ГЛАВА XVI. Циклон и баобаб

После пережитого потрясения Джальди заснул крепким сном, задремал и Жерар. Только один Анри бодрствовал и спокойно управлял аппаратом, после этой тревоги. Он рад был за брата, что тот уснул, а о том, что он сам устал, он забыл и думать.

Так прошло несколько часов. «Эпиорнис» пролетел тысячи километров. Температура значительно изменилась. Вместо сурового холода пятидесятых широт подул мягкий ветерок умеренного пояса. Едва молодой инженер успел насладиться этим прохладным дыханием, как начавший долетать знойный ветерок дал почувствовать о близости жаркого пояса.

— Что это, соя? — спросил Жерар, просыпаясь и сбрасывая с себя одеяло, которым брат заботливо укрыл его. — Что-то жарко, даже очень жарко! А ведь четверть часа тому назад мы были среди айсбергов. Что это? Солнце? Сколько же времени ты дал мне проспать?

— Десять часов! — сказал Анри, взглянув на часы. — Теперь пять часов утра, и, по моему расчету, мы находимся на сорок третьей параллели!

— Двенадцать градусов в восемнадцать часов. Но ведь мы летим вдвое быстрее, чем на первом «Эпиорнисе». Что ты сделал со своим мотором? Это что-то чудесное!

— Мы с Вебером несколько усовершенствовали мотор. Но быстротой этой мы главным образом обязаны твоей птице. Недаром Вебер говорил, что никакая машина, сделанная руками человеческими, не может поспорить с летательным аппаратом, созданным самой природой. Никогда прежний «Эпиорнис» не выдержал бы вчерашнего испытания!

— Прекрасно! — отвечал Жерар. — Но все это служит лишним доказательством того, что я могу заменить тебя, пока ты отдохнешь хоть немного. Смотри, ты едва стоишь на ногах. Ты должен заснуть!

— Я согласен, — сказал старший брат, с усилием стряхивая с себя навеянную чрезмерной усталостью сонливость. — В самом деле, это глупо — воображать, что только один я могу управлять своей машиной. Это дело — совсем простое. Видишь этот металлический диск, черные и белые рукоятки, приделанные к нему, с отметками против них: восток, запад, север, юг, верх, низ и тому подобное. Нажимай их поочередно покрепче, если хочешь ускорить полет; послабее, если желаешь замедлить его. Вот и все!

— Да, это не хитро. Я сумею справиться. Это легче, чем «сыграть Sonate pathйtique]

— Конечно, — улыбнулся Анри, — но каждая фальшивая нота может иметь в данном случае неприятные последствия!

— Ладно, ладно! Будем осторожны. Ложись ты, Бога ради, спать! Что это такое там на закате? Точно два солнца, но одно из них встает на западе?

В самом деле, налево, вдали, странный свет залил небо и распространялся все больше и больше. Скоро море зажглось красным заревом. Послышался глухой грохот. Молния зигзагами несколько раз прорезала облака.

В воздухе удушливо жарко. По всем признакам, приближалась гроза.

— Гроза! — воскликнул Жерар. — А я уже грустил — два месяца мы не видели грозы. Это первая!

— Да, прекрасная гроза, как у нас на родине в то время, когда спеют хлеба! — сказал не без удовольствия маленький индус, который между тем проснулся.

— Боже сохрани! — сказал Анри, просыпаясь. — Если гроза застанет нас, мы погибли!

— Как же быть? — спросил Жерар.

— Надо лететь на зюйд-зюйд-вест!

— Как, обратно? Но разве это так необходимо? Я думаю, доисторический эпиорнис выдерживал и не такие бури, как эта! — воскликнул Жерар, не желая возвращаться.

— Может быть. Но я не знаю, может ли механическая птица Вебера соперничать во всех отношениях с доисторическим эпиорнисом, а потому не хочу рисковать!

Молодой инженер нажал специальный рычаг, аэроплан замедлил ход; Анри тронул еще какой-то ключ, и аппарат сделал поворот; тогда, пустив в дело третий регулятор, Анри заставил его лететь с прежней быстротой на юго-восток.

Все это было сделано как раз вовремя. Со страшной быстротой буря разразилась на том самом месте, где только что был «Эпиорнис». По счастью, она шла полосою, и, подавшись на юг, аэроплан оказался вне этой полосы. Но все же порывы ветра, град, дождь долетали до них по временам, как отголоски неистовой бури, да слышались все более и более отдаленные раскаты грома. Они избежали большой опасности.

«Эпиорнис» между тем достиг более спокойной области. Небо прояснилось. Легко дышалось в прохладном воздухе.

— Хорошо, что ты нас выручил из беды! — сказал Жерар. — Какой грохот! Какая иллюминация! Если бы мы попали в этот циклон! Зато теперь мы очень далеко от намеченной цел». Да и как нам быть, чтобы пройти эту полосу бурь? Если придется поворачивать назад при каждой грозе, мы недалеко уйдем!

— Придется лавировать. Ничего не поделаешь. Немножко терпения, и мы сумеем обойти препятствие!

— Будем же терпеливы! — вздохнул Жерар. — Одному можно порадоваться, Анри, — продолжал он уже весело, — что твой мотор послушен, как хорошо выдрессированный чистокровный конь!

— Ты во всем всегда сумеешь найти хорошую сторону! — отвечал Анри, польщенный похвалой брата.

— Да мне что же? Я чувствую себя прекрасно. Если бы не желание поскорее отправить телеграмму, я бы оставался здесь хоть вечно. Но довольно об этом. А теперь ты должен уступить мне свое место, я требую этого! Я внимательно смотрел, как ты управляешь машиной; я не левша; глаз не сведу с компаса и даю тебе слово, что разбужу тебя при малейшем намеке на опасность. Что тебе еще надо?

— Хорошо. Я уступаю, — отвечал Анри, чувствовавший страшную усталость. — Садись, я тебя проэкзаменую. Надо направить аппарат на север. Ну, действуй — я буду смотреть. Да не бойся, смелей!

— Я не боюсь! — с уверенностью сказал Жерар.

И он стал управлять аэропланом. «Эпиорнис» послушно замедлил ход, повернулся на 180°, поднялся немного выше и величаво полетел дальше, в то время как Анри вошел в каюту, лег и тотчас же заснул крепким сном.

— Закутай его хорошенько в одеяло, Джальди! — сказал Жерар, не оглядываясь и, верный своему обещанию, не сводя глаз с мотора.

— Исполнено, сагиб. Я надвинул также ему на глаза капюшон, чтобы его не беспокоила вечерняя роса!

— Отлично, малютка. Береги его. Если заметишь по его лицу что-либо особенное, тотчас же скажи мне!

— Великий сагиб очень бледен! — продолжал Джальди несколько времени спустя.

— Он ничего не ел от усталости. Ему надо бы подкрепиться. Возьми бутылку водки и налей полчарки. Лишь только он проснется, дай ему, только смотри, не буди. Понял?

— Слушаю и повинуюсь! — отвечал индус обычной своей поговоркой, которая не мешала ему, однако, быть иногда непослушным. Он был понятливый мальчик и, усвоив приказание Жерара, исполнил то, что ему было предписано. Наполнив наполовину чарку, он сидел почти три четверти часа около бледного Анри, терпеливо выжидая, когда он проснется. Анри проговорил во сне несколько неясных слов. Джальди ловко выбрал момент, приподнял голову спящего и поднес стакан к его губам.

— К вашим услугам, сагиб! Извольте!

Анри показалось, что он действительно сам потребовал это лекарство, проглотил его и снова заснул.

— Сагиб выпил! — доложил Джальди.

— Прекрасно. Ты молодец, Джальди. Ну, как теперь выглядит мой брат, лучше? — спросил Жерар немного погодя.

— Сагиб очень хорошо выглядит, — торжественно заявил Джальди, — теперь он уже не так бледен!

— Хорошо, хорошо. Смотри за ним. Когда он проснется, можешь отдохнуть и ты!

Они находились почти на той же широте, где были, когда их застал ураган. Анри открыл глаза и увидел, что маленький индус сидит около него. Жерар, наклонившись над диском, держится все того же направления, какое придал аэроплану Анри, когда ложился спать.

— Теперь наверно пять часов, — сказал Анри, взглянув на небо, — а мне кажется, что я проспал всего каких-нибудь четверть часа. Однако я совсем бодр!

— Ура! — отвечал Жерар. — Советую тебе хорошенько пообедать, и, ты увидишь, усталости как не бывало!

— Зато ты, я думаю, устал, — продолжал старший брат, спешно закусывая, чтобы поскорее сменить брата. — На какой высоте находимся мы?

— Мы летели быстро, и, пожалуй, миновали сорок третью параллель, на которой находились в момент, когда пришлось повернуть обратно. Теперь все спокойно. Но земли нигде не видно. С тех пор, как пустились в путь, я не видел ни одного островка!

— Может быть, сегодня вечером нам посчастливится! — возразил Анри, становясь у мотора.

— Да и что за беда в том? — спросил его брат. — Ведь мы знаем, что скоро должны достигнуть Цейлона. А до тех пор запасов хватит. Вот только вода вся выпита, к сожалению. — Он потряс бочонок, который при отъезде был наполнен водой. — Ни капли воды! Жаль, мне как раз страшно хочется пить!

— А мне хочется спуститься на землю по другой причине, — сказал озабоченно Анри. — Я замечаю в машине небольшое отклонение. О, ничего серьезного, но в таком деле нужно быть страшно осторожным; ведь машина эта — совершенно новое изобретение. Признаюсь, я очень был бы рад возможности остановиться!

— Уж не по моей ли вине это произошло?

— Нисколько! Это неизбежный результат трения. Подумай о неслыханной затрате двигательной силы в течение тридцати с лишним часов. Я предвидел, что , это может случиться, и у меня есть все необходимое для починки. Но заменить стершуюся часть новой можно только при полной неподвижности машины, при полете это немыслимо!

— Я не сомневаюсь, что ты решишь эту задачу со временем!

— А теперь будем внимательно следить, не виднеется ли где-нибудь земля. Я буду наблюдать!

— А разве ты не хочешь тоже хоть немного отдохнуть?

— Потом, потом. Теперь я вовсе не хочу спать!

На самом деле его так и клонило ко сну. Жерар поборол свою сонливость, вооружился морской подзорной трубой и, сев на корме, напряженно всматривался в обширное пространство вод. Вдруг он радостно закричал:

— Земля! Земля!

— Где? — спросил Анри, схватывая подзорную трубу. — Я ничего не вижу!

— Не с этой стороны! На юго-востоке. Мы, не заметив, пролетели мимо. Она была скрыта в тумане. Но вот облако рассеялось, и ты можешь ее различить очень ясно. Это совсем маленький зеленеющий островок. Повороти назад, Анри! Я не ошибаюсь. У меня ведь хорошие глаза. Повороти, и мы через десять минут достигнем острова!

Анри не возражал более. Он, отложив, подзорную трубу, повернул рукоятку; аэроплан описал полукруг и полетел обратно. Скоро Анри увидел простым глазом то, что десять минут тому назад брат разглядел в подзорную трубу, — зеленый, залитый солнечным светом островок среди синего моря.

— Положительно нам везет! — кричал Жерар со своего наблюдательного поста. — Отсюда мне этот островок кажется маленьким Эдемом. Вот ивы купают в водах свою серебристую листву. Тополи возвышаются горделивыми пирамидами над зеленою чащею. Найдем ли мы только подходящую площадку, чтобы опуститься? Никогда ни топор, ни коса не касались этой богатой растительности, которая кажется непроницаемой. Точно гнездо дрозда! Неужели нам придется сесть на верхушку дерева? Вот было бы оригинально! Впрочем, для эпиорниса это должно быть делом привычным!

Они были как раз над островом. Анри замедлил ход машины, и они уже два раза облетели вокруг острова, а Жерар все еще не мог найти в густой зелени хоть малейшую поляну.

— Ну, так и есть! — сказал он, когда аэроплан уже в третий раз начинал кружиться над островом. — Не видно ни пяди земли. Придется сесть на ветку, как настоящей птице, или искать другой остров!

— Ни за что! — решительно возразил Анри. — Машина не может продолжать работать даже десяти минут, не подвергая нас опасности. Выбериместо, и мы спустимся. Я буду ждать сигнала!

— Можно! — сказал Жерар. — Я вижу исполинское дерево, простирающее свои ветви во все стороны. Это, должно быть, баобаб. Я узнаю его по широким листьям. Рискнем! Левее! Еще немного… Довольно. Теперь подадимся метров на десять вперед. Прекрасно. Теперь спускайся. Кажется, мы найдем достаточную точку опоры. Затем предстоит еще задача: как слезть с этого насеста?

— Сначала только бы сесть на него!

«Эпиорнис» тихо опускался, как парашют, и без резкого толчка упал на широко раскинувшуюся листву огромного дерева.

ГЛАВА XVII. Старый бонза Джальди

«Лазурный гигант» опустился на вершину дерева, как будто бы делал это всю свою жизнь. Ветви чуть поколебались под его тяжестью. Он очутился на вершине баобаба, как в гнезде. Переплетенные ветви, казалось, только и ждали его прибытия.

— Великолепно! — воскликнул Жерар, боязливо наблюдавший за малейшим движением аэроплана. — А теперь привяжем нашу птицу, чтобы она не улетела без нашего ведома, и ты можешь на досуге заняться починкой!

— Да, я не стану терять времени! — отвечал Анри. Зацепились якорем за ветви и крепко привязали машину.

— Пока ты тут работаешь, — сказал Жерар, — я пойду, осмотрю местность. Может быть, разыщу пресной воды, чтобы наполнить наш бочонок, не то нам потом придется плохо!

— О, сагиб, возьми меня с собой! — взмолился Джальди.

— Нет, — решительно отказал Жерар. — Может быть, чаща — непроницаема. Ты не вынесешь долгой ходьбы. Кроме того, ты должен остаться здесь, чтобы указать мне место, где мы остановились. Иначе как же я его найду? Вот тебе колокольчик, звони каждые пять минут, это и будет сигналом. Видишь, ты необходим здесь!

— А главное, без шалостей, и будь послушен! — строго сказал Анри. — Я буду работать, а ты оставайся там, куда тебя поставит сагиб Жерар, и исполняй его приказания!

— Слушаю и повинуюсь! — отвечал Джальди, принимая колокольчик.

Колокольчик этот остался после крушения на «Соме» и Жерар, разыскав его случайно в своем багаже, быстро придумал ему употребление.

Определив место маленькому часовому, Жерар попробовал слезть с дерева. Он сидел верхом на ветви.

— Ух! Это не очень-то легко. Ветви переплелись между собой, как змеи. Ну, нечего делать, придется, может быть, получить несколько царапин. Смелее! Ай! Моя бедная голова! Гоп! Вот так!..

Продравшись сквозь листву, протискиваясь и ногами, и руками, Жерару удалось выбраться из ветвей дерева, переплетенных еще лианами, которые обвили ствол непроницаемой завесой за сто метров вышины. Он очутился на мягком, как бархат, ковре из мха.

Всюду росли исполинские деревья. Их корни ползли по земле, как чудовищные змеи. Густой мрак, абсолютная тишина царили в этом девственном лесу. Должно быть, на острове не было птиц или они не пели в это время года, но ни малейший крик или щебетание не нарушали молчания. В удушливом воздухе пахло смолою и еще каким-то сильным ароматом. Защищаясь, сколько возможно, от шипов остролистных и стреловидных растений, заграждавших путь, Жерар отважно проник в чащу, убежденный, что среди такого обилия растительности непременно должен быть источник.

Он с трудом подвигался вперед, заботливо поглядывая по временам на свой компас, чтобы не заблудиться. Впрочем, звон колокольчика доносился до его слуха, и он надеялся, что сумеет найти дорогу к приютившему их дереву.

Целый час бродил он по лесу, с усилием прокладывая себе путь, и не встретил ни малейшего признака ручья. Выбившись из сил, тяжело дыша, весь исцарапанный, с окровавленными руками, Жерар уже начинал сомневаться в успехе своего предприятия, как вдруг до его слуха долетело слабое журчание. С криком радости бросился он через чащу кустарников, перелез через поросший травою откос и стрелою добежал до ручейка, мирно катившего свои прозрачные воды по белым, гладким камнем. Жерар быстрым движением сбросил с себя куртку, облил себе голову водой, с жадностью напился и умылся.

Потом он наполнил бочонок водой и пустился в обратный путь. Ему жаль было расставаться с прохладным ручьем, но он боялся, что долгое отсутствие обеспокоит брата.

Пробираться через лес с полным бочонком было еще труднее. Однако пробитая им в чаще тропинка значительно облегчала обратный путь и он нашел бы дорогу даже без колокольчика Джальди, звон которого, по мере приближения к баобабу, раздавался все яснее и яснее.

Вдруг правильный звон сменился пронзительным, неистовым, беспорядочным, тревожным звоном.

Что случилось?

Жерар спешит, но бочонок мешает ему; с каждым шагом он запутывается в цепких лианах, обвивающих вековые деревья. Наконец он преодолел все препятствия, пробился через чащу. Колокольчик безумно звонит. Вот Жерар у подножия баобаба. Он взглянул наверх и остановился, пораженный.

Спиной к нему, согнувшись, сидит Джальди. Обеими руками он обхватил какого-то гиганта с белой бородой, который мечется, как черт, и потрясает в воздухе колокольчиком.

Жерар быстро сообразил, в чем дело. Одним прыжком он очутился около дикого жителя острова, с которым не побоялся помериться силами Джальди. Дикарь обернулся и издал несколько нечленораздельных звуков.

Жерар, увидев это красное, обросшее белой как снег бородою, лицо, тотчас же признал гамадрила, или серого павиана, — самую большую и самую свирепую породу обезьян, какие только существуют. Стиснув зубы, животное одной рукой потрясало с каким-то упоением колокольчиком, а в другой держало огромную палицу — должно быть, какой-нибудь сломанный бурей сучок, которым павиан инстинктивно вооружился. Увидав Жерара, павиан отступил и глухо заворчал.

— Джальди, — сказал вполголоса Жерар, — пока я его отвлеку, скорее взбирайся выше. Да торопись же!

— Мой колокольчик! — простонал Джальди. — Злой старик взял мой колокольчик! Вор!..

И он дал несколько пинков ногой обезьяне, стараясь внушить ей, что чужое добро впрок не идет.

— Какая важность твой колокольчик!.. — пробормотал Жерар, приближаясь к животному, которое показало ему два ряда страшных зубов. — Ах, так ты гримасничаешь! Но я тебя не боюсь…

Отступая шаг за шагом перед сверкающим взглядом Жерара, огромная обезьяна скрежетала зубами, дико вращала глазами, испускала хриплые, неприятные звуки и махала палицей. Очевидно, ей хотелось размозжить череп своему противнику, но в то же время она боялась его. Но вот павиану вдруг пришла в голову иная мысль: с торжествующим криком он отбросил дубинку, схватил Джальди, как перышко, перекинул его через плечо и, прыгая с ветки на ветку в четырех-пяти метрах над землей, продолжал левой рукою звонить в колокольчик.

Джальди вскрикнул. Павиан тотчас же наказал его, шлепнув по голове, и поскакал дальше. Он уже исчезал в листве, как вдруг послышался выстрел. Пуля попала ему в голову. Он испустил почти человеческий крик и упал в предсмертных судорогах к ногам Жерара. В это время показался на дереве и Анри. Он легко спрыгнул и очутился рядом с убитым павианом, сжимавшим в своих объятиях мальчика.

Джальди спешно осмотрели, он оказался цел и невредим. Отложив до более удобного момента вполне заслуженный выговор Джальди, все трое отправились к «Эпиорнису». Джальди, как только его поставили на ноги, вспомнил о своем милом колокольчике. Он тотчас же бросился к окровавленному телу павиана, перевернул его тяжелый труп и вырвал из судорожно сжатой руки предмет раздора — колокольчик. Затем он последовал за братьями, которые ловко взбирались по ветвям, таща за собой бочонок. Джальди не отставал от них. Скоро они достигли аэроплана. Прежде всего они напились. Хорошо закупоренная в бочонке вода была прохладна и прозрачна и освежила их.

— Ну, теперь отвечай, Джальди! — сказал Жерар. — Как ты очутился внизу?

Джальди виновато опустил голову.

— Главное, не лукавь, — строго заметил Анри. — Не лги! Ты дурно поступил: признайся в своей вине, и тебе скорее простят!

— Я буду говорить правду, сагиб. Мне стало скучно сидеть на дереве. Ах, как скучно! Ты работал и забыл обо мне. Жерар-сагиб тоже не возвращался несколько часов. Тогда я решил, что можно спуститься на ветку пониже и посмотреть, не идет ли он?

— Хорошо ты слушаешься. Ты ушел со своего места. Ну, дальше?..

— Потом я подумал, что если я спущусь еще пониже, он лучше услышит колокольчик…

— И с ветки на ветку спустился на землю?

— Потому что я увидел внизу Жерара-сагиба.

— Меня? Не может быть!..

— Мне так показалось. А это был…

— Павиан! Благодарю! Очень лестно узнать, что я так похож на обезьяну!

— Ну, — продолжал Джальди, — а потом оказалось, что это был не ты! Это был. старый-престарый сагиб. Я подумал, что это один знакомый почтенный бонза, но нет, это, оказалось, презлой старик… Он отнял у меня колокольчик и принялся трезвонить. Чем громче я кричал ему, чтобы он отдал мне его, тем сильнее он звонил…

— Так что, услышав шум, я пошел посмотреть, что случилось, и пришел как раз вовремя, чтобы спасти эту мартышку из когтей его сородича, — сказал Анри. — Положительно, Джальди, ты так непослушен, что когда-нибудь подведешь нас. Ты вот все говоришь, что любишь Жерара-сагиба и благодарен ему, а между тем ты уже два раза чуть не погубил его!

Слезы навернулись на глаза маленького индуса.

— Джальди любит Жерара-сагиба и великого сагиба тоже! Любит всем сердцем! — всхлипывал он. — Джальди — несчастный! Верь мне, великий сагиб! Джальди не лжет. Это только рабы лгут! Верь мне, великий сагиб!

— Ну, полно, — успокоил его Жерар. — Ну, как же тебе верить, когда ты то и дело не сдерживаешь своих обещаний? Обещал сидеть на месте, а чуть я только скрылся из виду, ты слез с дерева. Пойми ты, как это неприятно великому сагибу, который всегда во всем держит слово!..

— Когда Джальди вырастет большой…

— Нет, милый мой. Дело не в возрасте. Сдерживать слово можно и в десять лет, и в сорок!

— А если Джальди всегда будет послушен, будут ли добрые сагибы любить его? Будут ли они ему верить?..

— Даже уважать его будут! — сказал Жерар, хлопая его по плечу. — Ты понимаешь, что значит уважение, Джальди?

— Да!.. Жерар-сагиб, например, уважает великого сагиба.

— Верно.

— А великий сагиб уважает Жерара-сагиба, это видно по глазам!

— И это верно! — повторил Анри, бросив на брата взгляд, полный гордости и братской любви. — Вот старайся во всем подражать ему, Джальди, и ты будешь честным человеком!

— Ну, — сказал Жерар, — а что поделывает «Эпиорнис»? Как подвигается работа?

— Мы могли бы отправиться дальше; но не лучше ли нам отдохнуть эту ночь?

— Только бы гамадрилы не вздумали посетить нас. Впрочем, мы можем по очереди дежурить!

— Джальди тоже!.. Сагибы позволят ему дежурить? — просил ребенок.

— Да, — отвечал Жерар. — Ты будешь дежурить первый, как только мы пообедаем. Вот тебе часы. Ровно через два часа разбуди великого сагиба. А он меня разбудит через два часа. Я же подниму вас обоих, когда пора будет собираться в дорогу!

После скромного обеда оба брата заснули под охраной Джальди, хрупкий силуэт которого виднелся на фоне голубого неба, как бронзовая статуэтка. Неподвижно устремив глаза в пространство, маленький индус предался размышлениям о всем, что он пережил в течение дня. Вспоминая свою короткую жизнь, ребенок принял одно из тех решений, которые навсегда определяют цель человеческой жизни в стремлении к доброму и прекрасному. Пример обоих братьев, их спокойное мужество, взаимная любовь и уважение, не покидавшие их даже в минуту самых страшных испытаний, пробудили в нем желание подражать им. Слова Жерара глубоко запали в душу маленького дикаря. Ребенок может сделаться честным человеком!.. Он может заслужить уважение этих добрых, гордых сагибов! Маленькое жалкое человеческое существо чувствовало нравственное величие, истинное, не показное достоинство этих двух характеров. Ум его внезапно просветлел. Он понял, что уважение не заслужить ни принадлежностью к высшим кругам общества, ни богатой одеждой, что самый смиренный может быть достоин уважения. Еще раз в истории человечества благородный пример, братски протянутая рука зажгли святую искру, которая таится в сердце каждого, и которой немного нужно, чтобы она разгорелась в яркое пламя и осветила всю жизнь.

Время шло быстро. Джальди разбудил, как было приказано, Анри и заснул с сознанием, что исполнил свой долг.

Ночь прошла без приключений.

Рано утром Жерар разбудил товарищей и приготовил завтрак. Потом развязали канаты, которыми был привязан аэроплан, все сели на свои места, и «Эпиорнис» поднялся ввысь.

Скоро «Остров обезьян» снова принял вид зеленой непроницаемой чащи. Они покинули его без сожаления, и скоро он совсем исчез в беспредельной синеве.

День был тихий. Ни циклонов, ни падающих метеоров. Не встретили они также и земли. Только к вечеру зоркий глаз Жерара разглядел внизу большой корабль. Но было невозможно разглядеть, был ли то неприятельский или дружественный корабль. Наученный горьким опытом, Анри нажал рукоятку. Гигантская птица поднялась на триста метров выше и должна была казаться на такой высоте точкой. Корабль плыл в противоположную сторону и скоро исчез в тумане наступавшей ночи.

Звезды зажглись одна за другою вокруг аэроплана. Миллионы созвездий выступили на темном небе, как бриллиантовый дождь. Луна взошла, светлая, как опал, и снова зашла. А фантастическая птица все летела по неведомым воздушным равнинам, унося своих пассажиров.

Забрезжил день, и Жерар увидел в нескольких километрах на севере зеленеющую землю.

— Цейлон!.. Цейлон!.. — разбудил он веселым криком спавших товарищей.

ГЛАВА XVIII. Благоухающий Цейлон

«Остров пряностей» расстилался перед путешественниками, как корзинка цветов. До них долетал аромат, как от огромной коробки с духами; сладкий запах роз, жасминов, тубероз, лотосов, лилий, померанцевых, лимонных, гранатовых деревьев смешивался с едкими испарениями перечника, каперсового куста, гвоздичного дерева и сотней других ароматов, по смеси которых узнаешь остров Цейлон за несколько миль.

Решили выждать наступления ночи, чтобы спуститься в надежное место. Тем временем Анри, несмотря на овладевшее им нетерпение, старался держаться как можно выше. Жерар тоже сдерживал себя. Но Джальди, лишь только завидев остров, казалось, совсем сошел с ума. Перегнувшись через борт, он приветствовал свою родину, которую покинул из любопытства и любви приключений. О, как он проклинал тот несчастный день! Он рассказывал все подробности событий этого дня. В Коломбо пришел большой пакетбот; он шел в Китай. Джальди пришел в гавань с отцом и захотел осмотреть красивый корабль. Отцу его, бедному переводчику и проводнику, было не до посещений судов, и он не обратил внимания на просьбу Джальди. Мальчик был упрям, он непременно хотел видеть большой корабль, и вот, воспользовавшись моментом, когда отец, повстречав знакомого бонзу, рассыпался перед ним в изъявлениях вежливости, мальчик, как угорь, скользнул по людной гавани и пробрался на пакетбот.

О, скольких слез стоило ему это непослушание. Сколько слез пролили, вероятно, в жалкой хижине переводчика!

Корабль между тем снялся с якоря и, когда Джальди вылез из своего угла, где спрятался, чтобы его не поймали раньше времени, был уже в открытом море. С этого времени начались побои и колотушки! Переходя С места на место, он очутился на «Соме», сделавшись козлом отпущения для Джека Тара и всего экипажа. Он уже потерял всякую надежду увидеть когда-либо отцовский дом, родную землю, которых лишился по своей вине.

Теперь он был как в бреду, не помнил себя, кричал, взывал. Слезы текли по его бронзовому личику. Он наверное опять выпрыгнул бы за борт, если бы стоявший у руля Жерар не ухватил его вовремя за блузу.

— Мне пришла мысль, — сказал Жерар брату, прислушиваясь к рассказу Джальди, — что отец мальчика может помочь нам. Он профессиональный проводник и переводчик. Нам нужны и тот, и другой. Он беден, и желание заслужить хорошую награду придаст ему рвения. Кроме того, он, должно быть, хороший человек — посмотри, как любит его этот непослушный сорванец.