Трогаясь с места, Дамон отправил Стефану последнее сообщение. «Не понял, – с деланой наивностью подумал он вслед скрывающемуся из вида Стефану, – что плохого в моей надежде на то, что человеческие существа еще живы? Знаешь, я был в магазине поздравительных открыток, – он не упомянул, что зашел туда не ради открыток, а ради молоденьких продавщиц, – так вот, там целые стенды с открытками типа „Надеюсь, дела у тебя идут хорошо“ или „Мои соболезнования“. Это, как я понял, на тот случай, если заклинание предыдущей открытки оказалось недостаточно сильным. Так что плохого во фразе: „Надеюсь, что они еще не погибли“?»
Стефан не снизошел до ответа. Но Дамон, развернув «порше» и направившись к общежитию, все равно улыбнулся быстрой сияющей улыбкой.
Он потянул за собой веревку, на которой болталась Елена. Ее ночная рубашка развевалась, и она парила в воздухе у Бонни над головой – точнее, над тем местом, где должна была быть ее голова. Бонни всегда была миниатюрной, а из-за этой напасти, от которой она похолодела, она еще и свернулась калачиком. Елена едва-едва не сидела на ней.
– Здравствуй, принцесса. Выглядишь шикарно, как всегда.
«Одна из самых худших вступительных фраз за всю мою жизнь», – удрученно подумал он. Но он чувствовал себя не в своей тарелке, как будто бы это был не он, а кто-то другой. Перемены, произошедшее в Стефане, произвели на Дамона слишком сильное впечатление. Должно быть, дело именно в этом, решил он.
– Да…мон.
Дамон вздрогнул. Голос Елены был медленным, нерешительным… и безупречно красивым: патока, сочащаяся сладостью, мед, капающий прямо из сот. Никаких сомнений, он стал ниже, чем до превращения, и звучал теперь абсолютно по-южному. Для вампира эти звуки напоминали капанье крови из свежевскрытой человеческой вены.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.