Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Господство

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Литтл Бентли / Господство - Чтение (стр. 24)
Автор: Литтл Бентли
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


И что ее окончательно доконало, так это то, что она распознала некоторые лица на стене. Без глаз и без зубов, они были растянуты и искажены. Но она смогла узнать знакомые черты, индивидуальные особенности, которые все же проглядывали на этих искаженных, потерявших форму лицах. Вот большой нос Тони Велтри. А вон близко посаженные брови Марти Робертса.

Зловоние в этом коридоре было ужасным, мерзким и отвратительным. Кровь, желчь, экскременты – все это гнило. Пенелопа заткнула нос, стараясь дышать только ртом.

Но… это не было для нее таким ужасным, каким должно было бы быть. Да, да, это все, конечно, жутко. И гниение тоже. Но запах крови приятно возбуждал, повсюду витал сладкий аромат вина, и девушка почувствовала знакомое покалывание между ногами.

Пенелопа пыталась не улавливать все эти запахи и ароматы, пыталась о них не думать.

Рядом с ней сильно рвало Кевина. Он отвернулся в сторону, не выпуская ящик из рук.

Холбрук уже почти прошел весь коридор, беспечно отталкивая плечом части человеческих тел, которые мешали ему двигаться.

– Далеко еще идти? – спросил он.

Обернувшись назад в сторону открытой двери и глубоко вдохнув, Пенелопа последовала за ним. Ее ноги утопали в каше из человеческих органов, покрывающих пол.

– Вторая дверь направо. Там должны быть цистерны, – ответила она.

Позади нее, шумно дыша, шагал Кевин, буквально след в след. Его ботинки издавали громкие чавкающие звуки.

Дверь, должно быть, была заперта, потому что, когда она догнала учителя, Холбрук уже поставил свои ящики и ударил плечом в дверь. Но ударил как-то неудачно, поскользнулся и упал в месиво на полу. Сразу же поднявшись, он ударил снова. На пятый раз дверь немного подалась, а на шестой распахнулась.

Внутри цеха прессовки было чисто. Ни тел, ни запекшейся крови. Холбрук наконец поставил свои ящики на пол. Он оглядел комнату – огромные стальные цистерны и блестящие металлические части машин. Затем повернулся к Пенелопе, показывая на трубу с красными вентилями на ближней стене.

– Это подача энергии? – спросил он. – Электричество или газ?

– И то и другое, – ответила Пенелопа.

Учитель усмехнулся.

– Газ, – сказал он. – Уж он-то подействует.

Кевин ввалился в комнату, проковылял мимо Холбрука, стараясь пройти как можно дальше, прежде чем поставить свои ящики, и громко выдохнул.

– Вот это да, – произнес Холбрук, похлопывая себя по карманам. – А кто-нибудь догадался принести с собой коробку спичек?

Сердце в груди Пенелопы упало.

– Что… – начал Кевин.

Холбрук широко улыбнулся.

– Шучу, шучу. – Он открыл один из своих ящиков. – Поспешим. Давайте работать.

Под руководством учителя они пропитали тряпки и газеты газолином и рассовали их во все необходимые места. Пенелопа показала Холбруку, где находятся вентили сброса, и он начал открывать. Из трех кранов потекли тонкие струйки. Вскоре из-за винных паров дышать стало совершенно нечем, и Кевин даже был вынужден постоянно оборачиваться назад к двери, чтобы схватить ртом немного воздуха. Того воздуха, из коридора.

– А разве все это не взорвется, как только вы поднесете спичку? – спросил Кевин. – Удастся нам до взрыва выбраться наружу?

Холбрук вылил последние капли газолина на жгуты, соединяющие одну кучу тряпок с другой, отбросил канистру в сторону и усмехнулся.

– Я все же не такой непроходимый тупица, как вам кажется. – Он залез в карман и извлек запечатанный конверт. Открыл его. Внутри был бело-голубой кристаллический порошок. – Хлорин, – объявил он.

Кевин нахмурился.

– Что-что?

Учитель полез в ящик и вытащил пластиковую бутылку с тормозной жидкостью.

– Надо смешать это вместе, и оно загорится.

– Но ведь для этого есть спички. Какой же смысл?

– Смысл в том, что произойдет замедленная реакция. Чтобы возникло пламя, потребуется минута или около этого. Я положу это возле газет, которые не облиты газолином. Они загорятся первыми. Затем начнут гореть тряпки. И только потом поднимется настоящий огонь. Но к тому времени мы уже уйдем отсюда.

– Будем надеяться, что это сработает, – сказал Кевин.

– Сработает обязательно.

Они закончили распределять газеты, тряпки и ящики по комнате.

– Отлично, – сказал Холбрук. – Пора. – Он вылил некоторое количество тормозной жидкости внутрь конверта, а почти полную бутылку поставил у стены. Взболтнул содержимое конверта, чтобы хорошенько все смешать, потряс конверт и положил рядом с длинным свернутым рулоном газет.

– Рвем когти, – скомандовал он.

Они побежали. В коридоре Пенелопа чуть не поскользнулась, ударившись о какое-то тело. Окоченевшая грудь ударила ей в лицо, но она продолжала нестись, и через несколько секунд они выскочили наружу.

Дом сейчас окружали молодые девушки, одетые в белое. Они держались за руки.

– Что это? – спросил Кевин. – Что они делают?

– Это девственницы, – объяснил учитель.

– Девственницы весталки, – добавила Пенелопа.

– Или девственницы гестилки,[38] – уточнил Холбрук. – Они посвящают себя богине домашнего очага.

– Посвящают? Что, черт возьми, это значит? Приносят себя в жертву?

– Нет. Они только становятся служанками богини. Жрицами. Они посвящают ей свою жизнь. Они будут убиты, если нарушат свою клятву.

– Господи, – выдохнул Кевин.

– Эти девственницы должны быть трезвые, – заметил Холбрук.

– Это означает…

– Что у нас нет выбора, – сказал Холбрук. – Нам надо отсюда удирать. – Он посмотрел на Пенелопу. Та кивнула.

Они бросились между двумя зданиями по направлению к автостоянке. Наверное, их уже заметили, но никаких криков слышно не было, за ними никто не гнался. Девственницы оставались на месте, держась за руки, а остальные безумные фанаты Диониса продолжали праздновать урожай.

К машине они возвратились без проблем.

* * *

Они уже были в дороге, почти в городе, когда раздался взрыв.

Глава 15

В больничной палате начало смердеть.

Мел Скотт оглянулся на кучу голов, сваленную у стены, на тела доктора и сестер на полу. Мухи каким-то образом проникли сюда и были уже повсюду. Жужжали, постоянно жужжали, облепив гниющие головы и трупы, и надоедливо метались в воздухе взад и вперед.

Рай вроде бы не должен быть похож на это.

Голова болела. Болела весь день, как после похмелья, хотя он от этого страдать не должен бы, поскольку пьян был постоянно. Наверное, это белая горячка, а не похмелье.

Барбара была мертва.

Он пробовал вернуть ее к жизни. Но единственный способ, который он знал, – это совокупление, и он старался, как мог, но она как была, так и оставалась холодной. Мел молился своему новому богу, но его бог, казалось, совсем про него забыл.

И вот теперь новое несчастье: у него кончилось вино.

В комнате распространялось зловоние, а у него кончилось вино.

Нет, в раю, должно быть, совсем не так.

* * *

В церкви снова появились люди.

Молились.

Богу.

Пастор Робенс скрипнул дверью и осторожно выглянул. Они все отказались от Бога, забыли Его, променяли на пьяного идола из Греции и вот возвратились.

Но слишком поздно.

Они отказались от Бога, и теперь Бог отказался от них.

Он прислушался к исступленным молитвам, отчаянным голосам, молча закрыл дверь, задвинул засов и затем прошел назад к своему столу и бутылке вина. И ведь они были правы. Богу вина надо поклоняться, а не этому иудейско-христианскому идолу. Ведь Он всего лишь квартиросъемщик, который получил внаем это здание.

Но хозяин земли настоящий бог.

И арендная плата уже внесена.

* * *

Ник Николсон понимал, что умер.

Он прихватил с собой на тот свет парочку этих говнюков, которые не поверили, что у него нет больше вина Аданем, но их было больше двадцати, а он один, и они его в конце концов достали.

Сам момент смерти не такой уж болезненный, но и удовольствия тоже никакого. Это не было каким-то освобождением или трансформацией. Это было просто продолжение. Нечто другое. Не лучше, не хуже. Они убили его, забили до смерти, затем протащили через реку в потусторонний мир.

Он встал и пошел.

Там были другие мертвецы – мертвые женщины, мертвые собаки и мертвые дети, – но он не заговорил с ними. Он не мог говорить с ними.

Что-то было не так. Он не знал что, но чувствовал это. Он оказался там, где должен был быть. Это не настоящий потусторонний мир. Это какая-то тень настоящего, любительская версия профессионального шоу.

И долго так продолжаться не могло. Он чувствовал это тоже. Это долго не удержится. Это все временно.

Он натолкнулся на женщину, у которой были оторваны руки. Они столкнулись лбами, он хотел извиниться перед ней, но передумал.

Сделал шаг назад, принял вправо и продолжал идти.

Глава 16

Улицы были пустынны, и к дому Холбрука они возвращались без проблем. Кевин не знал, насколько сильным был взрыв и распространился ли огонь на склад, но пожарные машины на место происшествия не двинулись, и он считал это хорошим знаком.

Но куда им деваться? Предположим, они достигнут успеха и уничтожат все вино Аданем до последней бутылки – а это сомнительно, – но что помешает безумным фанатам Диониса взять вино на другом заводе? Черт возьми, по последним подсчетам, в этой долине восемьдесят пять винодельческих хозяйств. Достать здесь выпивку будет не так уж трудно.

Но даже если они полностью лишатся доступа к алкоголю, то все равно эти безумцы автоматически все не умрут и не растворятся в воздухе. Не исчезнут.

Скорее всего у них от этого крыша совсем съедет.

И ему не хотелось быть здесь, когда это случится.

Холбрук поставил машину на подъездной дорожке. Кевин посмотрел на учителя. Холбрука он никогда особенно не любил, а теперь тот нравился ему еще меньше. Очень уж он был самодовольным и постоянно подчеркивал свое превосходство, когда читал лекции о Дионисе и менадах, когда трепался о своей принадлежности к тайному обществу. Единственное, что у него оказалось в загашнике, – это идея поджечь несколько строений. И то без помощи Пенелопы ему бы никогда не справиться.

Кроме того, учитель часто на нее посматривал. И притом очень откровенно.

Холбрук взглянул на Кевина, и тот отвернулся. Парень не знал, откуда это ему известно, но знал. Учитель просто прикидывается, что секс его не интересует и все такое, что он выше всего этого, но Кевин видел, как он смотрел на Пенелопу там, на винном заводе, и понимал, что означают такие взгляды.

Может быть, речь идет не о Пенелопе лично? Возможно, он просто хочет выяснить, какие ощущения возникают, когда трахаешь менаду? А вдруг интерес здесь чисто научный?

В любом случае Кевину это не нравилось.

Он вылез из машины.

– Значит, вот в чем заключался стратегический план последователей Оварина? – произнес он. – Сжечь винный завод?

– Не Оварина, а Овидия, – поправил Холбрук. – А во-вторых, нет, это был мой собственный план.

– Ну и что мы будем делать теперь?

– У меня есть идея.

– Какая?

– Увидишь. – Они прошли в дом, и Холбрук сразу направился по коридору к подвалу. – Я через минуту вернусь, – крикнул он.

Кевин посмотрел на Пенелопу.

– Ты думаешь, мы чего-нибудь достигли?

– Не знаю.

– Там же до черта людей. Для них это как слону дробина.

– Но такими их делает не только Дионис. Это еще и вино. Наше вино. Вот почему они тогда его грузили.

– А что особенного в этом вине?

– Не знаю, – призналась Пенелопа.

Они подошли к дивану и сели – не рядом, но и не в противоположные концы, и Кевин мгновенно отреагировал на то, что их руки почти соприкасаются.

Он хотел ее тоже.

Да, он должен в этом себе признаться. Ему нравилась Пенелопа, и в его отношении к Холбруку, наверное, присутствовала и ревность.

Он чувствовал себя виноватым из-за того, что желал ее. Ведь она была девушкой Диона, и ему казалось, что нехорошо отбивать возлюбленную у друга, даже если тот превратился в чудовищного бога.

Да и как отобьешь? Она, наверное, до сих пор любит Диона.

Он посмотрел на Пенелопу, затем глянул в коридор и нахмурился. Что-то не так. Он не знал что, но внезапно его охватила тревога.

– Джек, – быстро произнесла Пенелопа, будто прочитав его мысли.

Вот именно, Джек.

Полицейский перестал кричать.

Кевин поднялся. Это могло быть простым совпадением. Конечно, Джек мог заснуть, устать… но Холбрук находился внизу уже много дольше, чем обещал, – а он говорил, что вернется через минуту, – и Кевин чувствовал, что случилось что-то серьезное.

Он повернулся к Пенелопе, которая тоже встала.

– Где ключи? – спросил он. – Ключи от нашей машины, от «мерседеса»?

– У меня в кармане. – Она встретилась с ним взглядом.

– Будь наготове, – сказал он и медленно двинулся по коридору, прислушиваясь. Ни единого звука не раздавалось, в доме стояла гробовая тишина, и это его пугало. Он хотел было попросить Пенелопу выйти во двор, завести машину и быть готовой ехать немедленно, если выяснится, что с Холбруком что-то случилось – если здесь еще что-то случилось, – но у него не хватало храбрости, чтобы спуститься в подвал в одиночку, и он не имел ничего против, если бы она сопровождала его.

Они подошли к лестнице, ведущей в подвал.

Внизу было темно.

– Холбрук! – позвал он.

Нет ответа.

Он посмотрел налево, в дальний конец коридора, и только тут заметил, что дверь в спальню, которая должна была быть заперта, сейчас полуотворена. Между дверью и косяком проникал оранжевый луч закатного солнца.

Джек сбежал.

– Джек! – позвал он.

Нет ответа.

– Уходим отсюда, – прошептала Пенелопа.

Кевин нагнулся, пытаясь разглядеть что-нибудь внизу, и сразу же быстро выпрямился.

– Линяем отсюда, – быстро проговорил он.

Там внизу кто-то застонал.

Они переглянулись.

– Кто-то из них ранен, или это ловушка, – предположил Кевин. – Одно из двух.

– Что ты предлагаешь?

Он снова посмотрел вниз, в темноту, и глубоко вздохнул.

– Заводи машину. И будь готова отвалить.

Она кивнула.

– И не жди. Если что-то не так, отваливай не раздумывая. Ты это хотел сказать?

Он улыбнулся:

– А это уже на твое усмотрение.

Пенелопа бросилась по коридору, а Кевин собрал все свое мужество и начал спускаться вниз.

– Холбрук! – выкрикнул он. – Джек!

Снова послышался стон.

Он спустился по лестнице и остановился внизу. В полумраке, в противоположном конце подвала он увидел троллей: коротконогие, волосатые существа сжимали в лапах дротики, увенчанные сосновыми шишками. Он на секунду зажмурился, затем снова открыл глаза и увидел, что это вовсе не тролли.

Это матери Пенелопы.

Все, разумеется, голые. Сплелись в одну отвратную массу. Покрытые грязью, кровью, вином и прочей мерзостью. Их распущенные нечесаные волосы дико торчали в разные стороны, и именно поэтому в темноте у них был какой-то нечеловеческий вид.

Если бы это были действительно не люди, если бы это были какие-то монстры, например, он бы, наверное, сообразил, как реагировать. Но в их виде было что-то гораздо более страшное, апокалипсическое, и Кевин обнаружил, что не в состоянии двигаться. В шоке он просто прирос к месту.

На полу за ними виднелась пульпообразная красная масса, которая была либо Джеком, либо Холбруком.

Либо ими обоими.

Женщины смеялись и о чем-то болтали друг с другом на незнакомом языке.

Он быстро прикинул свои возможности: можно попытаться найти оружие и сразиться с ними, а можно бежать.

И он выбрал последнее. Побежал.

Перепрыгивая через три ступеньки, Кевин выскочил в коридор, а менады что-то кричали ему вслед. Он бросился во двор, захлопнул за собой входную дверь и ринулся к Пенелопе, которая ждала в машине.

– Поехали! – крикнул он.

Она тут же тронулась с места.

Машина рванула вдоль улицы, да так быстро, что его отбросило на спинку сиденья прежде, чем он успел пристегнуть ремень безопасности.

– Куда? – спросила она.

Он все еще тяжело дышал, сердце колотилось. Не в силах выговорить ни слова, Кевин только покачал головой.

– Не беспокойся, – сказала она. – Найдем что-нибудь.

* * *

Пенелопа лежала в темноте и смотрела вверх.

Они заняли небольшой домик в северной части города, последний из комплекса одноэтажных построек, обращенных лицом к улице. Отвертка Кевина оказалась в машине, но все остальное осталось в доме Холбрука, и они не смогли найти никакого другого оружия, кроме пары ножей для масла и ножниц.

– Как ты думаешь, сколько у нас еще дней? – спросил Кевин, когда они объезжали округу, чтобы найти место, где можно остановиться на ночь. – Сколько?

Она промолчала, но его слова глубоко запали ей в душу, и, несмотря на весь оптимизм, она теперь уже не была уверена, что им удастся выжить.

Вот почему она решила с ним переспать.

Соблазнять его не пришлось, потому что и невооруженным глазом было видно, что он ее хочет. Пенелопа довольно часто замечала эрекцию, оттопыривающую его штаны, – но лучше от этого ей не становилось. С одной стороны, она хотела вознаградить его за испытания прошедших дней, дать ему наслаждение. Много ли ему осталось в жизни? А то, что им удастся пройти через все это и остаться живыми, было очень маловероятно. Но, с другой стороны, что-то удерживало ее от импульсивных действий.

«Странно, – подумала она, – как могут измениться за такой короткий промежуток времени чувства одного человека по отношению к другому. Кевина Харта я знала практически всю жизнь. Училась с ним с первого класса. И никогда он мне особенно не нравился, я всегда считала его кем-то вроде жлоба, растяпы, а вот теперь ближе его у меня никого среди оставшихся в живых нет. И самое главное, я ему полностью доверяю.

Может быть, жизнь похожа на кино больше, чем я предполагала?»

Они ехали в машине и слушали по радио сообщения о событиях в Напе. Передавали новости из Сан-Франциско. Репортер сказал, что на шоссе № 29 случилось происшествие, связанное с утечкой радиоактивных материалов, поэтому все дороги, ведущие в долину Напы, закрыты.

Утечка радиоактивных материалов?

Она посмотрела на Кевина.

Он пожал плечами.

– Это, наверное, их стандартная выдумка, когда они не знают, что происходит. Кому захочется приезжать и проверять, есть ли тут радиоактивные материалы? Кому захочется хватать рентгены? Это удержит на расстоянии любопытных.

– Но как они собираются объяснять то, что действительно здесь случилось?

Кевин снова пожал плечами.

– Бактериологическим заражением, я полагаю. Они скажут, что ветром принесло какую-то заразу, которая вызвала галлюцинации и массовую истерию.

– Ты думаешь, это сработает? Ведь Дионис собьет своими световыми лучами все вертолеты, если они прилетят расследовать. Как они объяснят это?

– Не беспокойся, – сказал Кевин, – как-нибудь выкрутятся.

Некоторое время они ехали молча, высматривая место, где провести ночь. Наконец остановились вот на этом домике.

И вот теперь она лежала в постели и глядела вверх на темный потолок. Ей хотелось представить, как бы получилось у них с Дионом, если бы ничего этого не произошло. Пенелопа не была наивной. Она знала, что большинство романов старшеклассников после окончания школы долго не длятся. И она понимала, что они с Дионом не так уж много времени знали друг друга и не так уж хорошо. Но любовь, которую они испытывали, была достаточно сильной, поэтому она допускала, что они бы все же не расстались, а поступили вместе в колледж. Они оба были не глупые, оба хорошо учились, и не было никаких причин особенно сомневаться, что они смогут поступить в один и тот же университет.

Единственное, что ее беспокоило, – это мысль, что их тяга друг к другу возникла не в них самих, а была заложена генетически, запрограммирована. Она не знала, как это влияет на их чувства – подлинные они или нет, – но все это немного портило дело, вызывало у нее неудовлетворение тем, что она не властна контролировать свою жизнь, что она не имеет свободы воли.

Дион бы понял, если бы она была в состоянии с ним поговорить, и, может быть, то, что они оба сознавали это, позволило бы им обойти все ловушки и перепрыгнуть все барьеры, воздвигнутые на их пути.

Она вспомнила, как он выглядел, когда они познакомились тогда, в очереди, в кафетерии. Неловкий и явно рефлексирующий, но одновременно очень привлекательный. Приятный – вот точное слово. Она не забыла, как испугалась, когда он упал в обморок тогда на ярмарке, не забыла охватившее ее чувство паники и одновременно нежности, которое она испытала, когда склонилась над ним, беспомощно лежащим на земле. Она припомнила звук его голоса, тепло кожи под ее руками.

И заплакала.

Она пыталась выбросить это из головы, думать о чем-нибудь другом, но в памяти всплыло детство, дом, где родилась и выросла. Теперь его нет, он сгорел до основания, и Пенелопа зарыдала еще сильнее.

В темноте мелькнула тень, а затем рука погладила ее лоб и мягкий голос Кевина прошептал на ухо:

– Вся в порядке, дорогая. Все хорошо. Не плачь.

Она перевернулась, потянулась и обвила руками его шею. Он тоже ее обнял, и она приникла к его плечу, сотрясаясь от рыданий.

– Все будет в порядке, – повторял он. – Все будет в порядке.

Они оставались в таком положении еще долгое время, пока ее слезы не высохли, и заснули, обнимая друг друга.

Во сне она была на лугу, на спине перед Дионисом, ноги подняты вверх. Он был огромный, и она чувствовала, что разрывается пополам, когда он в нее входит, но одновременно это было приятно. Она потянулась к нему, стараясь усилить ощущение, сделать так, чтобы он глубже вошел в нее.

Его оргазм был диким извержением семени, которое обожгло все ее нутро, как кислота.

И почти сразу же в ее животе зашевелилось страшное существо, получеловек-полумуравей.

Она с криком проснулась.

Глава 17

«Мне нужен Зевс. Я это наконец понял. Я никогда не думал, что управлять будет так трудно. Я часто раздражался из-за правил, установленных Зевсом, его ограничений, часто страдал от капризов Геры, и у меня не раз возникало желание стать правителем на Олимпе, вызывать громы и молнии и принимать судьбоносные решения.

Но у меня не было и нет ни организаторских, ни административных способностей. Это надо признать. Олимп всегда был свободным объединением свободных индивидуальностей, но лично я переносить все это мог с трудом. Я просто не способен достаточно долго действовать рационально или вести себя хоть как-то ответственно. Все это просто-напросто не для меня.

К тому же начало сказываться напряжение. Я чувствую себя усталым, головная боль не проходит. Я могу убить все, что двигается, трахнуть все, что ходит по земле и летает в воздухе, произвести столько вина, что можно опоить им целую армию, но ничто не приносит мне облегчения. Ответственность за правление тяжелым бременем давит на плечи и не дает как следует разогнуться.

И вот теперь мои запасы вина уничтожены.

Менады могут сделать еще вина, но на это потребуется время. А пока они перешли на нектар. Доставили другое вино, я выпил литров десять, но это не мое вино. Оно не дает такого же кайфа, не обладает такой же силой.

Нужно, чтобы возродились все остальные боги.

В этом-то и вся загвоздка. Я попытался сделать все сам и потерпел неудачу. Зевс, наверное, накажет меня за это, а эта сука Гера скорее всего будет помнить мне до бесконечности и ставить палки в колеса, где только возможно, но все равно дело стоит того, чтобы их возродить.

И остальных богов тоже.

Но как это сделать? Пенелопа? Пенелопа меня не хочет. Она хотела меня прежде. И я обладал ею прежде. Но это было тогда, когда я еще не был собой. Теперь же она меня ненавидит, боится и хочет убить.

Конечно, я могу заставить ее силой. Могу просто взять и изнасиловать, наполнить своей божественной спермой. Но мне не хочется это делать».

Дионис был наполнен глубоким, болезненным чувством потери.

Все не так должно было случиться. Совсем не так.

Он посмотрел в небо.

«Дионис влюблен? Это невозможно. Четыре тысячи лет я не испытывал никаких эмоций по отношению к любой женщине, которую имел.

Но это чувство не мое.

Оно его».

Он опустил голову. Женщина выставляла напоказ для него свои пышные формы. Увидев, что он обратил на нее внимание, она немедленно предложила себя.

И он взял ее. Схватил за плечи и притянул к себе.

И женщина начала меняться.

Он упивался тем, что делает, смаковал каждый ее крик, каждый нюанс этой пытки-трансформации, но в то же время ужасался собственной жестокости, полному отсутствию каких-либо чувств по отношению к этой женщине.

К тому времени когда он кончил, она была уже козой. Он стащил ее с себя, разорвал пополам и дал кровавому дождю пролиться на свои волосы, омыть свои щеки и лоб.

Но сколько бы он ни старался, полного удовлетворения не получал. Даже кровь не помогала. Облегчение не приходило.

Глава 18

Утром она почувствовала себя иначе. Это было странное ощущение, но тем не менее мрачный пессимизм ночи сменился осторожным оптимизмом. У нее было впечатление, как будто вчерашние слезы смыли прочь все страхи и сомнения.

И принесли новую способность проникновения в суть.

Пенелопа села. Кевин еще спал. Видимо, на свою постель он перебрался ночью. Она сползла на пол, прокралась к окну, отодвинула штору и выглянула на улицу. Утро было на редкость ясным и солнечным, и от этого на душе стало еще светлее.

Пройдя через все эти ужасы, сопротивляясь им, Пенелопа все время заставляла себя забыть, что она менада, пыталась отказаться от этого и подавить в себе.

Но теперь она поняла, что именно это их и спасет.

Что происходит с Дионисом каждую осень? Его в кровавой оргии разрывают на части. Кто? Менады.

Пенелопа посмотрела на небо.

Она знала, что надо делать.

* * *

Кевин проснулся через час или больше того. Стоило Пенелопе встретиться с ним глазами, как он тут же оказался с ней рядом.

– Знаешь, – проговорила она, – а ведь ты мне никогда не нравился.

Кевин отпрянул, шутливо обидевшись.

– Я? Неужели?

Она замялась.

– Ты казался мне таким… Я не знаю. Таким грубым.

– Грубым? – Кевин засмеялся. Смех прозвучал почему-то слишком громко и неестественно, оказался каким-то удручающе неуместным в данных обстоятельствах. – Ты, наверное, думала, что я один из тех, кто тусуется в этих в шайках?

– Не совсем так. Ты мне казался… я даже не знаю…

– Ну а теперь ты по-прежнему считаешь, что я грубый?

Она покачала головой и кокетливо улыбнулась.

– Ты лапочка.

Он снова засмеялся и начал надевать рубаху.

– Давай-ка возвратимся к действительности. И обсудим животрепещущий вопрос: что делать?

– Мы должны его убить.

Он пристально посмотрел на нее.

– Мне показалось, что совсем недавно ты говорила, что он все еще Дион, что ты не можешь его убить и не позволишь нам.

– Это единственный выход. – Она глубоко вздохнула. – Дион больше не вернется.

– Но…

– Я думаю, он хочет, чтобы мы так сделали.

Кевин на мгновение задумался.

– Но как мы это сделаем? Ведь мы не сможем даже приблизиться к нему.

– Я думаю, – медленно произнесла она, – что нам нужно напиться.

– Нет!

– Ну, может быть, не совсем напиться, – согласилась она. – Но я думаю, мне немного вина следует принять обязательно. Это единственный путь, чтобы я влезла в… во все это.

– Ты будешь….

– Такая же, как они? – Она покачала головой. – Не думаю. Столько, чтобы потерять над собой контроль, я пить, конечно, не собираюсь. Выпью так, чтобы возбудить свои способности в достаточной степени. И не больше.

– Но что это даст?

– Это поможет мне стать такой, какой я должна быть.

– Менадой?

– Менадой.

– Ну и что тогда?

– Я разорву, уничтожу его.

В комнате повисла тишина. Кевин откашлялся, начал что-то говорить, затем снова замолк.

– Я не виновата, что такой уродилась, – мягко продолжала Пенелопа. – Но я такая, какая есть. Я могу с этим бороться, могу это подавлять, стараться не замечать в конце концов. Но я могу также попытаться использовать это в наших целях. – Она подошла к постели и села рядом с ним. – После долгих раздумий я поняла, что это единственный выход. Наш единственный и последний шанс. С ним все равно должно случиться нечто подобное. В любом случае. Я же просто… ускорю ход событий.

Он с трудом заставил себя улыбнуться.

– Как хорошо ты придумала. Но какую роль в этом действе ты отводишь мне?

Она потрепала его по плечу.

– Это мы решим чуть позже. А пока пошли. Давай сообразим что-нибудь на завтрак. Нам сейчас нужно много энергии.

В дальнем углу кухонного шкафа они нашли непочатую бутылку вина. Тот, кто жил здесь, в этом домике (она или он), выпивохой явно не был. Эту бутылку хозяину кто-то, по-видимому, подарил, и она так и стояла в шкафу нетронутая, с красной ленточкой, спрятавшись за банкой с мукой, и ждала их.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26