Из соседней комнаты раздался звук быстро открываемых, затем закрываемых створок шкафа.

— Эй, сестричка, — позвал Боб из столовой, — куда я сунул прошлой ночью тарелки, которые вымыл?

Джанис и Алана обменялись взглядами, затем прыснули со смеху. Боб сунул голову на кухню.

— Что здесь смешного? — спросил он.

— Тебе не понять, — ответила Алана. — Но все в порядке. Во всяком случае, я люблю тебя.

Она поднялась на цыпочки и быстро поцеловала Боба в щеку.

Виду него сначала был удивленный, а затем он очень обрадовался. В ответ Боб начал было крепко обнимать Алану, но, вспомнив, остановился. Он с неожиданной нежностью похлопал ее по плечу и дотронулся до кончика носа указательным пальцем.

— Ты выглядишь лучше, сестричка. Раф был прав — тебе нужно было побыть дома.

Затем Боб покачал головой и улыбнулся, бросив на Алану немного расстроенный взгляд. Он все никак не мог привыкнуть видеть в сестре современную женщину, а не женщину, заменившую ему мать.

— В чем дело? — спросила Алана.

— Каким образом ты умудрилась стать такой маленькой? — разочарованно протянул Боб.

— Просто ты вырос. — Он улыбнулся.

— Пожалуй, ты права. А почему ты не идешь переодеваться? Давай я дочищу картошку и накрою на стол.

Алана моргнула, удивленная таким предложением. Затем моргнула еще несколько раз, стараясь сдержать навернувшиеся слезы. Боб заботился о ней так же, как обычно заботился о Мери.

— Спасибо, — поблагодарила Алана охрипшим голосом. — Я не возражаю.

Она быстро приняла душ, затем забралась на второй этаж, завернувшись в безразмерный велюровый халат Боба, который обнаружила на крючке в ванной комнате на первом этаже. Она стояла перед шкафом и пыталась выбрать подходящий наряд из вороха одежды, упакованной для нее Бобом.

После довольно долгого колебания она остановилась на слаксах из тяжелого шелка густого шоколадного цвета. Блузка, которую она выбрала, была огненно-красного цвета с длинными рукавами, нежная ткань блузки, а также застежки резко контрастировали со строгим покроем.

Алана машинально начала застегивать блузку на все пуговицы, скрыв таким образом цепочку, которую постоянно носила. Вдруг она остановилась, осознав, что ей не надо больше прятать подарок Рафа по случаю их помолвки. Уже нестрашно, если ее вдруг спросят о необычном узоре на ожерелье.

Джек мертв. Ей не нужно больше скрывать тот факт, что половина «прекрасной провинциальной пары» носит в соблазнительном углублении на шее подарок другого мужчины.

Алана поправила расстегнутый воротничок. Изящный символ бесконечности дрожал и поблескивал при малейшем движении головы. Она дотронулась кончиком пальца до эмблемы и почувствовала первые симптомы спокойствия, обосновавшегося где-то глубоко внутри, ощутила, что сделан следующий шаг на пути к выздоровлению. Впервые с тех пор, как очнулась в госпитале, она поверила, что не только перенесет все лишения, но и сможет вновь полюбить. Даже если ее ночные видения и окажутся правдой.

— Алана? — Голос Рафа раздался с нижней ступени крутой лестницы. — Ты готова?

— Почти, — прошептала она слишком тихо, чтобы ее мог услышать Раф. — Почти.

Она поспешила вниз, впервые после шести страшных дней испытывая настоящий голод. Высокогорный воздух оказал волшебное влияние на ее аппетит.

То же можно было сказать и о других. Даже после обеда, состоявшего из форели, картофеля, зеленой фасоли и печенья, каждый нашел местечко и для яблочного пирога.

Раф резал яблочный пирог на ломтики и под аккомпанемент добродушных жалоб, кому из присутствующих достался больший кусок, раскладывал пирог по тарелкам. Боб и Стэн несколько раз обменивались порциями, пока наконец Раф не сдался и не поставил между ними тарелку с последним куском.

Раф, улыбаясь, смотрел, как Алана дожевала последний кусочек щедро отрезанной им для нее порции пирога. Когда она откинула голову и вздохнула, как бы подавая знак, что слишком сыта, чтобы двинуться с места, Раф заметил, как блеснуло золото брелока у основания шеи.

Мозолистым пальцем он провел по всей длине цепочки и по изящной эмблеме.

— Ты все еще носишь ее, — нежно произнес он.

— Я никогда и не снимала ее с тех пор, как ты мне ее подарил.

Глаза Рафа стали рыжевато-карими в лучах послеполуденного света, льющегося из окна, и смотрели пристально.

— Даже после того, как я вернул твое письмо? — спросил он, внимательно всматриваясь в нее.

— Да. Это все, что у меня от тебя оставалось.

Подушечкой пальца Раф нежно погладил шею Аланы.

— Жаль, что мы не одни, — прошептал он. — Мне бы очень хотелось поцеловать тебя. Много раз. В разные места. А тебе этого хочется, цветочек?

Лицо Аланы вспыхнуло. Она смущенно улыбнулась.

— Да, — прошептала она. — Мне хочется.

Затем Алана бросила взгляд через стол и заметила, что Стэн внимательно наблюдает за ней темно-синими, кажущимися почти черными глазами. Его светлые волосы переливаются в лучах солнечного света, проникающего сквозь окошко охотничьего дома и падающего на могучие плечи. Женщина быстро отвела взгляд, будучи все еще не в состоянии смириться с удивительным внешним сходством Стэна с Джеком Ривзом.

Когда Стэн спросил Рафа об особом виде засушенной мушки, Алана повернулась к Джанис и задала ей первый пришедший в голову вопрос.

— И все же ты не похожа на связанного с путешествиями агента, каким я его себе представляла. Как ты выбрала себе эту профессию?

Наступила внезапная тишина, затем случайный разговор между женщинами возобновился.

Алана быстро взглянула на Рафа, желая понять, не допустила ли она какой-либо оплошности.

Раф, явно увлеченный беседой со Стэном, умышленно не замечал ее взгляда.

— Извини, — обратилась Алана к Джанис, — Я задала неверный вопрос?

Джанис криво улыбнулась, скосив глаза на Рафа.

— Я бы сказала, что ты задала как раз правильный вопрос, — произнесла она.

Раф резко поднял глаза, но ничего не сказал.

— Я была психиатром, —объясняла Джанис. — После десяти лет работы сломалась. Слишком много проблем. И так мало решений.

Голос звучал непринужденно, но глаза были сощурены: воспоминания все еще были достаточно свежи и причиняли ей боль.

Алана думала о том, что произошло с Рафом, с ней, с Джеком. Так много проблем. И так мало решений.

— Так я стала особенным агентом, связанным с путешествиями, — продолжала Джанис. — Я подбирала людей для совместного времяпровождения, которое принесло бы им максимальную пользу.

— Решение проблем, — заметила Алана.

— Да.

Алане хотелось задать еще вопросы. Ей вдруг стало интересно больше узнать о прошлом Джанис, о затруднениях, которые вынудили ее сменить профессию.

И о Рафе, который давно знал Джанис.

— Тебе хочется услышать о том, что произошло? — спросила Джанис.

— Если ты не возражаешь, — ответила Алана.

Джанис и Раф быстро обменялись взглядами. Он слегка поднял брови, затем пожал плечами.. Джанис вновь обернулась к Алане.

— Я работала на правительство, как и Раф, — рассказывала Джанис.

Хотя она говорила тихо, при первых же словах разговор между Стэном и Рафом смолк.

Стэн сурово посмотрел на Джанис, затем вопросительно на Рафа. Раф проигнорировал его взгляд. Стэн, казалось, собрался заговорить, когда Раф жестом прервал его.

— У мужчин и женщин, которым приходится работать в невыносимых условиях, — спокойно объясняла Джанис, — часто возникают проблемы с самими собой. Если что-то срывается и люди погибают или если ничего не случается, а люди все равно погибают, ответственное лицо должно жить с камнем на сердце.

Алана взглянула на Рафа. Глаза были непроницаемы, в них ничего нельзя было прочесть.

— Ключевые слова — «ответственное лицо», — Пояснила Джанис. — Это умнейшие люди, которым не безразлична судьба мира. Они актеры, а не зрители. Они управляют и собой, и жизнью.

Джанис криво усмехнулась и сделала маленький глоток кофе.

— По крайней мере, — тихо добавила она, — думают, что управляют. Затем все превращается из конфетки в говно, и они остаются в полном недоумении, что же все-таки нанесло предательский удар. Моя работа заключалась в том, чтобы объяснять им, что их раздавила, расплющила действительность.

Стэн издал звук, напоминающий нечто среднее между протестом и смехом. Когда Джанис взглянула на него, он подмигнул ей. Женщина наградила его нежной и чувственной улыбкой.

Алана ощутила почти неуловимые нити любви и уважения, связывающие двух людей.

— Встречались разные люди, — продолжала Джанис, вновь повернувшись к Алане, — но те, с которыми я имела дело, обычно делились на три категории. К первой принадлежали те, которые не могли смириться с непредсказуемой беспощадной действительностью и просто увядали, живя особняком.

Алана опустила глаза на маленький кусочек пирога, оставленный на тарелке, и подумала о том, что она была одной из тех, кто не мог смириться.

— Ко второй категории относились люди, которые выжили ценой подавления собственных ощущений несоразмерности, путаницы и страха. Эти люди выполняли именно то, чему были обучены, и делали это великолепно.

Алана взглянула на Рафа, который внимательно наблюдал за ней. На мгновение он коснулся кончиком пальца золотого знака, который Алана носила на шее. — Третья категория, — продолжала свой рассказ Джанис, — состояла из людей с очень бедным воображением, но великой верой в инструкции, благодаря чему они обладали той неподкупной ясностью, что вселяет в некоторых людей религия.

— Это, должно быть, славно, — заметила Алана.

— Не знаю, — откликнулся Раф. Джанис подняла чашечку с кофе, вздохнула и опять опустила ее, так и не попробовав темную жидкость.

— Люди первой категории, не желающие смиряться, не слишком долго остаются главными действующими лицами, — резко произнесла Джанис. — Люди третьей группы, те, которые строго следуют инструкциям, действуют весьма неумело в быстро меняющихся полевых условиях. Мы заботились о том, чтобы обеспечить им офисные условия, как только представлялась возможность.

— А вторая категория? — Алана задала вопрос Джанис, но не сводила глаз с Рафа.

— Люди, относящиеся ко второй категории, выполняли основную работу, — ответила женщина. — Именно они, оставшиеся в живых, любой ценой доводили до конца порученное дело.

Морщины вокруг рта Рафа углубились.

— К сожалению, — произнесла Джанис, быстро взглянув на Рафа, — рано или поздно оставшиеся в живых платили слишком высокую психическую цену, когда сталкивались лицом к лицу с беспорядочностью действительности и осознанием того, что Супермен существует лишь в мультфильмах.

Алана дотронулась до уголка рта Рафа так же осторожно, как он коснулся ее цепочки. Он повернул голову и нежно поцеловал кончик ее пальца.

— Настоящие мужчины проливают кровь и совершают ошибки, — тихо продолжала Джанис. — И если однажды, когда кризис уже миновал, оставшиеся в живых не могут справиться с ощущением собственной слабости, не могут смириться с тем, что любой на его или ее месте поступил бы лучше… да, тогда они начинают ненавидеть себя. Если они не могут примириться с фактом, что тоже способны испытать чувство страха, что могут быть ранены, даже сломлены и все равно оставаться чудесными, смелыми, полезными людьми, они готовы разорвать себя на части.

Рука Аланы задрожала. Раф поймал ее, поцеловал ладонь, затем выпустил ее руку.

— .Моя работа заключалась в том, чтобы помочь оставшимся в живых смириться с их собственными недостатками, с их человечностью. Мое предназначение состояло в том, чтобы помочь им признать самих себя. — Джанис пристально смотрела куда-то вдаль, через стол: картины прошлого воскресали перед глазами. — Потому что, если они не могли смириться с собственной человечностью, я теряла их. Я… теряла… их.

Джанис сжала руку в кулак и тихо постукивала по столу при каждом произносимом слове.

Алана непроизвольно накрыла своей ладонью руку Джанис.

— Это не твоя вина, — быстро возразила Алана. — Ты не могла раскрыть их души и заставить этих людей поверить в собственное достоинство. Все, что ты могла делать, это заботиться о них, и ты это делала.

Джанис долго смотрела на Алану. Затем печально улыбнулась.

— Но, если ты любишь их и теряешь, — произнесла Джанис, — это причиняет невыносимую боль. Спустя некоторое время таких людей стало слишком много, и я ушла с работы.

Алана бросила быстрый взгляд на Рафа, желая узнать, не был ли он для Джанис в числе «тех многих».

— Ты делала все возможное, — тихо убеждал Раф, — даже более того.

— Так же, как и ты. — Голубые глаза Джанис смерили его взглядом. — Ты считаешь, что этого было достаточно?

— Нет, — ответил он, выдержав ее взгляд. — Но я учусь жить с этим чувством. В конце концов.

Джанис долго смотрела на Рафа, наконец нежно улыбнулась.

— Хорошо, Раф Уинтер, — заметила она. — Очень хорошо. Это трудная штука, не так ли? Повернувшись, она посмотрела на Алану.

— На долю самых сильных, — тихо произнесла Джанис, — выпадают самые суровые испытания. Им приходится пройти долгий путь, прежде чем они смогут противостоять человеческим недостаткам. Но и потом во всем обвиняют себя. Они достигают определенного положения с трудом, в постоянной борьбе с собой. Некоторые выдерживают подобные испытания. Многим не удается.

Алана задумчиво посмотрела на Рафа. Мысль о том, насколько близко была она к тому, чтобы навсегда потерять его, как ножом полоснула по сердцу.

— Для сильных личностей, — продолжала Джанис, — это тот случай, когда чем скорее они смирятся с собственными недостатками, тем лучше для них. Слишком мало способов одержать победу над самим собой, и огромное количество опаснейших возможностей проиграть в этой борьбе.

Воцарилась тишина. Затем Джанис поставила на стол чашечку с кофе и оживленно подытожила:

— Достаточно о прошлом. Итак, кто собирается поймать сегодня самую большую рыбу?

— Я, — одновременно откликнулись Боб и Стэн.

Оба великана переглянулись, усмехнулись и начали заключать пари.

Раф и Джанис обменялись понимающими взглядами.

После того как Боб и гости ушли, Алана встала и начала убирать со стола. Раф поспешно взял тарелки из ее рук.

— Ты выглядишь слишком изысканно, чтобы носить грязную посуду, — произнес он. — Пойди сядь на кухне и поговори со мной.

Алана недоверчиво взглянула на Рафа. На нем были черные шерстяные брюки и черная рубашка, сшитая из такой тонкой шерсти, что была похожа на шелковую. Мягкая ткань облегала его мужественный торс.

— Ты тоже выглядишь очень элегантно, — заметила она.

Женщина коснулась темной ткани в том месте, где рубашка слегка натянулась на груди у Рафа. Ее рука почувствовала тепло его тела. Алане захотелось потереться об него, свернуться рядом в клубочек, подобно кошке, греющейся у огня. Затем у нее появилось желание просто держаться за Рафа, успокоить его, избавить в силу своих возможностей от мрачных мыслей о прошлом.

Алана не сомневалась, что Раф был одним из тех сильных людей, о которых рассказывала Джанис. Одним из тех, кто пережил труднейшее время, примиряясь с собственными недостатками.

— О чем ты думаешь? — спросил Раф густым, бархатным голосом.

— Что ты один из сильнейших людей.

— Так же, как и ты.

Эта мысль очень удивила Алану. Она не ощущала себя сильной личностью. Напротив, считала себя слабым, никчемным, глупым человеком, который прячется от самой себя и от действительности, прикрываясь потерей памяти и неразумными страхами.

Прежде чем она успела возразить, Раф заговорил. Голос его звучал тихо и убедительно.

— Ты сильная, Алана. Ты была ребенком, но все же сумела сплотить семью после смерти матери. Когда ты думала, что я погиб, ты увидела в карьере певицы единственный шанс душевно не сломаться, и ты воспользовалась им. А когда настал еще один переломный момент, ты боролась за жизнь. Боролась так храбро и сильно, как никто другой.

— Тогда почему же я испытываю страх? — прошептала Алана.

— Потому что этого недостаточно, — мрачно произнес Раф. — Ты раздавлена осознанием того, что удивительной женщины, так же, как и Супермена, в природе не существует.

— Я и не считала себя удивительной женщиной.

— Разве? Кто был самым сильным из Бурдеттов, к кому приходили те, у кого разбивались мечты и умирали любимые куклы? Твой отец? Ничего подобного. Прошли годы после смерти твоей матери, прежде чем он стал чего-то стоить. Что касается Джека…

Губы Аланы тронула печальная горькая усмешка.

— Джек был потребителем, — продолжал Раф сдавленным голосом. — Если бы не твое усердие, твой ум, твоя удивительная способность раскладывать песню на части, а затем по-новому, ярко компоновать ее, Джек так бы и остался еще одним тенором, поющим в пивных.

— У него был прекрасный голос.

— Только с тобой, Алана. Он это прекрасно знал. Он использовал твой талант, чтобы добиться для самого себя лучшей жизни. И действовал так, как будто Господь Бог дал ему на это право.

Алана закрыла глаза, услышав собственные непрошеные мысли, сорвавшиеся с языка Рафа.

— Я тоже использовала его, — прошептала она. — Я использовала его, чтобы выжить после того, как получила известие о твоей гибели.

— Разве ты требовала заключения брака? — Алана покачала головой.

— Я только хотела петь.

— Об этом мне рассказал Боб. Он вспоминал, как Джек преследовал тебя, пока в конце концов не заявил, что, если ты не выйдешь за него замуж, он не будет петь с тобой.

— Да, — прошептала Алана, голос ее дрожал.

— Джек точно знал, что ему нужно, и знал, как добиться этого. Когда речь заходила о его собственных удобствах, он был эгоистичен, как никто другой.

— Но он не хотел меня ни как жену, ни как женщину.

Раф грубо расхохотался.

— Неверно, Алана. Ты не хотела его. Он мог владеть твоим певческим дарованием, но не мог владеть тобой. Легкая дорожка к славе была гораздо важнее для Джека, чем секс, потому он и принял твои условия.

— Я и не хотела, чтобы он хотел меня, — произнесла Алана. Голос был напряжен, глаза слегка прикрыты, воспоминания и кошмары возвращались. Ее охватила дрожь, несмотря на тепло в доме, поскольку она опять ощутила полуденный холод перед грозой, услышала отдельные слова… Джек ругается, тянется к ней.

— Я думаю… — Голос Аланы дрогнул, затем прозвучал с такой нетерпимостью, что стал похож на голос незнакомки. — Я думаю, что на Разбитой Горе Джек хотел овладеть мной. Думаю, из-за этого мы подрались.

С парадного крыльца раздался смех Стэна, когда они с Бобом отпихивали друг друга плечами и каждый пытался первым пролезть в дверь.

Алана встревоженно качнулась. Открыла глаза, потемневшие от воспоминаний и ночных кошмаров.

— Нет, — прошептала она. — О Боже, нет.