалась активность лейкоцитов; при сканировании мозга страдающих головной болью было видно явное улучшение.

Все эти результаты меня убедили. Плацебо меняет не только ваши ощущения, но и биохимию. И вот здесь-то начинается самое интересное.

Но прежде, чем делать скоропалительные выводы, мне важно было уточнить, нет ли иных причин для облегчения симптомов в ответ на плацебо. Было ли позитивное мышление единственной причиной этих перемен в организме или влияли и другие факторы? На следующем этапе исследования я пришла к нескольким теориям.

Когда те, кто проводит клинические исследования, говорят об эффекте плацебо, они имеют в виду целый ряд явлений, которые наблюдают у пациентов в клинических условиях, когда либо проводят настоящее лечение, либо применяют плацебо и осуществляют наблюдение в течение определенного периода времени. Нужно уточнить, что имеется в виду, когда речь идет о пяти объяснениях.

Самое очевидное, в которое нам всем хочется верить, — что у пациентов наступает улучшение и происходят физиологические изменения. Согласно этическим нормам оказания медицинской помощи пациенты вправе знать, что им дают плацебо. Однако многие предпочитают верить, что их лечат по-настоящему. И поэтому они ждут улучшения. Другими словами, уверенность, что вы почувствуете себя лучше, и приводит к улучшению самочувствия.

Позитивное мышление — не единственный фактор улучшений. Второй фактор — классическое адаптивное поведение. Мы все знаем об экспериментах академика Павлова над собаками. У собаки слюна выделялась не только при виде пищи, но и при звуке колокольчика, которым сопровождалось кормление. Примерно так же действует и плацебо. Если вы привыкли, что человек в белом халате дает вам таблетки и вам после этого лучше, то когда он даст вам сахарную пилюлю, вам тоже полегчает. Если это играет определенную роль, то разум действительно помогает исцелить тело. Ведь классическое адаптивное поведение — убедительный пример связи между телом и разумом.

Третье объяснение — участники клинических испытаний получают эмоциональную поддержку. Профессор Гарвардского Университета Тед Капчук пишет в статьях и утверждает в многочисленных интервью, что проявление заботы со стороны авторитетного человека может так же усиливать эффект плацебо, как и позитивное мышление. Во время клинических испытаний пациенты ощущают заботу, внимание и поддержку, а порой и ласковое прикосновение уважаемого человека в белом халате, которого привыкли воспринимать как воплощение здоровья и исцеления. Нам всем хочется, чтобы нас видели, слышали, даже любили. Одно это уже способно стимулировать улучшение состояния и позитивные физиологические сдвиги. И все это имеет отношение к связи разума и тела.

Четвертое объяснение — скрытое самолечение. Во время клинических испытаний некоторые привыкшие к самолечению люди исподволь продолжают параллельно с плацебо принимать какие-то другие средства, которые им и помогают.

И последнее, пятое, объяснение — болезнь может пойти на убыль сама по себе. Ведь наш организм — это самоисцеляющаяся структура, которая постоянно стремится к гомеостазу. Так что даже если запереть несколько пациентов в темной комнате без лечения и без внимания, часть из них все равно начнет поправляться. И хотя в этом плане мнения ученых расходятся, некоторые из них считают, что единственным объяснением эффекта плацебо служит явление спонтанной ремиссии. В журнале New England Journal of Medicine есть статья доктора Асбьерна Хробьяртссона и доктора Питера Гетше под названием «Бессильно ли плацебо?» Там говорится, что нельзя утверждать, что эффект плацебо существует, если нет контрольной группы, которую вообще ничем не лечили — ни лекарствами, ни сахарными пилюлями. А в большинстве случаев этого действительно нет. Проведенное ими исследование указывало, что при наличии нелеченых групп ремиссию обусловливало не позитивное мышление или забота врачей, а естественный ход самой болезни. Однако другие врачи критикуют подобный подход: по их мнению, нельзя сравнивать такие разнородные исследования, это все равно, что сравнивать яблоки с апельсинами, — в результате получаются потенциально ошибочные результаты.

Спонтанные ремиссии действительно могут вводить в заблуждение, потому что они наблюдаются и без плацебо. Но разве это не служит дополнительным аргументом в пользу того, что тело настроено на самоисцеление? Даже если и без лечения люди начинают выздоравливать, не значит ли это, что тело способно само себя лечить? Если поспорить, просто ради забавы, что эффекта плацебо вообще не существует (большинство экспертов считают, что он есть), мы все равно знаем, что спонтанные ремиссии бывают гораздо чаще, чем нам кажется, поскольку многие люди выздоравливают, так и не обращаясь в медицинские учреждения. Поэтому, хотя и можно признать, что физиологические изменения от плацебо не всегда являются результатом одного лишь позитивного мышления, все же сам эффект плацебо подтверждает наличие связи «разум — тело», а также присущую телу способность к самовосстановлению.

Мы знаем, что эффект плацебо реален. Но какие механизмы объясняют, как мысли, чувства и убеждения могут приводить к физиологическим изменениям?

Исследователи спорят по данному вопросу, однако есть несколько теорий. Позитивное отношение к будущему выздоровлению способно высвобождать природные эндорфины, которые приводят к улучшению, облегчают боль, поднимают настроение. Верно и обратное: когда пациентам после положительной реакции на плацебо вводили налоксон (опиоидный блокатор), который блокирует природные эндорфины, эффект плацебо внезапно пропадал.

Уверенность в том, что вам станет лучше, снимает физиологический стресс, а ведь стресс предрасполагает к развитию болезней. Такая уверенность приводит к физиологической релаксации, что необходимо для действия механизмов самоисцеления.

Гарвардский профессор доктор Уолтер Кэннон первым описал явление реакции на стресс. Его еще называют реакцией «спасайся бегством или борись». Это механизм выживания, который активизируется, когда вы разумом ощущаете угрозу. Когда мысль или эмоция, например страх, приводит к активизации каскада гормонов, то при этом активизируется и гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая система (ось) (ГГНС), что стимулирует симпатическую нервную систему, перевозбуждает ее, сильно повышая уровни кортизола и адреналина в крови. Со временем такие стресс-гормоны обусловливают физические симптомы и развитие болезней.

Подобно реакции стресса, которая возникает и действует в организме как механизм выживания, в нем существует механизм контрбалансирования, связанный с релаксацией. При развитии реакции релаксации уровень гормонов стресса падает, высвобождаются гормоны релаксации, способствующие борьбе со стрессом. Активизируется парасимпатическая нервная система, а организм возвращается к гомеостазу. И вот только в этом расслабленном состоянии организм и способен сам себя исцелять. Все, что ослабляет стресс и вызывает реакцию релаксации, не только облегчает симптомы стрессового ответа, но и позволяет телу делать то, что оно и делает в естественном состоянии, — лечить себя.

В ходе одного из исследований крысам в растворе сладкой воды давали иммуносупрессивное средство циклофосфамид. Затем лекарство давать перестали, а крысы получали только подслащенную сахарином воду, то есть плацебо. И внимание: иммунная система животных была угнетена, даже когда им больше не давали этого лекарства. Значит, даже крысы способны реагировать на позитивное мышление и заботливое отношение при физиологическом иммунном ответе, который можно измерить количественно. Позитивное мышление и забота способны снижать остроту воспалительного процесса, которым обусловлены боль, отечность, лихорадка, летаргия, апатия, потеря аппетита.

Предлобный слой коры головного мозга также способен активизировать связь между телом и разумом. Эту теорию подтверждает тот факт, что у людей с болезнью Альцгеймера реакция на плацебо нарушается — это указывает на высокую вероятность поражения при таком неврологическом состоянии определенной области мозга, связанной с верой. Роберт Трайверс, специалист в области эволюционной биологии, утверждает, что ожидания мозга относительно будущего влияют на его физиологическое состояние. По мнению этого врача люди с болезнью Альцгеймера не ощущают эффекта плацебо, потому что они не в состоянии предвосхищать будущее, отчего их разум не может к нему физиологически подготовиться.

Реакция на плацебо также соотносится с активацией дофамина в прилегающем ядре в базальном переднем мозгу около перегородки. Это область, которая отвечает в мозгу за механизм вознаграждения. Ученые изучали деятельность мозга у людей, которым давали деньги, чтобы увидеть, сколько дофамина вырабатывается у них в прилегающем ядре. Чем активнее на финансовое поощрение реагировали люди, а также их прилегающий мозг, тем выше была вероятность, что у таких пациентов наступит улучшение после применения плацебо.

Независимо от механизма, совершенно ясно, что разум и тело взаимодействуют через гормоны и нейротрансмиттеры, которые продуцируются мозгом, а затем оттуда подают сигналы другим частям и органам тела. Так что нас не должно удивлять, что чувства и мысли способны приводить к физиологическим переменам в организме.

Но ведь так именно и происходит, верно? Мы мало говорим о том, как мысли и чувства влияют на наше здоровье. Если влияют, то почему мы не столь осмотрительны в своих мыслях? Я несколько опережаю ход событий. О том, как сохранить здоровье тела и духа, мы поговорим позже.

Следующий вопрос, которым я задалась: действительно ли плацебо может помочь при всех болезнях? При всех ли симптомах и болезнях организм реагирует на плацебо, или это касается только отдельных недугов?

Мне удалось выяснить, что практически во всех клинических испытаниях плацебо воздействует при определенных заболеваниях.

Но можно ли благодаря плацебо лечить рак, инфаркты, инсульты, нарушения функций печени, болезни почек?

В ходе своего исследования мне не удалось выявить достаточно случаев подобного воздействия. Вероятно, потому, что лечение всех перечисленных заболеваний в клиническом испытании сочли бы неэтичным. При таких опасных для жизни недугах новые методы лечения обычно испытывают в сравнении с «золотыми традиционными» схемами, которые давно существуют и доказали определенную эффективность. Поэтому так трудно определить, что будет, а что не будет реагировать на плацебо.

По ходу исследования у меня сложилось впечатление, что эффект плацебо — это всего лишь верхушка огромного ушедшего под воду айсберга. Например, если в ходе клинических испытаний пациентам сообщают, что их лечат посредством плацебо, а потом у них получается неблагоприятный результат, то что бы произошло, если бы им солгали? Что, если бы провели неэтичное исследование, когда пациентов бы уверяли, что им дают самый новый и действенный на рынке фармацевтический препарат, а затем давали бы всего лишь плацебо? Разумеется, надзорные комиссии медицинских учреждений не допустили бы подобного хотя бы из-за принципа «информированного согласия пациента». Он призван защищать право пациента на знание правды о своем состоянии. Но что, если бы это было возможно? Подозреваю, что получились бы ошеломляющие результаты. Почему? Потому что, как и в случае с мистером Райтом, в действие вступает некая мощная сила, когда мы безоговорочно верим, что непременно поправимся, особенно при поддержке исследователей, разделяющих наш оптимизм.

Возможно, нам никогда не удастся ничего узнать, но я верю, что эффект плацебо — это только начало. Не могу не отступить от темы и не задать другой, еще более важный вопрос, который нельзя не заметить: «Действительно ли мы способны исцелять сами себя?»

Ответ для себя я нашла на одной из коктейль-вечеринок в Институте ноэтических наук (IONS) в Петалуме, штат Калифорния. Там я неспешно потягивала вино и болтала о своем исследовании с президентом IONS Мэрилин Шлитц. Когда я поведала ей о своей проблеме, она улыбнулась и ответила: «Это не проблема!» — и дала мне ссылку на онлайн-базу данных, которую составили Карайл Хиршберг и Брендан О’Реган и которую они назвали проектом «Спонтанная ремиссия». Эта база данных включает внушительную аннотированную библиографию в 3,5 тысячи ссылок из более чем 800 журналов на 20 различных языках, где задокументированы случаи необъяснимой спонтанной ремиссии. Там спонтанную ремиссию определяли как «исчезновение, полное или частичное, болезни или онкологического заболевания без медицинского вмешательства или после лечения, которое считают недостаточным для устранения симптомов болезни или опухоли».

В библиографию входят весьма удивительные случаи. Например, когда ВИЧ-положительный человек становится ВИЧ-отрицательным. У одной онкологической больной опухоли рассосались. Еще у одного пациента без лечения исчезли бляшки, блокировавшие коронарную артерию. У другого прошла аневризма мозга. Без специального лечения обошелся и человек с огнестрельным ранением головы. Улучшилось состояние женщины с кардиомиопатией при болезни сердца. Спонтанно излечилась и больная раком щитовидной железы.

Я также узнала о двух книгах с одинаковым названием «Спонтанная ремиссия рака» (The Spontaneous Regression of Cancer), которые были написаны в 60-е годы прошлого века. Это книги Бойда, и Эверсона и Коула. Благодаря их публикации стало больше исследований на эту тему.

По мере чтения обо всех этих случаях спонтанного излечения у меня захватывало дух. В большинстве случаев не объяснялось, каким образом происходила спонтанная ремиссия. Пациентов не спрашивали о том, действительно ли они верили в улучшение и не делали ли они чего-нибудь удивительного, чтобы состояние улучшилось.

Но я получила доказательства, что практически ни одну болезнь нельзя назвать неизлечимой. Многие из заболеваний, от которых люди спонтанно излечивались, относились к числу тех, которые считались смертельными и неизлечимыми. Ясно, что меня учили неправильно.

У меня голова шла кругом. Мне было так нехорошо, что почти пропал аппетит. За несколько недель я похудела на 5 килограммов. К этому моменту я уже была женщиной с определенной миссией.

Без тени сомнения я доказала сама себе, что тело можно излечить с помощью разума. У меня даже было логическое физиологическое объяснение тому, как именно это происходит. Но стало ясно, что я только теперь начинаю постигать всю сложность взаимосвязи тела и разума. Я все еще не знала, как контролировать силу ума для предупреждения болезней и их лечения. Поэтому я копнула глубже.

Узнав так много о пользе эффекта плацебо, я заинтересовалась, а верно ли обратное. Если позитивный настрой в сочетании с заботой персонала стимулирует самоизлечение, то значит ли это, что при негативном настрое и плохом отношении клинициста интенсивной терапии будет причинен вред организму? Я сначала хотела изучить роль негативного настроя на физиологию тела. Могут ли люди только своими мыслями ухудшить собственное здоровье?

Оказывается, могут. Исследователи из Сан-Диего изучили записи о смерти примерно 30 000 американцев китайского происхождения и сопоставили их с 400 000 случаями болезни людей, отобранных случайным методом. Они выяснили, что американцы китайского происхождения, а не белые, умирают значительно раньше (примерно на 5 лет), если их год рождения по китайскому календарю и китайской медицине считается неудачным. Также выяснилось, что чем сильнее американцы китайского происхождения придерживались своих традиций, тем раньше умирали. Исследовав проблему, ученые пришли к выводу, что такое явление не объяснялось ни уменьшением ожидаемой продолжительности жизни вследствие генетической предрасположенности, ни образом жизни или поведением пациентов, ни навыками врача, ни какими-то другими факторами.

Так почему китайцы в Америке умирают раньше? По выводам исследователей, дело не в китайском образе жизни, а в китайских верованиях. Они верили, что умрут более молодыми по приговору звезд. И их отрицательный настрой укорачивал им жизнь.

Мне это знакомо по личному опыту. Я училась на первом курсе медицинского института, изучала различные варианты развития заболеваний у человека, ночами просиживала над учебниками, чтобы запомнить все патологические процессы, которые способны приводить к множеству заболеваний — от порфирии до лихорадки денге, от остеопороза до нарколепсии.

Внезапно я ощутила шевеление под кожей, мне померещилось, что это подкожный тропический червь ришта, который попал под кожу и готов разорвать ее изнутри. Я заметила, что по утрам у меня немеют ноги. И на сто процентов уверилась, что заразилась лепрой. У меня ладони покрылись пятнами, что свидетельствовало о наличии «пятой болезни» — инфекционной эритемы. А по ночам я обливалась потом, пижаму хоть выжимай, — значит, у меня, несомненно, была малярия.

Я покончила с этими многочисленными воображаемыми болезнями, о чем расскажу в девятой главе. Сильно подозреваю, что мои отрицательные убеждения сыграли в моем плохом состоянии не последнюю роль.

Из студентов-медиков я была далеко не единственная, у кого были такие симптомы. В студенческой клинике и врачи, и медицинские сестры уже не удивлялись ни моему приходу, ни посещениям моих однокурсников во время выпускных экзаменов с многочисленными клиническими жалобами и самодиагнозами. Это явление даже назвали синдромом «медстудентит» или, если официальнее, — «медицинской студенческой болезнью».

И у китайца в Америке, и у студента-медика, и у вас непременно возникнут проблемы — будете думать, что больны, непременно заболеете. Это научно доказанный факт. Чрезмерное знание потенциальных патологических процессов тоже может навредить здоровью. Чем больше сосредоточиваешься на возможных вариантах болезней, тем выше вероятность, что появятся физические симптомы.

По словам ученых, это называется «эффект ноцебо».

Эффект плацебо ассоциируется с положительным мышлением, ожиданиями хорошего, заботой и добротой персонала, а эффект ноцебо — с негативным настроем. Плацебо традиционно прописывают, чтобы пациент почувствовал себя лучше. А термин «ноцебо» (в переводе с латинского nocebo — «нанесу вред») был введен, чтобы отличать благоприятный эффект плацебо от вредного эффекта лечения нейтральными веществами.

Например, если во время клинических испытаний сказать пациентам, что им дадут болеутоляющее, высока вероятность, что боль действительно пройдет, даже если это только сахарная пилюля. Но если их предупредить, что возможны тошнота и рвота, высока вероятность, что так и будет, хотя лекарство ненастоящее.

В книге «Любовь, медицина и чудеса» (Love, Medicine & Miracles) доктор Берни Сигел упоминает об одном исследовании, когда пациентам из контрольной группы давали только солевой физиологический раствор, но при этом предупреждали, что это химиотерапия. После этого у 30 % испытуемых выпали волосы на голове. В другом испытании пациентам давали сладкую воду и говорили, что их стошнит. После чего у 80 % наблюдалась рвота.

В ходе другого клинического испытания астматикам давали вдыхать безвредный солевой раствор, сказав, что в нем раздражающие аллергены. И пациенты не только чихали и кашляли, но у них отмечались спазмы бронхов. А те, у которых развились сильные приступы астмы, почувствовали облегчение, только когда им дали тот же нейтральный раствор и сказали, что им станет лучше.

В другом исследовании более чем у трех четвертей пациентов, полагавших, что им дают антигистаминный препарат, но получавших плацебо, отмечалась сонливость. Когда участникам исследования говорили, что анестетик закись азота, который в норме ослабляет боль, вызовет болевые ощущения, то так и происходило.

В журнале Pavlovian Journal of Biological Sciences описано испытание, когда 34 студента посадили перед мониторами, подсоединили провода и сказали им, что через них пропустят электрический ток, а также предупредили, что у них может быть головная боль как побочный эффект. Ни одного вольта электричества пропущено не было. Но у двух третей студентов отмечалась головная боль.

По данным доктора Герберта Бенсона, профессора из Гарварда, президента Медицинского института разума и тела в Бостоне, хирурги настороженно относятся к людям, которые настроены умереть. Некоторые люди перед хирургическим вмешательством стремятся к смерти, чтобы воссоединиться с любимым человеком. Примерно 100 % таких больных действительно умирают.

Пациентов, которые были убеждены в своей неминуемой смерти, сравнивали с теми, которые опасались, что могут умереть. Опасавшиеся поправлялись, а уверенные в смерти умирали. Если женщины были уверены, что у них больное сердце, то вероятность смерти для них была в 4 раза выше нормы. И дело не в том, что такие женщины хуже питались, страдали повышенным артериальным давлением, высоким уровнем холестерина в крови или тяжелой наследственностью. Единственная разница между первыми и вторыми была связана с настроем и верой в исцеление.

Расскажу еще один интересный случай о пациентке с психическим заболеванием — раздвоением личности. Первая личность не страдала диабетом, уровень сахара в крови был нормальным. Однако когда она переходила в состояние альтер эго, то верила, что больна диабетом. И у нее действительно развивались симптомы диабета: менялась вся физиология. Повышался уровень сахара в крови. И по всем признакам действительно начинался диабет. Когда личность снова менялась, уровень сахара нормализовался.

Психиатр Беннет Браун описывает несколько подобных случаев. Например, у одного из пациентов по имени Тимми с расщеплением личности одна из личностей спокойно пила апельсиновый сок. А у всех других была страшная аллергия на этот напиток: Тимми мгновенно покрывался волдырями при малейшем глотке. Если он возвращался в первую личность во время приступа аллергии, то все симптомы мгновенно исчезали. Ноцебо способно приводить к болезни и даже смерти, когда пациент ожидает подобного исхода. Научные исследования, изучающие ноцебо, небезупречны в этическом плане. То, что мы знаем о ноцебо, — это побочный эффект от результатов исследования эффекта плацебо.

В ходе клинических испытаний, проводимых двойным слепым методом, когда пациентов предупреждают о возможности побочных эффектов как при применении настоящего препарата, около 25 % ощущают именно такие побочные эффекты, иногда даже тяжелее. Причем так бывает даже при приеме сахарных пилюль. Те, кого лечат только ноцебо, часто сообщают об усталости, тошноте, мышечной слабости, простудах, звоне в ушах, нарушении вкусовых ощущений, нарушении памяти, а также о других симптомах, которые не могут быть результатом приема сахарной пилюли.

Интересно, что подобные жалобы на ноцебо-эффект не случайны. Они возникают после предупреждения о побочных эффектах при лечении настоящим препаратом или методом.

Эффект ноцебо, вероятно, очевиднее всего проявляется в так называемой смерти по ритуалу вуду. Человека проклинают, говорят ему, что он умрет, — и он умирает. Понятие смерти вуду не соотносится с колдунами племени. Согласно литературе пациенты, которых считали безнадежными и которым по ошибке говорили, что им осталось жить всего несколько месяцев, умирали именно в отведенный период времени. Но при этом данные вскрытия не выявляли никакой смертельной патологии.

Доктор Сэнфорд Коуэн описал случай смерти пациента, больного СПИДом, когда тот услышал слова своей матери, желавшей ему смерти. Пациент слышал, как его мать молилась в коридоре за дверью его палаты, чтобы ее сын — гомосексуалист, больной СПИДом, — умер как можно скорее, потому что он навлек позор на всю семью. И через час пациент скончался, к большому удивлению врача, потому что его состояние не было безнадежным.

Некоторые полагают, что при предменструальном синдроме женщины испытывают нечто вроде эффекта ноцебо. Поскольку они верят, что непременно будут себя плохо чувствовать перед менструацией, так и получается. В ходе одного из исследований придумали схему внушать пациентам с предменструальным синдромом, что у них менструация начнется в другое время, чем обычно. Для этого им давали нейтральную пилюлю и говорили, что она изменит время начала менструации. Например, если у женщины менструация начиналась обычно в середине месяца и она себя плохо чувствовала за три дня до этого, то ее убеждали, что после приема лекарства менструация начнется с первого числа.

И что получалось в результате? Хотя время начала менструации в реальности не менялось, плохое самочувствие в связи с предменструальным синдромом смещалось на начало месяца просто из-за того, что женщины верили врачам.

Симптомы ноцебо проявляются как в больших, так и в малочисленных группах. Например, после аварии на атомной станции в Японии во время цунами 2011 года люди, у которых не было радиационного поражения, сообщали о таких симптомах, причем даже те, кто жил на территории США. Точно так же без объективных признаков свиного гриппа тысячи людей жаловались на симптомы этой болезни после соответствующих сообщений по радио, телевидению и в Интернете. Аналогичные «эпидемии» наблюдались в офисах, школах, в небольших городах, где были утечки газа, странные запахи или массовые укусы насекомых.

Так как же такое получается? Как можно облысеть после приема обычного физиологического раствора? Как может тошнить после обычной сладкой воды? Как могут возникнуть аллергия на апельсиновый сок или диабет у человека, страдающего раздвоением личности, просто если он перейдет из одной личности в другую? Что происходит в мозгу человека и его теле? И я продолжала дальше искать ответ.

Если человека проклинают колдун, член семьи, грубит врач, то переживания из-за плохого отношения стимулируют стресс-эффект. Когда пациентам говорили, что им будет больно (а давали нейтральное вещество), происходила стимуляция ГГНС, повышая уровень кортизола. Боль и избыточная стимуляция ГГНС устранялись с помощью валиума; это доказывало, что был задействован стрессовый механизм.

По теориям некоторых ученых, если человека объявить больным, он может так отчаяться, что просто перестанет заботиться о себе и результаты сразу скажутся на его здоровье. Человек может впасть в депрессию, а, как будет описано в седьмой главе, связь между депрессией и слабым здоровьем очевидна.

Дальнейшая поддержка теории плацебо или того, что наши мысли обусловливают физиологические перемены, пришла из лабораторий молекулярной биологии, или эпигенетики. Название этой науки означает «контроль над генами». Так что контролирует гены, если мы говорим об эпигенетике?

Конечно, вы и сами уже догадались. Это разум!

Традиционный генетический детерминизм, по теории Ватсона и Крика, которые открыли двойную спираль ДНК, поддерживает концепцию, по которой все в организме обусловлено генами. То есть, по сути, наши гены — это наша судьба. Если это правда, то мы становимся настоящими жертвами собственных генов. Это может быть что угодно — болезни сердца, рак молочной железы, алкоголизм, депрессия, высокий уровень холестерина, и так можно перечислять до бесконечности. Если это наследуется в вашей семье, то вы практически обречены.

Догматическая концепция генетического детерминизма в ее традиционном представлении выглядит просто. Вы рождаетесь, у вас есть ДНК. Затем ДНК реплицируется в РНК до того, как преобразоваться в белок. Однако исследования в области эпигенетики открывают все более новые теории, которые подвергают сомнению весь генетический детерминизм.

Сейчас ученые полагают, что внешние факторы, например, питание, окружающая среда, в которой мы обитаем, даже наши мысли и эмоции, способны воздействовать на регуляторные белки, которые определяют, каким образом происходит экспрессия ДНК и происходит ли она вообще. Другими словами, все далеко не так ясно и однозначно, как мы раньше полагали.

К сожалению, большинство из нас не запрограммированы на позитивное отношение к здоровью. Вместо этого начиная с самого детства наш ум запрограммирован на мысли, которые препятствуют усилиям стать оптимально здоровыми и счастливыми. Такие убеждения, как «я подвержен простудам», «я всегда переедаю», «я вряд ли протяну долго», «у меня в семье онкологическая наследственность», приводят к запуску физиологических механизмов, вредных для тела.

Подобные верования, уходящие корнями в детство, касаются не только физического здоровья. Они также имеют отношение к более широким и глубоким самоограничивающим убеждениям вроде «я недостоин», «я не слишком сообразителен», «я не заслуживаю больших заработков», «я неудачник», «меня никто никогда не полюбит».

Выясняется, что изменение мыслей действительно может изменить характер взаимосвязи между мозгом и телом, таким образом перестраивая биохимию организма. Причем такая гибкость свойственна не только мозгу. И хотя вы не можете изменить свою ДНК, биолог, занимающийся клетками, и по совместительству автор книг доктор Брюс Липтон утверждает, что вы способны изменить способ экспрессии собственной ДНК исходя из того, во что верите.

Ваш генетический код подобен светокопии, которую можно интерпретировать бесчисленное множество раз. До проекта «Геном человека» биологи полагали, что у нас 120 000 генов. То есть по одному гену на каждый белок в организме. Поэтому исследователи были ошеломлены, узнав, что таких генов всего 25 000. И они способны к экспрессии посредством регуляторных белков самым разным образом. Судя по исследованиям, экологические факторы способны подменять определенные генетические мутации, эффективно меняя способы экспрессии ДНК. И вот затем такие измененные гены могут передаваться потомству, у которого будут более здоровые характеристики, хотя они и останутся носителями генетических мутаций.

Исследования эпигенетического контроля поистине произвели революцию в нашем представлении о генах. Мы привыкли думать, что некоторым людям повезло и им достались хорошие гены. А других постигло проклятие в виде того, что врачи издевательски называют «ничтожная протоплазма». В реальности только от одной генетической мутации развивается мало заболеваний. И лишь в 5 % случаев наследственность определяет наличие рака и болезней сердца.

Я была заинтригована книгой Липтона, но хотела знать больше. И поэтому решила его расспросить. Он рассказал, что во время своих лабораторных исследований работал над стволовыми клетками, клетками-предшественниками, которые превращаются в любую ткань, когда вырастают. Одну клетку он поместил в чашку Петри, в специальную питательную среду, и она разделилась на множество генетически идентичных клеток. Затем Липтон разделил их на три чашки Петри с разной средой. Он выяснил, что от того, в какую среду помещена клетка, из нее образуется либо мышечная, либо жировая, либо костная ткань. Хотя все клетки были генетически одинаковыми, они экспрессировали по-разному. В итоге идентичные ДНК экспрессировали в разные виды клеток.

Что же управляло развитием клеток? Не генетика. Они все были генетически идентичными. Единственное отличие заключалось в том, в какую среду попадала клетка. Клеточное окружение также определяло здоровье клетки. В хорошем окружении (в здоровой клеточной среде) клетки были здоровыми; в плохом окружении (нездоровой среде) клетки менялись в патологическую сторону.

По словам Липтона, если бы он был аллопатом и занимался клетками, то диагностировал бы клетки в плохой среде как больные, как клетки, которые нуждаются в медицинском лечении. Но на самом деле им нужно не это.

Однажды, когда Липтон наблюдал за клетками у себя в лаборатории, на него снизошло озарение. Он понял, что тело человека ничем не отличается от клеток у него в лаборатории.

По словам Липтона, «человек — это всего лишь закрытая чашка Петри с 50 триллионами клеток. И не имеет значения, находятся ли эти клетки у нас в теле или в чашке Петри. Среда, в которой находятся клетки тела, — это кровь, она их омывает и кормит. Если изменить состав крови, то меняется и состав среды для содержания клеток. А что контролирует состав крови? Это мозг. Он, как химик, меняет окружающую клетки среду. Мозг высвобождает нейропептиды, гормоны, факторы роста и другие химические вещества — словно добавляя химические вещества пипеткой в чашку Петри и меняя таким образом среду их пребывания».

На мой вопрос, как вера может изменить среду клетки, Липтон ответил, что мозг воспринимает информацию, а разум ее интерпретирует. Все дело в том, как разум трактует жизненные события. Например, вы открыли глаза и увидели человека (таково объективное восприятие вашего мозга). Затем ум распознает в увиденном человеке кого-то, кого вы любите (это уже интерпретация). Мозг продуцирует окситоцин, дофамин, эндорфины и другие положительно влияющие вещества, которые обеспечивают здоровье клетки.

Если же вы открыли глаза и увидели человека (восприятие), а умом вы воспринимаете его как угрозу для себя, то мозг высвобождает стресс-гормоны и прочие химические вещества, которые выделяются при страхе. Это разрушает клетки. По словам Липтона,

У меня были собственные догадки, когда Липтон все это объяснял. Вдруг все сразу обрело смысл. Все возвращалось к гормонам и нейротрансмиттерам, которые продуцирует мозг в зависимости от негативного (эффект ноцебо) или позитивного восприятия действительности (например, как при эффекте плацебо). Когда мы верим, полны надежды и оптимизма, мозг высвобождает химические вещества, которые позволяют телу расслабиться. Его контролирует преимущественно парасимпатическая нервная система. И в этом состоянии естественные механизмы самовосстановления могут начать работать, исцеляя то, что разрушено в теле.

Если в уме преобладают негативные мысли, то мозг воспринимает это как угрозу. С точки зрения мозга, за вами гонится лев и вам пора уносить ноги либо бороться. При активизировании стресс-реакций в организме вас не интересуют такие вопросы отдаленного свойства, как омоложение клеток, самовосстановление и борьба со старением. Организм слишком занят подготовкой к побегу от льва. Ведь бессмысленно заставлять иммунные клетки работать и пожирать раковые клетки или образовывать новые клетки в теле, которое вот-вот сожрет лев.

Факторы окружающей среды способны влиять на то, каким образом ДНК экспрессирует даже еще в материнской утробе. Например, такие болезни, как остеопороз и депрессия связаны с внутриутробным развитием. Следует снова отметить, что все это подвергает сомнению понятие генетического детерминизма.

В своей книге «Жизнь в материнской утробе» (Life in the Womb) доктор Питер Натаниелс разъясняет, что все больше данных подтверждают, что

Та нежность, которую мы получаем в младенческом возрасте, меняет рецепторы в мозге, это влияет на реакцию тела в ответ на стрессовые стимулы. Позже в жизни все это ведет к развитию болезни. Отсутствие связи между матерью и младенцем в раннем детском возрасте не только влияет на тело, это угрожает всему обществу, предрасполагая его к депрессии, агрессии, злоупотреблению наркотическими веществами, а следовательно, влияет на всю мировую культуру.

Родители также формируют убеждения, которые закрепляются у нас в подсознании. Негативная вера родителей непроизвольно и подсознательно программируется на наш разум в юном возрасте — например, внушения типа «ты слабак», «ты непременно растолстеешь и заболеешь диабетом, когда станешь взрослым». Наше подсознание наполняется верованиями, которые мы перенимаем у родителей, учителей и других людей, окружавших нас с детства. Наш ум заполняют программы, которыми мы будем руководствоваться в дальнейшей жизни, если только не научимся перепрограммированию. Обычно такие программы уже закреплены к шестилетнему возрасту. Мало кто берется переписывать эти программы или заниматься перепрограммированием подсознания. Учитывая, что программирование этой влиятельной части нашего мозга не контролируется нами в детстве, нет ничего удивительного в том, что большинство людей стараются изменить ограничивающие и сковывающие убеждения, вредные не только для здоровья, но и для прочих аспектов жизни.

Вы примерно 95 % времени действуете, руководствуясь подсознанием, даже если сознательная часть разума во взрослом состоянии полна позитивных, оптимистичных мыслей. Этот привычный негатив становится жизненными установками по умолчанию, стоит нам лишь отвлечься от позитива. Они действуют во сне, на работе и в любое другое время. Подобная вера способна активизировать эффект ноцебо.

Позитивное мышление не слишком результативно из-за влияния подсознания. Сколько книг по самопомощи вы прочли, сколько семинаров посетили, сколько раз давали себе слово начать все сначала в новом году, улучшить собственную жизнь, и при этом через год с сожалением понимали, что никаких изменений к лучшему не произошло! Поскольку разум активен лишь 5 % всего времени, то он не в состоянии преодолеть ощутимое влияние подсознания. Чтобы добиться длительных перемен в убеждениях, вам нужно их изменить не только на уровне сознания, но и на уровне подсознания.

Многим из нас с самого раннего детства внушали пессимистические мысли о здоровье, программировали на болезнь. Мало кто из родителей объясняет детям, что разум способен исцелить тело или навредить ему. Вместо этого наша программа содержит установку, что наше тело не зависит от нас, что мы не можем сами себе помочь, а если и можем, то совсем незначительно.

В детстве многих из нас учили, что когда заболеешь, нужно пойти к врачу и начать лечиться. Если девочка упадет и у нее будет ссадина на коленке, родители редко говорят: «Ладно, малышка! Теперь пусть твое колено сосредоточится и исцелится само!» Нет! Мы опрометью несемся в аптеку за мазями и пластырями!

Я была одной из жертв такого программирования. В детстве я, в отличие от прочих, обожала не сладости, а все соленое. Мне нравились супы, сыр, все пряное; моя мать все твердила, что когда я вырасту, то у меня непременно будет высокое давление. У нас в семье нет гипертоников. И у матери, и у отца всегда было сильно пониженное давление. Но подсознательно я уверилась, что вырасту и стану гипертоником.

Так что я не удивилась, когда мне, довольно худой женщине 20 с небольшим лет, у которой никто в семье не страдал артериальной гипертензией, внезапно поставили диагноз «гипертензия».

Только спустя годы, когда я начала изучать влияние позитивного и негативного мышления, я стала осознавать, что создали мои собственные подсознательные установки. Могло ли это быть простым совпадением? Действительно ли я была обречена на повышенное артериальное давление? Может быть. Никто не скажет наверняка. Но это поистине удивительно…

Представьте себе, что было бы, если бы родители программировали легко поддающиеся внушению юношеские умы на уровне подсознания, что мы обладаем способностью самоисцеляться и бороться с недугами, а не учили нас при болезни непременно бежать к врачу и принимать или колоть лекарство каждый раз, когда занеможется. Только представьте себе, насколько здоровым было бы наше подсознание.

Я вспомнила о том, как воспитывала дочь Сиену. В возрасте 3–4 лет (еще до того, как я узнала то, что мне известно теперь), когда Сиена заболевала или у нее была ссадина, мой муж Мэтт брал ее на руки и шутливо покрикивал: «Скорее, скорее! Нам срочно нужно на фабрику для починки детей, чтобы купить дочке новую ногу, губу или нос. Срочно вызывайте «Скорую помощь»!» Она заливалась смехом, а мы накладывали на ранку пластырь или отправлялись на прием к врачу. Но основное, что внушалось ее подсознанию, — необходимо отправиться на специальную детскую фабрику, чтобы почувствовать себя лучше! При таком внушении трудно представить себе, что ребенок будет убежден в способности тела к самоисцелению.

До того как я начала проводить исследования по самоисцелению, мы с Мэттом даже не представляли, что непреднамеренно влияем на состояние здоровья дочери. Разумеется, и моя мама всегда желала своим детям только счастья и здоровья.

И вот теперь мы с Мэттом изменили манеру обсуждения болезней или травм при Сиене. Если она просыпалась с болью в животике, мы старались объяснить, что она сама может себе помочь, а потом давали ей плацебо, например капли от кашля или драже «Тик-Так», а иногда использовали гомеопатические средства. И когда давали таблетку, то напоминали: «Это тебе поможет излечиться». После того как мы начали так поступать, дочка вдруг заговорила о болезни и травмах немного по-иному. Если она падала и ранила коленку, то быстро поднималась и произносила: «Не волнуйся, мамочка. Мое колено само знает, как ему лечиться».

Разумеется, муж и я никогда не отказывались от лечения, если оно действительно было необходимо ребенку. Я этого никому и не предлагаю делать. Если бы Сиене, не дай бог, поставили какой-нибудь серьезный диагноз, мы бы опрометью бросились к врачу на прием. Однако дочери не понадобилось никакой особой помощи врача, и нужно было лишь проходить регулярные проверки. И теперь она довольно быстро справляется с теми инфекциями, которые часто приносит из детского садика. Возможно, когда она станет постарше, наше программирование ее подсознания поможет ей преодолеть сопротивление разума процессу самоисцеления.

А как же вы? Что, если ваши родители никогда не внушали вам ничего о самоисцелении? Что, если вы захотите поверить, что ваш разум способен исцелить тело, но у вас это просто не получится? Если вы потеряете надежду и веру, не отчаивайтесь!

(Подробнее о том, как сменить коренящиеся в подсознании верования с негатива на позитив, смотрите в главе 10).

После того как на уровне подсознания вы сменили верования, мы оптимизируем культуральную среду для клеток, из которых состоит ваше тело, и таким образом меняем способы экспрессирования ДНК. Мы не жертвы собственных генов. Мы властители своей судьбы.

Данные в пользу этого положения очень убедительны, но я отчасти почувствовала себя безответственной из-за того, что не узнала об этом раньше. Когда я произносила клятву Гиппократа, то говорила: «Не навреди!» Мне стало стыдно за то, что непреднамеренно я могла причинить вред кому-то из своих пациентов. Я не разъясняла им, как их вера может проявиться физически; проецируя собственные верования на них, я таким образом непреднамеренно причиняла им боль.

Когда мы кому-то сообщаем диагноз вроде: «В вашем состоянии в первые полгода умирают 9 из 10 больных» или «По прогнозу ваш шанс выжить в течение 5 лет составляет примерно 20 %» — так ли уж это далеко от практики вуду некоторых народов? Разве мы их не проклинаем, не стимулируем реакцию страха у них в уме? Разве при этом разум не активизирует стресс-ответ тогда, когда тело так нуждается в расслаблении?

Когда мы говорим, что наши пациенты неизлечимы, когда диагностируем у них хронический недуг, например рассеянный склероз, или болезнь Крона, или артериальную гипертензию, и говорим, что им суждено страдать этими болезнями всю оставшуюся жизнь, разве мы, по сути, не причиняем им вред? Какие у нас доказательства, что они вдруг внезапно не поправятся, как в тех редких случаях спонтанной ремиссии, о которых вы уже слышали?

В книге «Спонтанное излечение» доктор Эндрю Вейл утверждает, что врачи порой непроизвольно занимаются «медицинской ворожбой». Приговаривая пациентов к хроническим, смертельным или неизлечимым заболеваниям, мы можем программировать их подсознание на негатив, вызываем стресс-реакцию, которая вредна, а не полезна. Негативным прогнозом мы отнимаем у человека надежду на выздоровление, и в итоге наш мрачный прогноз сбывается не без нашей помощи. Может, нам лучше обнадеживать людей, чтобы у них в мозгу выделялись химические вещества, способствующие исцелению организма?

Когда у моего отца диагностировали меланому с метастазами в мозг и печень, это была страшная новость. Как врачи мы с отцом знали: по статистике, лишь 5 % больных в таком состоянии способны прожить пять лет, а большинство умирают в течение 3–6 месяцев.

Оглядываясь назад и зная то, что мне известно теперь, я думаю, лучше бы нам не знать этой статистики тогда, когда нам сообщили диагноз отца. Стоило взглянуть на данные, и любая надежда мгновенно испарялась. Мы даже и не обращали внимания на информацию о тех 5 %, которым удается прожить 5 лет. А кто может утверждать, что отцу это бы не удалось? Мы тогда могли думать лишь о том, что 95 % умирают, причем очень быстро.

Теперь я убеждена: когда врачи сообщают пациентам такие прогностические данные, они им вредят. Нам не дано предвидеть будущее. Мы никогда не знаем точно, кто из пациентов будет бороться с болезнью, а кто быстро сдастся. Наши намерения чисты. Нами движет честность, признание самостоятельности пациента, желание подготовить больного к худшему, чтобы он не впадал в состояние самообмана.

Но если пациент — как раз тот самый 1 из 10, кто выживает, принесет ли пользу наше предупреждение о возможном уходе из жизни? Стоит ли ради нашего стремления к полной откровенности лишать человека надежды и веры, только чтобы пациент реально представлял себе возможный исход?

Я не предлагаю вернуться к старой патерналистской концепции и модели поведения: «Не забивайте вашу милую головку этими мыслями, мадам!» В начале XX века врачи старались скрыть истинный диагноз от пациента по принципу «если бабушка узнает, то сразу и помрет». Этого не нужно. Основой взаимоотношений врача и пациента должны быть честность и сотрудничество, от которых нельзя отказываться. Мой образ действий всегда предусматривал просвещение, стимулирование и полную откровенность. Но важно и то, как сообщать информацию. Разве не разумнее, чтобы мы — врачи и пациенты — изменили мышление и общение, чтобы повысить шанс сохранить здоровье?

И вот чему я научилась как врач:

Помню, однажды мама позвонила и пожаловалась на сильную боль в животе. Со смерти отца она постоянно страдала вздутием кишечника и сильной диареей. Но на этот раз боль была другой. Голос у мамы был испуганный. Находясь на расстоянии 3000 миль от нее, я постаралась ободрить ее, как только могла.

Мысленно пыталась перебирать различные диагнозы. Может быть, это мочевой пузырь? Или прободная язва? Или панкреатит? А может, необычная картина аппендицита? Закупорка кишечника? Рефлюкс или грыжа пищеводного отверстия диафрагмы?

Я забросала ее самыми важными вопросами. Есть ли температура? Была ли рвота? Когда последний раз был стул? Отходили ли газы? Голодна ли она?

Судя по ее ответам, случай не требовал экстренного хирургического вмешательства. Я так ей и сказала, но все же посоветовала обратиться к ее терапевту. Через несколько минут мама снова позвонила. Она послала сообщение врачу, и тот просил ее сразу приехать.

Ехать пришлось долго — почти час. На полпути мама позвонила. Я спросила о ее самочувствии. Боль немного утихла. Через 15 минут она снова мне позвонила почти от офиса врача: «Ты не поверишь, но эта проклятая боль почти прошла!» А по приезде к врачу боли уже не было.

Мама позвонила опять и сказала: «Клянусь, так со мной всегда происходит. Чтобы врачи смогли оценить мое состояние, поставить диагноз, мне нужно, чтобы симптомы были ярко выражены по приезде, а происходит наоборот — стоит приехать, и в приемной боли уже не ощущается».

Я нашла то, что искала!!!

Врачу мамы так и не удалось выяснить, что с ней такое. А вот я благодаря разговору с ней сумела сформулировать теорию: моя мама очень верит врачам. Она уверена, что они способны вылечить ее или улучшить самочувствие. Ей много раз было плохо, но после посещения врача ей становилось лучше. Поэтому она твердо убеждена, что только врачи ей помогут. Так устроен ее разум. Она тщательно выбирает медицинский персонал, искренне привязана к своим врачам, и они платят ей ответной привязанностью.

Что, если улучшение физического состояния при поездке к врачу у нее происходит именно из-за настроя и его влияния на сам организм? Может быть, когда мама звонит врачу и записывается на прием, ее мозг реагирует положительно, она расслабляется, появляется надежда, оптимизм, приятные чувства, а также вера в то, что она скоро пойдет на поправку? Это своего рода вздох облегчения для мозга. Мысленно она ослабляет стресс-реакцию на боль, перспектива врачебного осмотра способствует релаксации, тело отдыхает, активизируются механизмы самовосстановления. Незаметно для нее тело решает эту проблему само — и вот результат! Симптомов нет. Кажется, что помогло посещение врача, а на самом деле вся заслуга принадлежит ее мозгу.

Когда врачи нас спасают, особенно при опасных для жизни болезнях или тяжелейших травмах, мы испытываем искушение вознести их на пьедестал, приписать им все заслуги. И действительно, у некоторых врачей исключительный дар, они ускоряют процесс исцеления и помогают самовосстановлению организма. Но когда пациенту вырезают опухоль, прописывают антибиотик или вправляют сломанную кость, он все же зависит еще и от механизмов самоизлечения.

Если моей маме не нужно было прикосновение рук врача, чтобы почувствовать себя лучше, то мужу это было совершенно необходимо. Порой мы полагаемся на современные медицинские технологии, порой — нет. Но уверяю вас, при любом развитии событий чрезвычайно важно найти именно того человека, который поможет вам найти дорогу к излечению. И собранные мной научные данные это подтверждают.

Пациенты выздоравливают отчасти потому, что верят в могущество современной медицины. При виде врачей или других работников здравоохранения, которым они доверяют, им становится легче. Аналогичные условные реакции развиваются на приеме у врача. Люди привыкают ходить к врачам и после этого чувствовать себя лучше. Поэтому мозг может облегчить состояние даже до посещения врача и еще до начала лечения. А о чем же говорят научные данные?

Директор программы Гарвардского университета по исследованию плацебо и лечебному общению Тед Капчук в своем интервью Национальному общественному радио США сказал: «Сахарная пилюля сама по себе никак не действует. Важен контекст исцеления. Это целительные ритуалы. Это участие в целительных взаимоотношениях… Но таблетка плацебо — удивительное средство, и физиологический раствор — тоже удивительное средство для того, чтобы вычленить то, что находится на заднем плане, отделить это от лекарственных средств и медицинских процедур и изучить сам акт ухода за пациентом и заботы. Вот именно это, с моей точки зрения, мы и измеряем, когда изучаем эффект плацебо».

У Капчука есть подготовка в области традиционной китайской медицины и иглоукалывания. У него спросили, почему он предпочитает практиковать иглоукалывание, когда в рандомизированных контролируемых клинических испытаниях не была доказана его более высокая эффективность по сравнению с плацебо. Он ответил: «Потому что я чертовски хороший целитель. Такую правду трудно говорить. Если бы вы нуждались в помощи и пришли ко мне, то вам бы стало лучше. Тысячам это помогало. Потому что, в конце концов, дело не в иголках, а в человеке».

Его мнение изложено в журнале New England Journal of Medicine, где он выступил в качестве соавтора одной из статей об исследовании астматиков. Тех, кто задыхался, лечили ингалятором с «Альбутеролом» (стандартным лекарственным средством против астмы), ингалятором-имитатором (плацебо), имитацией иглоукалывания (также плацебо) и не лечили совсем. Все проходившие лечение пациенты ощутили одинаковое улучшение состояния — на 50 % при лечении «Альбутеролом», плацебо-ингаляцией и имитацией акупунктуры, и на 21 % лучше себя почувствовали те, кого не лечили совсем.

Однако, в отличие от других исследований, где физиологическая реакция совпадала с ослаблением симптомов, когда измеряли функцию легких после имитации иглоукалывания, плацебо-ингаляции и отсутствия лечения, эта функция у всех улучшалась (7 %), но меньше, чем после «Альбутерола» (20 %).

Так почему же у астматиков наступало клиническое улучшение даже без физиологической реакции на лечение? Вероятно, пациентам становилось лучше не из-за «Альбутерола», имитации иглоукалывания, плацебо-ингаляции, а потому, что о них заботились. Что, если лечить пациентов не средствами медицины, а уходом и заботой? Не исключено, что улучшение в разных исследуемых группах как раз и было связано с одинаковыми заботой и уходом. Это было важнее, чем лекарства, что им давали.