Шеин тут же доложил на главный пост ВНОС о своих предположениях. Прошло некоторое время, и на экране радиолокатора появились отраженные импульсы. Но теперь они перемещались с нашей стороны по направлению к тому месту, где исчезали "юнкерсы". Напряженно всматривались операторы в остроконечные всплески. Вот они приостановились на развертке. Неужели действительно там аэродром? Развернулись, движутся обратно...
      А еще через час на радиолокационной станции раздался телефонный звонок.
      - Поздравляю расчет с замечательным успехом! - послышался в трубке радостный, возбужденный голос. - Крепко всыпали фашистам наши летчики. Вражеский аэродром в огне!
      По предложению секретаря ЦК партии, члена Военного совета Ленинградского фронта А. А. Жданова отличившихся воинов расчета представили к правительственным наградам. Военинженер 3 ранга Шеин был удостоен ордена Красной Звезды, операторы Шкуро, Зверев, Ильин, Румянцев - медалей "За боевые заслуги".
      Изучая публикации в иностранных журналах, которые поступали в ГАУ, я убеждался, что радиолокация находит все более широкое применение в военно-морском флоте Англии и Соединенных Штатов Америки. Постепенно аппаратурой, в которой использовался принцип радиолокации, оснащались и боевые самолеты этих стран.
      Разработки и испытания радиолокационных систем для авиации и флота проводились и у нас. Однако велись они не очень интенсивно. И в этом, пожалуй, не было ничего удивительного.
      Дело в том, что тактика предвоенной бомбардировочной авиации предусматривала, как правило, дневные действия. Поэтому в специальных средствах для обнаружения целей самолеты не нуждались. Визуальное наблюдение за наземными ориентирами позволяло находить объекты бомбометания. Истребители также чаще всего вели бой в светлое время суток. Если же предстояли ночные вылеты, то бомбардировщики полагались на штурманские расчеты, а истребители - на помощь зенитных прожекторов. И тем не менее в 1940 году авиаторы пришли к выводу, что радиолокационные установки нужны и им.
      Одним из первых, кто поставил этот вопрос, был начальник группы отделов НИИ ВВС С. А. Данилин - Герой Советского Союза, член экипажа М. М. Громова, совершившего беспосадочный перелет из Москвы в Америку через Северный полюс. Наблюдая за работой опытной радиолокационной станции "Редут" во время боевых действий на Карельском перешейке зимой 1939/40 года, Данилин не только убедился в ее больших возможностях, но и понял, что эту аппаратуру после некоторого усовершенствования можно использовать на истребителях. С ее помощью они смогут вести бой ночью. Эта идея была обсуждена с авиаторами и сотрудниками НИИ, в котором создавалась радиолокационная станция РУС-2.
      В начале 1941 года НИИ радиопромышленности разработал эскизный проект и создал лабораторный макет станции "Гнейс-1". Уже во время Великой Отечественной войны, продолжая ранее начатые исследования, коллектив инженеров под руководством А. А. Фина, а затем В. В. Тихомирова пришел к усовершенствованному варианту установки, получившей название "Гнейс-2". Пожалуй, самая большая трудность, которая стояла перед разработчиками и конструкторами, заключалась в том, чтобы "втиснуть" аппаратуру в нужные габариты. На борту самолета, как известно, не слишком-то просторно. В конечном итоге эту задачу удалось решить. В июле 1942 года в районе Свердловска были проведены государственные испытания. Они прошли успешно, и вскоре станция "Гнейс-2" постановлением Государственного Комитета Обороны была принята на вооружение ВВС и запущена в серийное производство. В последующие годы эта станция совершенствовалась. К концу войны тем же коллективом была создана станция "Гнейс-5".
      Что касается моряков, то тут дело обстояло несколько проще. Габаритные и весовые рамки для аппаратуры здесь не были столь жесткими. Поэтому специалисты флота сочли возможным обратиться за помощью к связистам-сухопутчикам, которые с 1937 года являлись заказчиками средств дальнего обнаружения для войск противовоздушной обороны. В конце 1939 года под Севастополем в интересах Военно-Морского Флота были проведены специальные испытания системы РУС-1 и станции "Редут". В ходе испытаний были уточнены некоторые характеристики, выработаны требования к аппаратуре для кораблей. Моряки заказали НИИ радиопромышленности корабельный вариант установки. Он получил наименование "Редут-К".
      Незадолго до начала Великой Отечественной войны аппаратура была смонтирована на одном из крейсеров Черноморского флота. Ее удалось испытать во время майских учений. Испытания подтвердили, что установка способна успешно обнаруживать самолеты и корабли в любое время суток.
      Когда на Севастополь были совершены первые налеты фашистской авиации, радиолокатор выдал весьма точные разведывательные данные о противнике. На третий день после начала военных действий между крейсером, штабом флота и командным пунктом ПВО Севастополя была установлена прямая телефонная связь, благодаря чему данные о приближающихся вражеских самолетах немедленно передавались по назначению. Это позволяло зенитчикам заблаговременно подготовиться к отражению налета. Станция завоевала среди моряков огромную популярность. В матросских кубриках зазвучали такие куплеты:
      ...Крутится, вертится славный "Редут",
      Фрицы и гансы от нас не уйдут!..
      Радиолокаторы помогали советским военным морякам своевременно обнаруживать не только воздушные, но и надводные цели. В частности, уже после окончания Великой Отечественной войны адмирал А. Г. Головко рассказал мне несколько любопытных эпизодов, имевших место на Северном флоте.
      Вот, например, что произошло в ночь на 5 декабря 1944 года. Два эсминца на переходе из Иоканки в Кольский залив получили задание произвести поиск подводных лодок. В 1 час 35 минут радиолокационная станция одного из них обнаружила цель. Осветив ее специальным снарядом, экипаж эсминца убедился, что это всплывшая подводная лодка. Корабль тут же атаковал ее и уничтожил глубинными бомбами.
      Несколькими часами позже, а именно в 7 часов 44 минуты, опять-таки с помощью радиолокатора второй эсминец у острова Кильдин обнаружил неизвестный корабль. Эсминец развернулся и на полном ходу пошел в атаку. Вскоре в бинокль удалось различить, что впереди в надводном положении находится вражеская подводная лодка, которая поспешно погружается. Командир приказал открыть артиллерийский огонь. Затем были сброшены глубинные бомбы. На поверхности воды расплылось большое масляное пятно...
      Для развития радиолокации было сделано очень много. И тем не менее казалось, что успехи могут быть большими, если попытаться объединить усилия специалистов в более широких масштабах.
      Однажды я поделился своими мыслями с Михаилом Львовичем Слиозбергом.
      - Признайтесь, это наш директор вас надоумил? - удивленно спросил он.
      Я, пожалуй, удивился еще больше.
      - Помилуйте, Михаил Львович, даже разговора не было.
      - Видите ли, у нас с ним тоже есть кое-какие идеи. Это же просто замечательно, что мы независимо друг от друга думаем об одном и том же.
      Неоднократно собирались мы вместе в последующие дни. И с каждым разом все отчетливее вырисовывалась общая точка зрения: нужно развивать радиолокацию дальше, причем еще более быстрыми темпами. А для этого необходимо объединить усилия.
      Обстоятельно изложив свои соображения в докладной записке, мы задумались, кому же адресовать ее? Народному комиссару электропромышленности Ивану Григорьевичу Кабанову? Вряд ли он при всем желании сумеет решить этот вопрос. Обратиться в другие, близкие по профилю наркоматы? Там еще меньше шансов на успех. Тогда решили идти в Центральный Комитет ВКП(б).
      В один из мартовских дней 1943 года мы отправились к Александру Александровичу Турчанину.
      - Садитесь, товарищи. Рассказывайте, что привело вас сюда.
      Зная, что каждая минута у Турчанина на счету, мы, как говорится, сразу ухватили быка за рога.
      - Александр Александрович, производственные возможности нашего завода недостаточны. Нужно расширять радиолокационную промышленность, подключать к ней специалистов авиационной и судостроительной промышленности.
      - Кто же станет управлять ими?
      - Необходим единый орган, который мог бы координировать все работы в области радиолокации.
      А. А. Форштер протянул ему нашу докладную. Александр Александрович внимательно прочитал ее, и в глазах его засветились веселые огоньки. Что бы это значило?
      - Посидите здесь немного, - поднялся Турчанин. - Я доложу о ваших предложениях члену Центрального Комитета партии.
      Этого мы никак не ожидали. Чтобы вот так, сразу, - к члену ЦК? Мы полагали, что в лучшем случае наша докладная будет принята для дальнейшего изучения. И вдруг такой неожиданный поворот событий...
      Минут через тридцать Александр Александрович вернулся в кабинет.
      - Так вот, дорогие товарищи, можете считать, что с этой минуты вы находитесь под своеобразным арестом. Будете сидеть здесь и писать обстоятельный доклад. Выезд на завод только в исключительном случае: если потребуются какие-то дополнительные данные.
      Мы были совершенно ошеломлены.
      - Не удивляйтесь, - видя наше недоумение, рассмеялся Турчанин. - Дело в том, что проблема развития радиолокации волнует не только вас. Центральный Комитет партии и Государственный Комитет Обороны постоянно держат этот вопрос в поле зрения. Уже идет подготовка кардинального решения. И ваши предложения пришлись как нельзя кстати.
      Теперь все вставало на свои места. Мы поняли, почему улыбался Турчанин, читая нашу докладную.
      Около трех дней работали мы в здании ЦК. Как ни странно, но в первые часы дело у нас не клеилось. Мысли невольно возвращались к словам Александра Александровича о том, что вопросы радиолокации постоянно находятся в поле зрения партии и правительства. И это в то время, когда продолжаются кровопролитные сражения на фронтах, когда до предела напряжены силы.
      Постепенно наш доклад становился все более стройным и аргументированным. Сознание того, что наши предложения будут учтены правительством, удваивало силы. Кто же сможет взять на себя общее руководство работами по радиолокации? Михаил Львович Слиозберг предложил кандидатуру Акселя Ивановича Берга, профессора Военно-морской академии, опытного ученого-радиста. Через некоторое время он был вызван в Москву и включился в окончательную отработку документов на имя И. В. Сталина.
      4 июля 1943 года, в канун исторической битвы под Курском, вышло Постановление Государственного Комитета Обороны об учреждении при нем Совета по радиолокации. В его состав вошли народные комиссары оборонных отраслей промышленности, руководящий состав Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота, включая заместителя начальника Генерального штаба, а также видные инженеры промышленности и ученые. Практическое руководство повседневной деятельностью Совета осуществлял Аксель Иванович Берг. Ответственным секретарем был назначен Александр Александрович Турчанин.
      Это Постановление Государственного Комитета Обороны явилось важнейшим государственным актом, предопределившим дальнейшее развитие отечественной радиолокации.
      Деятельность Совета по радиолокации охватывала четыре основных направления. Первое из них - создание развитой промышленной базы, способной развернуть серийное производство радиолокационных средств для нужд фронта. Несомненно, что в условиях продолжающейся войны это направление являлось самым главным. Им руководил А. И. Шокин (ныне министр электронной промышленности). Второе направление - планирование научных исследований и разработок опытных образцов на основе достижений отечественной и зарубежной науки и техники (руководители Ю. Б. Кобзарев и Г. А. Угер).
      Исключительно важными были и два других направления. Развитие промышленности и расширение исследовательских работ трудно себе представить без квалифицированных кадров. Поэтому на Совет возложили ответственность за разработку мероприятий по организации подготовки ученых, инженеров, техников для НИИ и предприятий промышленности. И наконец, последнее. Совет был обязан осуществлять через соответствующие организации сбор и обработку научно-технической информации в области радиолокации и смежных с ней отраслей науки и техники, добиваться максимальной унификации основных радиоэлементов и комплектующих изделий.
      Все эти направления не содержали чего-либо принципиально нового. Но теперь, когда был создан единый орган, появилась возможность значительно быстрее и оперативнее решать многие вопросы. Я уже не говорю о том, что при централизованном руководстве исключалось обидное дублирование в работе.
      От ГАУ в состав Совета входил председатель Арткома. Практическое же согласование многих вопросов поручалось мне. Каждую неделю я по два-три раза бывал в Совете, принимал участие в совещаниях. Очень скоро мне стало ясно, что Совет принял необычный по тем временам, но единственно возможный порядок работы. Сюда стекались все заявки от ГАУ, ВВС, ВМФ и промышленности на исследования и опытно-конструкторские работы, связанные с развитием радиолокационной техники. Здесь оценивалась актуальность этих заявок и реальность их выполнения. Некоторые темы объединялись, после чего составлялся сводный план, который поступал на утверждение в ГКО.
      Предложения по частным вопросам рассматривались в рабочем порядке на расширенных заседаниях Совета. Должен заметить, что и такие решения, не говоря уже о тех, которые утверждались ГКО, являлись строго обязательными для предприятий промышленности и управлений Наркоматов обороны и Военно-Морского Флота.
      В 1943 году по инициативе Совета по радиолокации был создан Институт радиолокационной техники. Его директором стал энергичный и деятельный инженер П. З. Стась, главным инженером - профессор А. М. Кугушев. Затем в системе Наркомата электропромышленности появился первый в СССР Научно-исследовательский институт электровакуумной техники. С образованием Совета по радиолокации началось плановое развитие и производство радиоизмерительной и стендово-испытательной аппаратуры, в которой остро нуждались предприятия, лаборатории, войска.
      Организационные мероприятия были проведены и в Наркомате обороны. Одновременно с образованием Совета по радиолокации вышла директива Генерального штаба, в соответствии с которой работы по радиолокации, проводившиеся связистами для службы ВНОС, передавались в ведение Главного артиллерийского управления. В нем создавался новый отдел, который должен был заниматься вопросами развития и производства радиолокационной аппаратуры, причем не только станций орудийной наводки для зенитной артиллерии, но и станций дальнего обнаружения для службы ВНОС. Возглавить этот новый отдел доверили мне.
      Несколько дней спустя такой же отдел был создан в Наркомате Военно-Морского Флота. Начальником его стал инженер-капитан 1 ранга С. Н. Архипов, служивший ранее на Северном флоте. Таким образом, для развития корабельной радиолокации также была открыта широкая дорога.
      Что и говорить, повое назначение обрадовало меня. У меня давно были налажены деловые контакты со многими учреждениями и предприятиями, с учеными и конструкторами, трудившимися в этой области. Следовательно, начинать я мог не с пуля. А это, особенно в трудное военное время, значило многое.
      С жаром принялся я за работу. Сегодня - поездка на завод, завтра совещание с представителями Войск ПВО страны. У них есть претензии к эксплуатационной надежности аппаратуры и, кажется, какие-то предложения по ее повышению. Через день "виллис" мчит меня в подмосковные части и подразделения зенитной артиллерии. Всегда полезно поговорить с теми, в чьих руках находится оружие. Они иногда подсказывали такое, что ни в одной лаборатории, ни на одном испытательном стенде не могло выявиться. Уставал я неимоверно, но что такое усталость, когда занимаешься любимым делом? Конечно, встречались и у нас, инженеров-вооружслцев ГАУ, свои огорчения. Без них, видно, ни у кого не обходится. Однако радостей, удач было несравненно больше. И вдруг в конце года принимается решение об упразднении отдела радиолокации. Не скрою, это огорчило меня.
      Помню, однажды часов около двух ночи, когда я еще сидел в рабочем кабинете и перебирал какие-то документы, вошел Николай Дмитриевич Яковлев. Он частенько устраивал такие ночные обходы.
      - Все еще трудитесь? - спросил он.
      - Так точно! Дел много, нужно закругляться, завершать их, - с нескрываемой досадой ответил я.
      - Вы имеете в виду ликвидацию отдела? - нахмурился начальник ГАУ. Выбросьте это из головы. Есть отдел или нет его, радиолокация будет развиваться!
      А спустя некоторое время меня ждала еще одна неожиданность. В январе 1944 года меня вызвал председатель Арткома генерал В. И. Хохлов.
      - Вы еще помните о нашем недавнем разговоре? - без всяких предисловий спросил он.
      Я сразу же догадался, о чем шла речь. Незадолго До ликвидации отдела радиолокации Василий Исидорович предлагал мне возглавить в Арткоме отдел зенитного вооружения. Я, разумеется, категорически отказался.
      - По-прежнему не хотите заниматься зенитными средствами? - глядя на меня в упор, спросил Хохлов.
      - Остаюсь на прежних позициях.
      - Ну так вот, Лобанов, я вызвал вас только для того, чтобы поставить в известность о свершившемся факте: подписан приказ о вашем назначении. Так что говорить уже не о чем. Ступайте в отдел, принимайте дела.
      Что-то доказывать, спорить было бесполезно. Оставалось лишь поблагодарить за оказанное доверие.
      - Но если буду спотыкаться, прошу учитывать, что я не артиллерист и не доктор технических наук, как мой предшественник профессор Пчельников.
      - Поможем, но и промахов не простим.
      С чего же начинать? Этот вопрос встал передо мной сразу же после прихода в отдел зенитного вооружения. Сумею ли я разобраться в тонкостях нового дела? Как встретят меня офицеры? С тревогой посматривал я на своих коллег - П. М. Попова, Б. П. Скопинцева, А. М. Калинина, М. Д. Иоффе, О. А. Ляховского и других.
      Утром, открывая первое совещание, я очень коротко изложил свои взгляды, а потом решил попросту посоветоваться с инженерами отдела, послушать, что скажут они.
      К началу 1944 года немцы отказались от массовых налетов на тыловые объекты страны. Причина этого заключалась в том, что значительно усилилась противовоздушная оборона городов и войск. Кроме того, военно-воздушные силы фашистской Германии понесли столь серьезные потери, что гитлеровцам в основном приходилось думать об обеспечении безопасности собственного тыла, сохранении прифронтовых коммуникаций, поддержке наземных войск. Конечно, немцы были еще очень сильны, но превосходство в воздухе принадлежало уже нам.
      Исходя из этого, я высказал в своем докладе мысль, что разработка новых образцов зенитного вооружения для Красной Армии должна быть организована с дальним прицелом. Те системы, которые освоены и выпускаются промышленностью для нужд фронта, позволяют успешно решать задачи, стоящие перед войсками ПВО. Новые же исследования необходимо спланировать так, чтобы они в максимальной степени отвечали требованиям завтрашнего дня.
      Когда пришла пора высказаться инженерам отдела, все они горячо поддержали идею так называемого генерального плана развития зенитного вооружения, причем плана научно обоснованного. Собственно говоря, на первых порах речь шла о подготовке такого плана. Но и эта работа требовала полного напряжения сил.
      Прежде всего мы решили обобщить данные о результатах боевых действий зенитчиков за минувшие два с половиной года войны, сделать обоснованные выводы о сильных и слабых сторонах этого вида оружия. Мы воспользовались отчетно-информационными сводками Главного штаба Войск ПВО страны и командования войсковой противовоздушной обороны. Одновременно от отдела были посланы инженеры непосредственно в части и соединения противовоздушной обороны, принимавшие участие в боевых действиях. Их задача заключалась в том, чтобы обстоятельно побеседовать с людьми, выяснить их мнение о сильных и слабых сторонах орудий, приборов управления огнем, оптических средств, боеприпасов и радиолокационных станций, если таковые имелись на вооружении. Каждая мелочь имела теперь для нас весьма существенное значение.
      Самому серьезному изучению подверглись иностранные технические журналы. Словом, мы не оставляли без внимания ни один источник, в котором можно было бы найти интересующую нас информацию.
      Прошло немногим более месяца, и на стол председателя Арткома генерала Хохлова легла объемистая папка с нашими предложениями. Здесь была объяснительная записка, множество таблиц, графиков, схем. Несколько дней Василий Исидорович внимательно изучал представленные ему материалы. Затем он вызвал меня и выразил полное удовлетворение нашей работой.
      - Перед тем как докладывать о ваших предложениях Государственному Комитету Обороны, - сказал Василий Исидорович, - обсудим их на пленуме Арткома.
      Пленум Арткома собрался в первый же день марта 1944 года. Состав его был весьма внушительным. Присутствовали командующий артиллерией Красной Армии Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, начальник ГАУ маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, командующий Войсками ПВО страны генерал-полковник М. С. Громадин, начальник Главного штаба Войск ПВО страны генерал-лейтенант Н. Н. Нагорный, командующий зенитной артиллерией генерал-лейтенант артиллерии А. Ф. Горохов, заместители начальника ГАУ, генералы и ученые Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского, начальники отделов и инженеры Главного артиллерийского управления, имевшие отношение к зенитной артиллерии.
      Заседания продолжались три дня. Заслушивались и обсуждались мой доклад и содоклад моего заместителя П. М. Попова, тщательно анализировались представленные цифры. Мы предлагали, в частности, подразделения и части войск противовоздушной обороны оснащать орудиями более крупного калибра, а наряду с этим развивать малокалиберные автоматические системы на базе одноствольных и спаренных установок.
      Наш план развития зенитного вооружения был встречен с полным пониманием. В него внесли некоторые поправки и утвердили.
      На следующий день после окончания пленума меня вызвал председатель Арткома и приказал готовить доклад в ГКО с проектом Постановления о развитии зенитного вооружения.
      Я понимал, что хлопот будет немало. И не только потому, что предстояло заказывать разработчикам новые орудия, приборы, боеприпасы, испытывать опытные образцы, организовывать серийное производство. Наш проект предусматривал коренные изменения в организации всех этих работ. Их суть сводилась к следующему.
      Раньше договорные обязательства связывали ГАУ со многими научными учреждениями, исследовательскими институтами, предприятиями различных наркоматов. Если речь шла, допустим, о создании зенитной батареи, то требовалось изготовить не только орудия, но и прибор управления зенитным огнем, оптические дальномеры, а позже - станции орудийной наводки. Рабочий процесс в этом случае схематично выглядел так. Составлялось техническое задание на научные исследования, затем - тактико-технические требования на создание опытного образца. И наконец, если он успешно выдерживал испытания, - технические условия на серийное производство. Все эти вопросы решались в Арткоме ГАУ.
      Разработав, скажем, тактико-технические требования на зенитное орудие, мы передавали их конструкторам, которые занимались артиллерийскими системами. Соответствующая документация на ПУАЗО поступала в совершенно иное ведомство, на боеприпасы - в третье. После завершения разработки и изготовления образца производилась окончательная стыковка всего комплекса. На базах ГАУ батарея укомплектовывалась всеми видами вооружения и приборов, после чего ее можно было отправлять на полигонные и войсковые испытания. Словом, окончательно укомплектованную единицу войска получали от Главного артиллерийского управления.
      К сожалению, в военное время, да и в мирное тоже, было практически невозможно обеспечить одновременное поступление на стыковочные базы всех наименований комплектующих агрегатов. Случалось и хуже. Бывало, что какое-то устройство, входившее в зенитный артиллерийский комплекс, браковалось на испытаниях и отправлялось на доработку. Вот и получалось, что пушки без приборов стояли на стыковочных базах.
      Мы предложили иной принцип разработки зенитного вооружения. В соответствии с новым порядком мы составляли общую документацию на зенитную батарею того или иного калибра, на каждый агрегат и прибор, входящий в ее состав, и все эти документы передавали в одно место - в Наркомат вооружения. Он же, как генеральный поставщик, заказывал другим наркоматам и предприятиям те средства, которые не являлись его номенклатурой. Таким образом, теперь мы могли рассчитывать на получение от промышленности готовой зенитной артиллерийской батареи, укомплектованной всем, чем полагается. Заказана боевая единица - получена боевая единица. Преимущества такого метода были неоспоримы.
      Однако на первых порах нововведение не всем пришлось по душе.
      - Здорово это вы придумали! - частенько говорили нам. - Разом все заботы с себя сняли.
      Конечно, на оформление заказов, всевозможные утряски и согласования времени стало уходить меньше. Но ведь наши обязанности этим не ограничивались. Нужно было всегда знать, в какой стадии находятся разработки каждого агрегата, прибора, принимать меры к ликвидации задержек, помогать конструкторам в устранении отдельных дефектов, которые выявлялись в ходе испытаний и производства. Формально за все эти направления отвечал теперь Наркомат вооружения, но и мы не могли оставаться в стороне.
      Мне, пожалуй, приходилось особенно трудно. Ведь, по существу, до назначения начальником отдела вопросами зенитной артиллерии я не занимался. Разумеется, и звукоулавливатели, и теплообнаружители, и радиолокационные станции создавались и испытывались для зенитчиков в прожектористов, но многие тонкости, касающиеся разработки зенитных орудий, были мне не известны. Поэтому я старался чаще бывать на артиллерийских заводах, в конструкторских бюро, которые работали над нашими заказами. Я знакомился с методами расчета артиллерийских систем, особенностями производственного процесса, отладкой наиболее точных механизмов, испытанием орудий. Поездки мои были столь часты, что, стоило мне появиться в кабинете председателя Арткома, генерал Хохлов тут же улыбаясь спрашивал:
      - Что, Лобанов, наверное, снова пришли в командировку проситься? Дома не обижаются?
      Что и говорить, не часто удавалось выкроить свободное время для семьи. Жена иногда шутила:
      - Ты бы, Миша, ребятам хоть открытки посылал. Как, мол, учитесь? Не обижаете ли маму? Я, дескать, жив и здоров.
      И действительно, уходишь из дома - еще спят. Возвращаешься домой - уже спят. А что говорить о том времени, которое проводишь вне Москвы? И все-таки как воздух нужна командировка, чтобы на месте разобраться в наболевших вопросах.
      - Прошу отпустить, товарищ генерал. Что касается семьи, то у многих она в худшем положении, чем у меня.
      - Это верно, - соглашается Хохлов. - Что на заводах?
      Я начинаю, бывало, докладывать о ходе разработок, о трудностях. Но Василий Исидорович прерывает меня:
      - Не об этом, Михаил Михайлович. Сначала расскажите о людях. Как настроение?
      Об этом можно было рассказывать до бесконечности. По-прежнему немало еще трудностей и производственного, и бытового характера. Но атмосфера на заводах стала уже совершенно иной. В первый год войны люди работали с угрюмым упрямством, а теперь - с другим настроением, с улыбкой.
      Слушая меня, генерал Хохлов внимательно читает мой рапорт с просьбой об очередной командировке и наискось пишет на нем "Разрешаю".
      - В добрый путь, товарищ Лобанов! Только предупредите администрацию завода, что расслабляться еще рано. Нужно трудиться в прежнем ритме. Война на заключительном этапе станет еще более ожесточенной. Фашисты смертельно ранены, но не добиты.
      Помню, лишь однажды генерал Хохлов не разрешил мне выезд в командировку. Случилось это в июле 1944 года.
      - Придется повременить, - сказал он, возвращая рапорт. - Желательно, чтобы в эти дни вы находились в Москве.
      Лишь в середине месяца мне стало понятно, что имел в виду председатель Арткома. Москвичи, в том числе и я, стали свидетелями необычного шествия. По Садовому кольцу советские конвоиры провели свыше 57 тысяч фашистских солдат и офицеров.
      Не скрывая гордости, наблюдали мы за пленными. Гитлеровцы брели, понурив головы, каждый из них явно старался казаться незаметным.
      Москвичи молча провожали эту необычную процессию. Зато дружными аплодисментами встречали они автомашины-поливалки, двигавшиеся вслед за колонной. Сильные струи воды с шипением били в асфальт, оставляя за собой чистую, светлую улицу.
      На другой день я был в кабинете генерала Хохлова.
      - Вот теперь можете ехать в свою командировку, - подписывая рапорт, сказал он. - И непременно расскажите на заводе о том, что видели.
      Бесконечные поездки в войска, расположенные неподалеку от столицы, на заводы, в институты, проектные бюро... Радовало, что служба моя вновь тесно связана с радиолокацией. Ведь в соответствии с нашим планом развития зенитных средств каждая батарея, за исключением малокалиберных автоматических пушек, должна была оснащаться станцией орудийной наводки. Пока, разумеется, мы не могли обеспечить этого. Однако количество радиолокационных установок в войсках противовоздушной обороны непрерывно росло. Это ставило на повестку дня все новые и новые проблемы.
      Все острее чувствовалась нехватка квалифицированных кадров. Училищ, которые готовили бы офицеров по данному профилю, в то время еще не было. Приходилось обходиться своими силами.
      При одном из соединений ПВО начали работать краткосрочные курсы по подготовке специалистов для станций обнаружения. На эти курсы зачислялись операторы, имевшие опыт работы и положительно зарекомендовавшие себя.