ТАЛИЕСИН ЧРЕЗ ЛОГР
      (стихи из Артуровского цикла)
 
      ПРЕЛЮДИЯ
      — I -
 
      Непокорные племена внимали;
      православная мудрость расцвела
      от Кавказа до Туле;
      императора слава
      распростерлась до края мира.
      В пору срединной Софии
      императора слово установило
      царство в Британии;
      в Софии пели
      непорочное зачатие Мудрости.
      Карбонек, Камелот, Кавказ,
      врата и сосуды, посредники света;
      география, дышащая геометрией,
      обоюдопернатый Логос.
 
      — II -
 
      Слепые властители Логра
      вскормили страну обманом
      рассудочных добродетелей,
      печати святых разбиты;
      троны у Стола пошатнулись.
      Галахад ожил по Милосердию;
      но началась история;
      агаряне взяли Византий;
      потеряна слава;
      потеряны царство и сила.
      "Воззовите к холмам,
      дабы сокрыли нас, -
      молвили мужи во Граде, -
      от господина милосердия,
      скачущего в звездном свете,
      единственного отблеска
      славы царской."
 
      — III -
 
      Зло и добро были братья
      некогда в аллеях испаганских;
      магометане,
      крича Алла иль Алла,
      порушили двоицу персидскую.
      Кавказ захвачен исламом;
      мамелюки овладели
      древней житницей империи.
      Союз расторжен;
      имамы стоят в Софии.
      "Бог есть Бог", — муэдзин
      кричит, но угас свет
      на горах Кавказских,
      погасла слава царская, сущего слава.
 
      ТАЛИЕСИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ЛОГР
 
      Оставлены моря;
      я в гавани логрийской
      легко сошёл на брег
      под ветром штормовым.
      Подняты якоря
      и мачты заскрипели,
      плывут назад в Босфор,
      а мне — к холмам родным.
      На злате колесниц
      небесный Император.
      Он над моим конём
      семь звёзд смахнул с небес.
      Дубы клонились ниц,
      скрипя и выгибаясь.
      Семижды серп златой
      Рассёк волшебный лес.
      Сокрыта за спиной
      нетронутая арфа;
      но вскрикнула она,
      лишь вышел на тропу,
      дорогу, что долой
      вела через чащобу,
      где пел Цирцеи сын
      у соловьёв в лесу.
      В лесу бегущий лев
      людской утратил разум;
      на мертвенном пути
      стояли лешаки
      среди густых дерев;
      смотрели на движенья
      мои, как я бегу
      от огненной реки.
      Друидов ученик,
      своё отбросив сердце,
      я к милости взывал,
      взыскуя языка.
      Блистательный ночник
      во тьме Броселианда:
      сверкнула будто серп
      манящая рука.
      У южных берегов
      тогда скрипели мачты;
      у римских мостовых
      скрипели дерева.
      Средь пашен и стогов
      серп в золотой деснице
      святыни пожинал,
      и скошена судьба.
      С падением одних
      за мной сгустился хаос,
      с падением вторых
      за мной сгустился лес;
      с падением иных
      я прибыл в стан владыки;
      от арфы за спиной
      разнёсся зов окрест.
      Я видел древний свет
      вокруг холмов волшебных,
      артуровых коней
      сверкание подков.
      Меня быстрее нет,
      и не было в ту пору,
      как через Логр я шёл
      под царственный покров.
 
      ВИДЕНИЕ ИМПЕРИИ
 
      — I -
 
      Тело единое оргaном пело;
      наречия мира расцвели в Византии;
      звенело и пело просторечие Византии;
      улицы вторят гласу Престола.
      Деяния нисходят от Престола.
      Под ним, переводя греческий минускул
      для всех племён, тождества творения
      удивительно снисходящие в род и род,
      слуги пишут деяния царские;
      логофеты сбегают
      по порфирным ступеням,
      разнося послания по всей империи.
      Талиесин прошёл
      сквозь ближайших ангелов,
      от явления благодати
      до места образов.
      Утро воссияло на Золотом Роге;
      он слышал за спиною стук колесниц:
      несли обновление всем языкам;
      он видел нунциев,
      отправленных по течениям
      морским, в постоянном движении,
      гребцов руки,
      прикованные к имперским веслaм,
      колесницы и галеры,
      дарованные послам,
      отправленным за море
      до берега иного.
      Царский поэт
      смотрелся в зеркало Золотого Рога.
 
      — II -
 
      Заря поднялась над Золотым Рогом.
      Я видел тождества,
      отражённые в сапфирном море:
      за Синаем Арарат,
      за Араратом Эльбрус -
      светом брызжущий,
      снегом искрящийся,
      целомудрие стройных вершин Кавказа;
      снега отблеск на бровях мира
      сменился глубоким зелёным долом.
      Из Визaнтия присланы
      тождества письмена,
      когда племена собрались праздновать
      тезоименитство
      своего отца-императора.
      Империи солнце
      сияло на каждом кургане,
      с валом двойным,
      охраной долин плодородных.
      Сияли клинки
      благородного древнего танца;
      девы нагие
      смеялись от счастья земного,
      телом своим повторяя
      провинции форму,
      форму основы пространства,
      полукруглой основы славы имперской.
      Спины напряжены,
      любови устроены;
      брошено через
      воздушные реки империи
      имя забытое, шута бремя,
      слава и рама любовников
      низин Кавказских
      звенела вокруг снегов Эльбруса.
      Тело единое оргaном пело.
 
      — III -
 
      Эльбрус поднялся над Золотым Рогом.
      К югу от кости морской,
      Туле, каменный череп,
      пастбище на одинокой скале,
      схема Логра, тема и образ империи,
      поднялся в равновесии,
      вес правления со славою.
      Мерлин, времени мера,
      взбирается сквозь призмы и линии;
      по-над Камелотом
      и дальним Карбонеком,
      над Опасной Изменой и Престолом союза,
      фосфор философской звезды
      Персифаля хлынет.
      Лев Ланселота,
      смущённый запахом поклонения,
      рыкает подле тела госпожи Гвиневеры.
      Мерлин определяет в умных эмблемах
      щит над щитом,
      положение над положением;
      на дорогах слышен топот
      господских коней.
      Мечи сверкают; разбойники убегают;
      Стол установлен твёрдо
      в королевском холле,
      а над сиденьями начертаны
      знаки души и доли,
      деяния, подвиги и вся история Логра.
      По имперской дороге
      спешит белый нунций
      возвеличить сердца Латерана,
      Галлии, Логра.
 
      — IV -
 
      Млеко точат сосцы Галлии,
      тригонометрическое млеко учения.
      Муж припал к сосцам;
      его суставы застыли,
      он поглощает логику, учение, закон,
      пьёт из грудей intelligo и credo.
      Я, Талиесин,
      рождённый от друидов у моря,
      также пил в школах галльских,
      я пил за столом учительским;
      я пел созвучно водам логрийским,
      течению Темзы, волнам прилива.
      Сквозь гром колесниц железных
      на галльских дорогах,
      меня унесли корабли
      на морские просторы;
      Логра наречие было
      лишь отражением Византии;
      великому искусству учили
      в сердце артуровых гаваней.
 
      — V -
 
      Туман клубился у края старого солнца;
      мамонты и медведи бродили
      по широкому краю уступа.
      Сила себя проявляла в нравах
      рук, суставов, запястий, кистей;
      плоскости дланей,
      средоточия конусов скрытых,
      раскрывались в Ломбардии, -
      навершие конуса в Риме,
      полное знания,
      понтифик арвальской коллегии
      восходящих инстинктов,
      дороги (живые и мёртвые) в Риме, -
      чтобы в Галлии строить мосты,
      в Византии приёмы вести.
      Ногти, слабые времени сева,
      почву скребли,
      и ногтями железными труд
      был окончен в пору нашей нужды,
      сфера высокая основания конуса,
      поражение взошедших семян:
      руки заклинания
      стали руками поклоняния,
      пятикратный псалом,
      указание Латерана:
      действия и страдания единое таинство,
      единая и внезапная молния тождества,
      горестные деяния рук Папы.
 
      — VI -
 
      Почему Папа движется
      в имперских походах?
      почему золотые дворцы
      тускнеют пред папской
      одеждой, плотью и костью искупления?
      что нарушило волю Императора?
 
      — VII -
 
      Адамы во глубине иеросалимской
      вздыхали -
      тонко их мысли свивался венец, -
      взывая: "О разветвлённый отец,
      не слишком ли долго я ждал
      в беспечальном
      лишённом иных измерений
      пространстве?
      Не видит ли Бог начал воюющих?
      Подобает нам расти до высот,
      Бога и Царя взыскующи:
      Подобает нам смотреть
      на сраженье деяний в непостоянстве".
      Адамы взбирались по древу, кора,
      шуршала и крошилась за ними;
      битву в законе наблюдали они,
      ужасаясь среди царского двора.
      Дерево умерло, не умирая,
      супротив добра вожделело добро,
      деянья в сраженьи отравили кровь,
      на плетёном древе — их тел кривая.
      Суставы сводило; двойное созданье
      блевало, боролось,
      добро против добра;
      по силам своим
      они провидели разум Императора,
      его видения войн мирозданья.
      Он медленно шёл сквозь строения
      в ночи своей своего отсутствия;
      Византий спал;
      белёсый сумрак
      крался за ним и мерцал,
      изгнание в тварь
      тварного отверженья спасения.
      Зачатие без границ
      Адамов греховных коснулось;
      задушено над их головой,
      дерево ярких лучей
      потеряло в глубинах ямы
      свой воздушный ручей;
      они восхотели; они увидели;
      они ужаснулись.
 
      — VIII -
 
      Эльбрус тонет в Золотом Роге:
      стопы творения вспять
      ступают сквозь воды.
      Тяжко одинокой галеры движение,
      механика рук и вёсел немеет;
      белеет холст заплатой
      на пурпурных парусах
      в слабеющих руках мужей,
      морской простор шумит в сердцах.
      Рождённое в море сокровище Азии,
      с гор Кавказа,
      сработано в Визaнтии,
      злато земли рассыпали над морем,
      мостили вокруг водоёма видений,
      оно не мерцает,
      не светится боле.
      На медную палубу горсти горячей золы
      падают из незримых вулканов;
      грубые птицы
      рыбу клюя, испуская любовные крики,
      покрывают корабль,
      влекомый когда-то
      их крыльев порывом.
      Светящееся в стоячей воде
      безглавое тело бредёт
      в алых ризах,
      вулканический пепел
      падает в лунном свете.
      Безглавый образ как будто Царя
      бредёт,
      непристойно скрыв руки под ризой,
      алостью оскверняя
      отблеск хребтов Кавказских.
      Его свита колышется рядом;
      щупальца небо метут,
      тянутся, осьминожьи тела
      над водой воздымая;
      двое из них поднимают ризу над телом,
      спешащим по тонущей плоскости
      антиподовой Византии.
      Воззрим, о сын человеческий,
      на сраженье деяний.
      Фосфорерсцентно сияет
      отточенный пенис:
      зачатки или остатки,
      исчезая и появляясь,
      живут в покинутом средоточии разума,
      уши, глаза,
      суматоха чувствительной мысли.
      Он невнятный всегда
      по невнятному морю
      за По-лу продвигается
      Император без головы,
      осьминоги вокруг;
      и потеряны римские руки,
      бытия инструменты
      потеряны по существу.
 
      — IX -
 
      Тело единое оргaном пело;
      деяния тождества
      поклонялись Господу;
      цвело и звенело пение Византии.
      О рамена, локти, запястья,
      благословите Его,
      хвалите Его,
      величайте Его вo веки;
      сочленения пальцев,
      благословите Господа;
      суставы колен и лодыжек,
      благословите Господа;
      бёдра и спины во множестве,
      благословите Его,
      хвалите Его,
      величайте Его вo веки;
      благословите Его на Кавказе,
      благословите Его в Латеране,
      благословите Его
      в эмблемах Лондона-в-Логре,
      если будут иные языки за Логром,
      благословите Его,
      хвалите Его,
      величайте Его вo веки;
      если будет сознание
      в толще подвижной воды,
      или власть хоть какая-то
      на болотах за дальним По-лу,
      хоть какая-то мера
      среди областей безголовых,
      благословите Его,
      хвалите Его,
      величайте Его вo веки.
 
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

02.08.2008