Глава II. ЕВНО АЗЕФ
      Вскрыть психологическую сущность такого необыкновенного авантюриста, как Евно Азеф, который в продолжение чуть ли не четверти века сумел с таким искусством носить свою личину, что даже самые близкие друзья его до конца не догадывались, какова была настоящая его личность,- задача нелегкая, почти невозможная. Из заговорщицкого омута, где преступление так чудовищно переплелось с подвигом, на нас всегда будет загадочно выглядывать эта маска двуликого Януса провокации и террора, идола охранников и идола революционеров, перед которым благоговели и преклонялись и те и другие. Тайна той безграничной веры, которую он - воплощение лжи и бездушия - внушал одинаково и вождям партии, и членам правительства, тайна того личного влияния, которое он, лишенный всяких, нравственных устоев, оказывал на людей, стоявших на недосягаемой нравственной высоте и часто Далеко превосходивших его в умственном отношении, не может быть объяснена одними внешними особенностями его полицейско-террористической карьеры. Но к этому вопросу - кто же такой собственно был Азеф? - мы еще неоднократно вернёмся. Большинство партийных деятелей, лично сталкивавшихся с Азефом, сохранили о нём воспоминания как о человеке скрытном, замкнутом, угрюмом и молчаливом. На частных собраниях он лишь изредка, и то неохотно и вскользь, вставлял свое слово; на все вопросы отвечал коротким обрывистым "да" или "нет", точно ему досадно было нарушить свое сосредоточенное молчание, в которое он спешил вновь погрузиться.
      На многих эти особенности его характера производили тяжелое впечатление. Но зато его близкие друзья и соратники именно благодаря им относились к Азефу с еще большим уважением; они восхищались этой молчаливостью и скромностью гения, избегавшего ненужных проявлений, всегда поглощенного огромной внутренней работой созидания новых планов, новых средств борьбы.
      Внешний облик Азефа также мало располагал к себе, хотя, как нас уверили, первое неприятное впечатление быстро изглаживалось, когда с ним ближе знакомились1. Высокого роста, плотный, широкоплечий, широкоскулый, с врозь торчащими крупными ушами, с низким тяжелым лбом, плоским носом и толстыми отвислыми губами, он представлял резко выраженный монгольский тип. Только глаза его были красивы и выразительны и во время оживленного спора загорались глубоким внутренним светом. Пискливый тонкий голос как-то странно-нелепо соединялся с его крупным телом. Всегда чисто выбритый, он носил короткие усы, одевался с изяществом и по моде.
      Супруга В. М. Чернова2, члена центрального комитета, впоследствии министра земледелия Временного правительства, рассказывала нам, что, несмотря на свой холодный сумрачный и сдержанный вид, Азеф умел с удивительным тактом и мастерством прилаживаться к своим собеседникам, "обнаруживал чуткое, преданное и любимое сердце" по отношению к маленьким партийным работникам, входил в интересы их личной жизни, их нужд и их видов на будущее; зато лицо его принимало высокомерное и недоступное выражение в присутствии "лидеров", вожаков и главарей партии...3
      Однажды товарищ, бежавший из каторжной тюрьмы на Сахалине, описывал перед ним те ужасные нравственные и физические пытки, которые ему пришлось испытать на проклятом острове, подвергшись позору и мукам телесного наказания. Азеф не выдержал и разразился безутешным плачем.
      1 Известны два случая, когда его не приняли в организации, несмотря на то что он имел все необходимые пароли: такое впечатление чего-то "чужого" произвели весь его облик солидного коммерсанта, вся его неинтеллигентная внешность, И тем не менее яркие качества его практического ума при более долгом знакомстве постоянно приводили к тому же самому: к выводу, что за невзрачной, грубой оболочкой, предметом частых шуток товарищей, кроется крупная революционная сила (Знамя Труда. No 15. С. 3).
      2 Чернов Виктор Михайлович, родился в 1876 г., из потомственных дворян. Окончил Московский университет. Один из основателей партии социал-революционеров, в которой до последнего времени занимает выдающееся положение как член центрального комитета. Вместе с Гоцем редактировал орган партии "Революционная Россия". После Февральской революции вернулся в Россию и в кабинете Керенского занимал пост министра земледелия. После Октября становятся ярым врагом большевизма и в настоящее время проживает за границей.
      3 Оставаясь в пределах центрального комитета в меньшинстве, он (Азеф), однако, и не думал приблизить своих взглядов к партийно-равнодействующей, напротив, всякое новое событие было для него поводом упрямо утверждать, что он один против всех был прав. Он был неуступчив, упорен, порою даже упрям, но не избегал конфликтов и выходил из них с большой твердостью.
      Присутствовавший при этой сцене Михаил Гоц1, один из основателей партии эсеров, обратившись к своему соседу, заметил: "Посмотри, какой он в сущности добрый и отзывчивый". А между тем несчастный, над страданиями которого Азеф так горько сокрушался, был, может быть, одной из его многочисленных жертв...
      В другой раз, получив сведения, из которых он сделал, роковое заключение (оказавшееся, впрочем, ошибочным) об уничтожении организации, созданной им против Плеве, он принялся рыдать, как ребенок.
      То же самое лицо сообщило нам любопытный факт Азеф как-то гостил у них в семье на даче в Финляндии. Однажды среди ночи они были разбужены подавленными криками и стонами, исходившими из комнаты, где спал их друг. Приоткрыв осторожно дверь, они увидели Азефа, скрежетавшего во сне зубами и хриплым задыхающимся голосом повторявшего бессвязные, непонятные, жуткие слова: "Нет... Так невозможно... невозможно. Это не может дальше длиться... Нужно иначе... иначе..."
      Часто ли бывали у Азефа подобные кошмары и чем они вызывались? Угрызением совести? Или неотвязною мыслью о возмездии, которая его преследовала даже во сне?
      Как далеки были от таких толкований свидетели этой сцены. Наоборот, в сотрясениях большого, сильного тела они видели бессознательно вырвавшуюся наружу, тщательно скрываемую от всех "трагедию", какою была в их глазах, вся жизнь Азефа с ее беспрерывными волнениями, с ее острою болью и горькими сожалениями о тех, кого не стало, кого унесли злые силы, с ее вечной настороженностью и ожиданием подстерегающей смерти, с ее усталостью от минувших опасностей, с ее мерещащимися всюду образами виселицы, тюрьмы, каторги и жестокой необходимостью всегда проливать чужую кровь...
      Азеф и во сне не терял своей страшной власти над собою. Загадочные фразы, вырвавшиеся у него во время кошмара, как бы замирали на его устах, точно сверхъестественным усилием воли предатель подавлял готовое сорваться признание. Азеф никогда ничем себя не выдал.
      А друзья окружали его после таких случаев еще большим вниманием, еще большей любовью, проникаясь к нему бесконечно" нежностью, новым, лучшим чувством, которое присоединялось к старым чувствам дружбы и уважения, созданным многолетней общностью борьбы, тревог и надежд.
      Азеф умел всем своим поведением, являвшим изумительную смесь непосредственности и глубокого расчета, укреплять и питать легенду, создавшуюся вокруг его имени и его деяний. Так, иногда после горячего спора между товарищами он внезапно вставал, быстро подходил к тому, кто с наибольшей страстностью и убеждением отстаивал свои взгляды, и беэ слов целовал его в лоб, потом так же внезапно удалялся...
      Такие же иудины поцелуи он не раз в "горячем порыве" давал возвращавшимся целыми и невредимыми с какого-нибудь опасного дела, террористам, когда оставался: с ними наедине, с глазу на глаз.
      Азеф родился в 1869г. в семье портного в Ростове-на-Дону. Его точное имя (как оно прописано в его метрическом свидетельстве) - Евно Мейер Фишелевич Азеф.
      О детстве и отрочестве Азефа имеются очень скудные и, кроме того, крайне сбивчивые и противоречивые сведения. Первоначальное образование получил в родном городе, где он учился в реальном училище. Школьные годы его, видно, протекли не в особенно отрадной обстановке. Отношение товарищей к молодому Азефу было самое скверное. Его считали скрытной душой и "фискалом". Соседи, относившиеся с большим уважением к старику Азефу, выбивавшемуся из сил, чтоб дать детям образование, тоже недолюбливали грубого и черствого Евно, которого школьные товарищи окрестили нелестным прозвищем "толстая свинья". Азеф
      насилу дотянул до шестого класса и был за какую-то историю исключен из училища. В про
      1 Гоц Михаил Рафаилович, родился в 1866 г., сын богатого московского купца, окончил московскую гимназию, учился в Московском университете, в 1886 г. арестован за принадлежиосгь к местному кружку "Народной воли" и сослан в Восточную Сибирь.
      28 марта 1889 г. во время якутских беспорядков ранен и затем сослан на каторгу. В 1899 г. вернулся из ссылки и в 1901 г. выехал за границу, где принял самое деятельное участие в материальной и литературной постановке "Вестника русской революции", а затем и вообще в работе партии соцналистов-революционеров, членом центрального комитета которой он состоял с ее основания, до своей смерти. 3анимал в партии выдающееся положение.
      В 1903 г., по требованию русского правительства, был арестован в Неаполе, но вскоре освобожден. Скончался 26 августа 1906 г. после продолжительной, тяжелой болезни.
      должение следовавших затем трех лет он жил в страшной нужде, на мизерный заработок, выручаемый от частных уроков. В то же время он готовился к экзамену на аттестат зрелости. Его положение значительно улучшилось, когда ему удалось получить место хроникера в местной газете "Донская Пчела". Затем он поступил на службу в какой-то торговый дом, исполняя одновременно обязанности секретари при одном фабричном инспекторе.
      Если верить некоторым слухам, Азеф уехал из своего города при очень подозрительных обстоятельствах. Его будто бы обвиняли в краже крупной суммы денег у владельца фирмы, где он служил, и в незаконном присвоении себе чужого диплома. Однако нам не удалось, несмотря на наши расспросы и изыскания, нигде найти подтверждения этим слухам.
      Азеф, решивший закончить свое образование в Германии, поселился в Карлсруэ, где поступил в Политехническую школу. В Карлсруэ в это время, в 1892 г., училось очень мало русских. Все они часто собирались в своей библиотеке. Появление Азефа не могло пройти незамеченным, но вряд ли кому-либо из тогдашних его товарищей могла прийти в голову мысль, что этому коротенькому имени суждено будет прогреметь в такой мрачной славе на весь мир.
      Маленькая студенческая колония, насчитывавшая не больше 30-35 человек1, распадалась на несколько групп, принадлежавших к различным политическим течениям. Азеф, занимавший комнату сообща с одним ростовцем, неким Козиным, примкнул к социал-демократической группе, в которой он считался среди самых "умеренных". Иногда даже он пытался убеждать своих друзей в необходимости избегать "крайних" средств и методов. Но обычно Азеф предпочитал молчать и слушать. Он скоро приобрел репутацию человека большого, сильного ума, обладающего серьезными знаниями и недюжинным талантом, но с крайне неприятным, скрытым и, тяжелым характером.
      Азеф пробыл два года в механическом отделении Политехнической школы в Карлсруэ; вследствие своего сильного влечения к вопросам электричества он решил перекочевать в Дармштадт, где существовала Высшая электромеханическая школа, одна из лучших в Германии. В 1897 г. Азеф блестяще сдал экзамен и получил диплом инженера.
      Азеф скоро находит применение своим специальным знаниям в самой Германии. Он получает место инженера в центральной электрической компании в Берлине, но недолго остается жить там. Возвратившись в Россию, он сразу поступает на службу во Всеобщую электрическую компанию в Москве с жалованием 175 рублей в месяц. Через полгода он бросает и это место и переезжает в Петербург. Его служба в той же компании в Петербурге была еще более кратковременной. Неаккуратность, частые манкирования и отлучки, пренебрежение, с которым он выслушивал замечания главных представителей администрации, должны были неизбежно привести к разрыву. Так оно и случилось. После одного бурного объяснения с директором Азеф получил отставку и окончательно бросил службу.
      К этому его, впрочем, побудили особые соображения. Другие занятия стали целиком поглощать его время.
      Уже от природы молчаливый и угрюмый, он становился все более скупым на внешние проявления жизни. Какие тяжелые думы осаждали его? Какие уродливые замыслы копошились в его нездоровом уме? Какие мрачные пропасти разверзались перед ним, когда он заглядывал в будущее, пропасти, к которым он чувствовал себя увлеченным фатально, бесповоротно? И какие безнадежные, отчаянные средства придумывал он, чтоб вырваться из острых зубов полицейской машины, которой он отдавал себя по собственной воле? Кто знает? Может быть, когда-нибудь Азеф, ушедший от мести преданных им друзей, от правосудия и приговора страны, решится написать свою исповедь и раскрыть перед людьми тайну чудовищной двойственности величайшего предателя, какого когда-либо знала история...
      Азеф был женат и имел двоих детей. Азеф семьянин! Какой богатый материал для художника и психолога чудовищного! Замешанный в десятки кровавых событий, Азеф, все существование которого было спутанным клубком преступлений и интриг, воплощавший, казалось бы, наиболее яркий тип "одинокого", "отверженного", по ставившего себя за пределы человеческого и... Азеф в кругу семьи! Иуда Искариот, наслаждающийся мещанским счастьем за семейным очагом!
      В годы своего студенчества Азеф часто приезжает из Карлсруэ в Швейцарию, где он познакомился с молодой эмигранткой по имени Менкина. Менкина была в России модисткой, во очень много работала над своим самообразованием; увлекшись жаждой знания и духовного развития, она - подобно тысячам других молодых девушек - решила покинуть свой родной
      1 До войны в Карлсруэ училось больше 250 русских студентов.
      город и поехать учиться в Швейцарию. Здесь она сошлась с Азефом. В 1895 г. у молодой четы родился первый ребенок, через семь лет - другой, оба мальчика.
      Возможно ли допустить, чтоб в продолжение пятнадцати лет, проведенных вместе, бок о бок, в тесном и беспрерывном общении, жена предателя оставалась в полном неведении относительно настоящей, неказовой стороны жизни Азефа?.. Не многие этому поверят. А между тем есть основание думать, что именно так оно и было.
      Жена Азефа сохранила до конца свои скромные студенческие привычки. Она целиком посвятила себя воспитанию детей, которые вырастали в атмосфере, насыщенной восхищением и преклонением перед "гением" их отца, великого революционера, боровшегося где-то там, далеко-далеко, против притеснителей и угнетателей народа и только изредка и ненадолго навещавшего их в Париже, куда он приезжал, чтоб отдохнуть среди своих от "опасных трудов".
      Ничто не могло омрачить ее чистой веры. Малейшее сомнение показалось бы да и не только ей1, - святотатством, осквернением всего, что есть самого святого в мире. Не являлся ли он ей окруженный ореолом славы, на недосягаемом пьедестале, воздвигнутом лучшими борцами Революции? Не доходили ли беспрестанно до ее ушей отголоски о его подвигах, преувеличенных, раздутых в восторженной передаче его друзей? Как она могла допустить даже тень подозрения при виде той радости, того счастья, непринужденной веселости, которую он проявлял, как только оказывался в родном кругу? Как могла она поверить, чтобы эти сильные руки, которые с такой неподдельной нежностью подхватывали ее малышей, заставляя их скакать, прыгать и переворачивать все вверх дном, были запятнаны преступлением? Мог ли этот большой человек, превращавшийся среди детей сам в маленького, принимавший горячее участие в их играх и шалостях, нередко вместе с ними катавшийся по земле среди звонкого смеха и веселых возгласов,- мог ли он внушать мысли об измене и предательстве?
      Как ни невероятен сам по себе этот факт, но его приходится принимать. Он нисколько, впрочем, не противоречит тому толкованию личности и характера Азефа, которое мы даем ниже, и даже подтверждает его правильность.
      Азеф сумел все скрыть от своей жены. Крайняя подозрительность, заставлявшая его всегда держаться настороже, уже сама исключала всякую "возможность откровенных разговоров. Если вначале, когда он был невидным деятелем, еще мыслимо было, чтобы в порыве нежности или в минуту слабости и самозабвения у него вырвалось бы невольное признание, то со временем такой акт становился выше человеческих сил. С каждым днем увеличивалась для него невозможность разбить те таинственные чары, которым была окутана вся его жизнь, и обнаружить под маской героя лицо предателя.
      Однажды бывший директор департамента полиции А. Лопухин, беседуя об Азефе с бывшим начальником политической полиция за границей, известным шпионом Ратаевым, с любопытством спросил его:
      - Скажите, пожалуйста, а его жена?
      - Она искренняя революционерка,-ответил Ратаев,- она ничего не знает об его предательстве2.
      - Но что же он делает со своими деньгами?
      - Он очень скуп. Он помещает их в банк...
      В самом деле, семья Азефа жила очень скромно.
      Маленькая квартирка, которую она занимала на Монруже, незатейливые туалеты жены Азефа, серенькая мещанская обстановка - все это, конечно, не позволяло предполагать, что Азеф располагал ежегодно огромными суммами. Всего за несколько месяцев до разоблачения жена Азефа горько жаловалась одной своей подруге, что не может, несмотря на свое страстное
      1 В своих записках, которые, если не ошибаемся, подверглись некоторым существенным изменениям после разоблачения Азефа, Б. Савинков, говоря о первых подозрениях, объясняет, почему он не мог им верить: "Я был связан с Азефом дружбой. Долговременная совместная террористическая работа сблизила нас.
      Я знал Азефа за человека большой воли, сильного практического ума и крупного организаторского таланта. Я видел его на работе. Я видел его неуклонную последовательность в революционном действии, его спокойное мужество террориста, наконец, его глубокую нежность к семье. В моих глазах, он был даровитым и опытным революционером и твердым решительным человеком. Это мнение в общих чертах разделялось всеми товарищами, работавшими с ним...
      Ни неясные слухи, ни письмо анонимное 1905 г. (о письме 1907 г. я узнал только во время суда над Бурцевым), ни указания Бурцева не заронили во мне и теня сомнений в честности Азефа. Я не знал, чем объяснить появление этих слухов и указаний, но моя любовь и уважение к Азефу ими поколеблены не были".
      2 Этот разговор был повторен А. Лопухиным одному из членов нейтрального комитета партии с.-р., который нам лично сообщил его.
      желание, взять для своих сыновей учительницу музыки.
      Когда предательство Азефа раскрылось, жена не поверила. Она заклинала его оправдать себя в ее глазах, доказать свою невиновность. На последнее письмо ее Азеф не ответил. Это было для нее равносильно признанию, и она с тех пор не хотела больше знать его. Она отказалась принять очень крупную сумму денег, которую Азеф прислал ей из России, и сама стала работать, чтоб жить и воспитывать своих детей.
      Вечная двойственность азефского характера была обнаружена впоследствии и в частной, семейной жизни провокатора. Образцовый супруг, суровый, нетерпимый моралист, когда речь заходила о половых вопросах, ригорист, о котором товарищи говорили, что он не прикасается ни к табаку, ни к спиртным напиткам, ни к женщинам, оказался в действительности развратником. Это внезапно всплыло благодаря сближению целого ряда обрывочных сведений и показаний, полученных от лиц, которые раньше скрывали то, что они знали.
      Кое-кто догадывался и раньше. Говорили, что у Азефа завелась в Финляндии какая-то любовная связь с одной актрисой. Но никто, разумеется, не верил "вздорным" слухам.
      Однажды Азеф при выходе из магазина одного петербургского ювелира, где он только что купил великолепное жемчужное ожерелье, столкнулся с товарищем, который полуудивленно спросил его, кому предназначалась эта драгоценность. "Это для моей жены..." - спокойно ответил Азеф. Лицо, рассказывавшее нам об этом случае, не могло удержаться от смеха при мысли о непритязательной, простенько одетой жене Азефа, шею которой будет украшать это дорогое жемчужное ожерелье...
      Были и другие встречи, более подозрительные. Азеф в Париже и в Петербурге был завсегдатаем всех music hall'oв, всех кафе-шантанов, всех кабаре-кабачков и даже вертепов. Эта сторона его жизни не могла, конечно, ускользнуть от внимания петербургских товарищей, но, когда эти последние встречали его в обществе каких-нибудь экстравагантных, шикарных дам, они по-своему истолковывали эти неожиданные проявления деятельности Азефа и объясняли их особыми его планами.
      - Азеф что-то такое готовит...- шепотом передавали они друг другу.
      Если бы они немного внимательнее, вдумчивее и проницательнее отнеслись к этим похождениям, то в низких страстях и глубоком разврате Азефа легко различили бы признаки нравственной несостоятельности, которая заставила бы их задуматься и над многим другим...
      ...........................................................................
      .................................................
      Азеф во время своего пребывания в Карлсруэ примкнул, как мы уже сказали, к социал-демократической студенческой группе. Он очень недолго оставался в этой организации и в 1895 г. вступил в "Союз русских социалистов-революционеров". Эта маленькая группа, основанная в эпоху, когда влияние марксизма было господствующим в русском движении, вновь возвращалась к старой террористической программе, которая должна была вскоре лечь в основу новой партии социалистов-революционеров, считавшей себя продолжательницей и наследницей преданий славной "Народной Воли".
      Вернувшись в Россию, Азеф сейчас же примкнул в Москве (в 1899 г.) к "Северному союзу социалистов-революционеров", основанному Аргуновым, Павловым и некоторыми другими. Эта организация выпускала свою газету "Революционная Россия". Но только два номера успели появиться в свет, как полиция, вскоре после вступления Азефа в союз, напала на след нелегальной типографии в Томске и арестовала ее...
      Главари союза обратились тогда к Азефу с просьбой поставить более широко дело; тот согласился, немедленно вошел в сношения с "Южным союзом социалистов-революционеров" и стал деятельно подготовлять слияние обоих союзов. Из объединения, в котором Азеф играл вместе с Гершуни первенствующую роль, и вышла в декабре 1901 г. партия социалистов-революционеров.
      Новая партия немедленно приступила к возобновлению "Революционной России", ставшей официальным органом. Азефу поручено было пригласить Михаила Гоца и Чернова редакторами газеты и одновременно начать переговоры с "Вестником Русской Революции", который должен был стать теоретическим органом партии.
      На Азефа же возложена была обязанность заключить договор с аграрно-социалистической лигой. К этому времени относится также и выработка нового плана террористической кампании, в которой Азеф играл значительную роль. Первым актом должно было быть убийство министра Сипягина.
      Избранный в центральный комитет в 1902 г., Азеф организует через Финляндию ввоз в широких размерах революционной литературы, объезжает в том же году ВСЕ партийные организации в России, одним словом, проявляет многостороннюю и кипучую деятельность. Вместе с Гершуни он становится во главе образовавшейся скоро "боевой организации". Когда год спустя царской полиции удается захватить Григория Гершуни, власть Азефа в "боевой организации" делается неограниченной.
      В мае 1903 г. происходит покушение на Богдановича, в подготовлении которого Азеф играл, как и в деле против князя Оболенского, чуть ли не первенствующую роль
      После ареста, казавшегося тогда необъяснимым, первого главы "боевой организации" Азеф уезжает за границу, где вначале посвящает себя всецело устройству почти безопасной переправы в Россию нелегальной литературы в холодильных аппаратах. Потом все его внимание сосредоточивается на изучении взрывчатых веществ как технического средства террористической борьбы.
      В январе 1904 г., по возвращении в Россию, Азеф немедленно приступает к преобразованию и пополнению "боевой организации".
      Единоличной властью намечает он новых избранников, выдвигает таких людей, как Каляев, Сазонов, Покотилов, Швейцер, которым предназначаются ответственные роли в решенных, ими тщательно разработанных крупных покушениях против министра внутренних дел фон Плеве и великого князя Сергея Александровича.
      Одновременно с этим он устанавливает в Петрограде динамитную лабораторию.
      Облеченный центральным комитетом высшими полномочиями, Азеф находит время исполнять множество тайных поручений. Он вступает в сношения с различными автономными организациями, как, например, с организацией молодых аграрников, намеревавшихся перенести террористические методы борьбы в деревню, и др. Все планы этих организаций становятся, конечно, известным" департаменту полиции.
      Азеф тщательно затем подготовляет, до мельчайших подробностей, целый ряд покушений против великого князя Николая Николаевича, против генерала Трепова, против великого князя Владимира Александровича, против петербургского охранного отделения, против Клейгельса, Дурново, адмирала Дубасова и др. Но все эти покушения кончаются полным неуспехом. Некоторые другие, правда, удаются, как, например, покушения, направленные против петербургского градоначальника фон дер Лауница, губернатора Сахарова, прокурора Павлова, графа Игнатьева. Отметим многозначащую мелочь. Очень часто нити предприятия в последнюю минуту ускользали из рук их инициатора...
      Так было, например, в деле фон дер Лауница. Деятельность Азефа колоссальна. Он не ограничивался одними только покушениями против министров, генералов, великих князей, предателей и провокаторов (как Татаров и Гапон). Он принимает деятельное участие в переправе значительного количества оружия для вооруженного восстания через Финляндию (дело парохода "Джон Кравтон").
      После роспуска I Думы (июль 1906 г.) "боевая организация" решает организовать покушение против министра-председателя Столыпина. Но вмешательство Азефа, заявившего в последнюю минуту, что технические средства, которыми он располагает, не достаточны, расстраивает дело. Азеф складывает свои обязанности. "Боевая организация" распущена.
      В феврале 1907 г. Азеф, однако, вновь возвращается в Россию, где остается вплоть до лета 1908 г. Он занят подготовлением нового покушения, которое должно явиться для партии увенчанием его террористической карьеры. Дело шло об убийстве Николая II. Все было тщательно обдумано и подготовлено. И если Николай II не погиб, то у членов центрального комитета имелись неоспоримые данные, что Азеф сделал все, что мог, и даже превзошел самого себя. Действительно. Азеф был ни причем в этой неудаче... Чтоб дать полную картину внешней политической деятельности Азефа, следует прибавить, что он играл довольно значительную роль в великие революционные дни 1905-1906 гг. Мы ниже остановимся более подробно на его участии в московском и кронштадтском восстаниях.
      Во время сессии первых двух дум Азеф находился в постоянных сношениях с главными лидерами "крайних фракций". Когда первый русский парламент был распущен и в Териоках состоялось совещание перводумцев для выработки воззвания к народу, армии и флоту - Азеф не только участвовал на этом совещании, но, если верить заявлениям авторитетных лиц, исполнял там обязанности секретаря1.
      1 Покойный С. Слетов этот факт оспаривает (Tribune russe, 1909).
      Азеф оставался с 1902 г. беспрерывно в главном центральном комитете партии социалистов-революционеров. Он участвовал как представитель партии на международных социалистических съездах в Амстердаме и Штутгарте. В центральном комитете он занимал чуть ли не первое место, благодаря исключительной роли, которую он играл во всех террористических актах, и своим "техническим способностям". Но он сам скромно стушевывался, когда поднимались оживленные прения по каким-нибудь вопросам теории или тактики. Кроме того, черта весьма любопытная - Азеф всегда оказывался с "умеренным меньшинством", настаивая на том, что прежде всего необходимо "всеми возможными средствами" завоевать политические свободы, а потом уж подумать о всяческих экономических и социальных проблемах, которые он, кстати сказать, считал второстепенными.
      - Ну да, ну да, все это, конечно, хорошо,- говорил он,- но не сейчас, а гораздо позже, позже...
      Однажды один из наиболее видных членов центрального комитета, редактор официального органа партии, после долгого спора с улыбкой сказал ему:
      - В сущности, Азеф, вы настоящий кадет плюс бомбы1.
      Вся практическая жизнь партии зиждилась на нем и направлялась им. После ряда крупных покушений, успех которых приписывался исключительно его гению, его авторитет и власть в партии стали безусловными, абсолютными, непогрешимыми. На другой день после казни Плеве Екатерина Брешковская воскликнула, говоря об Азефе:
      - Перед этим человеком нужно поклониться низко-низко... в ножки.
      Азефу всегда принадлежало право решать в последнем счете. Иногда ему случалось в "боевой организации" уступать мнению других боевиков. Но во всех спорных вопросах он решал единоличной властью. Его самодержавная воля служила законом2.
      Среди пятидесяти террористов, которые за, время существования "боевой организации" входили в состав, об Азефе не было двух различных, мнений. Все перед ним преклонялись и обоготворяли его.
      Бросить обвинение в предательстве против всемогущего Азефа, прошлое которого, казалось, возносило его на недосягаемую высоту, мог только или умалишенный, или человек, действительно обладавший неопровержимыми доказательствами и фантастической верой в его виновность.
      ГЛАВА III. СУД
      Суд состоялся в Париже в октябре 1908 г. Заседания происходили в одном из отдельных и мирных кварталов, в Пасси. Всеобщая молва утверждала, что один французский друг, занимавший некогда высший пост при одном известном министре, предоставил свое роскошное помещение для работы партийного трибунала. Тут произошла явная путаница. На квартире талантливого адвоката, постоянно выказывавшего свое сочувствие русскому освободительному движению, разбиралось другое дело, в котором обвинителем выступал тот же В. Л. Бурцев.
      В действительности суд над Бурцевым по делу Азефа все время собирался в скромном помещении одного эмигранта.